Мафия 054: Pasión delictiva

[Gella 8 246]

 

"Мафия БРК" представляет:

Пролог:

 

 

 

 

 

 

 

На смену утренней свежести приходит томный полуденный зной. Яркое солнце освещает белоснежные бортики небольшого бассейна, поверхность которого уже щедро усыпана лепестками ярко-алых роз. В воздухе разлиты ароматы розовых лепестков и искристого шампанского, причудливо сочетающиеся с плотным, аппетитным запахом жарящегося на гриле мяса в острых специях. Из распахнутых настежь окон доносятся приглушенные голоса горничных и нежное позвякивание расставляемой посуды. Стол в гостиной стонет под тяжестью праздничных угощений, на кухне идут последние приготовления, гости уже начинают прибывать.

Виновница торжества, сияя улыбкой и подаренным колье стоимостью в бюджет небольшой страны, встречает гостей в холле, в компании любящего супруга. Сверкающая россыпь бриллиантов предсказуемо приковывает взгляды, но откровенное, на грани приличия, декольте несколько уравновешивает фокус всеобщего внимания. Из динамиков у бассейна звучит страстная полуденная бачата.

 

До праздника остаётся чуть менее двух часов.



 

***

На кухне.


- Милли! Миииллли! Милагрос!!! Чёрт бы тебя разобрал, несносную девчонку! Где шляется эта бездельница?! – казалось бы, ещё немного, и грузная Рамона превратится в бога-громовержца и начнёт метать молнии в юную горничную, как только та появится.

- Эй, Рамона, чего ты грохочешь как сентябрьский гром? – Если кто и мог бы дать отпор громовержцу, то только бойкая и острая на язычок Кончита. – Хочешь, чтобы сюда хозяева сбежались?

- Хочу и грохочу! – ворчание в ответ. - Эта хулиганка куда-то сбежала, а мне она нужна на подхвате позарез! Вон, хотя бы бокалы и столовые приборы надо на стол нести и расставить. Эсперансу тоже где-то носит, а у меня не десять рук!

- Ну не знаю, Рамона, по мне, если брать размеры, так твои две вполне сопоставимы с десятью! – хохочет язвительная Кончита. – А вообще, ну чего ты шумишь? Появится девчонка и расставит твои бокалы, не волнуйся. Или одна, или вторая. Или даже обе! Да я бы и сама тебе помогла, но надо бежать к Начо. Хозяин велел срочно подстричь кусты перед бассейном в виде фигурок животных. Интересно, как парень управится за два часа до приезда гостей?.. Наверняка очередной каприз этой белобрысой стервы!

- Ай, не говори, девочка. – гнев Рамоны тут же утихает, в маленьких заплывших глазках появляется заинтересованность завзятой сплетницы. – Развратница из кожи вон лезет, чтобы пустить пыль в глаза всем и вся, строит из себя светскую донну, лицемерка. Мне вот велели приготовить тако с тушёной мякотью кактуса! Якобы приедет дон Эрнесто с этим жутким Карлито, а тот, говорят, до кактусовых тако сам не свой. Если я ему не угожу, он меня сам на этот кактус и посадит, - монолог Рамоны сопровождается энергичной жестикуляцией пальцами-колбасками. – Ох, боюсь я этого парня. Вот помяни моё слово, Кончита, - голос кухарки понижается до шёпота, - в конце концов окажется, что этот Карлос нечист на руку! Да и братик нашего хозяина с ним заодно, хоть и выглядит в отличие от этого бандита как добропорядочный сеньор, - энергично кивает, а точнее трясёт подбородками Рамона и принимается помешивать бледно-зелёную мякоть в кастрюле, параллельно насыпая другой рукой муку в широкую деревянную бадью.

- Ай, Рамона, не ворчи, - прищёлкнула пальцами горничная, - все знают, что даже тако с кактусом ты приготовишь отлично. Ладно, некогда мне тут с тобой болтать попусту, старушка, побегу разыскивать Начо. А тебе, думаю я, недолго скучать тут в одиночестве.

- А что так?

- Да сеньора Рэмира уже встала и скоро придёт сюда снимать пробу с твоей стряпни, это как пить дать, так что... насплетничаетесь всласть!

- Попридержи язычок, Кончита! Не вижу дурного в том, что почтенная сеньора знает толк в хорошей кухне… и хорошей беседе. И неравнодушна к делам, творящимся в этом доме. К тому же, мне нужно непредвзятое мнение, так что она пришлась бы кстати.

- Ага, а так же тебе нужно от души пообмывать косточки нашей стервочке и её дорогущим подаркам, - язвительно хмыкает Кончита и показывает язык кухарке. – Ладно, я пошла! - Весело рассмеявшись, горничная удаляется из кухни под неустанное ворчание Рамоны.

***

В холле, полдень.

 

- О, а вот и неучтённая сестрёнка! – бормочет под нос Роман, стоящий несколько поодаль от мачехи. Парень явно под впечатлением от яркой внешности только что прибывшей Элоизы, здоровающейся с Луисом-Альберто. Забывшись на мгновение, он едва не присвистывает, совершенно откровенно разглядывая формы красавицы-бразильянки. – Ммм, так-так. Значит, Элоиза. Из Бразилии… где в лесах живёт много-много…

- Смотри, не захлебнись слюной, сынок, я забыла повязать тебе слюнявчик, - насмешливое тихое мурлыканье сзади на ухо и острые коготки, впившиеся в плечо, прерывают поток приятных мыслей. Выругавшись про себя на мачеху, старший сын владельца особняка выходит вперёд и галантно склоняется к маленькой смуглой ручке.

- Добро пожаловать, Элоиза. Роман Вильереаль. Кажется, мы ещё не знакомы. Хмм, чувствуйте себя как дома, дорогая родственница, уверен, что вам у нас понра…- Неожиданно Роман осекается на полуслове, поймав взгляд привлекательной шатенки, появившейся на пороге.

– Ой, прошу прощения. - По-мальчишески обаятельно улыбнувшись Элоизе, Роман спешит приветствовать холёную шатенку. - Антоооника, - нараспев произносит Роман, устремляясь к очередной гостье. Дорогая… кузина! – Улыбка становится шире, шатенка получает поцелуй хоть и в щёчку, но какой-то слишком интимный для родственного. Впрочем, несмотря на радушный приём красавицы номер 2, от внимательного взгляда не укрылось бы промелькнувшее в бархатных глазах юного ловеласа, провожавшего взглядом красавицу номер 1, выражения кота, которого поманили миской сметаны, а потом подсунули ежедневный рацион для активных кошек.

- Проходите, милые дамы, - Луис-Альберто сдержанно, но одинаково приветливо улыбается обеим красоткам. – На веранде накрыт столик с лёгкими закусками и напитками, вы же только что с дороги…

- Дорогой, а куда запропастился младший? – кивнув гостьям напоследок, Ариадна берёт мужа под руку и элегантно отпивает искрящееся в хрустальном фужере прохладное шампанское.

- Вероятно, опять занимается с Джорджио, - несколько рассеянно пожимает плечами Луис-Альберто, в данный момент времени занятый тем же, чем и старший сын: изучением нюансов волнующей походки дальней родственницы из Бразилии.

- Дорогой, ты меня не слушаешь! – именинница теребит его за рукав, привлекая внимание. – Я волнуюсь за мальчика.

- А что такое, детка?

- Ну, подумай сам, котик, - прильнув к мужу, Ариадна склоняется к его уху и понижает голос до интимного шёпота: - Серхио-Рикардо ведь такой красивый юноша… и из хорошей семьи, и при деньгах… И вместо того, чтобы пользоваться своим положением, жить на всю катушку, проводить время с девушками - запирается в своей комнате с этим… программистом, словно в келье, и носа оттуда не кажет! А сегодня, - шёпот становится всё более тихим, – сегодня этот его странный «друг» волею судьбы присутствует, ни больше, ни меньше, на семейном торжестве. Ох, Луис-Альберто, я не хочу думать плохого о людях, - Ариадна потупила взгляд, - но мне кажется, что этот Алерготе плохо влияет на нашего Серхио.

- Что?! Святая Дева! Ариадна, что ты такое имеешь в виду?!

- Нет-нет, дорогой, ничего такого, и я ничего не утверждаю, - поспешно захлопала ресницами девушка. - Я лишь хочу, чтобы твой младший сын был как все юноши своего возраста и положения…больше бывал на свежем воздухе, общался со сверстницами… только и всего, - пожимает плечами Ариадна и, сделав ещё глоток, невозмутимым тоном меняет тему:

- Да, кстати, котик, а что там насчёт твоего двоюродного племянника? Диего… Диего, да? Он будет?

- О, Диего Мануэль непредсказуем как смерч, моя кошечка. Обещал, вот и всё, что я могу сказать, - пожимает плечами Луис-Альберто.

«Отлично, а вот и вишенка на торте», - весело думает Ариадна, поспешно опустив длинные ресницы, чтобы муж не заметил азартно заблестевших глаз. – «А если учесть, что приедет Омар… будет две вишенки! Да-да, мне надо немного подкачать пресс, и личный инструктор будет весьма кстати... ох, как кстати… Какой же ты болван, мой милый! Впрочем, рожки тебе идут… почти так же, как мне – моё колье».

- Ты как-то странно улыбаешься, моё сокровище.

- Да?..Ой, котик, - спохватывается Ариадна, теснее прижимаясь к мужу, - не обращай внимания, просто я немного нервничаю. Хочу, чтобы мой праздник прошёл на высшем уровне, вот и волнуюсь.

- Тебе не о чем беспокоиться, моя кошечка. Хотя прислуге ты, конечно, устроила жаркий день. Зачем тебе, к примеру, приспичили эти фигурные деревья? Всё, молчу-молчу, - примирительно поднимает руки Луис-Альберто, поймав обиженный взгляд жены. – Всё должно быть на высоте, понимаю. Но всё же, зачем слон из рододендронов на семейном торжестве?..

