Ribka

- Кил, ты как? Очень плохо? - рыжая с участием посмотрела на спутника. Еще один вздох. Тяжелую голову неумолимо клонило вниз. По ощущениям Киллиана, его бренные останки уже лизал погребальный костер, когда их снова вернули к жизни. Обеспокоенной эльфийке досталась слабая успокаивающая улыбка: - Нет, я в порядке. "Хорошо" звучало бы слишком явным обманом, а волновать еще больше юного рыжика правдой лучник не хотел. - Дурной сон? Хочешь воды, Киллиан? - Мэйт тронула ладонью его лоб, проверяя, нет ли сильного жара. - Да, спасибо, - пить в самом деле хотелось сильно. Северное солнце по прежнему щедро лило на них свой жар, прокравшись даже в мужской сон. Сознание все больше прояснялось, отмечая оголенный торс некроманта, слова про мазь. Киллиан вспомнил, что Мэйт говорила о чем-то таком и предлагала обработать ожоги... Горящие труселя Андрасте, но почему в телеге?!

- Мэйт, Мэйт! Киллеану совсем плохо, сделай что-нибудь! - Мэллит первой заметила ненормальное состояние лучника. - Может остановиться и перенести его в тень? Чей-то громкий голос ворвался в знойный полдень, развеяв тот рваными клочками. Наемник снова вскинулся, оглядываясь мутным со сна взглядом. Нет, телега все также катила по дороге, никто не нападал и не умирал. Короткий сон не принес облегчения, напротив, усталость прочно угнездилась в каждой частичке тела, вызывая тяжелый вздох. - Далеко еще? За спиной возницы было не видно, что впереди. Может все та же дорога, а может уже виднеются стены Сандарина.

В телеге места было не так и много, нечего было мечтать не только о том, чтобы лечь, но хотя бы вытянуть ноги. Наемник неловко устроился в задке телеги, подтянув согнутые ноги к груди и обессиленно уткнувшись в них лбом. И едва возница дернул вожжами, глаза его сами собой закрылись, не смотря на неудобство и боль, а еще через несколько минут тело лучника обмякло. Покачивание их транспортного средства на неровностях дороги превратилось в качку палубы корабля, скрип колес - в стон сосновых мачт. Киллиан слышал голоса своих соратников, один был особенно громкий, знакомый, предлагал вино. Они удалялись, растворялись... ... в шуме волн золотых колосьев пшеницы, тяжелых от созревшего урожая. Пряный воздух над ними дрожит, плавится, звенит от зноя. Солнце висит в зените раскаленным белым шаром. Вьется узкая тропинка, бежит по бескрайнему полю, зазывая за собой любого, кто осмелился ступить. В конце ее - недосягаемая кромка леса. И кто-то ждет под прохладной сенью крайних деревьев. Идти и идти, соленый пот пропитал одежду, сапоги поднимают облачка пыли с иссохшей земли. Горячая земля и горячий воздух. Жар скручивается тугим узлом вокруг груди, жжется. Больно. Горячо! Наемник вздрогнул, вскинул голову, беспокойным взглядом оглядывая своих спутников. И снова уронил голову на колени, затянутый в марево горячечного сна. Поле от края до края. Оно дышит, тяжело, натужно, обдавая путника знойно-теплым воздухом. Тонкая лента тропы теряется в его необъятных просторах. Ломкие стебли цепляются за одежду, роняют медовые слезы зерен, отмеряя пройденный путь. Пляшут над колосьями порождения зноя - миражи. Воздух полнится нежными женскими голосами, их певучие просьбы не имеют смысла - ослепшие от солнечного жара глаза все-равно ничего не видят. Только пшеничное море и узкую ниточку леса, неровно прочерченную по горизонту. И над всем разливается жар летнего полудня.

