Сверхъестественное: За гранью возможного

[FOX69 47 779]

«Бог полагает печать на руку каждого человека,

чтобы все люди знали дело Его». Библия, книга Иова. гл.37 ст.7

Есть много разных ведьм и колдунов, вещуний и провидцев, чародеев и волшебников, магов и экстрасенсов, охотников на нечисть и экзорцистов. Тысячи с неординарными способностями и сакральными знаниями, которые помогают и вредят. Проклинают на смерть и лечат наложением рук. С истинным даром и шарлатов. Они были всегда и они будут, покуда в нашей жизни есть место необъяснимому и непознанному. Как и тысячи лет назад они будут шаманить, видеть будущее и прошлое, общаться с духами, противостоять смерти, подчинять разум чужой воле, хранить неизданное и пытаться понять мудрость канувших в небытие.

Но есть среди этих разномастных специалистов те, кто избран. Те, кто стоит на рубеже между Тьмой и Светом. Они призваны служить и охранять. И только на них будут направлены взоры в последний час перед Судным Днём.

Их не много. И у каждого на ладони печать. Печать своего бога. Они дети своих земель, дети своих богов. Их отмечает Христос и Будда, Аллах и Яхве, Афина и Один, Брахма и Кетцалькоатль, Дагон и Перун - все те, кто когда-то создавали, хранили, карали, придуманные, забытые, проклятые и возведённые в культ, те кто под разными именами составляют неделимую суть единого Абсолюта.

Но эта история не о богах и оживших мифах, она о тех, кто испокон веков противостоит злу. Кто борется и побеждает, проигрывает и поднимется вновь, не смотря на скепсис, неверие и насмешки. Они были всегда и они будут, а сверхъестественное в их жизни не сериал для фанатов. Это реальность, которая существует за горизонтом настоящего. За гранью возможного.

История...

 

Франция

Департамент Эндр и Луара. Шинон. 3 апреля 2015 года. Ресторан "Красная шапочка"

Замок Шинон

Причина и следствие

Департамент Вьенна. Шательро. 5 апреля. Католическая пасха

Департамент Верхние Пиренеи. Тарб

Винный погреб

Валаам

Южное побережье. Департамент Буш-Дю-Рон. Марсель. Лионский залив. О. Риу.

Ночной кошмар

Агалиарепт

Италия

Область Тоскана, провинция Гроссето. Курорт Пунто Ала

Бегемот

Автономный регион Трентино-Адидже/Южный Тироль. Провинция Тренто

Больцано

Заповедник Труднер Хорн

Поиски

Бельфегор

Германия

Земля Бавария. Район Швандорф. Шварценфельд

Лилит / Асмодей

Люксембург

Кантон Ремих. Деревня Шенген

Пьеса

Белиар

Франция

Верхняя Нормандия. Дьепп

Люцифер

Швейцария

Кантон Женева. Коммуна Мерен

Исландия

о. Суртсей

Маммона

Те, кто противостоит тьме...

 

ОХОТНИКИ

ВЕДЬМАКИ

МЕДИУМЫ

ПОЛЕЗНАЯ ИНФОРМАЦИЯ!

Боевая система и травматизация

Бонусы Защиты/Стойкости, ФЭ/МЭ

Кубик: За гранью

 

 

Изменено 13 июля, 2016 пользователем FOX69

[Гость]

4 мая плавно перетекающее в 5 мая, 2015 год

В отличии от Терезы Янки не испытывал грусти от расставания с соратниками. Прощание с ними было еще одним шагом на пути домой. Еще одним подтверждением, что Призыв закончился и они живы. Возможно, с кем то из них Судьба еще сведет охотника.

- К Фросту, Алу и Саксу зайдем утром, перед аэропортом, - сказал Эдвард, вернувшись в комнату. Потом досадливо поморщился, вспомнив, что так и не позвонил предупредить о своем возвращении. - Я быстро,- улыбнулся он ведьмачке, доставая смартфон и отходя к окну.

В ответ на исходящий вызов лишь длинные гудки. Пришлось набирать еще три раза, прежде чем раздался знакомый, чуточку гнусавый, голос.

- Джонс! Сукин сын! Все же не сдох?- заорали в трубку так, что позавидовал бы и Патрик. Эд покосился на девушку, чуть поднимая плечами в знак извинения за несдержанность собеседника, которого та и без включенной громкой связи не могла не услышать. - А я уже покупателя нашел на твою тачку!

- Какой вежливый у тебя друг, - произнесла Тереза, подходя к мужчине вплотную,пальцы ухватились за узел галстука, постепенно ослабляя его натяжение, - Это важный разговор, я понимаю. Продолжайте. - покивала девушка в ответ на укоризненный взгляд охотника,но не отступила.

Эд поднес указательный палец к губам, потом перехватил ладошки девушки, отстраняя их от себя, но не отпуская ее, и чуть качнул головой, показывая - не время. В телефоне же продолжал надрываться невидимый собеседник:

- Джонс? Джонс! Чего молчишь, собачий выродок?! Ты когда возвращаешься?

- Завтра в час дня уже будем в Нью-Йорке.

- Завтра, значит? В час дня, говоришь? А какого ж хрена ты мне сейчас тогда звонишь?! - Мик вдруг заткнулся. - Будем? Ты сказал будем?

- Ты еще и оглох?- съязвил Янки. - Готовь Форд. Еще понадобится кое-что из твоих товаров. Хорошо бы арбалет...

- Арбалет? Арбалет, мать твою?! Ты с собой Ван Хельсинга что ли везешь? Где я тебе успею достать арбалет? - внимание собеседника мгновенно переключилось на другое.

- Жди завтра. Отбой.

Эдвард прервал связь, не дослушав несущихся через Атлантику воплей. И только потом посмотрел на Терезу с заинтересованной улыбкой.

- Солнышко, мне весьма нравится твое игривое настроение,- потянув девушку за руки, он привлек ее в свои объятия, склонился к лицу, прошептав в самые губы, прежде, чем прильнуть к ним в поцелуе,- но в следующий раз, пожалуйста, не отвлекай меня, когда я занят делом.

- Знаешь что,Эдвард Джонс? Что-то ты раскомандовался, - шепнула Тереза,облизнув губы после сладкого поцелуя. Пиджак мужчины спустился до локтей, - У тебя будет достаточно времени на это. А сегодня..

Девушка отошла в сторонку, чтобы включить аудио систему, - Сегодня играем по мои правилам.

http://pleer.com/tracks/758968uNW2

Гроссмейстеры 16+

- Без рук, - ведьмачка принялась расстегивать пуговицы на рубашке охотника, - Без поцелуев.. На время, не бойся, - улыбнулась она, заметив удивление на лице мужчины, - Касаться можно только мне.

Тереза прильнула к шее Эда,сначала с одной стороны, потом с другой,затем,зашла за спину, освобождая мужчину от одежды. Горячее дыхание обожгло кожу, немного влажные губы коснулись плеча и отправились дальше, миллиметр за миллиметров продвигаясь к противоположному краю.

Эдвард облизнул вмиг пересохшие губы, чувствуя как мгновенно вспыхнуло желание. Но игра, что вела ведьмачка, навязывала свои правила. С губ сорвался полувздох-полустон от невозможности дотронуться до девушки, вновь ощутить под пальцами ее нежную кожу. Мужчина прикрыл глаза, отдаваясь чувственным ощущениям, чуть вздрогнул, когда губы Терезы коснулись его кожи, подобно раскаленному клейму запачетляя на ней каждый ее легкий поцелуй.

Тереза обошла охотника, оказавшись с ним снова лицом к лицу. На столько близко, что бы едва задевать его губы, воруя дыхание, но не даря поцелуй. Пальцы девушки прошлись легким касанием по груди мужчины, завершив свой путь на полоске ремня, начав медленно, на сколько это возможно, расстегивать пряжку.

- Подумай пока, что ты сделаешь со мной, - сипло шепнула Тереза, глаза её заволокло пеленой, а сердце забилось так часто, что Эдвард вполне мог его услышать, - Представь в самых ярких картинках..

Стянув с мужчины брюки, девушка отступила на шаг, убрав руки за спину.

- Теперь ты, - тяжелое дыхание вздымало грудь, ведьмачка закрыла глаза в предвкушение ласки, - Только не торопись..

Он слышит ее участившееся дыхание, бешеный стук сердца, улавливает аромат, идущий от ее волос и распаленной желанием кожи. Глаза распахиваются, явив плавленное золото вместо привычного голубого, когда она вдруг останавливается, отступив на шаг. На то, чтобы скинуть с себя остатки одежды, охотнику потребовалось пара секунд. На то, чтобы удержать себя, не схватить ее сразу, разрывая одежду, чтобы добраться до вожделенного тела — чуть больше.

Протянув руку, мужчина будто несмело касается щеки девушки, скользит кончиками пальцев вниз по шее, остановившись на границе ее светлого платья. Опустившись перед ведьмачкой на колени, Эдвард поочередно снимает с ее ножек туфли на высоком каблуке, накрывает ладонями ее щиколотки и ведет ими по стройным ножкам, затянутым в тонкий нейлон, цепляет подол платья и мучительно медленно тянет его вверх, едва осмеливаясь дышать по мере того, как обнажается женское тело, прикрытое лишь тонким кружевом белья.

- Подними руки, - хрипло бормочет он, с трудом сдерживаясь, чтобы не потерять над собой контроль.

Распущенные волосы ведьмачки рассыпаются по ее белым плечам, а платье небрежно отброшено на стул. Охотник обходит вокруг девушки, заходя за спину, сдвигает черные локоны, перекидывая их вперед. Подцепляет пальцами лямки бюстгальтера, стягивая их с плеч одну за другой. И тут же губы приникают к обнажившейся коже, покрывают поцелуями гладкую кожу, прокладывают влажную дорожку вдоль позвоночника, пока вновь не натыкаются на преграду. На то, чтобы расстегнуть застежку — лишь секунда для ловких пальцев. И эта деталь туалета беспрепятственно соскальзывает с рук Терезы и летит вслед платью, а мужчина уже вновь стоит перед девушкой, лаская холмики грудей с заострившимися сосками и лишь уделив достаточное внимание каждому, под разочарованный стон девушки спускается ниже, язык бежит по плоскому животу, кружит вокруг ямочки пупка, щекочет ее. И снова тонкая преграда. Охотник поднимает голову, снизу вверх глядя на раскрасневшееся лицо девушки, ловит ее подернутый поволокой взгляд, и, осторожно прихватив зубами кружевной край чулка, тянет его вниз по ее ноге.

"Ты сама затеяла эту игру, так что терпи", мысль пульсирует в тон ударам сердца, отсчитывая бесконечные секунды. Пальцы сжимаются в кулачки, запрещая Терезе взять желаемое. Прикосновения, что каленое железо плавят кожу. Чулки падают на пол один за другим, а горячая ладонь вновь скользит вверх, достигая тонкого края прозрачного белья - последнего бастиона девушки. Тереза запрокидывает голову, из приоткрытых губ вырывается короткий стон, когда пламенный поцелуй добирается до самого нежного участка её тела. И снова шаг назад. Девушка медленно отступает к кровати, не отводя взгляда от зверя, что смотрит плавленным золотом, готовый набросится и придавить её своим телом. - Потерпи, еще чуть-чуть, - шепчет она, еле сдерживая свой собственный огонь желания. Плавно опускаясь на простыни, Тереза замирает, в ожидание следующего раунда их любовной игры.

Эдвард склоняется над девушкой, нависая сверху, но не касаясь.

- Что за жестокую игру ты ведешь со мной, ведьма? - жарко шепчет он в маленькое розовое ушко, обводит языком его изгиб и слегка прикусывает мочку, заставляя Терезу вскрикнуть от неожиданности.

Губы касаются губ ведьмачки, лишь на секунду, лишь слегка прижимаются, складывая с ними идеальный паззл, и тут же начинают медленно прокладывать влажную дорожку поцелуев вниз по горлу, ловя бешеный ритм пульса. Рука накрывает ее грудь, дразнит розовый бутон соска, заставляя девушку выгнуться навстречу, и неторопливо скользит вниз, чтобы огладить нежную кожу бедер, коснуться шелковистого треугольника внизу живота, пока губы продолжают начатую ласку. Коснуться, поцеловать каждый сантиметр обнаженного тела девушки, заставить вспыхнуть каждую клеточку нестерпимым желанием, подвести к самому пику наслаждения, заставить каждый стон звучать мольбой и.... Отступить, глядя как страсть в ее глазах мешается с негодованием за жестокий обман.

Охотник откинулся на подушки, дрожа от собственного желания и из последних сил сдерживая себя. Пальцы сминают покрывало — без рук, без поцелуев, все по ее правилам, но слова срываются с нетерпеливым рычанием:

- Иди ко мне, детка...

Четыре слова - других она и не желала. Не в силах больше сдерживать себя, Тереза прильнула к мужчине, обхватив его бедра своими. Пальцы запутались в волосах, слегка сжимая черные пряди, а губы слились в долгом, глубоком, пышущем страстью поцелуе. Как она могла думать, что не впишется в жизнь Эда? Они идеально дополняют друг друга и физически и духовно. Каждая грань, каждая линия тел, находит родную себе, соединяясь в божественную инсталляцию, созданную на небесах самым усердным ангелом. Сердца бьются в унисон, подобно симфонии сфер, дыхание едино, а души воспарили на землей, придаваясь волшебницу танцу.

- Ты мой.. навсегда, - шепчет Тереза, едва оформляя мысли в слова. Смолянистые локоны разбросаны по подушке, пальцы ласкают влажную, распаленную жаром, кожу мужчины, - А я навсегда.. твоя.

Еще мгновение и Земля прекращает своё вращение, замирая ради двоих, что вновь обрели крылья на шахматном поле любви. Шаг и мат, королева пала под натиском её короля.

Как хорошо просто лежать с ней рядом, слушать ее успокаивающееся дыхание, поглаживать еще слегка влажную кожу, вдыхать ее аромат, идущий от волос, что разметались по его груди. Как бесконечно ценны эти минуты, когда можно просто наслаждаться их единением, забыв о "работе". Но Янки был бы не Янки, если б не испортил всю прелесть момента некстати сказанными словами:

- Милая, пора собираться к морю, арсенал топить. И поесть бы еще не помешало...

К счастью, Тереза уже привыкла к подобного рода "обломчикам" и лишь рассмеялась, откидываясь на спину и прикрывая рот ладошкой.

- Как скажешь, любимый. Недолгая прогулка под луной с целью сокрытия улик нам не повредит. И от бутерброда я не откажусь, - с этими словами девушка вскочила с кровати и убежала в душ.

Эд еще некоторое время мог слышать её задорное хихиканье,заглушаемое гулом воды.

Ribka & seda_rostro best tandem ^^

[Ribka 26 206]

Ночь с 4го на 5е мая 2015 г.

Никто не обращал внимания на двух туристов, прогуливающихся поздно ночью. Ну, захотелось парочке полюбоваться луной над морем в полночь, ну и Бог им в помощь! А парочка заходила все дальше и дальше по дикому пляжу. Глаза оборотня прекрасно видели в серебряном свете ночного светила, ноги уверенно ступали на каждый следующий камень и валун. И оставалось только помогать не споткнуться Терезе, не пожелавшей подождать его в мотеле. Зверь в облике человека чутко прислушивается, втягивает в себя воздух, чтобы обнаружить ненужных свидетелей. Но вокруг тихо, лишь плещется прибой под скалами, да ветер несет запах моря и тухлой тины. Хорошенько размахнуться — и в воду летят и с глухим «бульк» опускается на дно их арсенал. Даже если кто-то его выловит потом, установить владельцев не удастся.

Повесив опустивший рюкзак за спину, Эд повернулся к ведьмачке.

- Как бы я хотел выбросить сейчас не только это оружие, но и всю эту чертову охоту, для которого оно нужно, - с затаенной болью произнес мужчина.

- Когда-нибудь.. - произнесла Тереза, беря Эда за руку, - Когда-нибудь такое тоже может случится. Не стоит зарекаться, верно?

Девушка улыбнулась, заглянув в родные глаза и легонько потянула мужчину обратно,к свету ночных огней.

5 мая 2015 года. Раннее утро

Габриэль Анри Сакс или Arrivederci, mago allegri

- Сакс, - Янки кивком головы поприветствовал открывшего на стук Габриэля. - Зашли попрощаться, утром улетаем. - Охотник протянул руку для пожатия. - С тобой было хорошо работать.

- Взаимно.

Гэба еще слегка мутило, но рукопожатие вышло вполне твердым.

- Вы вдвоем с Терезой, или Рик с Эмилем тоже с вами?

- Вдвоем, - кивнул Янки.

Призыв закончился и пути расходятся. Как, когда будут возвращаться его соотечественники в Штаты, теперь охотника не заботило, хотя он вполне допускал мысль, что кто-то полетит с ними одним рейсом.

- Как думаешь, что означало то послание от Патрика? - спросил Эдвард старшего мракоборца.

- Сложно сказать... Возможно, он таким образом попрощался с нами. Не думаю, правда, что место куратора надолго останется вакантным. Поживем - увидим. Надеюсь, нас хотя бы года на три оставят в покое, а то у меня это уже третий за последние пять лет. Многовато, - ведьмак криво усмехнулся. - А знаешь, мне ведь будет его не хватать - вот уж никогда бы не подумал!

Эдвард хмыкнул, взъерошив волосы на затылке.

- Я бы не отказался бы от отпуска побольше, скажем до той счастливой поры, когда состарюсь и тихо умру в своей постели. Мечты, мечты... А если учесть сколько тварей все же успело проникнуть в наш мир, то, как говорится, покой нам только снится. Что ж, Гэб, береги себя! Удачи!

- А ты береги Терезу, она гораздо ранимее, чем хочет показать. И, по возможности, найди для нее ведьмака, пусть закончит обучение, пригодится. На наш век тварей хватит, даже если мы и "в отпуске".

Эд серьезно кивнул на слова Гэба.

- Эй, Профессор,я же тоже тут, - Тереза сделала шажок вперед,помахала ручкой, привлекая к себе внимание, - И всё слышу.

- Вот и отлично, не придется повторять, - ухмыльнулся Сакс. - Разрешишь поцеловать тебя в щечку? На прощание.

Тереза покосилась на Эда, будто спрашивая разрешения, но тут же, состроив невинную рожицу,задорно хмыкнула, - А почему бы и нет? Разве я могу отказать Великому Чародею?

Обхватив необъятную фигуру Профессора и получив от него звонкий поцелуй в щеку, девушка коротко вздохнула,чуть отстранившись, - Спасибо за всё,Габриэль. Я не забуду ни одного твоего урока и наставления. Мне было приятно учиться у тебя. До свидания.

- До свидания, Тереза, Янки. Будете в Париже, забегайте.

- Обязательно,- кивнула Тереза. Взяв Эда за руку, девушка шагнула к выходу. На пороге задержалась,помахав на прощанье, - Пока.

Профессор еще какое-то время смотрел на закрывшуюся за посетителями дверь, потом вздохнул и вернулся к прежнему занятию: составлению плана будущей книги, посвященной влиянию языческих пантеонов на раннее христианство.

Молодожены или Arrivederci, ghiaccio e fuoco

Прежде, чем постучаться в дверь Фроста и Келли, охотник чутко прислушался - вовремя ли они, даже кинул взгляд на Терезу "А может смс прислать?". Но ведьмачка уже сама решительно застучала кулачком по дверному полотну.

Чуткие уши оборотня могли уловить, как в комнате завозились, выкапываясь из постели, превратившейся к утру, как и все предыдущие супружеские ложа до неё, в сложный географический ландшафт. Кто-то чихнул, послышались мягкие шаги, и, наконец, из-за приоткрывшейся двери высунулась уже не такая лохматая, но по-прежнему взъерошенная голова. Опознав ранних гостей, Алан удивлённо моргнул и запахнул халат.

- Что-то случилось?

"Опять? Уже?!"

- Нет,- Янки кивнул, приветствуя Алана. - Извини, что разбудили. Мы зашли попрощаться, через три часа улетаем. Хотели вчера, но вас не было.

"Янки? - вползает в полусонную голову мысль. - С Терезой. Мы что-то где-то сделали не то? Вчера? Или всегда? Янки - это серьёзно. Когда ждать полицию? Да, нет. Вчерашний день был самым целомудренным. Тайна за семью печатями. Ладно, Алан разберётся. В конце концов он охотник и найдёт с собратом общий язык. Или не найдёт? Не,не,не, я тут вообще не при чём", - и докторская седая голова нырнула под подушку, а тело окопалось в одеяле. Нет его здесь.

Алан смутился. Ему ни с кем прощаться даже не пришло в голову. С принцессой они всё сказали друг другу ещё перед отлётом. С профессором прощаться было рано. Остальным говорить вроде было и нечего. А тут ещё дорогой и любимый муж решил дезертировать под одеяло. Ну уж нет!

- Свен, - вслух, в глубину комнаты, - Это Эд и Тереза. "Будешь валяться, приглашу зайти!"

Янки неловко кашлянул. Они не вовремя.

- Мы только хотели пожелать вам удачи и попрощаться. И...не знаю, у меня осталось четыре бомбы с освященным маслом, с собой не провезти, но если Фрост сумеет представить их как снежные шары на память об Исландии, отдам тебе. Охотнику они лишними не будут.

"Изверг, я между прочим уже третьи сутки без медитации", - ответная мысль супругу, тяжёлый вздох, и доктор выползает.

В длинном халате, волос приглажен пятернёй, на лице улыбка. Дежурного терапевта - в сторону Янки, и дружеская тёплая - его девушке.

- Доброе утро, Эдвард, - кажется, первый раз назвал настоящим именем. Призыв окончен и в призывных кличках нет необходимости. - Доброе утро, Тереза. Уезжаете? Куда, если не секрет?

Доброе, - кивнул норвежцу Янки и ответил за двоих. - В Штаты.

- Нам нужны освящённые взрывающиеся шары на память об Исландии? - зелёные уже вполне проснувшиеся, смеясь встречают заспанные серые.

"Я тебе мешал что ли медитировать?" Ну может и мешал.. немножечко.

- Угу, - доктор понимающе кивнул. - Ясно.

Второй призыв вместе, а ведь, не сблизились, не стали друзьями. Жаль, Эд. Если критерием в выборе друзей для тебя являются традиционные отношения.

Рука привычно опустилась на плечо того, кто мешал медитировать, пусть и немножечко.

- Бомбы? Да, возьмём. Спасибо. Пусть будут. Хотя, предпочёл бы вообще обо всём этом забыть, - он немного подумал и сказал. - Наш корпус фактически расформирован. Не знаю точно кто в него входил. Но координатора нет, а значит, некому за нами следить. Некому призывать. Если не появится новый. Или... старый. Что тоже возможно. Но его последняя фраза о свободе обнадёживает. Вполне возможно простился. Я никогда не слышал, чтобы гибли координаторы. Да по сути, даже не знаю, сколько существует корпусов. В общем, всё туманно, - он снова улыбнулся, уже более приветливо. - Что ж, удачи вам, ребята.

- Хотелось бы верить,- Эдвард вздохнул с затаенной тоской. - Но и без Призывов боюсь мракоборцы не останутся без дела.

Янки протянул Алану пакет с бомбами внутри.

- Что ж, - он протянул руку для пожатия, сначала медиуму, как старшему, потом охотнику. - Удачи вам! Берегите себя.

- Удачи, - согласно кивнул Алан, взял пакет, крепко сжал протянутую руку собрата и искренне улыбнулся. Вспомнились полевые испытания у Лионского залива и оставленный в Шварценфельде "тренажёр для тренировок". Не так уж плохо они поработали вместе.

Тереза, все это время молчавшая, шагнула на встречу мракоборцу, что был ближе.

- Алан, - руки легли на плечи мужчине, - Пока, приятель. Жаль ты так и не угостил меня пивом, как обещал. За тобой всё еще должок, - девушка притянула к себе охотника, крепко обняв, - А вообще, ты самый классный персональный инструктор по стрельбе. Береги себя..

Инструктор рассмеялся, мягко привлекая "ученицу" к себе.

- Продолжай в том же духе, детка. Будешь в Бергене - возьму реванш.

Прежде чем отпустить, объятья сжались крепче.

- Береги себя.

- Хочешь еще раз увидеть мой победный танец? - иронично поинтересовалась Тереза. Улыбка стала мягче,а в голосе послышались нотки грусти, - Это я запросто..

Выпустив Алана из объятий, девушка посмотрела на второго мракоборца - высоченного норвежского доктора. У ведьмачки были смешанные чувства к этому человеку. За время Призыва им так и не удалось хоть раз нормально поговорить, душа медиума осталась для Терезы тайной.Но было в нем что-то внушающие уважение, да и находившийся рядом муж, не оставлял сомнений, что за этим ледяным взглядом, скрывается куда больше огня, чем она могла себе представить.

- Свэн, - девушка протянула руку для рукопожатия,чувствуя себя при этом немного неловко,"Надеюсь, я не разочаровала тебя.."

Её крохотную почти детскую ладошку осторожно обхватывает сильная медиумская рука и легонько сжимает.

"Поменьше самоуверенности, побольше доверия и уважения, и всё у тебя будет отлично", - вкладывается в девичью лохматую головку, а вслух произносится:

- Твой дар уникален. Не каждый ведьмак обладает такими сильными чарами проклятья. Светлые не прогадали, переманив тебя на свою сторону, - улыбается варг и отпускает руку ведьмы. - Ты отлично справилась, а опыт придёт со временем. Все мы когда-то начинали. Будь счастлива Тереза Конти. За себя и за своё благополучие ты сумеешь постоять. Удачи.

- Спасибо, - поблагодарила Тереза. Еще раз окинув взглядом двух молодоженов, напоследок добавила, - Надеюсь, всё у вас будет хорошо в Бергене. Счастливо.

***

- Вот, кажется, и всё, - уже в коридоре тихо произнесла ведьмачка, - Дальше только мы, самолет и Штаты.

И было от этих слов одновременно хорошо и чертовски грустно.

Изменено 7 июля, 2014 пользователем Ribka

[Гость]

P.S.

http://pleer.com/tracks/5664151SeN2

Это ты забрал мою душу

И бросил её в пламя,

Приручил её удовольствием,

Наполнил меня желанием...

Теперь я безупречна,

Теперь я чиста,

Мне хорошо и безмятежно

В тебе.

Не нужно отрицать то,

Насколько я изменилась,

Ты не услышишь, как я плачу,

Теперь я далека от страданий.

Я могу мечтать,

Я могу летать,

Теперь мне кажется, я смогу все

Вместе с тобой...

До свидания, боль,

До свидания, вновь

Я всегда искала,

Искала кого-то,

Кого-то, чтобы подцепить на свой крючок,

Выловить и убежать.

Теперь я поймана на твою леску,

Все мои мысли сплелись воедино

В тебе...

До свидания, боль,

До свидания, вновь

Если ты видишь,

Как я вхожу в золотые врата,

А затем оборачиваюсь и замолкаю,

Замолкаю и медлю,

То знай, я просто жду здесь,

Вместе со своей судьбой,

Жду тебя.

До свидания...

Аэропорт наполнен шумом людей, машин,гулом турбин взлетающих самолетов. Всё движется, вертится, крутится. Жизнь кипит, напоминая собой большой механизм. Двое идут средь этих маленьких винтиков, скрепляющих вращающийся маховик бытия. Рабочие лошадки. Они и не подозревают, на сколько хрупок наш мир. Обычный человек смотрит внутрь себя, считая,что главные его проблемы — это отсутствие денег, секса или вредный начальник. Жалкое зрелище, если честно. Знал бы этот простой обыватель, чем приходится жертвовать нам — ведьмакам, охотникам, медиумам.. избранным, ради защиты его сладкого сна. Стало бы от этого человечество добрее? Сомневаюсь. Все те же грехи, все те же разрушения и зло. Таков закон вселенной. И не нам его менять.

Но не всё так плохо, конечно. «За каждое действие,есть своя цена» - мудрость моего отца, мир его праху, впервые приобрела иной смысл, чем я вкладывала в неё ранее. Награда оказалась достойна принесенной жертвы. Мне повезло,барабан выдал три семерки Джекпот. Кого стоит за это благодарить? Патрика? Небеса? Преисподнюю? Да мне плевать. Все, что мне хочется знать, так это то, что его рука крепко сжимает мою. Я понятия не имею, что нас ждет в Штатах, слишком много причин испугаться, но я доверяю, когда дают слово. «Будем, строить новую жизнь. Одну на двоих», сказа он. И я верю. Раз за разом я ему верю.

Пожалуй, вера — главная вещь, которую я заберу с собой в новую жизнь. Давно потерянное чувство и вновь обретенное на этом Призыве. Вера в людей, в дружбу, в завтрашний день,в собственные силы...в любовь. Каждый, кто знаком со мной хоть немного, поймет, на сколько это важно. Возможно, в следующий раз я открою для себя нечто новое и не факт, что столь же прекрасное, но сейчас, я просто буду смотреть на удаляющиеся огни морозного города,любезно распахнувшего свои двери усталым путника. В последний раз.

Нью Йорк встречает нас проливным дождем. Идеальный город для чужаков. Очередной муравейник, отметившийся на лике Земли. О ком ты льешь слезы, Большое яблоко? Обо мне? Не стоит, я больше не причиню тебе и твоим жителям вреда. Взгляни на мужчину рядом со мной, вот моё единственное устремление. Теперь мною правят иные мотивы. Прими меня в свои холодные объятья и я смирюсь со своим прошлым, раскрывая сердце будущему.

Какой итог я подведу? Я смотрю в любящие глаза напротив и мне приходит на ум единственная мысль, самая простая истина,высказанная однажды каким-то волосатым хиппи, но знакомая каждому человеку на нашей бренной планете. Как она звучит?

Занимайтесь любовью, а не войной, друзья мои.

Запомните нас такими.

И..

Будьте же счастливы, черт вас дери..

Изменено 7 июля, 2014 пользователем seda_rostro

[Ribka 26 206]

Вот и все. Еще одна глава его жизни завершена, еще один Призыв пережит. И охотник снова возвращается домой. Гудят двигатели самолета, в салоне переговариваются пассажиры, по громкой связи говорит капитан корабля. Вдох. На мгновение прикрыть глаза. Шасси отрываются от посадочной полосы. Выдох. Глаза открываются, а по губам скользит легкая улыбка — еще один маленький глупый ритуал.

Эд поворачивает голову, смотрит на сидящую рядом темноволосую женщину. Ловит ее ответный взгляд. И найдя ее ладошку своей ладонью, подмигивает, ободряюще улыбаясь «Все будет хорошо. Мы справимся».

Х до эпилогов.

[Hikaru 19 877]

Что-то кончается, что-то начинается...

Глядя из окна Рено на бесконечные ряды машин, заполнившие Периферик в обоих направлениях, Профессор Сакс тихо выругался. Эта пробка тянулась бесконечно! Причем, как в пространстве, так и во времени - Свен с Алом наверняка уже долетели до Милана, а он все еще никак не мог добраться до дома. Сперва пришлось бесконечно долго добираться от Орли до Шарль-де-Голля, куда должны были перегнать его машину. И где была его голова, когда он не сумел предусмотреть такую элементарную вещь - что помимо SDG вокруг Парижа расположены еще два крупных международных аэропорта! Вот и сидите в пробке, месье Профессор. А ведь ему еще предстоит добираться до самого центра, в Латинский квартал, и без того вечно забитый машинами и туристическими автобусами.

Длинная цепочка машин пришла в движение, чтобы снова заглохнуть через какие-то двести метров. Нет, это положительно невозможно! Придется, пожалуй, отказаться от первоначального плана обогнуть город по кольцевой, чтобы добираться до площади Ростана наиболее удобным путем: по проспекту Генерала Лелерка и бульвару Сен-Мишель. Лучше уж лавировать по узким объездным улочкам, чем стоять в пробке. Эдак он домой раньше чем к ночи и не доберется!

Посигналив соседям, гнедой Рено съехал с Периферика и отважно нырнул в переплетение улочек и проездов, окружавших подъездные пути Лионского вокзала. Тоже, как оказалось, не лучшее решение - прошло больше часа, пока Сакс выехал к знакомым местам. К тому времени уже изрядно стемнело.

Добравшись до дома, Габриэль обнаружил, что не может найти ключи. Пришлось побеспокоить консьержку, улыбчивую пышногрудую блондинку Бабетту, давно (и безуспешно) заигрывавшую с жильцом. Получив запасной комплект, Габр загнал машину во двор и с большим трудом отговорился от помощи, пришлось даже оставить все вещи в багажнике, не то Бабетт обязательно увязалась бы за ним наверх.

К тому времени профессор устал настолько, что едва войдя в квартиру тут же поспешил в спальню и буквально рухнул на кровать. Сильвер тут же устроилась у него на груди, громко урча, а Тай с независимым видом оккупировал кресло, время от времени возмущенно поглядывая на хозяина: дескать, как ты мог бросить нас так надолго! Но ближе к утру и он сменил гнев на милость, перебравшись на профессорскую подушку, и даже погладил мохнатой лапой Гэба по небритой щеке.

***

- Профессор, вы уже дома! А я вас сегодня не ожидал.

Мужчина сонно улыбнулся. Люсьен на редкость постоянен, этой фразой он приветствовал своего патрона едва ли не после каждой отлучки.

- Рад тебя видеть, дружок. А сколько времени? Я думал, мы увидимся в университете...

- Девять часов. Сегодня у меня "библиотечный день", поэтому я решил зайти пораньше. Простите, что разбудил. Вы не сказали, когда вернетесь... - Он покраснел, когда Гэб откинул одеяло и направился в ванную. Как всегда.

Не желая еще больше смущать молодого человека, Габриэль накинул халат и вышел через вторую дверь в просторное помещение, служившее одновременно прихожей, столовой и кухней. Люсьен был уже здесь - возился с кошками.

- Будешь кофе? - поинтересовался профессор. Люсьен утвердительно кивнул, продолжая наполнять кормушки и стараясь при этом оттеснить Тай от кормушки Силвер без ущерба для рук. У него неплохо получалось, видимо за время длительного отсутствия Сакса они с котом все же подружились.

- Правда, больше ничего нет, я не успел вчера в магазин...

Кивком головы Люсьен указал на стол, где лежал пакет с круассанами.

- О, так ты тоже еще не завтракал!..

Внезапно желудок напомнил Габриелю, что сам он не только не завтракал, но также не обедал и не ужинал накануне (если не считать ужасной бурды, которую подают в самолете под видом пищи).

- Тогда одним кофе нам не обойтись. Куда пойдем?

Люсьен пожал плечами, продолжая возиться с кошками.

Профессор не мог не ответить странную неразговорчивость своего ассистента.

- Так, а ну отставить кошек! Люсьен, ты будто сам не свой сегодня, что случилось?

Молодой человек нехотя оставил животных в покое и посмотрел на Сакса. Вид у него был немного растерянный и... пожалуй, да, виноватый, - решил Гэб.

- Месье Анри... - Люсьен мялся, не зная, как начать. - Я... мне предложили... вакансия... Та самая, в Винсент-Сент-Дени...

- Правда? - изумился Сакс. - Быстро же они сработали, я думал еще пару недель телиться будут. Так в чем проблема?..

- Как, вы все знали? - окончательно растерялся Люсьен. - А я никак не мог решиться вам сказать, не знал с чего начать...

- Разумеется, знал, я же им и предложил рассмотреть твою кандидатуру. К тому же, ты говорил у тебя там приятель, значит легче будет привыкнуть.

- И вы так просто меня отпускаете? Но ведь у меня совсем нет опыта!

- Мне будет очень тебя не хватать, - признался Габриель. - Но... Мальчик мой, ты уже давно перерос рамки помощника, пора преподавать самостоятельно, и у тебя это вполне неплохо получается, я бы даже сказал, хорошо. И уж всяко лучше, чем у того же Лозовски, несмотря на весь его послужной список. А опыт - дело наживное. Только будь немного понастойчивее, а то студенты тебя съедят, - усмехнулся Профессор. - Кстати, пока ты еще мой помощник, не поможешь поднять наверх вещи, а то я вчера все оставил в багажнике, чтобы отвязаться от Бабетт.

Они допили кофе и спустились вниз. В крошечном внутреннем дворике помещалось не больше полудюжины машин, сейчас же их было всего две. Люсьен озадаченно закрутил головой.

- Профессор, а где ваш Рено? Смотрите, кто-то занял ваше место - что за... пингвин!

- Это мой пингвин, - ухмыльнулся Габриель, довольный произведенным эффектом. - Старую машину... угнали, да. И друг подарил мне эту.

Он вручил Люсьену два объемистых пакета с вещами, а сам понес сундучок с лабораторией. Люсьен снова погрузился в мрачное молчание, и Габр никак не мог понять, что же его так беспокоит.

- Неужели тебя так беспокоит переход на преподавательскую работу? Ты ведь прекрасно справлялся, пока я отсутствовал. Реми... ректор Крийо, - поправился Гэб, - уверяет, что ты прекрасно справился. Он тоже не возражает против твоего перехода, ведь у нас, к сожалению, свободных вакансий не предвидится еще лет пять по меньшей мере. К тому же, я по-прежнему остаюсь куратором твоей диссертации, так что мы будем постоянно видеться, хотя и несколько реже. Кинь пакеты на то кресло, пожалуйста...

За спиной послышалось шуршание и удивленный вздох. О, черт, он же совсем забыл, что там, в этом пакете...

Габриэль резко развернулся. Люсьен озадаченно крутил в руке "удавчика", словно соображая, что с ним делать. Взгляд его больше не был ни мрачным, ни растерянным, наоборот, в нем появилась какая-то веселая решимость.

- Профессор, мне пойдет такое украшение?

- Весьма, - брякнул Гэб, не задумываясь, и попытался свести всё к шутке: - А я тогда буду крокодильчиком и из нас получится стильная пара.

Люсьен фыркнул.

- Ты всегда говорил мне быть решительнее, - внезапно он перешел на ты, одновременно подойдя вплотную и заглянув Профессору прямо в глаза, несмотря на разницу в росте. - Я постараюсь.

Удавчик упал на пол, где в него немедленно вцепился кот, но ни один из мужчин этого не заметил.

- Анри, - Люсьен обнял Сакса за шею и несколько неумело, но весьма настойчиво, поцеловал, крепко прижавшись к бедру мужчины, чтобы тот почувствовал всю силу его чувств. - Я люблю тебя. С той минуты, как впервые увидел тебя на кафедре, еще с первого курса. Но боялся подойти и признаться в своих чувствах. А сегодня вдруг понял, что могу потерять тебя навсегда. Люби меня, ну пожалуйста, хотя бы один только раз... - Его пальцы лихорадочно пытались справиться с пуговицами рубашки.

И Гэб не мог не ответить на столь пылкое признание. "Как хорошо, что нам не надо сегодня в университет" - мелькнувшая мысль моментально исчезла в водовороте страсти, захлестнувшей его с головой. Неопытность юноши только подстегивала желание, заставляя сдерживать темперамент и проявлять немалую фантазию, чтобы от первого опыта у Люсьена остались приятные, а не болезненные воспоминания.

До библиотеки ни один в этот день так и не добрался. Лишь поздно вечером утомленный, но довольный собой, профессор и слегка смущенный, но сияющий как новенькая монета, его ассистент, спустились поужинать в ближайшем к дому Сакса ресторанчике. Гэб заказал шампанское, отметить назначение Люсьена, а после они снова вернулись в профессорскую квартирку. До утра.

***

На следующий день Сакс появился в университете за полчаса до начала занятий, необыкновенно довольный и сияющий лучезарной улыбкой. Наговорил затейливых комплементов мадам д'Орсэ, отчего та позеленела и пошла пятнами, вручил ректору готовую статью для университетского вестника, "Прошлое и настоящее рунной магии", в качестве своеобразной "платы" за внеочередной отпуск, (согласно давней договоренности), прослушал свежие сплетни от его секретарши, поцеловал ее порозовевшее ушко и ушел читать лекции. За три недели, оставшихся до конца семестра, ему предстояло наверстать все пропуски.

- Мадемуазель Моро, задержитесь, пожалуйста!

Группа выпускников, у которых лекция по истории антропологии была последней на сегодня, шумно направилась к выходу из аудитории. Ассистент профессора вопросительно взглянул на своего патрона, явно намереваясь задержаться вместе с поименованной студенткой.

- Нет, Люсьен, на сегодня ты можешь быть свободен. Не забудь распечатать на завтра раздаточный материал для первого курса, а после лекций займемся твоей диссертацией.

Габриель улыбнулся своему помощнику и повернулся к девушке, одарив ее не менее ласковой улыбкой.

Он вернулся.

Лекцию Софи слышала, но не слушала. Мечтательный взгляд студентки блуждал по залу, покрытой записями и датами доске. Габриэль Сакс был жив и здоров. Тревожные новости, пестрившие по интернету и на телевидении - бойни в городах, неведомые болезни и пропадающие среди бела дня люди - прекратились как раз незадолго до его приезда.

Что-то говорило Софи, это не спроста.

- Сегодня, мадемуазель, если не возражаете, я бы хотел заняться вашим дипломом. В целом, работа написана вполне достойно, но вот третья глава, к сожалению, заметно отстает от остальных. Составите мне компанию за чашечкой кофе, Софи? К тому же, у меня есть для вас одно предложение...

Стремительно розовеющая девушка неуверенно улыбнулась. Сейчас встреча в немецком городке казалась сном. Как она могла решиться на такое? Казалось, что это все произошло не с ней.

- Конечно, профессор, - ну как ему можно отказать? - сейчас?

- Почему бы и не сейчас? - снова улыбнулся професор.

Через полчаса они удобно устроились за столиком "Маленькой Швейцарии", одного из любимых бистро Габриэля, расположенного на улице Вожирар, прямо напротив Люксембургского дворца. Знакомый официант приветливо кивнул постоянному клиенту и тут же, не дожидаясь заказа, принес небольшой кофейник, две изящные кофейные чашечки и сахарницу.

- Спасибо, Жак, - поблагодарил профессор, и повернулся к Софи. - Как на счет пирожного? - он заговорщицки понизил голос. - Здесь готовят настоящий швейцарский ореховый торт. Попробуем кусочек?

Ответив по-детски счастливой улыбкой (расслабляющая болтовня профессора по дороге сюда успокоила несколько неуютно чувствующую себя, особенно после из последней встречи, Софи) она кивнула.

- Почему бы и да? Надо попробовать, даже звучит аппетитно. Вы часто здесь бываете?

- Довольно часто, я ведь живу неподалеку, - ответил Гэб, сделав знак Жаку принести пирожное.

Когда с десертом было покончено, он стал обсуждать злополучную третью главу - не напрямую, а задавая наводящие вопросы по теме диплома, проводя исторические аналогии с рассматриваемым вопросом, и все в таком духе - ведь он хотел, чтобы девушка сама догадалась, как исправить работу.

Много времени это не заняло, ведь Софи Моро была одной из лучших студенток на своем курсе. Когда все детали были обсуждены и София пообещала через несколько дней предоставить исправленный вариант, Сакс попросил счет и, расплатившись, полушутливо заметил: - Я рад, Софи, что не ошибся. Ну, раз ты справилась с этой задачкой, то вот тебе посложнее: скоро мне потребуется новый ассистент на кафедру и я хотел бы предложить эту вакансию тебе.

Новость ошарашила девушку, если мягко сказать. Но в хорошем смысле. С немалым трудом поборов желание завопить от радости, Софи ограничилась ослепительно-радостной улыбкой.

- Правда? Я... конечно же, конечно же да! Вам даже спрашивать не надо было, - радость распирает внутри, как стая воздушных шариков. Можно взлетать!

Немного погодя, правда, улыбка слегка погасла.

- Профессор, а как же... Люсьен?

- Он переходит в Винсент-Сент-Дени на преподавательскую работу, - пояснил Гэб. - Я останусь его научным руководителем, пока он не закончит диссертацию, так что мы еще будем с ним довольно часто встречаться. Конечно, пока тебе не удастся заменить его полностью, но ведь и Люсьен начинал с малого, так что у тебя все получится. - Професор ободряюще улыбнулся. - Но есть одно дополнительное условие...

Он сделал небольшую паузу.

- Мой помощник помогает мне не только в аудитории, но и по хозяйству. Например, ухаживает за кошками, во время моего отсутствия, или выполняет мелкие поручения. Если тебе это подходит...

Софи закивала головой.

- ...тогда я приглашаю очаровательную юную мадемуазель в берлогу старого холостяка, знакомиться с моим семейством.

- Большое у вас семейство? - понимающе улыбнулась Софи, - у меня один Манду остался, бенгалец. Правда, он уже старенький. Его подругу, Мишель, пришлось усыпить, бедняжку.

- О да, - посочувствовал Габриэль. - Привыкаешь к ним, как к родным, и так тяжело когда они нас покидают. Мне тоже пришлось усыпить Голди, пару лет назад, но ее подружка, Силвер, вполне крепенькая, правда, стала слегка глуховата. Силвер египетская мау, ласковая старушка, второй - сиамец Тай, с ним надо быть осторожным, так как он непредсказуем.

За болтовней о кошках они и не заметили, как подошли к дому Профессора. Он обитал на верхнем, пятом, этаже с прекрасным видом на Люксембургский сад.

- Прошу... - Гэб отпер дверь и галантно пропустил девушку вперед. - Не пугайся, мадам Брюно, уборщица, приходит только по субботам, так что у меня ...гм... легкий холостяцкий беспорядок.

На звук открывающейся двери прибежали кошки. Серая тут же с урчанием стала тереться об ноги, выражая свою радость от прихода хозяина с гостьей, а кот сел в коридоре, как бы раздумывая, а стоит ли знакомиться.

- А вот и мое семейство! Знакомься: это Силвер, - он подхватил кошку на руки, отчего та стала урчать с удвоенным усердием, - а тот осторожный месье, Тай.

- Красавица, - Софи протянула ладонь кошке, позволяя себя обнюхать, после чего ласково погладила урчащую мау, - давно она с вами?

Сиамец оценивающе оглядывал гостью. Еще бы, ведь он тут хозяин. Так что торопиться со знакомством не спешил - не по чину. Но Софи была уверена, что рано или поздно, он должен приблизиться к ней.

- Уже восемь лет... - Гэб рассеянно погладил кошку, спустил ее на пол и достал из холодильника баночку с паштетом. Тай тут же, как по волшебству, материализовался возле своей пустой миски, требовательным мявканьем призывая положить ему лакомство.

Накормив кошек, Габриель показал гостье кабинет, по всему периметру заставленный книжными шкафами, забитыми бесчисленными справочниками и монографиями на тему истории, социологии, культурологии, этнографии, религиоведения и прочая и прочая - спектр интересов Профессора был довольно широк; с одной стороны шкафы были даже раздвижные, со сдвигающимися секциями. Посередине кабинета стоял письменный стол, заваленный рукописями, гранками статей и студенческими работами, из под которых едва проглядывал уголок ноутбука, у окна притулился маленький диванчик и журнальный столик. Ничего лишнего. На первый взгляд могло показаться, что вся квартира состоит из двух помещений - довольно большой прихожей (одновременно выполняющей функции кухни и столовой) и кабинета.

- Эм... - немного смущенно пробормотала Софи, проходя вдоль шкафов, пальцы легонько скользили по корешками многочисленных книг, - а где же вы спите, профессор? Или на ночь гнездо вьете из студенческих работ?

Габриель озорно улыбнулся. Когда он только купил эту квартирку, то, с помощью приятеля-архитектора, полностью поменял планировку, и теперь по праву мог гордиться своим обиталищем.

