Warhammer 40,000: Unholy Search

[Leo-ranger 383]

 

 

Цели: Понять смысл своих видений.

Союзники: Айола

Враги: Згрин, Зимний Отец Ксурунта;

Местонахождение: ?Фенксоворлд, сектор Каликсида

Жезл Разорения: 1

Ватага: ???

Изменено 4 марта, 2019 пользователем Leo-ranger

[Leo-ranger 383]

++ На борту корабля "Империум Серый". 029.42М++

 

Слуга Крови

Ты стоишь среди горящего города, окруженный горами трупов. Терра, самое сердце Империума, покоренная тобой. Но не в одиночку ты проливал реки крови, о нет. В твоем пути по человеческим черепам тебя сопровождало верное оружие, обсидиановая рукоять которого приятно обжигает руку тебе прямо сейчас. Ты вновь осматриваешь деяния своей невероятной мощи, и поворачиваешься. Все вокруг на миг смазывается, чтобы реальность соответствовала твоим желаниям. Ты поворачиваешься и видишь громадные врата Императорского Дворца. Ты касаешься их Жезлом, и Дворец, величайший монумент достижения тиранической машины Империума, обращается в прах, устраняя все препятствия между тобой и главным врагом. Демоны то шепчут в твою ухо, то переходят на дикий визг. призывая сделать шаг и окончить жизнь врага всей Галактики.

Темнота. Вокруг темно, и в луче алого света стоит женщина. Её белая кожа странно мерцала от падающего сверху света. Она поворачивается к тебе и смотрит сквозь повязку, закрывающую её глаза, прямо тебе в душу. "Ксурунт. Ты найдешь ответы на Ксурунте."

Потолок каюты покрыт золотой вязью, которая складывается в надписи на высоком готике. Ты никогда не учил высокого готика, ты учил сражаться. Ты учил убивать. Ты никого не убивал уже четыре дня. От этого кипела кровь в венах и твоё раздражение все росло с каждым днем. 

Сервиторы-убийцы. Их было около двух дюжин на этом корабле, так что вряд ли капитан будет возражать, если ты проверишь, есть ли в них что преподнести Кровавому Богу.

Иначе это путешествие будет казаться бесконечным.

 

Слуга Перемен

Ты стоишь среди площади, окруженный миллионами верных последователей. Терра, самое сердце Империума, подчиненное Богу Перемен. Но не в одиночку ты обратила миллиарды миллиардов в истинную верю, показала им истинные знания, о нет. В твоём пути фанатичной войны с ересью Империи Человека тебя сопровождало верное оружие, обсидиановая рукоять которого мелко дрожала от переполняющей жезл психической мощи. Ты вновь осматриваешь деяния своего величия, и поворачиваешься. Все вокруг на миг смазывается, чтобы реальность соответствовала твоим желаниям. Лорды Терры стоят на коленях перед тобой, покорно склонив головы. Дрожь Жезла передается тебе. ты чувствуешь как сила переполняет всё твоё тело, и принимаешь её до последней капли. Ты пытаешься удержать под контролем наполняющие тебя потоки варпа, но у тебя начинает не получаться. Кровь начинает испаряться, голова идет кругом, черепная коробка с треском вспыхивает, и мгновения спустя пламя охватывает все твоё тело.

Темнота. Вокруг темно, и в луче фиолетового света стоит женщина. Её белая кожа странно мерцала от падающего сверху света. Она поворачивается к тебе и смотрит сквозь повязку, закрывающую её глаза, прямо тебе в душу. "Ксурунт. Ты найдешь ответы на Ксурунте."

Ты просыпаешься и мгновения спустя осознаешь, что стоишь перед дверным косяком с обеденным ножом в руках. К горлу подступает неприятный ком и все вокруг кружится следующие несколько минут. Кое-как добравшись до ближайшего стула, ты даешь время прийти в себя, а потом смотришь на дверь. На её железной поверхности был выцарапан ряд цифр. Что-то кликает в голове, и ты понимаешь, что это широта и долгота.

Что же это могло значить?

 

Слуга Гнили

Ты стоишь посреди площади, окруженный миллионами носителей даров Нургла. Терра, самое сердце Империума, медленное издыхающая и вырождающаяся от тысяч разных зараз. Но не в одиночку ты несешь благословление Отца Чумы, о нет. В твоём пути исцеления Галактики тебя сопровождал полезный инструмент, обсидиановая рукоять которого источала миазмы, терпеливо ожидая шанса распространять болезнь и страдания и дальше. Ты вновь осматриваешь деяния своего похода, и поворачиваешься. Все вокруг на миг смазывается, чтобы реальность соответствовала твоим желаниям. Миллиарды иссохших, пустых глаз на иссохших, пустых телах устремляются к тебе в благоговении. Ты улыбаешься - Отец будет доволен.

Темнота. Вокруг темно, и в луче зеленого света стоит женщина. Её белая кожа странно мерцала от падающего сверху света. Она поворачивается к тебе и смотрит сквозь повязку, закрывающую её глаза, прямо тебе в душу. "Ксурунт. Ты найдешь ответы на Ксурунте."

"Обнаружено загрязнение. Требуется очистка. Требуется очистка," - механический голос уборочного сервитора, стоящего за дверью уже неизвестно сколько времени, пробился к тебе сквозь пелену дрёмы. Один из этих сервиторов приходил сюда каждый день, пытаясь определить причину загрязнения. Каждый раз они уходили ни с чем.

 

Слуга Желания

 

Ты стоишь посреди площади. окруженный миллионами восторженных жителей. Терра, самое сердце Империума, принимающая тебя обратно в свои объятия. Но не в одиночку ты заработал себе дорогу обратно под благословления Империума, о нет. В твоем пути испытания тебя сопровождало верное оружие, обсидиановая рукоять которого сияла золотым светом. Ты осматриваешь все собирающихся вокруг тебя людей, которые начинали кричать все громче и громче, и поворачиваешься. Все вокруг на миг смазывается, чтобы реальность соответствовала твоим желаниям.  Лорды Терры вознаграждают тебя поочередно, называют Величайшим Героем Империума и предлагают собственную флотилию под командование. Толпа простолюдинов начинает наседать на вас, а сияние жезла становится все ярче и ярче. Они хватают тебя своими грязными руками, целуют, кусают, пытаются обнять. Тебя сминает под лавиной тел, а все вокруг поглощает свет. Свет, везде свет...

Темнота. Вокруг темно, и в луче пурпурного света стоит женщина. Её белая кожа странно мерцала от падающего сверху света. Она поворачивается к тебе и смотрит сквозь повязку, закрывающую её глаза, прямо тебе в душу. "Ксурунт. Ты найдешь ответы на Ксурунте."

- Капитан, мэм, вы опять уснули в своем кабинете, - мягко говорит навигатор Ка'рин, тряся тебя за плечо. - Мэм, до выхода из варпа на орбите Ксурунта остался один дневной цикл. Приказывать готовить шаттлы для высадки на поверхность? -  он улыбается, поправляя стоящий на столе золотой бюстик.

[Gonchar 4 767]

Видения были чем-то обыденным. Таким же привычным, как сновидения полные вопящих душ и соблазнительных шепотков демонов, обещающих могущество и власть - стоить только лишь немного поддаться, впустить...Но всё это было незначительным шумом, не серьёзнее мысленного шума, издаваемого мирриадами человеческих разумов от которого Лайан с лёгкостью научилась отгораживаться за долгие годы после своего пробуждения. 
Она медленно прикрыла глаза, продолжая сидеть на стуле и стала глубоко дышать, погружая свой разум в сноподобный транс. Рециркулированный корабельный воздух холодил обнажённую кожу, поэтому она передёрнула своими иссиня-чёрными крыльями за спиной и укутала себя подобием перьевого плаща-одеяла. Ничто не должно было потревожить сосредоточение, даже привычка отходить ко сну без какой-либо одежды. 

Медленно перебирая невидимыми пальцами своего разума, она воскрешала образ за образом странного ночного видения. Мысли были как податливая глина, которую можно было сминать, разделять на куски и скатывать их в миниатюрные шарики. Разум колдуньи парил и перебирал эти шарики в глубокой задумчивости.
Это не было простым сном уж точно. Слишком настоящее, слишком живое, путь и похожее на обычные соблазны варпа. И эта бледнокожая женщина - кто она? Какая-то колдунья, сидящая в Вопящем Вихре и рассылающая загадочные видения? Более простой разум и купился бы на это и ухватился бы за обещания власти, но Лайан знала, что такие посылы всегда имеют двойное дно...если отправляющий - дилетант. 
Кто-то хотел как минимум её ввязать в поиски артефакта, если трактовать достаточно буквально. Но какова его истинная природа - оставалось только гадать. 
Все эти вопросы уже не первый раз прокручивались в голове за долгие недели повторяющихся из раза в раз видений. Но это никак не приводило ближе к ответу.