- Если бы это было выше моих сил, я бы не предложила, - сказала Мэйт и невольно перевела взгляд с Киллина на ближайшего воина-кунари. - Но как скажешь, Киллиан... Киллиан знал, что Мэйт искренне хотела помочь. Может несколько дней знакомства не такой уж большой срок, чтобы досконально изучить человека, но эту черту характера девушки - милосердие - он уже знал, как неотъемлемую её часть. Знал и то, что непременно попросил бы о помощи, если бы чувствовал, что не сможет дойти сам. Наёмник тихо вздохнул, не в силах различить в голосе ривейни присутствия обиды. Но если та и была, он бы все-равно не стал сожалеть о своем решении. И даже не потому, что сил на любые чувства не осталось. Пусть Мэйт не уступит в силе и Лангрену, а сам Киллиан совсем не рыцарь, но то был естественный порыв облегчить немного тяготы самой девушке, ну, хотя бы не добавить их в физическом воплощении. Уж лучше и впрямь обратиться к одному из рогатых обитателей лагеря, хотя воспоминания о последней стычке с кунари были слишком болезненно ярки, чтобы желать держаться от них подальше.

- У вас есть выбор, мальчики. Либо вы оба опираетесь на меня по дороге к нанятой нами повозке, либо я попрошу кого-нибудь из местных вам помочь. Уверена, они не откажут. Наёмник несколько секунд молча смотрел на девушку. Не смотря на всю свою женственность, в категоричности своих намерений та могла бы поспорить даже с Грубер. Но последняя хоть ультиматумов не ставила. Какие бы эмоции не породили слова Мэйт в душе мужчины, на лице его читалась лишь усталость. Киллиан отрицательно качнул головой, поморщился от такого опрометчивого действия. - Не надрывайся, тебе ведь тоже досталось. Помоги Шейну. А я пока сам в состоянии идти. Мир за пределами клетки, в которую превратилось собственное тело, давно стал серым и невзрачным. Но если уж он сумел пройти всю дорогу от шахты до лагеря, то и до телеги добредет. Когда-то он сумел проделать путь куда длиннее... Для воспоминаний не было уже места в этом моменте, тем более, чтобы поделиться им с кем-то. Ничего больше не добавив к сказанному и лишь тихо вздохнув, Киллиан первым поплелся к выходу из кунарийского лагеря.

- Киллиан, а ты что думаешь насчёт лечения? - она подошла ближе, присела рядом, протянула ему бурдюк с водой. - Пить будешь? Наёмник слабо улыбнулся заботливой ривейни и покачал головой. Вода мало помогала от боли и пить больше он не хотел. В вопросе же лечения был полностью солидарен с Шейном. Говоря на чистоту, лучник хотел оказаться даже не на телеге, а в "Весле" или в поместье, чтобы зарыться там под одеяло, как прячется в норе раненый зверь. - Давайте убираться отсюда..., - хрипло проговорил он, ощущая, что с каждой секундой заставить себя снова двигаться все сложнее. Собрав в кулак остатки воли и цепляясь за скалу, из которой бил родник, Киллиан поднялся на ноги. Кажется, на какое-то время земля перестала убегать из-под них.

Что ж, хотя бы в этом можно было отдать Карастену должное - разговор с ним был краток и ясен, как полдень. Гулкий бас рогатого гиганта порой пропадал за шумом в ушах наемника, но самое главное тот уловил - их отпускают восвояси и просят не приближаться к лагерю на полет стрелы. С этим Киллиан был более, чем согласен и желал бы исполнить как можно скорее. Дорога от рудника забрала последние силы, а разговор - пусть и весьма недолгий - он выстоял не иначе как милостью Андрасте. Но развернувшись вслед за соратниками, чтобы уйти, лучник ощутил, как мир буквально поплыл перед глазами, а вместе с ним поплыла и земля под ногами, рискуя опрокинуть и самого мужчину*. Пошатнувшись и сгорбившись еще сильнее, он пьяно шагнул к роднику и осел на обрамлявшие тот камни, что сброшенный с плеча мешок, набитый репой. Дрожащая рука окунулась в холодную воду - быть может та поможет прояснить сознание и унять разъедающий как кожу под рубашкой, так и сжигающий изнутри жар. Ну, или хотя бы это сойдет за достойный небольшой задержки предлог. Всего на минуточку. Если же кунари покажется, что чужак не слишком ретиво выполняет распоряжение Карастена, то могут взять его за шкирку и выкинут за ворота, как шелудивого уличного кота, тайком пробравшегося в дом. * Стойкость - провал