- Вуаля! - одна из книжных секций легко скользнула в сторону, открыв дверной проем, за которым располагалась спальня. Размерами она уступала кабинету, зато здесь имелась гардеробная и дверь в ванную комнату, через которую можно было выйти как в спальню, так и в прихожую. Кошки тут же оккупировали большую неубранную кровать. Сакс слегка смутился и быстро накинул на это безобразие лежавшее на кресле покрывало. Стоявший на покрывале большой пакет с "подарками" Фроста немедленно опрокинулся, рассыпав свое содержимое по полу. Гэб мысленно застонал.

- Секретная дверь? Ну вы даете, - удивленно отозвалась Софи, изучая сдвигающийся шкаф. Обернувшись на шуршание, она замерла, а ее брови медленно поползли вверх, - ну вы даете...

Всевозможные "аксессуары" феерически рассыпались по кровати и полу, а Тай уже впился когтями в гульфик-слоник.

- Все ваше? - со смущенно улыбкой спросила девушка.

- Эээм... подарок друга... - пояснил Сакс, ловко запинав костюм зайчика-моряка и кое-что еще под кровать, пока Софи не углядела, что слоник это еще не самое экзотичное. - Шутка. Ума не приложу, что с этим всем делать, а выбросить рука не поднимается...

Мужчина стал собирать весь этот секс-шоп обратно в пакет, искоса поглядывая на девушку. Слегка порозовевшая от смущения, она была необыкновенно хороша.

"Эх, если бы только она не была моей студенткой... Но ведь ассистент профессора это совсем не то, что обычный студент... и все же...Увы, она слишком молода для меня..."

Габриель собирался убрать злополучный пакет в гардеробную, но тут кот, у которого отобрали игрушку, решил вернуть потерю: коротко рыкнув, Тай прыгнул прямо на пакет, выбив его из рук хозяина. Тот попытался подхватить сумку, запнулся об угол кровати, почти восстановил равновесие, невольно ухватившись за плечи девушки, но бросившаяся им под ноги Силвер, испуганная Таем, сшибла с ног обоих. Гэб только охнул, заваливаясь на кровать вместе с Софией.

Сдавленно пискнув под весом Сакса, Софи тряхнула головой, сбрасывая упавшие ей на лицо профессорские вьющиеся волосы. По ее ногам промчался Тай со слоном в зубах, а Сильвер, мяуча, убралась подальше от сумасшедшей компании.

Боже, как он красив. Краска бросилась в лицо, а сердце, кажется, прыгнуло куда-то в горло. Одновременно с этим внутри нее проснулось то самое чувство, с которым она понеслась в Германию, храбрость, щедро сдобренная глупостью и мечтой.

Тонкие пальчики нежно провели по щеке Габриэля, убирая волосы, вверх по скуле, задержавшись на мгновение на тонких морщинках, тянущихся от уголков глаз.

- Профессор, я...

Рука скользнула выше, обвиваясь вокруг шеи мужчины, и Софи притянула его к себе, наконец то целуя его вновь.

В конце концов, он сам сделал это первым.

"Я не должен этого делать... Не должен... Я... не..."

От Софи нежно пахло полузабытым цветочным ароматом - точно такими же духами пользовалась Ирида, его первая любовь; это послужило последней каплей, затмившей все доводы рассудка и сорвавшей тормоза. Габр перекатился набок, отвечая на пылкий поцелуй, а его руки сами собой нащупали застежку на блузке девушки и начали бережно освобождать ее от одежды, попутно лаская нежную бархатистую кожу.

Софи боялась, что он попросит ее остановиться. Скажет, что так нельзя, она его ученица, он старше, "мы не можем быть вместе" и все такое прочее, что заставляет нас думать мораль и общество. Но прикосновения горячих пальцев к ее коже быстро выгнали из головы сомнения - они поговорят позже.

Сейчас есть только сейчас. Девушка продолжала целовать профессора, перебирая гриву его волос и легонько царапая кожу ноготками. Одна ладонь скользнула вниз, нащупала рубаху и торопливыми движениями принялась за пуговицы.

Гэб справился первым. Отбросив блузку куда-то в сторону кресла, он рванул собственную рубашку с такой силой, что пуговицы разлетелись во все стороны. Потом нащупал застежку бюстгальтера и высвободил два восхитительных холмика, как нарочно созданных природой по размеру его ладоней. Два розовых бутона уже набухали на их вершинах, искушая мужчину припасть к ним губами, дабы насладиться их юной свежестью... И он охотно поддался этому искушению, поцеловав оба поочередно, а потом спускаясь все ниже и ниже, по мере того, как гибкое стройное тело освобождалось от одежды - до самых кончиков ее прелестных ножек с покрытыми лаком аккуратными ноготками и обратно.

В какой-то момент он вдруг осознал, что они оба полностью обнажены, хотя так и не мог вспомнить, когда и как это произошло. Да разве это важно - куда важнее, что они вместе, и тело девушки напряжено, как струна арфы, отзываясь на малейшее прикосновение опытных рук.

- Как ты прекрасна, любовь моя, - благоговейно выдохнул Габриель, добравшись до маленького аккуратного ушка. - Ты правда хочешь этого? Еще немного, и я уже не смогу остановиться... "Как будто ты сейчас сможешь", хмыкнул скептический голос в голове.

- Ты не представляешь, - выдохнула Софи, прогибаясь навстречу Габриэлю, - насколько да. Да, да, да. Я ждала и мечтала годами, и до сих пор боюсь, что это сон.

Ее руки заскользили по коже профессора, блуждали по его спине, исследуя старые шрамы и разминая тонкими пальчиками мышцы. Губы припали к шее, оставляя множество мелких поцелуев. Вкус его кожи, запах его тела сводил с ума, отключаю все способности к мышлению. Лишь только ощущения, чувства, эмоции. Каждое прикосновение, каждая мимолетная ласка отзывалась глубоко отзывалась в ней, заставляя тело подрагивают от нетерпения.

- Не останавливайся. Или я не прощу.

"Я сам себя не прощу..." это была последняя осознанная мысль, после которой водоворот чувств захлестнул профессора с головой. Он словно летел на гигантских качелях - выше, еще выше, быстрее, еще быстрее, так чтобы сердце замирало в сладком восторге, а в ушах стонал ветер.

Стон наслаждения - его? ее? - нет, еще не время; рывок - и Софи внезапно оказывается сверху, точно юная амазонка, оседлавшая горячего жеребца.

"О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока - ланиты твои под кудрями твоими", - звучит в голове Песнь Песней. Сам того не осознавая, он повторяет вслух: "Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Пленила ты сердце мое! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!"

Сквозь накрывшую их с головой волну страсти Софи слышала слова любви, сказанные одурманивающе прекрасным голосом Габриэля. Она была бы счастлива ответить ему тем же, но из приоткрытых губ мог сейчас вырваться лишь стон наслаждения.

Не страшно. У них еще будет время для тысяч слов. Ладони упираются в грудь мужчины, помогая ей ускорить темп движений. Скоро у него не останется даже слов, лишь только она.

"Боже, если это сон, не буди меня. Не буди меня, или я отправлюсь к тебе на Небеса, и ты пожалеешь об этом. Пусть это длится вечно."

Как ни жаль, но даже вечность когда-то заканчивается. Они лежали, обнявшись, в полном изнеможении, пока сердце медленно успокаивалось после бешеной скачки, а дыхание выравнивалось. Габриэль нежно поцеловал девушку, потом провел ладонью по ее груди, стирая мелкие бисеринки пота, выступившие на коже.

- Юная, нежная, желанная... Где были глаза у оболтусов с факультета, проморгавших такое сокровище? Ты чудо, Софи! Я не хочу тебя отпускать, дорогая, а вдруг это был сон?

Устало, но счастливо рассмеявшись, Софи прижалась к профессору.

- У меня то же самое чувство. Если это сон, я не хочу просыпаться. А оболтусы... ну, пытались, моргая на оба глаза. Но что поделаешь, если вы постоянно были перед глазами. У них перед вами никаких шансов.

Носик девушки уткнулся в шею Габриэля, и Софи глубоко вдохнула запах его тела. Тот самый, что кружил голову и заставлял впасть в эйфорию. Она не была уверена, что сможет отказаться от этой зависимости. И не хотела.

Габриэлю тоже никак не хотелось расставаться со своим новообретенным сокровищем, но должен же он был, как порядочный человек, позаботиться о репутации девушки, черт побери! Он сам отвез Софи до дверей ее дома, договорившись встретиться на следующий день после лекций, подождал пока щелкнет, закрываясь, тяжелая входная дверь и поехал домой.

По дороге мужчину снова замучили сомнения: Софи такая юная, ведь он почти что в отцы ей годится! Он не имеет права портить девочке жизнь, нельзя чтобы эта связь продолжалась, ведь... ведь... Достойных аргументов он так и не придумал, потому что открыв дверь квартиры обнаружил хлопотавшего над туркой Люсьена. В одном переднике. Чашки, из которых они с Софи пили кофе, были чисто вымыты и убраны, вместо них на столе появились два бокала и бутылочка эльзасского Пино, одной из любимых марок Сакса.

- Я увидел в окно, как вы подъезжаете, - немного смущенно пояснил юноша, протягивая патрону чашечку свежесваренного кофе.

Гэб машинально взял чашку, отхлебнул глоток и только тогда несколько пришел в себя от ошеломительного зрелища.

- Не думал, что ты сегодня придешь. А если бы я вернулся не один?

Люсьен заметно порозовел.

- Меня куда больше беспокоило, вернетесь ли вы вообще... - И добавил совсем тихо: - У меня, профессор, тоже проблема... с третьей главой...

- Подслушивал? - изумился Габриэль, а потом громко расхохотался над заалевшим помощником. - Ну и где мы будем решать "проблему третьей главы"? В кабинете или в спальне?

Люсьен вконец стушевался.

- Ну же, мальчик мой, вчера ты был гораздо решительней! - слегка поддразнил его Сакс, протянув завязку передника, под которым неожиданно обнаружился давешний удавчик в полной боевой готовности.

- Мне нравится это зрелище, - муркнул Гэб, расстегивая рубашку. - хотя слоник больше гармонирует с цветом твоих ушей. Ты уверен, что мы успеем добраться до кровати, мне кажется твой дружок готов проглотить меня прямо сейчас...

Очнувшийся Люсьен одним рывком сдернул с профессора брюки и удавчик начал атаку. До кровати они добрались нескоро. Да и кому они нужны, эти кровати?

***

Следующие несколько недель пролетели для профессора как один миг - четыре-пять лекций практически ежедневно, встречи после лекций с Софи и ночные баталии с Люсьеном, а еще предэкзаменационные консультации и работа над книгой - все это выматывало настолько, что он заметно похудел и совершенно потерял счет времени. К тому же Гэб совершенно не подозревал, как Софи отнесется к их отношениям с бывшим помощником - после окончания семестра Люсьен должен был окончательно перейти в Сен-Винсент, где его утвердили штатным преподавателем на следующий учебный год. Пока что она относилась вполне спокойно к их встречам, воспринимая как должное, ведь Люсьен помогал Саксу в гораздо больших вопросах, чем это пока что было доступно ей, в том числе в написании новой книги, и к тому же Габр являлся научным руководителем молодого человека, защита диссертации которого была назначена на конец августа.

Нет, Габриель никого из них не обманывал; Софи была для него единственной желанной женщиной, как и Люсьен единственным желанным мужчиной, а все остальные представляли не более чем эстетический интерес, и если он, по привычке, и провожал взглядом какую-либо красавицу или красавца, то абсолютно без всякой задней мысли. Гэб не представлял себе как можно расстаться хоть с кем-то из них, как и не мог предпочесть кого-то одного. Но умолчание - грех, и это тоже было мучительно.

Софи знала про Люсьена - Габриэль и не думал утаивать. Но согласилась, после некоторых раздумий, что если профессор не будет заставлять ее полюбить и его тоже, она в порядке. Главное, чтобы на других девушек не посматривал.

В конце концов, некоторым людям для счастья нужны и любовник, и любовница...

***

В июне, с началом сессии, стало немного полегче - Сакс даже возобновил поездки на уикэнд к друзьям в Этрета, каждый раз беря с собой кого-то одного из любовников. Люсьену нравилось ходить под парусом, а Софи предпочитала верховую езду.

В душе Гэб очень сожалел, что не мог прихватить с собой сразу обоих, но во избежание разного рода осложнений он старался, чтобы они пореже сталкивались между собой. Пока что это ему удавалось, но так не могло продолжаться вечно. Он понятия не имел, как разрулить эту ситуацию, и не подозревая, что оба молодых человека давным-давно обо всем догадались.

А потом раздался телефонный звонок из Норвегии...

Alish в роли Софи Моро

[tеnshi 37 569]

Быть человеком

FOX69 & tenshi

guest star Hikaru

18+, м+м

Часть 1

De jure

Ферма-отель Ferienwohnungen Wegscheiderhof, 6.05.2015, утро

Встреча, о которой они будут помнить всю жизнь. Слёзы, блеснувшие в зелёных любимых глазах, и малыш, который стал обоим чем-то большим, чем просто спасённым человечком. Ангел, соединивший двоих. Ведь, именно здесь, между сгоревшим Тренто и уцелевшим Больцано, в заповеднике Труднер Хорн, закралось то самое чувство, которое после волной цунами смело всё прошлое, оставив чистый лист и ощущение безмерного, всепоглощающего счастья.

Он смотрит на них, как отец, как друг, как медиум и любящий муж, и он отдаст всё, пойдёт на любые сделки с тёмными, чтобы эти двое были счастливы.

Из сумки варг достаёт чёрную плоскую коробку. Под крышкой неприкосновенный запас заточенных камней - окрашенных рун, которые активируются кровью. Он забирает несколько в карман куртки. Одну в ладонь. Сжать силой и заговорить, пока алый поток вязью покрывает резьбу на камне. Вторую руну постигает та же участь. Колдун присаживается на кровать и улыбается ребёнку, а серый камень опускается в кармашек детских шорт.

- Пусть полежит, - внушает он малышу и обращается к любимому, - Солнышко, - вторая руна вкладывается в ладонь охотнику, - пусть будет рядом, всегда. Пока мы здесь. Я не знаю, что придётся использовать. Знаю только одно - я готов на всё. Чего бы мне это не стоило.

На кровати уже куча-мала, хохот и визг. Потеряв из виду маленькую стихию, Алан суёт руну в карман висящих на спинке джинсов и задаёт вопрос, не дававший покоя ещё с самого первого погружения в тайны сейда. "Если плата понадобится, я могу взять часть на себя?" Серые, круглые, озорные вдруг выныривают из-под одеяла прямо у него перед носом, он сгребает своё чудо в охапку, прижимает к груди и смотрит поверх, ища вторые серые, серьёзные и любящие. "Это ведь наш сын". А ещё я хочу разделить с тобой всё до капли. Экстаз и счастье, боль и кровь. Но ты всё равно позволишь только то, что позволишь, так что.. Носом в тёмно-русый затылок. Счастье уже есть - до боли. Это наш сын.

"Разве Гавриилу нужны жертвы?" - варг тщетно пытается отстраниться от маленького урагана на кровати, но получает чем-то по колену. Смеётся и встаёт. "Наш, - подтверждает без сомнений. - Дело за малым".

Склониться и поцеловать обоих. Один покорно подставляется, другой прячет голову подмышку своего отца. Высокий и белый дед ещё тогда с барабаном на шее показался большим и страшным.

- Поеду в Тренто. Потом, наверное, в Милан. Скоро меня не ждите, - со стола старший отец стягивает кружку с дымящимся кофе. - Для суда нужны доказательства твоего отцовства. И они у нас будут. Самое большое - через пять дней. Но возможно и сегодня, - наскоро кофе, бутерброд, не присаживаясь. Отряхивает руки. - Пошёл, а вы пока общайтесь.

"Было бы чудесно, если бы он тебя отцом назвал. И в комитете, и на суде".

Младший отец ловит старшего за шиворот и целует. Мягко, нежно, простое касание, мгновение, растянувшееся во времени. Любопытные глазёнки выглядывают из-за широкого плеча, и вдруг чисто выбритую щёку клюёт ещё один поцелуй. А воробей уже снова спрятался за надёжной спиной-укрытием. Показательный пример сияет, довольный собой.

"Мы будем ждать".

Старший уходит. С грустью, оставляя "показательный пример" в весёлой компании. Рука, обнимавшая плечо скользит вниз по груди и отрывается так, словно потеряла часть себя. "Если что, звоните".

***

С чего начать установление отцовства? Да ещё отцовства липового. Конечно же, с генетической экспертизы, которая будет основополагающим доказательством в суде. Можно, конечно, и судью подмять гипнозом, и представителей от комитета подложить под тёмных, но нельзя весь процесс построить на подчинении, где-то цепочка не выдержит и потеряет устойчивые звенья с рассеявшейся со временем магией. Поэтому, если уж сейд, то радикально один раз, наверняка, и чтобы максимум практической пользы. А потом всё по закону.

Для начала стоило понять, кто же такой Анджело. Поскольку учреждение о записи актов гражданского состояния всё ещё сохранилось в Тренто после пожара, скандинавскому варгу и медиуму не составило большого труда поднять архивы четырёх-пяти годичной давности и интуитивно выбрать из тридцати двух Анджело их найдёныша.

"Анджело Моретти. Мать: Бьянка Моретти. Отец: не указан. Дата рождения: 10.05.2011. Место рождения: Автономный регион Трентино-Адидже/Южный Тироль. Провинция Тренто".

- Прекрасно, - проговорил чернокнижник, углубившись в изучение файла. Через несколько минут он обратился к нотариусу. - Видите ли, мне нужно восстановить свидетельство о рождении ребёнка. Его мать погибла, документы сгорели.

- А вы собственно... - начал было делопроизводитель, но замолчал, покосился на монитор, хотел спросил что-то ещё, но передумал. - Си, синьор.

- Будьте любезны. Я подожду.

Через двадцать минут посетитель ЗАГСа держал в руках "Atti di Nascita" удостоверяющее рождение Анджело Моретти. В графах родителей значились: Бьянка Моретти и Алан Мэтью Келли. А также свидетельство о смерти матери малыша.

- Takk skal du ha¹, - вежливо откланялся скандинав и поспешил на выход.

Теперь для стопроцентного подтверждения отцовства стоило заручиться поддержкой генетики. Три часа до Милана, и он в лаборатории Fondazione I.R.C.C.S. Istituto Neurologico Carlo Besta. Пройти в запретное, получить недоступное, сделать невозможное. Нужен один лаборант и один бланк для заключения. Обеденный перерыв, три чёрных руны, трое тёмных в подручных, и ровно через час готова уникальная подделка — официальное заключение акта генетического исследования с указанием таблицы генетических профилей, где вероятность родства при наличии одного родителя подтверждала таковое не менее, чем на 99,75%. Этого было вполне достаточно, чтобы признать Алана Мэтью Келли биологическим отцом Анджело Моретти.

Ещё один немаловажный документ, ещё одна руна — заключение психиатра о вменяемости того, кто желает признать отцовство в добровольном порядке. Трудностей не доставило, кроме медсестры, решившей построить посетителю глазки. Не препятствие, но отвлекает от психиатра. В гипноз. Ментальная энергия почти на ноле. А ещё надо как-то добраться до заповедника.

Три часа за рулём. Сил нет. Рено останавливается где-то в гречишном поле, и на неопределённое время доктор выпадает из реальности.

Когда он открыл глаза, было уже темно. Но теперь можно ехать, не падая на руль от общей слабости и предчувствия ментального коллапса. Медитация восстановила часть энергии, а сон успокоил взбудораженный мегин мозг.

Полночь. Ферма-отель. Тихо, крадучись, до домика. Слабо в сторону тявкающей хозяйской моськи: «Собака, молчать!» и вот она, знакомая дверь. Голодный, уставший, измотанный, но счастливый. Осторожно открыть дверь и замереть на пороге. Будить не хочется. Шелестят ценные бумаги в мультифоре, тёмные покидают этот мир, а полуживой варг погружается в потрёпанное кресло и прикрывает глаза.

Спят. Маленький на большом, раскинуты в стороны тоненькие ручонки-веточки. Не дождались. Ждал большой, маленький чуял и тоже ждал - за компанию. А как ждали!

Отжимались. Попробуй, выжми полсотни, когда на тебе не просто сидят, но и болтают ногами, и качаются из стороны в сторону, распевая на весь дом.

Мылись и брызгались холодной водой. Завтракали и знакомились с друзьями. Сорванец-ровесник Паоло, двухлетний карапуз Марко и стройная черноглазая Франческа, снисходительно поглядывающая на весь детский сад со своих внушительных восьми с половиной. Всех запомнил, большой? А это Алан! Кто такой Алан? Ну... "Я его папа", - помогает большой маленькому. Серые глазёнки распахиваются во всю ширь. "Правда?" "Правда-правда!" "Честно-честно?" "Честно-пречестно!" И пусть попробуют, оспорят. Ручки-веточки оплетают шею. "И ты не пропадёшь больше?" "Ни-за-что!"

Занялись работой по дому. На ферме всегда найдётся дело для ещё одной пары не привыкших к праздности рук. Вкручивали лампочку. Энергосберегающую, облапали всю маленькими неловкими пальчиками, но вкрутили. Починяли скамейку. Тяжёлый молоток шатается в маленьких ручках, старший папа увидел бы - убил бы, наверное. Забили! Целый гвоздь! Дальше большой сам, пока утомившийся маленький запивает булочку стаканом молока.

Выносили хлам из сарая. Нам не сложно, синьора Росси, нет, плата за постой отдельно, синьора Росси, и не спорьте. Какой же это труд? Время скоротать. А вот от обеда не откажемся.

В углу нашли велосипед. Обшарпанный, крылья погнуты, руль вывернут, а так - на ходу! Ну-ка, зови друзей. Марко, конечно, маловат, а Франческа, наоборот, уже совсем взрослая, ох уж эти мальчишки. Потому втроём, одного маленького путешественника - на раму, второго - на багажник, провизию - в рюкзак за спину, и вперёд, по межевой полосе, далеко-далеко, на самый край света, только так, чтоб вернуться, пока не стемнело.

Ужинали и знакомились с черепашками. Вспомнил, слава Богу. Впрочем, панцирные, похоже, не особо страдали недостатком внимания, было бы чего пожевать. Зик и Док. То есть Том. Доктор Том. "Гензель и Греттель", - ставит младенец точку во взрослом споре. Ах да, мы же любим сказки. Что ж, так будет проще всего.

Снова мылись. Пили тёплое молоко на крыльце, закутавшись в одно большое полотенце на двоих.

Ждали.

"Ну, где ты там?" - безмятежно с кровати. Не разбудить оборотня - задача не для вымотанного медиума. Особенно, оборотня, который ждёт всем сердцем.

Медиум чувствует обоих в полумраке комнаты. Маленькое яркое бело-серебристое накрыто большим тёплым солнечным. Вместе настолько жизнеутверждающая смесь, что сам себе кажешься мёртвым в плотном коконе холодного индиго. Сегодня особенно. Контакт с тёмными был таким стабильным и продолжительным, что хочется отмыться от их незримого присутствия.

Живительный свет совсем рядом. Коснуться. Взять самую капельку. Согреть душу, почувствовать, что нужен. Рассеять мегин асов окончательно и забыть о даре Вотана, словно ты обычный человек.

"Где-то здесь, - доносится ответ на вопрос. Ноги вытягиваются на длинноворсном ковре, а руки безвольно свешиваются с поручней. - Как вы тут без меня? Не хулиганили? У синьоры Росси шпинат не потоптали?" Лишь краешки губ изгибаются в усталой улыбке. Как же хорошо рядом с ним. С ними. Теперь, у тебя есть ещё и законный сын. Законный муж. Щедрость богов не знает границ.

"Ну ладно", - неожиданно соглашаются на кровати. Где-то здесь - уже хорошо. Хотя, конечно, мишку хочется под руку. Прижаться, накрыться лапой и заснуть по-настоящему. Он даже не спрашивает, как прошло. Как будто у его мужа - и могло не пройти. А всё что не прошло, пройдём вместе завтра.

"Да мы само послушание", - чистая правда. А то, что стопку тарелок чуть не свалили, пока посуду мыли после ужина, ну так заигрались немного в нло, с кем не бывает. Нет, всё-таки очень хочется. "Давай ты будешь где-то совсем здесь".

Хочется. Мишке хочется тоже. Лечь рядом, притянуть, к щеке вихрастую макушку, ладонь к себе на грудь. Обнять и наслаждаться нежностью друг друга.

"Я скучал, - глаза закрыты. Не охотник, чтобы видеть в темноте, но контуры физических оболочек отпечатываются на тонких планах чётко. А мысль вползает еле-еле. - Есть четыре причины, которые не позволят мне встать с кресла. На полуторке нет места для троих, я не доползу, как оказалось, ты был женат до меня и... я тебя безумно хочу, но ребёнку нужно спать".

"Ты-то тоже был, - резонное возражение и внутренний смех. Выходит, пока что всё удалось, - ты вообще уже дед. Да полно тут места", - ещё одна попытка, а глаза уже вновь слипаются. Всё своё, дорогое, рядом, и инстинкты притупляются, отступают, позволяя усталости взять верх. Перед тем как провалиться в сон, последняя мысль с трудом обретает форму. "Иди ко мне, любимый. Иди к нам".

"Да, - немое утверждение, - и ты тоже вдовец. К несчастью. Или к счастью, - и машинально, легко презрев недавние причины невозможности быть рядом, - иду, иду".

Обнять - становится жизненно необходимо. Желание быть ближе тянет непослушное тело вперёд. Оно сопротивляется, но всё же отрывается от спинки кресла и стаскивает куртку. Та вцепилась манжетами в запястья и держит. Отцепись. Ещё усилие. Сдалась, упала на пол. Не раздеваясь, только расстегнуть ещё пару пуговиц.

Пальцы цепляются за подлокотники и воздевают на ноги сто девяносто сантиметровый скандинавский айсберг. Пошатываясь, он плывёт по нужной траектории, и кажется, столкновение с пассажирским кораблём неизбежно. Но в последний момент адмирал замечает опасность и осторожно швартуется к борту.

Наконец-то, ты рядом. А я ведь не могу без тебя. Совсем не могу. Вот сколько раз ты думал обо мне? А я каждую минуту. "Ммм... - слабый вздох сонного забвения. Лицо в тёмные вихры, пахнущие солнцем и майским ветром. Руку ему под голову, а второй - только погладить маленькое тельце, которое сладко сопит на груди охотника. Не надо ничего. Вот так лежать всю оставшуюся жизнь. - Да, я дед, - вяло текут мысли, - и должен быть вместилищем мудрости и сдержанности. А не предаваться порокам с молодым мужем. Который, кстати, святой отец. Всё, объявляю целибат..."

Мысли съедает тьма. Биополя растворяются друг в друге и трое попадают в один и тот же сон.

***

Утро и время для следующего рывка к обретению того, что давно ощущается своим по праву. Только вот встать - проблема. Обложили оборотня. Тихое сопение на груди и такое же у плеча. Как только не сверзились с узкого ложа. Взаимное притяжение, не иначе. Нос в седую макушку, жадный вдох, и голова не проснулась толком, а уже кружится. У тебя ребёнок на груди, кружится у него! Интересно, у доктора дома в комнатах хорошая звукоизоляция? В душ! Немедленно! Ледяной! Вместе с ребёнком, пусть закаляется. Только ещё раз пощекотать переносицу о короткий ёжик. Прихватить губами кончик трогательно припечатавшегося к плечу носа. Попробовать дотянуться до губ, не свернув шею, и чуть не подпрыгнуть от чёткого ощущения: следят. И вправду следят. С собственной груди, круглые, любопытные, сна - ни в одном глазу. Беззвучно рассмеяться и приложить палец к губам. Старший папа спит, папу вчера много где мотало, а у него даже велосипеда не было. А на велосипеде он, знаешь, как катается, ух! Подрастёшь - расскажу. А сейчас, ну-ка, сползаем. Тихо.. Осторожно..

А старший папа почти восстановился за ночь и каким-то непонятным чутьём ловит мысли обоих. В цветастом и игривом переплетении озорного калейдоскопа эмоций. Тихо? Осторожно? Как же. Серый глаз открывается и подглядывает за партизанами, покидающими уютное убежище. Ему и самому сейчас, не помешает холодный душ и отжимания на турнике, но лежит и не шуршит, изображая примерного дедушку и папу, который того и гляди протаранит матрас. Хорошо хоть брюки вчера не было сил снять.

"Идите, идите, - отправляет Алану мысль, Анджело - мыслеобраз. - Я за вами. Сегодня много дел, - и через паузу лишь в сторону широких плеч ответ, - Хорошая звукоизоляция у доктора дома".

Будто споткнулся, у самого порога. Дитё радостно убежало вперёд, освобождённое от необходимости красться, и дверь с грохотом захлопнулась. Оставив оборотня внутри. Через пару секунд "дедушку" вдавили в матрас. Всё-таки, детям полагается спать отдельно. Полезно. Любой психолог это скажет.

"Куда едем-то? - мимоходом поинтересовался святой отец у принявшего целибат мужа, лишая остатков воздуха, - Милан?"

"Н-ну... - запнулся тот на полуслове, выталкивая изо рта наволочку. Приподнял голову и скосил серые куда-то за плечо, туда, где пристроился пресс. - Филиал комитета попечительства и опеки, оказывается, сохранился и в Тренто. При всех документах, которые у нас на руках, Анджело должны отдать законному отцу без проблем. А вот загранпаспорт ему сделать - сутки. Не понимаю. Почему это так сложно. И мы свободны. А дальше решать тебе, солнышко. Или к твоим родителям, или домой в Берген, оформлять отношения официально. Потому что, если в Норвегии засядем со всей бюрократией, то не выберемся несколько месяцев".

Широкая спина с радостью принимает на свой аэродром аварийно грохнувшийся самолёт, и рука пытается дотянуться до вздыбленных шасси.

"Милый, а ведь сынок может вернуться. Да, ещё с компанией", - улыбнулся старший муж, сканируя во дворе ауру каждого ребёнка.

" Ммм.. - Самолёт приглушает двигатели в задумчивости, и шасси почему-то начинает пошатывать из стороны в сторону, - Думаешь, стоит мотать ребёнка туда-сюда через треть земного шара?"

По правде говоря, ребёнку-то поди только веселее будет, а вот самому ещё с Рейкьявика хочется осесть, засесть и не вылезать никуда эдак с полгода.

"Я их лучше на свадьбу приглашу. Будем устраивать свадьбу?"

Шасси к тому времени заносит уже неслабо, а руки рассеянно нащупывают диспетчерскую.

"А ты можешь запереть дверь"

"Свадьба? А почему нет, - руки заползают под подушку и основательно скомкивают себе под грудь. Голова на бок, в полуприкрытых глазах желание дотянуться до любимых губ, - В лучшем ресторане Брюггена. Или в долине водопадов, или на яхте в море. Как захочешь, - взгляд на двери, и задвижка аккуратно заезжает в паз, закрывая комнату изнутри. Диспетчерская просто обязана принять аварийный самолёт. Иначе, катастрофа.

"Море?"

Двигатель сбоит, шумы слышны явственно, тремор по всему корпусу. Бывалый пилот неторопливо и уверенно налаживает связь.

- Хочу, - с жарким выдохом в шею, уже не совсем ясно, к чему, потому что желание поймано и немедленно исполнено. На связи борт "Золотая рыбка". Если слышите, качните вышкой. Только мы уже приземлились, секунды полторы назад.

"Море. Norsk havet, Nordsjøen. Северное, Норвежское. Какое хочешь? При желании можно в Гренландское уйти и даже в Баренцево".

Слабый стон. Диспетчер явно полторы секунды упустил, но рейс благополучно приземлился. Голова чуть запрокинута назад, находит лохматый фюзеляж и слабо трётся, одновременно проваливаясь в бездонную воздушную яму. Снова лицом в подушку. Даа. Выруливаете верно, "Золотая рыбка". Только не останавливайтесь на взлётной полосе. Загоняйте аппарат в ангар до самого упора... Дед явно забывает, что он дед и целибат кощунственно нарушен, но как напоминание с той стороны дверей:

- Alan, andare in piscina! - и требовательный стук маленького кулачка, - Perché chiusa?²

Диспетчер замирает. Тело лихорадит. Дыхание загнанного зверя. Совсем немного до конца. Он бессильно утыкается в подушку и стискивает зубы.

Разогнавшийся борт так просто не остановить, и он от неожиданности вбивается с удвоенной силой. "Прости". А святого отца уже - правильно - душит смех. А вы как хотели, родители? Привыкайте. В зубы рывком угол одеяла. Здоровье диспетчера сейчас и без того под угрозой. Рука находит управляющую консоль. Новый стук, и экстренный сброс топлива пошёл.

Зацеловать взмокший затылок, развернуть освобождённое тело, благодарный поцелуй, короткий, слишком короткий, и к двери, на ходу влезая в джинсы.

"Люблю", - сияют зелёные, не прекращает пульсировать во взъерошенной голове. "Люблю, люблю, люблю". Полотенце на шею, и вид как вид, мало чем отличается от вчерашнего после утренних упражнений. В дверях подмигнуть серым и круглым, пока не успели опомниться, сделать пару быстрых шагов, обернуться.

- Наперегонки?

И умчаться следом за маленькой молнией.

Прекрасное утро. Прекрасное начало дня. Он точно будет удачным, этот день. Варг сдавленно смеётся, ловит мимолётный поцелуй и успевает коснуться ладонью его плеча. Вспомнился Свальборд. Служба в береговой охране. Глетчер и секс в вездеходе, а за стеклом - морда белого медведя. Новый приступ смеха. Но тогда ещё тридцати не было. А сейчас... доктор, доктор, что за мальчишество и несдержанность. Седина в бороду, бес в ребро - это точно про меня.

Диспетчер экипируется и садится на кровати. Срочно в душ. Смыть остатки усталости и сна. Переодеться и что-нибудь поесть. Синьора Росси, кажется, звала.

Семейный завтрак за столом. Втроём. Док хулиганит и из длинных спагеттин в тарелке малыша вяжет текинезом причудливых зверей. Мальчишка удивлён, самозабвенно ловит вилкой мелких гадов и быстро ест. С возрастом ребёнок перестанет верить в чудеса и скачущие в тарелке звери превратятся в фантазию и сказку. У мага нет оснований бояться, что дар откроется. Влюблённый взгляд на мужа:

- К десяти нам надо быть в Тренто, а потом, видимо, снова придётся катить в Милан, чтобы оформить паспорт.

Муж облокотился о стол, подоткнул щёку кулаком, в ответном взгляде бесконечное мечтательное обожание. Не смотри на меня так, а то мы никогда отсюда не уедем. А у тебя, вроде как, работа и ностальгия по дому. А мне надо будет смотреть на дорогу, а я глаз не могу отвести.

Каким-то чудом в машине. Даже сидят, даже одетые и с ребёнком. Совсем как тогда, на пути в заповедник, лопотание за спиной и собственная улыбка идиота. Только ещё раза в два шире: на сей раз он везёт с собой весь комплект для персонального счастья.

***

В комитете по опеке и попечительству - в назначенное время. Бюрократическая волокита мурыжит ещё часа четыре. Комиссия должна собраться, председатель. Но хорошо, что без суда. Аргументов в защиту признания отцовства достаточно для постановления без привлечения высших правовых органов.

Четыре часа ожидания в тесной приёмной. В сгоревший город выводить малыша и бередить воспоминания о страшных днях, не хочется. Мучительное ожидание. Рука в кармане то и дело касается острых каменных краёв, а мегин готов вплестись в первое слово заклятья. Но самозабвенно болтающий ножками ребёнок, увлечённый детской книжкой в руках отца, в который раз останавливает рунного мага от колдовства. "Теперь, всё по закону", - вспоминает свои собственные слова после того, как получил акт о генетическом соответствии. Сейд в который раз безотказно послужил чернокнижнику. Злоупотреблять не стоит тёмной магией. Теперь, твоя очередь, Гавриил, раскинуть крылья над своим избранником. Он заслужил. Как каждый заслужил на этом призыве. Ради этих двоих, с которыми скандинавский варг спаялся заживо всеми немыслимыми струнами души и клеточками тела, поработай христианский Архангел.

Две взъерошенные тёмные головы. Одна большая, другая вполовину меньше. Как два птенца, которых хочется оградить от всевозможных бед. Весело воркуют и смеются. Ты счастлив, солнце. А значит, моё собственное счастье не измерить. Я верю, родной, что всё у нас сложится. По-другому и быть не может. "Люблю тебя. И тебя, маленький Ангел, люблю".

- Алан Мэтью Келли, - вдруг, раздаётся со стороны распахнувшихся дверей, - пройдите. С ребёнком. А вы, синьор?

- Я дед.

- Ну как хотите, можете зайти.

"Иди, родной, - кивает мужу. - Я рядом".

Четыре часа с четырёхлеткой в регистрационных коридорах. Отвечали на вопросы, играли в слова, учились считать до ста. Рисовали на планшете, гуляли во дворе. Засыпали и просыпались, перекусывали и продолжали маяться. Припасённая книжка, как последнее средство, но книжку часами тоже не почитаешь. Небеса смилостивились. Охотник поднимает голову и устало улыбается. На варга смотрят с таким знакомым лукавым прищуром серо-голубые глаза.

Они устали, хотят в отпуск, курить и на ручки. Сотни маленьких трагедий, каждая из которых - падение чьего-то мира, сливаются для них в бесконечную рутину бланков, печатей, собеседований. Ещё один сирота, но вот, надо же, нашёлся отец. Документы в порядке, невинно моргают две пары серых с голубым отливом. Кажется, даже похожи. Или кажется?

- Кто это, Анджело?

- Это Алан, он теперь мой папа.

Формулировка сомнительная, но куда важнее то, что как-то оно без энтузиазма прозвучало. Маленькие кулачки устало трут глазки. А вы что хотели, продержав ребёнка четыре часа в коридорах? Папа хочет что-то сказать, но тут комитет с сомнением переглядывается, и председатель, большая грузная тётя, наклоняется над столом. Малыш пугается и прячется за спину родителя, крепко ухватившись ручонками за большую надёжную ладонь. Облегчённый вздох, и невольная улыбка. Не бойся, ангел, папа с тобой.

Председатель хмыкает, откидывается обратно, постукивает по столу карандашом, наблюдая, как маленький утыкается лбом в бок большому, и, наконец, кивает. Ещё полчаса на формальности, и они втроём на улице, жадно вдыхают по-летнему палёный городской воздух. Мальчик спит на руках у оборотня, обхватив ручками крепкую шею. Сын на руках у отца. Вернувшие природный цвет зелёные находят серые. Растерянность и неверие.

"Всё?"

Рука на плечо. Прижать. Губы к виску. Успокоить и подтвердить. Да, всё. Всё получилось. И теперь, у сироты есть настоящий отец, любящий и верный. Такого ещё поискать. А ещё он священник, который знает истинный путь к спасению. А ещё оборотень, который порвёт любого, кто посмеет угрожать его семье. А ещё он тот, без кого жизнь потеряет смысл для седого норга.

- Давай, я за руль? - предлагает доктор мужу. - Отдохни.

Четыре часа развлекать ребёнка - достойное испытание для отца-новобранца. "Дедушка" вроде рядом, но! Алан же! Не отрываться от него ни на миг, боясь снова потерять. Да к тому же второй папа достаточно сдержан в общении с детьми, как и все скандинавы, но зато позволяет всё. В лужу - можно, под скамейку - можно, кошку за хвост - пожалуйста. Ментальный поводок надёжно удерживает от любых опасностей.

Малыш запакован в детское кресло на заднем сидении. Умаялся. Спит. А старший папа не отводит глаз от младшего. Последний рывок, и мы дома.

Отрешённый кивок, а потом младший льнёт к родной груди. Щекой на плечо, руки на шею, совсем как недавно цеплялись за собственную маленькие детские. Спасибо. Без тебя не справился бы. Без тебя вообще ничего не было бы. Без тебя ничего и не было бы нужно. Не могу без тебя.

Благодарно уступает место за рулём. Доктор, а вы сами-то заметили, как стали вполне приличным водителем? Эдак вас и одного можно будет с ребёнком отпускать когда-нибудь. Тихий смех. Извини. Шучу. Затылок на спинку, руку на колено водителя. Да нет, сейчас - просто так. Быть ближе. Хотя через часик уже не ручаюсь. Двигай уже.

Милан, аэропорт. Норвегия, не будучи членом зоны, поддерживает шенгенское соглашение полностью, и проблем с выездом нет. Они начнутся уже там, при регистрации по месту жительства, а пока печать в свой загранпаспорт, билеты, дождаться рейса и домой.

---

1 - спасибо (норв.)

2 - Алан, купаться! Почему закрыли? (итал.)

Часть 2

Jeg bor i Bergen

Берген, 8.05, 9:00

Четыре с половиной часа, и под крылом самолёта, идущего на посадку, в мутном рассвете появились знакомые очертания бергенского аэропорта Flasland. Затянутого туманом и низкими серыми тучами.

Отчаянные ребята, эти пилоты из Norwegian Air Shuttle, летают в любую погоду. В любых условиях. Особого выбора нет. Привычные ко всему: к дождю, снегу и плотным туманам.

Боинг уверенно заходит на посадочную полосу, и спустя пару минут шасси мягко толкаются в бетон. Месячное путешествие окончено. Он жив. А впереди сбывающиеся мечты.

Посадочный трап и вдох полной грудью. Холодный морской воздух тянется с фьордов и насыщает память знакомым с детства запахом соли, снега, арктического ветра и свежепойманной рыбы. Шум водопадов, клокочущие удары волн, ворчание дизелей и крик чаек в предутренней рани. Наверное, нужно быть норгом, чтобы любить эту далёкую северную страну. Дикую и угрюмую. Холодную и мрачную в своей величественной красоте. В прошлом придаток Дании и Швеции, знаменитый Нор-вей, северный путь, перекрёсток. Варварская, глухая и в то же время ныне самая дорогая страна в Европе. Вот что значит, вовремя найти нефть. Спокойный и размеренный уклад, неторопливое течение времени, где в прошлом сама природа разделяла людей непреодолимыми преградами из бурных рек и обрывов. Сейчас же во фьордах проложена самая длинная сеть тоннелей в мире, а автобаны и мосты соединяют несоединимое.

Май в Бергене. Белые ночи. Солнце почти не покидает небосвод. +9-11 и днём и ночью. Дождь и туман. Промозглый ветер с моря. А город готовится к празднику. 17 мая - День независимости.

Из аэропорта выбрались на стоянку такси. За шиворот привычно капает, зонтов нет. Хорошо, в Милане купили куртки. Анджело спрятался в капюшоне и зарылся на груди у Алана. Да, малыш. Это не солнечная Италия. Здесь солнце бывает раз пять в году. На твоей новой родине говорят: "Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда". Привыкай, мой мальчик. И ты, Солнышко, привыкай. Ты у меня персональное солнце. И будешь греть только меня. Вот только до дома доберёмся. Посажу тебя возле камина и буду греться.

От аэропорта до центра города полчаса на такси. Южане пригрелись вдвоём на заднем сидении, а старшему папе непременно хочется открыть окно и снова ощутить на лице ледяной дождь. В возвращение верится с трудом.

"Всё-таки, странный призыв, - серые ищут зелёные в зеркале заднего вида и озаряются теплом улыбки. - Уезжал один, возвращаюсь с семьёй".

Ну здравствуй, родина боевых пингвинов. Первое впечатление? Холодно. Невольная улыбка. Первое впечатление от всего, связанного с мужем, однако. Включая его самого. Келли, что ты делаешь? Ты вот здесь собрался жить? Уши уже продуло, дитё на руках дрожит, а со стороны - незнакомая речь. Абсолютно. Келли? Ау? Не знаем таких. А Эккерсбергам похер и на холод, и на речь, и на уши. Вон, какой счастливый. Нас теперь тут трое, Эккерсбергов, и нам всем похер. Правда, мини-Эккерсберг? Мини себя пока что Эккерсбергом не ощущает, кажется. А вот оборотень расправил плечи, крутит головой, пробует на язык дождь и дышит, жадно, любопытно, предвкушая знакомство с чуждым миром.

Зелёные в отражении возбуждённо сияют и смеются. Давай, расскажи мне про странность.

"Ты, по крайней мере, возвращаешься".

В ответ серые прячутся за весёлой усмешкой: "Да, милый, если в сравнении, то критерии странности на порядок занижены".

По пути заезжают в магазин. Большой папа приносит два полных пакета продуктов. Дома в холодильнике пустынно и грустно, как на безжизненных равнинах окружающих Лонгири. Когда живёшь один, да ещё в Норвегии, где народ никогда особо не заморачивается кулинарными изысками, бутерброды и полуфабрикаты становятся приоритетной пищей. Но теперь, у него семья. А значит, нужно вспомнить прошлый накопленный опыт и заполнить холодильник съедобными для ребёнка продуктами.

Вестланн, фюльке Хордаланн, Берген, Nordnesgaten 50/1. Это наш адрес, Солнышко. Живём мы в районе Норднеспаркен. Это такой хвойный лес на побережье, где народ отдыхает по выходным и пытается не замёрзнуть, купаясь в Ношкавэ, Норвежском море, то бишь. Да, купаются. Бодрит неимоверно. Попробуешь как-нибудь. В июле иногда вода около берега прогревается до 20. Бывает, да. Иногда.

А вот и наша улица. Странно. Это ты светишь? Или впрямь солнце выглянуло на несколько минут. И смех в глазах, обращённых к любимому.

До самого тупика, до Института морских исследований, немного восточнее знаменитого Бергенского Аквариума с котиками и пингвинами. Почти рядом. Сходим завтра же. Сто лет там не был.

И вот оно. Убежище прежде одинокого пингвина. Который нашёл себе пару, да ещё и яйцо в придачу. Самый крайний дом.

Слева институт, справа соседи. Пенсионеры Ларсены. Прощают всё, если похвалить их киску. Дальше кованый забор, калитка, почтовый ящик. Просто так висит. От бывших хозяев остался. Ах, да. Обещанное пастбище для черепах.

Небольшое. Ну так и хозяйство у нас скромное.

Да, белый дом под красной черепицей. Всё банально. Традиционно и скучно. У скандинавов так частенько. Страна флегматиков.

- Заходите, родные, - он открывает и распахивает дверь. - Здесь мы будем жить.

Потом была экскурсия по дому. Из прихожей, по-больничному стерильно чистой, в просторную гостиную с электрокамином.

Спальню, кухню и санузел. И вверх по лестнице под крышу, на мансарду, где обнаруживаются ещё две комнаты.

- Я сюда только медитировать поднимаюсь. А там, - указывает на запертую дверь, - мой кабинет, - поморщившись. - Туда не заходите. Вот так я живу. Здесь на мансарде, сделаем комнату для тебя, - широкая ладонь ерошит пушистый русый волос на головёнке сорванца.

- "Не заходите, не прибрано" или "Не влезай, убьёт"? - уточнил Алан на всякий случай, потягивая носом, будто пытался учуять в запретной зоне портал напрямую в какой-то там хельм.

- Ээ... - замешкался док. Не то чтобы он скрывал, просто объяснить всё сразу не мог. А некоторое для непосвященных так и останется тайной. - "Что-то между этим, среднее. Физической опасности там нет, - он неловко улыбнулся. - А вот нормальную психику задавит. Ты же теперь примерно знаешь, что такое сейд. Щит двери я обновлю, чтобы у вас с Анджело соблазна не было. Но, если когда-нибудь захочешь, я покажу. Не обещаю, что поймёшь. Да, я и объяснять не буду, даже другому магу".