- Милый, ну как ты не понимаешь! – капризно надув губки, сеньора Вильереаль топает ножкой. – Я хочу, чтобы вечеринка запомнилась! Тут не может быть мелочей…

- Сеньор Луис-Альберто! – появление Кончиты прерывает спор супругов. – Прошу прощения, но я насыпАла свежие розовые лепестки в бассейн с шампанским и заметила, что он сильно… обмелел. Там уже меньше половины…

- И ты ещё спрашиваешь меня, котик, почему я так нервничаю!

- Спокойно, дорогая, сейчас всё уладим. Кончита, если шампанское выветрилось, ну так долейте ещё, в чём дело?

- А если не выветрилось, сеньор? Вдруг там где-нибудь течь в трубе?

- А Марио на что? Найди его, он посмотрит.

- А если кто-то просто бессовестно…выпил шампанское?

- Тогда мы об этом очень скоро узнаем. – С трудом скрывая усмешку, Луис-Альберто отпускает горничную искать сантехника, вновь берёт под руку нахмурившуюся супругу и разворачивается к двери - как раз вовремя – пребывает следующий гость.

- Хесус! Дружище, ты всё-таки прикатил! Консуэлита, ты как всегда обворожительна, – радушно ляпает, а затем исправляется Луис-Альберто, а Ариадна протягивает молодому человеку в инвалидной коляске ручку для поцелуя. Красавица-сестра колясочника удостаивается от неё холодно - вежливого кивка.

– Как я рад, мои дорогие! – Луис-Альберто продолжает источать улыбки.

«О, а я –ну так просто счастлива. Интересно, а каково это… с инвалидом?»...

-Ммм, котик, мне так не терпится уже начать! – уже вслух, провожая взглядом Хесуса с сестрой, мурлычет именинница. - Я так люблю получать подарки! Как думаешь, что мне подарит наш дорогой Эрнесто?..

- Терпение, скоро мы это узнаем. - Луис-Альберто смотрит на часы. До празднования всё ещё остаётся порядочно времени для… да для чего угодно!

Действующие лица:

 

Информация по ролям:

 

Чистая душа/Доктор. Истово верующий католик, убеждённый в спасительной силе своего амулета – маленького образка Святой Девы Марии Гвадалупской, который носит с собой. Удивительно, но то ли простое стечение обстоятельств, то его молитвы Святой Деве действительно имеют силу – но правда в том, что коварные планы негодяев расстраиваются самым невероятным образом, а их жертва спасается от покушения, если за неё накануне молился добрый христианин. Может молиться за спасение и собственной души, но не каждую ночь.

Человек сеньора Кориньо/Шериф. У каждого уважающего себя детектива везде должны быть свои информаторы. А Франклин Кориньо себя уважает. Их сотрудничество длится давно, но до последних событий носило почти номинальный характер. Теперь же этот персонаж – единственный, кому детектив может доверять… и даже поручить часть работы. Поиск улик, слежка, сбор и анализ информации – всё это требует времени. Одна ночь – одна проверка. Но его информации детектив доверяет безоговорочно.

Гаучо/Стерва. Этому трюку он научился у индейцев чероки. Тонкое, но прочное лассо в умелых руках превращается в смертельное оружие. Но брать грех на душу он считает не по-христиански. Поэтому борется с преступностью собственным способом: он просто накидывает лассо на подозрительного типа, мгновенно связывая его по рукам и ногам, и оставляет на всю ночь взаперти, пока под утро не вернётся и не снимет верёвочные путы. Перед петлёй его лассо все рАвно беззащитны, включая тёмную лошадку. Если спеленает отпетого негодяя, вся банда бездействует, но ход отпетого негодяя не срывается.

Тёмная личность/Босс мафии. Имеет самое непосредственное отношение к похищению Ариадны. Этот персонаж – воплощение коварства, ведь никто не ожидал, что он вступит в сговор с таинственными похитителями и зайдёт так далеко в заметании следов. Хитрый и ловкий, он не оставляет улик, и как бы ни старался информатор сеньора Кориньо, ему не за что зацепиться. Впрочем, преступному уму нужны дополнительные руки и ноги, и таковые у него имеются:

Отпетый негодяй/Ревнивец. Правая рука тёмной личности. Всей душой ненавидит гаучо и считает его препятствием номер один, которое необходимо устранить. Подкарауливает за каждым углом, надеясь поймать с поличным, и если поймает – жестоко расправится и с гаучо, и с его несостоявшейся жертвой. (Ищет жертву стервы. Если найдёт – убьёт обоих).

Безжалостный бандит/Рядовой мафиози. Кто-то должен делать грязную работу, и этот кто-то делает её чертовски хорошо… Но и у него могут случаться осечки, и если человек сеньора Кориньо начнёт под него копать, обязательно что-нибудь накопает.

 

 

 

 

В игре участвуют:

 

Босс мафии - 1-1=0

Ревнивец - 1-1=0

Рядовой - 1-1=0

Шериф - 1

Стерва - 1

Доктор - 1

Мирные - 7-1=6

Очерёдность ходов и правила по времени:

 

Суд Линча -> ход стервы -> ход ревнивца -> мафия -> шериф -> доктор.

 

Ходы всех активов не повторяются.

Голос не проголосовавшего вовремя становится голосом против себя.

• Ходы активов - строго до 21:30.
• Голосование мирных длится до 22:00. Сменить голос можно до 21-30.
• Итоги голосования и итоги дня - в 23:30 +/- 30 минут

 

Последняя сводка голосования:

Скрытый текст

 

 

Изменено 7 июля, 2016 пользователем Gella

[Gella 8 246]

- Ммм, - глубокомысленно и исчерпывающе отвечает сеньор и сладко засыпает, обняв резинового крокодила.

[Rеi 13 523]

Господин Хесус Лоэчес-Моралес был оставлен мятым и взъерошенным в очередной раз переосмысливать  действительность. И довел до богохульства, черт возьми, приходилось заниматься этим регулярно. Хесу был сторонником традиционных паттернов – просто страдал (изо всех сил, стоит заметить, с заслуживающим уважения старанием, окунаясь в пучину отчаяния и череду самобичеваний с легким фанатизмом, очень похожим на тот, с которым религиозные секты стучатся в дверь поговорить о Господе Нашем) или просто сходил с ума. С танго, пылом, жаром и недвусмысленным продолжением. Другого объяснения не находилось.

И надо сказать, что на сей раз у капо вышло уйти гораздо лучше, оставив после себя не пепел недопонимания, но интригу на сухих губах. Короткий смешок рассеял тишину комнаты вместе с шелестом разворачиваемой коляски. Возьмите итальянскую кровь, добавьте щекотку, а лучше стакан наглости, размешайте с опытом и пресыщенностью жизнью гмм социально активного мужчины. И получите Марио. Настойчивого Марио. Очень настойчивого Марио. Очень о… пока ещё не настолько.   

По дороге в ванную наткнулся на инструменты – упорхнувший сокол забыл о них, теперь перегораживающих путь недвусмысленной метафорой, больно походили на своего владельца.

Дались же ему эти физиологические нюансы.

Но инструменты тяжелому вздоху, маскирующему смущение, не пронялись.

- Ммм, - глубокомысленно и исчерпывающе отвечает сеньор и сладко засыпает, обняв резинового крокодила.

Осторожно приподнял голову Вильереаля-младшего, заботливо подсунул под щёку надувного крокодила и пожелал:

- Buonanotte signore.

- Buonanotte, - добавил незваный голос где-то за пределами беседки – слышимость была отличной, да и мытые уши не страдали глухотой. Обладатель беззлобно-ироничных ноток все ещё выгодно прятался за кустами на дорожке, и можно только гадать, сколько по привычке успел услышать.

Показалась макушка и силуэт её хозяина, одетого в обычные футболку и джинсы. Темные глаза весело вопрошали «и что мне с этим всем делать, а, мамань будущая?». С гулёной такой. Просто на месте преступления. Крокодильчики – это уже серьёзно.

[FOX69 47 596]

- Buonanotte, - добавил незваный голос где-то за пределами беседки – слышимость была отличной, да и мытые уши не страдали глухотой. Обладатель беззлобно-ироничных ноток все ещё выгодно прятался за кустами на дорожке, и можно только гадать, сколько по привычке успел услышать.

- Buonanotte, - добавил незваный голос где-то за пределами беседки – слышимость была отличной, да и мытые уши не страдали глухотой. Обладатель беззлобно-ироничных ноток все ещё выгодно прятался за кустами на дорожке, и можно только гадать, сколько по привычке успел услышать.

Поворот головы. Уголки губ дрогнули, и непроизвольная улыбка была отзывом на знакомый голос.

- Тссс, - изображая заботливую няньку, Марио покинул сопящего Романа с крокодилом и осторожно выбрался из беседки. Оккупировал коляску со стороны спинки и, оперевшись о поручни, ткнулся в лохматую макушку гаучо. Пощекотал носом тёмные волоски и, щурясь довольным котом, прошептал. - Синьор умаялся от неразрешимой дилеммы, выбирая между двумя десертами. И решил, что, именно, я должен помочь ему с выбором. А я по части десертов никогда не ощущал себя профессионалом.

[Rеi 13 523]

- Ты по части поваров, - хитро щурился котярой, приманенным к ладони лаской. А кошаки имеют свойство со временем борзеть и наглеть. - Или я не прав? 

Погружение в кулинарные пристрастия прошлого и настоящего сопровождалось активным закреплением пройденного пути по шее и затылку Марио. И какой же тортик тебе приготовить, дорогой, чтобы не бросил сразу или в ближайшем будущем? Вопрос весьма насущный. 