Киллиан отстал от своих соратников на подходе к лагерю, когда увидел двух рогатых воинов у телеги, чтоб им в Бездну провалиться вместе со всеми своими сородичами! В голове плыло и глухо шумело в ушах, приглушая окружающие звуки, но наемник вытянул из кармана с таким тщанием свернутую тетиву, закрепил петлю в зазубрине на одном конце лука, потом упер его в землю и попытался согнуть, чтобы проделать то же самое со второй петлей. От усилия в глазах потемнело, а голову закружило, будто он в одиночку опорожнил целый кувшин крепкого гномьего пойла. Тело задрожало, отзываясь болью. И пришлось самым неподобающим образом сжать роговые пластины на устремленном в небо плече оружия, чтобы устоять на ногах. Наверное, не было смысла в том, что мужчина делал. Если бы кунари были намерены напасть, они успели бы зарубить его прежде, чем удалось совладать с головокружением. Хотя, кто разберет этих рогатых уродов, их законы и образ мышления находился на совсем другом конце от того места, где были убеждения самого лучника. Ни один народ Тедаса не вызывал у него столько удивления и протеста, сколько кунари. А потому - каковы бы ни были планы Карастена - наемник продолжал свои попытки. Удачной стала только четвертая. А сам мужчина покрылся холодным потом и цветом кожи почти сравнялся со своими противниками. И готовое к стрельбе оружие в ослабевшей ладони совершенно не прибавило ему уверенности. Тяжело переведя дух, Киллиан, наконец, поравнялся со своими соратниками.

Предложение опереться было заманчивым, но наёмник не стал подвергать проверке выносливость девушки. Даже если ей и впрямь под силу тащить на себе сразу двоих, то силы ей все же стоило поберечь теперь, когда отряд не знал, что ждёт их впереди. Вполне могло статься, что новый бой. И Киллиан всерьёз переживал, сможет ли согнуть лук, натянуть тетиву, не то, что снова стрелять из своего оружия. Так что лучник просто стиснул зубы и продолжил переставлять длинные ноги, что аист, бредущий по болоту, разве что грации в птице было куда как больше.

Их скорбная процессия вдруг застопорилась и Киллиан остановился, поднимая озадаченный взгляд от дороги. Прислониться к деревянным балкам, обрамляющим выход из шахты, он не осмелился из опасения, что уже не двинется потом с места. - Бездна..., - ругательству не хватило нужного запала. Но причина остановки не радовала. Кара была одна и явно звала их за собой, а значит что-то случилось с рыжиком. Создатель, смилуйся, пусть неугомонная эльфийка просто потеряет сознание по дороге к лагерю рогатых или ногу там подвернет! Потому что сейчас наёмник был не в силах помочь девушке даже в такой малости, как предложить свое плечо в качестве опоры.

Наемник, рефлекторно переставляющий ноги и только потому еще сохраняющий способность двигаться, отстраненно дивился, какой же Страж болтливый мужик. И чего к этому рогатому прицепился с именем? Не все ли равно? Но видать Лангрену было дело до того, как запечатлеть в памяти одного из тех, с кем судьба ненадолго столкнула вместе. Лучник, конечно, тоже надолго запомнит обстоятельства их встречи с Атлок`сатом, но останется ли молодой мастер в памяти под этим прозвищем или же просто будет "тем самым рогатым", значения для мужчины не имело. Если проживет достаточно долго, то новые знакомства со временем вытеснят его из памяти. И все же как недальновидно было оставить телегу у кунарийского лагеря. Тут крылось противоречие, в том, что Шейн настоял на телеге на случай, если у них снова будут раненые и тем, что эти самые раненые плетутся теперь на своих двоих, поддерживаемые необходимостью и собственным упрямством. Но сетовать на подобную несправедливость тоже не было сил, все они уходили на то, чтобы не запнуться о какой-нибудь камень под ногами, да удерживать себя в вертикальном положении, не слишком сильно клонясь к земле. И все эти вялые мысли не находили отражения ни на посеревшем, осунувшемся лице наемника, ни хотя бы в убыстрившемся токе крови в его сосудах. Шаг, второй. Левая нога, правая. Вдох, выдох.