Охотник кивнул. Объяснять и не нужно. Не первый день вас знаем, херр чёрный маг. Показать - может быть, потом. Пока что и так есть на что посмотреть. "Вот так", что и говорить, впечатляет. До нервного сглатывания и холодка на загривке. Золушка ты - золушка и есть. Удачная, плять, партия.

На руках зашевелились, немного оттаяв после первого знакомства с новой родиной. Отпущенный, мальчишка подбежал к интересному круглому окну и впечатался носом в стекло, разглядывая улицу. А вытянутый таким образом из лёгкого ступора взрослый притянул к себе хозяина дома, прижался носом к щеке и затих, пережидая, когда перестанет так сумасшедше колотиться сердце.

Он и сам бы не мог сказать, что его так взволновало. Не первое место, где они будут жить вместе, делить постель и вытеснять друг друга из ванной. Завтракать, ужинать, играть с ребёнком. Не последнее, ещё предстоят отпуска, поездки, отели. Но.. постоянное. Дом мужа. А теперь и его дом тоже. Так вот просто. Алан отстранился, вглядываясь в любимое, изученное до последней чёрточки лицо, будто впервые увидел. Человека, предложившего разделить не постель и завтрак, а дом и.. жизнь.

Чем ты живёшь, Свейн Эккерсберг? Работа. Врач, кардиолог, значит клиника, медсёстры, шутки в столовой за ланчем, которые не переварит ни один нормальный человек. Друзья. С кем-то ты ездишь в эти фьорды. Боевые товарищи по прошлому спасателя? Коллеги по нынешней работе? Родные. Беременная дочь с мужем. А она вообще-то где, если поточнее? Вряд ли тоже в Бергене. Или? Соседи. Прощают всё, если похвалить киску. Это мы умеем. И малыша научим быстро. Сразу на букмоле и нюнорске, а как же. Судорожный вздох, и солнышко снова прячется на плече у доктора, сжимаются руки за спиной. Да нет. Всё в порядке. Котёнок большой и со всем справится. Просто за десять лет немного одичал.

Доктор заключает в объятья. Ласкает взбудораженный загривок, треплет, целует и, как и обещал, предоставляет котёнку собственную грудь. Да что там грудь, всего себя в безраздельное пользование любимому, пушистому, самому нежному, самому милому и желанному. Точи когти, облизывай, спи на мне, даже шерсть можешь клочками оставлять. Тебе можно всё.

- Грэта учится здесь, в Бергене, в университете. Живёт в южной части города. Теперь, отдельно от Вигдис. Кстати, надо бы ей позвонить, а то потом огребу по первое число. Есть и друзья и знакомые. Я ведь оседлый избранник. По стране мотаться - не для меня. А работы медиуму в большом городе хватает. Есть яхта и друзья из бывших спасателей, лыжные трассы, пробежки по утрам с соседом. Нет, нет, он женат. И у него двое детей. Надо будет Анджело с ними познакомить. Есть шикарный самый старый в Бергене гей-клуб. Правда, не знаю, что мне там теперь делать с прежними знакомыми. Есть кэбин в Нерёй-фьорде. Небольшая сторожка с сауной, где можно отдохнуть после рыбалки с парнями из пожарного общества. Много чего есть. И это, теперь, тоже всё твоё. Потому что без тебя я не хочу и не могу. А ты знаешь, сколько лютеранских церквей в Бергене? - вдруг, спрашивает невзначай.

- Мне хватит, - доносится умиротворённо уже откуда-то из-за уха. Там же обнаруживается неугомонный нос, перебирает самые короткие волоски по краю стрижки. Язык? Что язык? Языку разрешили, вот только что.

Норвегия - оплот современного европейского лютеранства. Поддержка от государства, богословские факультеты в крупнейших университетах. В твоём Тромсё, например. А бок о бок - древние верования и тёмная магия. Вот как мы с тобой сейчас.

Котёнок пригрелся, слушая, смеётся. Соседа проверим. И парней из пожарного общества тоже. С прежними "знакомыми" познакомишь. Пусть завидуют. А дочке позвони, не доводи до беды, а то огребать мне с тобой за компанию. В радости и горе, помнишь? Вот одна радость, к примеру, отлепилась от окошка и бежит к ним. Недовольно осматривает живую иллюстрацию притяжения противоположностей: уж слишком плотно загребли его едва обретённого папу. Маленький лобик хмурится, соображая.

- Sei il mio papà troppo?¹

Каким-то седьмым или восьмым чувством, данным арманам - руническим жрецам, инициированным самим Одином – варг вникает в смысл сказанного, потому что итальянский далеко за пределами понимания.

- Så, også. Far, - отвечает, вкладывая в головы близких значение норвежских слов "да тоже, отец". - Gamle far.

"Старший, большой отец".

- Alan - piccolo papà?² - спрашивает тут же сын с круглыми глазёнками, стараясь по-детски противопоставить двух имеющихся в наличие отцов.

- No, - невольный приглушённый смех от выводов малыша. - Alan - papà, - смотрит на мужа, в серых весёлые чертинки. - Как-то нужно уравнять нас в званиях. Маленький-большой. Старший-младший. Дискриминация какая-то по размерам и возрасту.

А муж смеётся в тон.

"Ну поспорить-то трудно".

Косит хитро снизу вверх. Стоят тесно, и разница хорошо заметна. Чего не ожидал, так это однажды загреметь в категорию "маленьких", а вот поди ж ты. Чёртовы викинги.

"Алан - Фиона, - чёрт его знает, чего она сейчас вспомнилась, та поездка в Ниццу. Хихиканье перерастает в фырканье, - Тоже что-то не то, да?"

- Ммда, - большой в задумчивости подсознательно ржёт, представляя чету огров, хотя ребёнку было бы проще с такой классификацией, и говорит: - Папа Алан и папа Свен. Наверное, так.

Мальчишка кивает головёнкой - мысль понял, принял, даже не задумываясь. Дети. Грета тоже принимала его направленные мысли, как должное.

- Ох, кстати, о Грете, - опомнился отец, выуживая из кармана брюк новый филипс, купленный ещё в Мюнсбахе после гибели первого на погребальном костре. Набирает номер, ждёт.

- И где ты был?! - сразу же слышится всем.

Грэ... - но он не имеет права ничего говорить.

- Я тебе звонила раз пять! Трудно поверить в то, что кардиологический конгресс длится месяц! Позвонить ты хоть мог! Я переживаю, наверное! А ты!

- Гр... - лучше молчать.

- И не оправдывайся! - гневная отповедь продолжается, а отцу остаётся только слушать. - Я знаю про все эти твои экстрасенсорные штучки! В общем, я сейчас приеду. И не спорь! - связь обрывается.

А доктор растерянно произносит:

- Сейчас?..- хотелось отдохнуть. Но ничего не поделаешь. Лучше раньше, чем позже. Смотрит на мужа и виновато. - Сейчас, Грета приедет.

Муж впечатлён. Сын впечатлён ещё больше, прижался к ноге "папы Алана" и смотрит испуганно на смолкнувшую трубку. Не поняли, само собой, ни слова, но общее настроение уловить несложно. Валькирия, настоящая, скандинавская. А в Асгарде, значит, таких поджидает толпа? Жесток ты всё-таки, мудрейший. Что ж, в радости и в горе. Малыша на руки, ладонь успокаивающе в тёмно-русый волос.

- Andiamo Incontriamoci tua sorella.³

- Вы не пугайтесь, - большой папа по-очереди гладит по голове мужа и сына. - Она хорошая девочка. Только импульсивная и прямая, очень. Как и все скандинавки.

Пока разбирали вещи, засовывали грязное бельё в стиральную машину, мылись, устраивали комнату Анджело на первое время, прошло часа полтора.

---

1 - Ты тоже мой папа? (итал.)

2 - Алан - маленький папа? (итал.)

3 - Пойдём встречать твою сестру (итал.)

Часть 3

La Sorella

Входные двери, в подобных Норднеспаркену районах, где нет беспокойных азиатских иммигрантов, запирают на день редко, даже когда отбегают в магазин. Число противоправных действий во всей Норвегии неуклонно стремится в ноль. Поэтому сестра и валькирия в одном лице вихрем влетела в прихожку, кажется, забыв спрыгнуть со своего крылатого коня, приткнула в угол копьё-зонтик и "разбивающей щиты Рандгрид" ворвалась в гостиную. Равноправие в холодной скандинавской стране викингов частично давно переросло в матриархат и не только многочисленные отцы с колясками на улицах, но и процентное соотношение полов в стортинге, подтверждали приоритетное положение женщин во всех сферах жизни далёкого северного государства.

Поэтому сейчас, почти на правах хозяйки она пришла собрать всех павших воинов в Валгаллу. Но уже в гостиной наткнулась на мелкое, сероглазое и лохматенькое. В шортах, майке и носках. Валькирия резко притормозила. Шлем с крылышками съехал на бок, а круглая мордашка в обрамлении вьющихся соломенных прядей расплылась в улыбке. Она присела перед чудесным явлением посреди отцовского дома и протянула малышу ладошку:

- Hei! Hva heter du? Jeg heter Greta.¹

Серо-голубые долго оценивали белокурые локоны - такие, как у мамы - а пульт от телевизора, зажатый ручонкой, почему-то полез в открытый рот.

- Sorella? - спросил Анджело, прикусывая чёрный прямоугольник.

- Hvem? - не поняла сорелла. - Ты итальянец, что ли? - уже по-английски. - Ciao bambino. Il tuo nome? - добавила по-итальянски.

- Angelo, - ответил сводный брат.

- Greta, - снова представилась сестра. - И кто же ты такой?

- Анджело. У меня есть папа Алан, - и добавил, немного подумав. - И папа Свен.

- Круто! - восхитилась гостья и рассмеялась. - И где же папа Свен? Или хоть папа Алан? Эй, - крикнула она в сторону кухни. - Я не поняла. Пааап. Так ты женился что ли в Копенгагене? Пааап! Папа Свен, тут к тебе ещё дочь явилась! Многодетный ты наш.

- Копенгаген? - поинтересовался папа Алан у папы Свена, возвращая ему возможность дышать и перехватывая поудобнее контейнер с черепашками. Черепашки переезжали в свежеорганизованную детскую, когда на их пути непредвиденно нарисовался айсберг, а у окончательно отогревшегося капитана ледокола тем временем снова вступило в права обещанное ещё в Рейкьявике медовое полугодие. Пришлось швартоваться.

- Ну да, - проговорил айсберг в футболке и спортивных штанах, основательно прижатый к стене контейнером с рептилиями, когда губы разомкнулись. Черепашки оказавшиеся на границе между айсбергом и ледоколом могли серьёзно пострадать, если бы не крик снизу. - Я же, как бы на конгрессе кардиологов был. Целый месяц, да. Кто бы поверил. Пойдём знакомиться?

- А я тогда где был? Что в Копенгагене есть кроме кардиологов?

О том, где в Копенгагене можно было найти ребёнка, говорящего только по-итальянски, лучше было вообще не задумываться.

- Нуу... - кардиолог, вернувшийся с конгресса из Стокгольма, который длился раз в пять дольше, тоже терялся в догадках по поводу женитьбы на святом отце из Копенгагена с сыном итальянцем. - Видимо, по каким-то вопросам богословия в качестве обмена... - кардиолог залип и, вздохнув, добавил, - видимо, плять, обмена святыми писаниями из самого Рима. Твою мать, - словно опомнился, - не в Копенгагене, в Стокгольме я был. Вот ты ж криминалист сраный, - усмехнулся он способностям молодого следователя.

Забытые в руке, черепашки, покачиваясь, следовали на встречу со своей спасительницей.

Проштрафившийся кардиолог и подозрительный святой отец сошли со второго этажа с заискивающими физиономиями и черепашками.

- О, наконец-то! Кого я вижу, - белокурый вихрь в джинсовом комбинезоне и клетчатой рубашке подскочил и бросился на шею отца. Чуть не задушил, зацеловал. - Папочка! Ну почему ты мне не позвонил?

Она отстранилась в объятиях отца и с укоризной посмотрела в такие же серые тёплые глаза.

- С телефоном что-то случилось, - ответил он, не выпуская дочку. Почти не соврал. - Потом, новый купил. А позвонить забыл. Каюсь. Закрутился.

- Так ты ж не на конгрессе был, - она хитро покосилась в сторону незнакомца в отцовских футболке и штанах.

- Сначала на конгрессе. В Стокгольме, кстати. И не проверяй меня, - заметил он и тоже перевёл влюблённый взгляд на пресвитера с черепашками. - Потом - нет. Знакомься, это Алан. Мой муж.

- Муж, - она констатировала факт и отцепилась от отца. Повернулась к законному супругу и протянула руку: - Швед? Тоже кардиолог? Грета.

Пока дочь встречала отца, новоявленного, страшно сказать, отчима настиг собственный сын.

- Sorella? - вопросил он снова, так и не дождавшись ответа, и для верности ткнул пальчиком.

- Si, Angelo, - тихо подтвердил младший папа, тщательно не отсвечивая, - Questa è la tua sorella.

- Greta, - гордо поделился мальчишка новообретённым знанием за секунду до того, как маскировка спала под натиском вихря.

Черепашки выпрыгнули навстречу. Швед и кардиолог смутился, перехватил клетку левой рукой, мягко пожал девичью ладошку и с улыбкой поправил немного промахнувшуюся валькирию.

- Итальянец. "Мать всегда мечтала, что я признаю её родину своей." Пресвитер, - клетка снова приподнялась, на сей раз в качестве информационно-психологической атаки, - А это Гензель и Греттель.

- Пресвииитер, - присвистнул ураган и вынес вердикт. - Pule, din bæsj!

- Грета, - старший папаша смутился и, кажется, зарделся лёгким румянцем.

- А не надо меня было на рыбалку брать.

- Я тебя рыбачить учил, а не...

Но отца уже не слушали, а обращались к его мужу:

- От ведьмы спасли, да? - она взяла одну черепашку, покрутила в руках, заглянула в маленькие глазки и положила обратно. - В смысле, я не поняла, - обратились к отчиму, - ты с женой расстался из-за отца что ли?

"Это тоже что-то полезное, да?" - оценил младший муж реакцию старшего на незнакомый набор звуков. Черепашки с миссией не справились и были переданы на попечение юнге. Клетка аккурат в обхват маленьких ручек. Алан покачал головой.

- Она умерла. Давно, - хорошо, что о таких подробностях расспрашивать не принято. Не хватало ещё сочинять историю, когда рядом стоит настоящий вдовец. Короткий, чуть виноватый взгляд. Впрочем, это была докторская идея.

"Очень. Полезное, - подтвердил старший как-то заторможено. - Особенно, когда стокилограммовый скрей уходит под дно лодки. Сделать уже ни хера не можешь, так хоть сказать всё, о чём думаешь в такой момент. Я тебя потом ещё со многими такими "волшебными" фразами познакомлю".

- О, извини, - скромные надежды святого отца сбываются, и следователь отступает, но ненадолго. - Даа, странно как-то. Живёт вот так человек с женой, ребёнка рожает, а потом раз и... И становится мужем мужа. Похожи вы с папой, - хихикнула стихия и отошла от темы брака. - У вас поесть-то что-нибудь есть?

- Да, всё в холодильнике, - отвечает доктор и уже спокойно интересуется, после закончившегося допроса. - Как у тебя самой-то дела?

- Нормально, вроде, - отвечает без особого энтузиазма. - Тошнит по утрам. Грызть мел хочу и спать. А с Айджем мы расстались.

- Как расстались?

- Он законченный идиот.

- Ты же говорила, что любишь.

- Мне так казалось.

- И что теперь?

- Да, ничего. Рожу. А ты, то есть, теперь, вы, - она глянула на нового мужа отца, попутно навешивая на него обязательства по воспитанию будущей внучки, - мне поможете. Поможете, ведь, дедушки?

- Может, мне поговорить с ним?

- И что, он от этого перестанет быть идиотом? Нет, пап. Мне не нужен такой мужчина, который не отрывается от своей мамаши. И вообще, я в мужчинах разочаровалась. А таких, как ты, всё равно нет. Ангел, - позвала она малыша на итальянском, - кушать хочешь? Пойдём. Сорелла тебе что-нибудь вкусненькое приготовит.

- Вот такая у меня дочь, - доктор с обожанием во взгляде посмотрел вслед ещё одному родному существу и неловко дёрнул плечами.

Святой отец выдохнул и, посмеиваясь, приткнулся подбородком на докторское плечо, сомкнув на животе у мужа ладони.

- У нас с ней много общего, - подвёл он итог первой встрече, - Она тоже не теряла времени с отцом на рыбалке, и тоже знает, что таких как ты больше нет. Де-душ-ки, - проговорил он одними губами, глядя в пространство. Прыснул и зарылся носом в седой ёжик. Плечи его тряслись.

Свои ладони на его. Ощутить всей кожей прикосновение к спине. Прижаться щекой к щеке и, прикрыв глаза, опьянеть от близости. Беззвучный полустон, он разворачивается, подхватывает законное, родное и тащит в угол под лестницей - укромный закуток, где можно захватить в плен, впечатать в стену и упиваться его губами. Долго, глубоко и жадно, чувствуя, как под рукой растёт и ширится нескромное желание в его паху. О, весьма достойное желание, мой милый.

"Я думаю, мы должны отправить детей в аквариум к пингвинам и котикам. В ближайшее время. Как думаете, святой отец?"

Пленник, распластанный по стене, с наслаждением отдаётся на волю завоевателя. Ладони сминают футболку. Доктор в футболке - это что-то новенькое. Соскальзывают и легко пробираются под широкую резинку штанов. Доктор в спортивных штанах - совсем уж беспрецедентное. С другой стороны - не в тройке же он бегает по утрам. Со сладким вздохом святой отец стискивает тело в объятьях. Домашний доктор, мягкий доктор, уютный доктор. Совсем-совсем плюшевый.. Местами. Или скорее наоборот - местами не совсем.

"Обязаны. Котики и пингвины - это очень познавательно. Особенно во взаимодействии."

Спустя пять минут, котик и пингвин появляются на кухне. Слегка вздыбленные в некоторых местах, но незамеченные и на счастье обделённые вниманием будущего блюстителя правопорядка. Грета уже печёт оладьи. Анджело сидит рядом с ней на рабочем столе и мешает тесто. Спелись за минуту сестра и брат. Отцы пытаются заняться делом. Старший самозабвенно варит кофе. Младший тоже делает вид, что чем-то занят. В головах одна мысль на двоих - найти причину отправить детей в познавательную экскурсию.

- Маму недавно видела, - сообщает дочь, переворачивая маленькие блинчики. - Она хотела с тобой увидится.

- Зачем? - с чего бы вдруг бывшей супруге, с которой расстались почти двадцать лет назад хотеть его видеть. Мимолётных встреч в Бергене на улице вполне хватало, чтобы поговорить о дочери и разделить обязанности.

- У неё там какие-то проблемы с Хансом.

- А я-то тут причём? - отец искренне удивлён и смотрит на дочь с непониманием. - Я как-то могу помочь её любовнику?

- Не знаю, - Грета пожала плечами. - Мне кажется, там проблемы не на любовном фронте и потребуют твоих способностей.

От родных трудно скрывать сверхъестественное в полной мере. К тому же, в окрестностях Бергена многие знали о существовании варга, который не раз помогал справиться с необъяснимым. Но как обычно скептицизм надёжной ширмой отгораживал от пристального людского любопытства.

- Я больше не занимаюсь этим, - поспешно отказывается медиум, решивший забыть о призывах окончательно.

- Ладно, я передам, - соглашается Грета.

Первая порция оладий готова, и Анджело получает тарелку с парой кругляшей под брусничным сиропом. Сорелла улыбается и вторую тарелку передаёт итальянскому пресвитеру и отчиму.

- Держи, папа Алан, - хихикает. Быстро переняла у Анджело немудрёную классификацию отцов.

Папа Свен разливает по чашкам кофе, а мужу подаёт ещё и стакан мате. "Извини, солнышко, так и не знаю, какой зелёный чай ты любишь. Всё как-то наспех", - и прячет виноватую улыбку.

Оладьи не успевают жариться. Хозяюшка и сама не прочь прямо со сковороды. Анджело, перемазанный сиропом, уминает завтрак руками, игнорируя вилку. Вкусно. Вилка мешает. Черепахи шуршат где-то в углу. Им оладий не дают, и они протестуют против ущемления прав рептилий цокотом костяных лап. Папа Алан прилагает все усилия, чтобы оладьи не исчезали слишком быстро. Молодая хозяйка ещё не знает особенностей нового родственника. В конце-концов, "вкусненькое" - для ребёнка, а они так зашли, поговорить о пингвинах. Подпрыгивают светлые локоны, сияют такие знакомые серые глаза. Весело, любопытно. Пока отвлечена сковородой и маленьким ангелом, но встречу в столице сопредельного государства незадачливым молодожёнам лучше продумать как можно скорее.

"С жасмином", - легко восполняется пробел в знаниях мужа. Охотник прикладывается к стакану. Терпко, чуть сладко и, в противовес умиротворяющим блинчикам, возвращает к мыслям о котиках. Зелёные поверх стакана опасно сверкают.

Серые напротив зелёных. Подальше. Рядом нельзя. Рядом - только когда вдвоём. Вторая чашка кофе. Чёрт возьми. Ведь, мы же дома. И так хочется тебя во всех углах, на всех столах и кроватях. Потребность в пище для медиума как всегда теряется в каких-то высших планах за фрактальными плоскостями тысяч образов. Какая тут еда, когда мозг наполовину в астральных дебрях уже рисует сумасшедшие картины и ощущает всё как наяву.

Но с виду, как ни в чём не бывало - улыбается дочке, сыну. Даже запихнул в рот что-то со стола, кажется всё-таки, то же самое, что и все. Хорошо не салфетку.

Младший отпрыск, кажется, наелся. В сиропе щёки, руки, лоб и даже уши. Сладкий, липкий. Сестра смеётся и водружает "липучку" на пол.

- Беги к папам, запачкай их.

Добрая девочка. Находчивая. С юмором. Мелкий бежит, несётся исполнять. Мордашка хитрющая, руки грязнющие - в жиру и варенье. Хвать! Кто бы сомневался, что салфеткой будет - папа Алан! Прижимается, от души лапает за руки и карабкается на колени. Прозрачную столешницу заляпал, стул заляпал, отца увозил. Программу минимум выполнил. Осталось прижаться к щеке щекой и прилипнуть окончательно. Руки на шею и звонкий смех.

Папа Свен тоже смеётся. Будем мыть. Всё! Папу Алана включительно.

- Грета, - обращается к дочке. И с тайной страстью - к глазам любимого: "Кажется, придумал". - Мне нужно в клинику съездить, а потом с Аланом в консульство заглянуть. Оформить воссоединение. А ещё в Регистр.

- О! - подхватилась старшая наследница Эккерсбергов. - Будет свадьба?

- Обязательно, - улыбнулся отец. - Часа на полтора-два займёшь Анджело? Может, в аквариум сходите?

- Сходим, - соглашается с ходу, в кредит будущих притязаний на опеку дедами ещё не рождённой внучки. - Только вы отмойте его сначала, - и заливается вместе с братом, наблюдая удручающее положение папы Алана.

Жертва диверсии хохочет вместе с диверсантом. "Избалуем мы дитё, папаши херовы", - обречённо, отдирая неугомонное липкое в попытке строго заглянуть в глаза. Когда-то же умел. Зверем. Волком. Не ругать - ругать здесь разве что зачинщицу - но чтоб притих, и слов не понадобилось. Слов и не понадобилась. Влюблённая в яйцо наседка ты, а не зверь.

Подскочили, закружились. Писк, визг и аварийная посадка. На айсберг, конечно! Маленький пилот цепляется ручонками за всё, что попадается, равномерно распределяя жир и липкость по айсбергу и завалившемуся на него самолёту. Самолёт доволен и добавляет в щёку губами. Вот теперь будем мыть. Всех!

Делать нечего и айсберг волею судьбы превращается во фруктовое мороженое, подхватывает выпавший из самолёта липкий снаряд, закидывает на плечо и идёт в ванную. Помыв не долог, но основателен. С головы до пяток под душем, одежду в стирку. Отмыть, завернуть в большое полотенце, тщательно высушить и снарядить к прогулке. Пока не до себя. Отмоемся чуть позже, как проводим.

Стоят на крыльце, наконец-то рядом. В бруснике. Слиплись на физическом, астральном, ментальном, хрональном - всех уровнях бытия. Куда там сиропу. Улыбаются и машут уходящим в морской зоопарк.

---

1 - Привет. Как тебя зовут? Меня зовут Грета. (норв.)

Часть 4

De facto

Как только закрывается калитка, и дети исчезают из виду, дверь на задвижку, и айсберг устремляется к самолёту.

"Чего это ты тут на одинокой льдине? Давай, поехали в клинику и в Регистр пока не поздно, - айсберг затирает самолёт во льдах и немилосердно валит в прихожей на пол. Распинает. Руки за голову. Надёжно перехвачены. Футболка задралась. Ладонь на грудь, живот и под резинку к исстрадавшемуся месту. - Начнём отсюда из прихожей".

Наконец-то, вкус пищи на губах. Сироп. Брусничный. Ах, да. Какой ты сладкий. Если бы не ты, я бы и не знал, что ел сегодня. Облизывает щёки мужа, нос и чуть прикусывает губы. Вниз по подбородку к шее, тоже сладко. Футболку выше. По ложбинке каждой мышцы - языком. Припасть к соскам. А под рукою снизу происходят чудеса. Нет, я не тороплюсь. Ещё немного. Вот сейчас. И знакомый вкус желанного заполнит всё сознание аж до пищевода.

Поехали, поехали. И в клинике, и в Регистре, и в консульстве. Весь город впереди. Но сначала дома, само собой. Закрепить право владения на своей земле. Владение смеётся, проверяет замок на прочность и запрокидывает голову. Владей, распоряжайся, весь твой. Не торопись, сладкоежка. Снова смех, уже далеко не такой ровный. Мишка мой голодный. Стон. Протяжный, со вкусом, ни на каплю не сдержанный. А умеем и громче. Проникновенней. Раскрываясь всем существом. А как иначе в стенах своего дома?

Дааа... мишка голодный. Мишка последний месяц, как после спячки очнулся. У него жор и гон одновременно. Отпускает лапки котёнка - всё равно уже никуда не денется. Да и так бы не делся. И вниз, вниз, вниз, к самому сладкому. Плоский живот и две сходящиеся ложбинки, как две дорожки указывают направление. Даа, здесь, я знаю, прячется мой стойкий красивый мальчик. Резинка послушно подаётся, спускается по стройным бёдрам к коленям. Так пока. Не шевелись. Дай просто посмотреть. И насладится предвкушением. Желание на пике, острое до боли. И всё же. Медленно пригубить и, не торопясь, в изнеможении дать тебе сойти с ума. Мы дома. Здесь можно всё. Стонать, кричать, орать. Чуть увеличить амплитуду и глубину. При каждом погружении успеть поиграть с уздечкой, пройтись вокруг, сдавить. Да, мой милый, твой муж отсасывать умеет. А уж с любимым весь опыт можно применить. Стони, царапайся, пытайся трахнуть... одно я знаю точно - ты не уйдёшь, не сможешь, не представляешь, как можно вынуть. Глубже, до упора, профессиональное движение головой, и ты так глубоко, за связками в предверии пищевода. Дааа, мой хороший. Это невозможно передать. Упругий, твёрдый и горячий. Во мне. Люблю тебя. Давай продолжим. Я хочу видеть, как ты кончаешь. Как стонешь и рычишь. Мой дикий зверь. Как бьёшься в экстазе в моих руках. Как теряешь разум и отдаёшься без остатка.

А это уже опасно. Опасно, мать твою! Ты хочешь срыва? Полного?! Псих ненормальный! Любимый псих. Милый. Ты же не удержишь. Или удержишь? Новый стон. Наслаждение пополам со страхом. Не надо. Люблю тебя, не надо. Отпусти. Чтобы снова взять, в каждом углу, на каждом столе, который выдержит. Твой. Уже. Полностью в твоей власти. А в глазах темнеет. Точнее - сереет. Зрение зверя. Зато цвет обретают запахи, цвет и вкус. Вкусный, с какой стороны не посмотри. Рот жадно хватает воздух. Новая палитра взрывает мозг. Плещется золото, и зелень уже почти не видна.

"Чшшш... тихо, тихо, солнышко, тихо, мой мальчик. Ты зверь, я медиум. Сила против магии. Уже держу. Подстраховался. Ментальной энергии через край, а у тебя стойкости почти ноль. Руки в тиски, ноги в колодки. Обращайся, грызи зубами воздух. Что? Сам боишься? Сожрать меня. Ну да, вполне возможно. Я ведь только знаю, как твои зубы нежно кусаются и то до крови. Зато я видел, истерзанные оборотнями трупы. Да, не хотелось бы. Мы только вроде жить начали. Но щит ментальный не пробить. Но если всё же доберёшься... хорошо.

Заставить кончить за несколько секунд - не проблема. Быстрей движения, глубже проникновение. Ещё, ещё, ещё. Знакомый лихорадочный толчок и бархатистый солоновато-сладкий привкус. Сироп. Обмен веществ у оборотней быстрый. Уже переварился завтрак и растворился в крови. Всё выпить до конца и осушить источник. Разомкнуть контакт, выпустить из плена. Собрать с губ влагу и подняться вверх.

"Я держу тебя, - в его глазах расплавленный металл. Да, милый, что-то я перестарался. Забыл кто ты, забыл кто я. Забыл что стимуляция медиума опасна, а твоё обращение смертельно опасно. - Всё хорошо, спокойно, - поцелуй сначала осторожный лишь в плечо. Ласкающая ладонь на вздыбленный загривок. - Тихо, тихо, котик. Я не хотел. Вернее хотел, но забыл, что на самом деле мы уроды", - и снова поцелуй. Уже в лохматую макушку. Губ сейчас лучше не касаться. Да и вообще, касаться ничего не нужно. Трансформация нам ни к чему.

Глаза в глаза. В серых отражаются яркие золотые блики, лицо оборотня искажено.

- Алан, любимый мой, котик, солнышко, успокаивайся. Посмотри на меня. Посмотри, родной. Не надо. Я здесь, всё хорошо. И я тебя не трогаю, - нежный, осторожный поцелуй в щёку покрытую капельками пота. Ментальные тиски ослабевают, и медиум встаёт.

- Пойду-ка, я тебе чаю заварю. И съездим в клинику, остынешь, - он разворачивается и идёт на кухню.

Охотник остаётся один, на полу, в стерильной прихожей. Обострившийся слух ловит каждое движение уходящего. Ноздри трепещут, язык слизывает набухшую на прокушенной губе каплю. Глаза распахиваются и смотрят в белый потолок. Ремиссия.

Ты забыл. И я забыл. Свободны? Хорошая шутка. Медиум, до конца жизни обречённый видеть и слышать потустороннее? Или оборотень, жизнь которого проходит в борьбе с собственным я? Можно отстраниться от охоты, даже вот, оказывается, освободиться от призывов. Но не от самих себя.

Алан сел, одёрнул футболку и поднял к лицу правую ладонь. Но это же и не значит, что они не имеют права.. Да ничерта это не значит! Губы приникли к светлому металлу.

Мягкие шаги за спиной. "Это я", - ещё от входа в кухню, просто обозначить: идущий в своём уме. Густое чувство вины обволакивает, пронизывает всё существо. Пальцы робко касаются родного плеча.

Медиум оборачивается. Смотрит. Долго. Растерянно. Горящий дикий взгляд, искры бешенства и обжигающие всполохи остались там, в прошлом, десять минут назад. Перед ним прежние глаза. Зелёные, бархатистые, нежные. И всё-таки, охотник. Хищник от природы. Зверь.

Тень неуверенной улыбки. Касание прокушенной губы и ранка затягивается почти мгновенно.

- Всё хорошо, - почти гипноз. И для него, и для себя. - Это я виноват. Мне стоит помнить кто мой муж. Вот, держи, - керамическая кружка исходит паром с запахом жасмина. - Пойду, пожалуй, всё-таки умоюсь.

Отступает, обходит, не провоцируя. На его спину лёгкие успокаивающие чары. Себе медитативную установку - смирить желания и страсть. Холодный душ сейчас необходим. Благо вода из скважин ледяная и летом и зимой. Быстро скидывает вещи и превращает на несколько минут обычную кабинку в холодильник. Сейчас, всё встанет на свои места. Потом поедем в клинику и консульство, и в Регистр.

Зелёные провожают до выхода из кухни. Затравленно смотрят в спину. Обходит. Опасается. Грудь сжимает невидимыми тисками. Кружка в руке дрожит, и приходится отставить на полированную поверхность. Так хочется остановить. Удержать, зацеловать, ласково и нежно, и утонуть в тёплых и серых. Чтобы тут же забыл, поверил лихорадочному шёпоту. "Это не я". "Это он, внутри". Это ложь. Опасный самообман. Будто от "него" можно избавиться, запереть навечно. Нельзя забывать и обманываться нельзя. Я это я. Охотник. Монстр. Мало чем отличаюсь от тех, на которых вёл свою охоту. А ты впустил меня в дом и хочешь растить со мной ребёнка. А я люблю тебя, я твой до последнего вздоха и уже не смогу уйти.

Затылок скользит вниз по тёмному зеркалу кухонного шкафа. Не в силах сделать и пару шагов до стула, он садится на пол и прикрывает глаза. Прохладная поверхность холодит взмокшую спину, сидящий зябко поводит плечами и делает глоток. Горячий напиток согревает, возвращает безумно скачущему сердцу привычный ритм.

Я люблю тебя. Ты нужен мне. Зелёные снова ищут дверь, за которой скрылся хозяин дома. Тоска и отчаяние. "Ты нужен мне".

Холодные струи стекают по спине, мозг остужает ледяной поток. Уйти на тонкий план. Глаза закрыть и погрузиться в снег. Под смертоносную лавину. Стать льдом. Заморозить сердце. На время. Набросить прежний панцирь. Привычно. Просто. Отдалить себя. Забыть, что любишь. В полунасильственном бреду, в который раз приказывать душе остановиться.

А может быть и прав был дух Ферре. Угробил одного, второго. Теперь взялся за третьего. Знаешь, солнышко, почему в процентном соотношении медиумов всегда меньше в группе на призывах? Не только потому что нас мало. А потому что больше двух мы начинаем разрушать. Дестабилизируем работу. Лезем в подсознание, читаем мысли и влияем себе в угоду. Каждый медиум зло. Чистое, незамутненное. Осколок преисподней с адскими возможностями. Мы не заметны, мы покорны, мы исцеляем и спасаем жизни. Но в силах любого медиума - уничтожить группу. Контроль и власть. Ты ведь не знаешь, что есть негласный договор с координаторами. Мы держим в подчинении охотников. И если надо, используем, как щит, как пушечное мясо. Подставить и уйти из-под удара. Коварство телепатов не знает границ. Возможно всё. Никто особо не будет сожалеть о смерти охотника, Кончина медиума же отразится на отряде. Мы подчиняем вас, влюбляем, лезем в душу. И ты доказываешь лишний раз мне, что ничего невозможно изменить. Наверное, так. Ты прав, любимый.

Ментальный контроль. Принудительный гипноз. Всё тот же поводок. Ошейник с бубенчиком. Держать возможно. Нет проблем. Связь подсознаний на том уровне, когда любой всплеск эмоций может быть подавлен и предупреждён. Контроль и власть над зверем. Нет. Не этого хотел я...

"Ты нужен мне". Я знаю, милый. Не можешь без меня? Я понимаю, котик. Зависимость? Рабство? Или всё-таки, любовь? Но что же делать мне? Накинуть ментальную удавку тебе на шею и держать? Я не могу так.

"Ты нужен мне".

"Да, да, сейчас, приду, - доктор откликается на зов. Гипнотические волны обволакивают мозг охотника и подчиняют, липко, вязко. - Всё хорошо, родной. Любимый мой, единственный. Сейчас, оденусь и иду".

Всё будет хорошо - как установка уже себе.

Он не торопится, позволяя ментальным волнам стереть весь негатив. Погрузить охотника в туман иллюзий и окончательно снять трансформационный стресс. "Всё... будет... хорошо..." - как мантра, как заклятье. Разъедает мозг и подчиняет. Уверенность нужна обоим.

Из шкафа в спальне достаёт костюм, рубаху, галстук, туфли. И через несколько минут доктор-кардиолог и функционалист готов поехать в клинику. Счета не бесконечны, их надо пополнять. Работа тихая, приличный заработок, не требующий телепатического обмана.

Перед уходом - случайный взгляд на прикроватный столик. Забыл. Ведь, уезжал ещё вдовцом. Фото со свадьбы. Двое мужчин улыбаются в окружении друзей. Серебряные кольца. Те самые. Одно из пары утоплено у Ниццы вместе с прошлым. Не надо, память. Ещё всё больно. Я буду помнить, но в жизнь впускать я не хочу. Ты ничего не скажешь, Кристи. Ты где там, в резерве Абсолюта. Исчез и растворился. Я отпустил. Ты мёртв. Я жив. И я пытаюсь жить. Не нужно бередить былое.

Он забирает фото в рамочке и поднимается на второй этаж. Щит разомкнут, заклятье снято и чёрная дверь прячет спину варга в тёмном кабинете, где от жутких артефактов и алтарей облитых кровью проходит холодок по коже.

Охотник слышит, как стихает шум воды в душе. "Всё будет хорошо". Поднимается как в бреду, идёт как во сне. Так ведь и не отмылся после детских шалостей. Улыбка. Конечно будет. Я люблю тебя. А ты меня любишь. "Всё будет хорошо". Греют запястье маленькие руны. Хорошо. Уютно. Чуть теплее. Ещё. Твою мать! Он резко разворачивается, как будто надеется найти медиума за спиной. Никого. Мать твою! Ты нужен мне, а не твои фокусы. Дверь ванной раздражённо захлопывается за спиной. Ребёнка тоже будешь воспитывать гипнозом? Медиум с седьмого призыва. Осторожность и расчётливость в крови, пропитывает ауру, правит разумом и сердцем.

Затылок впечатывается в стену.

"Медиумы все суки, ты не знал?"

Прохладные струи заливают лицо.

"Медиумы все суки, волчонок. Высокомерные, гордые. Мы для них - мясо, щит, аварийный рычаг. О да, они заботятся о нас. Лечат, починяют, делают сильнее. Кто ж выкидывает хороший бронежилет из-за простой царапины? Кто упустит возможность отточить лезвие острее? Но броник должен быть по размеру, клинок - сбалансирован по руке. Понимаешь? Не связывайся с ними, детка, беги, едва кончается призыв, беги со всех ног."

Тихий смех. Извини, подруга, твой волчонок всегда был балбесом. Доктор-доктор. Посттравматический синдром как он есть. Доктор, вам уже не перестать быть адмиралом. Как вы вообще собрались жить на гражданке? Не сможешь. Не потянешь. Без меня.

Задумчивая улыбка. В спальне никого, хотя вот только что было. Занятно мы с тобой перемещаемся. Тяпну ещё рубашку, ты ж не против. Надо в магазин. В универсальный, у сына одежды тоже - три раза побегать по лужам. В гостиную на диван. Окружиться подушками и ждать. Иди уже сюда.

"Покойся с миром, Кристи". Ладонь плывёт над рамкой и фотография мутнеет, текут фигуры и растворяются во мраке комнаты. Остался чистый лист. Я буду помнить.

Дверь под ментальный замок, рунный щит на периметр, и рунный же засов на крови. Ребёнок и не подумает подойти. Стена с дверями, вот и всё. За ней нет ничего. Не интересно.

Спускается вниз. Ловит параллельно мысли. Всё, как всегда. Спокойный, мягкий, нежный мой котёнок. Сидит и ждёт. Нежится и льнёт к подушкам. И кажется, мурлычет. Неужто научился? Невольная улыбка. Люблю тебя. Прости. Ты ангел, хоть и зверь. Ты подсознательно не можешь управлять инстинктами, а я... я сука. Осознанная, корыстная, лицемерная. На душе тяжёлый морок. Покоя нет. Но хоть тебе комфортно, котик. Подходит со спины, как можно тише. Хоть попытаться. Всё равно услышит. Наваливается локтями на спинку дивана и носом утыкается затылок. Родной мой. Так пахнешь только ты.

- Ты не поверишь, - шепчет в тёмный ёжик. - Я тоже думал о том, чтоб вас одеть.

Конечно слышит. Всем существом ведь настроен сейчас на него, любимого и единственного. А ещё звери чувствуют, когда родному - плохо. Ты не знал? Разворачивается на диване, поднимается на коленях. Иди ко мне, милый. Не надо щитов, гипнотического покрова, убери это всё. Просто иди ко мне. Губы к губам. Пальцы в седой ёжик. Пусть ауры сливаются бесконтрольно. Ты ведь хотел греться во мне. Так грейся. Камин доставлен, доктор Эккерсберг. Фирма "Святые Небеса" не поставляет ширпотреб.

"И велосипед. У четырёхлетнего мальчишки обязан появиться первый велосипед."

Давно убрал. Щиты, гипноз, барьеры. Как только ты успокоился, любимый. И больше не хочу. Не контролировать, не подчинять. Иначе, что же за семья у нас будет. А у нас в стране на каждой физиономии о равноправии написано. Норвежский менталитет. Недаром женщины и в армии, и в стортинге, а мужики с колясками в декрете. И о материальных ценностях у нас никто не заикнётся, не принято здесь выставляться напоказ. Здесь все равны и дворник и министр. Потому на улице все в куртках и с зонтами. Под копирку. Это только муж твой пижон. Ещё с флота привычка осталась. Костюм, как форма. Пальто и шарф. Зимой, конечно, парка.

Руки послушно ложатся на плечи, губы покорны. Всё, как ты хочешь. Греюсь. Люблю. Как калька, как зеркало. Контакт односторонний. Ничего лишнего, никаких ментальных изысков теперь. Не для охотника такие пытки сладострастием. Пойми ты старый идиот, чем проще и быстрее, тем спокойней. Понял, принял, как догму.

Лоб в шутку бодает лоб и трётся о вихры:

- Обязан. Кто же спорит, - он отстраняется, любуется ожившей майской зеленью в его глазах. - Идём? Там минивэн фольксваген у дома видел? Это наш.

Смеётся, не отстраняясь, не размыкая поцелуя. То ли охотник и впрямь телепат, то ли медиум не следит, что и как думает, но про пижона услышал. У меня муж самый красивый. Бабочка-то от Армани. У тебя скоро тоже будет ничего так. На службу в кожанке и джинсах не побегаешь. Да и вообще у вас тут особо в кожанке не побегаешь. Холодно.

Ну куда ты? Тянется за отлепившимся медиумом и чуть не падает с дивана. С фырканьем выпускает принявшую немалый груз шею, более-менее твёрдо вставая на ноги.

- Хорошая штука, - кивок и едва слышный вздох, в память о любимом "Мустанге". А штука хорошая. Вместительная, с ребёнком - в самый раз. Да и не только.. Гм. - Идём, - Шагает к выходу. Как же ты эту дуру сам водил, дорогой?

- Никак, - выходит на крыльцо и направляется к калитке, не оборачиваясь. - Это Кристи. Он покупал. Говорил, что "скорую" напоминает, - садится за руль и кивает на пассажирское. - Он же врачом скорой помощи работал. Я на машине не люблю. Пешком или на автобусе.

Кристи. Охотник останавливается у машины. А вот и ты, незнакомый двойник синеглазого медиума. Мой предшественник. Я ждал тебя. Пальцы ведут по краю открытой дверцы. Как-то нам с тобой надо будет ужиться. Мне и памяти о тебе.

Он запрыгивает и захлопывает дверь. А куда мы денемся? Я, как и ты, ради него готов на всё.

"Да уж на всё, - в подтверждение мыслей. И ключ зажигания пробуждает мотор. Фольксваген фыркает, но заводится после двухмесячного простоя быстро. Поворот головы, серые цепляют зелёные. Прошлое не изменить. Но прошлое всегда остаётся позади, родной. - Только с тобой в отличие от него, - глаза варга холодит былая сталь с недавнего призыва, - на охоту мне идти не страшно, - тяжёлый вздох, машина трогает и выезжает со стоянки. - Опять охота. Так прочно въелась в жизнь, что стала частью. Захочешь, да не забудешь".

Зелёные тепло улыбаются в ответ. Не переживай. Я не собираюсь соперничать с твоим прошлым. Глупо, бессмысленно, пагубно. Я хочу стать частью твоей жизни, а не заменить её.

Прежде, чем машина трогается с места, губы с нежностью касаются "пижонски" выбритой щеки.

Часть 5

Папа Алан, папа Свен

Площадь Torgallmenningen – самый центр города.

"Не выговаривается? Тренируйся", - на лице варга добродушная улыбка.

- А это " Den blå stein". Синий камень. Скульптура, да. Такая. И место встречи. В основном молодёжи.

Не-а, не выговаривается. А ведь этому ещё ребёнка учить. Скульптура удостаивается вдумчивого недоумения. Но сидеть там, наверное, удобно, - глаза охотника скептически поднимаются к хмурому небу, - в солнечный денёк.

Ещё проехали левее и припарковались. Торговый центр из множества на площади.

- Sundt motehus, - констатирует доктор, - Дом моды. Выходим.

На улице дождь. Холодная вода за воротник, на голову. Зонты остались дома.

- Вот поэтому не люблю машину, - он поднимает ворот, ёжится. Норги, даже бергенцы, не любят, когда вода несанкционированно проникает под тёплую одежду. - Всегда забываю зонт.

Пятиэтажный торговый центр. Блуждай - хоть потеряйся. Секция мужской одежды.

- Выбирай, - кивает мужу, - Я оплачу.

Тот будто очнулся. Так, а мы вообще-то куда? Не в клинику? А, ну да. "Одеть нас" надо. На какие бы ещё.. А. Ну да.

- Угу, - он невольно отвёл глаза.

О! Проснулось! Здрасьте! Самолюбие, ты как-то поздновато. Он уже пару недель, как живёт на чужие деньги. Незаметно так. Общий номер и счёт в отеле. Еда, сон - всё вместе. Платит тот, кто быстрее. Быстрее тот, у кого есть чем. И вообще, молчите уж, святой отец. Учитывая выбранный вами род деятельности и род деятельности мужа.. Святой отец хмыкает, поймав за хвост воспоминание. Ладно, как-нибудь оформим кредит. Чем мы хуже?

Размышления по дороге к конкретной цели. Ряды со строгими чёрными костюмами. И неподалёку - чёрные же рубашки. Служение Господу - оно такое. Вся жизнь в трауре. Зато галстук не надо. Вместо удавки повседневности - ошейник святости. Святой отец, да вы поэт.

Он застёгивает под горлом прихваченный с собой воротник и долго смотрит в зеркало на собственное отражение. Отодвигает занавеску и ищет мужа глазами. Вопросительный взгляд.

- Вот как-то так.

Медленно с ног до головы по сантиметру. Визуальный контакт сродни телесному. Извращённое удовольствие - смотреть и представлять, пока мозги не закипят. Чёртовы способности. Чёртовы медиумы.