[FOX69 47 596]

- Прав, - без возражений согласно шепнули губы и отправились вниз. От макушки, к колючему затылку и пушистым волоскам на шее, беззащитной без строгого белоснежного воротничка. Без оглядки и маскировки вторглись в личное пространство и прильнули где-то за ухом. - Десертом нельзя насытиться по-настоящему. Разве ты не знаешь?

[Dart Ph 14 080]

- Включу-ка я свой любимый форум... - Элоиза залезла в инет... и ахнула. Впрочем, её больше удивил не новый многофунциональный дизайн... а зависания телефона. - Лааадно, подожду, когда исправят. 

- Ромааан, мне скуучно! - огласил виллу крик бразильянки.

[Rеi 13 523]

- С удовольствием воспользуюсь твоим опытом, - под таким давлением, самоирония очень теряла в болезненном и печальном. Не успел пресытиться такими десертами, не успел многого, пока спешил жить. Получил щелчок по неуёмному носу. Зато теперь губы щекотали ухо, и, не выдержав, легко увильнул в сторону. Встретились взглядом.

Не только взглядом.

Им тоже насытиться было, кажется, невозможно

 

Но пока забиться в укромное место, кусты показали себя недостаточно надёжной обороной. Может быть, под журчание вод или под защиту стен. Любой каприз, дорогой мой Марио, любой каприз.

[FOX69 47 596]

Но пока забиться в укромное место, кусты показали себя недостаточно надёжной обороной. Может быть, под журчание вод или под защиту стен. Любой каприз, дорогой мой Марио, любой каприз.

Капризы - вряд ли. Скорее желание остаться рядом. На миг, на час, на день, на... Впитывать тепло и дыхание.  Не торопясь и не форсируя. Быть нежным и настойчивым. Пока не прогонит назойливую муху. Попробовать вкус новой жизни. Не отпускать. Дать силы ему и себе. Поверить и сделать невозможное. 

Что творится в вашей буйной голове, сеньор Форти? Что происходит, когда вы смотрите в глаза этому искалеченному парню? Сорокалетний мальчишка. Двадцатилетний мудрец. Сотни бессмысленных ошибок и одна роковая случайность. Судьба не пожалела обоих. Посулив одному пулю в висок, второму жестокий приговор. Они оба дошли до края. Дальше пропасть. Но почему бы не остановиться, не сжать протянутую руку.  А если падать, то можно вместе, не теряя и не сожалея.

Он обнял его за плечи и лёгким касанием тронул щёку губами. Потёрся носом о кончик носа и хулигански "клюнул".

- Синьор Моралес, вы не откажете мне в следующем свидании? Я бы хотел пригласить вас на конную прогулку, - нос коснулся губ, прополз по подбородку и снова вернулся по миллиметру изучая шершавую, щетинистую щёку. - В одном седле.

Х

Изменено 6 июля, 2016 пользователем FOX69

[Gella 8 246]

Скрытый текст

 

На первый взгляд, новый бархатный вечер, медленно наползающий на особняк Вильереалей, ничем не отличается от предыдущих. Всё так же поют цикады, прячась в хитросплетениях зелёного хобота; всё так же слышен мягкий говор голосов на посыпанных гравием дорожках и на террасе, подсвеченной солнечными фонарями; на кухне стоит всё тот же грохот и всё тот же чарующе-дерзкий аромат мексиканской кухни. Всё как обычно, за исключением одного: хозяин усадьбы попросил всех собраться на террасе к десяти часам. Всем обитателям и гостям дона становится очевидно, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

На террасе. Около десяти вечера.

 

 

 

- Отец, я требую объяснений. Что такого важного случчилось, что не может подождать до утра? – не до конца протрезвевший Роман явно пребывает не в лучшем настроении. – Во-первых, меня разбудили. Во-вторых, я голоден, и в-третьих, зверски хочу пить.

В ответ на эту тираду Вильереаль лишь досадливо машет рукой. Заметно, что ещё не до конца оправившийся после сердечного приступа Луис-Альберто сильно взволнован. Хозяина бережно поддерживает под локоть Кончита и время от времени заботливо промокает благородный лоб, увенчанный сединами, шёлковым платочком.

– Кориньо попросил собраться, - поясняет Вильереаль после приветствия остальным, - у него какие-то очень важные новости. Зная Франклина, я могу утверждать, что дело движется к развязке… так или иначе. Не знаю, что нас ждёт, дорогие мои, но недолго нам томиться в ожидании, я уверен – Кориньо пунктуален.

И точно в ответ на его слова, на ступеньках террасы показывается детектив. И не один, а в сопровождении двух крепких мужчин в штатском.

 

- Это мои друзья, - сухо кивает на них детектив, - они из частной охранной фирмы, которой я могу доверять. Сегодня эти ребята сыграют свою роль, - произнеся эту странную фразу, Франклин Кориньо невозмутимо щёлкает зажигалкой, прикуривает и несколько минут сосредоточенно дымит сигарой, поглядывая на собравшихся на террасе и томящихся от любопытства зрителей.

- Я закончил своё расследование, сеньоры, - веско произносит он, наконец. – И вот, к чему я пришёл, - в этот момент Луис-Альберто может поклясться, что слышит даже топот цикады по пальмовому листу…

- То, что я сейчас скажу, может показаться вам абсурдом, - нарушая возникшую напряжённую тишину, продолжает детектив, - но нет, нет, сеньоры, Кориньо ещё не сошёл с ума! Поэтому прошу дослушать меня внимательно до конца. Прежде всего, я официально заявляю, что…- он прерывается на глубокую затяжку, - Ариадна Маргарита Вильереаль никогда не исчезала из этого дома, сеньоры! – выдыхает вместе с сигарным дымом бывший инспектор, и последние его слова тонут в гуле взволнованных голосов.

- Что это значит, Франклин? –Луис-Альберто привстаёт со своего места. – Предупреждаю, сейчас не время для шуток!

- А я и не шучу, - спокойно продолжает Кориньо, дождавшись тишины. – Ариадна Маргарита Вильереаль не могла исчезнуть из этого дома. Потому что… Ариадны Маргариты Вильереаль ни-ког-да не существовало!  – Облачко сизого дыма устремляется вверх и на мгновение скрывает выражение лица бывшего инспектора.

-  Эта особа проникла сюда под вымышленным именем, - между тем продолжает тот, - а настоящее её имя, - детектив пристально смотрит в глаза Луиса-Альберто и выдаёт, чеканя каждое слово: - Мария Хоакина Креспо.

Снова гул голосов, растерянные переглядывания… немой вопрос в глазах Романа.. Но только не в глазах Луиса-Альберто. В его глазах читается… начинающееся прозрение, сменяющееся сильнейшим шоком.

 

- Не может быть… Мария Хоакина… не может быть. - Вильереаль беспомощно переводит взгляд с детектива на старшего сына, словно желая убедиться, что не ослышался, но…

- Креспо? Отец, но ведь это…фамилия твоей первой жены? – Роман не оставляет хрупкой надежде ни единого шанса.

Луис-Альберто вдруг обессиленно падает в кресло и тяжело дышит. Верная Кончита подбегает со стаканом воды, хозяин жадно пьёт, дыхание становится тише. Детектив терпеливо ждёт, когда пройдёт первый шок, и, наконец, заговаривает снова:

- Всё верно, Роман. По лицу твоего отца я догадался, что он уже понял, в чём дело. И сейчас я должен спросить: Луис-Альберто, ты желаешь, чтобы я огласил дальнейшие результаты моей работы в присутствии всех этих людей, или, принимая во внимание щекотливость этого дела, дальнейшее будет рассказано за закрытыми дверьми?

Возникает пауза. Владелец особняка, к которому прикованы все взоры, несколько долгих минут невидящим взглядом всматривается куда-то вдаль..

- Нет, Франклин, - наконец, отвечает тот. -  Ты сам говорил, это дело – семейное. Но эти люди – и есть моя семья, или имеют к ней прямое отношение. Если не изначально, то теперь уже точно. За эту неделю они многое претерпели вместе, и имеют право знать всё… в том числе и тёмные страницы в истории Вильереаль. Рассказывай же по порядку нам всем до конца, чтО тебе удалось выяснить, - решительно хлопает сжатым кулаком по столу Луис-Альберто, - хотя кое о чём я уже подозреваю… и эти подозрения ранят меня хуже, чем самый острый мачете. Но я готов это принять, друг мой.  

- Хорошо, Луис… ты сделал свой выбор. Итак, сеньоры… сперва я расскажу, как я вычислил преступников, - усевшись в кресло и глубоко затянувшись, неспешно обводя взглядом бесспорно благодарную аудиторию, начинает Кориньо, несколько театрально возвысив голос:

- С самого начала расследование зашло в тупик. Зацепки были, но за какую бы ниточку я ни тянул, она неизбежно обрывалась, возвращая меня к тому, с чего я начал. И вот, сеньоры, в один прекрасный момент я понял одну вещь...

Я понял, что искал чёрную кошку в тёмной комнате… а кошки-то нет, - нарочито простодушно улыбнувшись, детектив задумчиво потирает кончик носа. - Меня давно смущала мысль, что о прошлом сеньоры Вильереаль известно чуть меньше, чем ничего. Её личность, её прошлое, всегда были окутаны туманом, но казалось, это смущало только меня, так был околдован мой друг Луис-Альберто этой женщиной. Тогда я решил поискать зацепки там, в этом тумане, в её прошлом, надеясь выйти на след возможных похитителей. Шаг за шагом пробивался я сквозь туман, задействуя все свои старые связи, и в конце концов мой путь привёл меня в пансион «Муньека» в Каракосе…Вижу на ваших лицах недоумение, сеньоры, а между тем, именно там появилась на свет Ариадна Маргарита Вильереаль. 

