ERR0R Запись/Обсуждение

[Таб 287]

 

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Soulcatcher 90]

Ух. В таком случае, я записываюсь, с вашего позволения.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Gonchar 4 767]

Тоже залечу

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Yambie 16 287]

Boink.

На огонёк тоже.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Rane 143]

Привет. Мне тоже хочется.

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[luckyorange 2 779]

  В 12.12.2023 в 17:27, Таб сказал:

На игру осталось последнее место

Еще место есть? Я мб залечу, если никто не претендует 

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Gonchar 4 767]

Егор Морозов 

@bully

 

Изменено 27 декабря, 2023 пользователем Gonchar

[Yambie 16 287]

Всегда говорили, что я чудесный ребёнок
Всегда говорили, что у меня хорошо подвешен язык
Никогда бы не подумал, что буду лишён дара речи
Не знаю, смогу ли я побороть это проклятье
 

☽・Гул прошлого・☾

 

 

𝆺𝅥𝅯

Красные ягоды в тёплый солнечный день. Лето как будто существует только в грёзах. Маленькая коробка, где тесные стены её – это голубое небо с пушистыми облаками, что напоминают сладкую вату, которую попробовал лишь однажды в детстве. Маленькая коробка, где стены её – это чистое озеро с прыткими рыбками и лягушками, которые выскакивают из твоих рук, как не пытайся их поймать. Маленькая коробка, где тесные стены её – леса. Высокие. Непроходимые. Из листвы выглядывают чьи-то парящие во тьме бледные лица. Смутно знакомые, напоминающие о том, как тесно живётся в одном мире грёзам и кошмарам.

Красные паруса – повесть о волшебстве, которое может произойти только на пыльных страницах старых сказок. Когда слаб физически, когда слаб волей и полагаешься на что-то необъятное, неизвестное, никогда и никем не виданное. Будто оно снизойдёт в виде крылатого существа, что робко стучится в окошко комнаты. Будто волей сна оно перевернёт ту самую страницу старой сказки. Заиграет красками, что не выцветут с годами. Застынут под тем же льдом реалий, где тесно одному миру с другим, которые носят в себе уже физически сильные, но всё ещё слабые волей оболочки.

Красный радиоприёмник на столе большой, но обшарпанной кухни. Пропитанная каким-то едким запахом, от которого слезятся глаза. Хрипит, задыхается, вот-вот будет просить о том, чтобы прекратили его страдания. Несёт какую-то чушь, но просьбам его не внемлют, растягивая бремя бессмысленного существования.

Красные пятна на линолеуме. Подскользнулся. Упал.

Спина, руки, затылок – всё красное.

Красные глаза отца. На губах вкус железа, что-то красное капает на серую футболку.
 

Б о л ь н о
 

Красный закат. Пытается сжечь землю. Пытается сжечь всех тех, кто всё ещё живёт здесь. По итогу забирает с собой кого-то одного – в чёрную бездонную пропасть.

Внутри больше ничего нет.

 

Hide

⸻⸻⸻⸻⸻ ☽・✹・☾ ⸻⸻⸻⸻⸻
 

☽・Эхо настоящего・☾

 

Жизнь – прихоть глупых людей. Такой была Рита Захарова.

Когда она должна была перешагнуть болезненный порог взросления психологического, сбросить изношенную плоть души мечтательной и наивной девочки, а на месте радужных красок оставить оттенки серого со скучным белым и угнетающим чёрным, она всё равно продолжала верить в чудеса, чужую добродетель и способность каждого меняться всегда к лучшему. В конечном итоге счесть себя героиней, которая сама помогла человеку измениться, заточив его пороки в маленькой шкатулке и закопав её под старым деревом, что однажды ночью упадёт тяжёлым грузом на новоявленную могилку. Она жила историями со счастливым концом, где люди не старели, не болели, никогда не ссорились, всегда любили друг друга и никогда, никогда не узнали бы что такое смерть.

Рита была глупым человеком. Но таким многое прощают. Особенно родственники. Её портрет висел в центре синего коридора небольшой квартиры старой многоэтажки. Бардовую рамку всегда миновали пыль и паутина, живые глаза почившей в летах молодой девушки взирали на тусклый мир живых сквозь чистое стекло.

Подобной почести, конечно, не удостоился муж Риты. В момент прощания его тесть воплотил то, что в заумных книжках называли damnatio memoriae, пусть с ещё с живым виновником горести маленькой общины. Не особо удивительным выглядело то, когда от скуки просматривая семейный альбом обнаружилось, что немногочисленные фотографии с непутёвым муженьком Риты замазаны ▇▇▇▇▇▇▇ маркером, а то вовсе вырезаны. В квартире даже не хранили вещи, которые напоминали бы о нём.

Только в живом наследии остаётся память.

Родные дети, перенявшие что-то от его внешности и характера.

 

 

На первый взгляд Саша Тихонов казался обычным подростком. Более того он казался нормальным подростком в глазах тех взрослых, которые не видели в нём зеркала, отражавшее их минувшую постыдную молодость. Он старался не говорить лишнего, старался не привлекать к себе ненужное внимание, старался прилежно учиться, старался заниматься воспитанием сестры, когда такой возможности не было у дедушки. Он умел работать руками, одевался опрятно и в целом обладал недурной внешностью, с которой шрам на губе не портил общее впечатление.

Послушаешь такое и скажешь – чудо, а не ребёнок. Впрочем, это была одна из нескольких проблем монотонной жизни Саши.

Он старался не говорить лишнего из-за натянутых отношений со сверстниками. Старался не привлекать к себе ненужное внимание из-за взрослых, которые с упоением примеряют на себя роль судей, когда дети в очередной раз не могут мирно разрешить какой-нибудь конфликт. Он старался прилежно учиться, надеясь, что во всей этой мешанине сухих знаний действительно есть какой-то смысл. Он старался заботиться о сестре, поскольку боялся, что здоровье деда однажды может подвести его, а Олю заберут в чужую семью, которая будет черства и безразлична к её тревогам.

Старик, конечно, чувствовал себя бодро и редко жаловался на какие-то болячки. Однако Саше порой казалось, что над ним нависает высокая крючковатая тень, что с годами становится всё больше и больше. Парень представлял, как однажды проснётся на перепутье поздней ночи и раннего утра, поставит на плиту чайник, но вместо того, чтобы выйти покурить в подъезд, заглянет в комнату старика. Он увидит ту же тень, которая опустила костлявые ладони на его грудь. Она так сильно сгорбилась, что её раздробленная морда вплотную приблизилась к безучастному лицу деда, который смотрит куда-то сквозь неё.

Наверно, туда, куда отправилась мать.

– Дымишь что паровоз, честное слово.

Саша вздрогнул. Выбросил сигарету через форточку и спрыгнул с подоконника, зацепив взглядом сначала потёртый зелёный шарф, а затем карие глаза деда, который сейчас смотрел на него как на неизлечимо больного. Тот давно уже был в курсе насчёт пагубной привычки внука и довольно быстро прекратил всяк попытку отговорить оную бросить.

– Кассету вернул? – строгим тоном спросил дед.

Саша отрицательно мотнул головой.

– Сейчас собирался идти к Назару, – спокойно ответил.

– Угу, – пробурчал себе под нос старший. Он поднял руку, собираясь коснуться плеча Саши, но тот сделал маленький шаг назад и опустил глаза. – Ну, как вернёшь, хлеб тогда купи потом по дороге.

– Так я же вчера его покупал.

– А ты у Оли спроси куда это он делся. Или у стайки ворон. Одна такая пролетела мимо со смачным шматком в клюве.

 

 

Лето.

Ты ещё помнишь, как оно выглядит? Как ярко светит солнце, как пляшут озорные лучи его на поверхности чистой воды, как приятно ласкает слух её журчание вместе с пением птиц.

Как на чью-то макушку тогда упало яблоко. Ещё совсем зелёное, очень кислое на вкус. Думаешь невольно куда оно так торопилось, что не хотело спокойно себе созревать дальше – до цвета ▇▇▇▇▇, что пока ещё течёт в твоих жилах?

Что кажется единственным чем-то живым в тебе.

А, может, кто-то намеренно сбросил его с ветки?

. . .

Когда это всё было?

 

– Ку-ку, Сашко! – Назар пощёлкал пальцами перед носом Тихонова. Последний пару раз моргнул, возвращаясь из забытья. Ноги едва подкосило, и он опустил ладонь на край стола, едва зацепив пальцами вскрытый телефон, чьи внутренности сейчас в хаотичной массе находились рядом в маленькой пластмассовой коробке. – Опять в себя ушёл? – старик вернул своё внимание к экрану пузатого телевизора, хмыкнув. – Вот смотри, однажды ещё раз так «заснёшь», и обнаружишь себя на какой-то ненавистной работе с ненавистной женщиной у себя на шее, что милый год женой тебе приходится.

Саша поджал губы. Насчёт будущей работы он не знал, а вот женитьба ему-то вряд ли грозит.

– Так что такого Оля увидела, говоришь?

Парень пожал плечами.

Громов Назар Викторович был немного младше деда, седина в чёрных волосах напоминала застывший снег. Он чувствовал себя комфортно в бурной стихии научно-технического прогресса, распутывая провода и антенны, что ловили молодое – в сравнение с природой дремучего мира – песнопение, которое могло заявить о себе через телефоны, радио и те же телевизоры. Тотчас бледные шрамы на шершавых ладонях выдавали человека, который когда-то жил высшими идеалами.