Док поднимается с кушетки, откладывает в сторону журнал. "Ты идеален, Солнце". Ни одного изъяна. Высокий, стройный, гибкий, осанка, как у кадрового офицера. И звание я вам вернул, херр лейтенант. Твою мать, опять. Не надо от греха таких фантазий. Но эта классика на стройных бёдрах... Заткнитесь, доктор, и поставьте щит. Котёнок явно уже цепляет фрагменты ваших мыслей. Дождались. Поздравляю. Охотник-телепат.

А взгляд ползёт, касается целомудренно застёгнутой ширинки, рубахи, пиджака, широких плеч. И римский воротник, наложенный печатью, запрещает касаться этого шедевра. А я и не касаюсь. Посмотреть-то можно.

- Берём, - довольно улыбается.

Смотрите и завидуйте фру. А хрен, вам. Это моё. У вас ни единого шанса. Подберите челюсть фрекен. Артефакт лишь для показа. Что, в его приход собрались? Хотите узнать какая кирха? Узнавайте. Отцу нужна покладистая паства, которая с вожделением будет слушать и смотреть. Смотрите, разрешаю, и постигайте Бога в его зелёных, чистых и лукавых. Лукавых только для меня.

- Прикид священника, конечно, неподражаем, котик, - да "котик", только так, чтоб на корню убить надежды дам, - но ты бы повседневку взял. А в клинику мы уже не успеваем. И в консульство, и в ЗАГС. Я позвоню пока, ты выбирай.

Отходит в сторону и набирает номер:

- Сигни, здравствуй, дорогая. Вернулся. Сегодня, да. Пригласи больных, пожалуйста. На завтра, да. Диспансерных. Послеоперационных. Сначала их возьмём. Страховки посмотри. Конечно. И я рад. Ах, ещё... - жестом показывает мужу, чтоб не стоял столбом и продолжает давать распоряжения медсестре.

Охотнику не нужно быть телепатом, чтобы чуять обращённое к нему вожделение. Особенно, вожделение того, с кем успел разделить постель, ритуалы, астрал и до материального реальные иллюзии. Зелёные лукавы. Доктор ценит классику, а мы ценим желания доктора. Да, трогать нельзя. И вам, херр адмирал, в том числе. Вам - пока что. Наслаждайтесь фактом владения.

Тихий довольный смех. Снова из-за ширмы - в привычных джинсах. Отпустило? Дальнейшие покупки незамысловаты. Не пижон. Настоящий американо-итальянский норвежец. Рубахи и футболки "под копирку", для "повседневки" - чуть более весёлой расцветки, вместо не справляющейся с климатом джинсы - греющий вельвет. Бельё и носки. Волевым усилием останавливается на разумном количестве - не вовремя всплыли воспоминания с начала призыва. Тоже этот, как его, синдром.

Рука на пояс, подбородок на плечо, глаза влюблённые. Тоже хочу понаслаждаться.

- Куда ещё?

- Даже не знаю, - панцирь ледяной, пингвин арктический, не смотрит, не трогает, не думает. Только прижимается щекой к макушке. - А ты бы куда хотел?

Глаза влюблённые беззаветно. Глазам похер настолько, насколько может быть, и немного больше. Но глаза не правят балом, и от того становятся немного виноватыми. Не утратив ни грана влюблённости. У тебя муж - охотник. А у вас с самого Милана - пара пусть и вкусных, но катастрофически маленьких блинчиков.

- Как же я всё время об этом священном культе чревоугодия забываю, - отзывается пингвин с досадой и спрашивает тут же. - Перед городским парком есть два ресторана: американский и итальянский. На выбор. Или посетим по-очереди?

- Ничего, я не забуду, - в ответ смех. Попали вы, доктор, ох попали, - Американский. Хватит с меня второй родины.

- Значит во Friday's Ole Bulls Plass идём, - обнадёживающе обещает муж.

Сгребают пакеты с покупками и покидают торговый центр. Приобретённое в багажник, а сами пешком в ближайший ресторан. Пока ожидали заказа, узнали, что пингвины с котиками подверглись тщательному изучению, вместе с другими морскими гадами.

- Вы где? - раздался в трубке голос Греты. - Справились с делами?

- Ээм... частично, - отвечает старший папа. - Мы на центральной площади. Поесть решили.

- Мы сейчас к вам приедем, потому что мы очень хотим к папе Алану.

- Тогда ждём вас

.

Тем временем папе Алану принесли внушительный заказ и он, наконец-то, смог задавить чувство вины перед двумя оладьями, пропавшими без вести в урчащем от голода желудке. Второй отец тоже осознанно поел, а через полчаса повторил заказ для приехавших детей и для любимого мужа, опять. Оладьи требовали дополнительных поминок.

Потом простились с Гретой, которая теперь обещала пристально следить за парочкой и их ребёнком, и пошагали дружно в бергенский городской парк - Byparken.

Папа Свен пристроился на лавочке и с благодушной улыбкой наблюдал, как муж и сын резвятся на траве под внезапно выглянувшим солнышком.

Нелегко играть в прятки с оборотнем. Медиум - и тот может поставить какие-нибудь щиты, "ослепить" себя на время, охотник же нос себе так просто не заткнёт при всём желании. И всё же упорству маленького партизана не было предела. За полчаса огромный парк был изучен наполовину, и не в чинных прогулках по дорожкам. Алан не боялся давать мальчишке фору, зная: второй папа наблюдает и не допустит опасности.

Вырулив за поворот очередной дорожки, незадачливый преследователь едва успел отпрыгнуть обратно. У большого развесистого фонтана вершилась судьба. Блуждающий в зелёных лабиринтах Пиноккио нашёл свою девочку с голубыми волосами. Волосы юной скандинавской девы и впрямь сияли такой первозданной белизной, что мерещился голубоватый отлив. А ещё при ней был настоящий Медоро в придачу. Медоро, он же - маленький шебутной скотч-терьер, резво перебирая лапами-коротышками, наматывал круги вокруг сероглазого незнакомца, пока прекрасная фея с высоты своих лет шести-семи снисходительно слушала лопотание восхищённо взирающего на собачку итальянца, не понимая - это было очевидно по безмятежно хлопающим очаровательным глазкам, - ни слова.

"Милый, - младший папа готов был прослезиться, - наш мальчик совсем вырос. И, кажется, нам действительно нужна собака".

Старший издалека наблюдает за восхищенной встречей всех троих и заставляет пса танцевать на задних лапках. Мальвина удивлена открывшимся способностям питомца, Пиноккио хохочет и прыгает рядом с лохматым артистом, при этом не теряет из виду голубовласку.

"Собаку? Собаку после гардероба и велосипеда. Ещё успеть заехать в магазин. Хоть как-то ребёнку комнату обставить. И кстати, похоже, наш сын натурал, дорогой. Не знаю, кем он больше восхищён, собакой или новой подружкой, - проносится в голове охотника мысль со стороны. - Может, и в посольство ещё успеем? Час в запасе до четырёх".

"Ужас какой, - смеётся младший, - Что же мы сделали не так? - и легко соглашается, - Поехали."

Чем раньше начнут, тем лучше. Мороки впереди немеряно. Справки и экономические гарантии от мужа. Подтверждение собственного семейного статуса. С ребёнком - ещё запутанней. Благо, он теперь "биологический отец". Кстати о..

- Анджело, - папа выходит из-за изгороди. Сын оборачивается радостный - про прятки давно забыл, кто бы сомневался. Мальвина смотрит настороженно: верный "пудель" чует зверя, загородил хозяйку маленьким телом, прижался к земле, готовый к атаке, и предупредительно порыкивает. Смельчак, однако.

- Hei, - Алан улыбнулся скандинавской деве, - Hva heter du?

- Nora, - неуверенно бормочет дева. С незнакомыми взрослыми разговаривать не велено. И маленькому защитнику чужак не нравится. Но смешно говорящий мальчишка радуется, а потом быстро расставляет всё по местам.

- Alan! - представляет он отца незнакомке, - Mio papa.

"Папа" - слово универсальное, девчушка понимающе кивает. У самого папы тем временем словарный запас почти иссяк, а рядом ни лодки, ни скрея под килем.

- Нужно идти, - ерошит он пушистые волосёнки, - скажи пока.

- Chiao! - сын послушно машет ручкой.

- Ha det, - добавляет отец, подмигивает по-прежнему подозрительному терьеру и уводит то и дело оборачивающегося Пиноккио за руку. Ничего, Мальвина наверняка здесь частый гость, и мы вернёмся, обязательно. Может быть даже в следующий раз сможем сказать даме сердца что-нибудь понятное.

Муж и сын заваливаются на скамью к доктору. Муж утыкается носом в шею и блаженно затихает. Успел соскучиться. Посольство? Какое посольство?

А и правда. Какое? Американское, итальянское? Обойдёмся малой кровью - министерством юстиции и директоратом по делам иностранцев в Осло. Но бюрократической волокиты и там, и в любом другом месте, на пару-тройку месяцев, как и предполагалось. Будем надеяться, срока туристической визы хватит. Потом что-нибудь придумаем. В общем, справимся. Не так страшна зубатка, когда на сковороде.

А пока, о приятном. Старший папа подхватывает сына, на пару секунд, мгновенно превращает в самолёт и аккуратно приземляет. Берёт мужа под руку, мелкого пускает впереди, указывая направление, и ведёт семью в ближайший детский супермаркет, где для детей есть всё.

Через три часа отцы выпадывают из магазина усталые, взмокшие и издёрганные. А как вы хотели ребёнка воспитывать? Ребёнок сидит в тележке с самым счастливым выражением лица и то и дело нажимает на курок автоматического пистолета, который трещит и воет невообразимо бесконечно громко.

- Кажется, вот это зря дитёнышу в руки попало, - говорит папа Свен папе Алану, удручённо толкая тележку с покупками к машине.

Папа Алан болезненно морщится, по чутким ушам акустическая атака бьёт с удвоенной силой.

- Зато мы всегда будем знать, где он, - бормочет он с нездоровым оптимизмом и от нового всплеска какофонии зажмуривается, а с физиономии не сходит широкая улыбка усталого идиота. В руке гордого отца поблёскивает хромированными спицами первый железный конь маленького ковбоя.

Ковбой о своём "счастье" пока что не знает и самозабвенно наслаждается синицей в руках, каждый "выстрел" которой раз за разом скручивает внутренности отцов в тугие узлы.

- Ну, по крайней мере, в следующий раз будем умнее, - говорит старший, затаривая багажник покупками, пока младший укрепляет детское сидение в минивене. - Интересно, насколько батареек хватит?

Домой являются под вечер. Батареек хватило надолго. Аккурат до момента укладывания спать. Адская игрушка сдохла под опечаленный серо-голубой взгляд непонимания и обиды, и под общий вздох облегчения обоих отцов.

- Сломалась, - жалуется юный ковбой папе Алану, а круглые глазёнки готовы заплакать.

Второй отец пытается сварить на кухне кашу. Чтоб накормить ребёнка и уложить спать.

- Оружие не должно работать на износ, - назидательно выдаёт ошалевший от внезапной тишины папа и осекается. Круглые серые уже явственно блестят, губёшки дрожат, и морщится носик-кнопка.

Ну.. ну что ты? - к горлу подступает паника, - Ничего больше не хочешь? - тёмно-русая головка мотается на тонкой шейке с такой силой, будто сейчас отвалится. Отец, сидящий перед сыном на коленях, лихорадочно сжимает хрупкие плечики, - Ну.. Он всё равно был не настоящий!

Тишина звенящая, коварная, лукавая. Блеск скрадывается, глазки моргают и смотрят с любопытством. Кажется, формула сработала.

- Зачем тебе ненастоящий? - продолжает атаку взрослый, - Давай как-нибудь съездим и вместе постреляем из настоящего ружья, хочешь?

Утвердительный кивок. Вздох облегчения. Осталось надеяться, что в городе найдётся хоть один детский тир с пневматикой. Одним лёгким движением отец закидывает сына на плечо. Тот восторженно хохочет и визжит не хуже адского агрегата, но этот шум почему-то совсем не режет слух.

- Пойдём, посмотрим, что нам приготовил папа Свен.

А папа Свен хитрый. Он кипятит молоко и заливает готовые хлопья из смеси злаков. Пять минут и каша готова. Остаётся добавить соль, сахар и масло. И, конечно же, у него не может быть всё, как у нормального родителя, поэтому на столе стоит тарелка со счастливой рожицей и подмигивает пришедшим.

В стакане тёплое какао, а на физиономии папаши загадочная улыбка. Находчивый, всех обманул. Садится за стол и наливает себе свежесваренный кофе. Такой чёрный, что, кажется, сон сегодня отменяется. Но что для мозга медиума излишек кофеина. Так баловство. Для мужа на столе дымится традиционный зелёный, жасминовый.

Нормальный - не нормальный, а для этих двоих - самый лучший. Для большого уж точно, а маленькому не много надо для завоевания симпатии. Он уже знает - дед, то есть, папа Свен, только казался страшным. Совсем не строгий, даже не ругал за то колёсико у машинки в магазине. И "самолёт" у него получается не хуже, чем у папы Алана. А ещё иногда посмотрит хитро, и начинают происходить чудеса. Вот как сейчас. Мальчишка сидит на свежезакупленном высоком стуле и восторженно смотрит в тарелку. Приготовил так приготовил! Младший папа, тем временем, вместе с кружкой бочком отступает к старшему, а дойдя, прижимается лбом к седой макушке. Устал. И соскучился. Родной запах. Греет грудь кружка с любимым напитком. Мелкий болтает ногами и споро расправляется с замысловатым ужином. Тишина. Безмятежность.

- А ведь это будет первая наша ночь дома. Вне призыва, - говорит старший вслух, но еле слышно, будто боясь нарушить хрупкое счастье, и смотрит на старательно жующего малыша. - Не в гостинице, не в кемпинге, не на вокзале, не в самолёте. Дома.

Спина греется в рыжих живительных лучах. Они щекочутся и разбивают на осколки ультрамариновую тьму ауры варга.

Охотник слушает, прикрыв глаза. Тихий голос обволакивает, пробирается куда-то в самую глубину, заставляет сладко замирать сердце. Комок подступает к горлу. Слишком. Слишком глубоко, слишком чутко, слишком сладко. Не приторно, нет, всего лишь почти невыносимо. Когда не в силах даже стонать, когда губы раскрываются лишь для того, чтобы взмолить о пощаде, а вместо этого шепчут, беззвучно и исступлённо: "Ещё". Ладонь стискивает плечо варга, а охотник понимает, что сердце его колотится загнанной птицей.

Первая. Дома. Ты же лопнешь, деточка. А вы налейте и отойдите.

Кофе допит. Стакан с чаем наполовину полон. Каша частично доедена, частично размазана по столу, ладошкам и щекам. Мыться и спать. Папа Свен поднимается, целует щёку мужа, легко и быстро. Коснуться, теснее быть с ним - подсознательно не может. Недавний страх прочно удерживает от любых желаний более откровенных, чем поцелуй. Ты уверен, солнышко? Я - нет. Я боюсь не за себя. Я боюсь за тебя. Что будешь делать ты, когда зверь успокоится после буйства? Или же мне всегда держать ментальный поводок?

Руки и щёки отмываются, не отходя из кухни. Вытираются пушистым полотенцем, и сын уносится туда, где у него оставлены игрушки - на второй этаж.

- Nøye! Angelo¹, - кричит вслед старший папа и поддерживает резвого малыша на ступенях невидимой рукой. - Надо уложить его. Хотя, сомневаюсь, что будет спать один. "Без Алана" - ломает все вселенские доктрины, - смешливая улыбка и влюблённый взгляд ласкает бархатную зелень.

Зелёные тепло улыбаются вслед непоседе, а затем охотник мягко прикрывает дверь. Пусть ребёнок обживается на новом месте. У них есть несколько минут. Он поворачивает голову, и зелень темнеет. Солнце зашло. Оборотень медленно идёт к стоящему в глубине кухни. Тьма в глазах скрадывает цвет, вот они уже кажутся чёрными, а вот в глубине вспыхивают первые золотые искры. Он останавливается рядом, глаза в глаза, и делает ещё шаг вперёд. Полушаг, едва начатое движение, ближе - некуда.

Боишься охотника, медиум? Боишься. Ментальный поводок всегда наготове, всегда на ближайшей полке подсознания - невидимые цепи. Хочешь охотника, медиум? Хочешь. Суть зверя влечёт тебя. Гонит кровь. Поднимает плотины и открывает шлюзы. Смотри на него. В глаза смотри. В тёмные глубины, что заволакивает золотая пелена. Совсем как несколько часов назад в прихожей. Трепещут крылья носа. Твой запах светло-зелёный на вкус. Свежий, бодрящий, с отчётливым мятным привкусом, ледяной глоток в жаркий день. Зверь чувствует твой страх и твоё влечение. Адреналин и тестостерон. Зверь стоит и смотрит в твои глаза. Зверь спокоен.

Смотри на него, медиум, на того, кого хочешь и кого боишься. Смотри, как умеешь ты. Оболочки. Физическая, астральная, хрональная?.. Неважно. Тебе лучше знать. Что видишь? Кого видишь перед собой? Правильно - меня. Нет никакого третьего, медиум. Нет постороннего безумца, который приходит из ниоткуда, пробирается в голову и берёт управление на себя. Есть только я. Если я сорвусь, а ты не успеешь. Если я разорву тебя на части. Я буду помнить каждую секунду. Каждое погружение клыков в плоть, каждый рывок, каждая судорога жертвы отпечатается в памяти огненным клеймом. Но именно потому я не сорвусь. Пределы. Я знаю их. Все, вплоть до последнего. Я осознанно срываю их в бою, я слышу, как они лопаются. Такое тоненькое-тоненькое "дзиннь". Поводки. Их держу я сам. Не ты, не те, кто был до тебя. Мракоборец работает один, и я всегда был один, и они всегда были в моих руках.

Ты хочешь охотника, медиум. Жадно, неукротимо. Ты можешь подчинить его, как подчиняешь себе всю свою жизнь, и охотник знает это. Расчёт и уверенность в каждом шаге - фундамент твоего личного комфорта. Ментальный поводок - и жизнь войдёт в колею. Управляемая стихия, подконтрольная страсть. Ты не хочешь этого. Ты.. любишь. Любишь?

Так скажи мне, Свен, Свейн-бьёрн. Скажи зверю, зверем себя осознающему. Ты готов поверить мне? И протянуть руку, но только если я попрошу тебя. Мне не нужны твои поводки - у меня есть свои. Только твоя рука и твоё дыхание над плечом. Ты видел это уже однажды. Тогда, у логова вампиров. Ты увидел, но не понял. Поймёшь сейчас?

Глаза в глаза? Смотрю. Я не боюсь. Медиумы не боятся охотников. Медиумы боятся безумия. Безумие для медиума - приговор. Мы упорядочиваем, вы приносите хаос. Две крайности. Мы не гармонично сложенные ведьмаки. Мы истинные уроды. Мы созданы, чтоб дополнять друга друга

Смотрю, родной. Я помню, не забыл. Ты можешь контролировать себя бою. Но мы закончили войну. А по-другому ты, ведь, говоришь и сам не жил. А я хочу дать тебе это "по-другому". Без охоты и обращений. Без страха, что раскроет кто-то тайну оборотня. Дать обычную жизнь, где зверю места нет.

Я верю. Не испытывай меня. Не наседай так рьяно. Я слышу, чувствую и вижу. Всё до последней капли сути. Но пойми и ты меня. Я знаю, что такое охотник. Я видел вас в бою не раз. И порой мне жутко. Даже представить. А ощущать и касаться кровавой злобы зверя невыносимо. Медиумы впитывают ваше остервенение и жажду жертвы по особому, с болезненной ненавистью к жестокости хищника. Не представляешь насколько остро. Поэтому, мне сложно. И это хорошо, что скандинавский пантеон сам по себе бескомпромиссен.

Но я верю. Если бы не верил, то не снял бы контроль так быстро после сегодняшнего срыва. И не был бы с тобой. Я сразу говорил, что не смогу. Не хочу, не сумею держать тебя в подчинении. Как пристало всем медиумам держать охотников. Тогда не жизнь. Какая может быть любовь в гипнотическом рабстве.

А я люблю тебя. И верю. Я сам готов подчиняться. Быть для тебя всем. Твоим дыханием. И верить.

Глаза в глаза. На плечи руки. Осторожно. Нет, не от страха. Сокровище нельзя хватать. Оно единственное, неповторимое. Оно наполняет смыслом жизнь. Поэтому - как ценность. Нежно. Обнять. Глаза в глаза. Без принуждения, без гипноза. Погрузиться в зелёно-чёрный омут и добровольно захлебнуться в золотистых искрах. Голова склоняется к плечу. Я верю. Вот он я, бери. Охотник, имеющий над медиумом власть.

Бережно-бережно. Ладонь на затылок, ладонь на спину. Губы тесно приникают к шее, туда, где под тонкой натянутой кожей пульсирует жизнь. Один укус. Неизменный, глубокий инстинкт - сомкнуть зубы на беззащитной плоти. Он спит. Хищник вдыхает полной грудью. Не успокоен, умиротворён. В руках - бесценное. Пальцы ласково перебирают седой волос. Ладонь нежно скользит по спине. Ну, куда всегда, в общем, скользит. Он отстраняется и ищет родной взгляд. Искры в сумеречных зелёных мерцают светлячками в усыпанной росой траве.

Зверь может быть ласковым. Умеет любить. Не нужно пытаться отделить часть, ведь ты можешь обладать всем.

Дыхание сливается с дыханием. А на лестнице - снова топот маленьких ног. Улыбка. Идём, вместе. Нелёгкое испытание сейчас нам предстоит.

- Rotto!² – детский голосок звенит праведным гневом. У самолёта отвалилось шасси. Авария! Отворяет двери кухни и маленьким торнадо к родителям. - Rotto!

Игрушка помещается между двумя отцами. Ну! Кто-нибудь решайте проблему, в конце концов.

А старший папа еле отрывается от живительных зелёных, размыкает объятья и берёт в руки самолёт с отвалившейся запчастью.

- Jeg vil bygge³, - обещает сыну починить и снова поднимает глаза. "Ты какие сказки знаешь? Кажется, самое время вспомнить".

Младший смеётся, снова ловит и всё-таки целует старшего, поверх самолёта и круглых любопытных, взирающих снизу. Только после этого подхватывает свою домашнюю стихию на руки и отбирает у излишне покладистого папы Свена игрушку. Маленькие колёсики - в маленькую ручку.

- Risolvere da soli.⁴

Самолётик на операционный стол - отцовскую ладонь - пластиковым пузом кверху. Всего ремонта - подковырнуть в нужном месте и вставить в пазы. Малыш неуверенно тыкается осью в закрытый паз. Не вставляется. Смотрит обиженно на папу Алана.

- Rotto!

Папа улыбается, поддевает носом русый чубчик и показывает пальцем, как нужно подцепить. Полминуты сосредоточенных манипуляций, и ось в пазу. Отец гордый, сын гордый, сна ни в одном глазу.

"У нас же была книжка, - неуверенно, - В Тренто ещё была, во всяком случае."

Ещё более неуверенно. Серо-голубые радостно сияют и на сказки, кажется, не настроены.

Самолёт отобрали. Шасси умыкнули. А он не против. Не дочка. Сын, всё-таки. Должен учиться самостоятельности. А он привык только баловать. По крайней мере, любой каприз Греты исполнялся незамедлительно. Что ж, не важный воспитатель. Хорошо, что есть второй отец. Доктор улыбается, целует обоих в макушки. Десять часов вечера. Он устал, но эти двое с неуёмным адреналином в крови не успокаиваются, а старшему папе уже хочется приземлиться в тёплый ангар после перелёта и прочих бурных событий сегодняшнего долгого дня. Ведь, завтра на работу.

- Знаете, что дорогие мои непоседы, я, пожалуй, лягу, - говорит обоим, ероша лохматые тёмные головы. - А вы, как напрыгаетесь, приходите. Иначе, я завтра не встану. В клинике надо к девяти быть. А до Haraldsplass через весь город ехать.

- Докуда? - уточняет младший. Надо же знать, где работает муж. Да нет, он тоже устал. Ещё после магазина был готов сам завалиться в тележку. Но сын полон энергии, а значит, вахта не сдана, не спать, лейтенант! Поцелуй в седой висок. Я скоро приду, родной. Мальчишка смотрит и тянет ручки. Маму всегда целовал перед сном. Значит папу тоже нужно, даже если это не папа Алан.

- Центр Haraldsplass Diakonale Sykehus, - уточняет, мало что прояснив. - Большая многопрофильная клиника со своей церковью и хосписом. На автобусе час ехать.

Под ручонки подставляется покорно, принимает обнимашки, целует в щёчку одного и второго.

- Не задерживайтесь долго, - поправляет задравшуюся рубашку на спине у малыша и обращается к мужу. - Если не захочет один, не мучайся, забирай, будем спать все вместе.

Уходит, помахав обоим. Все заботы прошедшего дня уносит тёплый дождевой поток. Он кутается в полотенце, вытирается и надевает чистое бельё, футболку. Расправленная кровать манит уютным пленом. Он падает и тянет сверху одеяло. Неужели дома. После месячного отсутствия. Не верится. Нос зарывается в подушку, а веки уверенно отгораживают сознание от реальности.

---

1 - Осторожней, Анджело! (норв.)

2 - Сломалось! (итал.)

3 - Я починю. (норв.)

4 - Почини сам. (итал.)

Часть 6

Первая из тысячи

Тишина ночи. Спит сын, а как не спать, когда почти двое суток без отдыха в нормальной постели. Соблазнился найденной книжкой, и под мерный речитатив отца усталость быстро взяла своё. Спит доктор, вернулся домой после долгой дороги, и родные стены с радостью приняли хозяина, готовые убаюкать и укрыть от всего мира.

Оборотень стоит посреди пустой тёмной гостиной. Глазам зверя не нужен свет. Оборотень слушает. Здесь не слышно гула машин, не смолкающего в городах, дававших приют бродяге на тёмно-зелёном "Мустанге". Не слышно и соседей, что всегда найдутся за тонкой стенкой номера дешёвого мотеля, скрипящие кроватью, смотрящие телевизор, ругающиеся или веселящиеся, но неизменно шумные. Не слышно звуков ночи, шороха листвы, редких ночных птиц, их поглотил дождь. Дождь - триста шестьдесят дней в году. Новая родина, угрюмая, суровая, грозная, совсем как один седой варг, месяц и целую жизнь назад отстранённо взиравший на молодых соратников с противоположного дивана в глубине древнего замка.

Охотник выходит навстречу дождю. Здравствуй. Будем знакомы. Будем дружить?

Продрогший, пропахший влагой и свежестью, он возвращается в спальню и забирается под одеяло. Какое-то время лежит, изучая потолок, и снова слушает - себя. Охота окончена, охотник.

Он поворачивает голову, смотрит на спящего, и поворачивается сам. Обнимает, утыкается носом в седой затылок.

Своего доброго доктора, своего плюшевого мишки. Своего мужа.

Дорогой, милый, любимый. Я дома.

Ты здесь, солнышко. Думаешь, я тебя не почувствовал? Думаешь, я тебя не ждал? Ты накрываешь теплом, как лавиной. Неотвратимо, настойчиво, уверенно. Ты плавишь, сублимируешь лёд сразу в пар. Лёд всегда уступает горячему натиску. Рано или поздно. Я обречён был с самого начала. Только не знал этого.

Кого я видел в тебе месяц назад? Кого угодно, но не любимого, не собственного мужа. Очередной охотник на очередном призыве. Расходный материал. Не более. Ох, как я ошибался.

Он поворачивается под его рукой. Смеётся. Тихо, почти беззвучно. Но он заметит. Охотники всё замечают. И ощущают не хуже медиумов. Но по-другому. Органы чувств сродни ментальным анализаторам.

"Знаешь, кого я видел в тебе месяц назад? Учителя, который спит с учеником. Который учит малолетку всему и сразу. И уж никак тогда не думал, что вспыхнет чувство, взаимное, - губы находят губы и припадают к источнику неги, сладкой и пьянящей. Пальцы перебирают волоски за ухом. - Иди ко мне, как можно ближе. Любимый. Нежный мой охотник и ласковый мой зверь. Мягкий и пушистый. Опасный и смертоносный. Прости, что усомнился в тебе. В твоём самоконтроле. Скажи, чего ты хочешь в искупление вины? Я не смогу уснуть".

Он обнимает крепко и тянет на себя. Всё ближе. Ближе, мой хороший. Я хочу ощущать тебя. Твоё идеальное тело, изгибы под рукой, упругость ягодиц и стройность бёдер. Всего тебя. И ауру и душу. Тепло души и радости запас на контурах биополя. Ты яркий, светлый и прекрасный. Мой.

"Аптечка ходячая, - откровенность очевидная на откровенность, очевидную не менее, - и заносчивая сволочь, которая обижает моего мальчика, но у которой он может подцепить что-нибудь полезное"

Тихий смех. Не то, чтобы оба грешили против истины, правда? Странный призыв.

Стройное тело с готовностью прогибается в требовательных руках. Льнёт чутко, мускул к мускулу. Откликается на легчайшее касание, перетекает плавно, дразнит, не отстраняясь ни на миг.

Да. Этого я хочу - в искупление. Разбудить твою жажду и насладиться. Чуять кожей дрожь твоих пальцев, слышать нетерпеливое дыхание. Твой хищник любит быть желанным. Твой, слышишь? Шёпотом, в самое ухо, с лукавой улыбкой.

- Твой-твой-твой.

- Вот значит, как? - с притворным возмущением. Ладони стискивают с силой томно изогнутую спину. Грубо, жёстко, немного больно. За откровенность. Он, конечно, не охотник, но сверхъестественному места нет, сейчас. И здоровенный мужик за девяносто килограмм, который способен вывести треску под сотню, не слабо так сжимает и вдавливает якорь в пах дерзкого охотника.

- Аптечка, значит, да? - прищур как-будто злобный. Широкие ладони сжимают цепко ягодицы наглеца. Одно движение и охотник опрокинут на спину. - Ах, ты корыстный зверь! Я перед ним ещё винюсь, - доктор нависает над поверженным, коленом раздвигает бёдра. - Заносчивая сволочь, да? - Руки подхватывают гибкое кошачье тело, не спрашивая и не заботясь о желаниях незаслуженно обиженного зверя. На плечи доктора ложатся голени пресвитера, тюбик с любрикатом уже у цели. - Бедный твой мальчик? Какой несчастный, - два пальца, три. Он входит сразу, жёстко, на всю длину, чтоб проучить зазнайку. Удерживает крепко. Сгибается к его губам, сгибая пополам, усиливая проникновенье. Куда уж дальше, где-то там желудок. Плечи в капкане пальцев, на губах охотника горячая печать из поцелуя, такого же глубокого и страстного, как погружение с аквалангом сзади. - Мальчик? - отрывается от губ. - Твой мальчик подстелился под француза без угрызений. Так вот чему ты ведьмачка учил? - поцелуи плавят кожу и оставляют синяки. Не всё же мне быть долматинцем. Волна озноба, дрожи охватывает тело. Не до игры уже в плохой-хороший. - Мммм... - приглушённый протяжный стон. Он оставляет его распахнутые губы, на бёдра руки, подняться на колени, придержать и начать осознавать, ритмично раз за разом всю глубину своей вины. Ты этого хотел охотник? Дыхание срывается на каждом стремительном толчке, и постепенно он пьянеет. Дурманящая нега разливается по низу живота. Медиума разозлить? Что ж ты добился своего, охотник. До медиумов страстный ты охотник.

Не дать пошевелиться, владеть и задыхаться вместе с ним. Вбиваться так чтоб искры и у него и у тебя.

"Хочу тебя! Всегда. Ты мой. Люблю. Мой котик, моё солнце, мой охотник, мой нежный, мой красивый мальчик. Только мой".

"Ой"

Содержательно. Но он думал, они спокойно беседуют. Предаются воспомина.. Вторжение выбивает дух, мысли и, кажется, что-то внутри. Ничего, аптечка рядом. Многофункциональная. Технологии будущего. Скажи спасибо, что не насухую.

Сказал бы, да захлебнулся в атаке с фронта. Полная капитуляция, влажно, жарко, входи, бери что хочешь. Заносчивый мой. Высокомерный. Пьяняще властный. Не, такому ведьмачок бы в жизни не научился.

Голова бессильно откидывается на подушку. Искры? Молнии. В ушах гром съехавшей с катушек крови. Не пошевелиться, не видеть, не слышать. Только сходить с ума от напора, от его жадности и злости. Рази, громовержец. Без жалости, милосердия, компромисса. Мой Тор, мой док, только мой.

У Тора похоже сегодня праздник, священный блот. И он решил собрать весь урожай за несколько сезонов. Эй, доктор, вам ведь утром на работу. Но кто же слышит этот слабый писк разума, когда кругом гроза, тайфун и шторм с цунами. Работа? Утром? Помню, помню. Но не сейчас. Сейчас, мне тут не до работы. Тут знаете ли пашня простаивает, которую не обработать и за жизнь.

Охотники натуры страстные. Медиумы натуры чокнутые. Если сложить их вместе будет взрыв. Причём порвёт всех окружающих, если они окажутся поблизости от грохота и расчленёнки мозга. Но у доктора хорошая звукоизоляция, надёжная, так скажем. Поэтому эмоции никто не сдерживает. Хватит. Достаточно предохранялись и терпели.

А доктор чувствует, он знает, когда бабахнет кусок тротила. Он предвидит. Предугадывает каждое движение и задевает самые волнующие струны. Да, милый, вместе. Только так: и в горе, и в радости, и в постели. Вместе. И пусть этот мир порвёт на тысячи мелких котят от зависти.

Пик. Горный. Эверест. Не меньше. Добрались до немыслимых высот, где голова кружится от адреналина, эйфории, усталости и ощущения себя богами. На изломе камня, вдвоём. Ещё немного. Полшага до конечной точки невозврата. И вдруг, слепящий, невыносимый свет неизмеримого блаженства их накрывает с головой и заставляет падать в пропасть, которой края нет...

Тор взмокший. Мьёльнир в чехол, железные рукавицы в красный угол. Освобождает жертву ритуала. Целует в расслабленный и мягкий пах. Щекочет нос на шелковистой кошачьей шёрстке и поднимается к подушке. Стирает капельки пота с любимого лица, целует губы, шею и припадает к груди. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Горячее сердечко усмиряет ритм. На время страсть теряет власть над этими двумя. Теперь лишь ласка. Нежность, до боли иступленья.

Высокомерная аптечка раскидала все медикаменты, но, кажется, спасла больного.

- Я искупил вину? - стелется шёпот по смятым простыням. - Простил меня?

Закрытые глаза, распахнутые губы и вздымающаяся грудь. Наверное, так и выглядит правильно обработанная ритуальная жертва перед последним этапом. Доступность, покорность, безволие и блаженная улыбка причастившегося к чуду. Правда вряд ли жертва будет вяло сучить ручками, пытаясь зацепить жреца за плечи и затянуть на себя. Никакого уважения к чужой вере. Хочу. Ближе. На меня. Совсем на меня. Судорожный выдох. Нет, лежи. Тяжело, дааа. Теперь можно прощать. Ощущая тяжесть всем существом. Метафора, сам придумал. Прощаю тебе, сын мой, твои девяносто кэгэ и четыре дюйма превосходства, ой.

Пальцы во взмокший волос, лоб ко лбу, глаза в глаза и еле слышный шёпот.

- Прощаю. Верь мне.

Ведь я уже не смогу жить без этой веры.

"Ох, святой отец, неужто все грехи берёте на себя? Хотя, уж взяли. Вижу. Взвалили всё, как есть.

Эээ... превосходство лучше бы не трогать. Пока. Пусть там себе пока не превосходит. А то придётся ритуал возобновить. Оно такое у медиумов нестабильное это превосходство. Вы никогда не кончали пять-шесть раз за час? Нет? Только два. Что ж, с вашим мужем вы имеете шанс затраханным быть насмерть. Голова медиума - самое опасное изобретение богов. Прервать её деяния и помыслы в процессе можно только молотком. И вы рискнёте, чтобы я лежал на вас и дальше? Однако, вы смельчак, святой отец".

Грехи лежат, не шелохнувшись на святом. Целуют, млеют от благодати и очищаются.

- Я верю, - шепчет в расслабленной истоме на его плече. - И чтобы уж окончательно ты поверил мне, можешь обернуться и переспать со мной хоть волком, хоть пингвином.

Вообще-то он про рост. Не про рост - полдюйма максимум. Тоже прощаю. Особенно учитывая, что поправить положение нам ничего не сто.. Мгм. Нет, мы уже договорились, насмерть - раз в неделю. А завтра тебе на работу, через весь город до какого-то там пласса. Но ты лежи, очищайся. Негоже отказывать в очищении жаждущему. Даже с риском смертельного исхода.

- Я изучу репродуктивную систему пингвинов на досуге.

Под сдавленное фырканье святое тело опасно сотрясается

Вот жеж... о чём вы думаете, доктор? О чём, о чём? О том чтоб мужа насмерть не залюбить. Потому что башка же как-то бесконтрольно работает. И только в одном направлении - вниз. Там, где контакт особо плотный с самым дорогим.

- Родной, давай поговорим... - плять, давай хоть о чём-нибудь поговорим, пока то которое в пол дюйма с разницей не обернулось новым превосходством. - О свадьбе, к примеру, давай поговорим,- цепляется за спасительную идею.

- Которая на яхте? - невинно уточняет родной, искренне вдохновившийся идеей, и рассеянно почёсывает мужа за ушком. Ему хорошо, превосходство не беспокоит, и он и впрямь хочет в море. Холодный ветер, брызги в лицо. Костюмы можно взять под форму. Стихия, скрепляющая союз.

- Да, точно, - тут же вдохновляется бывший военврач. - В офицерской форме Королевского флота. Это я устрою. Надо определиться, сколько у нас гостей. Если до десятка, то можно на своей яхте. А если больше, то на любом пароме. Но на пароме не слишком впечатляет. Тот же ресторан, разницы никакой. И если честно, не хотел бы я много гостей. А ты? В любом случае - решать тебе. Ведь, эта твоя первая женитьба. Да? - серые лукаво щурятся, а нос щекочет нос.

- В каждом штате по мужу, - губы прихватывают щекотальный нос, а зелёные, смеясь, что-то высматривают в серой глубине.

Женитьба. Замужество? Свадьба, короче. - Да, - шепчет заворожённо. Моргает и возвращается на бренную землю.

- Ммм, - чуть спихивает пригревшуюся мужнину тушку на бок, ровно настолько, чтобы высвободить и согнуть ногу в колене, и поднимает свободную от поглаживаний растопыренную пятерню.

- Гэб, Лора.. - процесс застопорился, определяющий второе же названное имя палец неуверенно сгибался и разгибался. Наконец загнулся окончательно, а охотник выдохнул, будто только что принял крайне рискованное решение. И растерянно посмотрел на мужа.

- А у меня больше и некого.

Тушка сваливается с неохотой. А не надо было позволять аннексировать Эдем. Освобождает основательно примятое плоскогорье райских кущ и устраивается с боку. Но заявляет на территорию права, оставив руку на груди.

- А родители? - напоминает муж. - И кто такая Лора? - просыпается резонный интерес. - И где все эти мужики, которые позволили себе присвоить моё? Говори адреса, я от них избавлюсь чёрным колдунством, - при мягком свете ночника он хмурит брови и делает ужасное лицо, но не выдерживает и утыкается куда-то в шею, чтобы скрыть улыбку. - Кто посмел трогать грязными руками святого личного отца?

Территория совсем не против интервенции, правда снова сотрясается, пока личный и святой хихикает, легонько дёргая интервента за ухо.

- Чистыми. Ты же помнишь, я ценю чистые.

Отсмеявшись, Алан вздохнул.

- Родители. Ещё бы придумать историю появления у меня ребёнка, не слишком расходящуюся с тем, что мы успели ляпнуть Грете. Лора Мейсон, "блондиночка". Может быть, ты её даже знаешь. Охотница, восемь призывов, года на три старше тебя. Патрик приткнул меня к ней на моём первом. Считает твоего мужа своим сыном. Иногда я с ней даже соглашаюсь. Единственная, с кем я держу связь после призыва. Если не позову, она меня найдёт и.. Лучше позову, - охотник хмыкнул, - только она немножко недолюбливает медиумов.

- А чем плоха история, которую мы "ляпнули" Грете? - рука обходит дозором захваченные территории, поднимается до ложбинки под ключицей и, чуть касаясь кожи, провоцирует мурашки. - Не нужно досконально объяснять. Работал в приходе, взял в опекунство сироту, потом женился, переехал. Чему тут можно не поверить?

Выслушав рассказ о Лоре Мейсон, варг улыбнулся и задумался:

- Старая волчица, - неспешно сделал заключение. - У неё есть полное право ненавидеть медиумов за столько-то призывов. Нет, к счастью, я её не знаю. Как-то пути разошлись. Её любовь мне ни к чему. У меня есть собственный охотник, который вопреки традициям, влюблён в избранную суку. Пусть твоя Лора хоть волосы везде повыдёргивает, глядя на нас. Зови, конечно. И родителей зови. Мои старики тоже из Ставангера приедут. Тогда, что мы имеем, - старший начал загибать пальцы, - Родители, Грета, Гэб и мы. Восемь. А может Гэб с собой кого-то привезёт.

- Вопрос в том, из кого она будет их выдёргивать, - охотник рассмеялся, - Девять, с Лорой. Уже исключил?

Смеётся, а губы находят губы. Только лёгкое касание, и щека уже льнёт к макушке. Ладонь накрывает ладонь, сдвигает, останавливая чуть левее, над мерно бьющимся сердцем.

- Нам хватит, да? - шепчет тихо. А веки начинают неумолимо тяжелеть.

- О, нет, нет, её не исключил, - усмехнулся варг. - Её отдельно посчитал.

- Я могу позвать кучу незнакомого тебе народа. Но зачем, - ладонь касается ауральным контуром границ живого сердца. Он чувствует каждое сокращение, шум крови, каждый клапан, как выбивает электрические импульсы синусовый узел,как проходит по центрам второго и третьего порядка, как возбуждаются желудочки и предсердия. Фонендоскоп не нужен. Он видит пальцами. А чуть пониже вместилище самой яркой частички оболочек. Она состоит из света и любви. И здесь струится ярко-рыжий, солнечный, живой. Твоя душа, родной. Ты полностью открыт и беззащитен. Не бойся, я огражу все твои структуры, постерегу покой.

- Спи, любимый. Солнышко устало дарить всем свет и радость. Солнышки тоже должны спать, - умиротворённо льётся голос варга. - Спи, мой единственный, - рука натягивает одеяло на обнажённые плечи мужа и усмиряет чёрные вихры. - Спи, мой родной.

[FOX69 47 779]

Быть человеком - II

FOX69 & tenshi

guest star Hikaru

18+, м+м

Часть 7

Casus incurabilis

Три месяца неотложных первоочередных дел. Чего только стоил сбор документов для ВНЖ, так называемой "визы невесты". И жениху и "невесте" пришлось изрядно побегать по юридическим инстанциям, чтобы добыть необходимые бумажки, которые давали возможность получить разрешение на брак в Folkeregisteret Бергена. Регистрация де-юре заняла всего пять минут. Теперь можно было подавать документы на воссоединение и ещё терпеть бюрократическую волокиту несколько месяцев. А между тем оформить отношения перед богом на родине новой семьи и, наконец-то, торжественно отметить знаменательное событие, которое, по сути, свершилось почти четыре месяца назад, когда пресвитерианский патер Алан венчал молодожёнов во французском Дьеппе. Таинство было назначено на 13 августа, назло всем предрассудкам, в полдень, в Nykirken, так называемой «Новой церкви». Той самой, которая два месяца назад обрела нового проповедника.

В перерывах между беготнёй по инстанциям кардиолога, вернувшегося после месячного отсутствия, съела работа, ребёнок был почти сразу определён в детский сад, дабы приживался на новой родине быстрее, и охотник в свободное от языковых курсов время виртуозно маялся бездельем.

Он полностью перестроил мансарду, снабдив её помимо прочего турником и парой гимнастических снарядов по росту обитателя, так что теперь в двух из трёх случаев зайдя в детскую, отцы обнаруживали своё чадо болтающимся вниз головой, то на турнике, то на свисающих с него кольцах. Неизвестно, как оборотни, а летучие мыши у маленькой мартышки в роду были точно.

Он вдоль и поперёк изъездил город, а потом – исходил пешком. Хищник очерчивал свою территорию, изучал ландшафт, заодно намечал маршруты будущих велосипедных прогулок.

Велосипед был освоен быстро. Не пощадив родного сына, папа Алан сразу свинтил креплёные к заднему колесу маленькие колёсики, посадив мальчишку на настоящего «взрослого» двухколёсного коня. Через полчаса и обе разбитые коленки юный ковбой во всю гонял по Норднесгатен и Страндгатен, красуясь перед новыми приятелями – детьми того самого подозрительного соседа.

Ещё спустя неделю Пиноккио снова встретил свою Фею, в том же парке, на той же дорожке, снова в компании мохнатого спутника.

Его отец с улыбкой наблюдал, как сын делится с подружкой небогатым словарным запасом, набранным за несколько дней общения с ровесниками. Папа Свен задерживался на работе, и папа Алан в одиночестве бродил по дорожкам , на ходу выполняя упражнения с последнего занятия на языковых курсах. Прохожие оборачивались, кто с любопытством, кто с опаской поглядывая на высокого мужчину, вслух проговаривающего отдельные слова и фразы, а тот не обращал ни на кого внимания и продолжал занятие, рассеянно теребя тонкие ниточки наушников-капель, когда заметил злодея. Злодей высовывался из-за дерева и с неясными, но явно тёмными намерениями, нацелился на три маленькие фигурки у пруда. Миг спустя фея изумлённо хлопала глазами, глядя, как уже знакомый папа смешно говорящего мальчишки деликатно, но плотно прижал к узловатому стволу её собственного папу. Пришлось извиняться, поправлять на "злодее" куртку и приглашать в кафе, конечно, кафе-мороженое, конечно, всех.

Правда злоключения Томаса Хауге, отца Норы Хауге, на этом не закончились: объявившийся как по вызову минут через пятнадцать доктор, обнаружив мужа вместо привычного одиночества в приятной, интересной на вид компании, взирал на эту компанию с таким ледяным спокойствием, что сам Алан на месте нового знакомого обернулся бы пингвином незамедлительно, подхватил увлечённо добивающее второй клубничный шарик яйцо и эмигрировал в тёплые края. Автостопом.

Обошлось без жертв, на пальце без вины подсудимого обнаружилось кольцо, было установлено существование фру Хауге, и муж страшного чёрного колдуна обрёл приятеля, с которым можно было поболтать о своём, семейно-родительском. По воскресеньям. Ещё шесть дней недели оставались свободными до зубовного скрежета.

На исходе первого месяца, окончательно ошалевший от такой беспросветной осёдлости, Алан пошёл к мужу на поклон. Устроить иностранца без регистрации, находящегося в стране по туристической визе, на работу интересней, чем официант в быстропите - задача нетривиальная, однако, взглянув в бешеные глаза любимого котёнка, доктор Эккерсберг быстро ощутил жажду к головоломкам. Пара звонков, пара приватных бесед, и американский пресвитер, вернувшийся из реабилитационного периода после службы в горячей точке, получает собеседование в одной из самых крупных кирх Бергена, очаровывает главу прихода одухотворённым сверкающим взором (ошалелость пришлась кстати), и принимается в штат.

Ещё два месяца пролетели как во сне.