Кориньо вновь выдерживает эффектную паузу, и пользуется ею, чтобы промочить горло. Кончита услужливо подносит детективу стакан с его излюбленным напитком. Разом осушив его и закурив свою неизменную сигару, бывший инспектор полиции продолжает:

- Итак, я выяснил, что девушка, весьма похожая по описанию на Ариадну, с трёх лет содержалась в этом пансионе, и зовут её – Мария Хоакина Креспо. Так же мне удалось выяснить, что эту девочку в трёхлетнем возрасте поместил в этот пансион… сеньор Луис-Альберто Вильереаль, являвшийся на тот момент опекуном и отчимом девочки. Когда мне показали её фотографию на момент выпуска, у меня отпали последние сомнения. А когда мне показали копию её свидетельства о рождении…я всё понял.

Аханье, гул, ропот, выкрики с места. Луис-Альберто низко опускает голову, но, набравшись мужества, вновь поднимает её, и на лице разом постаревшего и осунувшегося хозяина дома написана железная решимость идти до конца.

- Продолжай, Франклин, - глухо приказывает он, жестом призывая к тишине, - я готов.

- Хорошо, - Кориньо выпускает облачко дыма сквозь ноздри и начинает взволнованно мерять шагами террасу. Очевидно, что, несмотря на изрядную долю тщеславия и некоторую склонность к театральным эффектам, детективу и старому другу Луиса-Альберто приходится нелегко.

- Конечно, я знал, что Креспо – девичья фамилия первой жены Луиса-Альберто, умершей от приступа эпилепсии спустя год после свадьбы. Знал я также, что мой друг брал в жёны вдову, и от первого брака у неё был ребёнок, девочка, которая после свадьбы жила в этом доме вместе с матерью и её мужем...В общем, когда я выходил из пансиона, у меня на руках были уже все документы, свидетельствующие о том, что Ариадна Маргарита Вильереаль – это Мария Хоакина Креспо, дочь Пандоры Эмилии Креспо, первой жены Луиса-Альберто!

Кориньо вновь делает паузу, давая собравшимся возможность переварить услышанное.

- Итак, мы знаем, что настоящее имя Ариадны – Мария Хоакина Креспо, и собственному мужу она приходится… падчерицей. Мы знаем, что после смерти матери она содержалась в пансионе, а затем проникла в этот дом под чужим именем. Мы знаем, что она сама разыграла этот спектакль с собственным похищением. Но мы не знаем, для чего и почему она это сделала.

- Я, кажется, догадываюсь, в чём дело, Франклин, - слова даются Луису-Альберто с большим трудом.

- Возможно. Но… пусть она сама нам всё объяснит. Ибо нам удалось найти её, Луис, и сейчас она едет сюда в сопровождении моих людей. Но и это не всё, - Кориньо вновь выпускает облако сизого дыма.

- Я навёл справки в пансионе и пообщался с бывшими подругами Марии Хоакины. Видите ли, -  задумчиво повертев серебристой зажигалкой, продолжает он, - судя по отзывам подруг, эта девушка, хоть и обладала достаточным умом и недюжинным артистическим талантом, но никогда не отличалась ни практичностью, ни терпеливостью, ни вниманием к мелочам, ни стратегическим мышлением. Наоборот, слыла несколько…простоватой, хоть и достаточно ловко умела пользоваться своими женскими чарами. Понятно, что душа человека – потёмки, но есть такие вещи, которые невозможно обрести в одночасье, равно как и невозможно скрывать уже имеющиеся.

К чему я это говорю. Мы, как вы уже, конечно, поняли, имеем дело с выверенным до мелочей планом, рассчитанным на долгую перспективу. План был дерзким, но ловким, и мог бы сработать, если бы не ряд досадных оплошностей и роковых стечений обстоятельств. Выражаясь проще, трудно предположить, что человек, которого характеризуют так, как Марию Хоакину, смог бы разработать такой план, учтя все возможные мелочи. В общем, в ходе анализа сопутствующих обстоятельств я лишний раз убедился, что Ариадна-Мария, - указующий жест куда-то в сторону ворот, - действовала не одна.

Да, сеньоры, - величаво кивает инспектор, - у неё был помощник, причём помощник преданный, верный, хитрый и расчётливый. Даже слово это не вполне справедливо, ведь по сути, как я подозреваю, этот самый помощник – и есть главный устроитель и разработчик того фарса, который разыгрывали перед нами два года, и кульминацию которого мы наблюдаем сейчас! – энергично стряхнув пепел и сделав глоток пульке, Кориньо продолжает:

-  И именно этот человек должен был подкинуть если не первую, то последнюю записку. Этот человек подсунул охране кофе со снотворным… и по неосторожности оставил отпечатки пальцев на обеих чашках.

- Но кто же это, Франклин? – теряя терпение, восклицает Луис-Альберто, - Умоляю, скажи, кто этот предатель?!

 

- Карамба! Кориньо, прекратите уже нас томить! - Роман не выдерживает и вцепляется в бывшего инспектора, пытаясь как следует тряхнуть. Но один из охранников оказывается проворнее.

 

 

– Пусти! Всё-всё, успокоился, - тяжело дышит Роман. - Кориньо, прикажи своей горилле отстать от меня. И скажи, наконец, кто этот негодяй, которому хватило ума такое провернуть?! Диего? Дядя Эрнесто? Я всегда подозревал, что...

- Терпение, сеньоры, - невозмутимо поднимает руки Кориньо, делая знак охраннику, чтобы тот отпустил Вильереаля-младшего. - Сейчас вы всё узнаете. Этот человек сейчас здесь. И этот человек умён настолько, что вы не поверите мне, когда я произнесу это имя, так что гадать, дорогой Роман, бесполезно. И если Ариадна показала себя как хорошая актриса, то сообщник её играл… гениально. И, возможно, не попадись мне бывший коллега, хорошо знакомый с семьёй Креспо, я бы и не догадался.

 Он резко разворачивается и некоторое время вглядывается в группку людей в тени пальмы.

- Вы ведь были… няней маленькой Марии Хоакины, правда… Рамона? – бывший инспектор подходит почти вплотную к кухарке и пристально вглядывается в её лицо. Лицо это не выражает ничего, кроме безмерной усталости. - Скрупулёзность, продуманность, точность –  вот качества, характеризующие хорошего повара, - продолжает детектив, всё так же буравя взглядом подозреваемую. - От этих качеств зависит успех любого блюда. Не так ли? Взять её, ребята. – по сигналу Кориньо его люди крепко хватают Рамону под руки.

- Как ты могла, Рамона?! – хватается за сердце Луис-Альберто, - ты служила этому дому столько лет! Я… я позабочусь о том, чтобы ты сгнила в тюрьме, предательница!

 

- Не трогайте старушку!  – На террасе появляется Ариадна в сопровождении охранников.

 

При последних словах мужа, девушка предпринимает отчаянную попытку вырваться, но попытка не удаётся. - Она не причём! Если моя старушка в чём-то и виновата, то только в своей преданности!

- Не слушайте её, сеньоры, - перебивает Рамона, протестующе подняв массивные руки, - бедная девочка не ведает, что говорит, от потрясения! Сеньор Кориньо прав – это я всё спланировала, и точка! Я всё расскажу, сень…

- Нет, Рамона, я приказываю тебе молчать! – девушка срывается на визг. – И…и не тебе, Луис-Альберто Вильереаль, рассуждать тут о предательстве! – от взгляда, брошенного Ариадной на мужа, становится не по себе даже циничному Роману, и он вопросительно смотрит на отца. Тот разом стихает и хочет что-то сказать, но…

- Стоп! Хватит! – рявкает бывший инспектор, призывая к порядку. – Прекратите балаган! Кто из вас, сеньоры, и кого предал, мы разберёмся потом. А сейчас мне бы хотелось услышать, почему вы всё это затеяли, сеньора Ариадна. Или вы предпочтёте, чтобы я называл вас настоящим именем?

 На лице девушки отражается внутренняя борьба. Наконец, спустя бесконечно долгую паузу, она тихо произносит:

- Хорошо, - воцаряется тишина, все взгляды прикованы к той, которую безуспешно пытались разыскать почти неделю. – Я… я проиграла. А раз так, ничто больше значения не имеет. В мире нет справедливости… - на глаза Ариадны-Марии наворачиваются слёзы, - и мне теперь всё равно, что будет со мной.

- Мария Хоакина…- бормочет Вильереаль, всё ещё неверящим взором глядя на жену, - как же так? Я… я всё ещё не могу в это поверить…

- А придётся! - коротко всхлипнув, неожиданно жёстко обрывает его жена, пристально глядя прямо в глаза. – Тебе придётся поверить, «котик». И если в мире есть справедливость, то не только поверить, но ещё и ответить за то зло, которое ты мне причинил.

- Что ты хочешь этим сказать, Ариадна? О каком зле ты говоришь? –  восклицает Луис-Альберто, отчаянно воздев руки. – Это ты причинила мне зло, обманула, играла мной, как марионеткой! К чему была вся эта жестокая комедия, ведь я любил тебя, как никогда и никого в своей жизни! Я даже родовое поместье готов был заложить, чтобы тебя спасти! Как ты могла?!

Ариадна бросает на мужа уничтожающий взгляд:

- Любовь… что ты знаешь о ней… старый развратник?!

- Попрошу без оскорблений, сеньора, - вновь вмешивается Кориньо, - и перейдём, наконец, к делу. Начнём по порядку. Скажите, вы подтверждаете, что ваше настоящее имя – Мария Хоакина Креспо?

 

- Да! – С вызовом бросает девушка в ответ. – Да! Меня действительно зовут Мария Хоакина Креспо, поздравляю, сеньор проныра, -  презрительно фыркает она. - А у вас ко мне, сеньоры, судя по всему, накопились вопросы. Что ж, я отвечу, пока вы не решили меня линчевать, не разобравшись, в чём дело, а ведь если кто-то здесь достоин суда, так только он! – глаза, полные ярости и боли, мечут молнии. Женщина, стоящая сейчас на террасе и бросающая обвинения, ничем не напоминает легкомысленную шатенку, исчезнувшую неделю назад.