Колдунья встрепенулась и неторопливо, с ленцой приподнялась со стула. Она величаво расправила крылья и задумчиво проколола подушечку пальца острием ножа. Карминовая капля медленно стекала по белоснежной коже, пока Лайан не ухватила её губами, давая железистому привкусу скользнуть по языку. 

- Ксурунт, значит.

Медленно произносит она, загадочно улыбаясь. Планета пустошей и грязных варваров, ворочающихся в собственных испражнениях и с удовольствием убивающих друг-друга во славу своего рогатого бычьего бога. Воистину - цивилизация достойная всех поклонников бронзовобокого бога. 
Возможно, это была ловко расставленная ловушка. Это наверняка была ловушка. Но Лайан не могла справиться с соблазном узнать больше об этом, не могли справиться с соблазном и остальные члены банды хаосопоклонников. Они уже слишком долго летели сквозь варп, а пребывание в роскошных каютах уже начинало тяготить. Её измучала жажда по новым знаниям, по новым откровениям. И по свежим, девственным разумам, которые можно будет истерзать, изнасиловать и оставить подёргивающейся массой нейронов и истекающей в варп слабой души. О, да.
Зашипев последним мыслям, колдунья провела рукой по груди и резко развернулась к гардеробу. Мантия из филигранно сотканных чёрных перьев крайне слабо прикрывала верх тела Лайан, но верная слуга Тзинча никогда не была отягощена жеманностью и целомудрием.

Через несколько мгновений она в ореоле подёргивающихся чёрных крыльев покинула свою каюту в направлении каюты капитана. Неторопливо, величаво. Магистру К'Сала не пристало спешить. А бегущий Магистр может поднять панику на корабле.

Изменено 5 февраля, 2019 пользователем Gonchar

[The Prophet 1 111]

        Потолок каюты пустоходов затягивала тарабарщина золоченой вязи, искусно наплетенная на палисандр поверх жирного слоя облупившегося лака. Драгоценная паутина слабо поблескивала в свете танцующего пламени; и мерцала сквозь осевшую на золоте копоть, тускло и блекло; и терялась затем в плесневелом мраке, когда выгорал следующий, теперь уже только точащий дым фитиль – утопленник плавленного липида: и пустые посулы высокого готика, сокрытые для страждущих в напаянных сканщиком-арахнидом филигранных узорах, окутывала непреодолимая тьма – а с приходом тьмы память тех, кто меж звона склянок денно и нощно молился в потолок по словам-сплавам, неумолимо пожирало забвение. 

        И сходили они с ума. И прозревали они. И бритвой срезали они вымолвленное с языков своих, и плевались кровавой пеной, и сквозь мясо распоротых губ поносили лживую вязь.

        И сходили они с ума. И прозревали они. И умирали.

        И было так.

 

        Он пробудился на холодной подстилке, чувствуя обритым затылком и выступающим сквозь мясо хребтом под собой влажное пятно пота. Последняя из чадящих свечей погасла: пламя расплавило вылепленный из жира рог, и тот растекся по напольной доске волнами бледно-розовой бесформенной массы – будто кусок откромсанной с тела плоти, брошенный кожей вверх. Свеча, уголёк фитиля которой еще выпускал вверх тонкие струйки дыма, погасла давно и была последней из десятка свеч, оставленных для согрева до пред-полуденной первой склянки: теперь его бил озноб, а тело покрывалось зудящими горстями сыпи.

        Сагот Сцевола, пепельник-еретик с Иокантоса, подобрал оледеневшие ступни под себя и сел, скрестив сухие ноги на кочевой манер. Ткань нательника поначалу заскрипела, а затем, когда Сцевола сгорбил спину и с выдохом опустил плечи, с треском переломилась жесткими пластинами засохшей шерсти. За колокольную ночь сукно пропиталось гнойной сукровицей и пристало к торсу, будто не сброшенная в змеиной манере вторая плоть: отдирая налипшее тряпье, он чувствовал, как лопается кровяная короста, как рвется отделяемая от одежд кожа, как вязкое и жидкое стекает по животу вниз, пропитывая опоясывающую его мешковину штанов. 

        Струящееся подношение текло сквозь него, собирало соленые капли в морщинистой паутине на уголках глаз. Холодную спину снова покрыла зудящая сыпь, сбежавшая на ягодицы. Корсет волокнистых мышц свело судорогой. Пальцы на ступнях сжались в подобие клюва аквилы, а затем выгнулись обратно, выстреливая в воздух каюты достигшим их болезненным импульсом.

        Это не было наслаждением. Это не было невыносимо.

        Это было жалкой порцией воздаяния – воздаяния честного и вознаграждаемого, в отличие от зверства имперских десятин. Вознаграждаемого, в отличие от скармливаемых «призрачному пламени» в междоусобной войне вайских варбанд за бессмысленный губернаторский титул. Честного, в отличие от бесконечного оброка шепчущими-с-травами и призывателями-дождя, покидающих Иокантос на кораблях цвета смоли.

        Это не было наслаждением. Это не было невыносимо. 

        Это было. И было так.

        Наконец он поднялся, сквозь дрожь в ногах ощущая, как гудит и трепещет оскверненное влиянием Хаоса судно. Растянутые мышцы тяжелели и пульсировали, наполняясь выдавленной в них артериальной кровью. Конечности наливались жидким свинцом, вены вздувались синими трубками величиной с ленточного червя, изъеденная струпьями кожа бугрилась на распухающем мясе. Лицо Сагота Сцеволы, смуглое лицо пепельного степняка с широкими скулами и кривым рассечением век побагровело, белки глаз гневно заалели лопнувшей сеткой капилляр. Взгляд заволокло красным, когда пепельник начал заковывать себя в панцирный доспех, роняя на запёкшуюся поверх брони кровь слюну с привкусом железа – всегда железа: он знал, кто послал ему бледноликую бестию во сне, кто послал её сейчас и посылал семь раз прежде, возводя перед широко закрытыми глазами руины поверженной Терры. Сегодня был восьмой раз, и крови было мало, и кровь должна быть пролита, и крови должно быть столько, чтобы чаша из выскобленного черепа наполнилась до краев.

        Сагот не слышал ни хрипения вокса, вплетенного в арочные проемы, ни гула двигателей крейсера, ни собственных шагов, эхо которых утопало в корабельной какофонии. В заложенных ушах пепельника Сагота, удобрявшего телами поля и пожинавшего всходы «призрачного пламени» задолго до того, как стать еретиком, была лишь пульсация кипящих внутренностей – и он желал узреть их кипение собственными глазами.

[luckyorange 2 779]

Возрадуйся, Терра, ибо твой герой вновь озарил тебя своим присутствием! Целые армии падут, миры сотруться в прах, армады сгорят и враги Империума - её - умрут в кошмарных муках; и она будет упиваться их агонией, смакуя, как лучший амасек с самых девственных миров. Она будет прекрасна, подобно имперсой святой, и смертоносна, как храмовый ассасин. Власть, что получит она, не снилась даже самому Вандиру; любовь её поданных, их верность, будет безгранична, и фальшивые герои будут низвергнуты; ложь, что окутала само сердце Империума, их благословленных Лордов, будет испепелена в пламени ее славы. Она будет вторым Махарием!
Нет.
Она будет выше, чем сам Махарий.

А потом - был свет.

Обжигающий. Чужеродный.

И тьма.

Всепоглощающая. Ненасытная, как гордыня. И мрачное пророчество, полное лжи и коварства - от этого не менее желанное. Так куется история; сквозь все преграды и препятствия, полные боли, разочарования и предательств. Вопреки всему. Благодаря чистейшей, самой искренней вере в господина.
Излишеств.

“Ксурунт”

Название, подобно застрявшей в горле кости.

Анаис Спайр поморщилась, будто от зубной боли, взглянув на своего навигатора. Противные, липкие воспоминания, как он специально медлил, чтобы корабль был пожран Великим Разломом, всегда вызывали в ней бешенство и ярость. И Анаис Спайр никогда не любила сдерживать свои порывы. Но гнев сошел на милость, стоило отголоскам гораздо более... приятных воспоминаний потревожить её разум.