***

10.08.2015, 17:00

День на работе выдался неспокойный, много сложных пациентов и диагностических консультаций. Без перерыва на обед. На кофе - до четырёх. Час на автобусе до дома. Мигрень, как кара за свои способности. В прихожей тихо. Но кто-то дома есть. Солнце где-то в районе кухне обитается. Наверное, опустошает холодильник. Доктор улыбнулся, скинул куртку и пошагал в спальню, переодеться. Кровать заправлена, задёрнутые портьеры хранят уют. Он машинально расстёгивает рубаху и тянется за халатом. Взгляд падает на прикроватный столик.

"Алан... - беспомощность, досада и разочарование. - Святой отец... что ты творишь? Ну, сколько я просил не класть молитвенник рядом с рунами... твою, Котик, мать".

В соседстве с церковной святыней свежеокрашенные сейдом руны теряют магическую силу. Черный маг ощущает победу светлых сил, тотальную причём.

"Алан, ты где, родной?" - уже направленная мысль с желанием дать подзатыльник священнику.

Родной уже за спиной. Сам только вернулся: ещё в "форме", правда уже изрядно утратившей в божественном. Нам раздеваться некогда, наш четвероногий друг - холодильник, ждать не может. Рубашка расстёгнута, воротник где-то между рунами, по сравнению с молитвенником мелочь, так, общей картины для. В зубах бутерброд, на груди крошки, глаза наивные и вопрошающие.

Доктор оборачивается. Пред ним святой отец после дел праведных с добычею охотника в зубах. Слов нет. Невольно поднимается ладонь и сметает крошки со строгих пасторских одежд.

- Милый мой, - голос покоряется судьбе, а на физиономии обречённость идиота, которому не подвластны козни жестоких христианских богов. - Ты же знаешь, как тяжело мне даётся окраска этих рун, - взгляд направляется туда, где святыми канонами основательно приложены тёмные чары, а белая полоска апофеозом провозглашает победу добра над злом. - Вот эти две, я ездил красить под Ставангер в судебно-медицинский морг. Там работает давний мой приятель. И у меня к тебе вопрос, - щеки, которая скрывает часть бутерброда, касается рука и оттирает соус. - Как думаешь, часто ли вешаются в Норвегии мужчины?

Вопросительный взгляд падает следом за обречённым и становится виноватым.

- Ох, - если источник святости ещё не убрали, значит уже поздно. Алан запихнул остаток бутерброда за щёку, поднял книжку, погладил корешок и только тогда снова поднял глаза, - прости.

Вообще-то, он осторожен. Да и редко приносит предметы светлого культа домой - здесь они ему без надобности. Но уже неделю не отпускает мандраж. Казалось бы? Разрешение на бракосочетание в церкви - есть. Священника, согласного провести нетрадиционную церемонию, после двух месяцев безупречной службы нашёл без проблем. Глава собственного прихода, несмотря на лёгкое роптание отдельных коллег, смотрит сквозь пальцы: прихожане успели привязаться к новому проповеднику, ни одна служба не пустует. Но цепкие мурашки не желают покидать насиженного места на загривке, вот и притащил с собой ещё одну подпорку. А завтра приезжают родители. Он снова смотрит на руны, поднимает и пластиковую полосу.

- Я могу помочь?.. Исправить?

"Блаженный ты мой". Одно слово - святой. Снисходительный серый становится тёплым. Отблески металла тут же гаснут. Как можно сердиться, таить обиду на полные искренности и вины, взирающие майской зеленью, любимые глаза. Никогда не мог и не смогу. Бесхребетный муж и отец. Мягкая тряпочка, которая вытирает мокрые носы. Забыл про безнадёжно испорченные руны. Смятение перекрывает разочарование и тщетность. Солнечный контур колеблется. Он осыпается, опалесцирует, как облачко из мутной неуверенности и паутины страха.

- Ну что ты, - не выдерживает варг и обнимает. Успокаивающе мягкое прикосновение к тёмному затылку и поцелуй куда-то чуть повыше лба. - Не переживай. Венчание, родители. Ты не один. Я рядом.

Он гладит по спине, снова целует:

- А Лора - старая волчица? Ты ей звонил?

Святой отец бросает молитвенник на кровать, скользнув взглядом - не лежит ли чего ещё, и благодарно льнёт к родному. Глаза в глаза, уже не прячась, ещё раз: "Прости".

- Звонил, - утвердительный кивок, - обещала тебя убить. Она о тебе, оказывается, слышала. Я ей напомнил, что это может оказаться нелегко, Луг вряд ли попрёт против Одина, а свой арсенал она так просто сюда не провезёт. В общем, она сказала, что будет стоять у алтаря и следить за каждым твоим взглядом, пока я выражаю согласие, - солнышко озарилось мечтательным светом, - Я думаю, вы поладите.

- Обещала убить? - варг откровенно громко рассмеялся, стискивая в объятьях и прижимая к себе единственное ради чего стоило жить. И пока этот парень рядом, только он может распоряжаться жизнью посвящённого армана. - Наверное, суки со стажем у старых охотников на особом счету, если она обо мне знает. А наш запах, как предупреждение об опасности, - он чуть отстранился, не выпуская святого отца из плотного капкана, и коснулся губ. - Кельтский Ллеу и скандинавский Вотан. Даже спорить не хочу. Единое арийское начало. Тут кто вперёд успеет. Медиум или охотник. Того и тапки. Но противостоять я ей не собираюсь. У нас праздник в конце концов, а не выяснение отношений с родственниками. Хотя... без этого не обойдётся. А что родителям сказал?

- А что я им мммм.. "..мог сказать?" - святое пригрелось в чернокнижеских объятьях, довольно жмурится и само тянется к губам.

"Вернулся из горячей точки, уехал охлаждаться в Норвегию, женюсь на кардиологе, но есть нюанс",

Алан отстранился и с гордостью уставился на личного кардиолога.

- Отец проворчал что-то насчёт того, что бывает, когда засовываешь мальчиков в мужские школы. Мама огорчилась, что я, наверное, потеряю сан. Я её, - нет, оставаться на расстоянии даже в роковые полдюйма решительно невозможно, и губы снова припечатывают губы, - Успокоил, - и снова, - И теперь ей, - и опять, - Интересно.

Последний поцелуй на какое-то время выключает из бренного мира.

Губы на то и губы, чтобы тянуться и принимать. А когда рядом такое мягкое, пушистое, милое, урчит на груди, губы не имеют права согрешить и не коснуться. Сейчас и снова и потом, в который раз. Прикосновенья вначале ложатся лёгкой тенью. Через минуту уже плотнее, чтоб ощутить его тепло, потом на вкус. Ещё поближе. Чувствовать, как размыкаются покорно. В голове знакомый пьяный звон. Нос трётся, щека слегка толкает щёку, чёрный перемешивается с седым. И снова губы льнут, а ладони оглаживают спину.

- Они должны понять, что их сын счастлив, - язык нечаянно коснулся языка и снова отстранился, чтобы тут же передать эстафету губам. - А Габриэлю, - два поцелуя и между ними, - мы забыли позвонить.

- Мммм.. - охотник в раздумьях, и язык, поймав момент, проникает бесконтрольно, - Так звони, - с лёгким придыханием делается очевидный вывод минуты через две, и телефон из кармана пасторского пиджака перекочёвывает в ладонь доктора. Сам пастор плюхается на кровать, чудом не на провинившуюся святыню, и тянет мужа за ремень к себе. Плоский крепкий живот гасит в себе негромкий блаженный стон.

- Аа... ммм... - он не уверен, что звонить сейчас имеет смысл, но всё же ищет номер, одновременно следуя к кровати. Рука охотника слишком уверена и тверда, чтобы ей не подчиниться. - Солнышко, - слабо отбивается доктор, прикладывая трубку к уху. Длинные гудки. Ладонь накрывает тёмную макушку и пальцы растерянно перебирают короткий ёжик.

А солнышко смирное. Ну вклинилось коленями, разводя ноги стоящего пошире, ну щекочется лучиками под поясом брюк. Только неугомонный нос тычется во впадинку, что сверкает аккурат над ремнём, да лукавые зелёные хитро косят снизу.

***

- Тебе звонят. И давно пора сделать перерыв! - Софи поставила на письменный стол поднос с ланчем и сунула Гэбу в руку надрывавшийся мобильник. Мужчина нехотя оторвался от ноутбука, на котором работал над очередной главой новой книги и поднес трубку к уху.

- Професор Сакс слушает!..

- Гэб, привет...

Девушка тут же отодвинула ноут подальше и стала освобождать среди бумаг место для еды.

- Свен!! - радостный вопль заставил не привыкшую к столь бурным проявлениям эмоций со стороны обычно сдержанного профессора Софи дернуться и рассыпать стопку бумаг. Габриэль знаком показал девушке, чтобы она особо не беспокоилась по этому поводу, чмокнул рыжую макушку и перебрался с телефоном в спальню.

- Рад тебя слышать, дорогой! Я тут, понимаешь, совсем замотался с делами; и надо бы перерыв сделать, да все не получается. - (На самом деле он собирался выбраться на пару недель в отпуск, но никак не мог решить, кого из любовников взять с собой и как это сделать, чтобы не обидеть второго). - Но ради тебя я готов все дела отложить. Никак вы с Алом надумали ко мне в гости заглянуть?

- Да, нет, родной, мы тут... - радостный голос по мере солнечного натиска теряет приподнятые нотки и замирает. Вообще-то, солнце должно светить гораздо выше. Негоже светилу опускаться до человеческих высот. Но вот поди ж ты - ёрзается снизу и изменяет стабильную докторскую физиологию. А полчаса назад была мигрень. Какой, однако, исцеляющий супруг. - Как у тебя дела, Профессор? В ближайшую неделю сильно занят?

- Соскучился, что ли? - отметило солнышко красноречивый вопль из трубки, нежно дестабилизируя физиологию щекой. И пряжка у вас нестабильная какая-то, доктор. Чуть дёрнешь, расстёгивается. А по карим и тёплым он и сам соскучился, оказывается. - Поцелуй его за меня, куда не жалко, - протянуло светило, из чисто научного интереса проверяя на стабильность пуговицу. Зубами.

- Гэб, я тоже рад тебя ви... эээ, слышать, - у солнца рассвет. Оно проснулось и оживляет лучами окружающую природу. - Алан, тут, - рука съехала куда-то к уху, схватила и попыталась оттащить. Отойти уже не в силах, но хоть замедлить скоропалительный восход светила над ширинкой. - Тебе привет передаёт. И просит поцеловать, куда не жалко. Какую часть тебе не жалко для него? – доктор пытается смеяться, но солнце уже кусает пуговицу.

- Для вас двоих мне ничего не жалко, - смеется Габриэль. - О, подожди минутку...

Он быстро выходит в прихожую, перехватив Софи у самой двери.

- Прости, любимая, сегодня я не могу тебя проводить, звонок из Норвегии. Ты не обиделась?

- Ну что ты, нисколечко. Я же говорила, что не смогу задержаться...

Девушка поднимается на цыпочки, чтобы дотянуться до высоченного Сакса. Поцелуй. Хлопок входной двери.

- Алло, Свен! Извини, надо было кое-кого проводить. Алану тоже передавай привет. Так когда вас ждать?

Бескомпромиссно жертвуя ухом, светило повышает радиационный фон, и пуговица тоже сдаётся, чуть ли не одновременно с молнией. А светило неожиданно втягивает все лучи и затихает, уткнувшись носом куда-то в свежеоткрытую территорию.

- А да... я переда-ю, - попытки отстраниться терпят неудачу, и доктор пытается встретить новый солнечный день достойно. - Я... мы то есть, мы хотели тебя пригласить, родной, - глаза закрывает истома и полный беспредел творимый святым отцом, - на свадьбу, да. Приезжай, будем ждать, - "со-олнышко, притормози, пожалуйста". Но просьба остаётся без внимания. Восход не прекратить. Стихия. "Солнышкоо... котиик... маальчик моой... где наш сын?" Хоть так его отвлечь.

"У Ольсенов", - откликается светило, не взяв ни малейшей паузы, видело тёмную макушку за соседским забором. И только заныривает глубже, безжалостно озаряя и грея всё, что под луч попадётся.

- Гэб, 13-го в полдень мы венчаемся. Не вздумай опоздать. И да, - "мммм" тихий стон и ладонь уже уверенно толкает рассвет навстречу пробуждающемуся телу, - можешь взять с собой кого захочешь.

"Как, снова?" Перед глазами мелькает Дьеппский пляж, летнее кафе, чайки..

- Родные вы мои, ну разумеется я приеду! Ждите!..

Снова хлопнула входная дверь. Каким-то шестым чувством Сакс знает, что это Люсьен, а не вернувшаяся Софи. Странно, обычно он приходит на пару часов позже, хорошо, что они не столкнулись нос к носу. Ну, с этим он успеет еще разобраться, а сейчас все мысли занимает предстоящее бракосочетание друзей. Что бы им такое подарить?..

- Ну, уу, в третий раз получается, - доктор мужественно сдерживает стон, принимая непостижимым образом мысли далёкого друга. Тяжело раненый доктор. Прям в голову раненый. Раненый совсем, наповал, потому что уже сам ползёт к спасительной медсестре. - Видишь ли... видишь, - нет, лучше тебе это не видеть, - официально мы зарегистрировались, а церковный обряд - для, - крепостные бастионы рушатся и погребают раненого под обломками, - дляяя близких. Приееззжай.

Люсьен тихонько приоткрыл дверь, но увидев, что профессор разговаривает по телефону, ретировался на кухню. Вскоре по квартире поплыли упоительные ароматы.

"Сговорились они, что ли, меня откармливать?" - подумал Гэб, сквозь короткие гудки закончившие разговор прекрасно представляя, что сейчас происходит на том конце. На самом деле он был благодарен Софи и Люсу за заботу. "И как я раньше без них обходился? Может, взять с собой обоих? Нет, лучше поеду один - ведь рано или поздно мне придется поехать на Охоту, или на Призыв, и я все равно должен буду расстаться с ними..."

Две руки обхватили его за шею:

- Vous ne voulez pas manger ?

Габриель попытался схватить Люсьена, но тот ловко вывернулся и, дразня, отскочил на пару шагов и сделал фехтовальный выпад, схватив скатанную в рулон карту.

- Ах, так! - засмеялся Гэб, подхватывая другой рулон.

- Меня вам, друг мой, не сразить: Зачем вы приняли мой вызов? Так что ж от вас мне отхватить, прелестнейший из всех маркизов? - процитировал он Ростана, загоняя визави в угол. - Бедро? Иль крылышка кусок? Что подцепить на кончик вилки?

Молодой преподаватель, подражая старшему товарищу, недавно записался в фехтовальный класс, но пока что не сильно преуспел, даже в "фехтовании" на свернутых в трубочку картах.

- Так, решено: сюда вот, в бок, я попаду в конце посылки.

Подсечка - и оба, хохоча, валятся на кровать, чтобы перейти к рукопашной. Молодость и здесь уступает опыту, и вскоре довольный собой профессор уже восседает верхом на непослушном оппоненте, ловко освобождая его от остатков одежды. "Жертва" не остается в долгу, и вскоре парочка сплетается в объятиях, окончательно позабыв про остывающий ужин.

***

Первый короткий гудок как набат для местного отделения Красного Креста. Ткань с треском вниз. Губами к пульсу. Доктор, мы вас теряем. Вы просто об этом ещё не знаете. Увлажнение щедро, со вкусом, по всей поверхности. Два ряда электродов плотно прихватывают реанимируемое тело. Разряд!

Сквозь собственные два ряда давно замкнувших электродов блаженный стон. Профессиональная помощь подоспела вовремя. Медсестра высококвалифицированная, сертификацию прошла не раз. И доктор послушно отдаётся милосердию. Обе ладони на тёмный затылок. Пациент всегда готов помочь. Девайс сползает из-под пальцев по макушке к затылку, и по спине святого отца скатывается к писанию.

"Дааа, милый, дааа... я и не знал, что мигрень у медиумов так просто лечится. Ещё... не останавливайся, даа. Возьми его, хочу быть весь в тебе", - уже и мысли путаются, а ведь, хотел о будущем венчании узнать у пресвитера. Но священник занят, ему сейчас, не до ответов.

Правильно, больной, придержите, пока персонал избавляется от изрядно мешающего пиджака. Невзирая на квалифицированную неторопливость, пуговицы на лацканах и манжетах сцепляются в какую-то немыслимую конструкцию, ловя в захват за спиной не хуже квалифицированного санитара. Но и мы квалификацию так просто не сдаём. У нас технические неполадки, у вас - физиотерапия. Самостоятельно, короче. И не мелочись. Мигрень у медиума - это вам не шутки.

"Святой отец... вам одеяния непорочные жмут... твою мать", - дыхание лихорадит, непредвиденная остановка только распаляет. Тёмный затылок уже в тисках, а страждущий погружается на глубь колодца. Лишь бы специалист не задохнулся от напора. Всё глубже, давление на затылок всё сильней. Почти что до упора и обратно. Остановиться, стиснуть зубы и всё же подождать профессионала, пока тот выпутается из одежд.

Жмут, ага. Но если заняться ещё и тем, что жмёт, пациенту точно понадобится дефибриллятор. Или медсестре - операция на горле.

"Солнышко, я тебе голову снесу в экстазе, если ты мне передашь инициативу, - он снова погружается куда-то к горлу, осторожно. В глазах плывут цветные искорки блаженства. - Ну выпутывайся уже", - ментальные волны стягивают, отрывают пуговицы, чёрная рубаха трещит по швам, пиджак сползает на кровать, выпуская пленённого отца.

"Думаешь, сможешь?" - нездоровый интерес мелькает на границе слабо трепыхающегося сознания. Рисковый момент выпал для игр без рук. Бёдра в железные тиски оборотня, синяки гарантированы, зато можешь не сдерживаться - не шевельнёшься. Сам - вперёд, на последнюю баррикаду, всю, до последних полдюйма, до полного и окончательного излечения.

Пациенту только остаётся молить о пощаде - "не останавливайся, котик, да, ещё, ещё, ещё, быстрее", глухо стонать от наслаждения и сходить с ума, ощущая горячие сжимающие тиски. Какая умелая медсестра. Пожалуй, зачёт по первой помощи ей обеспечен без экзаменов. Несколько толчков навстречу в сжимающих охотничьих руках, ещё немного и вот он пик блаженства. Он замирает, дыхание остановилось, голова чуть запрокинута назад, а руки в попытке насадить голову на кол уже не отпускают и заставляют медсестру припомнить клинику обтурационной асфиксии. Вечность проносится за несколько секунд. Он освобождает взъерошенный затылок и, не отходя, обессиленно опускает руки на плечи святого отца. Дыхание успокаивается, глаза закрыты, на губах блаженная улыбка идиота. Пациент практически здоров.

Внизу затишье. Медсестра облизывает губы, вправляет челюсть и наслаждается возможностью дышать. Нос легонько щекочет взмокшую шёрстку. Нежный поцелуй, чуть выше линии, где кончается жёсткий волос, туда же льнёт щека и слышится тихий смех.

"Что ж ты не сказал сразу, что у тебя голова болит. Я бы понял!"

"Начал бы лечить с порога и бросил бутерброд? Или дал таблетку обезболивающего?"- смеётся доктор. Гладит непокорный ёжик, обводит контур чуткого охотничьего уха, щекочет чувствительный загривок и не шевелится. Хотя, стоять уже как-то утомительно дома перед кроватью. Но предоставляет любимому полную свободу выбора. "Продолжай, мой милый. Чего ты хочешь? Анджело похоже заигрался".

Охотник, смешливо фыркая, ещё раз трётся носом о пах, откидывается на руки и любуется. Видок у заслуженного кардиолога - взмыленный, в расстёгнутой рубашке, со спущенными брюками, ноги на ширине плеч - тот ещё.

"На работе бы тебя навестить", - мелькает хулиганское непрошенное. Он падает на кровать и с итальянскими непереводимыми подпрыгивает обратно. Святыня злорадно отблёскивает позолоченным тиснением и, довольная собой, невозмутимо улетает в кресло, а на кровать теперь под охотничье хихиканье заваливаются оба. Застёгнутый почти на все пуговицы святой отец в лёгком трансе замирает над распятым почти обнажённым язычником, и непорочное одеяние жмёт уже так, что видно и с глубоко отрицательными диоптриями. Вы так говорите, доктор, как будто миссионер способен на вдумчивый выбор.

"Так навести, - на губах блуждает хитрая улыбка и кардиолог консультирует. - Запишитесь на приём, святой отец, и я на полчаса в полном вашем распоряжении. А то, вдруг, у вас и впрямь пролапс или дополнительная хорда или гипертрофия левого желудочка не дай бог. Не смертельно, но сопутствующие блокады, синдром WPW, выраженные дисметаболические нарушения могут спровоцировать нарушения ритма: фибрилляцию предсердий, экстрасистолию и прочие неприятности. Так что записывайтесь смело. Обследую вас предельно внимательно".

Откуда-то из-под поясницы доктор вытаскивает телефон и отправляет вслед за писанием на кресло.

"Выбор всегда есть, святой отец, - ироничная улыбка подначивает патера, а кардиолог продолжает. - Могу предложить вам ещё один вариант. А нет, даже два. И ещё, пару, как приятное дополнение".

- Экс-тра-сис-то-ли-я, - заворожённым шёпотом повторяет будущий пациент незнакомое слово и облизывает губы. Согласно кивает. Вариант - это хорошо. Два - ещё лучше. Дополнения - просто замечательно. С треском срывая последние барьеры, оборотень рушится на добычу. Он берёт всё.

Часть 8

Besteforeldre

12.08.2015

Предсвадебный ажиотаж. Сутки до венчания. Кажется всё готово, но в самый последний момент что-то непременно потеряется или забудется. Подготовить двенадцатиместный "Нордик", заказать доставку праздничного обеда на пирс, забрать из ателье костюмы, встретить родителей, подготовиться к церковному таинству. Плюс масса мелких проблем, которые налетают шквалом и не дают сосредоточиться на чём-то одном. Надо быть везде и сразу. Вроде не в первый раз, но волнение прежнее. На работе отнеслись с пониманием - предоставили краткосрочный отпуск. До обеда мотался по городу, после - готовил яхту для завтрашнего отплытия. В три забрал Анджело из сада и явился домой. А на парковке уже пристроился старенький "рено", из которого выбирается довольно-таки бодрая парочка - Кирстен и Витарр Эккерсберг.

- Свен, сынок, - тянет руки бравая маленькая фру и прижимает к себе высоченного норга. Отец жмёт руку и тоже прижимает к себе.

- А это кто такой? - улыбается Витарр Эккерсберг, глядя на сероглазого малыша.

- Jeg Angelo, - отвечает маленький полиглот и обращается к отцу. - Chi è?¹

- Besteforeldre², - отвечает тот и продолжает на итальяно-норвежском. - Беги. Посмотри, папа Алан дома.

Малыш уносится, а сын сопровождает родителей до крыльца.

- Мы тут недалеко остановились, в Redisson-отель, - говорит отец. - У тебя всё равно места нет в достатке.

- Ну, а где этот самый Алан? - вопрошает мать. - Знакомь.

Он кивает, заводит стариков в прихожую и зовёт:

- Алан, родной. Иди сюда.

А у папы Алана – всё очень даже в первый, а сегодня ещё одна служба в пять, и он бродит по дому как в бреду, дважды переодевал рубашки, пока чуть ли не случайным образом не выудил нужную - чёрную и свою. Стоит на лестнице и непонимающими глазами смотрит на сына, который, не дождавшись хоть какой-нибудь реакции на волнующую новость о новых гостях, просто тянет отца за рукав вниз. Привёл, предъявил папе Свену, гордый. Предъявленное, тем временем, хлопает глазами и пялится уже на мужа, пытаясь попасть левой рукой в правый рукав пиджака.

Папа Свен улыбается. Парочка седовласых стариков тоже не может сдержать радости.

- Вот, - старший муж указывает младшему верную траекторию попадания в рукав и помогает облачиться в священные одежды. - Это Алан. Мой муж, - с восхищением в глазах и гордостью представляет старший своё сокровище.

У сокровища вид ошалелый, потрёпанный, словно всю ночь в составе святой инквизиции охотилось на ведьм. Ладонь ложится на плечо и успокаивающе треплет, а губы прижимаются к щеке. "Котик, всё хорошо", - звучит, как установка.

- Hei, - здоровается старик Эккерсберг и тянет мужу сына руку. - Vitarr.

Женщина приветливо улыбается и тоже подаёт ладонь:

- God dag, Alan.

Котик прикрывает глаза, весь ушёл в касание щеки и объятье. Может, невежливо, зато возвращает способность мыслить на какое-то время. Открывает и пожимает протянутую руку. Вторую. И словно только после этого увидел стоящую перед ним пожилую пару.

- Hei, - нервически широкая, но искренняя улыбка, шумный выдох. Есть контакт, - God dag. Takk for at du kom.³

В зелёных сверкает запоздалое любопытство.

- Besteforeldre, - вносят свою лепту в знакомство откуда-то снизу.

- Ja, Angelo, - младший папа смеётся и подхватывает сына на руки, - Dette er din bestemor og bestefar.⁴

Старик Витарр не особо церемонится, как и все бывшие военные, и после приветствия заходит в гостиную, а мать долго держит руку нового мужа сына и заглядывает в зелёные глаза. Пять лет назад она также смотрела в яркие голубые, которые были счастливы не меньше.

- Свен говорил, что ты священник. Это замечательно, сынок, - на глаза старушки наворачиваются слёзы. Ведь, это не первая свадьба сына. - Ты береги себя. И его тоже береги. Дорожите тем, что имеете.

Тёплая улыбка в ответ. А потом святой отец легонько сжимает маленькие сморщенные пальчики и подносит тыльной стороной к губам, склоняясь навстречу.

- Ваш сын в надёжных руках, - заверяет маленькую фру. Даже в четырёх, учитывая маленькие, цепко охватившие шею. Он скользит по мужу влюблённым взглядом и предлагает руку, чтобы сопроводить гостью в гостиную, - У меня служба сегодня, - подтверждает сказанное о нём, - Можете прийти посмотреть - это сравнительно недалеко

- Да, я бы с удовольствием, - соглашается она, с улыбкой отказываясь от сопровождения, и уходит в гостиную.

- Иди-ка, ко мне, - папа Свен перетягивает Анджело к себе на руки и опускает рядом на пол. - Давай, папе поможем, - он поправляет съехавший пиджак святого отца, застёгивает забытую пуговицу и разглаживает вздыбленный ворот над белой полоской на шее. Любуется зеленью глаз, чистотой помыслов священника, его строгим нарядом смирения, целомудрия и покорности, не выдерживает, и целует в щёку. Анджело на руки. Вот тебе папа Алан ещё один поцелуй - уже от сына.

- Возьми родителей с собой на службу, - предлагает муж. - Я не пойду. А то какой же я чернокнижник, который насквозь святостью Христа просолен. Мне достаточно твоих молитвенников дома, - смеётся он и обращается к малышу. - А мы пойдём лужайку пострижём. На что ребёнок с готовностью соглашается.

Он стоит смирно и глубоко дышит, наслаждаясь сдержанной заботой и лаской. Ладони нежно ложатся на два затылка, притягивают ближе. Лоб ко лбу и ещё ко лбу - поменьше. Два поцелованных носа, и святой отец идёт к гостям. До церкви недалеко, августовский вечер вдруг вспомнил, что он - августовский, и одарил лучами уже клонящегося к закату солнца, а значит можно пройтись пешком. Если вы, конечно, не против. Нет, херр Витарр, я не имел в виду.. Хорошо, Витарр. Так вот, я не имел в виду.. На лыжах катаетесь? По асфальту, не иначе. Нет-нет, ничего. Мне лыж рядом с вашим сыном тоже не избежать, кажется, говорю. Нет, в Италии особо не покатаешься, в Египте - тем более. Буду навёрстывать, а как же. И на рыбалке сто лет не был. Много у нас ещё впереди.

Дорога проходит незаметно. Зять дружелюбен, приветлив, грех не поспрашивать, не узнать получше, чего такое единственному сыну попалось. А он не боится расспросов, давно научился сплетать безопасную правду в паутину удобной недосказанности: сами додумают, сложат красиво, ещё и спасибо скажут.

Вот и церковь, это доктору в свой паласс - через весь город, а нам - десять минут пешком, и на месте.

Подтягиваются прихожане, улыбаются пастору, здороваются. А от входа уже радостно машут Роберт и Сандра Келли. Конечно, пришли, сто лет не видели сына за кафедрой. С готовностью знакомятся со сватами. Зятя уже встретили, ещё вчера.

Келли-старший, коренастый и ослепительно лысый, смотрел хмуро, недоверчиво, ещё не переварил откровение сына. Однако, оценил и обстоятельность, с которой обставлен дом, и царящий в нём порядок, а когда, запрятавшись с доктором в кухню от пролетающей мимо маленькой торпеды, шепнул "Как ты с ними справляешься?", имея в виду младшего из хозяев, устроившего с ребёнком догонялки по всему дому, стало ясно: угрюмый фермер окончательно оттаял. Зато миссис Келли, в девичестве - Грасси, с порога не давала статному норгу прохода. Это от неё сын унаследовал и густые тёмные волосы, и плавность движений, возведённую в степень охотничьей природой. Высокая, стройная, она не уставала посылать «объекту интереса» чарующие улыбки, лукавые взгляды, жаркому южному темпераменту помехой не были ни десять лет разницы, ни собственный муж под боком, ни то, что в "соперниках" - родной сын. Сын и муж, впрочем, на выходки fiamma Сандры смотрели сквозь пальцы. Сын и вовсе смеялся откровенно: с матерью сходные вкусы, ну кто бы сомневался!

Две пары входят в церковь. С интересом осматривают необычно богатое для лютеранской кирхи убранство, устраиваются на скамье, и святой отец снова остаётся один.

Он не был уверен, что помнил всё, что нёс, отпущенный на поруки Господу и своему покровителю, сомнительность чувства юмора которого давно не подлежала сомнению. Он помнил, как люди в зале переглядывались, обменивались многозначительными улыбками, проклятое острое зрение! Но не мог же о грядущей в этом зале церемонии знать весь приход?! Те же улыбки таились и на лицах Эккерсбергов-старших, и в хитрых глазах американцев. Алан посверлил взглядом квартет заговорщиков - быстро же спелись! - и махнул рукой.

Возвращаются впятером. Келли заблаговременно приглашены на ужин, собираются встретиться с Гретой, вчера - не довелось. Эккерсберги не прочь присоединиться.

Он незаметно отступает за их спины, идёт один и, запрокинув голову к небу, безмятежно улыбается летнему ветру.

А дома полным ходом идут приготовления к семейному ужину. Если уж норги кого-то приглашают в гости, то готовятся основательно. И без того идеальная лужайка у дома давно пострижена. Газонокосилка послушна и подчиняется маленькому хозяину почти висящему на рычагах, которые сжимают надёжные руки отца. Идёт на цыпочках, еле держится, но сколько в серо-голубых глазёнках счастья. Большая машина урчит, ест траву, едет и поворачивает куда ей скажут.

Приехала Грета. Сразу на кухню - вечно голодный оглоед на седьмом месяце. Животик уже внушительный. Сметает ненужные и нужные остатки в процессе приготовления блюд под чистую.

Пока младший муж на службе доносит до паствы и родителей свет истины, старший вместе с детьми готовит ужин. Грете подчиняется беспрекословно. Приносит от соседей большой стол, чистит картошку, резделывает индейку, моет фрукты, готовит свою фирменную селёдку в красном вине - а как же, норги и без знаменитой селёдки - выносит мусор, попутно с сыном выпускают черепашек и учатся подрезать цветы на клумбе. А после, вдвоём валятся на садовые качели. Старший отдыхает и даже пытается медитировать, а мелкий засыпает на груди у отца под мерное раскачивание. Ждут.

У Греты всё готово, стол ломится от яств, и она решила украсить уютную кухню хризантемами. Поэтому безжалостно кромсает на клумбе самые крупные сорта для букета. Дед с бабушкой приезжают не часто, да и родителям вновь обретённого отчима хочется сделать приятное. Алан для неё, как старший брат. И в горе и в радости, и в любом дурацком предприятии, всегда даст дельный совет и поможет обрести душевное равновесие. С мужем отца ей повезло. Он не только пожалеет, он знает, как надо. Пресвитер в отцах - ценное приобретение. Она улыбается, когда ощущает настойчивые толчки изнутри, и продолжает резать цветы. Скоро у дедушек будет новая любимая забота.

Он так и находит их, на границе сна и яви. Подкрадывается неслышно, присаживается на длинное покачивающееся сиденье и осторожно трогает губами седой висок. Возвращайся, милый. Ещё один поцелуй – в тёмно-русые волосёнки, пушистыми перьями торчащие во все стороны. Накрыть ладонью маленькое тельце, прильнуть щекой к крепкому плечу и остаться так навечно.

А у входа в дом – затишье. Новоявленные дедушка с бабушкой повстречали ещё одну внучку. Мистер Келли осторожно пожимает маленькую ладошку валькирии, и рука фермера чуть заметно дрожит. Его жена прижимает ладони к губам и порывисто обнимает молодую маму. Серые глазки удивлённо хлопают из-под вечно покосившейся крылатой шапочки, а угольно-чёрные отчётливо блестят.

Непрошеный свидетель, Алан отворачивается и прячет лицо у мужа на груди. Он знает, такие же глаза были у него самого, когда он впервые увидел фотографию дочери доктора, счастливого отца и без семи месяцев деда. Белокурые локоны смешно подпрыгивают при ходьбе, сияет чистая светлая улыбка. Много ли надо, чтоб всколыхнуть со дна неупокоенный груз, открыть так и не зарубцевавшуюся рану?

Но уже через несколько мгновений Сандра Келли подходит к качелям и с улыбкой смотрит на прикорнувшее семейство. Хорошо, что при троих оболтусах есть женская рука.

- Ужин готов.

---

1 - Я Анджело. (норв.) Кто это? (итал.)

2 - прародители (норв.)

3 - Добрый день. Спасибо, что приехали. (норв.)

4 - Это твои бабушка и дедушка (норв.)

Часть 9

The Best Man

13.08.2015, 11:00

От Парижского Орли до Бергенского Фресланда лету чуть больше двух часов. Габриель летел почти что двенадцать: восемь часов ушло на ночную пересадку в Копенгагене. Но что значат неудобства, когда хочется появиться не только вовремя, а еще и сделать это эффектно!

Ровно за час до начала церемонии перед домом Эккесбергов остановилось такси, откуда не без труда вылезла загадочная композиция.

Водитель выгрузил из багажника большую корзину, предположительно для пикника, и не менее объемистую сумку, в которой весело позвякивали бутылки, потом вручил "букету" еще один пакет и уехал, оставив пассажира самому разбираться со всем этим барахлом. Поднявшийся ветерок тут же зашуршал оберткой пакета, продемонстрировав всем желающим его содержимое: подарочное панно.

Габриель попытался и так и эдак ухватить остальной багаж, но вынужден был позвать хозяев на помощь:

- Свен, Алан, хозяева!!! Помогите, пока меня ветром не сдуло!

- Ну, наконец-то! - на стоянку возле дома из калитки выбежал старший жених. В униформе военно-морского Королевского флота - как и обещал супругу.

Не обращая внимания на багаж, он стиснул друга в объятьях, с головой погрузившись в розовое море.

- Мы уж думали, ты по дороге сам решил жениться, - рассмеялся доктор. - Забить на нас.

Розовое море расступилось, явив миру улыбающегося Профессора.

- Ну что ты говоришь, я же обеща... - начал он и, не сдержавшись, присвистнул от восхищения. - Вот это да! Дружище, ты неотразим! А где наш святой отец?

В этот момент корзинка недовольно запищала, и из-под крышки появился черный нос.

- Ох, Кадо¹ проснулся, наверное пора кормить. Лови скорее, а то удерет, он у нас парень шустрый!

- Кадо? - опешил доктор, глядя, как мелкое и толстое корячится из корзинки на зелёную лужайку. - Ты серьёзно? Ты собаку тащил, что ли, из Франции? - вкупе с приподнятым настроением подарочек вызвал у доктора настоящий восторг. - "Плять! Что мы с ним будем делать, - рассмеялся он. - Нам бы с ребёнком справиться".

- Лучший щен в помете от чемпионов Франции! - гордо провозгласил Сакс. - Я потом фотографии его родителей покажу, тебе понравятся. И всем остальным тоже! Вы же забрали Анджело, да? - острый профессорский глаз сразу углядел забытую под кустом игрушку. - Вот и будет ему самый лучший и самый преданный товарищ-лабрадор! Правда я здорово придумал?

Он наконец-то всучил букет жениху и вытащил отчаянно зевающего щенка из корзины.

- Только посмотри какой красавец!

Двери дома распахнулись, и следом за адмиралом на лужайку выкатился капеллан. В такой же форме, выглаженной, идеально сидящей, застёгнутой на всё, что застёгивалось, подтянутой везде, где нужно, он, тем не менее, выглядел странно потрёпанным.

Возможно, дело было в нервном сбивчивом шаге, которым он двинулся к друзьям, возможно - в ошалело округлившихся глазах, а, может быть, тон картине задавала высокая блондинка, выплывшая следом.

Ей могло быть как тридцать так и за пятьдесят, с хозяйским видом она застыла на крыльце, скрестив руки на груди и привалившись плечом к косяку. Она прожигала взглядом спину идущего, раз за разом испепеляла варга и подозрительно косилась на новоприбывшего. Лора Мейсон, старая волчица, прибыла ранним утром, дабы, как и обещала, "стоять и не спускать". Как выяснилось чуть позже, это включало в себя ходить и не спускать, сидеть и не спускать и, наверняка, лежать и не спускать, если бы охотнице взбрела в голову такая глупость, как прилечь, пока её бестолковый волчонок продолжает оставаться в лапах "этого мозгокрута".

Наконец, видимо, решив дать отдых глазам, она отволокла воспитанника за шкирку туда, где ему, по её мнению, было самое место - в детскую. И уже с полчаса красочно делилась мыслями о грядущем событии, не влияния на ситуацию ради, а облегчения души для. То, что произошедшее необратимо, увы, читалось в чокнутых зелёных глазах с первых мгновений встречи.

- Гэб! - выдохнул капеллан, падая гостю на грудь, и принялся нежно душить в объятьях друга и спасителя.

- Ребенка не задави! - засмеялся француз, прижимая щенка. Кадо согласно тяфкнул и облизал душителю нос.

- Ребёнок?

Святой отец опешил следом за доктором и восхищённо уставился на толстолапое чудо.

"Плять! - кажется, мысли супругов за три месяца окончательно синхронизировались, - И куда нам это сейчас девать? Не тащить на яхту же." А лицо охотника уже расплылось в глупейшей счастливейшей улыбке.

"Оставим дома, видимо, - решает старший в ответ младшему. - Точно что-нибудь погрызёт". Снова смеётся. Белая перчатка по-дружески крепко сжимает плечо ведьмака в знак благодарности, а боковое зрение ловит выплывшую на крыльцо опасную акулу. Которую ненароком выбросило на далёкий норвежский берег.

Беглый взгляд на растерянного подавленного пресвитера только подтверждает его внутреннее смятение, которое лихорадит обычно стабильный солнечный и светлый оттенок биополя. Ах, вот как старая волчица может. Задавила влиянием и нагло пользуется трепетным отношением к себе? И кто из нас здесь мозгокрут? Приехала пометить территорию и вразумить члена волчьей стаи? А тут вместо волка кот. Киска. Котик. Нежный, мягкий и святой. Волк остался где-то в прошлом. Но как же стае потерять самца! Поэтому попробовать наставить и убедить, а медиумскую суку... суку на кол, чтобы не соблазняла хищников.

"Леди, сегодня у моего мужа праздник, - напоминает Лоре Мейсон крадущаяся направленная мысль извне. - Зачем же так третировать? Ваши опасения опоздали минимум на четыре месяца. Не советую портить нам настроение. Я слишком его люблю, чтобы позволить в такой день грустить и слушать ваши безосновательные предупреждения о том чего быть не могло в принципе".

Леди только хмыкнула, не удостоив медиума ни единой направленной мыслью в ответ, и уставилась на бывшего питомца. Новый гость был быстро опознан, как упомянутый в телефонном разговоре Сакс, профессор и ведьмак, и почти сразу утратил для охотницы всякий интерес. Питомец тем временем нахально лип к седому демону, тыкался в него своей дурацкой фуражкой и показывал наставнице язык. Нет, ей не показалось. Довольный собой капеллан пристроил подбородок на плече мужа, а "леди" на крыльце опустила голову и потёрла пальцами лоб. Плечи её подозрительно вздрогнули.

Однако, когда волчий взгляд снова поднялся, он сверлил уже всю троицу не менее пристально. И профессора тоже - за компанию.

- Гэб, - как ни в чём не бывало возвращается доктор к другу, - пойдём. Мы тебе покажем дом.

На вопрос об Анджело ответить не успевают, мальчишка вихрем выбегает во двор и резко тормозит около знакомого длинноволосого дяденьки с пищащим лопоухим комочком в руках.

- Hei, morn, - здоровается по-норвежски и не отрывает взгляда от щенка. - Hvem er dette? ² - указывает пальчиком на Кадо.

Габриель непроизвольно отмечает кратковременное напряжение, явно связанное с появившейся на крыльце персоной. Что-то в этой дамочке неуловимо напоминает о его вечном оппоненте - мадам Орсэ; о нет, внешне пухленькая курчавая брюнетка и стройная худощавая леди с прямыми светлыми волосами ничуть не похожи, но вот выражение лица, поза, другие мелочи... "Лучше, пожалуй, с ней не связываться", решает Гэб, небезуспешно изображая, что не заметил женщину, тем более, что все внимание тут же переключает на себя появившийся ребенок.

- Chao, Анджело! - здоровается с ним профессор, присев на корточки, и продолжает по итальянски: - Его зовут Кадо, ты не возражаешь, если он тоже будет жить с вами?

Малыш не возражает. Тянет руки и сразу тычется носом в короткую персиковую шёрстку. Кто и должен возражать так это отцы. Но у двух капитанов дальнего плавания на физиономиях блаженные улыбки идиотов. Им не до возражений. Собака, так собака. К тому же, старший давно хотел. От гостя по-прежнему не отрываются. Один с намерением скрыться за радостью встречи, а второй параллельно пытается напомнить зарвавшейся дамочке, кто в доме хозяин.

Маленький итальянец смотрит на взрослого с собакой и пытается найти компромисс между итальянским и норвежским, чтобы длинноволосый дяденька с собакой внял. Хотя, почти уверен, что этот пёс его. Поэтому выдаёт абсолютно непереводимую компиляцию собственного эсперанто:

- Den il mio? Jeg kan prenderlo?

- Что он говорит? - Профессор растерянно посмотрел на папаш.

- Нуу, вроде как мы эту собаку очень хотим забрать, - улыбнулся адмирал и обнял капеллана.

- Аааа... Ну конечно, дорогой, держи! - толстолапое чудо перекочевало в руки мальчика, пискнуло и стало обнюхивать своего нового приятеля. - Его бы покормить надо... У вас найдется теплое молоко?

- У нас найдётся всё, - офицерская фуражка не дала поцеловать своё сокровище, упакованное в униформу, недоступное и охраняемое старым волком. - Пойдём. До венчания полтора часа. Ты как нельзя вовремя. Может по рюмке "линейного", аквавита? А то что-то у меня самого мандраж начинается.

"Может от взгляда волчьего пристального".

Сокровище закашлялось, чуть не уронив фуражку.

"Я тебе там должен всего лишь "да" сказать, а не станцевать на алтаре под военный марш."

- Пойдем, - согласился Гэб. - Аквавита самое то, особенно если "доктор прописал", - ухмыльнулся француз, подбирая звякающий багаж.

- Дом Периньон, - пояснил он на вопросительный взгляд. - Для друзей только все самое лучшее!

- Спасибо, родной, - и старший муж демонстративно на глазах у строгой учительницы, наверное, на её взгляд несколько фривольно, обнял друга. - Пошли.

Огромный благоухающий букет надёжно отгородил троицу от оценивающего взгляда и проследовал в дом.

Алан, фыркая, пропустил мужа и друга вперёд, а сам, отстав на полшага, незаметно цапнул из букета розочку и протянул боевой подруге. Закономерно словил по затылку бутоном и, давясь хохотом, ввалился в дверь.

Кадо был припоручен Грэте, родителям и младшему Эккерсбергу, который прилип к подарку окончательно. А приятели спрятались в спальне, откупорили бутылку и разлили по рюмкам шестидесятиградусную настойку:

- С тебя тост, Гэб, - доктор снял фуражку, уселся на кровать и поднял свою рюмку.

Поймав взгляд дамочки, Профессор порадовался, что приехал один - к Софи неожиданно приехала тетушка из Англии, а Люсьен готовил учебный план к первому преподавательскому сезону, так что пришлось Гэбу путешествовать в одиночестве.

- За нас с вами, и черт с ними! - провозгласил Габриель, подумав о светловолосой горгоне на крыльце.

- За нас, - согласился Алан, отправляя фуражку на подушку, и с нежностью посмотрел на обжигающую пальцы рюмку.

Именно такая рюмка однажды, где-то между уцелевшим Больцано и погибшим Тренто, развязала язык оборотню, утратившему веру в жизнь, а сутки спустя, охотник и медиум впервые решили послать нахер мир, скинув сумки в один угол и сложив в один стаканчик зубные щётки.

- За нас, - доктор, адмирал, медиум и муж в одном флаконе, подтянул своего супруга ближе к себе за аксельбанты и припал к губам. Достаточно надолго, чтобы захмелеть и без рюмки аквавита. "Станцуешь дома на кухонном столе, когда все разъедутся, а Анджело заснёт. В одном кителе и фуражке, только для меня".

Он отстранился, отметился лёгким звоном на обеих рюмках и выпил обжигающее содержимое одним глотком.

"Он же стеклянный", - прыснул супруг, святой отец, лейтенант и охотник, легко подхватывая хмельное веселье, со стоном оторвался от губ и опрокинул стопку в себя. И решительно ткнул пустой посудинкой в грудь мужу - то ли прося забрать, то ли за добавкой.

"И что? - не смутился доктор, уже как должное принимая телепатические способности мужа. - Он достаточно прочный. А если сломаешь, другой купим. Или испугался и отказываешься?"

"Как прикажете, мой адмирал", - лейтенанта вело, он сжигал командование взглядом, воскрешал из пепла и сжигал снова. Рыжее билось, пульсировало, и по кромке спайки с индиго раскаляло синеву до белизны.

Рюмка осталась в руке доктора. Он тоже помнил свой неудачный опыт в Италии и больше одного глотка не рекомендовал пациентам вроде охотников.

- Гэб, а ты почему один? - обратился он к ведьмаку. - Или не с кем? Никогда не поверю.

Габриэля в свою очередь вело после бессонной ночи, и, глядя на целующихся новобрачных, он хихикал, совсем как мальчишка, подсматривающий за взрослыми.

- Не мог выбрать, кого взять, - фыркнул и тут же слегка поскучнел: - А потом у всех нарисовались срочные дела и пришлось ехать одному. Я даже не представляю, как им друг о друге сообщить, а вдруг Люс обидится. Или Софи... Но я не могу выбирать кого-то одного. И не хочу этого!.. - аквавита развязала язык ведьмака и теперь он зачем-то выложилдрузьям все, что его беспокоило последние несколько недель.

