tеnshi

Тихое жалобное ржание Вик услышал довольно быстро. Лошадка по имени Лошадка влезла в совершенно непотребные кусты, запуталась поклажей, и теперь смирно ждала помощи от человека. Шуршание Виктор услышал когда перерезал безнадёжно заплетённую лямку казённого рюкзака. Нож угрожающе взметнулся в руке и уставился острием в крошечные наглые глазки, сверкавшие с полосатой мордочки. Енот. Бессовестный енот выпрыгнул из зарослей, впился зубками в ногу и скрылся из глаз. Человек глупо моргнул. Тирада на орлесианском, отправленная в бесстрастное небо, была раза в три длиннее выслушанной Теодором Крассом. А потом в лесу стало жарко. Орлесианец забыл про енота и небо, прижал к себе голову Лошадки и подозрительно уставился туда, где виднелись сполохи пламени, в ожидании дополняющих картину воплей.

- Нет, мессир Виктор, это вполне осознанная реакция, - ответил Тео. - Думаете, это меняет дело? - слабо усмехнулся он. - А насчёт лагеря я погорячился. В куче мяса сидеть чревато последствиями. Уходим отсюда. К стойбищу тех бандитов и будем надеяться, что они не вернутся. Вещи из кареты придётся перенести. Вик ошалело посмотрел на лидера, укладывая в голове "осознанную реакцию", и вдруг рассмеялся, почёсывая кулаком взмокший и теперь отчаянно зудящий лоб. Между пальцев сочилась тонкая струйка крови. Осознанная реакция вольного в применении своих сил мага. К этому ещё предстояло привыкнуть. И неплохая, стоило отметить, реакция. Глядя, как центурион взялся обхаживать рыжего, Вик улыбнулся и отправился высвистывать отставшую в буреломе пегую. По лесу время от времени разносилось мелодичное "Лошаадка".

Второй спаситель тем временем оттаял не телом но мыслями и спешился, оставив жеребца нервно фыркать в сторонке. Ноги одеревенели, и дрожали руки, рукам было мокро. Вик растерянно опустил глаза и зашипел, резкая боль достигла разума. Ладони пересекли рваные кровавые полосы. Орлесианец поморщился, сжал кулаки. - Месье Кр'асс, - высказался он мрачно, - Надеюсь, подобная р'еакция не является у вас р'ефлектор'ной. Запас наших лошадей может иссякнуть.

Его бы снять оттуда. Только аккуратно. Расстаяв, лошадь может вернуться в прежнее состояние и снова понести. Виктор хмыкнул с ноткой истерии. Его самого кто бы снял. Ноги и руки свело судорогой, и шпион на лошади чувствовал себя котом, засевшим на верхушке дерева. - Ваши.. наши телохранители.. следовали за нами, - также неуверенно отозвался он и обернулся, стараясь избегать глыбу взглядом. Мысли о себе в качестве возможного ядра такой статуи резко понизили её привлекательность. Даже с "криотоком". Слишком уж близко пролетела эта возможность. x)

Тео подъехал ближе, спрыгнул на землю. И остановился в замешательстве. Сглотнул ком у горла и спросил: - Мессир Виктор, вы не пострадали? Глаза же центуриона с ужасом оглядывали искрящееся изваяние. Вик о многом мог подумать заранее. Мог прикинуть свои возможности при прыжке с одного коня на другого и высокую вероятность успеха. Лучшие агенты Её Святейшества назывались таковыми не только за красивые глаза. Мог и предположить, что взбесившуюся лошадь, да ещё и связанную с тремя другими, не удастся удержать с одного рывка. Чего он не мог просчитать никоим образом, так это стены ледяного холода, накрывшей всю погоню не из внезапной засады, а из рук высокоуважаемого лидера, виртуозного скульптора Теодора Красса. Конь под горе-укротителем вскинулся с диким ржанием, осаженный повисшими на упряжи глыбами льда, но скинуть этого седока было совсем не просто. - Красс! - неразборчивый поток орлесианской речи плеснул в лицо подъехавшему центуриону с жаром, не требовавшим знания языка, редко звучавшего даже на родине. Судорожно целяясь за упряжь на приплясывающей коняшке, Виктор таращился то на мага, то на произведения искусства, одним из которых едва не стал сам. На глаза попался утопленный в синеватой глубине рыжий, - Он.. - Вик сглотнул, - Он что.. всё?