- Пускай техножрецы пробуждают дух Мародеров, - заговорила капитан, хрустнув шеей, - и готовят свои ритуалы для Телепортарума. Я не собираюсь умирать на этой жалкой планете.
Она усмехнулась; на ее столе, среди отчетов, которым насчитывалось уже более десяти лет, инфопланшетов с всевозможными донесениями, писем, в аккуратную дорожку был рассыпан причудливый, будто аметистовая пыль, порошок. Капитан вспомнила, зачем ушла с мостика.

Если леди-капитан собиралась сказать что-то ещё своему верному слуге, то ее грубо прервали: одна из ее “гостей” появилась в каюте капитана так, как и положено магистру с К’Сала - без предупреждения, без приглашения. Каюта Анаис была еще больше помпезной, богатой, чем та, где разместили Лайан - леди-капитан никогда не боялась тратить лишние троны для своего комфорта. Это было понятно.

Анаис кивнула, тем самым приветствуя незваную гостью.

[Gonchar 4 767]

Лайан неторопливо вошла в покои капитана, осматриваясь вокруг с хозяйским видом. Как и подобает настоящему Магистру К'Сала. Они тренировали этот взгляд на вещи с самого момента пробуждения. Они были высшей кастой своей планеты и мир принадлежал по праву им. Всё вокруг было лишь инструментами для достижения их целей. И в любой момент можно было их обменять или выбросить за ненадобностью.
Однако пока что "Империум Серый" и его капитан устраивали колдунью и служили её целям. Сейчас она бы с удовольствием оставила крупицу знания, извлечённую из недавнего видения себе, однако это не представлялось возможным и было нецесообразным. Скрипя сердце магистр пришла к выводу, что капитану нужно знать. 

- Доброе утро. - с невозмутимой улыбкой возвестила Агония, подходя к столу Анаис, не обращая внимания на мутанта. - Я узрела очередное видения от нашей загадочной колдуньи. В основном, это было повторение старых обещаний... - с лёгкой томной ленцой протянула колдунья. - Однако в этот раз было кое-что новое. Что может вас заинтересовать.
Улыбка Лайан стала более интригующей и она взмахнула рукой. Между её пальцев с острыми и чёрными, как у птицы, ногтями оказалась зажата полоска бумаги с написанными витиеватым почерком цифрами. Теми самыми цифрами, что колдунья в полусне вырезала на косяке двери своей каюты.
- Это координаты. И, судя по всему, координаты для первой точки наших поисков. Думаю, нам стоит разыскать их как окажемся на орбите Ксурунта.
Колдунья упёрлась рукой в гладкий стол и потянулась вперёд, протягивая капитану бумаги, попутно открывая вид на содержимое своего декольте. Ей нравилось играть в эту игру.

Изменено 6 февраля, 2019 пользователем Gonchar

[luckyorange 2 779]

Взгляд Анаис скользнул фигуре Лайан без каких либо стеснений, задержавшись на крыльях. Черных, как пустота между звездами. Вот что действительно пришлось по нраву взору леди-капитана: несмотря на то, что Вихрь порождал огромное количество уникальных сочетаний плоти и варпа, столь редко он приобретал такие тонкие и эстетичные виды. Это было интересно. Это было вновинку.

- Это уже становится интересно, - Спайр встала из-за своего места, принимая листок и недолгое время его изучая, - можете воспользоваться моим скромными дарами, пока я…

Слаанешитка не договорила, направившись к одной из многочисленных полок своей каюты, усеянных бесчисленными количествами трофеев, алкоголя, наркотиков и, к удивлению любого не знавшего маниакального перфекционизма леди-капитана на, набор всего нужного для капитанской работы. Небольшой когитатор со стертыми рунами адептус механикус оказался одним из таких предметов; Анаис активировала одну из рун на древнем устройстве и, не медля, пробудила духа машины, воспользовавшись одним из многочисленных проводов, подключив к расположенному на шее плаг-БМУ. Нехитрые манипуляции, и все присутствующие увидели голографическую проекцию этой недо-планеты.

Ей даже не требовалось ничего вводить вручную; мыслеуправление - это одно из самых простых фокусов во взаимодействии с духами машины, которыми обучилась бывшая имперка. Простой, но иногда ужасно эффектный. Всего пару секунд, и техника сама нашла нужные координаты: они привели к одной из медных статуй,  небрежно разбросанных по планете, будто оружие на поле боя.
- Варвары, - поморщилась Анаис, - даже не освоили секреты пороха.

Оставалось только добавить: “Это будет легкая прогулка”. Увы.

В Вопящем Вихре ничего не бывает так легко.

Изменено 6 февраля, 2019 пользователем luckyorange

[Darth Kraken 568]

Он никогда не учил высокий готик - он ведь не был выхолощенным красавчиком из сынов Фулгрима - он учился сражаться не смотря ни на что. Не сгибаться под самым плотным огнём. Это стало его гордостью. Как и его братьев. Он был горд быть Гвардейцем Смерти. В старые времена Великого Крестового Похода, и после, когда вскрылась правда о Императоре. О Трупе-на-Троне. Даже когда его тело иссохло, стало похожим на мумию, как и его братья, ставшие искаженными, уродливыми версиями самих себя. Отец Чумы сделал то, что не мог никто - возвел их способности в абсолют. Конечно-же, не у всех. Но их примарх... сражаться подле него, предстать перед ним - это было словно предстать перед воплощением божества.

Он никогда не хотел вернуться в Легион. В том варп-шторме, что занёс его корабль в Вопящий Вихрь во время Долгой Войны, время прошло медленнее, и из десяти тысяч лет, что пролетели в реальном времени, Торалис прожил лишь две с половиной. Он скорбел по своим братьям, что погибли, будучи жертвами той бури в Имматериуме. Ну, какое-то время. И увидел возможность добиться того, чего он не смог бы сделать, сражаясь плечом к плечу с братьями.

Он никогда не любил роскоши. Лишь строгая, аскетичная функциональность. И теперь вычурная помпезность, так напоминавшая о безвкусных дворцах разжиревших планетарных правителей с тех эоны назад сокрушенных Легионом миров лишь вызывала кривую усмешку на тонких, почти не гнущихся губах. И распадалась. Медленно иссыхало дерево огромной кровати, в которой, по скромным оценкам Торалиса, легко разместился-бы легионер в терминаторской броне, неведомая эрозия разъедала драгоценные металлы, коими были отделаны потолок и стены, тлели ткани. Даже воздух стал затхлым и спёртым, наполненным пылью, как в склепе. Аура разложения царила вокруг него всегда.

Он никогда не относился к псайкерам в положительном ключе. Те были полезны, отрицать такое было глупо, но слишком ненадёжны. Однако сейчас, когда его снова посетило видение - привычное явление в месте, где Варп и Реальность столь близко друг к другу, как и было тут, в Вопящем Вихре - он решил, что эта бледнокожая девица - его ключ к возвышению. Ну, или падению - Торалис не был идиотом, и понимал, что благосклонности своего покровителя можно лишиться так-же быстро, как и обрести его благословение.

Он никогда не мог насытиться - его мутации давали невероятную стойкость, и вместе с тем требовали внушительное количество пищи. Потому, стряхнув с себя остатки видения и собрав своё снаряжение, чумной десантник направился за стандартными пищевыми брикетами - всё равно Торалис давным давно перестал различать вкус блюд.

Изменено 6 февраля, 2019 пользователем Darth Kraken

[Gonchar 4 767]

Колдунья скрестили руки под грудью, в задумчивости взмахнув несколько раз крыльями и подняв лёгкий ветер в каюте капитана. Синий свет мерцающей проекции планеты оттенял её бледную кожу, пока Лайан задумчиво рассматривала отметки на ней и пересекающие их линии мередианов. Это не представляло полной картины того, что ожидало их внизу, но не нужно было обладать бурным воображением, чтобы представить весь уровень упадка и дикарства. 
Ох, эта гордость кровожадных варваров. Они думают, что сжирая сами себя в междуусобных войнах и бесконечно сражаясь с дикостью своего мира они становятся на трон дороже "цивилизованных неженок". До тех самых пор, пока эти "неженки" не спускаются на их планету и не заливают их огнём из плазмы и болтов. 