- Я тебя не виню. - подняв руку, Шейн коснулся плеча наемника, - Мне не в чем тебя винить, Киллиан, ведь в тот момент это был не ты. - ладонь соскользнула вниз, накрывая ноющую рану на боку, - Я ждал от нее чего-то подобного, и был готов. И знаешь, - некромант усмехнулся, качнув головой, - наверное, даже хорошо, что это был ты, а не, скажем, Лангрэн. Увернуться от стрелы проще, чем от меча. Брови наемника чуть дернулись вверх, выражая недоверие к словам собеседника. Проще ли?... Мысли забуксовали в поисках ответа и в конце-концов Киллиан просто пробормотал: - Я рад, что ты увернулся... Голова его свесилась и веки норовили закрыть глаза, держащая лук рука ослабила свой захват - тело настойчиво требовало отдыха. Мягкой постели, целительного зелья и заботливой хорошенькой сиделки. Киллиан едва заметно улыбнулся собственной недостижимой мечте.

Казалось, все внимание наемника сосредоточилось на таком простом действии, как свернуть снятую тетиву и убрать в карман. И делал он его со всем тщанием, сосредоточенно и неспешно. Но Киллиан внимательно прислушивался к разговору рядом со спасенным кунари, восстанавливая дыхание и приноравливаясь к болезненным ощущениям за методичными движениями. Терпеть боль наемнику было невпервой. Избранная им стезя подразумевала постоянную опасность и близость смерти и далеко не всегда рядом оказывался кто-то, кто мог перевязать, подддержать, вынести бесчувственное тело из схватки. Но воли - вот бы удивился Страж, говори мужчины вслух, а не держи мысли при себе - лучнику было не занимать. Иначе он умер бы еще тогда, в Чудовых лугах. Наконец, преодолев подъем собственного тела на ноги, мужчина постоял, дожидаясь, когда прояснится в глазах. Потом поплеся к выходу из пещеры, стремясь к узкому проходу шахты, где можно было бы опираться рукой о стену. Собирать стрелы в этот раз было выше его сил. Дойдя до некроманта, наемник остановился. Одежда на боку последнего потемнела от крови, но не от выстрела лучника. Тяжело привалившись к стене рядом, Киллиан произнес: - Прости, что пытался убить тебя... В народе говорили, что страшнее малефикаров только одержимые маги. Стать марионеткой в их руках, пусть и на короткий промежуток времени, испытать на себе непреодолимую чужую волю - то еще моровое удовольствие. И вряд ли стоило стыдиться случившегося. Но не очистить свою совесть хотя бы словами Киллиан не мог.