Его молодость была насыщенной, чтобы у порога преклонного возраста осталось достаточно мало сожалений за неизменное прошлое.

– Сказала, что какая-то страшилка проскочила, – Саша посмотрел на телевизор, на экране которого в обратной перемотке Герда отпускала Кая из своих объятий. Тот как будто продолжает дальше складывать из льдинок фигурки, покинутый человеком, которому было на него не всё равно. – Мне сначала самому так показалось, но потом решил ещё раз пересмотреть… и ничего. Думаю, у сестры просто воображение разыгралось перед сном.

Назар с любопытством посмотрел на Тихонова, будто собираясь оспорить сказанное им, но вместо этого склонил голову, произнеся задумчивое «ага, понятно».

В подсобке раздался глухой грохот.

– Чёрт, – недовольно прохрипел Назар, поставив видео на паузу. – Кошки, наверно. Подожди, пожалуйста. Если кто-то зайдёт, то я сейчас вернусь, — предупредил он Сашу, прежде чем оставить того наедине с чёрными окнами телевизоров, радио, видеомагнитофонов и прочей преимущественно бэушной техникой.

Парень быстро заскучал – это маленький магазин, он знал его уже вдоль и поперёк. Неизменным здесь оставался владелец в лице Громова, а среди сотрудников на неполный рабочий день Саша продержался дольше всех. Он громко вздохнул, поискал взглядом стул, на который можно сесть, и после уставился в мёртвую точку перед собой в ожидании Назара.

 

 

Ты как будто воплощение злой шутки мироздания. Какая-то единица неизмеренного естества, которую создали от скуки. Ошибка. И вот оно, это нечто, смотрит на тебя откуда-то сверху и смеётся. Когда у тебя самого… просто необъяснимая боль в груди.

Режет.

Рвёт.

Раздирает в клочья.

Каждый раз, здесь, я грежу о том, как падаю вниз. Как исчезну в белой мгле, а вместо меня останется…

 

Саша открыл глаза, прижав ладони к холодной поверхности стола, за которым сидел. Выпрямившись, он несколько раз моргнул, глядя на кромешную тьму, что окутывала магазин подобно кокону. Саша обернулся в ту сторону, где должна была находиться дверь в подсобку. Он неуверенно протянул ладонь вперёд, чтобы нащупать ручку, но вместо этого кончики пальцев порезались о грубую кирпичную поверхность, а глаза, чуть привыкнув к темноте, увидели голую стену. Сердце бешено заколотилось в груди и в порыве паники Саша быстро встал со стула, случайно задев телефон с его разобранными деталями в пластмассовой коробке, что звонко посыпались на пол.

Он начал судорожно протирать ладонями лицо, надеясь, что это ему сейчас померещилось.

Иначе разыгралось чрезмерно живое воображение.

В магазине просто отключилось электричество и вот-вот вернётся Назар на звук нового погрома с фонариком в руках. Саша хмыкнул, а после из губ вовсе вырвался облегчённый вздох, когда собственную пелену полумрака озарил мягкий свет. Но это оказалось не то о чём он подумал. Едва прищурив глаза, он обернулся на хрипящий звук белого шума из маленького телевизора. Дрожащие линии пытались выстроиться в одну цельную фигуру и каждый раз они терпели неудачу в попытке подражать тем образам, на которые завороженно смотрят по ту сторону диковинного мира из плоти и костей. Звуки походили на предсмертные хрипы, мольбу. Вероятно, самые сломленные из людей находили в этом что-то притягательное. Что-то близкое к собственной больной душе.
 

Когда исчезну в белой мгле, а вместо меня останется…

𝆺𝅥𝅯

Белый обретает цвет. Яркий. Пугающий. Ягоды в плетённой корзинке, паруса на обложке детской книжки, старый радиоприёмник на столе обшарпанной кухни. Ему не нравился этот цвет. Он всегда сулил что-то плохое. 

Он всегда что-то забирал у него.

 

Если закрою глаза, то этого нет.

Если затаю дыхание, то это пройдёт.

 

Ягоды в плетённой корзинке.

Паруса на обложке детской книжки.

Старый радиоприёмник на столе обшарпанной кухни.

 

У зимы как будто нет никакого потока времени.

Сменяющийся свет – мигание огромной лампочки, которая однажды затухнет навсегда.

 

 ▇▇▇▇▇▇▇ ягоды в плетённой корзинке.

 

К̶̨̨̧̞̹̮̮̗̪̖̥͖̹̟̓̄͐̇̎̈́͘͠ͅр̶̧̟̜͓̖̗͎̘̇̑͊͛̍̀̃̀̄̾͘͘͝͠а̶͎̥͙̜̩̟͚̭̘̜̍̋̃̽͑̍̈́͐̌̈͘ͅͅс̵̜̟̙̤͈̬͈̫̠͚̀͂͗́͗̊̓̄̕̕̚н̴̻͎̩̈́͒̈̀̿͛̅̒̈́̀̀ы̴͇̗͈͕̺͓̝͙͚̀͑̐̃̇̃͒́ͅе̷̢̛̗͙͖̠̖͂̉̑̇͗̽͑͋̚͜͠ паруса на обложке детской книжки.

 

Кра̶͎̥͙̜̩̟͚̍̋̃̽͑̍̈́͐̌̈͘ͅͅс̵̜̟̙̤͈̬͈̫̠͚̀͂͗́͗̊̓̄̕̕̚ны̷̨̛̖͍̤̙̗̯̟̮̦̃̿̔̏̉̈́̃͋͐̑̀̆͐̕й̷̤̤͈̓͐̀̆͊̔͒͒͌̿͘ старый радиоприёмник на столе обшарпанной кухни.

 

Всё вокруг окутано  к р а с н ы м

 

Ку-ку, Сашко!
 

– Опять в себя ушёл? – хмыкнул Назар, вернув своё внимание к экрану пузатого телевизора. – Вот смотри, однажды ещё раз так «заснёшь» и…

Саша пару раз моргнул, возвращаясь из забытья. Ноги едва подкосило, и он опустил ладонь на край стола, едва зацепив пальцами вскрытый телефон. На экране телевизора в обратной перемотке Герда отпустила из своих тёплых объятий Кая и тот вновь продолжил собирать ледяные осколки под бесчувственным взором Снежной королевы. Саша вдруг ощутил невыносимую тоску на душе, он посмотрел в сторону окна, за которым находился знакомый сонный город. Взгляд выхватил сине-красное мигание, вой сирены утонул в одно мгновенье.

– Заболел кто-то? – задумчиво произнёс Назар.

Сердце защемило, а окружающие звуки превратились в неразборчивую какофонию.

Нет, нет, нет! Ему показалось.

Воображение разыгралось.

Хотя по окончанию этого дня Саша невольно поймает себя на мысли, что закат был почти такого же цвета, как лет десять назад.

 

 

Hide

☽・Безмолвие будущего・☾

 

 

Hide

Изменено 5 января, 2024 пользователем Yambie

[Soulcatcher 90]

Михаил Логинов

Чем мне закрасить э̴̨̬͙̀̈́͋т̴͚͉̠̊̓͆́͝о̶̩̝͇̒̀̌͡т̵̙͑ ̴͙̝̬̃г̶̡̤͍̜̰̀р̴͔̈́̉͛̕͠е̸̬̳͗х̶̪́̌̐̓͘?̵̢̢͇͐

[Rane 143]

...but tonight we're still alive
we're watching the world end one more time
leaving our thoughts and fears far behind...

~◈~

Нити жизни

За окном психдиспансера было пасмурно. Накрапывал мелкий, отвратительный дождик.
На стене, рядом с креслом доктора, болтался пучок обрезанных кем-то проводов. Какая же грубая работа. Если проследить взглядом за ними, то провода эти уходили вверх, к грязно-жёлтому потолку, и терялись где-то там, выше, на втором этаже. На потолке было полно пятен. Наверное, от влажности.

Вера пялилась на провода.
— Ну?.. — в напряжённой тишине послышался хриплый, прокуренный голос доктора, — чего беспокоит? Есть жалобы какие?

Вера молчала.
В точке соединения потолка с разорванной линией проводов, где находилась маленькая выемка, связывавшая кабинет доктора со вторым этажом, будто мелькнула какая-то тень. Ещё мгновение, и выемка стала, казалось, чуточку более размытой. Как если бы круги по воде пробежали, только там не вода. Откуда там, наверху, вообще может быть вода? Это же голое пространство, там ничего нет. Только пустота.

Глаза Веры едва заметно расширились. Она попыталась всмотреться пристальнее, но всё исчезло. Это была просто стена, провода и потолок. Ничего особенного.

— Значит так, — доктор прокашлялся, молчание Веры его несколько раздражало, — вот рецепт, как обычно, пить два раза в день, — он сделал маленькую паузу, всмотревшись в Веру чуть пристальнее, — что за молодёжь пошла, смотреть на вас тошно, — нахмурившись, едва заметно процедил он себе под нос, — давай, иди, мне ещё следующего принимать.

Вера выдавила из себя что-то вроде прощания, схватила рюкзак и вышла из кабинета, слегка пошатываясь. Как же она ненавидела моменты, когда такое происходило рядом с кем-то, когда она была не одна. И особенно – рядом с этим проклятым врачом.