- Судя по всему, мои координаты падают на одно из святилищ их рогатого бога. - подчеркнула очевидное Лайан, проходя длинным ногтём сквозь мерцающее сплетение частиц света. - Не думаю, что нам там будут рады. Орда фанатиков Кхорна...о, как я это люблю.
Она закатила глаза и простонала. Их мелкие умы наверняка не представляли из себя нечто аппетитное. Что она могла бы с усердием вскрыть и выпить. Капля за каплей. Но это уже было приятным разнообразием. Острой диковинкой, которую можно проглотить пару раз. 
- Эти крысы могут быть примитивны, но кто знает чем их одарил имматериум. - магистр покачала темноволосой головой. - Как бы ни хотелось - их нельзя недооценивать.

Лайан перевела взгляд на капитана и томно улыбнулась.
- Думаю, пора звать остальных членов нашего отряда. - столь непринуждённая похабная шутка никак не вязалась с верной жрицей Тзинча.
Но разве не их доктрина состоит в постоянной изменчивости?

Изменено 6 февраля, 2019 пользователем Gonchar

[luckyorange 2 779]

Ка’рин наблюдал за разговором двух девушек отстраненно, не рискуя попасть меж двух огней, или как либо прокомментировать происходящее - хотя, конечно, ему было что сказать. Но зачем, если наблюдать за этими патугами было гораздо, гораздо… вкусней? Навигатор задержался, насмешливо, на каждой из присутствующих. И, прищурившись, лишь голодно облизнул засохшие губы своим измененным пагубным воздействием имматериума языком, представляющим собой черное, подобно резине, щупальце, задержав взгляд на псайкерше.
- Прочь, - едва покраснев, приказала ему Анаис, - ты получил свои приказы.
Навигатор лишь улыбнулся и поклонился.
- Госпожа, мэм.

Спустя мгновение они остались одни.

Леди-Капитан, противно поморщившись, не обращая внимания на надлежащие защитные ритуалы, грубым движением отсоединила свой разум от вместилища духа.

- Если среди их трупов мы не найдем никаких ответом, то я обрушу всю мощь плазменных пушек Серого прямо на эту жалкую планету, - Анаис, взяв с собой когитатор, оказалась рядом с Лайан; губы капитана изогнулись в улыбке, явно знаменуя благосклонность к пикантной шутке, и одна ладонь легла на талию колдуньи, - в моей каюте? Этих существ? Пожалуй, нет. Если ты будешь так добра.
Обе девушки очень скоро оказались у выхода из каюты. Дыхание Анаис обожгло бледную кожу магистра К’сала, когда слаанешитка оказалась непростительно близко.
- Прогуляться до мостика.

Металлический голос леди-капитана противно завучал в вокс-передатчиках по всему кораблю. Самым благожелательным образом она попросила своих “гостей” появиться на мостике. Как можно отказать ей в подобном?

 

[Admiral 3 508]

Как победить в войне?

Если вы спросите последователей Кхорна, то они вам ответят, что надо вцепиться в глотку противника, надо резать, рвать, выжигать, отрывать. Надо пустить врагу побольше крови, надо оторвать его голову, надо искупаться в его крови. И лишь после того, как кровь врага омоет тебя, лишь после того, как его череп будет поднесен Владыке Войны - лишь тогда победа достигнута.

Если вы спросите последователей Нургла, то они вам ответят, что надо нанести лишь одну царапину. Чума сделает все остальное. И лишь тогда, когда муки будут столь невыносимыми, что смерть будет сладчайшим избавлением, когда все, что тебе дорого будет разлагаться, будет умирать, лишь когда враг взвоет о пощаде - лишь тогда победа достигнута.

Если вы спросите последователей Слаанеш, то они ответят вам, что надо наслаждаться каждым движением меча, выстрелом болтера, траекторией выпущенного снаряда. И лишь тогда, когда вам преподнесут кубок, сделанный из черепа врага и украшенный самоцветами, лишь когда вы насладитесь изысканным напитком из кубка - лишь тогда победа достигнута.

Если вы спросите последователей Тзинча, то они ответят вам, что магия, колдовство, запретные знания, видение путей возможного и невозможного  приведет вас к победе. Магия Хаоса, Колдовство Имматериума, Чары Варпа , Демоны всех размеров и расцветок- вот что вам нужно для победы. И когда враг осознает, что единственным возможным исходом был именно такой - вот тогда вы достигните победы.

Чушь собачья.

Победу приносит информация. Одно оброненное слово там, другое здесь, третье не сказанное тут - и противник достигает именно тех результатов, какие вам нужны были. Порой, для победы вообще нет необходимости в оружии. Манипулирование знанием - порой достаточно и этого. А если все же не достаточно - признаем, бывают и такие ситуации - выстрел здесь, выстрел там и победа достигнута. Так побеждает Гидра. Так побеждает Альфа-Легион. Так побеждает Альфарий.

Я - Альфарий. 

И я всегда был там, где меня ожидали меньше всего. Это всегда приносило плоды. Но в этот раз... ситуация иная. Эта женщина с повязанными глазами, этот её "Ксурунт"... Спутал все карты. Я не должен был быть здесь. И хоть он обдумал возможность овладеть кораблем, однако, все же... Все же, вполне возможно, Ксурунт - это именно то место, где я должен быть. Я всегда держался от Четверки так далеко, как только возможно. Альфарий не может поклоняться кому-то, Гидра не склонится перед каким-либо владыкой. Но похоже, в этот раз ситуация иная - может быть там, на Ксурунте начало возьмет клубок из тайн и секретов. А я - лучше любого из живых существ разбираюсь в тайнах и секретах. 

Я - Альфарий. И я пролью свет на эту тайну. К тому же, капитан судна. на котором мне повезло очутиться, пригласил всех на мостик. А раз так - надо идти на мостик. Закутавшись в плащ-невидимку, я постарался особо не шуметь, хоть это и тяжело сделать, будучи в силовом доспехе. Но все же - вот он, мостик. Я не явил себя. Еще не время. 

[Darth Kraken 568]

Они с ужасом наблюдают, как с глухим треском шлем раскрывается, обнажая полную кривых, некогда острых, но отныне и навеки гнилых зубов вертикальную щель рта. Чудовищная пасть медленно поглощает сухой брикет  концентрата всех полезных веществ. Следом за ним ещё один. И ещё. Простые члены экипажи корабля, невольные свидетели этой кормёжки, торопливо отводят взгляд, старательно не замечая чумного десантника, избегая его - все они ощущали ту ауру, что изучал слуга Нургла.

Они не понимают, насколько им повезло - Торалис, по сравнению с большинством своих братьев, более... чистоплотен, если такое определение вообще применимо к чумному десантнику. Он не источает едкую слизь и вонючий гнилой ихор, не оставляет за собой след из мерзких выделений собственного тела и жирных чёрных мух. Лишь аура распада, что просачивается даже в самые крепкие сплавы, оставляет свою метку. Ржавчина, ссохшаяся резина, помутневшее стекло, перегорающие раньше срока лампы. Мелочи, право слово. Во всяком случае, пока.

Они его сторонятся, чураются как зачумленного, хотя... почему "как"? Торалис не обижается, отнюдь. Лишь беззлобно посмеивается над наивными надеждами людей, что не понимают - любая болезнь есть дар Дедушки, его дыхание коснётся каждого из них, только если смерть не настигнет их раньше.

Они вздыхают с облегчением, когда Легионер Смерти, пожрав седьмой по счёту брикет питательной смеси, встаёт из-за стола, уже основательно проржавевшего - изо дня в день Торалис садится только за него - и удаляется восвояси. Сын Барбаруса не торопится - потому что никогда космический десантник не станет торопиться из-за слов простой смертной, пускай и командующей кораблём, пускай и отмеченной Голодной Сукой.

Они вздыхают со смесью отвращения и усталости - чумной десантник входит в просторное помещение капитанского мостика. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, он не опаздывает.

Смерть никогда не опаздывает.

Изменено 6 февраля, 2019 пользователем Darth Kraken

[Gonchar 4 767]

Непростительно-фривольные касание, дыхание на бледной коже и голодный огонь в глубине глаз. Анаис могла сколько угодно прятаться за помпезностью и нарциссизмом, но в ней неизбежно проскальзывали черты тех, кто посвятил свою жизнь Князю Удовольствий. Черты извращённости, разврата и гедонизма. Но стереотипы это было так скучно. Разве доктрина Хаоса не лежит в том, что ты можешь стать кем желаешь быть? Поддаться неопределённости искажений судьбы и выковать свой путь к вознесению. Поэтому Лайан старалась смотреть дальше этих масок...старалась, но иногда так легко было объяснить мир набором ярлыков.