Его заботливая спасительница безмолвно исчезла, стоило только открыть глаза. Может она ему приснилась, хоть слова Мэйт, хлопотавшей над Лангреном и говорили об обратном? Но сейчас наёмник был даже рад, что он остался один: - Я сам... Сам сядет, встанет, контролируя каждое осторожное движение, чтобы минимизировать боль. А пока занимаются остальными ранеными, у него была возможность ещё немного оставаться неподвижным, мелко подрагивая от невидимых ран. Да и в глазах ещё недостаточно прояснилось... Скосив взгляд, Киллиан коротко взглянул на эльфийку, на её неизменную мохнатую спутницу. Прикрыл веки, будто устав от такого простого действия. Правая рука зашарила рядом, пока пальцы не сжались на верном луке. Теперь наёмник мог сказать, кого он видел в Мэллит с первого дня их знакомства, видел, но не понимал, пока не вспомнил их имена среди прочих - сестренок. Сейчас они могли бы быть как раз возраста рыжика. Такие же стройные, красивые. Каштановые, с отчётливой рыжинкой волосы непременно были бы заплетены в толстые косы, а вместо кожаной куртки и штанов - добротные деревенские платья. А может они даже уже прошли бы в белых одеждах со своими избранниками на День лета - в деревнях рано выходили замуж. Но между девушками в его воображении и Мэллит не было ничего общего. И не могло быть. Задержав дыхание, лучник перекатился на бок и, опираясь на свое оружие, медленно и неуклюже сел. Обвел взглядом теперь уже всю пещеру, своих соратников, мёртвых кунари и спасенного ученика Аш'Исскуна. Малефикарша была слишком далеко, чтобы тратить на неё силы в желании пнуть от души эту дохлую тушу. Но хотя бы все его спутники были живы. Положив лук на колени, Киллиан принялся осторожно снимать тетиву, отвлекаясь этим привычным занятием от боли.

В черном небытие нарастает шум, накатывает со всех сторон сразу, но не ровно, как морской прибой, а хаотичным шорохом.. хлопаньем.. взмахами сотен крыльев, поднимающих вверх отяжелевшие от кровавого пиршества тела. В вихре антрацитовых перьев брезжат прорехи, ширятся изломами света, обтекают мрачные фигуры спутников смерти. Вороны-падальщики обепили Айне. Загорелое личико ее навсегда теперь юное. Каждая черточка его до боли знакома. Создатель отказал ей в праве вырасти, расцвести, исполнить свои красочные мечты. Уцелевший глаз девочки смотрит понимающе, смотрит сочувствующе. Смотрит будто сквозь наемника. Застывший навеки, незрячий взгляд. Киллиан хочет позвать ее. Назвать имя - он вспомнил его утром.. какого дня? Может это было сегодня или вчера, или прошла уже сотня лет? Но из пересохшего горла не доносится ни звука. Перья падают, падают черными хлопьями сажи на пепелище, заслоняют собой подругу детства и в шуме их слышатся чужие голоса. Мягкие перья мажут по мужскому лицу, роняя капли влаги в иссохшие уста лучника. Брызги ли это воды из притока Минантер или вода из живительного источника, охраняемого эльфийской ведьмой в чаще древнего Арлатана? В старой детской сказке птицы приносили последнюю в своих клювах, чтобы оживить павшего в битве героя. В жизни - они выклевывают непогребенным глаза, треплют плоть, насыщая свои желудки мертвечиной. Голоса теряют свою бестелесность - звонкий голос эльфийки и певучий акцент ривейни - Киллиан узнает их, потому что все еще жив. По лицу наемника прошла судорога, дернулся кадык на горле, зашевелились беззвучно губы - тонкая струйка воды стекла с уголка рта. Приоткрыв глаза, он всмотрелся в склонившееся к нему лицо - тоже юное, испуганное. Рыжие волосы в сумраке пещеры утратили свою яркость. Мэллит. Киллиан слабо улыбнулся ей то ли от узнавания, то ли показывая, что с ним все в порядке. И попытался подняться, осознав, что лежит. Виверново дерьмо, как же больно! Съедят, съедят, съедят! Всех плохих детей съедят! Сжарят в драконовом огне! Сварят в кипящем котелке! Супа хватит целой толпе! Съедят, съедят, съедят!* Огнем горело нутро, нестерпимо саднило кожу. Великаны из деревенского стишка-пугалки, что рассказывают от Старкхевена до Викома, пережевали лучника и выплюнули, сочтя его отвратительным на вкус. Подпаленный зад Андрасте, лучше бы он просто сдох! * "Всех плохих детей съедят"