- Хм, - доктор улыбнулся и качнул головой, - полигамия не для меня. Я никогда не мог понять, как можно делить себя на несколько частей. Если уж любить, то отдаваться без остатка. Чем больше узлов, тем нестабильней связь. Впрочем, каждый волен поступать по своему, - он убрал бутылку и рюмки в тумбочку. - А ты не задумывался - может, они знают друг о друге?

- Не думаю, мы никогда не встречаемся втроем... - задумался Сакс. - Хотя да, это странно... Но я не могу выбирать, они оба мне дороги!

- Если не выберешь ты, выберут они, - авторитетно заявил капеллан, отрывая взгляд от золочёных пуговок на адмиральском кителе, - Узнают и выберут. Добровольное признание повысит шансы на то, что они выберут мирное сосуществование.

Он потёр лоб пальцами, помотал головой, поднялся и, пошатываясь, отошёл к окну

- Не слушай меня. Я тут напиваюсь за час до собственного венчания.

"Напиваюсь" - это прозвучало сильно для одной, пусть и очень крепкой, рюмки. Ладони в белых перчатках легли на подоконник. Сжали. Сдавили. Подоконник жалобно скрипнул.

- Ты так считаешь? - встревожился Сакс. Подобное соображение не приходило ему в голову. - А... а если они захотят чтобы я выбрал кого-то одного?

- Я уж точно не советчик в таких вопросах, Гэб, - ответил адмирал, проводив взглядом спину лейтенанта. - Знаю только, что обман всегда раскрывается. Рано или поздно.

Подоконник скромно пожаловался на жестокое с ним обращение, а рыжее биополе даже издалека продолжало раскалять тёмный контур индиго.

"Что-то не так, милый? - прозвучал вкрадчивый вопрос на самой периферии сознания охотника. - Зря я эту выпивку затеял. Ведь, тебе только "да" надо сказать", - слабая ирония, разбавленная беспокойством, мягким дуновением коснулась мыслей супруга.

Тёмный затылок отрицательно качнулся из стороны в сторону.

"Выветрится, - охотник невольно улыбнулся, - метаболизм, помнишь? Всё так"

И добавил беззвучно, глядя перед собой невидящими, широко раскрытыми глазами.

- Всё. Так.

- Что, уже пора? - встрепенулся француз.

---

1 - cadeau - подарок (фр)

2 - Доброе утро. Кто это? (норв.)

Часть 10

Рыжее индиго, лазурный янтарь

"Гэб, извини"

Друг понимающе кивает и выходит из комнаты.

Белые перчатки ложатся рядом с фуражками, а бывший военврач встаёт, закрывает за другом дверь на защёлку и подходит к супругу. Тёплая широкая ладонь накрывает родное плечо, а вторая - опускается сверху на руку мужа, лихорадочно вцепившую в подоконник. К угольно-чёрной ткани кителя прижимаются золотистые аксельбанты, и щека касается щеки.

- Ну что случилось, котёнок? - бархатистый шёпот вплетается в тишину комнаты. Где-то там за закрытыми дверями шумят гости, тявкает щен, смеётся Анджело, а они в собственной спальне один на один ждут окончательного приговора судьбы. - Третий раз будем кольца надевать. Уже в привычку входит. Что с тобой? Скажи. Я сделаю всё, что захочешь. Может, форму давай эту на хер снимем? Ммм? Солнышко.

Слабая улыбка. Форму эту я с тебя ещё успею снять. Нахер. Вторая пара белых перчаток остаётся на подоконнике, а он разворачивается в руках мужа и порывисто припадает к губам. Кажется, уже выветрилось. Кажется, потому что с тобой не нужна никакая "живая вода". С судорожным вздохом младший обрывает поцелуй и прижимается лбом к седому виску.

- Всё так, - шепчет снова, - всё слишком. Так. Всё как во сне. Во снах, которые мне снились ещё тогда. Иногда мне кажется, что я и любил тебя уже тогда. Когда мы возвращались из Ниццы.

Осторожные объятья крепче. Нежные до дрожи, до душевной боли. Умиротворенные до отрешённости. Рядом. Единственный. Любимый. Дороже всех сокровищ на земле. За твою улыбку, за отблески счастья в зелёных глазах я готов отдать жизнь. Пальцы пробираются в смоль волос, слегка ерошат, гладят, ласкают зверя. Нет, оборотень не покорился. Их с дрессировщиком постигла одна и та же участь. Их приручили. И отдали друг другу. Связали боги, демоны. Теперь, не разобрать. Им это и не нужно. Достаточно быть рядом, держать и не позволить потерять.

- Когда мы возвращались из Ниццы, - почти беззвучный шёпот улавливает чуткое охотничье ухо, а губы медиума целуют пушистую кромку тёмных волос на шее. - Ты сказал "ну, и на хера", - улыбка прячется за ухом, у виска, а губы продолжают оставлять мягкие следы на бархатистой коже.

Они и впрямь стоят как тогда. Время плывёт, мешает воспоминания, свивает прошлое и будущее в зыбкое неверное кружево. Вместо тесной кабинки - просторная спальня. Вместо изодранной в бою одежды - идеально сидящая форма. Руки рассеянно водят по спине. Губы ловят мочку уха. Дразнится. Ускользает. А их там ждут. Вроде бы. Чтобы обменялись кольцами в третий раз. А холодный скандинавский варг уже не уберёт рук с плеч бродяги-оборотня из штатов. Который знает, который верит, который просто очень боится проснуться.

"Это не сон, мой милый, - уверяет медиум почти серьёзно. - Не бойся. Я не позволю обмануть котёнка. Нет больше лжи, нет иллюзий. Только ты и я. И наша жизнь. Одна на двоих. А боги щедро нам отмеряли. Теперь бы суметь распорядиться нашим счастьем. Вырастить Анджело и внучку, воспитать Кадо и черепах. Или как-то всё это вместе. Мне нужно научить тебя ловить стокилограммовую треску и стоять на лыжах. И вообще, произношение у тебя ещё хромает. У ребёнка бы поучился. Он без курсов обходится. А ещё, я увезу тебя на Свальборд. Зимой. В полярную ночь. И там ты увидишь чудо, настоящую магию севера".

Дыхание останавливается, замирает сердце. Да и зачем мне это всё, когда я уже давно дышу тобой и живу тобой. Каждое касание пальцев вбирается всем существом. Каждый поцелуй открывает что-то в душе. Шире и шире, вот льётся через край, а вот - топит с головой. Нежность, тепло, защита. Слабый протест где-то внутри. Это ведь я должен защищать. Охранять. Как верный боевой.. кот. Мяу.

Тихий смех над собственными мыслями, а голова кружится, а руки охватывают шею. Увези. Возьми. Мой северный маг. На Свальборд, на лыжи, за треской. На северный полюс, в ледяной грот. Нет, туда - ненадолго. Только взять. У нас сын не выращен, и черепахи не воспитаны. С какой стороны воспитанная черепаха должна жевать листик салата?

Пальцы зарываются в седой затылок. Сплетаются золотые нити аксельбантов. Успеть распутаться бы теперь к началу. Чтобы после снова сплестись намертво, хоть на алтаре, хоть на стеклянном столе, но только и исключительно друг для друга.

Защищай, охраняй, рви на части. Разве я против. Мой хищник, мой зверь. Мой грозный котёнок. А пока, ты защищаешь меня, я буду хранить твой покой. Кис-кис-кис. Ты же знаешь, какие медиумы хилые. Без охотников они не могут. А я не могу без тебя. Совсем не могу, родной. Без тебя время остановится.

Руки разглаживают и без того гладкую ткань кителя на спине мужа, а в голове уже набат. Срываются последние поводки, сердце колотится, дыхание сбивается. Губы требуют больше, чем невинной нежности. Горячие, жаждущие спасительного глотка страсти и вожделения. Хочу тебя. Сейчас. На подоконнике. Ты знаешь, что нам нельзя быть рядом, слишком близко. Четвёртый месяц, а я не могу насытиться тобой. Все так избранники живут? Какая на хрен разница. Есть ты и я. Ну, гости где-то там. Они ведь, там? Пол шага к подоконнику. Задёрнуть шторы. Вдавить желанное в деревянный каркас. С напором и почти ожесточением. Не дать пошевелиться. Жарко, душно, жадно. Ещё минута - и вопросов не возникнет, но пока, куда-то между шеей и плечом в порыве лихорадочных выдохов:

- Как думаешь, успеем? Гэб нас прикроет? Или... может... как-то расцепиться?

А язык хищника уже льнёт к разгорячённой коже, отсчитывает пульс. А тело, даже обездвиженное, всё равно вжимается навстречу. Хочу тебя. Не сходя с места. Снова и снова. Задохнуться в хватке, захлебнуться губами. До смерти, чтоб заново родиться с исступлённым стоном. Тёмный ритуал перед светлым, во имя равновесия. Не медли, чернокнижник.

И почему же я не сомневался, что это расстояние критическое. Минута? Какая там минута. Его желание сметает все преграды в мозге. Все каноны и добродетели рушатся в одно мгновение, как крепостные стены под ударами тарана.

Да, да, для равновесия. Ну для чего же больше. А вот насчёт тьмы ритуала могу поспорить. Но спорить некогда. Ремни сдаются быстро и уступает пластик молний.

- Люблю тебя, - словно в горячечном бреду. Шёпот обжигает, поцелуи плавят. Зацеловать и одурманить. Покорить и взять всего его без остатка.

Руки на бёдра, освободить от брюк. Пусть ползут вниз. Переступи. Я хочу видеть твоё лицо. Да, проще развернуть спиной к себе в наглаженном костюме, но не сегодня. Я хочу видеть, как ты закрываешь глаза на пике возбуждения, трогать твои губы, срывать дыхание и наблюдать, улавливать малейшее желание стройного нетерпеливого тела. Вот так. Ложись. Торопимся. Не для гостей. Сами на грани. Широкий подоконник? Да, широкий. Мне остаётся лишь немного придержать и взять своё по праву, в награду услышав твой первый протяжный долгий стон.

- Люблю тебя, мой мальчик. Хочу... везде, всегда.

Он звучит. Первый, протяжный, щедрый. Стройные бёдра охватывают пояс. Гибкое тело легко ловит равновесие и жадно толкается навстречу. Ещё и ещё. Глубже, сильнее и снова глубже Язык облизывает раскрывшиеся губы, пальцы дёргают золотое плетение, смотрят умоляющие глаза. Хочу всего тебя в себе. Мой доктор, адмирал, мой волшебник. Ты - моё средоточие магии севера. Мой муж. Да, да, да, я согласен. Сколько раз ещё нужно будет повторить? Нет, мне не жалко. Совсем. Я люблю. Я клянусь. Я согласен, согласен, согласен.

Зелёный взгляд заводит с пол оборота. Вожделение, истома, зовущие губы. Дикое желание. Гон. Полное сумасшествие. И он нетерпеливо отдаётся этим безумным волнам. Всё, как ты хочешь, мой любимый. Всё для тебя. Я здесь. Каждое движение до самого упора. Предупредить твои желания. Да, на меня. Сильней. С бархатно-приятной болью наслаждения. Мир раскачивается на грани помешательства. И с каждым разом всё быстрей. Ритм нарастает. Ментальный щит оберегает тёмную макушку от ударов. Плоть вбивается в плоть. Не грубо, но настойчиво и цепко. Не отпуская ни на секунду. Держать и не давать покоя. Ладони ложатся на плоский втянутый живот, ползут по выгнутым бокам и гладят поясницу. От стона и самому не удержаться. Тела распалились, заполняя комнату горячим запахом парфюма. Вулкан готов взорваться. Оба на грани. Рука привычно ложиться для контроля. Немного, несколько движений. Ты на грани, солнце. Я с тобой. Ещё совсем чуть-чуть и два сплетённых приглушённых стона закончат "тёмный" ритуал одновременно.

Грань. Пик. Максимум производной функции бытия. Смоляной затылок бьётся в раму, пружинит на невидимой подушке: надёжно держит невидимый щит. Надёжно держишь ты, крепко и умело, моё равновесие, моя опора. Ты в моих руках, во мне, со мной, там, на грани, и снова здесь, в бренном мире, тоже со мной, делишь каждое мгновение блаженства. Сладкая истома разливается по телу. Не уходи. Немного. Много я так и не провисю. Успеем. Мир ждал столько раз - теперь подождёт уж точно. Слышать твоё частое дыхание. Чувствовать расслабленное тело. Вбирать утомлённую негу и растворять в своей. Охотник у тебя телепат. Или просто с богатым воображением.

Отпускай. Осторожно на пол. Щекой к плечу. Взгляд на смятую форму. Нос в шею и приглушённый счастливый смех. А мы как всегда.

Смех в ответ. Объятья. Тот ещё видок со стороны для новобрачных. Щекочет нос короткий ёжик на висках и вихры на макушке ласкают лоб. Он покрывает поцелуями его лицо. "Спасибо, милый. Ты лучший. Я других таких не видел". Теснее прижимает и говорит:

- Наверное, это грех? И Гавриил нас покарает? Вотан не посмотрит. А Гавриил? Перед венчанием акт содомии. Он должен нас испепелить, - и снова смех. - Что делать будем? - почти серьёзно. - Попросим у католиков пару индульгенций?

- Индульгенции - орудие сатаны! - с весёлым возмущением просвещает лютеранский пастор невежественного варвара. Может ещё на иконку помолиться? И вдруг добавляет на полном серьёзе, - Я его спросил. Про содомию. Он сказал, умру - узнаю. Видел бы ты эту ехидную рожу!

- Хм, похоже на угрозу, - тоже почти серьёзно. - А Один в своей пассивной ипостаси олицетворяет гомосексуализм. Да. Не веришь? Тогда подумай, откуда такие дикие обряды сейда.

Лёгкий поцелуй застывает отпечатком на кончике носа, и варг отстраняется.

- Что ж, возвращаем штаны на прежние места и выходим к гостям. Габриэль наверное прирос на страже.

К штанам он добавляет перчатки и фуражку, встряхивает китель на плечах и поправляет мужу аксельбанты. Игривый щелчок по любопытному носу, уставившемуся на шеврон ВМФ, и снова поцелуй:

- Идём?

Ну почему же? Он верит. Пассивной ипостаси без гомосексуализма никуда! Только толку-то без хорошей активной под боком? Вот и обряды. Дикие.

Смеясь, охотник влазит в собственные штаны и позволяет своему любимому Асу навести милый его сердцу порядок. Зубы с готовностью бросаются в погоню за хулиганистым пальцем, но подсекаются на взлёте. Моргай да соглашайся на всё. Он и соглашается.

- Идём.

Они выходят. Чуть заметную помятость компенсирует полная блаженность физиономий. Оглядываются, осознают, что ничего не изменилось. Да, их никто и не терял. Родители заняты обсуждением "проблем" альпийской горки в скромном полисаднике у сына и зятя - что-то там катастрофически неправильно с посадкой туи и родником. Кадо - чудеснейший подарок - отвлёк двух сразу - Анджело и Грэту. Они уже пытаются учить трёхмесячного малыша здороваться и просят лапу. А тот хватает зубами кресло и звонко лает. Компании не до супругов, которые внепланово решили согрешить. И только Габриэль и Лора бросают двусмысленные и прожигающие взгляды. Один скрывает хитрую улыбку, другая - гневный вызов.

- Ну что же, нам пора, - сообщает старший супруг компании гостей.

Они готовы и следуют за молодыми. Кадо с собой, на руках у Габриэля. Подарил - помогай. Не усыплять же малыша гипнозом. Он теперь член семьи Эккерсбергов. У "Новой церкви" остановка. Пятнадцать минут до таинства. Старший поправляет фуражку, смотрит на младшего: "Что дальше делаем, святой отец?"

Тёплая улыбка. Младший отрицательно качает головой. Святой отец – там. Отец Лукас, уже ждёт наc у алтаря. Здесь, рядом с тобой только я. Открытая душа, готовая слиться с твоей в едином порыве. Ладонь в белоснежной перчатке находит ладонь.

Их обходят, проходят в двери. Родители и дети, наставница и лучший друг. Только те, кто действительно нужен, кого любят и кому верят. Блестят слёзы в глазах маленькой старушки. Бывший военный держит спину, шагает уверенно, надёжная опора супруге и внучке. Светится лицо молодой валькирии, трепещут крылышки, сегодня – словно на тонком воздушном обруче. Светится и пламенная Сандра, счастлива счастьем сына, как умеют быть счастливы только любящие матери. Растерян Роберт, никак не может решить, взвесить все за и против. Не так просто обуздать догмы, сковавшие окостенелый мозг. Однако же ради единственного сына угрюмый фермер готов на всё. Весел и беспечен ведьмак, обнимается с собственным подарком, а вокруг крутится маленький итальянец, который уже самый настоящий норвежец, безо всяких курсов болтает на местном лучше папы. Крутится, не сводит глаз с нового друга, конечно, уже пообещали, что для него, конечно же уже не отберут, но так не хочется расставаться с мягкой шёрсткой, холодным носом, толстыми лапами. И всё же мальчишка знает – у пап важное событие, а у него – своё маленькое и тоже важное задание. Потому, наконец, доверяет друга дяде с длинным носом и уносится вприпрыжку на своё место.

Притихла старая волчица. Идёт последней, проходит мимо, опустив глаза в землю, и лишь у самых дверей оборачивается и смотрит на замершую пару. Дикие глаза потускнели, в них - тихая грусть. Вырос волчонок. Вырос, покидает стаю. Не хлопнет больше посреди ночи вечно скрипящая дверь бара на окраине Кливленда. Не ввалится на второй этаж, залитый кровью, чужой и своей, измождённый, но довольный проделанной работой. Рассеянный взгляд скользит по медиуму. По крайней мере, теперь ты всегда будешь здоров. Не понадобятся бинты наскоро нарезанные из старых рубашек, не будет нужды стискивать зубы, а не выдержав - выть в низкий деревянный потолок, заливая открытые раны чистым спиртом. Медиумы хорошо заботятся о своих.. «Игрушках» - просится в голову. Ладонь поглаживает резной косяк. Она многое успела увидеть в этом доме. Родной охотничий хаос, тут и там проглядывающий сквозь сухой медиумский порядок. Терпкий запах не стоящей без дела кровати из супружеской спальни. Светлую улыбку будущей матери и счастливый смех ребёнка на руках у седого демона. Веришь ему, волчонок? Помнишь обо всём, на что он способен? Помнишь. Она убедилась лично. И всё равно веришь? Так тому и быть. Да не оставит тебя твой покровитель.

Охотница подходит, и священник просит всех встать. Скамьи пустуют: гостей мало, и каждый из них имеет право ждать непосредственно у алтаря. Потому синие стульчики расставлены вокруг, до женихов – протянуть руку.

Рука об руку, двое входят в зал. Разлуке, даже символической, больше нет места в их жизни. Длинный проход мимо пустых скамей к тем, кто волнуется и ждёт. Они не торопятся, льнут плечом к плечу и прячут лукавые улыбки.

Потому что легкомысленная мелодия, что разливается по залу вместо традиционного марша и заставляет озадаченно переглядываться гостей, значит для них больше, чем самые шедевральные композиции всех времён.

http://pleer.com/tracks/1671694fzt3

Та самая мелодия, которую он случайно вспомнил, объединив ментальные потоки, когда на раз-два-три они провалились в бездонную пропасть нежности друг к другу. Самый первый, самый чарующий их танец только для двоих. Лишь три минуты бесконечного счастья в его объятьях. Хрупкого, почти иллюзорного чувства, а впереди - неизвестность и страх. Не за себя, за того кто рядом, за того кто воскресил к жизни, кто помог вернуться из пустоты забвения и насытил мир солнечным ярким светом.

Лёгкая мелодия, немудрёные слова - их свадебный марш. Звучит из сабвуфера вместо торжественного оркестра и величественного органа. А они вспоминают тот самый день в плену у счастья, на грани неизвестности. Ещё не решилась судьба мира, а они уже знают, что последние дни, часы и минуты будут вместе и смерть одного станет смертью другого.

Охотник и медиум. Обоим немного за. За тридцать и за сорок. Вы когда-нибудь видели семидесятилетних, восьмидесятилетних избранников? Это вымирающий вид. На самом деле вымирающий. А они наплевали на фатум. Они хотят жить. Жить, как обычные обыватели. Растить детей и любить. И наслаждаться, отпущенным им сроком.

Радость и слёзы на глазах родителей. Столько пережито ради сохранения дара. Они как-будто знали, что должны сохранить и не противились. А сейчас, умиротворённость, исходящая от сына, кажется, пьянит всех. А он ничего и не может сделать. Он просто любит и отпускает способности на самотёк. Чувствуйте, знайте, смотрите, как я его люблю.

Мелодия звучит, патер готовится к ритуалу, близкие и родные разделяют радость. Он оглушён эмоциями, сверкающим океаном искренности и любви. Но где-то по затылку пробегает знакомая волна предчувствия, магического спеа. Долей секунды она возвращает к знакомым ощущениям чьего-то присутствия. Ладонь сжимает ладонь супруга. В пол оборота голову ко входу церкви. Нет. Ошибся. Всего лишь сходство. Всего лишь пара любопытных. Зашла поглазеть на венчающихся моряков.

Он возвращает влюблённый взгляд к супругу и тут же забывает о призрачном видении. Призывы не для них. Они остались в прошлом. Один из европейских корпусов расформирован. Появится ли однажды кто-то кто сможет их собрать, не знают даже боги. Не решено ещё - справится ли мир без них.

А пока, он сжимает его руку, не отрываясь от зелёных глаз. Мы будем счастливы, любимый. Я точно знаю. Родной мой. Ласковый и нежный зверь. Ну, что же вы, святой отец? Читайте быстрее вашу сагу, я мужа хочу поцеловать.

А святой отец, сам едва ли старше тридцати, поправляет на носу очки и лукаво переглядывается с коллегой. Привёл, значит, бог знает кого в святое место. И сам напялил бог знает что. Ну раз Бог знает, пусть будет.

«Мы собрались здесь», и далее по тексту.

А он слушает слова, которые не раз и не два произносил сам, и впервые он действительно может просто слушать, утопая в любимых серых глазах и позабыв обо всём.

«Брат наш во Христе Свейнбьёрн». Дёргается уголок губ. В этот раз не избежать тебе, милый, освящения по самую седую макушку. Ничего, отмоешься как-нибудь.

«Берёшь ли ты в мужья». И упомянутый муж расправляет и без того идеально прямые плечи, обтянутые формой, вскидывает подбородок, а глаза уже откровенно смеются. Ну что же? Берёшь?

"Да, беру, беру, беру! Везде беру и всегда! - серые смеются и отражаются в зелёных озорными искорками. - И братом могу побыть во Христе и сестрой. Кем скажешь, тем и буду, милый. Только бы с тобой. А Вотан и не такое терпел. Девять дней на Иггдрасиле, это не сутки на кресте. Переживёт святое святотатство".

- Да, - отвечает старший новобрачный. Кажется, вовремя по тексту. А сам не отрывается от мужа.

Ну и я беру. Младший скользит взглядом по высокой подтянутой фигуре. Внутренний стон. Ещё немного, и прям здесь беру, честное слово.

А откуда-то из-за стульев уже высовывается нетерпеливый носик-кнопка. Святой отец, который при исполнении, кивает. В стилизованном пиджачке и маленькой бескозырке, к новобрачным с небес спустился сероглазый ангел и протягивает подушечку, как может, выше, аж поднимается на цыпочки. Святой отец, у которого выходной, берёт кольцо.

Не торопясь. Нежно. До основания. Третий раз. Три - хорошее число. Умиротворённый вздох. Ладони не скрываясь ласкают сжатую в них руку. Зелёные находят серые, и не видят больше ничего.

"Нет, нет, нет, - смеяться не подавая вида сложно, но он сдерживается и только в глазах бесшабашность беспечного студента. - У нас же сын где-то здесь".

А вот и он. Обласканный и самый лучший. Свои дети они всегда самые лучшие. Протягивает кольца, как учили.

В третий раз. Хоть в сотый, солнышко. Я перед всеми богами готов сказать "да". Кольцо привычно опускается в ложбинку на безымянном пальце. Сняли за десять минут до начала ритуала и вновь вернули. Чтобы порадовать родителей, друзей.

"Мм... что ты делаешь, котёнок? - привычно замирает сердце и тёплая истома переходит в лихорадочную дрожь. Но со стороны - двое обмениваются кольцами. Не торопясь. Нежно. До основания. - Но я-то знаю о чём ты думаешь сейчас, святой отец. Наверное, заразились от меня. От варвара. Для которого ничего святого нет. Святой христианин, поосторожней с викингом. Он может не сдержаться," - и снова шутливый смех.

Берёт кольцо, подмигивает серо-голубым глазёнкам и окольцовывает вновь. Своё. Не торопясь. Нежно. До основания. И пальцы замирают. Чуть сдавливают с внутренним блаженством и останавливают шквал фантазий. "Почувствуй меня в себе, а мне позволь почувствовать тебя".

Глаза в глаза и дьяволята с ангелами скачут из серых до зелёных и обратно. Перемешались и не дают покоя новобрачным.

Гости в ожидании. Замерли на вдохе. И даже непоседливый Кадо поворачивает лопоухую голову на бок и наблюдает с любопытством.

Викинг не щадит, и святой котёнок чувствует всё до мельчайшей мысли. А впереди - тяжелейшее испытание. Пастор что-то объявляет и вот он, приговор. "Пусть поцелуй скрепит священный союз".

Они замерли. Они ждут. Даже Келли-старший, даже волчица Лора. Снизу уставились любопытные круглые. Как в бреду, младший делает свой полушаг вперёд. Пальцы сплетаются с пальцами. Поцелуй священен. Поцелуй - последняя печать. Ласковый, нежный. Невинный. А от загривка по телу уже бежит сладкая лихорадочная дрожь.

Мгновение звенит натянутой струной. Губы трогают губы.

Лишь лёгкое касание. Не нужно больше. Мы и так растворены друг в друге. Теперь уж не понять кто где. Мысли едины, чувства в бушующей реке, желания в сплетённых струях водопада. И огненное пламя надежно хранит прозрачный лёд. Нет тебя. Нет меня. Есть только мы. Миг ты прекрасен. Стань вечностью.

Руки не отпускают руки, а глаза по-прежнему не могут насмотреться. Зелёные в серых, серые в зелёных. Рыжее индиго, лазурный янтарь.

За спинами тихий общий выдох. Свершилось. Осталась пара слов. И новая семья родится уже официально и навсегда.

Они звучат, эти слова, и губы младшего, святого отца и слуги Его шевелятся, беззвучно повторяя следом за пастором. "..объявляю вас супругами, а союз - благословенным на небесах".

Мгновение, и новобрачных накрывает целое облако маленьких белых лепестков. Не готовый к такому финалу, охотник ошеломлённо моргает, когда один лепесток попадает прямо в чуткий нос, и оглушительно чихает. А священник за алтарём уже стоит как ни в чём не бывало, довольно блестит стёклами очков, проглатывает смех и беззвучно добавляет: "на правду".

Часть 11

Just finally married

Старший обнимает младшего и даёт возможность носу почесаться о плечо. Щека к щеке. Касание висков. Седой и чёрный в ядрёной смеси соли с перцем.

- Люблю тебя, мой милый, мой родной, - звучит, как в первый раз. А на ближайшей пристани ждёт "Нордик" - прогулочная яхта для гостей. А штурману и капитану нужно как-то расцепиться и продолжать семейный праздник.

Чешет о плечо, чешет о шею, а лепестков и на плече и на шее достаточно, чтобы учесаться до полной святости. "Люблю", - слышится жаркий шёпот, - "Люблю, люблю и лю.." Разошедшийся штурман подпрыгивает на месте, словив чувствительный укол чуть пониже линии кителя, а священник, чей долг - проводить новобрачных в новую жизнь, невозмутимо поглаживает Писание по корешку. Красивое, затянутое в кожу и с обрамлёнными металлом уголками.

Штурман смеётся, хватает капитана за руку и тащит за собой. Распахиваются двери, и двое вдыхают полной грудью, а сзади напирают гости. Они хотят на яхту и свадебный торт.

От Новой церкви до пирса пять минут ходьбы. Приподнятое настроение. Все счастливы сегодня. Праздник. И даже солнышко пришло поздравить своего тёзку. Яркий день и кажется лучится всё вокруг.

Да, милый, у нас есть яхта и катер для рыбалки. И оба судна предстоит тебе освоить. Потому что любой викинг должен уметь управлять драккаром. А ты теперь, викинг. И не спорь. Это не сложнее машины. Права? Конечно, будут. Но потом. А пока, за штурвал. Не зря мы в этой форме сегодня.

Отдать швартовы, мы отходим. Гостей за общий стол на ют. На палубе под небольшим навесом. Дождь не страшен. Но сегодня его как будто нет. Матери распаковывают контейнера со снедью, Гэб вытаскивает из коробки торт. Кадо под пристальным присмотром Анджело, сам он под неусыпным контролем Греты. Лора решила занять отцов. А штурман и капитан отправились в рубку.

Умелый капитан отводит судно от причала и на малых оборотах устремляется на север. Покидает Ваген и плавно входит в Бифьорд.

- Иди сюда, - он подтягивает за рукав супруга и уступает место за штурвалом. - Садись. Держи вон на тот остров. Далеко не пойдём. Ляжем в дрейф у Straumsnesholmane, не доходя Askøy. Там и отпразднуем.

Вот и воздалось ему богами за издевательства над ребёнком. Ах да, он же что-то там когда-то "водил по кромке у Фриско". Упомянуть, сколько перед тем выпито было, забыл. Но руки, не дрогнув, принимают штурвал. Назвался викингом - готовься к бухтам. Не назвался, а назвали? Детали.

"Держать" вроде несложно. Вот только качка почему-то разом чувствуется на порядок острее. Штурман сглатывает. На борту - ребёнок, беременная женщина и собака! Тоже ребёнок! Три ребёнка в общем зачёте! Главное - остановиться раньше, чем придётся поворачивать. А.. как останавливаться?

- Ну, как-как, - капитан рядом, прямо за плечом. У него свои методы обучения - посадить и следить. Самый эффективный способ - ты действуешь, я страхую. Главное не мешать и не учить, как нужно, а останавливать, когда "нельзя". Глаза лукаво щурятся, и он советует юнге. - Бежишь на корму, хватаешь якорь, бросаешь в воду и держишь, пока не зацепишься за нарвала, - задорный смех. Губы ложатся на макушку, а капитан уже показывает ручку газа, ключ зажигания, стартер. - Всё просто. Сбрасываешь газ и поворачиваешь ключ, - он опирается локтями на спинку водительского кресла и щекочет нос непокорными вихрами на макушке, продолжая пристально следить.

- Поворачиваешь газ и сбрасываешь ключ, - послушно повторяет обучаемый, трётся затылком о сложенные за головой руки инструктора и живо интересуется, - А что, правда можно зацепиться?

Нарвала, почему-то, жалко.

- А кааак же, - тянет доктор, прижимаясь губами к макушке, и млеет от теплоты родного запаха. Он прячет шутливую улыбку в чёрных вихрах и нагло врёт. - За нос. У нарвала очень длинный, любопытный нос, - тем временем охотничий нос подвергается сравнительному анализу взглядом серых и хитрых. - А если за нос не зацепился, то будешь плыть, пока соляра не кончится. Ну, или пока в берег не упрёшься. Вот так и тормозят викинги драккары. С моторной яхтой намного проще.

Нос чует внимание, неуютно морщится, сопереживая носу несчастного животного, а охотник блаженно жмурится.

- А солярой, - кивает с умным видом, - гребцов поили? Чтоб не замерзали и не пёрли берсерками на горящие бухты.

- Угу, все викинги вместо пива перед плаванием антифриз пили, - к макушке прикладываются два поцелуя, а капитанский нос чуть подталкивает вперёд голову штурмана, не позволяя расслабляться на руках за спиной. В кабину врывается маленький ураган , закруживший двоих. В неуёмном вихре один весело хохочет, другой пронзительно лает. Стихия огибает ноги капитана и уносится на корму, где её укрощают дедушки и бабушки. А капитан продолжает обучение. Рассказывает о фарватерах, банках, шхерах характерных для этих мест и с улыбкой вспоминает про "горящие бухты". - Вспоминаешь его?

- Не знаю, - тянет штурман задумчиво, - Наверное.

Врать не хочет, но и не помнит. Слишком много произошло за три месяца, чтобы подолгу предаваться воспоминаниям, и круговерть текущих событий быстро затмевала краткие вспышки ностальгии.

- Лора напомнила, - добавляет с лукавой улыбкой, - Спросила, где я его пристукнул, и признала, что лучше престарелый медиум, чем сопляк, который не знает, с какой стороны подойти к херу.

Посмеиваясь, он смотрит по сторонам, пытаясь то ли шестым чувством, то ли третьим глазом определить приближение ещё-одного-места-название-которого-не-выговорить.

- Ох, какая... - капитан смолк, подбирая синоним определению "мудрая стерва", - прямая, твоя Лора. Суровая, как билфингерский нефтяник с платформы. Её познания подходов к херу достойны уважения. Волчицу впечатлил только мой опыт на этих тропах? Правее возьми, - посоветовал капитан штурману, корректируя траекторию движения, и спросил. - А перед мальчишкой, всё же чувствуешь вину?

- Да уж не меньше наших, - всё ещё смеётся штурман, схвативший когда-то от наставницы пару-тройку неожиданных советов, - А ты уже с кем-то хочешь соревноваться? - вопросом на вопрос восхитился он, послушно подкручивая штурвал, пожал плечами и ответил на второй, - он же сам от меня ушёл.

- Так отсоревновался я уже, котик, - ответил капитан, пытаясь поймать губами щекочущие смоляные кончики волос. - Это до тридцати бежишь, не оглядываясь, и устанавливаешь рекорды. А после - уступаешь дистанцию. Да, сам, - подтвердил муж очевидное. - Он так решил. Просто меня не покидает мысль, что это я изменил его судьбу. Вот только к лучшему ли. Я ведь, фактически, забрал тебя у него. И если бы он попробовал вернуть прошлое, я бы ему не позволил. Вот такая я сволочь, - капитан зарылся лицом в пушистый мягкий плен и на несколько секунд забыл о реальности.

Котик ласкается, нежится и не мурчит, кажется, только потому, что говорит.

- А почему ты должен был ему что-то позволять? Потому что после тридцати уступают дистанцию?

Улыбка сошла на нет, зелёные глаза потемнели, ладони стиснули колесо.

- С чего ты взял, что я принял бы его обратно?

- Я бы не уступил, говорю же, - в этом капитан уверен, как в смене дня и ночи. - А ты. Мог, ведь, пожалеть? Хотя, он бы тебя навряд ли пожалел.

Руки ложатся на плечи и осторожно сползают на грудь, где под чёрным кителем бьётся горячее сердце оборотня.

- Ну что ты, - щекой к щеке. Его раздражение по краям солнечного режет острыми алыми бликами, вгрызаясь в ультрамарин. - Не хочешь о нём, не будем, - нежный поцелуй, как успокоительное. - Почти дошли уже. Пора шампанское разливать и торт резать. Кто будет торт резать? Кто сегодня за невесту?

Ничего. Щека ласково трётся о щёку, и солнышко быстро выпрыгивает из-за шальной тучки. Не бойся, милый, ничего не способно омрачить этот день. К тому же, может ты и прав. Может и мог. В конце-концов, ещё четыре месяца назад я не подозревал, насколько можно быть счастливым, просто чувствуя чужое дыхание у виска.

- А почему резать должна невеста? - поразился американец канонам северного домостроя, - Невеста должна сидеть и украшать.

- Да кто его знает, - смеётся где-то около уха. - Должна же быть хоть какая-то обязанность у женщины в Норвегии.

Капитан снова целует щёку штурмана:

- Сбрасывай скорость. Газ на себя. И в дрейф напротив вон того уступа на скале. Там течение в обход, почти стоячая вода. Давай. Сам. Осторожно. У тебя дети на борту.

Спасибо, милый. Он как раз расслабился! Нервно хихикая, штурман потянул, что сказали, куда сказали. Спасибо отцу, учившему сына ездить на допотопной ручной передаче. Уступ приближался неотвратимо, но не слишком угрожающе. Мотор фыркнул последний раз и затих. Маленькое судно безмятежно покачивалось на воде. Штурман выдохнул и уронил голову на спинку. Зелёные сверлили капитана и требовали немедленной награды.

"Награда" задержалась лишь на несколько секунд, чтобы двери в рубку "самопроизвольно" прикрылись подвластные качанию на волнах.

Капитан, навалившись на спинку, нависает над штурманом немного сбоку и медленно сантиметр за сантиметром припадает к выбритой щеке в направлении зовущих губ. Язык касается уголка рта и обводит идеальный контур, скромно без натиска просится внутрь и капитан пьянеет без шампанского, упиваясь вкусом. Он отрывается и, сдерживая желания и лихорадочный блеск в глазах, шепчет в сбившемся дыхании:

- Ты прирождённый викинг. Талантливый ученик и лучший штурман. Тебе давно пора сменить шевроны. И мы займёмся этим дома.

А за дверями слышится возня - Кадо пытается прогрызть себе проход в рубку.

Он улыбается лёгкой будоражащей щекотке и позволяет себе секундную паузу, прежде чем вдумчиво, со вкусом принять "скромное" прошение. Сладко, долго, с отчётливым осознанием собственного права на пожизненную нирвану. За всю жизнь столько не целовался. Да и всё равно - несравнимо. И не потому, что ты медиум и чувствуешь каждое желание партнёра ежесекундно. Первый поцелуй в законном браке. Тёмный затылок остаётся на подголовнике, на губах - совершенно ошалевшая от счастья улыбка.

- Я это запомнил, - такой же лихорадочный шёпот, он ловит ладонь, правую, и с чувством прижимает к губам, ощущая чуть нагревшийся разгорячённым телом символ созданного союза.

- Я режу, - до боли обожающий взгляд, - ты украшаешь.

Не потому что я медиум, солнышко, а потому что я тебя безумно люблю. Потому что и без своих способностей чувствую твою душу, как собственную. Ты часть меня. Как же я могу тебя не ощущать.

- Как скажешь, мой охотник, мой добытчик, - ещё одно тёплое касание губ и ещё одно, невозможно от тебя оторваться. - Ты маг. Ты просто скрываешь это. Каким заклятьем ты меня приворожил? Мм? Коварный святой отец. Сговорились с Гавриилом? - губы снова льнут, а волны от кильватера бьются о скалу и рикошетом возвращаются, покачивая судно и провоцируя молодожёнов.

А за дверями новый член семьи решил окончательно снести преграду и добраться до отцов. Он царапает, грызёт и привлекает внимание гостей звонким лаем. Если не всех, то одного - точно.

- Папа Алан, папа Свэн, - доносится снаружи. Ещё секунда и младший Эккерсберг ворвётся в рубку.

- Сговорились, - легко соглашается на всё. Для тебя хоть маг, хоть добытчик, хоть невеста с обязанностями, - Идём, - еле слышный мучительный стон и рука толкает от себя чёрный китель, - Идём, - повторяет умоляюще, дверца поддаётся, и капитанский мостик снова оккупируют маленькие захватчики. Серо-голубые глазёнки жадно смотрят на руль. Папы переглядываются, и сыну обещается попозже место второго пилота: у первого, то бишь, на коленях.

Они вываливаются к гостям как в бреду, полностью осознавая своё практически утилитарное значение (без виновников торжества ни шампанское не откроешь, ни торт не надкусишь), и вполне им устроенные. Можно и дальше смотреть только друг на друга и тонуть в фантазиях. Охотник не зря берёт на себя роль "норвежской невесты", заполучив в руки острый предмет, тело действует рефлекторно, движения отточены, аккуратны, и где плавает мозг, совершенно не важно. Сесть бы по разные стороны стола, но кто ж позволит молодожёнам? Милый, если мы переживём это - мы переживём всё! Игристые пузырьки пляшут в бокале. Серые, зелёные, серо-зелёные. За нас. Тьфу ты. А этим уже "горько".

Горько. Габриэль. Но кто бы сомневался? Ты бы лучше поел, вуайерист хренов. Что? Соскучился по своим любовникам? А мы тут при чём? Это ты так с ностальгией справляешься? Аа. Лучше бы ты волчицу охмурил. Ведьмак всё же.

"Ну что, милый, - старший муж поднимается за столом, как на эшафот, и мысленно считает собравшихся. - Нет, я не смогу. Восемь человек удержать под гипнозом. Это во время призыва я творю чудеса, когда способности усилены. А сейчас, дохлый номер. Ещё и собака. Кстати, собака! Ты зачем жрёшь мой ботинок? Ах, ты", - он опускается под стол и уже на пол пути понимает, что предстоящее испытание на несколько порядков хуже поцелуя. Руки хватают непоседливую псинку, а глаза застывают на уровне... на том самом уровне, где Фрейд и Юнг бессильны с психоанализом против инстинктов и великой химии чувств. Закрыть глаза. Выключить зрительный анализатор. А толку. Я ж не глазами вижу. Вотан, Гавриил. Ну что вам стоит парализовать меня на время. Эй, доктор, ты совсем рехнулся? Похоже. Ааа, вот оно спасение. Кадо! Родной! Слюнявый рот и мокрый нос. Облизал руки и лицо, и принялся за уши. Рывком супруг поднимается из-под стола и возвращается к супругу и гостям.

Он прижимается к любимому, собака в середине, пытается лизнуть обоих.

- Вот вам и "горько" на троих, - смеётся доктор.

Разбежались. С противоположного края стола мстительно сверкают глаза волчицы. Она чует накал между любовниками насквозь, а уж своего-то волчонка знает как облупленного. Охотники натуры страстные, медиумы - чокнутые. Решили, значит, устроить замыкание бытия? Вот и стойте теперь громоотводами. Шипучий бокал требовательно поднимается повыше, тычок в бок ведьмаку, и тот с наивной готовностью подключается к продолжению провокации.

"Ребёнка не задавите", - в голове медиума ехидное эхо слов ведьмака при первой встрече с лопоухим подарком. Рука охотника нервно зарывается в светлую пушистую шёрстку.

Ага. Ну ладно. Провокаторша. Испытываешь? Как на полигоне. Да - люблю. Да - хочу. Всегда. Везде. Как в последний раз? Мозгокрут-извращенец? Старый пидор? Да, знаю. Но не такой уж и старый, кстати.

Он принимает вызов. Щенок в руках. Установка - не задавить. Глаза в глаза, а губы чуть касаются друг друга, как в церкви, совсем недавно. Самый что ни на есть целомудренный поцелуй. Но на фрактальном плане на двоих, буквально на секунду, в мыслях, настолько страстный и горячий поцелуй, что кажется пространство вспыхивает и горит. Пожар и пламя. Пропасть безумства. Прожигающая жажда. Пусть небольшая, но отдушина. Самообман.

А перед гостями два жениха, два капитана, с собачкой на руках целуются и отстраняются послушно. В долю секунды испытав прилив и жар. Лишь сведущий сейчас заметит, как вроде беспричинно изменили форму брюки у обоих. Но накрытый стол надёжно маскирует все изъяны ментального контакта.

"Надо сесть, любимый. И наконец-то, дорваться до торта. Не зря же украшали, резали. Хватит нас уже эксплуатировать".

Глаза в глаза. Он оглушён, тонет в сером омуте, не в силах пошевелиться. Гавриил, довольный, выписывает квитанцию. Парализацию заказывали? Ах, не того? Ну извините, вас, сынов Вальхаллы, тут плоховато слышно.

"Ми-ло-та!"

Это вам из-за стола высший бал, доктор, между прочим. Не сводя глаз со старшего жениха, волчица взъерошивает волосёнки проползающего мимо по своим делам щенка двуногого, откидывается на мягкую удобную спинку и прячет в бокале самодовольную ухмылку.

А младший, не подозревая о царящем над столом накале страстей, медленно возрождается из пепла, кивает и первым рушится на диванчик. Еда сейчас - спасение, надо лишь напомнить организму, что он голодный. На столе достаточного съестного и посерьёзней, но мозг принимает лишь простейшие установки: свадьба, следовательно торт. С набитым ртом он откидывается на спинку и прикрывает глаза. Бедро к бедру, плечо к плечу. Рукав на рукав, под сплетёнными пальцами мягкое, радостное, шебутное. Зелёный приоткрывается и весело косит на седой висок. Жить будем, доктор.

Долго.

Счастливо.

[Ribka 26 206]

Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага (с)

Лао-цзы

Ribka & seda_rostro

Часть 1

http://pleer.com/tracks/482470QNeK

Нью-Йорк. Город свободы и резких констрастов. Город, где блеск и роскошь граничат с нищетой, где удивительным образом смешиваются культуры и национальные традиции, прошлое и настоящее, где продуваемый атлантическими ветрами жизненный ритм не замирает ни на минуту. Этот город можно любить и ненавидеть, но нельзя не признавать величие противоречивого Нью-Йорка. Статуя Свободы, знаменитые небоскребы Манхеттена, бесконечный, горящий всеми цветами Бродвей, Центральный Парк и один из старейших висячих балочных мостов в мире – Бруклинский мост – все это Нью-Йорк! “На древе успеха много яблок, но если тебе удалось завоевать Нью-Йорк, тебе досталось самое большое из них”. И сейчас, как и сто лет назад сюда стремятся те, кто хочет откусить свой кусок Большого Яблока или хоть кончиком пальца прикоснуться к призраку “американской мечты”. И город Желтого дьявола предоставляет им тысячи возможностей и перспектив. Но сегодня город встречал своих детей и гостей шквальным ветром, ледяными потоками воды, что заслонили собой картины за панорамными окнами аэропорта имени Кеннеди, и особо придирчивым сотрудником иммиграционного контроля. Полный, неопрятного вида мужчина, с угрюмым выражением лица чересчур пристально изучал документы Терезы и в частности грин-карту. Эдвард уже мрачно решал, что они сейчас будут делать, когда тот обнаружит подделку, когда краем глаза заметил, что склонившая голову ведьмачка что-то беззвучно шепчет. Молится своей Хранительнице? Нет, судя по изменившемуся выражению лица таможенника, заставившего оборотня ревниво – и, к счастью для него же, незаметно – сверкнуть глазами, ведьмачка плела очередное приворотное заклятие.

- Какие-то проблемы? - Тереза склонилась ближе к мужчине, чтобы разглядеть бейджик на его груди, - сеньор Уилсон?

- На вашей карте отсутствую несколько водяных знаков, - строго произнес таможенник, но тон его тут же смягчился, стоило мужчине обратить свой взор на девушку, - Но..я..я не совсем уверен..Возможно, следует провести более тщательное изучение.

- О,нет, сеньор! Как такое может быть? - ладошка ведьмачки коснулись задрожавших губ, а во встревоженном голосе послышались, ранее незаметные, нотки итальянского акцента, - Это какая-то ошибка! Я отсутствовала всего пару лет по причинам,не зависящим от моего собственного желания. Мой добрый дядюшка Джино скончался два года назад,оставив мне , как единственной наследнице, всё своё скромное имущество, а именно, - Тереза принялась загибать пальчики, перечисляя недвижимость усопшего, - два фермерских угодья, три виноградника, небольшой особняк в пригороде Палермо, весьма скромный заводик по производству овечий пряжи. Что бы со всем этим разобраться такой хрупкой девушке, как я, - ведьмачка заглянула в одурманенные глаза таможенника, придав своему лицу крайне печальное выражение, - потребовалось слишком много времени. Но сейчас, когда все трудности позади, я вернулась в эту прекрасную страну, что бы жить здесь и тратить накопленное состояние! Возможно, за этот срок что-то изменилось и мои документы немного устарели, но, сеньор Уилсон, моё сердце, - ручка девушки скользнула на грудь,в область, где, как предполагалось, находился сей чуткий орган, - принадлежит Америке. Моя любовь к ней безгранична! Можно ли как-то избежать инцидента?