Она хищно улыбнулась Спайр, не отстраняясь, но и не приближаясь. 
- Воистину. Эти покои достойны куда более утончённого присутствия. И куда более изысканных разговоров...и действий.
Холодные голубые глаза магистра сверкнули потусторонним огнём. Лишь на короткое мгновение, лишь на то мгновение, когда она слегка коснулась золотого амулета в виде пламени Тзинча, покоящегося на её груди. 
И стоило больших усилий, чтобы томно не выдохнуть. Но вовсе не от прикосновений капитана, а от того, что разум Лайан стал медленно погружаться в разум Анаис. Тонкие щупальца сквозь бесформенную массу имматериума продирались к огоньку души капитана. Для неё не было границ, не было расстояний. Это всё было лишь иллюзией, которую способно преломить магическое мастерство. 

Она купалась в волнах вожделения, в волнах воспоминаний о вожделении ещё большем. О крыльях, о гибком чёрном языке, о кровавой громаде Империума, перемалывающей своими поршнями души и тела миллиардами ради своих извращённых целей. Она была с ней на мостике корабля, она видела раскалывающуюся планету в рое сил Хаоса, она видела сердце варпа и слышала соблазняющие голоса, подталкивающие всё ближе и ближе к лезвию просветления, за которое оставалось лишь охватиться и позволить ему прорезать плоть до самой кости. И в этом взрыве боли  и блаженства стать, наконец, честной перед собой.
Всё, что ей нужно - власть, преклонение, ещё больше власти и упоение ей. 

Пелена сошла с глаз Лайан. В реальном мире прошло едва ли пол минуты. Она чуть склонила голову набок, сохраняя на лице маску невозмутимости. Она теперь чувствовала это напряжение в пальцах капитана. Это грязное, грязное вожделение. И ей оно нравилось.
- Пройдёмте на мостик, капитан? Не стоит заставлять наших гостей ждать.
Голос колдуньи был вызывающе-невозмутим.

[luckyorange 2 779]

О кровавой громаде Империума, перемалывающей своими поршнями души и тела миллиардами ради своих извращённых целей.

Легкий толчок; пятнадцать переломов, не менее дюжины вывихов, Император не смог его спасти, мастер хирургеон оказался бессильным перед сломанной шеей. Какая жалость. Срочное сообщение о Департоменто Министорум адмиралтейству Кипра Мунди. Лучший и самый надежный адъютант бывшего капитана готов к управлению кораблем в связи с непредвиденными обстоятельствами. Положительный ответ. Надменная улыбка, гордость и самодовольствие. Никто никогда не узнает об этом грехе. Никто.
Ведь так?

Она видела раскалывающуюся планету в рое сил Хаоса, она видела сердце варпа и слышала соблазняющие голоса, подталкивающие всё ближе и ближе к лезвию просветления, за которое оставалось лишь охватиться и позволить ему прорезать плоть до самой кости. 

Паника; приказы смешиваются с криком, и вся команда становится свидетелем самой страшной трагедии в истории Империума. “Император, спаси нас”. Он молчит. Он всегда молчит. Он остается нем к её мольбам и мольбам тысячи других, пока метры стали и адамантия, что отделяет их от пустоты, медленно, словно смакуя, поглощает варп. Медленно сойти с ума, открыть свой разум чужеродному шепоту, податься на уговоры и обещания. Стать, наконец, честной перед собой.
Ведь, всё, что ей нужно - власть, преклонение, ещё больше власти и упоение ей.

Голос колдуньи был вызывающе-невозмутим.

- Пройдемся, - спокойно произнесла Анаис.
Колдунья же не смогла на этот раз сдержать приглушенного стона, когда резкая боль от прикосновений леди-капитана, стоило ее ноготкам вцепиться в бледную, податливую кожу, сменилось приятной волной наслаждения. Девушка согнулась, тепло медленно растекалось по ее коже, внизу живота; и голос капитана эхом раскатывался по разуму колдуньи.
“Это лишь малая часть того наслаждения, что дарует Принц”, - произнесла слаанешитка, прежде чем всё оборвалось так же резко, как и началось.

Капитанский мостик встречал гостей Серого шумом работы команды ауспека и вокса, величественным изображением Ксурунта на голографической карте и небольшой свитой капитана, окружающей хозяина корабля. Выделявшийся среди голубых жилетов имперского флота и искаженных изображений аквиллы, техножрец произнес что-то на ухо Спайр, отчего ее спокойное, несколько надменное лицо тут же залилось кровью.

[The Prophet 1 111]

        Всякое существо есть не более, чем книга крови. 
        Стисни обложку из кожи в руках и раскрой – так, чтобы сокрытая мудрость ручьем растеклась по узловатой ладони.

        [ . . . ]

        Машинное масло било в лицо вперемешку с кровавым ихором. Тошнотворный фонтан, смесь гнили с синтетическим жиром, забрызгивающая впадины глазниц гнойным экссудатом и смазкой загущенного солидолеума: давление выжимало смесь из прорванных трубок, выдавливало в пробоины и разбрызгивало наружу, сквозь ошметки сырой плоти и механические части тел, издавая при этом угасающее шипение сжатого газа. Вдавленный в стену, скользкий, извивающийся клубок – грязное, противоестественное сплетение металла и выцветающего на глазах, отмирающего мяса, – разваливался на глазах, натужно шипя и жидко хлюпая искореженными внутренностями. Лишенные гидравлической энергии, чудовищные сервисные механодендриты сначала скрутились узлом над истрепанным алым капюшоном, напоминая обожженные щупальца, а затем обмякли и упали вниз, сотрясаемые конвульсиями. Пласты наращенной на механическую арматуру биоткани чернели и сжимались без осмоса сукрозоли: белые струи синтетической жидкости, тоже брызгавшие из развороченной груди, придавали гнилому маслу привкус кровавой сладости.

        Сагот рывком вытянул силовой кулак из капкана полированных ребер. Туша в красной мантии, с лязганьем и треском иссохшей кожи, повалилась на решетчатое покрытие отсека, разбрасывая из-под одежд толстые трубки кишок вперемешку с кусками пораженной некрозом органики. Груда лома, формой окончательно потерявшее всякое сходство с гуманоидами, и не более того: пепельник прошелся по останкам техножреца, давя скользкие внутренности.

        Делая это, Сагот испытывал неестественное, безумное и чужеродное для разумного существа удовлетворение, слушая, как лопается содержимое мокрых лохмотьев. Теперь, под вязкой маской сукрозоли, солидолеума и запекшихся сгустков ихора, на лице его растянулась зубоскальная ухмылка, полная беспричинной ненависти и невыразимого презрения; теперь, с желеобразных шаров глаз медленно сходила пелена свинцового тумана. 

        На слепой белизне проступила темная радужка, в радужке проявился осколок зрачка. От схлынувшей крови остались лишь тонкие багровые рубцы: Сагот сморгнул вылитый в глаза гной, растер его пальцем по скулам и этим же пальцем, почти не глядя на забитую рунической символикой техническую панель, раздавил знак поверх выпуклой кнопки, оформленной в плоский круг.

        Клавиша опустилась. Ободок круга загорелся тусклым, едва различимым светом, и начал медленно подниматься обратно, выжимаемый прессом. Под обшивкой двери заскрипели ригельные пружины, сдавливаемые с оглушительным скрежетом. Удар. Удар. Удар. Еще удар. Толстые прутья вышли из пазов, вползли в проемы, словно втянутое в кожу выдвижное лезвие убийцы. В монолите двери будто появилась угловатая трещина, а затем створки, растягиваясь магнитными рельсами, поползли в стороны.

        Книга раскрылась. Сервиторы-убийцы, которых он искал, замерли в ней бездумными тушами изуродованной плоти.