- Успокойтесь, Мария Хоакина, - Кориньо властно кладёт руку на плечо девушки, - прежде, чем бросаться подобными обвинениями, не лишним будет поведать свою историю всем заинтересованным. Лично я умираю от любопытства, как и почему вы отважились на такую безумную авантюру. Но должен предупредить: хоть здесь пока и нет официальных представителей закона, мы все будем свидетелями вашего признания, и всё, сказанное вами в дальнейшем может быть использовано против вас.

- Ой, напугааал, - развязно произносит «Ариадна». – Хоть протокол пишите, мне уже всё равно. Я жила местью, и я… проиграла. Остальное… не имеет значения. Что ж… дорогие гости и не только гости, наслаждайтесь представлением, вы же за этим пришли, - криво усмехается молодая женщина. – А я потом посмотрю, кто из вас сможет смотреть в глаза этому сеньору и пожимать ему руку.

Луис-Альберто при этих словах опускает взгляд.

- Ой, да лааадно, котик, чего ты стушевался? – заметив выражение лица мужа, тут же вскидывается Ариадна. - Где твоя прежняя смелость, с которой ты, едва предав тело моей матери земле, женился на другой и выбросил меня из дома как ненужную вещь?! – последние слова тонут в гуле возбуждённых голосов. Кориньо жестом призывает всех к порядку. Луис-Альберто, держась за сердце, не отрываясь, пристально вглядывается в лицо жены.

- Я знаю, что с тобой происходит, котик, - презрительно кривится в свою очередь Ариадна-Мария. – Ты сравниваешь нас, пытаясь вынести спасительный вердикт, будто мы не похожи, чтобы, уцепившись за это как за соломинку, обвинить меня во лжи и успокоить разыгравшуюся совесть. Не выйдет. У меня есть веские доказательства своей правоты, так что хоть дыру на мне протри - бесполезно. Да ты и сам, вижу, начинаешь прозревать, да? Ведь я действительно очень похожа… на свою мать. Только такой слепой старый кобель как ты, который чаще смотрит в декольте, чем в глаза, мог этого не заметить. Ну что, котик, каково сейчас осознавать, что твои первая и третья жена – родные мать и дочь?! – выплёвывает Ариадна в гробовой тишине.

- Заинтригованы? Что ж, теперь по порядку, - девушка несколько успокаивается и переводит взгляд пылающих гневом глаз на собравшихся на террасе.

 

- Как вы все знаете, моя мать умерла от тяжёлого заболевания. Мне было всего пять лет, - голос Марии Хоакины дрогнул, но взяв себя в руки, она продолжает:

- Мама была очень богата. Её семья в Греции по благородству происхождения вполне сравнима с Вильяреалями. На тот момент, когда они познакомились с мамой, у Луиса-Альберто не было ни гроша. Но он вскружил ей голову настолько, что она не задумываясь выскочила за него замуж, ещё не до конца оправившись от трагической гибели моего отца. Меня, конечно, взяли с собой, хотя удочерять меня никто не собирался.

Полтора года длился этот брак, во время которого Луис-Альберто ловко притворялся заботливым любящим мужем, а мама оплачивала все счета, все его долги, она обеспечивала даже его любовниц… хорошо, что она умерла, не узнав об этом. Луис-Альберто умеет хранить своих скелетов в шкафу и производить впечатление нежного любящего супруга, этого не отнять, - горько усмехается Мария Хоакина и продолжает:

- А потом мама заболела. Врачи серьёзно опасались за её жизнь, счёт пошёл на дни… И ты уговорил её, Луис-Альберто, переписать завещание, первоначально оформленное на меня, под предлогом того, что будешь опекать меня и позаботишься, если её не станет! Так? - голосом, дрожащим от гнева, припечатывает Мария Хоакина, - Вместо этого, сеньоры, едва прах мамы успел остыть, этот человек прикарманил все деньги по завещанию, а меня сослал подальше - в Венесуэлу, в пансион для проблемных детей. Рассказать, что там было, в пансионе, благородные сеньоры и сеньориты? Рассказать вам о тамошних нравах и порядках? Я прозябала в нищете и грязи, подвергалась насилию, со мной творили такое, что я даже в мыслях не могу воспроизвести, чтобы не почувствовать себя осквернённой, в то время как мамин муженёк припеваючи зажил на мои денежки, и года не прошло, как женился на другой!

- Неправда, Мария Хоакина! Это всё неправда! – Теряя контроль, перебивает Луис-Альберто, рассекая воздух дрожащими руками и хватаясь за голову. - Врачи меня уверили, будто у тебя после смерти матери начались отклонения в психике, и это необходимо для твоего же блага! Для твоего блага! Я отдавал тебя в лучший пансион в Венесуэле, и меня клятвенно  заверяли, что с тобой всё будет в порядке! Я регулярно справлялся о тебе!

- Если бы ты меня хоть раз там навестил, ты бы знал, как далёк этот пансион от твоих радужных представлений! – в свою очередь срывается на крик Мария Хоакина. - Хватит врать, Луис-Альберто! Ты услал меня сразу, как только появилась эта женщина – твоя вторая жена!

- Всё не так, Ариадна! – вскрикивает Луис-Альберто со своего места. – Я полюбил эту женщину, полюбил Олимпию! Ну что мне было делать? И не моя вина, что Пандора оставила распорядителем своего состояния меня. Она сделала это добровольно и осознанно. Не забывай, что на момент её смерти тебе не было и четырёх лет!

- Всё равно ты не должен был так со мной поступать! – Мария Хоакина заливается слезами. – Я осталась круглой сиротой, и я была абсолютно здорова! Ты должен был позаботиться обо мне, ведь это ты обещал моей матери! Ты должен был нанять специалистов, чтобы смогли точно определить, что со мной! А ты просто отделался от меня и даже не удосужился разыскать, когда я выросла, и поинтересоваться, как сложилась моя жизнь после пансиона.

Повисает значительная пауза. Слёзы градом льются из глаз Марии Хоакины. Её муж долго молчит...затем подходит к ней и, взяв в ладони лицо девушки, нежно приподнимает за подбородок, заглядывая в глаза:

- Ариадна… Мария…Послушай меня. Я только сейчас понял, как был тогда слеп и эгоистичен. Прости меня. Но пойми, моя девочка, я мужчина, в конце концов, - голос звучит устало. – Да, меня можно обвинить… в безответственности, да! Но клянусь, я не знал, что тебя постигла такая ужасная участь. Клянусь. Я был так молод… я считал, что как мог позаботился о ребёнке своей несчастной Пандоры, но чего ты хотела от меня – чтобы чужой ребёнок, которому поставили такой серьёзный диагноз, жил в моём доме, вместо того, чтобы находиться в учреждении, для этого приспособленном? Или чтобы я сам раздал всё наследство Пандоры нищим, чтобы тебе не было обидно? Пандора переписала завещание, да, - голос Луиса-Альберто крепнет, он всё больше начинает напоминать себя прежнего. – Но неужели ты думаешь, девочка, что я мог пасть так низко, чтобы вынудить её к этому? Как бы я это сделал, если человек и так одной ногой стоял в могиле, и ему нечего было терять?! К тому же, я планировал просто сохранить эти деньги для тебя, ведь ты была так мала, к тому же расстройство...

- Перестань давить на жалость, лапусик, тебе не идёт, - презрительно фыркает «Ариадна», но в глазах девушки всё же мелькает сомнение.  

- Сеньора, - вмешивается Кориньо, - давайте ближе к делу. Мы поняли, что у вас есть личный счёт к сеньору Вильереалю, но… что было дальше? Я так понимаю, что вы решили предъявить этот счёт к оплате.

«Ариадна» кивает. 

- Ещё в пансионе я проявляла недюжинные актёрские способности, да и внешностью Господь не обидел, - усмехается она. – Мне не составило особого труда вскружить голову этому стареющему ловеласу. О, у меня были большие планы, жаль, что не все удалось реализовать. Он был у меня вооот тут,  – улыбаясь сквозь слёзы, девушка демонстрирует сжатый кулачок, - Он делал всё, что я не попрошу, исполнял любой мой каприз. Вишенкой на торте должна была стать моя беременность. Прости, дорогой, но эту маленькую ложь с большими последствиями я сотворила только для того, чтобы ты был посговорчивее, когда «коварные бандиты» станут требовать непомерный выкуп. Я хотела отомстить тебе за всё зло, которое ты причинил мне, за каждый год пансиона, за каждый день, проведённый в этом аду. Но нет, нет в мире справедливости, - мокрыми от слёз глазами она обводит окружающих, - ты по-прежнему будешь купаться в деньгах, а меня снова ждёт казённый дом. Ведь вы же упечёте меня в тюрьму за мошенничество, так? Что ж, давайте, не стесняйтесь, сеньоры, прошу.

- Но-но, сеньора Вильереаль, не передёргивайте, - Кориньо невозмутимо стряхивает пепел от сигары в золотую пепельницу и внимательно смотрит на девушку взглядом учёного-зоолога, которому попался любопытный экспонат:

- Вы сами сделали свой выбор, поэтому вряд ли годитесь на роль несчастной брошенной сиротки. Вы появились здесь под чужим именем, вы заставили Луиса-Альберто влюбиться в вас, вы тянули из него все жилы, требуя всё больше подарков, которыми он вас, между прочим, безропотно осыпАл, вы… не были образцом супружеской верности, уж простите, и, наконец, вы довели любящего мужа до прединфарктного состояния, решив разыграть этот спектакль со своим исчезновением. Скажите, чего вы хотели добиться? Ведь сумма, которую вы запрашивали изначально, ничтожно мала для такого человека, как ваш муж.