Вик с самого начала знал, что это плохая идея. Когда чокнутый зверь Красса шуганул четвёрку учёного, посланец Собора был последним, кто взгромоздился на свою пегую кобылку. Что он будет делать, даже если догонит головных, не представлялось абсолютно, но содействовать приказали не только мадемуазель в чёрном. Возможно, с несколько меньшим пафосом. Трясущаяся рыжая башка над спиной одной из упряжных подала идею. Вик решительно сдёрнул маску и сунул в седельную сумку - как сбросил оковы. Ветер плеснул в открытый лоб, хлестнул по щекам. Глаза вспыхнули азартом. Что смог рыжий.. Как показали обстоятельства - то лучше не пробовать.

Разведчик на пересечённой местности из него был, как из мага-триария - распорядитель на королевском балу. Воздав должное скульптуре, Вик неуверенно прошёлся по тропинке, отошёл на десяток шагов в сторону и понял, что с ещё одним уже никогда не найдёт дорогу обратно. Неожиданный вой драколисков удачно задал направление, и орлесианец бодро порысил на звук, пока ориентир не исчерпал себя. Вопить подобно рыжему он конечно не стал, но и выходить из-за дерева, узрев открывшуюся картину, не стремился. Теодор Красс наверняка хотел бы испробовать какие-то свои методы удержания зверей прежде чем всаживать сильверит им в глаза.

- Мессир Мастарна, пойдёмте бревно таскать. Патрик, Вик, - окликнул он двух шпионов, - может осмотрите окрестности, найдёте какие-нибудь признаки банды. (Бдительность). Виктор, выкапывающий утопленный в земле кинжал его более удачливым собратом, чуть не порезался. Последним, а вернее, последней, кто сокращал его имя до столь фривольной формы, была мадам Линьи, безвременно усопшая в собственной постели прямо перед его выездом в Тевинтер. Однако же, месье Кр'аасс был скор на знакомство! Посмеиваясь, Вик всё же кивнул лидеру и зашагал к скульптуре. Во-первых, она сама по себе представляла эстетическую ценность, во-вторых, хотелось выяснить, уж не девица ли так настойчиво мазала стрела за стрелой мимо его уха.

Для Виктора заварушка началась весело - со стрелы в его многострадальную голову. От резкого прыжка в сторону в утихшие было виски как ударило молотом. Ошалело моргая и хватая ртом воздух, он почти не глядя отправил нож в сторону бугая с цепом, возжелавшего прелестей мадемуазель с нелюбимым именем - промахнуться в такого кабана не представлялось возможным. Как выяснилось - очень даже представлялось! Что подумала Арсиноя на пролетевший в дюйме от колена кинжал, Вик представлять уже не стал, и сделал вид, что его очень интересуют вон те кусты к северу. Поскольку из кустов продолжали лететь стрелы, и преимущественно в него, это выглядело почти правдоподобно. Увернувшись от последней аккурат перед тем, как их грозный лидер соорудил восхитительной красоты скульптуру из настырного стрелка, он возвышался целый, невредимый и порядком растерянный. Импер'ия открывалась гранями одна другой курьёзнее. Вот пленник в окружении пяти вооружённых людей ещё надеется уйти на рывок, и нужно прошептать пару ласковых, чтобы угомонился и перестал выворачивать себе руки. Вот шпионка, всё знающая о способах унижения, кривится как пятилетняя принцесса, и не даёт медикусу добраться до раны во имя, страшно подумать, приличий. А вот уже добрая половина отряда спорит, что сделать с парой трупов, как будто за колбасу торгуются на рынке. Оскульптурили бы до кучи да сровняли с землёй, если так уж хотелось прибраться. Увы, последний аргумент командира срубил невысказанную идею на подлёте. В доказательствах утилизации по магическим меркам Вик не разбирался, и пошёл искать ножи и успокаивать лошадку. Наверное, пора было дать ей имя.