        Проём выдохнул в лицо морозным покалыванием, конденсат которого собирался на решетках пола каплями трупного яда. Сагот вдруг понял, как сильно, как чрезмерно сильно, шагнув за пределы возможностей нервных структур и за грань человеческого понимания, обострились его чувства. Каждую клетку их тел, с отвердевшими на ней мазками солёных выделений, он чувствовал возбудившимися сосочками языка, будто пробовал сервиторов на вкус; зрачки сжались в абстрактную точку – Сагот это чувствовал, – рассматривали каждую пору и каждую складку, рассечения и рубцы длиной не более чем в толщину ногтя выглядели для него разрывами, соразмерными только с рубцом Ока Ужаса – и через них в уши еретика лились из Имматериума крики бесконечной боли, лилась кровавая оргия, лились лязганье мечей и грохот болтеров, и звенели отстрелянные гильзы, и крики, и разрезаемые куски плоти, и ржавеющее на глазах мясо, и оседающая пыль, что гремела, падая на изрытую каменистую почву, изрытую культями вырванных ног, пропоротую в агонии фалангами пальцев, расколовшуюся под полчищами берсерков с той и с другой стороны – А НАД НИМИ РОСЛА, РОСЛА И РОСЛА ГОРА ИЗ ОСКАЛИВШИХСЯ ЧЕРЕПОВ, РОСЛА СКВОЗЬ КАМЕНЬ И КРОВЬ, КОЛОЛА СОБОЙ ЗАПЕКШИЙСЯ ОНИКС И ПОДНИМАЛАСЬ ВВЕРХ, ВЫШЕ И ВЫШЕ, ТАК ВЫСОКО, ЧТО УЖЕ НЕЛЬЗЯ РАЗОБРАТЬ ИЗ-ЗА ПОДНЯВШЕГОСЯ ЯДОВИТОГО СМРАДА И СВИНЦОВОЙ ПЕПЕЛЬНОЙ БУРИ СУЩЕСТВО, ВЗИРАЮЩЕЕ НА ПОЛЕ БИТВЫ; НО ОНО БЫЛО ТАМ, И СМЕХ ЕГО БЫЛ ПОДОБЕН РЁВУ, А ОТ РЁВА НАДКАЛЫВАЛИСЬ ГОЛОВЫ И ЗАЛИВАЛИСЬ ЛИЦА КРОВЬЮ, И ГЛАЗА ЛОПАЛИСЬ НА РАСПОРОТЫЕ ОШМЕТКИ, И ЧЕЛЮСТИ СЖИМАЛИСЬ ТАК СИЛЬНО, ЧТО ЗУБЫ ВЫЛАМЫВАЛИСЬ ИЗ КРОВОТОЧАЩИХ ДЕСЕН И ПАДАЛИ В ГЛОТКУ, ЦАРАПАЛИ МЯГКИЙ ЯЗЫК ОСКОЛКАМИ И ВСПАРЫВАЛИ ЖЕЛУДОК, РАЗЛИВАЯ ПО ТЕЛУ ЕДКУЮ ЖЕЛЧЬ . . .

        И всё горело.

        [ . . . ]

        Сагот Сцевола, пепельник-еретик с планеты Иокантус, поднялся на капитанский мостик последним. Сочленения панцирной брони терлись друг об друга, вместо лязганья издавая звук перерабатываемой в стеклянных цилиндрах питательной органики: кожаный ремень болтера, плохо обработанный и покрытый царапинами с проступающей кровью, скользил на влажном плече, с каждым шагом Сцеволы разбрасывая в стороны капли маслянистого гноя и плавающие в них сгустки запекшейся крови. Силовой кулак, въевшийся в мясо правой руки, Сагот держал на перевязи кожаных шнурков, стянутых в пояс, привычно зацепив орудие Кхорна за металлический большой палец. 

        Он шел молча, неторопливо, вдавливая подошву в покрытие, шаг за шагом. В руке его дымилась кружка из непригодной пластали с истершейся аквилой, в которой, свернувшись в водоворот, варилась горсть мелко нарезанной травы для питья. В глубоких глазах читалось скупое удовлетворение.

        Он шел молча, неторопливо, вдавливая подошву в покрытие, шаг за шагом – и шаг за шагом за его спиной появлялись мокрые свинцовые опечатки из маслянистой крови и раздавленной плоти, засыхая под выжигающими его взглядами. Отойдя в сторону от остальных, Сцевола замер, повернулся к ним лицом и, сохраняя молчание, затянул в рот горячую жидкость, сплевывая застрявшую меж зубов траву на пол.

[luckyorange 2 779]

Магос указал своим механдендридом на появившегося еретика; капитан нахмурилась, и ее рука легла на рукоять болтера. Самая очаровательная улыбка из ее арсенала появилась на покрасневшем от злости лице, когда девушка неудачно попыталась успокоиться. Техножрец проговорил ей что-то своим противным, металлическим скрежетом, и Анаис тяжело вздохнула. Её фигуру озарил богопротивный варповый свет, когда она подала голос, призывая всех присутствующих гостей уделить ей мгновение их внимания.

- Господа, - она до хруста в костяшках сжала рукоять меча; взгляд уткнулся на упавшую травинку; - ваше общество в этом путешествии, безусловно, доставляет мне необычайное удовольствие. И всё же, до меня дошли слухи, что некто посмел нанести вред моей команде и моему имуществу. При всем моем уважении, - капитан, до этого спокойный, срывается на крик; аура варпа развеивается, стоит ей повысить голос, - не смейте больше саботировать мой корабль? Я не питаю к вам уважения или любви, и желаю избавиться от вас не меньше, чем вам - убраться отсюда. Но это не повод нападать на моих подчиненных или наносит им вред. Я ясно выражаюсь, ватага?!

Капитан замолкает, варп вокруг нее окончательно умолкает, и лишь неестественных, липкий страх остается в сознании присутствующих.

[Darth Kraken 568]

Капитан замолкает, варп вокруг нее окончательно умолкает, и лишь неестественных, липкий страх остается в сознании присутствующих.

Правда, не всех. В отчётливой тишине мостика, нарушаемой лишь попискиванием когитаторов, раздался громкий сухой кашель, и чумной десантник странно затрясся. Секундой позже стало ясно, что Торалис смеялся. Смеялся не с издёвкой, а так, будто кто-то рассказал еретику смешную шутку. Успокоившись, он внимательно оглядел присутствующих, и взгляд ярко-желтого глаза остановился на капитане.

Голос космодесантника был тих, практически как шепот, однако его слышали отчётливо все присутствующие, - Браво, капитан, это была вполне достойная попытка запугать нас, однако, мой вам совет... - на мгновение уродливая вертикальная пасть раскрылась, и оттуда дохнуло могильным холодом, смрадом склепа и вонью разложения, огромные крылья мухи раскрылись и загудели, - Рассчитывайте свои силы более осмотрительно.

Через один удар сердца Торалис стоял, как ни в чём ни бывало, терпеливо ожидая, пока остальные накричатся и наговорятся о всякой ерунде, и можно будет приступить к более интересным вещам - например, высадке на Ксурунт.

[The Prophet 1 111]

        Сегментированная змея выползла из-под лохмотьев магоса. Извивалась в сухом воздухе, приближаясь к невидимой добыче ближе и ближе: металл на ней натянулся, словно сжатая до предела пружина, раскаленная от внутреннего напряжения. Змея деформировалась, кипела, замерла: затем разогнулась, сдавленно клацнула жвалами из пластали, отчленяя завидный кусок капитанской сосредоточенности – и мостик крейсера «Империум Серый», над которым мерно светился подрагивающий голографический шар, буквально взорвался загаженностью псионического подпространства. 

        Когда она взялась за болтер, толстые стекла заскрипели от гнева.

        Когда она сжала рукоять, волокна фотонных линий вскипели докрасна.

        Когда она повысила голос, металлические пластины смяли собственную кристаллическую решетку, как под весом Имперского Рыцаря.

        Когда она сорвалась на крик, ядра атомных цепочек задрожали на грани разрыва от перенасыщения электронами.

        И когда она взревела, и из уст её вырвался чистый гнев Имматериума, и захлестнул он сущее подобно цунами вспыхнувшего прометия, в жидком пламени своём пожирая всё без остатка – тогда Сагот Сцевола, чуя в чреслах своих кипение собравшейся крови, почти пожалел о том, что излил всю свою страсть на тела разорванных в клочья сервиторов.

        Каждую складку на её шее он раздавил бы кхорнитской клешней, разорвал бы каждый хрящ её нечестивой глотки своей оскверненной дланью. Иссушил её губы, обескровил бы их, выгрыз колотыми зубами вместе с мясом оторванных щёк; захлебывался плещущей из неё жидкостью, лакая её подобно ослепленному жаждой путнику, припавшему к ручью водопоя; терзал бы её плоть, сдавил грудь жестким панцирем; держал прижатой к полу, пока она не растеклась бы по нему потной кровавой массой, обессилевшей и молящей о пощаде.

        Каждую клетку её тела он превратил бы в поле нескончаемой, выжимающей насухо плоть войны.