Что-то с самого начала было не так. Не страх - малефикарша, поднятые мертвые и даже четыре, отдаленно похожие на человеческие, фигуры, состоящие будто из сгустившегося иссиня-черного мрака, вызывали отвращение, но не страх. И не воспоминания, прорвавшиеся утром через плотину забвения и надолго захватившие мысли Киллиана - они уступили место сосредоточенности и не отвлекали от схватки. Не мысли и не чувства, но каждое движение, каждое действие лучника было каким-то слишком торопливым, опрометчивым, ошибочным. И каждый такой неверный шаг подводил его к краю пропасти. Возможно, утренняя молитва была угодна Создателю и длань последнего какое-то время берегла бедового наемника. А может, Всевышнему и дела не было до живых, как утверждала Церковь, ведь шар огня разбился о невидимую, замерцавшую преграду, не причинив мужчине никакого вреда - точно такую же создал вокруг него Шейн во время боя в катакомбах. Имело ли место божественное вмешательство или простая удача лучника, но она закончилась, когда в жилах вспыхнула, будто огнем, кровь. Тело, по прежнему быстрое, ловкое, привычным движением оттянуло тетиву с наложенной стрелой, так что та впилась в щеку. И пусть разум заходился в безмолвном протестующем вопле, стальной наконечник хищно нацелился в грудь некроманта. Разум был заперт будто в чужом, переставшем подчиняться теле. Пальцы отпустили стрелу и та метнулась вперед... Шейн увернулся, а лучник покачнулся и нелепо обмяк, когда вернувшийся контроль влился в тело свинцовой тяжестью. Он должен сражаться. Он - снова наемник из Старкхевена, покинувший родину так давно, исколесивший так много чужих земель, что стал Бродягой, Перекати-полем... Тело слушалось и лучник потянул новую стрелу из колчана. Но прОклятая магия малефикарши будто оставило на нем свою печать, которая приманила неудачу и ближайшего призрака. Последний всколыхнулся и сгусток магической энергии прошил тело Киллиана жгучей болью. Но и она была лишь малой тенью той, что вызвала своей кровавой магией саирабаз. Тело наемника выгнулось под ее бесстрастным взглядом, а жизненная сила потекла прочь, прорываясь болезненным стоном меж сжатых зубов. В ушах зазвенело назойливым комариным писком, в глазах на миг потемнело, но стоило кунарийке прервать свое заклинание и лучник стал стрелять снова. Убить, убить эту моровую тварь, исчадье Бездны, убить, не обращая внимания на новые атаки призрака, несмотря ни на что. Упрямая злость заставляла натягивать лук, чтобы пробить дорогу прямо в черное сердце рогатой мрази через защищающего ее мертвеца со щитом. Но когда острый металл, наконец, пустил малефикарше кровь, та снова прибегла к магии крови, обратив ту против Мэллит и рана, нанесенная лучником, затянулась на глазах. Киллиан зарычал, от ненависти и собственного бессилия, от очередной порции боли, но все-равно вскинул лук, пустил стрелу следом за первой. Не она, так меч ривейни или острые клинки и зубы двух сестричек достанут проклятую тварь! Укутанная в алую взвесь фигура кунарийки будто играюче ушла от всех атак. А может и не от всех... Боль, какой еще не доводилось испытывать наемнику, стиснула его в своих железных челюстях одновременно продираясь калеными когтями изнутри. И это было последнее, что он почувствовал. Вокруг продолжал кипеть бой, а тело лучника упало и больше не шевелилось.

Она следующая на очереди но увы, моё книгочтение, возродившееся в прошлом году, напрочь скосил год этот. Читаю, но слишком мало времени отдаю книгам

ещё 9.5 книг Колеса и я подумаю над тем, чтобы дать циклу 2 шанс х_х

Ты весь цикл прочитала?) Я только первый том и осталась в смешанных чувствах, скорее понравилось, чем нет, но что-то были у меня какие-то претензии.. уже и не вспомню, но особенно к внезапно обретеннному соратнику (или вечному спутнику?). А ещё я была жестоко обманута в своих ожиданиях мистического и сверхъестественного ) А второй том что-то с первых страниц не зашёл, так и забросила, хотя до сих пор на ридере хранится цикл..

Святые сиськи Пророчицы! Малефикарша?! Про запретную магию наёмник слышал много страшного, о том, как маги, использующие кровь для своих чар, уничтожали целые деревни, о том, как превращали людей в послушных их воле кукол, навроде тех, что разыгрывают представления на ярмарках, о том, как стравливали друг против друга союзников, потешаясь, когда они обращали оружие на товарищей. Но до сих пор проверить на личной шкуре, сколько в тех рассказах людской любви к прикрасам, не приходилось. Но как же получилось, что кунарийский саирабаз обладает такими знаниями? Как Карастен допустил эту погань у себя под носом? Или же он сам дал на то свое благословение? Видать, на деле то суровость кунарийских законов не такая уж и непоколебимая. Или вдали от родины разложение в их рядах распространяется также, как плесень на забытом куске хлеба? Ох, и впутал Кронос их в дельце, воняющее хуже, чем трактирный сортир, гореть его духу в Бездне! Вспыльчивые мысли не поколебали твёрдости духа лучника, лишь крепче стиснулись челюсти, являя упрямую волю мужчины идти до конца.

- Мы с Лангрэном впереди. Кто знает, что там, - Мэйт подняла щит, посмотрела на Шейна. На этот раз наемник сдержал сокрущенный вздох. Какой смысл лучнику топтаться за спинами воинов, не видя и не имея возможности выцелить врага? Вот за что ещё Киллиан не любил шахты, их узкие штреки и ходки оставляли мало маневренности для дальних атак. Но говорить ничего не стал, лишь наложил стрелу на тетиву, зажав древко под оперением между указательным и средним пальцами, пока еще без натяжения, но готовый пустить её в полет за удар сердца.

Киллиан не любил шахты. Этакие Глубинные Тропы в миниатюре, вечно там какая-то хрень водится, гигансткие пауки, например, или рехнувшиеся шахтеры. Воздух в них спертый, пыль забивает каждую пору в коже, а сырость вредит тетиве. Эта выработка ничем не отличалась от прочих и сулила наемнику неприятности еще до того, как он углубился в ее темное, жадное нутро. Но сейчас мужчина не морщил привычно нос, не поносил вполголоса своего нанимателя, как бывало прежде - необходимость собраться, сосредоточиться на их задаче потеснило в его голове терзающие воспоминания о прошлом. И плечи лучника, наконец-то, расправились, будто только теперь он закончил свою скорбную молитву.

Беру: Бдительность 0+ Ловушки на взводе (1 очко мастерства). Механик прекрасно знает, как за счёт хитроумных механизмов добиться преимущества над врагом. Бросок на активацию: Интеллект +20. Дальность использования: 2*БИн метров. Разбойник устанавливает ловушку размером 1х2 метра. Если враг наступит на капкан, он получит 2d6+БИн+1 (за каждую степень успеха) физического урона и потеряет способность перемещаться в этом ходу. В остатке 0 ОМ

-Оставленная у заброшенного карьера телега будет выглядеть еще более подозрительно. Поэтому предлагаю все же оставить ее здесь - думаю, тут часто останавливаются караванщики и еще одна телега подозрения особо не вызовет. Наёмник молча передернул плечами, выражая тем самым свою готовность идти в шахты.

- И нет, Киллиан, я не отказываюсь, - Шейн повернул голову к лучнику, - Просто, если отряд постоянно не устраивают решения командира - отряду нужен другой командир. Наёмник лишь тихо хмыкнул. По его то мнению, Шейн сам себе противоречил в двух предложениях. Но, как командир, вполне устраивал лучника. А опыт - дело наживное. А еще бывало, что, если кого-то в отряде не устраивали решения командира, то несогласные могли и в зубы получить. Но говорить об этом чароплету тоже не стоило, у того найдётся наука поизощренннее, чем кулак. - Не стоит показательно оставлять тут телегу и вызывать подозрение,- все же высказал Киллиан ещё одну, как ему казалось, дельную мысль. - Да и если, действительно, нарвемся там на рогатых, то было бы лучше, чтобы телега была ближе к шахте, чем к лагерю.