Она слишком хорошо помнила все его гнусные наклонности. И ещё она точно знала, что не хочет по его милости попасть в психушку. Будь он проклят, выродок. Ещё и весь вечер пятницы пришлось на это потратить.

Вера возвращалась домой, шлёпая в своих потрёпанных кроссовках по сумеречной слякоти Снежногорска. Грязный, изгаженный автомобильными парами снег. Он не может растаять полностью, но в то же время он бессилен, не способен превратиться в лёд. Не вода, не снег, а нечто среднее. Фактор неопределённости. Одновременно и жив, и мёртв. "Он ведь совсем как мы, он нас воплощает", — мельком подумалось Вере. Половина уличных фонарей не работала, а другая половина работала так, будто издохнет через пять минут.

Как же гадко на душе.

✧ ✧ ✧

Ключ едва проворачивался в замке. Пришлось приложить некоторую силу, чтобы справиться с ним. "Заменить бы его, или хотя бы смазать", — прошептала Вера. Но где взять деньги? А сама с замком возиться Вера не очень хотела, как бы не испортить его окончательно. Слишком важная вещь. Единственный слой, который отделяет её квартиру от всего того, что там, за дверью, в оплёванном подъезде, где никто никогда не убирает пакеты с гниющим мусором, ошмётки от семечек, использованные сигареты.

Впрочем, говоря откровенно, "её" квартирой это помещение могло называться крайне условно.

Наконец, дверь под номером 404 со скрипом отворилась. Вера, всеми силами стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, стянула кроссовки и попыталась прокрасться в дальнюю комнатушку. Не вышло.

Из средней комнаты вылетела бутылка, попав Вере прямо по голове.

Было больно.

— К-какого хера опять п-припёрлась, тварь неблаго... ик.. неблагодарная?.. — откуда-то из полутьмы раздался истошный, булькающий, почти бессвязный женский вопль. "Снова она за своё", — обречённо подумала Вера.

Средняя комната была освещена лишь голубоватым свечением маленького телевизора, где диктор читал новости на фоне бело-сине-белого флага. На экране мелькали какие-то фигуры в костюмах, красная ленточка. Происходило что-то торжественное, но Вере было неинтересно, что именно. Рана от бутылки начинала кровоточить.

— А вот в-во времена Эвальда... — голос зашёлся отчаянным кашлем, — в его в-времена таких, как ты, не было. Такой дряни, как ты, в н-нашем городе... ик... не было места, все делом занимались, — человек, сидевший в тени, будто подумывал, какие ещё оскорбительные вещи можно выплюнуть Вере в лицо, но словесная нищета явно мешала, — а я, между прочим, в твои годы НИИ р-работала, ик, страну п-поднимала, — в голосе послышалась хмельная гордость, — а ты... ик... ты просто дворовая дрянь.

Когда не спит, она может чесать языком до бесконечности. Вера давно к такому привыкла. Не стоило и внимания обращать. Преподаватель истории в колледже, по совместительству занимавшийся региональными хрониками и историей Снежногорска, как-то однажды подтвердил, что мама Веры действительно работала в НИИ. Уборщицей, унитазы чистила. Но сколько тщеславия в итоге, а, сколько пьяной спеси.

Эта женщина для Веры всегда была просто "старухой". Либо по фамилии, "Тихонова". Либо просто "она", но "мамой" Вера никогда её не называла. Что-то есть такое странное в этом слове, с трудом применимое к этой женщине. Вера не вполне понимала, что именно. Скорее, просто чувствовала.

Устало вздохнув, Вера направилась в ванную, пытаясь не вслушиваться в визгливые вопли из комнаты с телевизором. Преследовать Веру она всё равно не станет. Последние годы Тихонова-старшая почти не встаёт со своего кресла. Смерть отца окончательно её сломила. Отец, наверное, был единственным человеком, которого Тихонова-старшая за всю свою жизнь хотя бы немного любила.

В те годы эта квартира даже слегка напоминала гнёздышко любящей семьи.
А впрочем, нет. Не напоминала.

Вера, сколько помнила, всегда была здесь лишней. Нежеланным гостем на чужом празднике жизни. Её мать слишком поздно поняла, что ребёнок – это чересчур, что следовало аборт сделать. Не сделала. Вот и итог.

✧ ✧ ✧

С пластырем на виске, Вера пустыми глазами смотрела в толстый экран компьютера, купленного отцом в кредит, который семья едва смогла выплатить после его смерти. Ещё через некоторое время Тихоновой-старшей вздумалось продать компьютер, чтобы закупиться на вырученные деньги водкой. Помешало сделке лишь то, что Вера, угрожая кухонным ножом, в ярости вытолкала мать из своей комнаты.

С того самого дня они по-настоящему возненавидели друг друга.

Компьютер был единственной отдушиной для Веры.
Во всяком случае, единственной законной.

Буквы на экране едва складывались в слова. Слова почти не складывались в предложения. Где-то за окном завыл бродячий пёс, а следом другой, и третий тоже. Крупные капли холодного дождя барабанили по проржавевшему водостоку. Откуда-то снизу послышался глухой удар, приглушённый женский крик, тяжёлое сопение, всхлипы. Стены здесь были будто из поролона. Назавтра обещают заморозки. Скорее бы, как же достал чёртов дождь. Как же всё это достало.

Вера пыталась читать новую статью со своего любимого сайта о сверхъестественном. Что-то о ноосфере, о том, что в радиопомехах можно отыскать точки соприкосновения с иными слоями реальности. Она старалась, но не могла уловить суть. Она слишком устала. Неужели она не имеет права немножечко расслабиться?

Рана на голове жестоко саднила.

Слегка дрожащими руками Вера открыла нижний ящичек стола, достав оттуда маленькую, неприметную металлическую коробочку серого цвета. Судорожно вдохнув её содержимое, она закрыла коробочку и открыла другой ящик, в котором, под кипой учебных бумаг, неряшливо исписанных какими-то математическими формулами, лежал серебристый медицинский шприц. Помедлив всего полсекунды, Вера вколола себе его содержимое, а потом, не раздеваясь, рухнула на постель. В висках пульсировало. Сегодня, быть может, она наконец-то сможет выспаться.

The Garden | Сад

Город сиял тысячью разноцветных огней. Она шла по улице, и в то же время она, казалось, преодолевала океан. Говорят, где-то за краем света есть страна, улицы которой – это реки. Она забыла, как та страна называется.

Она попыталась вспомнить, но не смогла.
А потом это стало неважно.

Стайка сущностей, каждая из которых, казалось, источала свой собственный внутренний свет, увлекла её дальше, в глубь тёмного лабиринта, вдоль запутанных улиц, монументальных колонн и тысячелетних крепостей. Огней всё меньше и меньше, гомон бесконечного праздника затихал. Город шпилей и соборов, город, где все и всегда счастливы, город, стоящий на великих водах бытия, на водах тишины.

На водах бессмертия.

Казалось, где-то вдалеке слышались псалмы, нежные песнопения. Странная, эклектичная архитектура сменилась ароматом кедров и пихт. Под босыми ногами – лишь хвойный покров и мягкая почва.

Она обнаружила, что вокруг неё сгустился зеленоватый туман, а деревья будто бы придвинулись ближе. Она вдруг осознала, что не помнит своего имени. Как же её звали? Боже мой, да это ведь неважно вовсе. Имя, да? Право слово, как смешно. В этом месте не было имён. В этом месте не было чего-либо, что можно наречь, здесь человек лишён своей извечной власти над вещами.

Её окружал первозданный лес.

Двигаясь дальше, она обнаружила, что её ноги больше не касаются земли. Более того, она заметила, что больше её не сковывают законы материи, теперь она может отбросить кандалы пространственно-временного континуума. Теперь она свободна.

Какое счастье.

С этого момента одна картина сменялась другой, как если бы кто-то в бешеном ритме перематывал видеоплёнку. На смену великой радости приходило великое горе, ей хотелось одновременно и дьявольски смеяться, и безутешно рыдать. Она была лесом, она была небом и землёй, она была пением, она была той бездной, что в вечности взывает к иным безднам гласом водопадов своих, в её сердце рождалось эхо эпох, она была всем, и всё было ею, и не было места во всей вселенной, где она могла бы спрятаться от головокружительного чувства единства, от этой восхитительной, неслыханной космической гармонии.

Но потом она почувствовала, что вокруг клубится благоуханный дымок от кадильницы, а тысяча ангельских голосов поёт: "осанна". Как горизонт искажается, будто фигура очередной знаменитости на страницах смятого журнала, а голову пронзает страшная, мучительная боль. Она отчаялась, она поняла, что не хочет просыпаться, не хочет видеть вокруг себя всё это, только не снова, не хочет страдать, никогда, никогда больше, пожалуйста.

Но её мольбы так и не были услышаны. Лес вокруг неё растворился в сумрачных красках морозного утра, а небесной красоты пение было прервано волнами радиоэфира.

Всё закончилось.

✧ ✧ ✧

⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯

Yambie × Rane

В понедельник утром Вера решила оставить первые пары без внимания. Её ожидали дела поинтереснее. Предстояло заскочить в одно заведение на краю Снежногорска, чтобы разобраться с кое-какими личными делами. Ненадолго, ещё и на часовой перерыв удастся попасть, чтобы во дворе колледжа позависать в одиночестве. А потом, отметки ради, можно заявиться на остальные занятия. Всё равно никто не заметит, что её не было, а если и заметят, то совершенно не удивятся.

Вера брела по улице, без особого интереса осматривая окрестности. Всё это она видела неоднократно. В конце концов, вся её короткая жизнь прошла в этом городе. Продуктовые магазинчики, одинаковые ряды жёлтых и голубых панелек. На том углу продают цветы, на этом обычно побирается местный пьяница, выпрашивая очередную копейку себе на спиртное.

За поворотом расположился смешанный рынок. Фрукты и овощи, какая-то простенькая одежда, блестящие побрякушки. Проходя вдоль неряшливо обставленных лотков и запачканных дорожной грязью газелей, Вера заметила небольшое оживление в одном конкретном месте. Вокруг уличного музыканта собралась маленькая группа слушателей. С добрый десяток пар глаз устремился на импровизированную сцену. Многим захотелось поддержать независимого исполнителя парой монеток.

В голове пронеслась шальная мысль.
"Они все отвлеклись, — невольно подумала Вера, — а я как раз к тому парню шла, — она внимательно осмотрела слушателей, — может, удастся что-то стянуть, чёрт его знает".

— Оля, не спи, — тихий голос тонет в отзвуках шестиструнной гитары. Мелодия кажется смутно знакомой, но в итоге всё равно не представляет особого интереса для одного молодого человека.

Он представлял корабль с недальновидными, вечно скучающими моряками, которые собрались на зов коварной сирены. Они кидают ей подношения из латуни и никеля, иногда даже мятую бумагу, чьи порванные края заклеены прозрачным скотчем. Моряки завороженно вздыхают и глупо улыбаются, а когда магия сирены спадёт на нет, то она, скорее всего, с горечью будет разглядывать добытый улов.

Другое дело девочка, которая стояла рядом с этим молодым человеком с нелестными мыслями в отношение артиста и его слушателей. На вид ей можно было дать лет девять-десять, со спутником явственно проскальзывали какие-то схожие черты: русые волосы, брови с изломом, едва оттопыренные уши. С неподдельным детским восхищением девочка смотрела на музыканта, молитвенно сложив бледные ладошки, когда как парень откровенно скучал.

Она сняла со спины портфель, вынула маленький кошелёк бежевого оттенка, которому впору носить с собой взрослому, а не ребёнку. Вытащив несколько монет, она начала пропихиваться вперёд, скромно извиняясь перед старшими, чтобы подойти поближе к музыканту.

Парень же остался стоять в стороне, держась подальше от толпы, как от огня, но при этом старался не упускать из виду мелкую фигурку.

Вера со скучающим видом подошла к собранию. Она высматривала кого-нибудь, человека, достаточно увлечённого, чтобы забыть про небезопасность места, в котором находится, и о том, что в толпе всё-таки стоит быть поосторожнее.

В этом городе живёт множество людей, чьё финансовое положение давно находится ниже отметки прожиточного минимума. Доверие ко всем подряд, а тем более к незнакомцам – прямой путь к разочарованию. Вера заметила, что какая-то девчонка пытается пробраться к сцене. В таком энтузиазме, похоже, что ничего вокруг себя не замечает. Рюкзак болтается в слепой зоне. На нём что-то блеснуло. Брошка. Милая такая брошка.

Вере показалось, что нет ничего зазорного в том, чтобы подарить этой маленькой девочке немного жизненного опыта. Та почти добралась до сцены. Вне всякого сомнения, она захочет постоять там немного, дослушав исполнение до конца. Надо же, какой восторг на её лице. Вере даже немного жаль было отравлять столь непосредственное детское счастье, но жизнь есть жизнь, ничего не поделаешь, и чем раньше ты её познаешь, тем для тебя же полезнее.

Медленно лавируя между спинами зрителей, Вера приблизилась к девчонке. Она окинула взглядом стоящих вблизи людей. Вроде никто на неё не смотрел. Приятно быть незаметной. Вера подошла к девочке, протянула руку и умелым движением отцепила брошь. Неплохой, похоже, улов. Должно быть, ему понравится.

"Ну, вот и отлично, — подумала Вера, — плюсик в коллекцию. Сейчас по-быстрому сбагрю всё это, а потом можно идти на пары", — и потихоньку, не делая резких движений, начала отдаляться от сцены.

Блаженное неведение, а Олю по всей видимости благословили оным с чрезмерным достатком. Но больше всего, пожалуй, злили люди, которые её окружали. С восторгом, светлой горечью, приятно-покалывающим эхом ностальгии, они всё равно оставались безучастны.

Никто никому не должен.

Ну, конечно.

Саша привстал на цыпочки, заметив, что к сестре ненавязчиво подошла какая-то девушка. Он не мог похвастаться завидной проницательностью, читать людей как книги, определяя по жестам и словам их цельный образ, который они сами порой затрудняются выстроить у себя в голове. Но о намерении девушки догадаться не сложно, как и почему она подошла именно к Оле.

— Эй, — вышло... как-то сдавленно и смущённо. И только заметил, что цветастым значкам уже не составляет компанию сверкающие пятно на детском портфеле. — Эй! — уже крикнул Саша и бросился с места, не заботясь о том, что кого-то заденет.

Бегал он быстро, а поэтому успел схватить воровку за запястье, когда та уже отдалилась от толпы. Хватка вышла цепкой. Неприятной. Саша дёрнул девушку за руку и когда он едва увидел её лицо, то ощутил смятение. Хватка стала слабее, но руку воровки он не отпустил.

— Верни то, что забрала, — раздражённо сказал Саша. Несколько людей мимолётно бросили взгляд в их сторону. Некоторые смотрели с осуждением и неприязнью на парня. — Слышишь, что говорю? Быстро вернула!

Вера нервно дёрнулась, попытавшись вырваться. Обычно её не ловили на воровстве, ещё и в таких людных местах. Публичная ссора ей была совершенно некстати. Довольно скоро всем окружающим станет ясно, что, собственно, происходит. И тогда фокус общественного негодования мгновенно переключится на неё.

Какой-нибудь умник ещё и ментов может позвать.
А у неё как раз сейчас назначена встреча.

— Да не ори ты так, — прошипела Вера, — на, забирай эту штуку, — сунула она ему брошь, — только отпусти уже, больно вообще-то, — она взглянула на парня, явно избегая смотреть ему в глаза, — я извиняюсь.

"Чёрт возьми, — внутри Вера кипела от злости, — мне надо скорее сматываться отсюда. Вот же не повезло в историю вляпаться", — в панике думала она.

Вера в этот момент не подозревала, что настоящие неприятности ещё только ожидают её, причём довольно скоро.

Взгляд Саши сделался хмурым, когда он принял в свободную ладонь украденную брошь. Пытливые мысли спрятались за пеленой белой вьюги и оставили покалывающее ощущение пустоты в груди.

— Прости, — отпуская руку девушки, сказал он. — И за то, что случится позже, — ещё тише добавил, быстро отвернувшись от неё.

Музыка стихла.

Саша подошёл к Оле и поторопил её покинуть рынок. Девочка растерянно посмотрела в сторону Веры, пока та не исчезла за тёмными силуэтами жителей Снежногорска.

Последние слова парня немного обеспокоили Веру.
Ей показалось, что в них крылась если не прямая угроза (вряд ли прямая, на самом деле, если принять во внимание его тон) то, скорее, предвестие чего-то страшного. Будто огромная хищная птица накрыла её своими крыльями. Не спрятаться от неё, не скрыться. От ментов можно скрыться, от потерявших берега хулиганов с района тоже, но от этой птицы – нет.

Однако слишком задумываться обо всём этом сейчас не было времени. Ей повезло, что лёгкой ссорой отделалась. Даже не сказать, что ссорой, а так.

Вера поспешила подальше и от сцены, и от рынка вообще, не оглядываясь. Скоро она доберётся, не опоздать бы. Он не особо любит, когда опаздывают, особенно если опаздывает такой малозначительный человек, как Вера.

⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯⎯

✧ ✧ ✧

За окном валил густой снег, ревела вьюга. Грязное стекло, полное разводов и странноватых пятен. В уголке кто-то нацарапал сердечко, а кто-то его перечеркнул и нацарапал поверх сердечка ругательство. В этой задрипанной норе никто никогда не протирал окна. Пристанище для нищих пьянчуг на самой окраине Снежногорска. Настолько убогое, насколько это возможно.

Сюда приходили студенты, сбежавшие с лекций, чтобы закинуться наркотой. Сюда приходили работяги, потратившие большую часть зарплаты на оплату кредитов и коммунальных услуг. Сюда приходили потерянные люди, чтобы залить свою тоску дрянным алкоголем.

А ещё здесь проводились сделки.

Теневой рынок краденого в Снежногорске был поделен между множеством дельцов. Некоторые пытались играть по-крупному, но Вера с такими не связывалась, предпочитая плавать на относительно безопасном для себя мелководье. За годы безнадёжного детства воровство стало частью её повседневной жизни. Стащить колбасу из универсама, или стянуть серёжки школьной знаменитости в раздевалке для девочек? Вообще запросто. Для Веры воровство находилось вне рамок морали, это был просто очередной инструмент, способ сделать жизнь удобнее, выжить.

Вера сидела за одним из столиков и безразличным взглядом смотрела в окно, подперев лицо правой рукой. Пейзаж открывался безрадостный. Бесконечная череда линий электропередач, уходившая куда-то вдаль, в безвременье, между ними скорчилось несколько заброшек и недостроенная стоянка. Одно из окон четырёхэтажного дома, построенного ещё в прошлом веке, уютно светилось, затерянное в снежной мгле.

Про себя Вера немного завидовала. Она хотела бы там оказаться.
Может, в этой квартире жила дружная семья, и сейчас они все вместе наряжали ёлку, готовясь встречать новый год. Папа только вернулся с завода, мама приготовила для него пюрешку с курочкой. Картина почти пасторальная.

На сердце защемило.

— Привет, битая, — на соседнее кресло взгромоздился лысый парень с татуировкой православного креста на лбу, — что принесла сегодня?.. — в его улыбке сквозило что-то ироническое. Он и так прекрасно знал – никакого добра, характерного для воров-профессионалов, Вера и на этот раз не предложит.

— Вот здесь, — отрывисто отвечала Вера, выкладывая на стол старый, потрёпанный мешок, на котором в нескольких местах виднелись заплатки, — серебряное колечко, немного ёлочных украшений. Между прочим, они старые, — пояснила Вера, будто пытаясь оправдаться, — ещё две виниловые пластинки, — она немного помедлила, — и кассетный плеер.

Парень повертел колечко перед глазами.
— За смесь много не дам, — он скривился, — вот было бы чистое серебро, тогда да, — он внимательно изучил остальное, — в целом вещицы не сказать, чтобы много стоят. Один плеер дороже, чем все они, вместе взятые, — он пожал плечами, — но нам же много и не надо, да?

Вера вспомнила, что ещё была брошь, которая ей так и не досталась. Интересно, сколько она могла стоить? Вряд ли дорого, на рюкзаках драгоценности обычно не развешивают. Невелика потеря, короче, жаль только, что лишнее внимание к себе привлекла.

— Без проблем, — ответила она, кивнув, — давай уже заканчивать.

Избытка слов в таком деле не требовалось.
На очередную порцию химии ей не хватало совсем чуть-чуть.

Вскоре она распрощалась с дельцом и ушла в метель. Вера по жизни не слишком общительной была, и этот парень не являлся исключением.

Вера знала, что он бывший студент, однажды свалил с пар, совсем как она сейчас, так и не вернулся. Мелкий воришка, который пытается пробиться в высшую касту. Наверняка плохо кончит, но по крайней мере проведёт интересную жизнь, думала Вера. Всё лучше, чем выучиться на пятёрки и пойти работать кассиром в местный продуктовый.

✧ ✧ ✧

Во дворе колледжа мальчишки играли в футбол. Вера примостилась подальше как от них, так и от маленькой группы девочек, которые неодобрительно поглядывали в её сторону, ехидно перешёптываясь между собой.

Вера прекрасно знала этих девчонок.
Она их ненавидела.

Вера сидела рядом с заброшенным фонтаном, воды в котором давно не было, а вместо монеток на мёрзлом, припорошенном снегом дне валялись бычки от сигарет. На фонтане можно было заметить полустёртую мемориальную табличку. Слов не разобрать, да Вера и не вглядывалась особо. Этот фонтан давно использовался всеми исключительно на ролях мусорного ящика.

Прямо перед ней кругами расхаживали двое серых голубей, осторожно посматривая на Веру. Крыло одного из них было подбито, птица хромала и явно была недавно кем-то ранена.

Отломив кусочек от буханки хлеба, который удалось утянуть из ближайшего магазинчика, пока никто не видел, Вера лёгким движением бросила его вперёд, поближе к птицам. Голубь с подбитым крылом попытался было ухватить еду первым, но здоровый голубь грубо отпихнул его, забрав хлеб себе.

На лице Веры мелькнула тень грустной улыбки. Она отломила хлебный кусок и вновь отправила его в полёт. Пока голубь с подбитым крылом, прихрамывая, тащился в сторону еды, здоровый голубь вновь умыкнул хлебушек. Вера слегка поджала губы, отломила третий кусочек и бросила его поближе к больному голубю. На этот раз почти получилось, но здоровый голубь с откровенной злобой набросился на хромого сородича, стащил хлеб прямо у того из-под носа и улетел с добычей на крышу колледжа.

Вера вздохнула. "А мы с тобой в чём-то похожи, — подумалось ей. — Это всегда они, всегда. Не оставляют в покое, даже последние крохи пытаются отнять", — в глазах Веры мелькнула ненависть, направленная на кого-то неизвестного. "Ничего... Иди сюда. Может, мне удастся хоть что-то выправить".

Она медленно опустилась на колени, протянув вперёд руки с зажатым в них хлебным кусочком. И застыла в такой позе, почти не шевелясь.

Сзади послышались смешки.

Прошло немного времени, и в результате Вера всё-таки смогла оказать раненой птице базовую помощь. Через какое-то время голубь вновь смог летать. Остатком от украденной в магазине буханки она накормила ворон, которых Вера любила не меньше, чем голубей. Эти и не пытались соревноваться за её внимание, а сразу же, схватив хлеб, полетели к ближайшим деревьям.

Порой Вера задумывалась, помогла бы она человеку, попавшему в аналогичную ситуацию? Она понятия не имела, как ответить на этот вопрос.

Наверное, ответ будет сильно зависеть от человека. И ситуации.

✧ ✧ ✧

День заканчивался.

Вера сидела на последней паре, вяло поигрывая перед собой авторучкой, перекатывая её по столу туда-сюда. Парта находилась почти в самом конце зала, так что никого особо не волновало безделье Веры. Соседи что-то конспектировали, ей же было откровенно скучно и просто хотелось поскорее вернуться домой.

В колледже она всегда чувствовала себя крайне неуютно, но присутствие здесь давало ей ощущение хотя бы какой-то будущности. Ложное, она это прекрасно понимала, но даже за ложь порой хочется цепляться, чтобы не погрузиться в полную беспросветность. Если она вылетит из колледжа, то ей прямая дорога в мелкое ворьё. По правде, даже этот исход выглядел слишком положительно. Скорее, она просто помрёт от голода и передоза на одной из местных заброшек.

Колледж оставался тем местом, которое продолжало дарить ощущение ускользающей нормальности, мешало окончательно сползти в котёл, полный бреда, зависимостей и нищеты.

Наконец, звонок.
Все начали потихоньку расходиться. Преподаватель равнодушным тоном пожелал учащимся хороших выходных. Вера поспешила выскользнуть из аудитории, пока её не позвали для дополнительной беседы. Не хватало ещё здесь задерживаться.

Вера направлялась по коридору к раздевалке, как вдруг её резко окликнул чей-то голос.

Она обернулась. Перед ней стояла девчонка с насмешливым лицом, и две широкоплечие подружки по бокам от неё. Те самые, которые наблюдали за ней, когда она кормила голубей рядом с фонтаном.

Они были хорошо одеты.

Вера с деланым спокойствием посмотрела на них. Внутри клокотала ненависть.

— Чего опять надо, Лиз?.. — обречённым тоном спросила она, — я тебе больше ничего не должна, я давно расплатилась.

Насмешливая девчонка прыснула, двое её подружек расхохотались в такт. Она была красивой, её пышные золотистые волосы нежно струились по плечам. Немытые волосы Веры, мышиного цвета, с небольшой белизной, на фоне такой роскошной причёски смотрелись максимально блекло. Злое и высокомерное личико не особенно портило облик, придавая Лизе своеобразное жестокое обаяние. Между тем, усталое лицо Веры, с глубокими чёрными кругами под глазами, не вызывало ничего, кроме жалости. И смутного желания отправить Веру либо к врачу, либо в полицейский участок.

— Мы там были, — мелодичным голосом пропела Елизавета Волкова, — мы видели тебя. Что ты там делала?

— Голубей кормила, — апатично ответила Вера, — что непонятного?

Лиза злобно сощурилась.

— Не строй из себя дуру, знаешь ведь, о чём я говорю, — она придвинулась ближе, — мы смотрели выступление в клубе. Ты на неё пялилась, как помешанная, — Лиза пальцами мягко покрутила прядь своих золотистых волос, — какого чёрта?

Вера молчала.

— Давай-ка по-дружески поболтаем, — широко улыбнулась Волкова, — помогите мне, девочки.

"Вот же блядь, — отчаянно подумала Вера. — Всё-таки влипла".

✧ ✧ ✧

Прохладные лучи заходящего зимнего солнца отражались от кафельных стен, бросая по углам случайные блики. День подходил к концу, все расходились по домам. За окном потихоньку зажигались редкие фонари – обледеневшие, с них свисали сосульки. Жёлтый электрический свет освещал кристаллы льда изнутри, проходил сквозь них, создавал иллюзию чего-то тёплого. Будто свечи перевёрнутые. Свечи зимы, свечи вечного холода. Есть в этом зрелище что-то ностальгическое.   

На стенах были намалёваны граффити, желанием стереть их никто особо не горел. В дальней кабинке на полу лежала парочка использованных шприцов и смятая чьей-то ногой банка из-под энергетика. На подоконнике бесхозно валялся потерянный неизвестной студенткой розовый платочек с изображёнными на нём японскими иероглифами и анимешным котёнком. Там же была опустевшая упаковка от дешёвых крабовых чипс.

Две пары тонких рук с неожиданной силой затащили Веру в женский туалет. Ключ несколько раз повернулся в замке, после чего Лиза с самодовольной улыбочкой положила его в карман своих джинс.

— Откуда ключ взяла? — поинтересовалась Вера, всеми силами стараясь сохранить каменное выражение на своём лице.

— Это запасной, — ехидно ответила Елизавета, — копия, — она не стала уточнять, каким образом ей досталась копия.

— Ага, — скучающим тоном бросила Вера, — ясненько, — и замолчала.

Атмосфера заметно сгустилась. Лиза ничего не говорила. Она просто в упор смотрела на Веру. Она улыбалась, но в глазах её горело величайшее отвращение, как если бы перед ней стояло мерзкое насекомое. На Лизе была красочная тёплая кофточка модной вязки, в стиле колор-блок, явно привезённая сюда из столицы. Вера стояла в потрёпанной чёрной рубашке. Она отводила взгляд.

— Слышь, мурло, — отбросив свои неумелые попытки в этикет, процедила Лиза, — ты кем себя возомнила вообще, а?

Вера открыла было рот, но ей не дали и слова вставить.

— Наркоманка грёбаная, выкормыш пьяницы. От тебя даже твой собственный отец сбежал, чтобы не видеть твою кислую харю, — Лиза плюнула Вере в лицо, — музыку, значит, решила послушать? Возомнила, что обладаешь хорошим вкусом? Вы только гляньте, — обратилась она к своим подругам, — малышка Тихонова и хороший вкус, — Лиза многозначительно поцокала языком, её спутницы заржали в полный голос, по-мужски.

Вера стояла с непроницаемым выражением, которое давалось ей с большим трудом. Внутри кипела ненависть и яростная жажда напрямую высказать Лизе всё, что она о ней думает. Но Вера знала – если начать сопротивляться, её изобьют. Её, скорее всего, в любом случае изобьют, но так хотя бы не придётся в местной больнице неделю лежать, как в прошлый раз.

Лиза стояла, надменно скрестив руки, и видела, что Вера молчит. Вопреки ожиданиям, это взбесило её ещё больше. Лиза терпеть не могла, когда её игнорируют, она жаждала внимания, она привыкла всегда быть в центре кадра. Неважно, какой фильм жизнь пытается снять на этот раз, Лиза должна играть в нём ключевую роль. А эта погань ещё смеет так высокомерно на неё смотреть. Проклятье, как же Лиза её ненавидит, слизь ползучую. Так и прикончила бы.

Лиза схватила Веру за волосы и со всей силы приложила её лицом об стену.

— Ты, — тихим голосом, прерывающимся от бешенства, процедила Лиза, — вошь грязная. Твой отец валяется в овраге, небось, его труп собаки давно сгрызли. Герой войны, сука, ёбаный, а дочка на наркоте сидит, дрыхнет на парах, — Лиза с размаху ударила Веру по щеке свободной рукой, на запястье которой, в нежном вечернем свете, мелькнул милый золотой браслет с алым камешком, — ничтожество. Давай, скажи что-нибудь, чего молчишь? А?

Лизе на самом деле было плевать, чем занимается Вера. И она сама, и её подруги регулярно закидывались "Снегом", а хорошие оценки Лиза умудрялась получать только благодаря личным связям с преподавателями. При этом Лиза была старостой и обожала заботиться о чистоте. Бедная, кое-как подобранная одежда Веры каждый раз являлась для неё чем-то вроде личного оскорбления, которое невозможно простить.

А вечное безразличие со стороны Веры больно задевало её самолюбие.

Когда-то, много лет назад, они пытались дружить, вместе смотрели фильмы. Но Лиза никогда и никому об этом не расскажет. Она похоронила эти воспоминания. Вера сделала то же самое.

— Отстань, — яростно прошептала Вера, — просто отстань уже. Не лезь ко мне со своими претензиями, я же к тебе не лезу, — распаляясь, Вера повысила тон, — я многое могла бы сказать, но молчу, так чего ты не оставишь меня в покое? — здесь она поняла, что всё-таки хватила лишнего.

Лиза Волкова ничего не ответила, однако выражение её лица заметно изменилось. Теперь она смотрела на Веру не только с презрением, но и с неприкрытой ненавистью. 

Волкова кивнула своим подругам:
— Подержите-ка её.

Веру схватили за плечи с обеих сторон.
Хватка каменная, не вырваться. Эти девчонки что, в свободное время тренируются в какой-то бойцовской секции?

— Как ты смеешь так со мной говорить, — Лиза всем своим видом источала яд, — я тебе сейчас покажу, —  трясущимися от неистовства руками она сорвала с Веры рубашку, — кто здесь власть, — и лифчик тоже сорвала, — мы будем править этим городом, и мы, — подчеркнула она последнее слово, — вычистим его от таких, как ты, гнильё ты помойное.

Одежду Веры Лиза демонстративно выбросила в мусорку, до краёв наполненную грязной туалетной бумагой. А потом грубо швырнула Веру на немытый пол, придавив её грудь ногой, одетой в стильные кеды с пятиконечными звёздами. Своя сменка. Жёсткая подошва больно въелась в обнажённую кожу. Как же тошнотворно.

"Конечно же, — отстранённо подумала Вера, — какой-то дорогой бренд. Родители, наверное, заказали. Таких во всём городе раз-два и обчёлся".

— Ты, наверное, думаешь, что ты здесь самая умная, да? — Лиза вдавила ногу ещё сильнее, у Веры по краям глаз выступила пара слезинок, — смотришь на меня и мнишь, что это я плохая, выскочка, одна ты в белом пальто. Стоит и со стороны наблюдает, важная, сука, шишка, охренеть просто, — Вера начала задыхаться, — сегодня я покажу на практике, как обслуга вроде тебя должна обходиться с начальством. Запомни этот урок.

Она схватила Веру за волосы и потащила к открытому унитазу. Лиза была не сказать, чтобы сильной, всю серьёзную работу за неё, как правило, делали подруги, но с Верой, ослабевшей от химии и беспорядочного образа жизни, она могла без особого труда справиться.

Лиза обеими руками засунула голову Веры в унитаз. Лицом вниз. Одна из её подруг, хихикая, нажала на кнопку слива. Вера наглоталась ледяной воды с привкусом хлорки, её волосы насквозь вымокли. Она совсем ослабла.

В этот момент в голове Веры молнией вспыхнуло имя.
И она всё поняла.

“Как знала, — уныло подумала Вера, — как знала же, что простой ссорой на рынке дело не кончится. Бумерангом прилетело”. На самом деле ничего она, конечно, не знала, но размышлять таким образом в максимально хреновой ситуации было намного легче. Фальшивый контроль над собственной участью. Деревянный щит судьбы.

Лиза подняла Веру за волосы. На лизиных щеках выступил румянец, она раскраснелась от удовольствия, пряди золотистых волос растрепались, спадая ей на глаза. В этот момент она казалась особенно симпатичной. Губы Лизы сегодня были накрашены. Мерцали блёстками в вечерней полутьме. Красиво. Почти свидание.

— Каково, а? — прошептала Лиза, — тебе же наверняка нравится, — она провела своими острыми ногтями по груди Веры, — грязная извращенка. Все люди должны знать своё место, такова правда этой жизни, — высокомерно отчеканила она, вонзив один из своих ногтей в открытую кожу, по которой пробежала струйка крови.

“Жёлтый лак, — пронеслась в голове Веры неуместная мысль, — с ромашками”. 

— Эй, — бросила Лиза одной из своих подруг, — сигарету сюда.

Лиза закурила свободной рукой, дохнув на Веру ароматным дымком, а потом прижгла ей шею сигаретой. Было мучительно больно, пришлось стиснуть зубы, лишь бы не закричать. Такого удовольствия она им не доставит. 

— Ну вот, — торжественно заявила Лиза, — вот-вот-вот, прекрасно, ты только посмотри на себя, ещё и душ приняла, — усмехнулась она, — и волосы чистые, а то ты их, наверное, недели две как не мыла, — Лиза самодовольно кивнула сама себе, она всё ещё дрожала от возбуждения, — ты мне ещё благодарна должна быть. Ну, бывай.

Отряхнув руки, Лиза направилась к выходу. Её подруги, как обычно, пошли следом за ней. На пороге она остановилась, оглянувшись через плечо, и метнула на Веру ненавистный взгляд:

— Вали с этого города, слышишь? Вали, — бросила она напоследок, — иначе прибьём.

И громко хлопнула дверью.

✧ ✧ ✧

Ночь.

Вера едва дотащилась домой. Голова раскалывалась, во всём теле горела немыслимая усталость, ожог на шее непрерывно зудел, давал о себе знать, активно напоминая Вере о её недавних унижениях. Во взгляде Веры было что-то мертвенное. Сейчас ей не хватало сил даже на ненависть. Волосы пропахли хлоркой, от одежды несло отталкивающим запахом общественной уборной. Вера насквозь замёрзла.

"Сука, — только и могла в это время думать Вера, — сука, сука, сука. Вечно, со мной, всегда, каждый чёртов день, — обрывки мыслей роились в голове, как стайка пчёл, — больше они никого так не прессуют, твою же мать, так какого хера это всегда должна быть я".

Мать Веры спала перед телевизором. Пол вокруг неё был усеян водочными бутылками и банками из-под пива. От её кресла несло затхлой вонью. Тихонова-старшая храпела на весь дом. На телеэкране крутили новогоднее кино, а мужик в шерстяной шапке стоял перед рождественской ёлкой, широко улыбаясь.

Вера покосилась на экран. В животе что-то оборвалось, она почувствовала резкий приступ тошноты и её вырвало прямо на коврик рядом со входной дверью.

"Ничего, — горькая, вымученная улыбка исказила её лицо, — стало ненамного грязнее, чем раньше. Потом... потом уберу".

Ввалившись в свою комнату, Вера открыла ящик, где лежала серая коробочка. Втянув носом химию из неё, Вера сразу же вколола себе очередную инъекцию. Руки тряслись, как после встречи с легионом призраков.

"Задолбалась, — со смертельной усталостью подумала Вера, — как же я сегодня задолбалась. Просто дайте мне спокойно умереть наконец". Она бросилась на так и не заправленную с утра постель, сжала обеими руками подушку. И мгновенно провалилась в глухое, отчаянное, беспробудное забытье.

✧ ✧ ✧

The Feast | Пир

Во дворце был величайший праздник. Сегодня все вокруг отмечали наступление первого дня тысячелетнего царства, давно обещанного пророками. Церемония коронации королевы вот-вот должна состояться. Все ожидали этого момента с нетерпением, но сначала Дьявол, владыка поднебесья и князь мира сего, закатил неслыханную вечеринку, на которую прибыли гости со всех краёв света.

Она сидела в центре праздничного стола. Не было видно начала этому столу, и не было у него конца. Казалось, этот стол соединял собой горизонты, и если разделить его надвое, то вселенная рухнет, после чего наступит непроглядная тьма. Лишь Дух Господень будет вновь витать над водами, и всё вернётся к началу, к первым минутам, когда Демиург создавал наш мир, и десятки тысяч иных миров, помимо нашего.

Она улыбалась до ушей.
Она наконец-то вновь была счастлива.

— Хвала, — маленький фавн, сидевший напротив королевы, поднял свой кубок, до краёв наполненный искрящимся вином, — хвала королеве цветов, небесной невесте.

Его тонкий голосок был подхвачен оглушительным хором, возносившим прославления королеве, хором из сотен тысяч голосов, полных любви и обожания. Где-то свысока послышалась торжественная мелодия церковного органа.

— Мы собрались здесь, друзья, — пробасил Дьявол, одетый в чёрный деловой костюм, только из ателье премиум-класса, — чтобы провозгласить начало новой космической эры. Я правил этим миром миллионы лет, но теперь, — он преклонился перед королевой, — моё время прошло, и я вручаю жезл власти в руки той, которая по-настоящему достойна, которая своей добротой доказала, что способна спасти все души, затерянные во грехе и отданные мне мудростью божественной Софии, — Дьявол сделал торжественный жест, — так давайте же отметим этот день так, как если бы он был последним днём нашей жизни. До дна!

И тогда начался пир. Все ели, смеялись, делились последними новостями. Архитектура места, где проводилась последняя вечеринка, непрерывно менялась. Порой напоминала она древний собор, а порой – поле из одуванчиков с близлежащей горной грядой. Говорят, за грядой этой раскинулась загадочная солнечная империя, где никогда не бывает восходов и закатов, а огненное небесное светило сияет и день, и ночь.

Королева оживлённо болтала то с фавном, то с двумя лепреконами – супружеской парой, прибывшей сюда из зелёной страны холмов и курганов, а порой обменивалась мудрыми философскими мыслями с Дьяволом, своим старым школьным приятелем, с которым они вместе гоняли дворовых собак. Они выросли в одной пятиэтажке и провели вместе всё своё детство. Как давно это было.

— Знаешь ли ты, что мир – это просто материальная тюрьма, из которой, рано или поздно, нам всем предстоит вырваться, чтобы познать истинную свободу? — спросил Дьявол спокойным, почти преподавательским тоном.

Она кивнула.
— Со смертью человека ничего не кончается, это просто продолжение пути, — отвечала она своему приятелю, — наш истинный дом не здесь, он где-то там. Высоко-высоко.

О да, она знала, ещё как знала.
Этот мир просто не мог быть конечной точкой. Всё не может быть настолько абсурдно и жестоко, она не верит в это, она не хочет верить, нет-нет, ни за что.

Ненадолго перед её глазами будто пронеслась серия телевизионных помех, как от канала, с которым нет нормальной связи. Лишь на мгновение. К горлу подступил горький комок, но здесь собрание неожиданно оживилось, и это её отвлекло.

На пир явилась возлюбленная королевы, великая золотая леди, большой босс из далёкой северной страны, которая занимает шестую часть суши. Со всех сторон послышались приветствия, а маленький фавн даже преклонил колена.

И вновь пошли обильные возлияния, а воздух зала с готическими сводами, который одновременно был бесконечной поляной, полной луговых цветов и одуванчиков, наполнился ароматом священных курильниц. А потом кто-то включил дарк-фолк и все начали танцевать.

Она почти потеряла себя в вихре безграничной радости. Прошли годы, минуты, часы, секунды, века и мгновения, день сменился вечером, а затем ночью. Небо, усыпанное серебристой россыпью неведомых созвездий, украсилось мириадами огней, мириадами ослепительно красочных фейерверков.

Как же это было прекрасно.

В головокружительном танце королева сплелась со своей возлюбленной, изящной красоты девушкой с пышными золотистыми волосами, шелковистые пряди которых спадали ей на лицо. На губах её сияли блёстки, а запястье украшал милый браслет с алым камешком, блеснувший в нежном вечернем свете. Они держались за руки. Простая рука королевы, ногти потрескались, ничего не накрашено. И её рука, с длинными, ухоженными ногтями.

Жёлтый лак. Ромашки. Как же тепло, как уютно.

Они обняли друг друга, леди с золотистыми волосами запечатлела на губах королевы жаркий поцелуй, и время вдруг остановилось, звёзды прекратили свой ход. Вся вселенная застыла, превратившись в мечту, в сплошную сонную грёзу, полную надежд и магии.

Она хотела, чтобы так всё и закончилось. Она хотела заморозить этот момент в вечности. Она мечтала остаться здесь. Навсегда. Хотя бы на этот раз. Однако дальний край сознания медленно начала заполнять чернильно-густая чернота, полная смутных предчувствий.

— Дамы и господа, — неожиданно обратился к собранию Дьявол, — прошу вашего внимания.

Музыка резко стихла, танцы прекратились, послышались обеспокоенные шепотки.

— Сегодня наша королева должна нас покинуть, — промолвил он печально, — но однажды мы увидим её вновь. Быть может, через мгновение. Быть может, через сотню лет. Время – это перекрученная, изорванная спираль, и в разных мирах оно течёт по-разному, — Дьявол вновь поднял кубок, — попрощаемся же сейчас. До дна.

Она почувствовала смертельный ужас.

— Наверное, это какая-то ошибка, — пролепетала она, обращаясь к Дьяволу и ко всем остальным одновременно, — сегодня же... сегодня же назначенная дата, так что, что же опять случилось?

Дьявол покачал головой.

— Твой путь ещё не окончен. Не сегодня, — он пристально посмотрел на неё, — но однажды ты вернёшься сюда, в свой славный дом. И пусть он лишь один из многих, его двери всегда открыты для тебя. А теперь, — во взоре Дьявола показалась глубокая скорбь, — прощай, небесная невеста.

Она рухнула на колени, схватившись за голову. Мир вокруг неё начал стремительно разрушаться. Все гости вдруг куда-то исчезли, стол для пиршества был смят, стены собора посыпались, как карточные, одуванчики завяли.

— Я не хочу, — по её щекам покатились густые слёзы, — разрешите остаться, я всё сделаю, всё, что попросите, просто... — она не смогла договорить, её голову пронзила мучительная боль, и она закричала, от страха, от горя, от одиночества и от невыносимого страдания.

Если и есть нечто, достойное зваться адом на земле, то это был он.
Настоящий ад.

✧ ✧ ✧

Она проснулась.

На улице опять стояла ночь, но за снежной пеленой в любом случае ничего не разглядишь, даже если захочешь. На полу валялась серая коробочка, её содержимое было высыпано на пол, в ногах Веры лежало несколько помятых книг по оккультной тематике. Из соседней комнаты доносились вопли телевизора, где крутили очередную новогоднюю программу.

Вера вцепилась в подушку, всё её тело сотрясалось от сдавленных рыданий, а слёзы градом лились по щекам. Шею невыносимо жгло, горло болело. Похоже, она простудилась, придётся ещё и лекарства покупать.

Проклятье.

✧ ✧ ✧

Вера протирала стаканы за барной стойкой ДК. Она смотрела прямо перед собой, но, казалось, почти ничего не видела. На её груди всё ещё был заметен красный след от обувной подошвы. И новенький пластырь на месте пореза. По крайней мере, за одеждой не разглядишь. Незачем привлекать к себе заинтересованные взгляды. Иногда закрытый шмот – это отличный выход.

Сегодня она пыталась быть особенно старательной. Вера не знала, сколько ещё здесь продержится, но местная атмосфера позволяла расслабиться, подавить в себе неприятные воспоминания. Не впервой. Она всю жизнь занималась чем-то подобным. Она вообще эксперт по таким делам, если в этом ремесле в принципе можно называть себя экспертом.

Пока ещё она не знала, что вскоре её ожидает новый удар, связанный именно с этим местом, с человеком, который, как она почувствовала с первого взгляда, стал важной частичкой её маленького личного мира. С той, которая смогла понять её проблемы, и которая не оттолкнула её, как это сделала... Как, в своё время, это сделали другие.

Она наслаждалась экспериментальной музыкой, попутно выполняя довольно простенькую работу. Вера в принципе слушала всё подряд, если оно отзывалось в её сердце. А музыка, игравшая в ДК, отзывалась почти всегда.

✧ ✧ ✧

Под вечер воскресенья Вера решила не возвращаться домой ещё хотя бы какое-то время. Ей была отвратительна перспектива вновь выслушивать старушечью ругань. К тому же слишком свежи были воспоминания о том, как она валялась в своей кровати, истекая соплями, и плакала, будто годовалый ребёнок. Тогда ей почти совсем снесло крышу. Только вспомнишь, сразу передёргивает.

Свесив ноги, Вера сидела на одной из железных балок недостроенной автостоянки, владелец которой обанкротился в годы дефолта, а сама стоянка попала в юридический ад, став в итоге гнёздышком для молодёжных банд и представителей депрессивных субкультур. Сегодня, впрочем, здесь никого не было, кроме Веры. Погода слишком дрянная.

Подняв взгляд повыше, можно было увидеть над собой индустриальный лес, ощетинившийся множеством проржавевших балок и свай, торчащих из бетона то здесь, то там. Высоко наверху виднелся широкий овальный проём, где изначально должен был находиться стеклянный потолок, но сейчас там зияла дыра, окровавленная сквозная рана, и непроглядный ночной небосвод с ревущей в облаках вьюгой.

Унылое местечко.
Большего Вере сейчас и не требовалось. Здесь точно приятнее, чем дома.

Она закуталась потеплее, плотно обмотав вокруг шеи шарф, который, по некоторым признакам, был сшит не меньше полувека назад. Она смотрела вдаль, ни о чём особенно не думая. Планов на будущее у неё не было. Какие планы? Смех, да и только. Может, её в конце концов действительно кто-нибудь зарежет. Может, так даже лучше, чем это непрерывное барахтанье в кипящем масле. К чёрту такую жизнь.

Она посмотрела вниз. До земли довольно далеко, а ещё в процессе можно напороться на железный штырь. Если повезёт, то смерть придёт мгновенно, если не очень, то придётся чуть-чуть пострадать, но умрёшь в любом случае.

Вера задумчиво склонила голову набок.
Какая интересная мысль.

Странности начались именно в этот момент.

Сперва очень громко зазвонил маленький кнопочный телефон, лежавший в кармане куртки.

"Да кто в такую поздноту, — раздражённо подумала Вера, но сразу прервала сама себя, — стоп. Стоп, я же его выключила. Я точно помню, как выключала..."

Она ошалело уставилась на экран телефона, который явно был всё это время выключен, если судить по идеальному заряду аккумулятора. Тем не менее, прямо сейчас телефон работал, а звонок проходил.

"Номер неизвестен", — высветилось на экране телефона Веры.

"Офигеть, — Вера, не веря своим глазам, смотрела на экран, — полуночные звонки от незнакомцев, обожаю. Нахер катитесь", — она попыталась отклонить вызов.

Не сработало. Телефон продолжал звонить. При этом звонок, казалось, становился всё громче, и Вера начала опасаться, что он привлечёт к ней нежелательное внимание.

"Да что с ним такое", — она нажимала на красную кнопку снова и снова, а телефон не успокаивался. "Номер неизвестен".

Мрачно вздохнув, Вера решила принять вызов. Её терзали смутные опасения. Очень ей не нравилось, что подобное происходит именно здесь и именно сейчас. На душе становилось всё неуютнее, тревога нарастала.

— Алло, — Вера приложила мобильник к уху, — чего надо?

Ответом стал сплошной шум телефонных помех.

— Я ничего не слышу, — раздражённо проговорила Вера, повышая тон. Вьюга усиливалась, снег становился всё гуще и гуще, — вы вообще кто?..

Из трубки вновь послышался странный шум, но сейчас он, казалось, был не таким непрерывным, как в первый раз. Ещё мгновение, и сквозь пелену плохой связи Вера смогла расслышать обрывки чьего-то голоса.

— У... у.., — <неразборчиво>, — уходи, — <шум>, — ух... уходи оттуда, — <очень громкий шум>, — сл... — <помехи>, — слышишь меня? — по ушам Веры ударил оглушительный треск, сменившийся визгливым техническим писком.

— Я не понимаю, что вы хотите мне сказать, — непонятная тревога в сердце давила на Веру сильнее и сильнее, она начала оглядываться, не следит ли кто за ней.

— Ск.. ско... — <треск>, — скорее, уходи, Ве... — <шум>, — Верк... — <помехи>, — н... н-не риск... — <техношум>, — о... опасн... — Вера поледенела. Этой формой имени её за всю жизнь не называл никто, кроме одного человека.

И этого человека больше нет в мире живых.

— Скажите, — выдавила она из себя голосом, прерывающимся от колючего страха, смешанного с болезненным интересом, — своё имя, — её трясло, — и откуда вы узнали мой номер.

Телефон разрывался от какого-то непонятного шума. Было чувство, что, помимо плохой связи, там слышалось что-то ещё. Нечто, чего не должно там быть.

— Я... я б-б... — <шум>, — не продерж... — <помехи>, — он... они... — <грохот>, — н... наступают, — <треск>, — б... будь, — <грохот>, — осторожна, — звонок сорвался.

"Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети", — заключил бесстрастный женский голос. Экран погас.

"Выключился, — дрожащими руками Вера нащупала кнопку включения, — да с какой стати аккумулятор разряжен? Только же был полный заряд, вот буквально только что", — впрочем, включить телефон вновь ей так и не удалось.

Она поняла, что больше не может здесь оставаться. Вся эта ситуация слишком действовала ей на нервы. Обычно Вера довольно флегматично относилась ко всяким необычным вещам, которые видела с детства. Но здесь? Отвратительная погода, ветер с каждой минутой становится всё сильнее, мрачное окружение, абсолютное одиночество, изолированность. Ещё и голос этот. Было в нём, в конце концов, что-то до боли знакомое, по неясной причине именно это пугало её сильнее всего остального.

Вера спустилась вниз. Видимость была практически нулевая, знакомые участки на стройке приходилось искать на ощупь, продвигалась Вера медленно. Наверное, от непонятного звонка всё-таки вышла некоторая польза. Ещё час, и снежные завалы здесь станут совсем непроходимыми. А спрыгнуть Вера, в конце концов, так и не решилась.

"Наверное, это всё-таки был пранк", — неуверенно подумала она. Что-то, по правде, во всём этом казалось ей глубоко неправильным, но она не могла понять, что именно. Она любила размышлять о необычном, но конкретно об этом случае размышлять отчего-то совсем не хотелось.

Или, во всяком случае, не сегодня.

✧ ✧ ✧

The Void | Пустота

Она плыла по далям бескрайнего тёмно-синего пространства. Порой ей казалось, что со всех сторон её окружают воды первозданного океана, на глубоком дне которого погребено мировое древо жизни. А порой она полагала, что на самом деле это всё – межзвёздные просторы, и движется она в самое сердце вселенной, чтобы раскрыть там некую великую истину.

Она не знала.
По правде, она и не желала знать.

Какая разница, что за декорация предстала перед ней на сей раз? Все эти сюжеты в любом случае не имеют никакого значения. Просто способ занять себя.

Способ забыться.
Вновь.

Мимо проплыл огромный кит, а следом за ним – стайка резвых дельфинов. Сердце её полнилось покоем отчаяния. Никаких больше надежд, никакого намёка на свет, никаких робких планов. Дружеское ли тепло, или что-то большее. Велика ли разница? Всё закончилось.

Она больше не увидит её улыбку.
Всё закончилось, даже не начавшись. Как глупо. Только и способна, что терять. Вся жизнь – сплошная насмешка. Может, и рождаться не стоило.

Стоило умереть в больнице, на руках медсестры. Ах, если бы только ей предоставили право выбора. Но даже такая привилегия – это слишком. 

Перед её взором предстали руины летнего дворца, покрытые разноцветными кораллами, заросшие зелёным мхом. Стёкла были выбиты. Множество маленьких осколков плавало вокруг неё. Она приблизилась, всматриваясь в сцены, запечатлённые на этих осколках. Крохотные вспышки тепла в холодном мире. Уголёк дружбы, ныне погребённый под толщей воды.

Течение увлекло её вперёд, прочь от осколков, прочь от руин, оставшихся позади. Но впереди ничего не было. Она пыталась зацепиться взглядом, будто в поисках небесного руководства, будто надеясь, что кто-то подаст ей руку, подаст ещё раз, в этой химической мгле, в лощине тихого, безбрежного отчаяния.

Но осталась только тьма. Вечная, абсолютная тьма. Она окутывала её, как вуаль, лишая последних красок, обесцвечивая. Мир становился монохромным. Он всегда таким был, просто однажды она позволила себе, ненадолго расслабившись, поверить в иллюзию, будто в нём всё же есть какие-то тёплые цвета. Тогда она жестоко ошиблась. Опыт – это не про неё, и она повторила свою ошибку, но бытие сказало своё слово ещё раз, чтобы делом подкрепить свой первый приговор.

Не осталось больше ничего, кроме как медленно, безвольно дрейфовать в этом царстве пепельного опустошения. Пока не проснёшься.

И не попытаешься прожить ещё один бесполезный день.

[luckyorange 2 779]

Фет

@Rokerboy

 

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб

[Таб 287]

Изменено 21 сентября, 2024 пользователем Таб