- Эм.. да.. - полный мужчина, всё это время завороженно следящий за передвижением тонкой ладошки, оторвался наконец от созерцания последнего её места нахождения и, скосив глаза на лежащие перед ним бумажки, проговорил слегка охрипшим голосом, - я думаю.. я думаю, тут действительно закралась ошибка. Скорее всего эти документы старого образца. Я не так давно тут работаю.. Что, ж.. - таможенник быстро забарабанил по клавиатуре,внося какие-то пометки в базу данных иммиграционной службы, - пожалуй,я пропущу вас.

- Спасибо! Спасибо, сеньор! - Тереза просияла, одарив мужчину обворожительной улыбкой, - Вы удивительный человек и невероятно красивый мужчина! Я не забуду вашей доброты!

Еще через минуту документы были возвращены их владелице.

- Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Конти, - человек в форме расплылся в слащавой улыбке, а Янки поспешил увести девушку.

- Отличное представление, - тихо, чтобы слышала только ведьмачка, произнес Эдвард, внимательно, но незаметно осматриваясь вокруг, чтобы убедиться, что все спокойно.

- Каждый раз срабатывает, - хмыкнула Тереза, - Вас, мужчин, обдурить проще, чем отобрать конфетку у ребенка.

- Звучит как вызов! - ухмыльнулся охотник.

- Кому? Тебе? - перехватив в другую руку небольшой саквояж, ведьмачка чуть приобняла Эдварда, шепнув ему на ушко, - Поздно, милый мой, я уже победила.

Янки закатил глаза, притворно сокрушаясь поцокал языком:

- Я бы не был столь категоричен, детка. Все только начинается.

Но во взгляде голубых глаз, брошенном на девушку, читалось “Надеюсь, мы оба выиграем больше, чем потеряли”.

Едва стеклянные двери аэропорта распахнулись перед выходящими, ветер набросился на людей, нещадно трепля их одежду и волосы и бросая в лица пригоршни дождевых капель. Ярко-желтая машина такси подъехала мгновенно к самому козырьку, что нависал над выходом, стоило лишь поднять руку и скрыла в своем нутре от непогоды. Эд стряхнул мокрые капли с волос, называя водителю адрес в Южном Бронксе. А начавшиеся было возражения со стороны последнего пресекла новенькая, хрустящая, пахнущая типографской краской банкнота, только что снятая в банкомате аэропорта. Машина немедленно тронулась с места, дворники со скрипом пытались очистить лобовое стекло от заливающих их потоков воды, тихо играла музыка в магнитоле, а водитель продолжал вслух высказывать свое недовольство конечным пунктом поездки:

- Нет, говорю вам, никто бы другой в здравом уме не повез бы вас в Южный Бронкс! Но вам повезло! Приятель друга моего кузена имеет там кое-какие связи в полиции, поэтому со мной вам ничего не грозит! Хотя я бы все-равно вам не советовал там ходить, мало ли что! Видно же, что вы человек не нищий... Но со мной можете не опасаться, что что-то случится... Потому что кузен друга моего приятеля имеет там связи!... Но все же не стоило тащить с собой вашу даму! Нет, конечно, ей ничего не грозит там... Но вы просто не знаете, что такое Южный Бронкс... Там грязно, кучи мусора... преступность, нарко-притоны! Девушке там не место...

Охотник не слушал болтовню водителя. Бывает, что попадаются такие таксисты, у которых рот не закрывается даже во сне, но Эд уже давно привык не обращать внимания на такие мелочи. Всматриваясь на проплывающие за стеклом привычные виды Квинса, чересчур размытые сейчас пеленой дождя, он слепо потянулся и слегка сжал холодные пальцы Терезы, повернулся, глядя на девушку. О чем она сейчас думает? Вспоминает ли свое прошлое здесь или размышляет об их будущем? Или просто гадает когда закончится дождь?

- У меня был знакомый в Южном Бронксе, - начала ведьмачка, перебивая словесное извержение таксиста, - Звали его Буба, возможно, вы слышали о нем.. Старик держал клуб для членов религиозно-экстремистской банды пуэрториканцев на окраине района. То еще местечко, - Тереза откинулась на спинку сиденья, уперев взгляд в затылок, внезапно притихшему водителю, - Буба , сам в прошлом священник, был для них кем-то вроде духовного наставника: читал проповеди, давал приют, когда требовалось, находил новых последователей. Несчастным, что приходили к нему, предлагалась альтернатива страданиям в виде доброго слова и дозы наркоты по скромной цене в замен на некоторые услуги.. так скажем, сексуального характера. И от чего-то люди соглашались на его предложение, возможно,из-за незаурядных способностей самого Бубы. Поговаривали, что он умел читать мысли и общаться с потустороннем миром. Враки, конечно. Кто в здравом уме поверит в эти сказки? Но старик постепенно окружал себя паствой, смещая по значимости даже главу банды. Став этаким Серым кардиналом, Буба негласно руководил группировкой, захватывая все больше спорных территорий и создавая некоторое подобие синдиката, заставляя членов других банд района,сливать часть товаров через его черный рынок. Такое положение дел, конечно, мало устраивало боссов конфликтующих преступных групп,но, самое удивительное, никто так и не решился дать старику отпор. Его боялись и уважали, а Буба, купаясь в деньгах и власти, всё глубже погрязал в грехах и разврате, - Тереза замолчала на мгновение, взглянув на Эда, что так же внимательно её слушал, сжала покрепче его ладонь и продолжила, - Но вот однажды, Бубу нашли повешенным на кресте вниз головой, с выпотрошенным брюхом и отрезанным мужским достоинством в зубах, а рядом кровавая надпись на стене «Да воздастся тебе за грехи твои и откроются врата Ада, принимая брата своего во владения». Убийцу так и не нашли, полиция развела руками, не желая вмешиваться в местные разборки - слишком много подозреваемых. Синдикат старика развалился. Большинство последователей просто отказались продолжать его дело, испугавшись возмездия и на их головы. Началась междоусобная война за территорию. Много тогда людей погибло, тела некоторых не нашли до сих пор, - в повисшей тишине, девушка извлекла из пачки сигарету, прикурила неспешно, выпустив пару колечек дыма. Через зеркальце заднего вида на неё глядели два испуганных карих глаза, - Было это года четыре назад, если не ошибаюсь. Сейчас, вроде бы, всё более менее спокойно,но спасибо за протекцию, она нам,действительно, не помешает в столь гиблом месте. Единственное, попрошу весь остаток дороги воздержаться от разговоров, если можно. У нас был длительный перелет, хотелось бы немного отдохнуть, - с этими словами Тереза отвернулась, продолжив наблюдать за каплями дождя, скользящими по окну, за которым все также серел неприглядный пейзаж каменных джунглей Нью-Йорка.

Янки только недовольно качнул головой на рассказ ведьмачки и тоже посмотрел в зеркальце заднего вида. Ну и чего она хотела добиться своими откровениями? Таксист замолчал, прибавив музыку в салоне куда как громче, чем хотелось бы, и косился то на своих пассажиров, что так некстати взял, то на навигатор – как думал охотник, вовсе чтобы не уточнить маршрут, а узнать, сколько километров еще их везти. Придется расщедриться на чаевые, видимо. Эд вздохнул и тоже отвернулся к окну. С Терезой он поговорит позже, когда они останутся одни. Если ведьмачка действительно собирается не только быть его любовницей в постели и пассажиркой в машине, но и “работать”, ей придется пересмотреть свои принципы. Внимания полиции и так то не просто избежать в их деле и тем более не стоит привлекать его к себе специально. Болтливость Нью-Йоркских таксистов это такая же фишка, как и желтый цвет их машин, варьируется лишь степень и ее громкость. Не стоит обращать внимания – и ты останешься лишь серым пассажиром, которого забудут, едва подобрав следующего. Но их пару, а особенно Терезу, данный таксист будет еще долго вспоминать, рассказывать о них всем желающим послушать и надеяться однажды увидеть их лица в каком-нибудь “The New York Times” под заголовком “Их разыскивает полиция”, чтобы дать показания служителям закона и до конца жизни гордиться своим вкладом в благополучие родного города.

Меньше, чем через час Yello Cab остановилась перед непрезентабельного вида узким двухэтажным домом, зажатом между двумя домами побольше и изрисованном граффити по самую крышу. В мутных, кажется никогда не мытых окнах второго этажа не было видно ни света, ни кого-либо живого. Ливень к тому времени закончился и серые тучи лишь изредка роняли сердитые слезинки на вышедших из машины людей. Такси сорвалось с места и скрылось из виду, едва лишь за пассажирами захлопнулась дверца, а Янки осмотрелся вокруг. Побитый асфальт тускло сверкал лужами, резкий запах гнили тянулся от рваных мусорных мешков, сваленных под давно мертвым деревом, все еще торчащим у края тротуара. На крыльце соседнего дома трое местных, по виду пуэрториканцы, о чем-то горячо спорили, под стеной другого дома сидела промокшая, безучастная к окружающему, бледная девица, определенная охотником как наркоманка. На пару приезжих никто из них не обратил внимания, видимо и впрямь из-за приятеля кузена друга привезшего их таксиста.

Эд взял Терезу за руку и повел к незаметному среди ярких линий граффити входу:

- Постарайся не обращать внимания на то, что увидишь. Ну, или не показывать виду, - мрачно предупредил он, без стука толкая дверь и первым входя внутрь. - И постарайся молчать, чтобы ни услышала.

Сразу от входа начиналась скрипучая лестница на второй этаж, откуда уже неслись знакомые гнусавые вопли невидимого Мика:

- Явился таки, сучий сын? Я уж жопу отсидел тебя поджидая! Ну, чего еле ползешь? Или ноги тебе оторвало нахрен по самые яйца?

Янки невозмутимо глянул на ведьмачку, чуть пожал плечами и стал подниматься наверх. На полу и ступеньках было пыльно и валялся мусор, в доме стоял несвежий застарелый запах, выяснять причину которого побоялся бы и оборотень.

На втором этаже находилась небольшая комната с нестарым, но порядком замызганным диваном, столом, заваленном пивными бутылками, грязными тарелками и пустыми шприцами, и современным плоским телевизором на противоположной стене, где беззвучно надрывалась какая-то белобрысая певица. В другом углу комнаты стоял еще один грязный диван, на котором то ли спали, то ли уже умерли – судя по амбрэ - две темнокожие полуголые девицы. Их встретил калека без ног в инвалидной коляске с электроприводом – неожиданно дорогой и функциональной модели. Вдоль вытянутого лица, покрытого старыми шрамами, свисали длинные сальные волосы, один глаз слепо мерцал вглубине узкой щелки, что представляло собой изуродаванное веко, второй смотрел живо и зорко.

Можно было заметить, что помимо ног хозяину дома не хватает и пальцев – двух на правой руке и одного – на левой. Злобно ощерившись в сторону гостей и демонстрируя провалы на месте некоторых зубов, он вместо приветствия смерил презрительным взглядом ведьмачку:

- Чего вылупилась, шалава? - и в сторону охотника. - Нахера она тебе, Джонс? Аааа, впрочем хрен и с ней и с тобой! Забирай то зачем пришел, плати и проваливай, дерьмо блохастое!

Трехпалая ладонь истерично задергала джойстиком, разворачивая коляску и заставляя ту катиться вглубь дома. Янки лишь потянул Терезу следом, никак не комментируя происходящее.

За первой комнатой находилась вторая – большая и просторная, освещенная многочисленными лампами, под которыми тянули вверх свои зеленые соцветия легко узнаваемые растения.

- Тереза,- Эд указал ведьмачке в сторону двери по ту сторону узкого прохода меж зелеными насаждениями. - Иди туда, выбери себе оружие и возвращайся.

- И не вздумай чего украсть, а то руки оторву нахрен!- проорал в спину девушки Мик.

За закрытой дверью ведьмачку ожидала маленькая, набитая всевозможным оружием комнатка. Среди многочисленных огнестрелов и холодного оружия был и один арбалет – небольшой и легкий, по типу того, что был утоплен у берега Рейкьявика – и с десяток болтов к нему.

Хозяин же всего этого добра продолжал гнусаво надрываться, ничуть не смущаясь, что его слова слышит и девушка:

- Джонс, ты придурок? Совсем рехнулся? Нахер тебе эта баба? Ну, понравилась ее жопа, так отымей ее как следует и все! Ты ж один работаешь! Че, млять, думаешь тоже будет с тобой мотаться по штатам? Не-хе-ра! Бабам нужно три вещи – гребаное кольцо на пальце, парочка гребаных спиногрызов и гребаный же дом, где они будут играть в видимость счастливой американской семьи! Понял, урод мохнатый? Она сбежит от тебя через пару недель! И что тогда, Джонс? Будешь драть шлюх и выть на луну? - Мик заржал. Смех становился все более истеричным, а калека достал из нагрудного кармана грязной рубахи самокрутку и поспешно прикурил. По комнате пополз характерный сладковатый дымок. - Все беды от этих сук! Запомни, она тебя отымеет и оставит с голой жопой!

Калека махнул рукой и развернул коляску к стоящему на столе ноуту.

- Давай, плати таксу, забирай свою шваль и проваливай из моего дома!

Тереза обернулась, кинув недоуменный взгляд на дверь, за которой какой-то козел костерил её на чем свет стоит, - Вот же, сукин сын, - прошептала ведьмачка, скривив лицо. Обиднее всего было то, что Эд никак не отреагировал на выпады калеки в её сторону. Недюжинная выдержка? Или молчаливое одобрение? Девушка выдохнула, в попытке усмирить нарастающее недовольство, грозившее этим двоим самым страшным проклятием,что она знала. Углубившись в комнатку, Тереза приступила к изучению арсенала. Выбор пал на пару ножей - один маленький, чтобы можно было спрятать на лодыжке, второй побольше, с плоским лезвием с одной стороны и острыми зубцами с другой, пистолет FN Five-seveN — игрушка,способная пробить кевларовый бронежилет, отлично сгодится для шкуры какого-нибудь оборотня. Так же, в «корзинку с покупками» добивался арбалет - не столь хороший, как был до этого, но другого Тереза не нашла. Собрав все необходимое, девушка вышла обратно к мужчинам. С невозмутимым видом подошла к столу, свалила оружие рядом с ноутбуком и ровным голосом обратилась к хозяину дома, пристально всмотревшись тому в обезображенное лицо.

- Что же ты, Мик,разве так встречают гостей? Я знала, что Бронкс не самое гостеприимное место, но что бы на столько.. Где же сервис? Мог бы и кофе предложить даме. Хотя, нет, оно наверняка отвратительное. Правильно делаешь, что не предлагаешь, иначе распугаешь всех клиентов, - Тереза выпрямилась и указала пальчиком на товар, - Заверни всё это в розовую упаковочную бумагу. У тебя ведь найдется такая? Чтоб в тон моей помады. А то,знаешь ли, - девушка оскалилась, - такие сучки, как я очень злятся, когда их желаниями пренебрегают...

За то время, что ведьмачка говорила, лицо Мика сменило выражение с просто презрительного на злобное, а после и вовсе на слепую ярость. Еще через секунду в трехпалой ладони оказался кольт, недвусмысленно смотрящий дулом между глаз девушки.

- Заткни хайло, шалава! Иначе твои мозги запачкают мои цветочки!

Гнусавый крик резанул по ушам, но охотник уже вклинился между двумя, потемнев лицом и мрачно нахмурившись.

- Мик, успокойся! - одна рука легла на дуло револьвера, отводя его в сторону от ведьмачки, второй он цепко ухватил девушку за локоть с просьбой глядя той в глаза, но голос звучал сухо и сурово: - Тереза, пожалуйста, я просил тебя помолчать!

- Извини,я не умею делать это так же превосходно, как ты, - огрызнулась Тереза, одарив охотника тяжелым взглядом, - Разбирайся с этим дерьмом сам. Я подожду внизу.

Развернувшись на каблуках, ведьмачка зашагала к выходу. Почти преодолев путь, она внезапно замерла , будто бы что-то вспомнила, - La prossima volta, farò strappare questo stronzo dita rimanenti, - Тереза обернулась на Эда, - E tu non mi fermi. - Закончив фразу, ведьмачка скрылась за дверью, еще некоторое время выдавая своё существование скрипом старых половиц.

(В следующий раз я оторву этому мудаку оставшиеся пальцы. И ты не остановишь меня.* итал)

- Ах, ты ж подстилка псиная! - взвыл Мик. - Убью суку!

Вслед Терезе грохнул выстрел, но пуля лишь пробила косяк в том месте, где только что стояла ведьма. Гнусавые крики хозяина дома смешались с голосом матерящегося охотника.

На то, чтобы успокоить калеку пришлось потратить время. Чтобы уговорить его не отказываться от сделки – еще время.

- Эта блядь уже из тебя веревки вьет, - Мик сделал затяжку и передал самокрутку Янки: - Посмотри в кого ты из-за нее превращаешься, долбоклюй херов! Не можешь этой швали даже рот заткнуть!

Эд лишь поморщился, тоже затягиваясь “трубкой мира”, но отвечать по обыкновению не стал. Отодвинул в сторону выбранные девушкой ножи – этого добра и в собственном арсенале хватает, снова затянулся и вернул самокрутку заметно успокоившемуся калеке. Мик тщательно обсчитал выбранные Терезой пистолет и арбалет, а также пули к первому и болты ко второму, а охотник послушно оплатил и его и счет за стоянку Форда через мобильный банк, мрачно глядя на остаток средств.

- Вставай, сучка, - калека подкатил коляску к дивану с девицами, грубо схватил одну за волосы и дернул вниз, скидывая ее на пол. - Иди, гараж открой!

Девица сонно захлопала глазами, бессмысленно озираясь вокруг, но получив ощутимый пинок от наехавшей на нее коляски, вскочила на ноги и пошатываясь поплелась вниз по лестнице, даже не озаботившись что-то одеть поверх трусов и майки, что уже были на ней.

- Слушай, что я тебе говорю, Джонс! Пошли эту сучку прямо сейчас, иначе скоро останешься без головы! - попрощался с охотником Мик, укурившийся до состояния благосклонности и даже расщедрившегося на пару самокруток старому знакомому почти задаром.

Разбуженная девица открыла неприметную дверь, впуская охотника в хорошо оборудованный гараж, щелкнула выключателем, зажигая яркий свет и замерла, прилипнув к стене.

Подойдя к синему Форд Фокусу, Эдвард открыл капот машины, проверяя все ли детали на месте, потом обошел ее сзади и открыл багажник, поднял крышку двойного дна, проверяя наличие своего арсенала, спрятал туда выбранное Терезой оружие, закрыл и теперь уже кинул их сумки в багажник, крикнул темнокожей девице. - Открывай ворота.

Последняя отлипла от стены и подошла к железным ставням, что закрывали выезд. Чуть дольше, чем нужно, провозилась с электронным замком и дверь с грохотом поехала вверх, впуская уличный свет в помещение.

Эд сел в машину, достал ключ из-за солнцезащитного козырька и повернул его в замке зажигания. Форд тут же отозвался сытым урчанием и через несколько секунд машина мягко тронулась с места, выезжая из “гаража”.

Притормозив рядом с ожидающей его Терезой, Янки вышел из машины.

- Садись за руль, - мрачно сказал он девушке, сам устраиваясь на пассажирском сидении, и потянулся к навигатору на лобовом стекле, чтобы настроить маршрут. Нью-Йорк они покидают.

Тереза села, с силой захлопнув за собой дверцу. Еще чуть-чуть и та бы просто оторвалась. Глядя перед собой бесстрастными глазами, девушка молча дожидалась, когда Эд озвучит их новый маршрут.

- Не хлопай дверями! - возмутился Янки, любовно огладив приборную панель:- Бамбина этого не любит.

В ответ на это заявление салон наполнился звуками тяжелого дыхания. "Посчитай до десяти и успокойся", мысленно отдав себе приказ, ведьмачка разжала пальцы, что все это время сжимали руль.

- Куда едем, - тихо спросила Тереза, по прежнему не поворачивая головы к мужчине.

- Подальше от этого гребаного города, - ответил Эдвард, потерев переносицу. - Следуй за навигатором, он выведет на магистраль.

Сняв с себя туфли, девушка небрежно закинула их на заднее сидение, даже не собираясь слушать возможные возражения. Надавив босой ногой на педаль газа, Тереза вырулила машину на дорогу, аккуратно повела её,объезжая выбоины и крупный мусор, что валялся тут каждые два метра. От Эда пахло марихуаной. Этот факт возводил обиду ведьмачки в крайнюю степень, еще хоть слово и она разразится тирадой. Но охотник молчал, а Тереза,как могла, сосредоточилась на шоссе, забивая досадливые чувства, как можно дальше в темный угол сознания. "Отличное начало совместной жизни", крамольная мысль, проскользнувшая через выстроенную наскоро стену, заставила ведьмачку покрепче стиснуть зубы.

На нарочитую выходку с туфлями Янки и внимания не обратил. Вряд ли грязные каблуки могли нанести кожаной обивке сидений вреда больше, чем охотник, не раз и не два истекающий на них кровью после не слишком удачной схватки. Но и молчание не длилось долго.

- Тереза, - Эд поудобнее откинулся в кресле, облокотившись о дверцу и повернувшись, насколько возможно, к девушке. Взгляд немного осоловевших глаз “завис” на темном локоне, что отделился от остальных волос и причудливо свернулся на светлом пальто ведьмачки. Мужчина чуть наклонил голову к плечу, приподнял бровь, пристальнее всматриваясь в змеиноподобный завиток. Потом начал снова: - Тереза... Отшлепать бы тебя за твое поведение! Эээм.., - Янки моргнул, качнул головой, пробиваясь сквозь окутавший сознание легкий туман: - В смысле нам надо поговорить о том, что произошло...

Форд резко затормозил,немного вильнув в сторону и оглушив округу визгом покрышек.

- Чертов оборотень! - вложив в данное определение, находящегося рядом мужчины, всю силу своего негодования,ведьмачка возвела руки к небу, - Да пошел ты к дьяволу,Эд!

Тереза выскочила из машины, яростно выкрикивая итальянские ругательства. Пнула колесо и тут же скривилась от боли,пронзившую ступню, - Мать твою.. - прислонившись к капоту, девушка согнулась,уперев руки в коленки, - Иди поговори со своим Миком о том, что произошло, а меня оставь в покое!

- Черт тебя побери!

Янки на секунду зажмурился, прижав руку ко лбу, и выскочил из машины вслед за девушкой. «Счастливой совместной жизни!» ехидно-радостно прозвучало в левом ухе. Нет, никого рядом не было. Даже на улице никого не было, хотя оборотень спиной чуял направленные на них любопытные взгляды из грязных окон окружающих домов. Просто потрясающе! И тут же ведьмачка вскрикнула от боли.

- Господи, детка!

Охотник присел на корточки рядом с Терезой, осторожно тронув пострадавшую ногу.

- Что с тобой сегодня? Ты словно сама не своя, как мы прилетели, - с досадой произнес он, ощупывая ступню девушки. - Кажется просто ушиб, - Эдвард встал и теперь смотрел в глаза ведьмачки. - Что случилось?

- Что случилось? - Тереза не верила своим ушам, - Ты меня спрашиваешь, что случилось? - оттолкнув о себя Эда, девушка заковыляла к противоположному краю Форда, периодически оборачиваясь и тыкая в охотника пальцем, - Если для тебя нормально, когда твою женщину называют непотребными словами, а потом еще и застрелить пытаются, что ж .. я.. я даже не знаю, что на это сказать! А ты, к тому же, еще и дури накурился!

- Да стой ты! - этот скандал, к тому же прилюдный, начинал раздражать неимоверно, а несдержанность ведьмачки вызывала разочарование. Но охотник все-равно остановил девушку и обнял, не обращая внимания на удары маленьких кулачков. Выдохнул в растрепанные волосы. - Прости, мне не стоило брать тебя к Мику, надо было оставить тебя.. где-нибудь. Но я не хотел задерживаться в этом городе дольше необходимого. Слушай, Мик... своеобразный человек, к тому же наркоман.. Но он не понаслышке знает о сверхъестественном. И всегда помогает. Да прекрати уже меня бить! - Эд крепче стиснул девушку: - Надо было вкратце предупредить тебя о том, что нас ждет. Но в такси это было делать неудобно, ты и так привлекла к нам ненужное внимание. Я понадеялся, что ты доверишься мне и выполнишь просьбу не обращать внимания и молчать, - с укором проговорил охотник. - А то, что я не вступился за тебя... Нет, для меня это ненормально. Но при Мике вообще лучше рта не раскрывать лишний раз. Его бесит абсолютно все. И так пришлось постараться, чтобы уговорить его не отказываться от сделки.

- Какие интересные грани я открываю в тебе,Эд.. - ведьмачка отстранилась и горько усмехнулась,глядя в подернутые дымкой глаза напротив, - Видимо, тебе и вовсе не стоило брать меня с собой, раз я доставляю тебе столько неудобства? Печально, что ты не разглядел во мне этих качеств раньше,жаль тебя разочаровывать,но вот такая я есть, - девушка отвернулась, - Я довезу тебя до ближайшего мотеля,в таком состояние ты не можешь вести. А потом.. я не знаю, что потом.. останусь,где-нибудь..

Охотник вздохнул, на секунду зажмурившись и чувствуя необъяснимое желание побиться головой о крышу Форда.

- Ну, что ты за дурочка! - Эд заставил девушку снова повернуться к нему. - Отвезу тебя, останусь где-нибудь! - передразнил он Терезу. - Что, возникла первая трудность, и ручки опустила? - мужчина обхватил ладонями лицо ведьмачки, с сердитым прищуром глядя в синие озера ее глаз. - Ты говорила, что тебе плевать на то, что нас ждет, на все плевать! Что важны лишь мы! Чтобы мы были вместе! И что?! Какой то обдолбанный калека, потерявший свои мозги вместе с ногами, вот так запросто перечеркнул все?! Ну, что молчишь?

Последние слова сорвались со злым рычанием, глаза сверкнули, а зрачок оборотня дрогнул и вытянулся. Нет, мозги Мик все же не потерял, раз слова его сбывались, а Янки уже был готов выть на луну, потому что Тереза отдалялась от него. А под действием марихуаны привычная сдержанность изменила мужчине. Одна рука подобно стальным оковам обвила талию ведьмачки, вторая сжала волосы на затылке, притягивая голову Терезы ближе. Губы охотника смяли губы девушки в злом отчаянном поцелуе.

Терезе потребовалось усилие чтобы отпихнуть от себя охотника. Занеся руку, она отвесила Эдварду звонкую пощечину, - Не смей так больше делать, понял меня? - рассерженный взгляд сменился на абсолютно дикий. Вот уж истинная правда — любовники всегда перенимают повадки друг друга. Если бы не прежняя синева глаз, многие сочли бы Терезу охотницей, казалось, что все волоски на её теле встали дыбом, а голос сменился на угрожающее рычание.

Впрочем, в следующую же секунду ведьмачка ухватила мужчину за лацканы пиджака, притягивая его к себе и порывисто приникая к пьянящим, подобно глотку виски, губам. Мощный электрический разряд, прошивший все тело, рассыпал обиду на мелкие осколки, заполнив пустоты обжигающем чувством любви.

- Черт тебя побери,Эдвард Джонс, - чуть отшатнувшись, Тереза прижалась лбом к лбу охотника и закрыла глаза, громко втягивая воздух, - Мне плевать на этого долбаного урода. Но тебе придется начать со мной разговаривать, если ты хочешь, чтобы все было по твоему. Я не робот, что следует установленной программе и не безмозглая идиотка..

Янки отстранился от ведьмачки, одной рукой потирая пострадавшую щеку, а второй ослабляя галстук. Одернул полы пиджака, чтобы скрыть неуместно затопорщащиеся брюки.

- Поехали,- буркнул он, открывая дверь с пассажирской стороны,- и так уже дали пищу для болтовни местным кумушкам на год вперед.

-Чертов калека со своими самокрутками,- ворчал охотник, устраиваясь на своем месте и чувствуя, как все больше "уплывает". Едва только ведьмачка села, он произнес:- Снимем комнату в ближайшем мотеле за городом, отдохнем, перекусим. И все обсудим. Хорошо?

Эдвард снова притянул к себе Терезу, чтобы поцеловать - на этот раз куда нежнее.

- Не бей меня больше, солнышко, - пробормотал мужчина. - Ласковая ты мне нравишься гораздо больше.

Задержавшись на секунду в объятьях Эда, Тереза облокотилась на спинку водительского сиденья и лишь коротко кивнула в ответ на оба предложения охотника. Поправив под собой полы пальто, девушка повернула ключ зажигания. Форд недовольно рыкнул, как показалось ведьмачке, в ответ на пререкания двоих его пассажиров, и тихонько тронулся, постепенно набирая скорость и унося мракоборцев прочь из проклятого Южного Бронкса.

Навигатор проложил путь до Филадельфии. Один из старейших городов США находился примерно в 100 милях от Нью-Йорка и добираться до него было довольно удобно - двигаясь все время прямо по автостраде Нью-Джерси Тернпайк. Конечный пункт назначения устроил обоих спутников. Хотя бы по этому вопросу разногласий не возникло. Эд принялся крутить ручку автомагнитолы, настраиваясь на новостную волну, но через пятнадцать минут бесполезных попыток вникнуть в тему разговора, просто заснул, убаюканный монотонным бормотанием ведущего и рекреационными свойствами каннабиса, утянувшими охотника в конопляные сны.

[Гость]

seda_rostro & Ribka

Часть 2

Спустя примерно час, Тереза заметила вывеску «Hampton Inn East Windsor», пришлось сделать небольшой крюк через эстакаду, чтобы вернуться обратно.

Двухзвездочный отель, очень даже приличный для своего рейтинга, мог похвастаться вполне комфортабельными номерами, уютным кафетерием, небольшим магазинчиком и даже тренажерным залом и собственным бассейном, о чем поспешила похвастаться улыбчивая блондинка с огромной грудью на ресепшене. Улыбалась она, к слову, только Эдварду, что не могло не позлить темноволосую худощавую итальянку, но та слишком устала, чтобы бить кого-то еще сегодня. Хотелось лишь скорее добраться до постели и отдохнуть от ужасно длинного утра, что растянулось от самого Рейкьявика до Нью-Йорка, минуя часовые пояса и все законы биоритмов Терезы.

Пока Эд расплачивался с американкой, ведьмачка поспешила в снятый ими номер. От греха подальше, как рассудила сама девушка. Скинув с себя туфли и пальто, Тереза упала на кровать, потянулась, разминая затекшее тело и, наконец, облегченно вздохнула, осознавая, что сегодня никуда больше ехать не надо.

- Я в душ.

Вошедший в комнату Эд кинул сумки у шкафа, вынул из карманов и бросил на тумбочку ключи, пачку сигарет с зажигалкой и кошелек, быстро стянул с себя костюм и рубашку, аккуратно повесив их на плечики, и скрылся за дверью ванной комнаты. Еще через несколько секунд оттуда послышался шум воды.

Закрыв глаза, охотник уперся руками в стеклянную стенку душевой, позволяя горячим струям смыть с себя усталость и безумство сегодняшнего дня. На Призыве все казалось куда проще и понятнее, чем оказалось на деле. Или просто было некогда тратить драгоценное время наедине на ссоры и обиды. Но сам виноват. Знал и нрав калеки, и характер Терезы немного изучил, не стоило брать ее с собой, пистолет для нее и так бы выбрал. Хорошо хоть кумар прошел под давлением усиленного метаболизма оборотня, но теперь мужчина снова испытывал стыд перед ведьмачкой за свое поведение.

Влажный пар наполнил душевую кабину, затрудняя дыхание и Янки шумно выдохнул, протягивая руку за гостиничным гелем для душа. Еще минут через десять, обернув полотенце вокруг бедер, охотник босиком прошлепал обратно в комнату. Тереза все также лежала на кровати. Эд сел в кресло у окна, потянулся за сигаретами, вытряхнул одну из пачки и прикурил, делая неглубокую затяжку. Все также пристально глядя на ведьмачку, чуть отвернул голову, выпуская струю дыма в сторону.

- Тереза, - мужчина потер переносицу большим пальцем руки, в которой была зажата сигарета. Потом чуть взмахнул рукой, пожимая плечами и не зная, с чего лучше начать разговор: - Прости меня. За весь сегодняшний день.

Он снова затянулся, выдохнул дым с ароматом ментола и продолжил:

- Мне тоже все в новинку. Я всегда был один. И привык на многое просто не обращать внимания, что-то принимать как должное.

Девушка молчала, ничем не помогая ему в этом разговоре. Эд чуть нахмурился и снова затянулся.

- Ладно, к делу. Как я уже говорил, дома у меня нет. Я ищу информацию в новостях, газетах, интернете о чем-то необычном — странные убийства, исчезновения людей, еще что-то в этом духе. Если решаю, что дело мое, а, как правило, я так и решаю, то еду в этот город и выполняю свою работу. Всегда дороги, мотели, охота. Однако стараюсь по возможности остаться незамеченным. Простым обывателям трудно принять сверхъестественное. И если копы вдруг узнают, что я застрелил учителя младших классов, пусть и серебряной пулей, будет невозможно убедить их, что тот был оборотнем и все пропавшие люди на его совести. Поэтому я делаю все возможное, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Ты должна научиться поступать также. Потому что ты, в отличии от меня, не сможешь сменить себе лицо и отпечатки пальцев. Я не обращаю внимания на то, что болтают таксисты. Я не слушаю оскорбления Мика. Когда я веду охоту и мне приходится общаться с людьми, я стараюсь быть приветливым — это располагает их ко мне, и немногословным - так сам я для них остаюсь безликим незнакомцем, которого они быстро забывают. По этой же причине костюм — он позволяет расположить к себе лучше, чем джинсы и футболка, он хорошо скрывает пистолет и в нем тоже можно броситься в погоню в случае чего. Поэтому тебе придется подумать и подобрать себе что-то более удобное, чем платье и туфли на шпильках, - тут Янки не удержался от улыбки, - хотя в платье и на шпильках ты бесподобна. Впрочем, ты можешь и не участвовать непосредственно в охоте. Пожалуй, для меня было бы даже спокойнее, если бы ты ждала меня в мотелях.

Охотник затянулся в последний раз и раздавил окурок в пепельнице. Снова перевел взгляд на девушку. Голос звучал сухо и официально:

- Нам стоило обговорить все это до отлета из Рейкьявика. Может даже задержаться на лишний день и обговорить. Но теперь уже поздно об этом сокрушаться и решать придется сейчас. Жизнь со мной не будет сказкой, Тереза. Если ты захочешь уйти... Я не буду тебя удерживать. Но если ты останешься, ты должна будешь неукоснительно выполнять то, что я буду требовать. И если я скажу молчать, то нужно будет молчать. Если скажу бежать, то бежать. Даже если скажу, что тебе нужно поехать за чем-то к Мику, ты поедешь и заберешь то, что нужно, пропустив весь его грязный ор мимо ушей. Быть сдержанной. Не привлекать к нам внимания. Потом, наедине, ты можешь высказывать мне все свои недовольства и претензии, можешь орать и швыряться тарелками. Но все это — потом и наедине. Я не люблю афишировать свою личную жизнь. Это — то, что я уже сейчас требую от тебя. Возможно, потом, когда мы лучше притремся друг к другу и сработаемся, я буду просить тебя еще о чем-то. И еще. В нашем тандеме главным буду я, это не обговаривается.

Положив локти на подлокотники кресла, Янки свел руки перед собой, прижав друг к другу кончики пальцев, и выжидающе глядя на ведьмачку. Тон его смягчился.

- Вот так. Подумай. И если у тебя не возникло желание убежать прямо сейчас, забыв свои новые туфли, то я хочу услышать твои пожелания и вопросы.

http://pleer.com/tracks/4686015N67u

Gimme gimme, gimme just a little smile,

that's all I ask of you.

Gimme gimme, gimme just a little smile,

we got a message for you.

Ворвавшиеся в комнату ритмы бессмертного Боба Марли, показались крайне неуместными в контексте сложившегося в помещение напряженного климата. За окном кто-то хлопнул дверцей автомобиля, припарковавшись рядом с отелем. Девичий смех и веселый мужской баритон разрывали пространство практически надвое: где-то там сиял солнечный свет в предвкушение жаркого весеннего вечера, тут же царило гнетущее чувство ожидания,тянувшееся, кажется, от самой промозглой столицы Исландии, оставляя на душе скользкий след. Гуру регги просил улыбнуться, но Терезе не хотелось. Радужная музыка резала слух, выворачивая внутренности наизнанку.

Sunshine, sunshine reggae, don't worry,

don't hurry, take it easy!

Sunshine, sunshine reggae, let the good

vibes get along stronger!

Надрывалась магнитола, предлагая двоим невольным слушателям не волноваться и смотреть на жизнь проще. Куда уж проще? Эд только что доходчиво все объяснил, прямо таки сержант, зачитавший устав рядовому. «Подчиняйся или проваливай! Армия тобой не довольна, новобранец!», то, каким голосом это прозвучало в голове в совокупности с милыми пляжными ритмами, все же заставили ведьмачку невольно хмыкнуть. Глупо, наверное, со стороны выглядит. Опять Эд сочтет её несерьезной или еще хуже — подумает, что она смеется над ним. Протяжно вздохнув, Тереза повернулась, взглянув усталыми глазами на охотника. Тот ждал, не обращая внимания на заполонившую номер тягучую, приторно-сладкую атмосферу. Не хватало только пепельно-белой дымки от раскуренной «трубки мира». Пол часа назад Эд отреагировал бы по другому, пустившись в зажигательный танец,например. А почему бы и нет? Нет, определенно, нет.. Губы девушки вновь дрогнули, расплываясь в еле сдерживаемой улыбке.

- Эдвард.. - начала Тереза, придав своему лицу крайнюю озабоченность вопросом, и тут же осеклась. Смотреть на мужчину, такого серьезного, но обмотанного в одно лишь полотенце, было невыносимо. «Куда собрался, морячек? К побережью ловить волну?»

- Эд..- прикусив губу, ведьмачка предприняла вторую попытку — более удачную, чем первую, - Оставь этот официально-деловитый тон для кого-нибудь другого. Из всего холода, я предпочитаю только ледяную воду, - девушка помахала рукой, помогая себе подобрать слова, - она,знаешь ли, остужает в знойный полдень на юге Италии. Остальные виды холода я не выношу. Запомни. Это мое первое требование.

- Второе, -Тереза перекатилась на бок, подперев голову рукой, - Я чертовски устала, так что будь добр, родной,если у тебя еще осталось немного дури твоего безумного приятеля, залезай сюда и раскурим косячек. Не одну же тебе все радости? А я расскажу, все что думаю, - девушка похлопала ладошкой по покрывалу, зазывая Эдварда к себе.

Янки несколько секунд изучал лицо девушки, а губы его расплывались в бесшабашно-веселой улыбке.

- Деееткаааа, - нараспев протянул он, в одно мгновение перемещаясь из кресла на кровать и немедленно подминая под себя ведьмачку, перехватив одной рукой ее тонкие запястья над головой. Обездвижив ее таким образом, придавив своим весом и рискуя в недалеком будущем получить еще одну оплеуху за измятое платье, охотник припал к приоткрытым губам девушки в жадном поцелуе. - Запомни, в нашей стае, Альфа — я! А ты пока что только Омега, - Эд говорил, покрывая столь же жадными поцелуями шею Терезы, пока свободная ладонь скользнула вверх, оглаживая ее бедро: - Это первое! Второе — ты переоцениваешь щедрость Мика. А еще у нас отвратительно получается пока что строить совместную жизнь. Я забирал с Рейкьявика добрую, любящую, нежную...- поцелуи спустились к вырезу платья на груди и мужчина поднял голову, с усмешкой глядя на ведьмачку. - Господи, кого я обманываю? Ты всегда была взбалмошной, упрямой и капельку стервозной...

- И тебе это нравится, - ладошка коснулась губ охотника, останавливая очередной поцелуй, - Иначе ты бы меня не полюбил.

Высвободив вторую руку, Тереза немного поднажала, перекатывая Эдварда на спину и оказываясь сверху. - Я правда хочу поговорить, но в более спокойной обстановке. Прошу, не дави на меня, - прохладные пальчики аккуратно убрали мокрые волосы со лба мужчины и нежно провели по его щеке.

Тереза встала и неторопливо направилась в ванную комнату. В дверном проеме она остановилась, обернувшись через плечо, - Это первое, чему придется научится тебе.

Не дожидаясь ответа, девушка скрылась в душевой, напоследок одарив Эда легкой улыбкой. Стон охотника, полный разочарования и неудовлетворенного желания, сопроводил закрытие двери.

Горячие струи хлестали обнаженное тело словно огненные плети, выбивая все плохие воспоминания о сегодняшнем дне. Тереза замерла в одном положение, наслаждаясь этим ощущением. Мысли постепенно приходили в порядок. Нет, она не собирается никуда сбегать. Она подстроится под условия, научится охоте и партнерству. Но и Эдварду придется кое чем поступится. В первую очередь - осознать, что он больше не одиночка. Без этого ничего не получится. Крутанув ручку смесителя, девушка вышла из душевой кабинке, прислушиваясь к звукам за дверью. Тихо. Может Эд сам решил унести ноги, пока не поздно? Тереза усмехнулась. Нет,этот мужчина по-английски не уходит, прежде, он выдаст ей целый пакет документов,уведомляющих о его решение. Мерное гудение фена заглушило звенящую тишину ванной. Спустя десять минут, ведьмачка вышла в комнату,обернутая в махровое полотенце.

Эд, уже одетый, сосредоточенно хмурился в экран ноута, но услышав шаги Терезы, поднял голову, смерив ведьмачку внимательным взглядом.

- Я принес еды,- кивнул мужчина на маленький столик в углу комнаты. - Надеюсь, ты любишь китайскую кухню?

- Мне всё равно, - пожав плечами,ответила девушка, - Я вижу, ты занят. Что ж, не буду тебя отвлекать, - Тереза подошла к сумкам, извлекая от туда джинсы и футболку.

- Ты не отвлекаешь,- отложив ноут, Эдвард подошел к девушке, обнял её со спины, привлекая к своей груди и зарываясь носом в слегка влажные волосы.

- Детка, я такой идиот. Мы только что сумели пережить самый гребаный Призыв на моем веку. А я уже готов тащить нас на очередную охоту. К черту всех! Давай просто отдохнем недельку. Или две. Как будто мы нормальные люди. Привыкнем друг к другу. Притремся. Узнаем друг друга...

- Кто ты и что сделал с Эдвардом Джонсом? - Тереза медленно повернулась,ошарашенно округлив глаза, -, Я не узнаю вас в гриме, сеньор.

Янки заметно приуныл. Нет, совсем не такой реакции он от нее ожидал. Почему все так сложно?

- О, женщина, - проворчал охотник, закатывая глаза,- что тебе опять не нравится? Ты вообще бываешь когда-нибудь довольна? Или только притворяешься, заманивая в свои сети дурачка вроде меня?

- Я просто удивлена, - проговорила Тереза, обхватывая Эда за талию и приникая к его губам, - Но очень довольна, что в моих сетях оказался такой дурачок, как ты. И.. - ведьмачка крепко обняла мужчину, положив голову ему на плечо,- Прости меня,ладно? За сегодняшнее. Я немного на взводе.. Черт,Эд,как же я тебя люблю.. - последние слова прозвучали на выдохе и как-то надрывно. Тереза зажмурилась, отдаваясь нахлынувшему чувству.

Охотник облегченно улыбнулся, обнимая её в ответ:

- Я тоже тебя люблю,- шепнул мужчина, целуя склоненную макушку.

Несколько секунд тишины,разбавляемых лишь дыханием двоих и Тереза чуть отстранилась, серьезно взгляну на Эда, - Но, прежде, чем мы куда-то поедем,я бы хотела закончить разговор,если ты не против.

Наскоро одевшись, ведьмачка взяла со столика пачку сигарет, вытянула одну, прикурила, выпустив тонкую струйку дыма в распахнутое окно. Регги-мобиль уже уехал,забрав с собой и чувство легкости.

- Я тоже хочу, чтобы ты кое что понял,Эдвард, - начала девушка, нарушив, наконец, томительное молчание, - Я никогда не буду послушной — такой уж у меня характер. Ты это уже,надеюсь, уяснил.. Если ты собираешься воспитывать меня, всячески перестраивать, то у нас определенно возникнет недопонимание, - Тереза затянулась, всматриваясь в безрадостный уличный пейзаж, - Но его можно избежать одним простым способом под названием — компромисс. Я не собираюсь оспаривать твое первенство в нашей паре и приму большинство правил, постараюсь быть сдержаннее и учиться всем тонкостям ремесла, но в ответ я хочу.. нет, я требую уважать меня, - ведьмачка повернулась, сосредоточенный взгляд уперся в охотника, стоявшего рядом у окна, - Ты больше не один,Эд. Не волк-одиночка. И если ты скажешь бежать, но я увижу, что ты в беде, то единственное направление, которое я выберу, будет в твою сторону. Если ты пошлешь меня к Мику, а этот засранец начнет вытирать об меня ноги, то ты лишишься либо женщины либо поставщика — третьего не дано. Так что советую подумать лишний раз перед тем, как давать мне указания. И еще одно, - выкинув окурок, ведьмачка подошла вплотную, положив руки на предплечья мужчины, - Я буду охотиться. Не рассчитывай, что я стану готовить горячий ужин,дожидаясь «мужа с тяжелой работы», расспрашивать, как прошел день и бояться каждый раз, когда звонит телефон. Нет, я буду с тобой. Буду прикрывать тебе спину, буду на ровне. Ты понял? Не стоит чрезмерно опекать меня, ты видел на что я способна. Научись мне доверять. Потому, что игры в одни ворота у нас не будет.

Коротко вздохнув, Тереза шагнула к кровати, усаживаясь на её край, - И если у тебя не возникло желание убежать прямо сейчас,то я хочу услышать твое мнение..

Янки выслушал монолог Терезы, не перебивая. Тоже достал из пачки сигарету и затянулся, обдумывая слова ведьмачки - что ж, приходилось признать, что в чем то она права, но он готов был пойти на компромисс. Потом нахмурился, потирая переносицу, когда понял, что его задели слова про доверие и уважение. Эду казалось, что он выказывает ей и одно и второе. Но то ли ему так только казалось, то ли его слова и действия показали девушке обратное, как бы там ни было - мужчина был недоволен собой. Тяжелый вздох стал предвестником ответа.

- У нас нет дома, а, следовательно, и кухни, где бы ты могла готовить мне ужины,- начал он с конца. - Ты ведьмачка и если сама желаешь продолжать охоту вне Призывов, то значит так и будет. У меня нет никакого права запрещать это тебе. Я и не стал бы.

Мужчина кивнул в ответ своим мыслям и продолжил:

- Мик вытирает свои несуществующие ноги обо всех, кому приходится с ним иметь дело. Но он по своему ценен, поэтому общаться с ним буду я и ездить к нему буду тоже я. Можешь забыть его как страшный сон и больше не вспоминать.