- А вы не догадываетесь, сеньор «Коломбо»? – криво усмехается в ответ Мария Хоакина. – Правда, всё пошло не по плану, я ожидала большего эффекта. Но видимо, в жилах Вильереалей и их присных течёт не кровь, а вода. Я рассчитывала, что вы тут все перегрызётесь, как скорпионы в банке, и будете деморализованы и разобщены к тому моменту, когда я нанесу серьёзный удар, чтобы Луису-Альберто, помимо прочего, ещё и не к кому было обратиться за помощью. Но я никак не рассчитывала на то, что вмешается придурок Роман со своим идиотским планом погреться на горяченьком. В результате, грызня закончилась поимкой его подельников, которых вы же впоследствии и выпустили, и, как я погляжу, вместо того, чтобы скорпионы перегрызлись, тут царит полная идиллия, - скользнув взглядом по разбившимся на парочки гостям, передёргивает плечиками «Ариадна». - Ну а дальше вы догадываетесь. Пришлось импровизировать на ходу, но если бы не досадная оплошность, благодаря которой этот сеньор «Пуаро» на меня вышел,  всё бы закончилось иначе.

Вот и всё, - горько усмехается Мария Хоакина. - Радуйтесь, сеньоры, поймали мошенницу! Кто я против вас? Несчастная сирота, осмелившаяся в одиночку бороться за справедливость, и потерпевшая неудачу. Мне всё равно теперь, что будет со мной.

- Ариадна! Ариадна! – Луис-Альберто вдруг бросается к ней и порывисто сгребает в охапку. – Что же ты наделала, девочка?! Я же любил тебя, я так тебя любил! Я готов был весь мир бросить к твоим ногам, если бы ты только захотела!

- А знаешь, Луис-Альберто, - сквозь слёзы произносит Мария Хоакина, освобождаясь от его рук, - я хочу, чтобы ты знал…- она в свою очередь заглядывает в глаза мужу. - Я столько лет жила этой горечью и жаждой мести… Я превратила их в цель и смысл своего существования. Но когда сегодня я увидела твои глаза, когда ты понял, что я жива… В них было столько… А, к чёрту. Возможно, всё могло бы сложиться иначе. Но как бы там ни было, уже поздно что-либо менять. Теперь ты знаешь правду, и моя судьба в твоих руках. Обещаю только, что бы ты ни решил, знай: я… больше не буду тебе мстить, - глотая слёзы, с трудом договаривает девушка.

- Я бесконечно раскаиваюсь, Мария Хоакина, что тебе по моей вине пришлось пережить всё это…- голос Луиса-Альберто предательски доржит, - но клянусь, я не знал – или не хотел знать, возможно, ты права. И если я заслуживал кары – пусть то, что я испытываю сейчас, позволит тебе удовлетворить твою жажду мести, ибо мы квиты, ты расплатилась со мной сполна. Узнать, что женщина, которую ты любил так, как только может любить мужчина, была с тобой лишь для того, чтобы погубить…- Луис-Альберто не договаривает и хватается за сердце.

Последнее, что произносит Вильереаль, прежде, чем потерять сознание:

- Я…прощаю тебя, Ариадна. И ты… и ты меня прости.  Отпустите их… пусть только исчезнут из моей жизни… обе…навсегда…Это... приказ.

Хозяина усадьбы спешно, но бережно, подхватывают на руки "друзья Кориньо", и уносят в его спальню. Семейный врач, прибывший через десять минут, утверждает, что опасности для жизни нет, и скоро сеньор придёт в себя, а пока ему необходим полный покой. Кориньо вновь берёт руководство процессом в свои руки и призывает всех вновь вернуться на террасу.

 

***

- Вы слышали сеньора? - Франклин Кориньо окидывает взглядом родных, близких, чад и домочадцев дома, а так же двух женщин, стоящих сейчас рядом по центру и ожидающих своей участи. - Как бывшему инспектору мне такое решение не по душе, но как друг я не могу его оспорить. Призываю к этому и вас. Конечно, в отсутствие хозяина право решать участь задержанных принадлежит его старшему сыну. Роман, готов ли ты отпустить этих женщин после всего, что они учинили? Готов ли ты простить их, как простил твой отец?

- Чёртова толстуха, - подаёт голос Вильереаль-младший. - Кухня теперь будет полный отстой.

- Это понятно в любом случае, - хмыкает Кориньо. - Но от вас требуется чёткое решение.

- Пусть уходят, такова воля отца. И чтобы глаза мои их не видели, чтоб уехали из страны в 24 часа.

- Я лично прослежу за этим. Мы с моими людьми сопроводим их прямо до трапа. Пойдёмте, сеньоры. У вас десять минут на то, чтобы собрать свои вещи.

- Подождите!

- Да, сеньора?

Глаза "Ариадны" вновь наполняются слезами.

- Я хочу... сказать спасибо. И... простите меня. И передайте моему мужу, что больше я... не буду беспокоить его. Никогда. Он прав... мы квиты.

- Хорошо, я ему передам. А теперь пойдёмте. - Кориньо делает знак охране, Марию Хоакину и Рамону уводят. Вскоре со стороны дороги раздаётся мерное урчание мотора.

 - А теперь и мне пора... Доброй ночи, сеньоры. - бывший инспектор делает пару пометок в блокноте и покидает террасу, оставляя тамошних обитателей осмысливать и обсуждать случившееся.

 

 

 

 

 

Изменено 7 июля, 2016 пользователем Gella

[Rеi 13 523]

Они тоже были там. И видели, как распутывается клубок выцветшей от времени истории, как стареет на глазах дон Луис-Альберто, как вальяжен сеньор Кориньо, тем вызывая у молодых стойкое чувство его непринятия. Тёмные глаза молодых волчат дикой сельвы следили за каждым движением акта седьмого и завершающего. Возгласы, шок, всё читается на их лицах без труда.

Лица  

Hide  

Только когда основные участники театрального действо удалились, пребывающая в неверии, отрицании реальности происходящего сестра гаучо вышла из оцепенения.

Дева Мария, неприятности сыпались на них как из рога изобилия!

Хесу, отец, мать, теперь это… есть ли в мире ещё хоть что-нибудь светлое и чистое?

 

 

- Но это несправедливо! – в установившейся более-менее тишине звучит её звонкий женский голос.

- Лела… - осторожно и устало зовёт молодой Моралес, поймав тонкую кисть, но девушка мгновенно вырвалась, меча молнии уже в брата.

- Что, Лела?! Что, Хесу? Девочку лишили её жизни, свободы, будущего, заперли в пансионе, и теперь она должна прожить в изгнании из-за.. из-за тщеславного плута! Предателя семьи! Может быть, и не было и эпилепсии? С такого мужчины станется довести до гробовой доски и любимую супругу!

В последних словах угадываются слёзы, но голос все ещё тверд, он жалит осуждением того, кого уже унесли наверх. Она врач, и обратись к ней за помощью – поможет, но никогда, никогда не сможет принять такое поведение. Руки не подаст.

Женское сердце милосердно, оно не терпит причиненных даже другим обид, истекая горячей южной кровью, а молодой нрав импульсивен и порывист. Любить – так навсегда, жечь мосты – так сразу. Грудь гостьи тяжело и часто вздымалась, словно внутри полыхал вулкан – и он был, горел, питаемый праведным гневом.

И предынфарктное состояние, очевидно, не берется во внимание как преступление. Даже как возмездие. Право на достойный ответ – свято, хотя, задумайся на минутку, выбрала бы иной метод, не посмела бы памяти матери проиграть. Безумно, безумно жалко девочку, падшую ещё и муками совести. Мудрые предки предпочитали быстрый удар, лишенный сомнений, лишенный лишних страданий. А сеньор Вильереаль только что был уничтожен в глазах Моралес своим аморальным поведением, тем, что поднял руку на ребенка.

Пекеньо согласен. Молча, не привлекая к себе внимание, но непринятие сковывает плечи. Хочется покинуть этот дом и никогда более не возвращаться в него. Детектив, похоже, не намерен передавать дело полиции, лишать своего старого друга несметных богатств, конечно, нет. Здесь трудно доказать правоту после стольких лет, куда проще позволить свершиться чужой воле.

Но это несправедливо, не-спра-вед-ли-во…

Так не должно быть в мире.

- А Рамона? Она права, тысячу раз была права, если решила помочь, - уже тише продолжает, чувств слишком много чтобы молчать. Лела качает головой, останавливается взглядом на лице садовника, и не замечает, что её куда более спокойного сопровождающего уже нет рядом. Хесу мягко отъехал в сторону террасы и не впервые вспомнил, что занятые руки всегда лучше свободных. Когда не гробишь себя куревом, слишком популярным среди местной молодёжи.

Он собирался домой.

Изменено 16 июля, 2016 пользователем Rеi

[tеnshi 36 162]

Что ни ищет молодая гостья на лице нового друга, отнюдь не сразу она находит прямой взгляд.

Всё это отчётливо отдавало безумием. Чушь, масштабный, и такой же дурацкий розыгрыш, последний акт в праздновании дня рождения хозяйки дома. Минута, две, и послышатся шаги, вернётся Ариадна, вернётся Луис-Альберто, вернётся Рамона.. Запустив ладонь в волосы, и глядя куда угодно, но не на защитницу справедливости, Начо слушал её слова. Слушал, и хотел бы не слышать. Женщина слышала только женщину. Конечно же права она, конечно же она - жертва, конечно же виноват мужчина, виноват сильный, старший, не имеющий права на слабость. Нет ему веры, лжёт по умолчанию, выгораживает себя, и даже сердечный приступ не иначе, как имитировал, собирая сторонников.

Как старо, как знакомо до боли. Благословите, падре, ибо я грешен и идиот, гуляющий по граблям.

Он идиот, и он поднимает глаза, сам не зная, что в них сейчас отразится.

- Лела.. - еле слышное сдавленное эхо слов её брата. Что он может ей сказать, маленькой Консуэле, со всей глубиной детской эмпатии принявшей боль другой маленькой девочки, которой уже давно нет, и которую нет смысла жалеть?  Он не знает, он не выдерживает, он отводит взгляд и возвращает снова, - Не надо, Лела. Им не помочь.

Им не помочь, нет состава преступления, и вряд ли ребёнка выкинули из дома под покровом ночи. Им не помочь, это они теперь - преступницы, и большее, что возможно для них, сделано. Они и сами не смогут здесь жить спокойно, ни Ариадна-Мария, ни  Рамона, никогда больше.

[Rеi 13 523]

Конечно, не смогут. Можно простить, но не принять, жить дальше, но... мир слишком сложен, если делить его всего на несколько полутонов таких ярких эмоций. 

За такой мир и болит. И болеет. Даже когда он такой в глазах смотрящей. В глазах Вильереаля - другой, в глазах Марио - третий... и никто не скажет, какой этот мир на самом деле. Каким должен быть и кому. И существует ли он за пределами восприятия его. 

Так просто разозлиться. Поддаться простому, естественному и.. не найти поддержки в голубых глазах. В них слишком много от боли, так похожей на боль угасающего, слишком знакомый взгляд, преследующий в момент отчаяния, когда не спасти, не помочь, когда поможет только чудо. Когда пытаешься проводить бессмысленные манипуляции, реанимацию или новую схему, а голос старшего тихо скользит по мятежному сознанию: "Не надо, Лела. Им не помочь".

И этого достаточно, чтобы после долгой паузы лишиться сил, веры и опустить руки, плечи, потушить огонь и взгляд. Консуэла заметно покраснела и отступила, обнимая себя за локти под грузом новой раны художника, ничуть не менее горячей. Здесь ей, маленькой, без чуда уже не обойтись. 

[tеnshi 36 162]

Ей больно, а ему больно смотреть на неё, погасшую и спрятавшуюся, и крамольно хочется сказать "больнее", но до этого он не позволит себе опуститься. Скорее по привычке садовник смотрит по сторонам, машинально считая свидетелей: привычку держать приличествующую дистанцию в  доме даже сейчас не так просто выбить из головы. Уже после закатывает глаза от собственной мнительности, и подходит к ней.  Привлекает к груди и трогает губами волосы.

- Пойдём?

[Rеi 13 523]

Ари была неправа в своих расчётах. Чтобы скорпионы перегрызлись, они должны быть слишком похожи, желать одного ценой благополучия остальных, и тогда единственный выживший не пожелает иного, кроме как повторить свой триумф, питаться другими, давить других. Они здесь собрались разные. Вынужденно ограниченные, из скуки или праздности собирали похожие осколки, увлеченные love и совсем не war. 

И сейчас, стоило порезаться об острые края, её проблема отступила на второй, третий, десятый план. Важно ощущение покоя, с головой укутавшего в руках творца, Лела вдохнула глубже теплый запах Начо. 

- Пойдём, - соглашается, а сама стоит и накрывает ладонями не пробившиеся крылья. Сама решает, когда отстраниться, переплести пальцы и выйти на свежий воздух. Когда многое будет сказано без лишних слов. 

[tеnshi 36 162]

Маленькая Консуэла. Не такая уж маленькая, по правде говоря, высокая, стройная, какой не уставал любоваться, но всё равно девочка - его девочка. Малышка, милая, красавица, куколка, солнышко, карамелька.  Испанцы горазды на сладкое, чтоб не сказать - слащавое, не стесняются, ни в чём себе не отказывают, с практически национальной гордостью бросая вызов сахарному диабету.

Он уже и сам не разбирает, что несёт, шепчет не останавливаясь ей в шею, в волосы, в ушко, едва закрываются за спинами двери особняка. Как прорвало плотину, а её и прорвало на сердце, созданном открытым, но насильно запертом на все замки.

- Не уходи, - последнее в этом потоке ласковой чуши, когда особняк уже скрылся за деревьями, и он может обнять её, как хотел сразу, обеими руками, тесно, шумно вдыхая запах её волос.

[Rеi 13 523]

Родная сердцам зелень умиротворяет, нет холодка сдержанности мраморных лестниц, финансовых манипуляций позолоченных перил, они падали, окунались в неё и искали друг друга. И нашли, раз, другой, радовались, держа, путаясь в волосах руками... Жажда желать, шептать глупости, крепко держать ту, чьи глаза вновь блестят и на губах новая улыбка. Крепко держать того, кого так часто неосмотрительно ранит. Признает поражение быть дальше невозможности слышать ещё, глупостей настоящего, историй прошлого, планов будущего. 

Пускай то была всего минута, может, больше, может, целая вечность в зале какого-то общего помешательства. Но длинная, страшная, невозможная. Она просила прощение, когда успевала, она ластилась, когда сбитый танец прочь от особняка позволял ей не отступить, но сделать шаг навстречу. С открытым сердцем. А ещё чуть-чуть в тесных объятьях - открытым буквально, распахнутой клеткой с птенцом в ней. Смеётся своим мыслям, что не жалко. Ничего не жалко.

Дыхание щекочет его шею, нет, не дыхание, поцелуй, легкий и воздушный. Ещё и соскучиться успела!

- Я не могу больше без тебя, я не хочу больше... - тише, от того более проникновенно, и сейчас всё внутри замирает перед признанием, нет причин для сомнений, но они тревожат, тревожит страх, с которым приходится бороться. 

[tеnshi 36 162]

Страх. Он чувствует его. Как не почувствовать, когда так тесно, так близко, когда и свой желудок сводит, и шумит в голове. И всё же он чувствует это своё нечестное маленькое преимущество, немного - но старшего, чуть более уверенного, уже выставившего себе диагноз и выбросившего белый флаг.

И потому теперь не отпускает из объятий, не прекращает целовать, невесомо, ненавязчиво щекоча щёку, уголок глаза, висок.

- Лела, - к поцелуям шёпот, шипящее, но отчётливое напевание на тот самый первый мотив, - Лела, Леела, Лела.

[Rеi 13 523]

Героиня бессмертного напева - из тех, кто из белого флага сделает палатку, а по ночам устроит театр теней для всех возможных зрителей. Кто будет бесконечно любоваться уверенностью чуть более старшего, чуть более высокого, испытывая терпение и выдержку, рассмешив или смутив. Взаимно. Сейчас. Сегодня. Завтра. А потом будут новые преимущества, и новые конструктивные предложения. 

Домашние они. Руки любят. Любят тактильно, на слух, на запах, поддаваться силе притяжения. Не всемирной, а своей собственной (ещё немножко Мариэтты), вплоть до отрицания силы первой. Любят жмуриться и ловить невесомые касания, пытаясь угадать, куда придётся новое. 

Потереться губами об уголок других, размечая путь для улыбки. Мысли существуют одним мгновением и надеждой на всё светлое будущее. Иногда кажется, что вот-вот опустятся руки. Что не хватит сил. Достаточно услышать своё имя из правильных уст. Побыть рядом. Шептать что-то смешное, ласковое и глупое, выговориться за годы, увлекшись, не замечая, как кольцо рук сжимается плотнее, как слова чередуются с использованием преимуществ разницы в росте. 

Так бы и съела всего! 

[Gella 8 246]

Algunos resultados.

Луис-Альберто и Мария Хоакина развелись. При разводе экс-супруга получила отступными половину имущества Вильереаля, по настоянию самого Луиса-Альберто.

 

Мария Хоакина переехала в Венесуэлу, забрав с собой верную Рамону. В Каракасе обе стали сниматься в сериалах и вскоре сделали блестящую карьеру актрисы. Рамона получила премию INTE Awards за лучшую отрицательную роль и основала линию одежды для женщин "Mi gorda bella". Обе актрисы проживают в особняке в центре Каракаса с целым штатом прислуги. Но по большим праздникам готовит в доме исключительно Рамона.

 

Луис-Альберто женился на Кончите. В светских кругах посмеивались над мезальянсом, но постепенно кривотолки стихли, а таблоиды наперебой принялись брать интервью у счастливой пары, вдохновившись любовью и заботой в отношениях супругов. Вскоре жениться на прислуге в высшем обществе Мехико стало мейнстримом, что спровоцировало коллапс на местном рынке труда.

 

Роман так и не научился выбирать между кошечками и тигрицами, но научился запирать двери. Но спит исключительно  в собственной постели с укреплённым днищем, и не расстаётся с резиновым крокодилом, которого использует в качестве подушки. Прознав про слабость юного мачо, знакомые девушки принялись заваливать его игрушечными аллигаторами всех мастей, и вскоре для хранения земноводных пришлось выделить целую подсобку, предварительно выкинув оттуда все посторонние предметы, начиная с колченогой табуретки.

 

Кориньо стал самым востребованным детективом в высшем обществе Мехико и Каракаса. Подумав о расширении бизнеса, он предложил Начо стать полноправным партнёром, но получил отказ, мотивированный тем, что тот – «садовник, а не ветеран «Гренады».

 

О судьбе остальных героев смотрите в дополнительных сериях.

 

FIN.

***

Protagonistas:

Изменено 10 июля, 2016 пользователем Gella

[tеnshi 36 162]

Игнасио Эразо, внук Микеля Бенито, потомственный садовник сада Вильереаль.

Постскриптум

Скрытый текст

 

- Благословите, падре, ибо я грешен и идиот, шагающий по граблям.
- Идиотом родился, идиотом помрёшь. Грешно роптать на замысел Божий.
- Умеете утешить, падре.
- В том моё служение, hijo mío. Как там Мике?
- Пьёт, богохульствует, обкапывает свою Розалинду, когда думает, что его никто не видит. Начинаю думать, что история со спиной была преувеличена изначально.
- Начинаешь, Начито? Я начинаю думать, что ты не так уж самокритичен к себе, как мне иногда кажется.
- Лесть - грех, падре, я в этом почти уверен.
- Не учи попа молиться. Я слушаю тебя, сын мой.
- Я встретил женщину.
- Опять?
- Снова.
- Начито, мы договаривались - этот вопрос ты поднимаешь не чаще раза в два месяца. Мне нужно время на запоминание твоих списков.
- Наложите на меня епитимью за нарушение обещания.
- Наложу, не сомневайся.
- И не такие уж длинные эти списки..
- ..если мерить подписчиками инстаграма.
- Она не из инстаграма и не из списков. Я знаю её уже давно.