Метатель ножей третьего уровня за 400, в остатке 200

Что же до способов оскорбления и унижения... заверяю вас, их гораздо больше двадцати. Я выросла в Империуме. Она была изумительна, когда сидела вот так, на перевёрнутом старом ведре, посреди гогочущего, гремящего и рычащего лагеря, с кружкой кошмарного пойла в ухоженных руках, невозмутимая и уверенная в себе, как будто и впрямь всю жизнь провела на таких "мероприятиях", ведя светские беседы с загонщиками драколисков, повелевая пьяными триариями и очаровывая сидящих в пыли иноземных шпионов лёгкой игривостью пополам с профессиональными остротами. Вик наслаждался, не скрываясь. В столице Игра не прекращалась никогда, и любая встреча, которая стоила внимания, шла на лезвии ножа. Здесь, на земле у военной палатки, его жизнь была целиком отдана судьбе, нож смирно покоился в ножнах, даже не тронутый ядом, а предстоящая игра скромно топталась в отдалении. Конечно, мадемуазель. Он расскажет, мадемуазель, вот только.. О нет, мадемуазель! Спасите, мадемуазель! Спасите, спр'ячьте, и можете пр'осить, что только захотите! Спасти его она не могла, а может, не захотела. Два пьяных триария свалились из ниоткуда, словно прямиком из его головы. Обещал? Обещал. Инструмент в руки, мессир, и на сцену. Что значит, на какую? Чем вам та бочка - не сцена? Не устоите? Подержим! Ну вот, а говорили, не устоите. Ну хотите, сидите, коли ноги не держат, что с вас столичных взять. Много позже, в темноте своей палатки он ещё долго просил прощения у подруги-скрипки за устроенную вакханалию, за попытки переиграть треск молний и грохот огненных шаров, пока счастливые ценители высокого искусства подливали и подливали на глазах смелеющему маестро, чтобы игралось выше и громче, чтобы душу - в клочья. У головы Вик прощения не просил. Голова своя, личная, практически конечность, хоть и отпиралась от сосуществования с самого утра. Пусть страдает, драгоценная за то, что отказалась думать, выключилась, бросила в трудную минуту, спасовав перед жалкой кружкой дрянной браги. К выезжающей на тракт кавалькаде человек в чёрном присоединился смирнее смирного. Следовал тихой тенью, и всё больше по теням, не в силах выдержать даже нежное касание первых весенних лучей. Оживать он начал только на второй день дороги. Завертел головой по сторонам, раз десять пересчитал и переложил на перевязях двенадцать ножей в ему одному известном порядке. И одним из первых замер на дороге, зыркнул в сторону деревьев, и спрыгнул с коня.

Внимание орлесианца совершенно взаимно отдавалось даме. Проходящего туда-сюда телохранителя Вик будто не заметил вовсе, оба раза вместо этого разглядывая профиль обратившей взгляд на палатку Лурца красавицы. Она улыбалась понимающе, и ему нравилось, как она улыбалась. Двум шпионам, по всему судя, было куда проще найти понимание, чем двум телохранителям. Новый вопрос неимоверно обрадовал гостя, он с готовностью взялся перечислять впечатления. - Импер'ия? Импер'ия, мадемуазель, кишит ужасными монстр'ами, которых зачем-то выдают за верховых животных, имперцы ютятся в крошечных палатках, восседают на совершенно неудобных табур'етках и знают до двух дюжин цветастых способов сказать человеку, что его присутствие не желательно! Маска невинно поморгала и пожала плечами. - Думаете, предстоящее нам путешествие позволит составить более разнообразную картину?

- Нет. - Арсиноя улыбнулась, гораздо мягче, чем можно было бы от нее ожидать. - Само по себе имя ничего плохого не значит. Его значение не слишком подходило женщине, но кто знает, чем руководствовались родители? Взгляд скользнул по узорчатому серебру. Орлейский шпион в обращении показался куда приятнее, чем Ниса могла рассчитывать. Оставалось лишь гадать, такое обаяние - заслуга природных дарований Виардо, или же многолетних тренировок. Что-то такое она слышала об этих бардах. - Ваша маска - это... привычка или необходимость? Значит дело было в том, кто дал это имя. Виктор выразительно промолчал. Несколько часов знакомства недостаточно, чтобы докучать друг другу семейными проблемами - или делиться по-настоящему личными. - Мммм, - он задумался над вопросом, в задумчивости посмотрел в свою кружку, поднёс к губам, но в последний момент передумал. Для каждого глотка местного фирменного напитка требовалась недюжинная смелость, и не в каждый момент таковой хватало, - Это вопрос, мадемуазель, достойный диспута на какой-нибудь кафедре Университета. Уверен, там есть подходящая. Орлесианец рассмеялся, снова поднимая глаза. Смотреть на мадемуазель было, безусловно, приятнее. - В высоких домах Вал Руайо появиться без маски - попросту безвкусно, что фактически равно попранию всех приличий. Так что в некоторых случаях это можно назвать необходимостью. Глаза его весело сверкали, как будто выражая всё, что он думает о безукоризненном соблюдении всех приличий.

- Можно сказать, что никогда не бываю. - сообщила тевинтерка, вразрез с прежними утверждениями. Женщины.. сплошная непоследовательность!. Она помолчала немного. - Я не представилась там. - кажется, дама совсем не считала за невежливость долгое разглядывание малознакомых мужчин. - Арсиноя. Не слишком удобное имя. - она вновь уставилась перед собой, опять демонстрируя точеный профиль и снова чему-то усмехнулась без намека на веселье. - Выбирала не я, пришлось смириться. Женская непоследовательность удивила куда меньше, чем если бы мадемуазель призналась в регулярном посещении солдатских гулянок. Серебряная полумаска с улыбкой смотрела снизу, скрывая эмоции не лучше, чем кружевной пеньюар прикрывает женское тело. - Ар'синоя, - с удовольствием подцепил сложный для себя звук орлесианец, как языком тронул. И тут же добавил, будто смутился случайной фамильярности, - Мадемуазель. Почему же смириться? Оно означает что-то неприятное? На его слух в имени не было ничего ужасного. Его собственное и вовсе означало обыденность. Каждый третий орлейский аристократ хоть одного отпрыска да наградит званием "победителя". Никто в этом мире не выбирает имён.

Пауза продлилась самую малость дольше, чем это было бы вежливо. - Прошу. - Арсиноя любезно улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой. В это время в палатку проследовал одоспешенный земляк. Его проводили самую малость заинтересованным взглядом. - Армейские праздники.. обожаю их. - саркастично отозвалась она на похвалу вечеру. Виктор оценил комфорт, с каким устроилась дама, и посмотрел по сторонам. У палатки прислонился чей-то щит, надраенный к проводам зимы до тусклого блеска железных вставок. В следующую секунду щит аккуратно прилёг в пыль рядом с дамской ложей, и орлесианец невозмутимо устроился на импровизированном "сиденье". Теперь его голова была даже ниже головы Арсинои - зато и гораздо ближе. - Удивительное общество, - отсалютовал он кружкой, очень похожей на кружку женщины, - Столько впечатлений. Особенно по части лексикона. И часто бываете на подобных мероприятиях? Возможность не кричать была изрядным облегчением. А ещё теперь можно было заметить, что знакомое, режущее слух грассирование, сегодня звучало заметно мягче, не исчезнув, но превратив дефект речи в особенность голоса.

У палатки Лурца, вечер Разглядывать завитки узоров по ювелирному серебру можно было долго, но далеко не бесконечно. Виктора, например, хватило минут на десять. Он и так знал этот орнамент наизусть. Склонность к длительной меланхолии вообще не способствовала долгой жизни на изнанке высшего общества, и выбивалась мастерами-бардами из своих учеников с первых же уроков. Ещё через час невнятного треньканья - проверить настройку скрипки всё же стоило - серебряная маска замелькала между палаток и костров, заранее наводя страховочные мостики. Сколь ни скромен и экстремален был список праздничных развлечений, гость с юга намеревался оценить их все. Ну почти. Она бросила взгляд на палатку учёного и пригубила кружку. Так сидеть можно было до самого утра. - Хороший вечер, мадемуазель. Не занято? - это должно было прозвучать томно, негромко, вкрадчиво, но антураж накладывал свои коррективы. Проще говоря, пришлось почти прокричать с высоты своего роста, перебивая некстати взорвавшийся над головой огненный шар. Конечно, можно было бы наклониться и прошептать в самое ушко, но умирать так сразу тоже не хотелось.

Знал бы Вик, в какие квесты отправились его будущие спутники, глядишь, и приступ ностальгии на фоне чужих бед схлынул бы быстрее. У него-то проблем с экипировкой не могло возникнуть по определению. По лагерю "щегол горелый" шатался в одежде вызывающе беззащитной, так что снять его мог любой меткий стрелок, и двух стрел не понадобилось бы. Строить из себя великого воина не было смысла. Ну положит он одного, случись что, положит пятерых, да хоть десяток, выбраться из центра сотенного лагеря, когда все знают о твоём присутствии - только в сказках такое удаётся. Дипломатический иммунитет и покладистый нрав укрывали здесь прочнее любой стали. Другое дело - на большой дороге. Был и плотный кожаный нагрудник с воротом под горло, и пара крепких наручей, и какой житель столицы выйдет из дому, да что там - из постели выберется без удобной красивой пары туфель. На дороге туфли заменяли сапоги, но красивыми и удобными они перестать не могли по праву рождения. - Эй, мессир "Орлей", - окликнули Виктора из толпы триариев, перекатывавших пару пивных бочек с элем. - Может, сыграешь сегодня вечером? У тебя здорово выходит, - прозвучал грубоватый комплимент музыканту, но от всей солдатской души. Бесцельно бредущий куда глаза глядят, он остановился, поигрывая ножом. Губы искривила горькая усмешка. Здорово выходит. Не зря старались, маэстро Бертран. Не зря вколачивали в кучерявую голову октавы и гаммы. Не зря лупили по пальцам хлёсткой указкой. Вот они - плоды, вот оно - подлинное признание. Когда мессир гость повернул голову, усмешка обернулась смущённой улыбкой, высокая фигура чуть наклонилась, как качнуло молодое деревце. - Почту за честь, господа. Да будет милостива к нам всем мать-пр'ир'ода. Пр'ошу пр'остить, должен пр'исмотреть за моей скр'ипочкой. Теперь - не ускорить шага, не ссутулить плечи, не напрячь спину, пока не сомкнутся за спиной полы палатки. Только здесь можно и упасть щекой на подушку, и притянуть к себе "скр'ипочку", которая готова и так, что за ней смотреть. Можно снять маску и больше не думать ни о чём, разглядывая драгоценную вязь, обрамляющую пустые глазницы.

В палатке центуриона прошло не больше часа, солнце ещё не вышло в зенит, а Вик уже был выжат как лимон. Vivat Imperium Ещё ни разу с тех пор, как копыта лошади простучали по брусчатке Вал Руайо, он не осознавал так отчётливо своё одиночество. На сотни, тысячи миль вокруг простиралась чужая земля. И даже "лошадка" уже давно была здешней, одна из многих, каких сменял, застава за заставой, не думая, не оглядываясь, мчась вперёд по высочайшему приказу, который не мог нарушить даже в мыслях. Проверять её он не стал. Пропадёт - выдадут другую, не рискнут посадить бестолкового чужака на неуправляемую зверюгу. Был только он. Его скрипка. И маска. x

- Пленных, - ответил центурион, даже не сообразив за ворохом мыслей, что обращались совсем не к нему. - Наверное, жестокое зрелище для вас, мессир. Но такова война. - О, - высказался мессир, пойманный и ответом и его обыденностью, - Наверное.. - задумчиво протянул он, невольно выпрямляясь на табурете. Война едва ли могла шокировать постоянного актёра Игры. Скорее, она вызывала брезгливость своей неаккуратностью. Теперь ко всему прочему так и подмывало спросить, к чему так бездарно расходовать такой удобный источник чужой крови, но переступать черту было рановато. - Подожду фейер'вер'ков, - сделал благоразумный вывод Вик, уже снова улыбаясь. Он поднялся на ноги, прогнулся в спине, разминаясь, - До встр'ечи, месье Кр'аасс. Пойду пр'овер'ю, не съели ли ваши др'аколиски мою лошадку. С лёгким поклоном посланец Собора вышел из палатки.