        И только потом он бы с ней кончил.

        Еретик обтер лицо и голову, снимая выделения сервиторов вместе с выступившей испариной и оставляя эту жижу кровавым пятном на поножах. Он хмыкнул, облизнул кровоточащие десны, выудил языком налипший на эмаль лист и сплюнул его в чашку. Еще минуту назад бурлящая в пламени, обжигающая ладонь танна теперь казалась бадьей, зачерпнутой в проруби.

        Голограмма планеты горела перед ними. Завораживала не меньше, чем повергнутая в гнев Анаис, но и не больше. Сцевола смотрел на иллюзию, собранную ауспексом, на рытвины и горные хребты, на промозглую сырость степей и пустынные плоскогорья. Он смотрел на неё, как в зеркало своих снов. Даже сквозь эту иллюзию, этот объемный, несовершенный пикт, он чуял.

        — Загон для скота, — выплюнул пепельник обваренную траву. — И мы – загонщики.

        Сомкнутая в кольцо восьмиконечная звезда на его широкоскулом лице стала вдруг угольно-черной.

[Admiral 3 508]

Я не двигался, не шевелился. Я сумел встать в углу, чтобы на меня случайно никто не наткнулся. Я все еще был завернут в плащ-невидимку, так что ни обо мне ничего не знали. По крайней мере, так казалось внешне. Значит, кхорнит, чумной десантник, крылышки и капитан корабля. И я, Альфарий. И всех нас объединил варп. Как говорится, что может пойти не так? 

И хоть мне было по нраву стоят в уголке, находится в тени, наслаждаться их неведением. надо было себя явить. Порой, Гидра выходит на свет. Порой, чтобы достигнуть цели, приходится действовать открыто. Я не уверен, одобрит ли подобное примарх, но ему нужно знать, почему он здесь оказался. Зачем, кто посылал ему эти сны. 

Сделав полноценный шаг, я раздвигая полы плаща-невидимки, заговорил, приближаясь к группе друзей по сновидениям.

-Жаль, что некоторые из нас принесли вам неудобства, капитан. Поверьте мне, наше присутствие здесь для нас самих в новинку. Мы...

Я обвел группу взглядом своего шлема, сделав это неторопливо и медленно.

-... обычно не уживаемся. Но по чье-то воле мы собрались здесь, все мы. И думается мне, что нам надо начать решать эту проблему. И начало, первый шаг...

Я ткнул бронированным пальцем в изображение Ксурунта.

-... Там. Поэтому, может, вы поделитесь сведениями, что вам известно об этом мире и о том, что там может быть, и кто его населяет?

Сказав это, я деланно спохватился. Хорошо, признаюсь - некоторая театральность во мне присутствует. От неё не избавится, а раз так - надо использовать.

-Прошу простить мои манеры, а не представился. 

Я выпрямился во весь свой рост, доспехи исправно, плавно подстроились под мое движение. Плащ-невидимка скрывал мою спину, капюшон накрывал голову, но передняя часть доспеха, была видна - вместе с Гидрой о броней цвета морской волны. 

-Я - Альфарий.

[Gonchar 4 767]

Лайан следовала за капитаном подобно тихой тени. Насколько вообще может быть незаметным магистр К'Сала. Её взгляд безразлично скользил по грубым и массивным переборкам мостика, по сервиторам, спаянных со своими насестами и опутанными ворохами кабелей и металлических трубок. До чего топорное исполнение. Она помнила космические корабли К'Сала, их обтекаемые формы и когтеобразные выступы, которые каждый раз тянулись к новым звёздам...и новым душам. Она помнила золотые громады крейсеров, которые были сотканы из чистой энергии варпа, воплощённые сплавом коллективного безумного гения каждого из трёх городов. Жаль лишь эти конструкции были слишком иррациональны и арканны чтобы существовать в материальном мире. 

Но это не повод нападать на моих подчиненных или наносит им вред. Я ясно выражаюсь, ватага?!

Варп изливался буквально из каждой поры капитана. Он окутывал её потусторонней вуалью, искажая черты и пропитывая весь имматериум вокруг иррациональным чувством юмора. Лайан не ожидала такой внезапной атаки на своё сознание, не успела вовремя закрыться, а потому это чувство страха стало обильно изливаться в неё. И хоть магистр понимала, что это давление и гнев не направлены на неё - эффект был подобен разорвавшейся осколочной гранате, задевая всех в радиусе поражения. Она даже слышала испуганное мысленное поскуливание отважного имперского штурмовика, стоящего в углу комнаты и ощущала сковавший его смертельный ужас. 

Но сама Лайан была сильнее этого. Она отодвинулась на несколько шагов в сторону, стараясь унять бешеное сердцебиение и сконцентрировалась на изображении карты. Постепнно, капля за каплей, её разум стряхнул эту вязкую и липкую пелену страха. Взгляд голубых глаз упал сначала на Сцеволу (судя по действиям магоса - ставший причиной гнева капитана), потому на чумного космодесантника и на его собрата из Альфа-легиона.

- Ксурунт. - возвысила она свой грудный голос, так чтобы её могли слышать все присутствующие. - Планета дикарей и варваров, которые вечно кочуют по своей выжженной пустыне, которую называют домом. Почти все водоёмы тут отравлены кислотой, а жизнь представляет собой бесконечную борьбу и резню себе подобных. - магистр криво усмехнулась. - И конечно же они поклоняются кровожадному богу войны - Баптару. Он принимает образ рогатого быка. Ипостась Кхорна или какого-нибудь из его старших демонов, скорей всего.
Очередная улыбка досталась исключительно Сцеволе.
- Не стоит недооценивать этих варваров, так как пусть они будут примитивны - среди них наверняка найдутся одаренные хаосом, а сражаться они учатся с самых пелёнок, так что в боевом неистовстве им явно не занимать. И так уж сложилось, что полученные нами координаты указывают на одно из святилищ Баптара. 

[Darth Kraken 568]

- Значит, мы должны ударить быстро и решительно, - ударил кулаком о раскрытую ладонь Торалис, подходя поближе к гололиту, - Высаживаемся как можно ближе к нужному святилищу, прорываемся внутрь, обыскиваем, забираем всё необходимое, уходим. Не стоит растрачивать время и ресурсы на примитивных людишек. Будь это корабль Астартес, мы-бы использовали деса... - чумной десантник оглядел присутствующих, - мда, ладно. Громовой Ястреб или Грозовая Птица были-бы тоже неплохими вариантами. Ну а что можете предложить вы, капитан? - он бросил взгляд на Анаис.

[The Prophet 1 111]

        Воздух, подобный шелесту сухой плети по помосту позорных столбов. Унижение взято за тембр, осмеяние взято за тон: речь её расходилась по крейсера кругами на стоячем болоте, вспенивалась у грязных подошв нотами бархата. Во рту стало вязко, органы чувств изменяли плоти и путались в паутине тела.

        Глаза дышали солью. Барабанная перепонка кожи сотрясалась с каждым словом, как высушенный гонг. Сосочки языка, не моргая, смотрели на скверную пасть, пока липкие и холодные щупальца колдуньи забавлялись с тканями в голове.

        Ноздри пепельника растянулись во вдохе: чувствуя, как ребра впиваются в металл, он поморщился и моргнул, боясь выплюнуть глаза из орбит. 

        Он мало слышал о поклонниках Тзинча. Достаточно, чтобы не драться рядом с ними. Достаточно, чтобы не стоять подле них. Достаточно, чтобы не смотреть им в глаза, не разглядывать в их бесконечной бездне ухмылку Кукловода, не потеряться в нитях и щупальцах.

        Он мало слушал о поклонниках Тзинча – достаточно, чтобы понять, что один распутанный в азарте клубок загадок всегда сплетается в следующий. Капкану неутолимого страха от незнания он всегда предпочитал смерть от неутолимой жажды крови.

        Тзинч. Принц марионеток. Его длань – на одном конце нити, дурак – на другой.

        Иллюзия Ксурунта продолжала вращаться, отбрасывая ломаные тени с лиц еретиков. Тени сползали на пол черным занавесом: голограмма вращалась, за фигурами росла обрывками темноты, и ткань её – то ли иллюзия, то ли игра света, – терзалась во мраке вихрями варп-штормов.

        Магистр. Зачумленный. Альфарий. Капитан. Ренегат. 

        Каждый – с обсидиановой рукоятью в ладони. Каждый – в сердце Империума. Каждый – исполнивший волю Хаоса.