Жизнь любит такие финты. Два года ты знаешь её гостьей дома. Скромной, дружелюбной, и всё же - сеньорой, или пусть даже сеньоритой. Частью другого мира, не то, чтобы недоступного, но того, который оставил сам, предпочёл финансовому достатку свободу для души. Два года почтительных приветствий, скромных улыбок, незаметного присутствия на краю жизни. Один раз предложенная рука.

Жизнь любит повторяться. Не раз и не два он вспоминал Сару в эти дни. Нарочно воскрешал в памяти оставленное за океаном, густо затёртое  чередой случайных связей. Как она появилась в клубе, на вечере фламенко. В своём нелепом, светло-светло розовом, не умеющая связать и пары шагов в танце. Так и провисела весь вечер на шее у попавшегося под руку самаритянина. Которым, конечно же, оказался он сам.

Как, спустя полгода, переехала к нему, парковалась на чужом месте, и он  несколько дней по утрам переругивался с соседом, отгоняя неприкаянный "жук", пока общими усилиями пришелец не был внедрён в слаженную систему общей стоянки.

Как взяла кольцо. Она не могла его надеть, порезалась, и палец был толсто заклеен пластырем. Неделю носила его на цепочке, вместе с крестиком, и казалась самым счастливым человеком на свете.

Воспоминания текли тяжело, вяло, переваливаясь, как комья земли, что ходили под лопатой.

Она не собиралась жить так. Она могла подождать год, полтора, пока он не наиграется, не бросит своё детское хобби и не возьмётся за ум. После свадьбы всё изменится, его отец, она же знает, кто его отец, поможет обустроить нормальную жизнь.

Равнодушное оцепенение сменялось болезненным облегчением: как хорошо, как вовремя. Спасибо, Боже, что до церкви  не дошли.

А ещё  она была не первой. И совсем не оригинальной.  И совершенно точно последней.

Он упоминал о граблях?

***

- Балет, Начо! Я должна убить мой единственный выходной на балет! Забери меня отсюда, ты обещал.
- Не раньше, чем это перестанет быть уголовно-наказуемым.
- Каким ещё наказуемым? Ты мой брат!
- А они наши родители. До восемнадцати ты принадлежишь им с потрохами. Терпи, самурай.
- Так же как ты "терпел"?
- Можно как я. Я, знаешь ли, не пытался сбежать из дома.
- Жизнь - боль, ты в курсе? Начоооо. Я должна тебе кое-что сказать.
- Ты залетела?
- Иди ты.. Мариэтту свою залетай, дендрофил. Я выше примитивных плотских утех.
- Чему я буду рад несказанно, пока тебе не стукнет хотя бы шестнадцать.
- Короче. Я видела Сару на прошлой неделе.
- Сара наконец-то залетела?
- У тебя что, весенний гон запоздал? Вроде не сезон.
- Можно и так сказать.
- А, ну да, сеньора-это-надолго.
- Не знаю насчёт "надолго", но..
- Начо, ты дал ей полить Мариэтту. Я же знаю тебя, придурок! Ну что ты ржёшь?
- Ты, кажется, упоминала Сару.
- Да. Да-да-да. Она, похоже, разругалась со своим четвертым хахалем. Или третьим? Не, вообще пятым, включая тебя.
- Не думаю, что это существенно, Дани.
- Ну извини. Не о том! Короче, она меня пытала насчёт тебя. Куда ты вообще пропал. Представляешь, она даже не заметила, что ты свалил из страны!
- Представляю.
- Ну прости, не дуйся. Вот. Я-то помню, как ты уезжал. Короче, я такого наболтала ей, Начо.. Уже не помню в деталях. Что-то про то, что ты не вынес разлуки, оголубился с горя и смотался с первым попавшимся бойфрендом в..  Ты ржёшь опять!
- Люблю тебя, пирожок.
- Не хочешь слушать, и не надо!
- Я слушаю. Слушаю! Это ещё не всё?
- Нет. Не совсем.. Не знаю? Она как-то странно отреагировала. Я думала, психанёт, как всегда.  Задумчивая такая ушла, как будто я её обнадёжила.  Не, ну в Мексику-то она не полетит? Наверное. Но я  бы за телефоном следила на твоём месте, рядом с этой, которая надолго.
- Консуэла Лоэчес Моралес, попрошу!
- Вот когда станет Эразо, тогда и проси. Ты же возьмёшь меня шафером?
- Ты будешь прекрасно смотреться в смокинге, пирожок.

Отказавшись от "плотских утех" и прочих душевных терзаний уже на старте жизни, Даниэла Эразо ничуть не стеснялась при каждом удобном случае сватать последнего неженатого сиблинга, вероятно надеясь таким образом остаться единственной и неповторимой  нонконформисткой в семье. Мимоходом упомянутое известие о "девушке, которая поливала Мариэтту", возвело энтузиазм младшей в абсолют. Ни разу в жизни не побывав в Мехико, она уже нашла там подходящую церковь, подходящий ресторан, подходящие цветы, "с учётом твоих особенностей, придурок", и выдала десяток вариаций приглашений, считая это удачной практикой к своей будущей блистательной карьере в мировой журналистике. Второй день Начо с удовольствием размышлял, переслать ли  Леле самые красочные, или такие новости лучше сообщать лично, предварительно усадив на мягкое. Перешлёшь, опять же, а у неё скальпель в руке.

С самого утра затянулась  неприятная, болезненная операция у бассейна, где особенно разросся старый куст. Отсечённые, с корнем выдранные стволы, горы веток, и ещё больше лепестков, уже засыпавших водную гладь так, что Моралес Моралесом, а лучше бы не попадаться на глаза Марио недельку.

Но обед подходит к концу, и садовник  посылает сестре поцелуй в экран, получает за это высунутый язык и  возвращается в операционную, сам сегодня то ли хирург, то ли мясник, с болью на душе от каждой безвременно опавшей ветки.

***

- Игнасио, дорогой, где же тебя так угораздило? Дай, поцелую.
- На дорогу смотри, дорогой.
- Дорогая.
- Морис, я тебе конечно благодарен, что подбросил..
- Ок, ок, кто руку-то отгрыз?
- Секатор, мысли, недосып.
- Да ты у нас поэт.
- Талантливый человек, друг мой, талантлив во всём.
- И скромник. За этим что ль в больницу? Вроде ж зажило почти.
- Тебе кажется, уверяю тебя. Там очень глубокая рана. Может быть даже смещение кости. Нужен тщательный осмотр.
- Дааа? Тебя подождать?
- Тщательный И долгий. Но спасибо за заботу.
- Да несложно, я-то что. Сердце кровью обливается, когда глянешь на эту вашу колымагу. Когда ты ещё вывезешь её на СТО. Ты не хочешь завести нормальную машину?
- И ставить её поверх  хозяйских в гараже?
- "Хозяйских", мать вашу, двадцать первый век на дворе. Оно вот тебе надо?
- Ты бы видел, милый мой Морис, какие там гиацинты.
- То ли мазохист, то ли просто  извращенец. Забежишь к ночи?
- Как я могу пропустить, дорогая.
- То-то же. Дай поцелую на прощание? Я скучала!
- Без языка, а не как в прошлый раз. Язык спрячь, я сказал.

Неугомонный таксист не первый раз пользовался тактическим преимуществом ремней безопасности на законопослушном пассажире. Ожесточённо расчёсывая так некстати выбритую, и теперь исколотую жёсткой щетиной щёку, Начо вывалился из машины, давясь хохотом, и поддал по колесу на добрый путь.

Прошла, протащилась неделя с тех пор, как хозяин дома хватался за сердце посреди гостиной, как уходили две женщины, само существование дома без которых ещё за пять дней до того казалась невозможным. Как уезжала ещё одна, с поцелуем и обещанием.

Начо не был судьёй и не мнил себя таковым от Бога, а потому и отпускать грехи хозяина дома, или  предавать их порицанию  не стремился. "Садовник - это как дворецкий наоборот", - любил приговаривать Микель, нацеживая в стаканчик, и белобрысый мальчишка, увлечённо рубя в капусту выделенные для это цели доски, запоминал не глядя: дворецкий предан семье, садовник предан саду.

Жизнь возвращалась в привычное русло. Лопата, шланг, секатор, ругань Марио и селфи Мариэтты, и к концу недели в границах сада о встряске напоминали разве что обрастающие в мамонтов слоны, да собственный телефон.

С ним Начо не расставался, отправляя в сторону одного из крупнейших медицинских центров Мехико провокационные фотографии азалии и юного жасмина с приписками о замысловатых формах рук, размышления о неоавангардизме в рамках одной отдельно взятой пеперомии, и лимерики собственного сочинения про лассо и  хирургов.

Наконец он без зазрения совести нарушил первое же данное обещание и вместо оговорённого воскресенья заявился в дежурную пятницу прямиком к больнице. Здесь можно было  бесцельно и без особой надежды бродить по ухоженной территории, собирать материал для разгромного поста про работу здешних ландшафтных дизайнеров,  и уповать на милость Девы Марии, духов древних и обеденный перерыв, который бывает даже у хирургов-практикантов. Фотографироваться сам он не любил, но не отправит же талантливый во всём, едва возведённый в поэты, простое человеческое "Я здесь". Снимок на фоне мемориальной таблички Гуадалахара должен был быть достаточно прозрачным намёком.

Осаживал духовник, торопила сестра, немногие друзья пребывали в блаженном неведении. Он  впервые за долгое время думал о том, что будет завтра, и что завтра что-то да будет.  Это было приятно.