Эд стряхнул уже порядком выросший пепельный кончик с сигареты и снова затянулся. Выдохнув дым, в упор посмотрел на собеседницу:

- Я уважаю тебя, Тереза, и вполне доверяю. Возможно, кажется иначе, но это так. Но хочу, чтобы и ты мне доверяла,- окурок был безжалостно раздавлен в пепельнице. - Мы видели на что способен каждый из нас. Но ты должна помнить о том, что у меня гораздо больше опыта, чем у тебя. Кроме того, твой опыт основан исключительно на Призыве. Но он не идеален, будет многое, чему ты научишься.

Эд снова вздохнул, понимая, что не знает, как донести до ведьмачки свою мысль.

- Скажу иначе. Я не буду требовать от тебя слепо следовать моим приказам. Прошу лишь проявлять благоразумие. И если я ранен и говорю тебе бежать, значит так надо. Для этого может быть сотня причин и не обязательно мое самопожертвование. Я прошу доверять мне тоже и быть благоразумной.

Янки испытующе посмотрел на Терезу, но тут же вскинул руку, предвосхищая ее возможный вопрос:

- Не спрашивай, поступил бы я также, как прошу от тебя, будь я на твоем месте. Мой ответ - нет. Но, во-первых, я не твоем месте и никогда не буду. А, во-вторых, это сильнее меня. Ты покорила не только человека, но и зверя внутри,- оборотень коснулся рукой груди, в том месте где билось сердце, глядя на девушку золотистыми глазами с вертикальным зрачком: - Даже если бы я захотел, он бы не дал мне бросить тебя.

Эдвард на секунду прикрыл веки и снова посмотрел на ведьмачку обычными голубыми глазами:

- Я ответил по каждому пункту?

- Да, - Тереза кивнула. Взгляд её был немного рассеян — следствие борьбы чувств и разума, что сейчас стреляли из всех орудий под бой барабанов внутри неё, сражаясь за право принимать решение в трудный момент, - По каждому.. Но.. черт.. - девушка закусила губу, заставляя себя заткнуться и не начинать второй круг дебатов. Склонив голову, она посмотрела на охотника прищурившись, а потом усмехнулась, понимая, что капитулирует под натиском звериной силы, незримо обрамляющей сейчас его силуэт. Последние слова согрели, подобно первому лучу весеннего солнца, даруя уверенность и спокойствие.

- Иди ко мне, - Тереза протянула руку. Захватив, поданную в ответ, ладонь, девушка привлекла Эдварда к себе, усаживая рядом, - Я думаю, мы услышали друг друга. Это хорошее начало, - тонкие пальцы провели по щеке,оставляя после себя ощущение прохлады, - Надеюсь, нам обоим не придется оказаться в подобной ситуации, потому что я не могу дать гарантий, как бы ты того не хотел.. Но,ради моего спокойствия, у меня кое что есть для тебя.. - ведьмачка встала, улыбнулась в ответ на удивленный взгляд Эда и отошла в глубь комнаты. Спустя пол минуты поисков из сумки был извлечен небольшой, простенький с виду, плетеный браслет.

- Вот, - Тереза вернулась, теребя в руках свитые воедино цветные нити, - Я его сделала пару дней назад. Не было времени отдать, а сейчас,как мне кажется, подходящий случай, - браслет лег на запястье мужчины,щелкнув небольшим замочком,- Он заговоренный. Пусть служит тебе в качестве оберега, а еще знаком моей любви, преданности и доверия.. - ведьмачка отвела глаза, смутившись, внезапно всплывших в голове образов свадебного ритуала,только вместо колец у них амулет и самодельная фенечка. Понизив голос до шепота, Тереза пробормотала,едва скрывая волнение, - Пока смерть не разлучит нас или что-то типа того..

- Спасибо, - немного рассеянно ответил Янки, проводя большим пальцем по разноцветным нитям, прежде чем одернуть рукав рубашки, скрыв под ним оберег.

Волнение и неуверенность Терезы передались и охотнику, хотя понять их причину он не мог и тем более не проводил подобные параллели. Просто обнял девушку, привлекая к себе, и шепнул ей на ушко:

- Подождем умирать, наша жизнь только начинается.

Часть 3

На следующее утро они покинули отель, отправившись через всю страну к Западному побережью. Автомобиль без помех мчался по шоссе I-90, оставляя позади Атлантический океан. «Ты бывала на Ниагарском водопаде?» - это был первый вопрос, который задал Янки Терезе, закуривая и выпуская дым в приоткрытое окно.

Потом были и другие:

«Твой любимый цвет?»

«Любимое блюдо?»

«Какой фильм видела последним?»

И еще куча взаимных вопросиков, которые двое решивших строить совместную жизнь задавали друг другу в течение долгого пути. Малость, но ведь с чего то надо начинать узнавать свою вторую половинку.

«Синий»

«Пицца»

«Какой-то старый ужастик про зомби-апокалипсис, с симпатичным актером, похожим чем-то на тебя»

Покорно отвечая на каждый вопрос, Тереза будто бы сама себя узнавала впервые. Странно, она никогда особо не задумывалась о том, что ей нравится. Точнее, не кому было об этом рассказать. Сейчас же, девушка наслаждалась каждой минутой незатейливого разговора. В двойне было приятно осознавать, что с Эдвардом у них оказалось много общего: семейство кошачьих отправились в черный список обоих, а синий цвет и неравнодушие к праздному времяпрепровождению по утрам в кровати нашли друг друга в топе любимых вещей. Множество незаметных, обыденных мелочей, удивительным образом совпали во взглядах обоих и ведьмачка даже на секунду поверила в теорию о родственных душах. Но Янки тут же вернул девушку с небес на землю, рассказав в ответ, что терпеть не может морепродукты, ну разве что исключая рыбу, а после и вовсе заслужил увесистый тычок в плечо, проговорившись, что всегда предпочитал блондинок, отвечая на вопрос о своей любимой актрисе.

Одометр Бамбины наматывал милю за милей, унося своих пассажиров всё дальше вглубь страны. Нью-Йорк, Пенсильвания, Огайо, Индиана, Иллинойс — часть Штатов оставалась позади, передавая эстафету следующим. Сменялись пейзажи, колорит, воздух, люди. Крупные города превращались в маленькие поселения, а размеренная и тихая жизнь замещала собой яркую и быструю. Америка раскрывалась по новому для обоих путников.

Впервые Янки колесил по стране не с целью охоты, а как простой праздный обыватель. Было... странно, непривычно, неуютно. Достопримечательности, которые охотнику приходилось видеть не раз и не два за свою жизнь, представали в новом свете. И все-равно привычки были сильнее. И пока любопытные туристы вокруг толкались и шумели, желая непременно запечатлеть себя любимых в тысяче и одной позе на фоне очередной горы, реки или дикого бизона, Эд настороженно оглядывался вокруг, прислушиваясь к разговорам, пока голос или прикосновение Терезы не напоминали ему об «отпуске». И тогда он улыбался в ответ, что-то отвечал, шел куда-то и даже согласился пару раз увековечить себя на камере смартфона. И исподволь вновь завидовал этим самым праздным обывателям, что сокрушались за соседним столиком в кафе о скором окончании отпуска и возвращении в душные офисы. Пусть Джонс и держал данное самому себе слово, ограничив себя доступом в интернет лишь электронной биржей ценных бумаг, да просмотром новых фотографий Диллана, подтвердивших, что с мальчиком снова все в порядке, мысли об охоте не покидали его. Их импровизированный отпуск тоже скоро закончится, вот только не ждут их ни душные офисы, ни даже дом. Это была старая, запретная мечта юного оборотня, впервые на своей шкуре испытавшего все «прелести» Призыва — жить нормальной жизнью, быть простым человеком. Но сам он уже давно смирился и перестал тосковать по несбыточному. Но, глядя в темноте на спящую ведьмачку, не мог не задаваться вопросом — а о чем мечтает она? Быть может обдолбанный калека был прав и Тереза, как и любая женщина, втайне желает иметь свой дом, детей и мужа, что каждый вечер возвращается домой, мечтает о спокойствии и уверенности в завтрашнем дне? От этих мыслей сон пропадал, а охотник неслышно покидал их постель, чтобы выкурить очередную ментоловую сигарету, и снова возвращался, прежде, чем холод покинутых простыней разбудил бы девушку. Обнимал любимую и мысленно говорил «Прости!». Только охота, опасность, страх и боль — по другому Янки не умел жить.

Но ведьмачке были неведомы терзания Эда,впервые за долгое время,сон её был легок и безмятежен. Путешествуя много лет назад автостопом, Тереза никогда не обращала внимания на красоту этой страны, не видела достопримечательностей, не восхищалась архитектурой. Тогда девушку интересовал лишь один вопрос — выживание. Остальное уходило на второй план. Сейчас же, ведьмачка смотрела на всё широко распахнутыми глазами, словно ребенок попавший в Дисней Лэнд. Всё существо её трепетало при виде даже таких странных вещей, как «Самый большой в мире плетенный шар», выставленный на всеобщее обозрение в Миннесоте или небольшая аптека в Южной Дакоте, известная по всей стране единственным фактом - работающие там фармацевты продают кофе за 5 центов, и предлагают бесплатную воду со льдом. Чего уж говорить о Большом Каньоне, горе Рашмор или Национальном парке Йеллоустон? Эдвард заслужил самые искренние и довольно горячие благодарности в отношении своей персоны.

Солнце уже садилось, когда синий Форд припарковался на обочине одной из внутренних дорог заповедника Гранд-Титон — очередной точки их маршрута. Открывшаяся взору картина оранжевого заката,играющего бликами на вершинах морозных гор, вызывала приятную лень. Терезе хотелось просто лежать, завороженно глядя на простирающиеся в обе стороны холмистые долины. Капот автомобиля грел спину, а ладонь сжимала теплые пальцы Эдварда.

- Не верится, что это происходит взаправду, - прозрачное дымовое колечко колыхнулось в воздухе, тут же растворившись в дуновение легкого ветерка,что завивался в маленькие торнадо,кружа над прериями Национального парка. Тереза аккуратно убрала волосы за ухо, подставляя лицо прохладному веянию, - Я о путешествии.. Будто мы обычные люди..

Все дышало покоем и удовлетворением в этот закатный час и на слова девушки Эдвард только усмехнулся, повернул к ней голову, щуря один глаз. Обычные люди уже давно покинули лоно природы, спеша вернуться в отели и кемпинги, прячась от ночных страхов за светом ночников и хлипкими замками. Но никакой опасности охотник сейчас не чувствовал - шумел легкий ветерок и прощались до утра птицы в кронах деревьев, за густым кустарником, зеленеющем молодой листвой, журчали буйные воды реки, а на горизонте, там, где прерии упирались в горы, двигались невидимые человеческому глазу темные точки - бизоны. Янки протянул руку открытой ладонью вверх, безмолвно требуя вернуть сигареты. Сизый дым заклубился между приоткрытых губ и потянулся вверх, пачкая и уродуя небо над головой. А Эд снова затянулся, с улыбкой глядя на ведьмачку.

- Ну, - расслабленно пожал он плечами,- мы можем сделать это нашей традицией.

- Чертовски хорошая идея, - Тезера попыталась повернуться на бок, но поняла, что попросту съезжает с пологого капота. Рассмеявшись, девушка неуклюже соскользнула на твердую землю и тут же обернулась, в пытке разглядеть лицо охотника в сгустившемся полумраке. Настроение было прекрасным, а чувства обострены до предела. Обойдя машину, Тереза склонилась над Эдвардом, её черные локоны осыпались с плеч, скрывая их лица от надвигающегося ночного сумрака.

- Каждое лето будем устраивать себе отпуск, - пальцы провели по губам мужчины, предвосхищая последовавший за ними поцелуй, - Закончим с Штатами, поедем в Италию, - и вновь нежное касание, оставляющее после себя легкий привкус ментола. Тереза закрыла глаза, осязая близость родного человека,слыша его запах и отдаваясь радостному трепету, растущего в ней желания.

- Ммм...- отправив тлеющий окурок под колеса Форда, Янки притянул девушку к себе, с готовностью отвечая на ее поцелуи. Но все же остановился, чуть отстранив Терезу от себя, и ответил, чувствуя, как путаются мысли в голове: - Никакой Италии. А то в следующий раз попадется на иммиграционном контроле любитель однополых связей и депортирует тебя обратно.

Мужчина тряхнул головой.

- Надо что-то делать с твоим гражданством,- пробормотал он в приоткрытые губы ведьмачки, прежде чем снова приникнуть к ним.

Влечение будоражило кровь, бешено гнало ее по венам, поцелуи становились все более настойчивыми, а руки, проникшие под одежду девушки, требовательными, и капот автомобиля оказался катастрофически мал и неудобен.

- Пойдем...- превозмогая себя, чтобы оторваться от сладости девичьих губ, Эдвард потянул Терезу куда-то с дороги. Куда и сам не знал и не задумывался, опьяненный лишь желанием, что вызывала в нем эта женщина.

Здесь, под сенью деревьев, ощутимо тянуло ночной прохладой от реки, но и она не могла остудить разгоряченного страстью охотника. Вновь жадно целуя девушку, он торопливо потянул вверх ее кофту, игнорируя ряд издевательски мелких пуговиц, и откинул ту куда-то в сторону.

Зарылся лицом в ложбинку между ее грудями и вдруг замер, прислушиваясь сквозь грохочущую в ушах кровь. Далекий крик, что ветер донес до острого слуха оборотня - показался? Янки поднял голову, хмурясь, посмотрел вверх по течению реки.

- Ты слышала?

Вожделение схлынуло подобно океанской волне, оставив после себя собранного и сосредоточенного на деле мракоборца, когда снова ветер принес чей-то отчаянный призыв о помощи.

- Что-то случилось!

Охотник сорвался с места, устремившись бегом вдоль берега, без труда ориентируясь в сгущающейся темноте.

Тереза недоуменно посмотрела вслед умчавшемуся мужчине, так и замерев в той позе, в которой он её оставил. Ничего она не слышала, не до этого было. Опомнившись, девушка сделала пару шагов в сторону ближайших кустов, снимая с ветки,висящую на ней деталь своего гардероба.

- Что же, мать твою, случилось? - рассерженно проговорила ведьмачка, одергивая края кофточки, - Бешеная блоха укусила? - где-то сверху издевательски прокуковала кукушка, за что немедленно получила презрительный взгляд в свою сторону, - А тебя не спрашивали, птица!

Сокрушенно мотнув головой, Тереза огляделась по сторонам, прислушиваясь к гомону звуков, неожиданно ставшему отчетливо различимым — лишь темнота, шелест листьев и противный топоток маленьких ножек,знаменующий бурную деятельность ночных животных. «Наверное,хорошо быть оборотнем? Да,Эдвард Джонс?», в сердцах бросила итальянка, когда очередная пугающая тень, похожая на когтистую лапу, качнулась в её сторону, «Тоже мне,шутник»

За время короткого забега Янки успел дважды подосадовать - что какой-то незадачливый турист попал в передрягу и тем самым прервал их с Терезой, и что самому охотнику наверняка не поздоровится от темпераментной итальянки за то, что убежал один. А в следующее мгновение он выскочил к излучине реки и все сторонние мысли вылетели из головы. В бурной воде боролся за свою жизнь несчастный, но стоило лишь Эдварду кинуться спасать тонущего, как прямо за его спиной будто из ниоткуда материализовался некий оживший "Чингачгук".

Тварь, почуявшая, что может остаться без добычи, решила эту самую добычу удвоить, утопив и Янки тоже. И лишь звериный инстинкт и нечеловеческая ловкость позволила охотнику в последний момент заметить нападавшего и уцепиться за "индейца". В воду они полетели вместе. Впрочем и это не очень помогло Эдварду - справиться простому человеку с этим сверхъестественным существом было не под силу. Той минуты, что ушло на трансформацию оборотня почти хватило, чтобы "краснокожий" его смог утопить. Зверь, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность, с трудом выворачиваясь из хватки твари. Кем бы ни был нападающий, но силы и ловкости ему было не занимать, а томагавк оставлял на оборотне вполне реальные раны. Ответные же атаки охотника, хотя и оставляли видимые повреждения на теле "индейца", казалось, не приносили ему никакого вреда.

Внезапный, боевой клич индейца и последовавшее за ним громогласное рычание, ввели ведьмачку в замешательство.

- Какого дьявола? - Тереза опешила, конвульсивно дернувшись на звук. Куда бежать? Назад к машине за оружием или на помощь Эду? Драгоценные минуты были важнее, - Черт тебя подери, оборотень! - выругалась ведьмачка, припуская через колючий ельник, царапающий кожу и норовящий запутаться в растрепанных волосах. Спустя три минуты девушка оказалась у реки, застав ошеломляющую картину. По левую руку ведьмачки — Эдвард в своей звериной ипостаси и некий мужик,словно сошедший с памятной открытки какой-нибудь местной индейской резервации: в головном уборе из перьев, размалеванный в боевую раскраску и с томагавком наперевес, сражались в воде в метрах тридцати от девушки. По правую руку — на середине реки барахтался утопающий,неистово сопротивлявшийся бурному, уносящему его все дальше, течению. Оценив обстановку, Тереза решила не мешать своему мужчине, как бы это странно сейчас не звучало, выяснять отношения со сверхъестественной тварью и бросилась на помощь человеку, с разбегу ныряя в бурлящий поток. Ледяные иголки впились в тело, заставляя девушку напрячь сразу все мышцы, но она поплыла, искренне надеясь, что успеет вытащить несчастного до того, как холод сведет и её конечности.

Приблизившись к бедолаге в плотную, Тереза попыталась ухватит его за шею, но тот испуганно дернулся, задевая рукой лицо девушки. Безумные глаза уставились на итальянку, а через секунду мужчина скрылся под водой, поддавшись панической атаке.

- Идиот, - прохрипела Тереза. Говорить было трудно, голос осип от студеной влаги, а, появившаяся на посиневших губах,ранка тут же больно защипала от соприкосновения с ледяными брызгами. Потянувшись к утопающему во второй раз, ведьмачке удалось зацепить его за край дутой рыбацкой жилетки, вытягивая на поверхность, - Да угомонись же ты! Вот так..

Подтолкнув их обоих к торчавшему из воды валуну, Тереза прислонила мужчину к мокрой глянцевой поверхности,пристально посмотрев тому в глаза, - Послушай.. хочешь жить, делай, что я скажу.. Или мы оба тут сдохнем. Ты понял? - несчастный кивнул, рот его открывался и закрывался, словно у рыбы, выброшенной на сушу, - Вот и отлично.. А теперь расслабься и не мешай мне тебя спасать.

Уложив страдальца на спину, ведьмачка поплыла к берегу, гребя одной рукой, а второй - поддерживая голову рыбака над водой. Сил на обратный путь едва хватило. К счастью, стоило Терезе почувствовать, что еще мгновение и ей самой понадобиться помощь, ноги коснулись илистого дна. Облегченно выдохнув,девушка доволокла свою ношу до берега и тот же час обессилено упала рядом, содрогаясь в приступе кашля. Казалось, прошла целая вечность прежде, чем Терезе удалось совладать с собой и глотнуть раскаленными легкими немного свежего воздуха. Рыбак, лежавший все это время без движения, застонал, проводя рукой по лицу, - Что.. что случилось?

- Ничего особенного.. Очевидно, ты поймал рыбку, оказавшуюся тебе не по зубам, - ответила итальянка, опускаясь на покрытую инеем траву и закрывая отяжелевшие веки, - А так.. все прекрасно.. Просто восхитительно..

Оборотень не мог видеть, что происходило в реке, лишь на периферии сознания отметив присутствие Терезы. Но стоило лишь несостоявшемуся утопленнику оказаться на спасительной суше, как странный индеец исчез, буквально растворившись в воздухе, а клыки зверя лишь звонко клацнули, оставшись без добычи. Тяжело дыша, Янки поднялся на ноги, принюхиваясь.Потом сделал несколько шагов вдоль берега, туда, где он учуял ведьмачку. Но раздавшийся вдруг мужской голос, заставил оборотня напрячься и остановиться. Появляться в таком образе перед обычным человеком не стоило. Впрочем, обратная трансформация не слишком то помогла бы расположить спасенного к своей персоне — раненный охотник в остатках одежды вряд ли бы вызвал доверие этого горе-туриста. Зверь коротко рыкнул, давая девушке понять, что он рядом и надеясь, что у нее найдется, что соврать последнему.

- А это еще кто? - пробасил мужчина, похоже полностью оправившийся от случившегося, благодаря нескольким бутылкам пива, выпитым незадолго до «ночного приключения», о чем отчетливо говорил,исходивший от него аромат, - Медведь? Койот? Бизон?

- Нет, это всего лишь моя верная болонка, - саркастично побормотала Тереза, морщась от резкого голоса рыбака.

- Болонки так не рычат! - возразил спасенный, недоверчиво скосив глаза на девушку.

- Это.. такая разновидность.. крупнее обычной.. - не найдя, что еще сказать, ведьмачка привстала, хватая рыбака за рукав, - Слушайте, не берите в голову. Все самое страшное уже позади. Скажите спасибо и езжайте домой к семье.

- Ах, мисс, - мужчина будто бы только сейчас осознал, что произошло, - Я так благодарен вам! Если бы не вы.. кстати, что вы тут одна делаете посреди ночи?

- О, Боги. - застонала Тереза, поднимаясь на ноги, - Выгуливала собаку, разве не ясно? Я остановилась в местном кемпинге и ушла довольно далеко.. не заметила, как стемнело. И вообще, - девушка обиженно вскинула руки, - Есть какие-то претензии? Могу бросить обратно в реку!

- Да,да.. простите, - мужчина виновато улыбнулся, - Я слишком любопытен для своего положения. И..я,пожалуй,действительно пойду. Жена наверняка волнуется.. Ох, и попадет же мне..

Собрав свои снасти, неудачливый мужичок побрел прочь от берега по направлению к дороге. Уйдя на приличное расстояние, он обернулся,окрикнув смотревшую на него девушке, - Мисс! Спасибо еще раз! Позвольте узнать ваше имя!

- Зови меня Мэри Сью, - отозвалось Тереза,махая рыбаку на прощанье ладошкой, «Иди уже, старый дурак». Мужчина кивнул, помахав в ответ и через секунду растворился в ночи.

Итальянка выдохнула,осунув от усталости плечи, но мысленно радуясь, что всё,наконец,закончилось и, трясясь от холода, зашагала в противоположную сторону, туда, где по её мнению, был Эд.

- Болонка! Хоть бы догом тогда уж назвала, - нарочито обиженно передразнил Эд ведьмачку, выходя к ней. На голом торсе мужчины отчетливо темнел каждый кровоподтек, на ногах болтались разодранные джинсы. Подойдя вплотную к дрожащей на ночном ветру девушке, Эд без слов подхватил ее на руки, согревая теплом своего тела, и понес в ту сторону, где осталась машина, уверенно находя дорогу в темноте.

Промокшая ткань противно липла к телу и, хотя температура воздуха была не слишком низкой, холодный ночной ветер превратил её в подобие ледяной пленки, сводящей мышцы и затрудняющей дыхание. То тепло, которым делился охотник, не слишком помогало,лишь растапливало замерзшие конечности, начавшие наливаться болью. Хотелось скорее переодеться в сухое, залезть в машину и врубить на полную печку. И только потом приступить к выяснению, что за индейская гадина испортила столь замечательный вечер.

- Кто это был? - поинтересовалась ведьмачка, когда Эд опустил её на твердую почву рядом с Фордом и уже спешил к багажнику, где хранились их сумки с теплыми вещами. Сама же она попыталась стянуть с себя старую, но та с трудом поддавалась дрожащим пальцам, - Черт.. надо было просто вызвать 911.. - пробубнила Тереза, глядя на образовавшуюся под ногами лужицу, когда она выжала снятую кофточку, - Долбаный вождь краснокожих..

- 911 только бы констатировали смерть горе-рыбака,- отозвался Эд. На капот машины легла сухая одежда и плед для девушки, а в руки ей он сунул фляжку, из открытого горлышка которой пахнуло спиртным. - Осторожно, крепкое,- предупредил мужчина, сам споро стаскивая с Терезы мокрую одежду и не сильно заботясь, что пара бессонных белок могут увидеть ведьмачку обнаженной. Сам меж тем продолжал. - Этот "индеец" по нашей части... Никогда о таком не слышал... Но он явно ждал, когда тот мужик утонет... А мы помешали..

Охотник замер с раскрытым пледом в руках в шаге от Терезы. Вздохнул, кинул на девушку виноватый взгляд из-под упавших на лоб мокрых прядей.

- Детка, прости, но кажется нам придется прервать наш отпуск раньше, чем хотели. Мы не можем уехать, не разобравшись с этой гадиной в перьях. Сегодня мы спасли одного человека, но завтра она убьет другого.

- Я знаю, - состроив раздосадованную рожицу, Тереза глотнула из предложенной фляжки и тут же закашлялась, подавившись,находившейся в ней, огненной водой, - Ох, черт.. Отменный виски.. - прохрипела ведьмачка, стирая ладошкой выступившие слезы и вскинула руку, предугадав следующие слова мужчины - Только не говори, что предупреждал..

Просеменив к Эдварду, девушка позволила обернуть себя пледом и стиснуть в крепких объятьях. Самочувствие стремительно улучшалось.

- Если ты уверен, что он наш клиент, что ж, значит пора работать. Только.. - девушка отстранилась,воззрившись с тревогой на охотника, - Не сегодня ночью,ладно? Я не вынесу еще одного заплыва.. или забега.. даже пешей прогулки! Этот бедолага нас чуть обоих не утопил в ледяной реке, - тонкий пальчик протиснулся в шелку, внезапно обнаруженную в старательно сооруженном шерстяном коконе, указав на лицо итальянке, - Видишь? У меня губы синие и нос скоро отвалится! Я отказываюсь кого-либо спасать, пока ты меня не согреешь. Так и знай!

- Согрею! - пообещал Эдвард, целуя сначала точеный носик ведьмачки, потом ее губы. А после притворно вздохнул, закатывая глаза. - Детка, ну, мы же не идиоты, чтобы неподготовленными идти искать этого "Чингачгука"! Надо для начала узнать кто он вообще такой! Завтра и займемся. А сегодня - кемпинг, горячий ужин, душ и постель, надеюсь достаточно широкая для нас двоих. Впрочем, последнее вряд ли,- проворчал охотник и тут же многообещающе добавил: - Но мы что-нибудь придумаем!

***

http://pleer.com/tracks/4595761eOKU

Утро сменяет ночь и очередной день несет с собой новые заботы. Для каждого они свои. Для любопытной белки, что, высунувшись ночью из дупла, наблюдала за двумя странными людьми, обнимающими друг друга на дороге - найти пару орешков на завтрак и «расчесать» пушистый хвостик. Для туристов национального парка, что сбиваются в группки по несколько человек, словно пугливые антилопы - полюбоваться издали на все прелести дикой природы и попозировать на фоне очередного сомнительного монумента, ради будущих завидных взглядов коллег. Для двух мракоборцев, коим пришлось перечитать в интернете все найденные индейские легенды - доехать до ближайшей резервации, где старая индеанка, сидя в кресле-качалке и попыхивая трубкой, расскажет притчу, что передают из поколения в поколение в ее семье, а потом зайти в местную лавку в поисках душистых трав, зельем из которых в последствие пропахнет весь их маленький домик в кемпинге. И наконец, на исходе дня, сойти с туристкой тропы и углубиться в лес, не зная, вернутся ли назад. Вернутся. И в этот раз, и последующие за ним.

«Мы как Бонни и Клайд» в шутку назовет их как то Тереза. «Ну, нет! Они плохо кончили! Предпочитаю хеппи-энды!» ответит ей Янки, пока синий Форд, подчиняясь твердой руке водителя, мчит их по очередной магистрали. Вперед. На встречу рассвету и новому делу.

to be continued..

[Yambie 16 287]

La vita Nuova

Сосуд

Некто вышестоящий соткал две вуали и почему-то его все, не задумываясь, сочли мужчиной, когда к творчеству более глубокому, - ранней опеки и защиты до рождения чада, - склонны женщины, как личности, касающиеся тонкой материи с чувством более высоким. Улавливая суть? Но подтексты искать трудно наивному человечку.

Одна ткань небесного оттенка, другая белого, тонувшая в бликах первой, едва не растворяясь в ней, но находит отступления в цветах кристальных, зелёных и даже песок с его маленькими жителями можно разглядеть вблизи. Стоит только убрать чёрные пряди, дабы не лезли в глаза.

Кажется, именно это её и встретило в первую очередь – чистое небо и чистая вода.

 

Каменная пелена молчания витает в городе, как и в прошлый раз. Казалось, последний. За него отвечает бриз волн, свист ветра и приглушённые голоса – насколько поразил грязными стрелами, запутанными водорослями, тот шок при виде бесконечной дороги гниющих трупов?

Мужчины должны быть крепки духом. Женщины быстро забывают, да только слезинки напрасно будут пускать. Дети впечатлительны, но каждый разен по-своему и меняются, как ветер доносит новости. Старикам, говорят, терять почти нечего – одна, вторая, третья ступенька и конец.

Этакая сенсация, а для кого-то извращённое вдохновение.

Для писателя? Художника? Или композитора?

 

- Pouvez-vous dire où cimetière? – с детской смелостью спрашивают незнакомца, и тому даётся время, чтобы украдкой рассмотреть девушку, как затем словами указать ей дорогу.

 

Удивительно тихо стучали подошвы ботинок по асфальту. Душа тихо выла от тоски по дому и со встречей человеком безликим, с коим при двадцати пяти лет жизни ни разу не довелось посмотреть прямо глаза и спросить…

Была мать. Её русые волосы всегда растрёпаны, как будто в те маленькие дырочки на голове напичкали солому. Её взгляд порой безумен. Недоумевающий. Когда ребёнок хватал её за длинный вязаный рукав и задавал один вопрос за другим. С ярой жаждой познания окружающего мира. Людей. Близких. Чужаков. Высокого человека в чёрном, который изредка приходил играть с девочкой, негромко смеясь, когда её маленькие ладошки со всей силы хлопали по широким ладоням мужчины.

 

Сен-Пьер. Глазам есть чему восхититься. Мертвецы здесь нашли изысканное уединение с природой. Только как они сами оценят, когда кости сплошь месяцами, годами, веками охраняются каменными плитами?

Под лёгким дуновением ветерка шелестела листва, тихо подпевали птицы, разбавляя унылость тишины. Как в городе витал запах чистоты, но вместо соли – травы. Кладбище смотрелся лучше новоорлеанского, да тот впору и до «Катрины» выглядел вечно, как после дождя – веяло сыростью, казалось, кожей ощущалась влага, а на камне оставались тёмно-серые разводы. Над травинкой глумиться мог кто угодно и чаще, наверно, позволяла себе природа-мать, кои зелень эту породила.

 

Надгробный белый крест почти как потерянный в толпе. Его девушка заметила не сразу подобно серому человечку, который не особо стремиться выделяться и искать внимания в свою сторону.

Вот цветов на упокоенья никаких не нашлось и у неожиданной гостьи.

- Привет, пап, - тихо говорит Джереми, плюхнувшись на землю напротив надгробья с высеченным именем и цифрами под ним, определяющие рождение и смерть, что какой-то срок годности продукта.

Девушка плотно сомкнула губы, а оливковые окна души смущённо опустила, будто бы сейчас смотрела формально родному человеку в глаза.

- Я… не умею плести венки, - робко признаётся девчонка, щипая травинку. – Это, - она подняла голову, глядя на белый крест, - это ты… я… ну, не знаю. Почему мне… неловко? Ты ведь мёртв. Даже… даже не здесь, наверно, – её светлая ладошка потянулась к тонкой шее.

Пальцы осторожно массируют кожу, опускаются, сжимаясь в кулачок.

- Ты ведь узнал, кто я? – продолжает негромко спрашивать Джереми. – Тогда… когда увидел? И его тоже… ты видел? – хрипит, теряется, хотя продолжает спрашивать, будто мертвец даст ответ из могилы. - Но почему не сказал? Почему и он не сказал? Рауль… это точно твоё имя? Я не ребёнок, Рауль.

 

Невидимая девушке рука дёрнулась прочь от её плеча, едва успев коснуться пальцами кожанки.

- … видеть Зика… пожалуйста, не хочу я больше видеть Зика.

 

/ / /

 

Меня не спрашивали. Вы всё равно не смогли задать мне вопрос, не будучи медиумами. Однако могли увидеть меня за плотно запертыми дверями сновидений, где, в общем, я не давал вам слова сказать, тем занятый, дабы превратить ваши грёзы в кошмар. Но моя власть распространяется лишь на одного, как об этом соизволил напомнить один скандинав, вопреки сказанному. Весьма противоречивый хрен, должен сказать. Этот… скандинав. Вам бы не пожелал с ним встретиться, ибо наивно такие полагают, что достаточно награждены добротой и высшим чувства справедливости, но на деле – полнейшим безразличием к жизням других, коли те не могут принести удовольствия душевного и физического.

Так я оценил и других. Тех, кого благословили и одновременно прокляли божественной искрой.

Знаете, что невежливо выпендриваться перед духами, демонами и ангелами? Знайте. Или вам промоют косточки за то, что при жизни перед ними слишком высоко нос задирали. И передо мной тоже, естественно! Без таких, как я, мало кому приглядным выглядело подобать образам святая из всех святых.

 

Мир, казалось, менялся не раз. Но прежними оставались люди. Верные своей жестокости и свирепо скалящие зубы, увидев чью-то слабость. Откровения? Вы разве не спрашивали бога? Иегову, как его прозвали в Ветхом Завете? Аллаха? Будду? Духов, быть может, которые, говорят, некогда делали людей волей сильнее? Вы спрашивали. И многие из вас ответа не получали. Но вы спрашивали о себе. Своих родных, друзей, врагов. Карманных собачек, в конце-то концов, чёрт вас подери. Вы никогда не спрашивали его? Их? Кто они? Как появились? И что за камень несут на своих многолетних душах?

Нет. Вы никогда не спрашивали.

Вот и я не посмел беспокоить свою подопечную. Дитя, заклеймённое свои призванием – к чему насущные проблемы хранителя, когда на плечи одной девочки взваливают обязанности серьёзней нытья какого-то отбитого на голову духа?

Хранитель должен оберегать своего избранника. Наставлять на верный путь и дарить силы, коими не может обладать обычный человек. Я являлся довеском своей подопечной, заполняя одну оболочку двумя материями. Тот ещё засранец. Могу вам ещё пересказать фразочки того же скандинава, однако не скажу, что его речь пользовалась изяществом и вас, наверняка, вывернуло наизнанку, как только начали выслушивать его… наставления. Наставления! Тоже мне Ганди в форме шкафа народу явился.

 

Могу я быть с вами откровенным? Всё равно вы мне не ответите. Более того вам придётся всё это выслушать. Ведь с моим уходом не всё закончилось. По крайне мере в жизни одного молодого человека.

Начало и конец дают свои семена в Новом Орлеане, штате Луизиана… Париже Нового Света. Громкое название, как думаете? Хотя некоренным американцам в силу заменить себе дома своих прадедов.

Колонизация началась с середины семнадцатого века южной провинции долины Миссисипи французами, однако впервые эта территория открылась испанцами. История отыграла свою роль, как люди участвующие в ней – город очарует и соблазнит, словно самый обаятельный парень и самая привлекательная девушка, коих вы только могли встретить, - могу поспорить, но заранее выиграть, - ровно, как любой другой город, в котором вы не бывали, пользующиеся популярностью средь зевак, именуемых ту-рис-та-ми.

Похвастается разноплановым населением, каждый из которых принесли свои традиции, добившись единиц их воплощения в форме праздников, - один из которых именовался Марди Гра, «Жирный вторник», набирающий обороты около двух или одной недели до названного вторника, чтобы отметить проводы зимы и встречей с весной. Он всегда сопровождается громкой гулянкой, которую, пожалуй, слышно чуть ли не на весь свет, заглушая собой другие Марди Гра праздники в разных точках родного и противоположного континентов.

Новый Орлеан столица джаза. В его краях образовалось это направление, - его края подарили творчество Луи Армстронга и, в общем, набрав «задуманную» популярность среди хонки, - как и блюз, который, в общем, зародился вначале в обществе рабочих афроамериканцев «Хлопкового пояса» - юго-востока США. Вот это достояние – память.

Вы же не задумывались?

Чем дальше вы идёте, тем сильнее отдаляетесь от своего бога и подходите к черте чужого.

 

Частичка  притягательности может найтись в фестивале Южный Декаданс, чьё начало, словно по умышленно-злой шутке, совпадало с Днём Труда. Ровно как некогда новоорлеанский Марди Гра, выступления Южного Декаданса пытались отменить, а просителями являлись члены религиозных групп. Позволь им поглазеть на кого-то, кто щеголяет по улице в БДМС-наряде и с голым задом напоказ или юбкой, когда между ног у тебя висит одна лишняя деталь – пуритане будут плеваться хлебными крошками. Судьба же любит иронию. В две-тысячи одиннадцатом году пастора подавшего ходатайство арестовали по обвинению в мастурбации в общественном парке. Неподалёку от детской площадки, да-да, мои очаровательные мягкотелые свинушки.

Дьяволы… дьяволам это открытые врата рая, куда их впустят без лишних вопросов.

 

Нет, что вы? Мне ни черта не интересно, что вы знаете и что видели из этих самых событий, как и то в какой такой передряге побывала ваша пятая точка.

 

Один из малых кусочков, формирующих Штат Пеликанов, - то есть, Луизиану, - чудом отжил своё наказание свыше в две-тысячи пятом году во время нашествия урагана «Катрина», затопив большую часть города. То приносит недостаток необходимых средств, без которых жить-поживать не могут современные людишки, а потому следом принесло процветающее мародёрства. Большинство документов из полицейского участка были потеряны или испорчены. В будущем этот изъян прибавил ещё больше проблем органам порядка, хотя из местных вряд ли кто скажет, что и раньше уровень преступности нельзя было назвать высоким.

Но кто-то сказал – жители Нового Орлеана народ упрямый. Они остались с тем, что есть, с трудом и терпением возвращая потерянные спектры родному городу. Пусть и не без этих разбоев, которые по сей день бушуют в округе.

Остались заброшенные улицы, - мёртвые руины, скажу красочней, - как напоминание об одном из самых тяжёлых периодов Нового Орлеана. Слово вам даю, а очутившись там, в месте неположенном, решите, что оказались по ошибке в городе-призраке. Пожалуй, даже ураган «Густав» на фоне мог выглядеть не внушительней, чем капризный маленький брат, которому заняться было нечем, кроме как побаловаться старыми игрушками сестры, утратившей к ним интерес.

 

Без жертв не обходиться любая катастрофа, причинённая от деяний природы или самих рук людей, их идей, неожиданно сбрендившим им в головы. Подобно ритуальной дани, дающей право волочить дальнейшее существование многих счастливчиков.

Откуда вам знать, что в следующий раз тот монстр, пожирающий человеческие жизни, будет сыт?

Вы останетесь слепцами.

А, между прочим, из меня неплохой рекламщик, кстати. И роскошный! Как думаете? Внешность моя под стать. К тому же мне не составляет труда всегда выглядеть шикарно. Очень жаль, что не все это замечают…

 

Вам ещё не надоело слушать?

Никуда всё равно вы не денетесь, дорогие мои.

 

/ / /

 

Был праздник – яркий, пышный, сказочный, завлекавший в свои сети каждого жителя и гостя города. Кружа их в водовороте цветастых красок. Подчиняя набирающему день за днём, час от часа, с минуты на минуту ритму головокружительного танца, который подобно дурману действовал на сознание человека, не в силах более отличить реальность от иллюзии. Они забыли об окружающем их мире, - казалось, забыли самих себя, - о жестокости, ненависти, злобе и высокомерие, что без конца могут питать друг к другу, то ли просто раздражаясь, а то ли доказывая, - они лучше тех, перед кем возвышают свою личность.

Пропадает смех и его звонкие ноты - иголки, больно впитываются в плоть души.

Пропадает ложь, из чьих уст кажется правдой.

Пропадают хитрые взгляды, прятавшие лукавые сплетни за своими разноцветными занавесками, незаметно формируя чем-то личность человека, но не подозревающего до поры.

Остался мир, где на высоких платформах стояли везунчики, приветливо махавшие ладонями сияющей от восторга толпе. Корчили рожицы, плясали перед рекой публики и щедро разбрасывали им причудливых форм и вида бусы с монетами и игрушками, - всё равно кто-то, а не мог пройти дальше поставленных перегородок, дабы на пути не мешались, как беспечные в собственном существовании лесные жители. Те, кто стоял выше, похоже, не особо-высокой гордости за себя не испытывали или совсем малую каплю. Могли тайно завидовать тем, кто ловил дешёвые, ничего не стоящие украшения с монетами, достойными разве для коллекционирования, что пластмасса им в этом уступила.

Так образовывался маленький шарик, - могли назвать вселенной, миром или скромной местностью, сокрытой от посторонних глаз, - где короли и простолюдины забывали о том, кто они есть согласно словам из скудных документов и шагами короткими, уйдя недалеко от первобытной общины на деле. Они хватались за руки, не робея, обнимаясь с одним, двумя и духовно растворялись в приятной неге, подобно мягким маслам, смешивая разные оттенки, тая на бесцветном полотне от одной капли тёплой воды. Формируя нечто новое.

Лучше прежнего.

С противоположной стороны сюжета рождалась борьба. Противоречие образов. Добыча становилась охотником, а охотника путали собственные мысли от осознания того, что в этот раз ему предстоит быть добычей.

Всегда найдётся тёмное пятно. Меньшее, большее. Пока его не замечают, а он бесшумно вносит маленький хаос в картину, к чьему сюжету по идеи принадлежать не должен.

 

Зритель ждал представления.

 

Отсюда унесли смех и радость, - любимые подарки детей, - польстив капризам переменчивой воды. Немного дальше, говорят, найдётся неизменное болото с его вечными жителями – кровожадными, порой, просто пугающими и скрытными до тех пор, пока черта их территорий не нарушена. А может зов, издевательство над слепыми обывателями заставят их немного высунуть из щели голову.

При сгустившейся тьме очертания блуждающей фигуры выглядели блекло, но всё равно своим присутствием и нетерпеливыми жестами человек, сдерживая тяжёлое дыхание, заявлял о своём присутствии и нарушал тишину тихим шорохом.

Но одинок ли он здесь?

Человек, главное?

Хищник, потакающий своим инстинктам. Молодой зверь, впервые вышедший на охоту, – неудержимый, дикий, стремительный, – красная маска уже застыла на его подбородке, сойдя, может за вора в поисках сверкающей наживы. Но управлял звериный голод, затмивший почти всё людское, что находилось в нём.

А ведь не из тех, кто голову теряет, потакая первобытным инстинктам, когда полная луна, как королева, является в ночном небосводе, сводя с ума тварей одним своим видом. О, нет. Его природа являлась иной. Он ещё мог сопротивляться ей, мог сдерживать зов, но в последнюю минуту прекратил старания и оторвал с куском стены короткий поводок.

Человечность. Как жалко теперь звучит это слово. Эти чувства, барьером не позволявшие раскрыть себя миру.

Ни капли сожаления. Свобода.

Свобода, о которой он не смел и мечтать.

Он ни о чём не будет сожалеть. Не посмеет. Он не позволит этим бывалым чувствам подавить его. Сейчас, именно сейчас, важнее найти добычу и полакомиться юной плотью.

 

В чёрном небе вспыхнул яркий зелёный бутон. За ним ещё пара – фиолетовый и золотой.

Вера, справедливость и сила.

Праздник подходил к концу. Говорить любят суеверные, что сам Сатана в эти минуты балует себя скорым предвкушением.

 

Удивительно, - подумал бы любой даймон, увидев её без присутствия данного планами хранителя. Отчётливо ощутит, что перед ним сосуд полупустой.

В её глазах хвосты фейерверков переплетались, создавая немыслимый образ. Запутанная головоломка паутины, которая вспыхивает разными огнями, искрами пожирая своих создателей. Правда, такая. Они жили не ради еды и будущего потомства. Пауки жили, чтобы создать это чудо и им же быть убитыми. С гордостью, что их длинные ловкие лапки соткали невозможное? С досадой, что одного из ценного лишили?

Красивая сказка.

Поразительно, - повторил кто-то, а она внимания не обратит, летая где-то в собственных мыслях.

 

Год прошёл. Год после последнего Призыва.

Когда в свете монитора всплыло знакомое бородатое лицо. Когда она встретила старых знакомых и не ответила теплом. Когда русская ведьма подозвала её запрыгнуть в машину, бросив спасательный канат в помощь от двух зубастых акул. Когда губы ощутили чужое тепло, и чаша души неожиданно опустела, осознав о смерти одного из тех одиннадцати.

Джереми не спрашивала, как сложились судьбы мракоборцев, но, молча, иногда отрешённо представляла, когда растения больше не нуждались в заботе вечнозелёной хозяйки с кувшином тёплой воды, продолжая расти, обещая быть здоровыми и сильными. Лица постепенно бледнели, в выразительности уступая тем, которые видела каждый день. Слова превращались в неразборчивые звуки, а жесты таяли, едва память приложила усилия вспомнить, что делали тогда, требовали и получали раны во время драки.

Не больше, чем старые знакомые.

Не дороже, чем незнакомцы.

 

Выпавший из рук алюминиевый баллончик вытаскивает из дрёмы, заставив вернуться в реальность. Недалеко. Совсем близко. Джереми слышит его тихий, но вызывающий рык.

Нашёл?

Ещё недостаточно привык – слишком много картин, слишком много запахов и деталей. Он путается между трёх сосен, но быстро, - глазом не моргнёшь, - абстрагируется со своей новой природой. Тогда ловкости ей потребуется больше и сил, которыми не в резон хвастаться перед медиумами.

Джереми заправила рукав, который успел пропитаться багровым пятном.

 

Если бы это была игра двух детей, то зверь нашедший девушку, - не потрудилась убежать куда-нибудь при виде него или заранее хоть спрятаться, - воскликнул «дурочка, я нашёл тебя!». Но вместо детского азарта в воздухе невидимыми струнами пробегались вольтажи. Оба, - ругару и ведьма, - готовы словно броситься навстречу, как в каком-нибудь альтернативном соревновании бегунов, где главное тождественность рывков участвующих.

Джереми чуть согнула колени и опустила голову, но, не смея сводить оливкового взгляда с преобразовавшегося чудища – его голова… его голова уже приняла вид под стать из самых кровожадных животных, чей мир разнился между серостью и огнём. Сейчас сойти мог и за ожившую картинку, которые не раз видела в книжках и на сайтах с оборотнями, где больше уделялась внимания выдумке, так и пустым восхищением.

В ответ зверь тоже опускает голову, словно сочтя жест добычи, - вначале труда составило определить кто перед ним, - за приветствие. Ноздри ловили воздух наполненный гнилью с дождём. И девушки. Аромат от неё веял… сложный. Словно кто-то кропотливым трудом сплетал клубок из размашистых трав и хищнику трудно сосредоточиться хоть на одном единственном. А с тем делало её добычей лёгкой.

Эмоции? Чувства? Девушка взволнована, но страха никакого не испытывала. Храбрость? Безрассудная храбрость? Что у этой девицы на уме? Впрочем, всё равно ей долго не жить – охота его началась!

Обильно отросшая шерсть на коже встаёт дыбом, будто колючки дикобраза. Он скалит острые зубы, рычит, предупреждая, что первым пойдёт навстречу.

Глупая девчонка с места не двинулась. Достала с кармана какой-то жалкий маленький ножик. Это возмутило зверя, что преддверие не обещало ему удачей погоняться за хиленькой добычей. Повеселиться. