«Орден Бури» сверкал в свете газовых ламп, покоясь на голубой бархатной подушечке, на каминной полке.
- Как будто какая-то побрякушка заменит нам то, что мы потеряли! – зло всхлипнула мадам вар Эретайн, теребя кружевной платочек.
- Не какая-то побрякушка, - поправил ее мужчина, устраиваясь в кресле и набивая трубку, - а особая награда, введенная самим Императором и отмечающая преданность Империи и Его Светлейшеству. Ты должна гордиться нашей дочерью, дорогая.
- Гордиться?! – едва не срываясь за визг, Эвелина обрушила на мужа все свое негодование. – Чем я должна гордиться, Уолтер?! Тем, что наша дочь умерла, едва вступив в совершеннолетие, от какой-то неизвестной заразы? Или тем, что мы не смогли с ней даже как следует проститься, потому что вместо тела нам привезли урну праха? Если Император так высоко ценит ее заслуги перед Империей, то ему следовало бы не ордена раздавать, а прислать лучших лекарей для своей верной подданной! Я всегда говорила ей, чтобы перестала путаться с этими фурри! Ничего хорошего от них ждать не стоит!
Мужчина тяжело вздохнул. Ему и самому было больно осознавать, что их дочери больше нет, но к чему все эти истерики, которые не исправят случившегося?
- Эва, милая, - подошел он к жене и успокаивающе взял ее за плечи. – Не все болезни можно вылечить, а Его Светлейшество не всесилен. Я уверен: доктора сделали все возможное. И думаю, они правы были в том, чтобы поскорее сжечь тело, чтобы зараза не распространилась на других.
Всхлипывания немного поутихли, и мужчина вернулся к своей трубке.
- Помнишь, что сказала Лиана, когда отказалась выйти за лейтенанта де Бруньи? «Вы всегда были недовольны вниманием, которое оказывал мне господин борн Десмодус. Говорили, что он держит меня в золоченой клетке. А теперь сами пытаетесь усадить меня в такую клетку. Если уж мне так или иначе придется служить какому-либо хозяину, то я выберу его сама!»
- Помню, - утирала слезы Эвелина, - это было вечером, а наутро она сбежала в Кёрниваль.
Женщина взглянула на фотокарточку на каминной полке, рядом с орденом. Она пришла с письмом дочери, отправленным из Бонденбурга перед отлетом цеппелина. Последним ее письмом.
- Что ж, служба самому Его Светлейшеству – не самый плохой выбор, - утешающе обратился к жене Уолтер вар Эретайн. - Все равно наша дочь никогда бы не стала той примерной замужней дамой, которой ты всегда хотела ее видеть. Она была для этого слишком своевольной.
Эвелина смиренно вздохнула и в гостиной воцарилась тишина. Лишь часы размеренно отбивали скорбную песнь, да трещали поленья в камине, наполняя теплом дом, в котором больше никогда не ступит изящная ножка Лианы вар Эретайн.