- Да, ничего особо интересного, наверное, - дёрнул плечом центурион и добавил, - для вас, мессир Виардо. У солдат немного развлечений. Выпивка, еда, кулачные бои, травля драколисками, шлюхи и фейерверки. Пожалуй, всё. Отозвался, как ни странно, оберегаемый глава, проявив похвальную способность распределять внимание. Улыбнувшись молчаливой - не зря же наклонялся - Вик серьёзно обдумал предложенный список. Слегка вздрогнув на упоминании обозных шлюх, он заинтересованно уточнил. - И кого тр'авят?

У Вика вопрос тоже возник немедленно, только задавать его главе на фоне серьёзных задач было как-то неудобно. Потому он посмотрел на не обременённых командованием молчаливую молодую женщину и мага-триария. - И какого р'ода увеселения? - спросил вполголоса, легко наклонившись в сторону, - Ни р'азу не был на пр'азднике в военном лагер'е.

Пока строилась вертикаль власти, серебряная маска с любопытством смотрела на сердитую мадемуазель. Оценить высоту "чести" обучения в круге уроженец Орлея был не способен при всём желании и учился на чужом опыте. Призыв канцлера застал на разглядывании золотых браслетов - и от того совершенно врасплох. Маска в кои-то веки пригодилась, скрыв иронично приподнятые брови. - Да будет благотворным этот союз, - подумав, отозвался вражеский шпион, сидя в самом сердце лагеря заклятого врага родины.

- Далеко, - тут же откликнулся Лурц, улыбкой благодаря орлесианца, что прервал тягостное молчание, установившееся в палатке после его рассказа. - На юге, у подножия гор. Область называется Сто колонн. Вы слышали это название? Знания орлесианца о магократическом государстве ограничивались по большей части фактом магократичности и насущными мелочами. Кто такой верховный канцлер, он представлял настолько хорошо, насколько представлял это себе Собор, а вот куда конкретно этот канцлер может послать, оставалось размыто и укрыто туманом вековой войны. - Боюсь, пер'вый р'аз, месье Лур'ц, - виновато улыбнулся Вик, - Может быть, р'асскажете поподр'обнее? (знание 74 x)

Слушать недавнего "соперника" было гораздо, гораздо проще, чем "тяжёлого" канцлера. Что скрывалось за обликом ясноглазой кучеряшки, оставалось только гадать, но если гадать на всех и без остановки, любые гадалки отвалятся. Иногда можно просто полюбоваться. Вопросы же - вопрос здесь мог быть только один. - Мар'отинус, - повторил Виктор, - А это далеко? Конечно, Её Святейшество могла отправить на эту миссию кого-нибудь, кто знал назубок все крупные города Империи, но этот кто-то вряд ли бы пережил и один день в дорожной палатке.

Гарцующий табурет замер как врос, словно отдавал дань примечательной персоне вошедшего вместо своего бессовестного наездника. Вик в ответ на прямой взгляд только приветственно склонил голову, не покидая насеста. Ему вставать, месье канцлеру поднимать глаза, столько лишней суеты. В качестве компенсации за неучтивость посланец сопредельной державы одарил влиятельное лицо вниманием, полностью. Видит Создатель, это было непросто. Он не мог сказать, была ли причина в глазах смотрящего, или канцлера и вправду окружал осязаемый кокон той пресловутой "чёрной магии", которой в южной империи стращали всех кого не лень. А уж тех, кто получал приказы прямиком в Великом Соборе, запугивали с особым тщанием, скрупулёзностью и любовью к проделанной работе. Хотелось поёжиться и попросить одеяло. Парочку. Нужно было смотреть. Только пальцы на краю табурета мягко и неслышно ударяли в дерево. Ре минор.