        Сагот Сцевола тихо высушил чашку. 

        Так не бывает.

        

        И не будет.

 

        — Дикие люди суровы, — произнес еретик, пряча взгляд в черном осадке чашки. — Не безумны. Мы найдем племя. Мы узнаем от их ваев то, что должны знать. Мы вспорем их брюхи, вспорем брюхи мужчин, женщин, детей и стариков, сожжем их шатры и понесем с собой внутренности. Мы засеем пустоши перед верваем Ксурунта костями и мясом. 

        Сагот Сцевола взял чашку из плохой пластали в другую руку. Силовой кулак обхватил её: чашка сдавленно заскрипела.

        — Мы покажем, что мы можем. И скажем, что мы хотим. Дикие люди суровы, – повторил Сагот, и чашка вдруг исчезла в зажатом кулаке, как скомканный лист бумаги. — Но не безумны. Они знают, что такое война. Знают, что такое смерть. Знают, что такое сила. Они уступят нам.

        Комок пластали звонко упал вниз.

        Питье окончено.

[luckyorange 2 779]

Анаис отдала приказ командующему вокса, и изображение планеты в один миг сменилось изображением грозной статуи Баптара. Медное воздаяние дикого бога, запрокинувшее свою рогатую голову в обезумевшем крики ярости и ненависти, внушало противоречивые чувства. Хотя столь искусную работу не могли сотворить сумасшедшие кочевники, одичавшие от кровавой ярости и не знавшие ни обработки металлов, ни зодчества, она всё еще внушало некое подобие уважения.

- Через двадцать часов мы выйдем из варпа. Через ещё пять - на орбиту планеты. Десантный корабль высадит нас на нужной территории; будем надеяться, что наше пребывания на этом клочке камня будет недолгим, - закончила свою речь капитан, - в через несколько часов будут готовы результаты сканирования планеты. Перед высадкой вам выдадут микробусины, настроенные на нужную частоту.

Император Защищает.
Слабых и немощных.
Сильные сами творцы своей судьбы.

Анаис замолчала, потеряв интерес к еретикам. Ей не нравилось, что ее легкий трюк с варпом провалился. Пожалуй. На всякий случай. Перед высадкой она прикажет привести орудия в боевую готовность.

Если умирать.

То только под обстрел плазменных орудий Ризы.

Изменено 9 февраля, 2019 пользователем luckyorange

[Leo-ranger 383]

Для обычного имперского корабля прибытие на место назначения означало оставленные позади варп и шанс того, что тонкая пелена реальности, отделяющая корабль от ужасов Имматериума, может в любой момент лопнуть. Для корабля, который прибыл в Вопящий Вихрь варп никогда не оставался позади - он окружал реальность, медленно просачивался сквозь мелкие трещины, отравляя саму суть пространства-времени.

Выход на орбиту Ксурунта прошел без каких-либо проблем, и пока заканчивалась обработка данных планеты, у еретиков было время подготовить себя ко всему, что могло ждать их на планете. Варвары часто умудрялись получить в свои руки и даже адаптировать под свои варварские нужды экземпляры археотеха, так что не стоило исключать возможности того, что у них могло иметься вооружение опаснее копий и луков. Впрочем, на их стороне не было могущества, даруемого Темными Богами, или многих тысяч лет опыта в битвах по всей Галактике. Они не были безобидны, но вряд ли представляли реальную опасность.

Авгуры, на которые капитан в своё время потратила немало средств и на поддержанием которых сервиторы трудились день и ночь, сделали своё дело: вскоре перед Анаис была полная информация о зоне высадки. Вокруг святилища были замечены примитивные постройки и иные следы недавней человеческой активности. Судя по всему, кочевники встали там лагерем. Но это была не единственная интересная деталь - в двадцати километрах от  медной статуи обосновалось ещё одно племя. Кроме того, с посадкой прямо рядом со статуей могли возникнуть проблемы из-за бушующих в районе снежных бурь, которые не были редки для жестоких зим Ксурунта. Пилот пообещал сделать всё, что в его силах, чтобы посадить Вендетту как можно ближе. Пилот знал, что разочаровать капитана означало непредсказуемое, но весьма болезненное наказание.

Заслуженное, разумеется.

Странное возбуждение охватило еретиков, когда шаттл покинул ангар корабля и устремился вниз. Там, внизу, их ждал первый шаг к величию.

 

***

Первой с Вендетты на покрытую снегом поверхность планеты ступила Анаис, изящным движение поправив меховую накидку, надетую поверх украшенной орденами панцирной броней. Почетный капитан Имперского Флота и служительница Слаанеш, она могла позволить себе выглядит элегантно даже когда другие промерзали до костей.

Следом за ней "Вендетту" покинула Лайан. Её разум тут же, словно сам по себе, стал рыскать за тонкой гранью, отделявшей Ксурунт от Варпа, словно распуская во все стороны длинные щупальца. Однако никаких следов необычной психической активности К'сальский магистр не обнаружила, а потому она обратила взор в ту сторону, где, за плотной пеленой бури, лежала их цель.

Сагот не чувствовал холода. Сагот редко чувствовал что-либо, кроме поглощающего его разум желания ломать, крушить, наслаждаясь хрустом костей и реками крови.  Дикие люди суровы,  он знал это лучше, чем все остальные еретики, которые спустились на планету. Тем приятнее будут их крики, когда ксуруны истощат свою полезность.

Торалис не боялся холода. Тому, кто пережил все ужасы Долгой Войны не были страшны подобные мелочи. Тому, кто мог пережить любую эпидемию и стать источником любой чумы не был страшен холод. Он ступил  в глубокий снег и проверил магазин болтера. Капитан настояла на "мирном решении". Торалис настойчиво ждал повода.

После того, как гвардейцы расположились в оборонительной формации, едва заметная дрожь продвинулась в воздухе и застыла рядом с Анаис. Если бы не следы, оставляемые в снегу, никто не смог бы сказать, что там кто-то. Он - Альфарий, но есть ли он, если об этом никто не узнает?

 

***

 

Миля - это не столь большое расстояние, даже в бурю. Миля - это расстояние, отделявшее их от кучи примитов. Миля - это час между вопросами и ответами на них.  Миля - это ровно столько, сколько им пришлось пройти прежде, чем очертания варварских лачуг, окруженных сделанных на скорую руку частоколом стали видимы. Появление еретиков тоже не прошло незамеченным - перед входом в лагерь ксурунов выстроились пятеро - мужчины и женщины - верхом на ящероподобных чудовищах, удерживали в руках копья и смотрели на чужаков с мрачным подозрением. За их спинами, в самом центре лагеря, возвышалась медная статуя, изображающая крепко сложенного мужчину с головой быка, воздевающего над собой меч.

- Зачем вы прибыли в нашу святыню, чужаки? - хрипло спросил один из варваров, выехав немного вперед.

Изменено 9 февраля, 2019 пользователем Leo-ranger

[luckyorange 2 779]

Смерть среди холодных ветров Ксурунта не может быть достойной: ни под взором Баптара, вознося свои жалкие души ему в жертву, ни в кровавой оргии племен, среди круговорота мяса и костей. Смерть среди холодных ветров Ксурунта - это жалкая смерть. Подлая. Бесчестная. Блеклая. Смерть шакалов, мечтающих о вознесении у несуществующего демона.
Дипломатия - не более чем прелюдия к канонаде орудий и хруста костей. Особенно среди холодных ветров Ксурунта. Анаис ступила вперед к наезднику, стряхивая снег со своего плеча; обнажая свою броню, до блеска начищенную, украшенную наградами, которые больше ничего не значат, и инсигниями, священные тексты и символы которых были извращены пагубной силой варпа.

- Мир тебе, воин, - заговорила капитан, - я - капитан Анаис Спайр. Это, - она указала внушающую группу еретиков за ее плечом, - мои соратники. Мы пришли в поисках безглазой колдуньи.

Смерть среди холодных ветров Ксурунта - паршивая смерть. Смерть от разряда плазмо-батарей Серого среди холодных ветров Ксурунта - ничем не лучше.
Но.
Смерть среди холодных ветров Ксурунта - вполне реальна. Галактика всегда была жестоким местом. Особенно сейчас. Анаис Спайр замолкла; лишь завывание ветра и тяжелое дыхание ксараншей нарушали гнетущую тишину.

Кровь и холод. Отвратнейшее из сочетаний, достойное безумного Кхорна и его необъятной жажды.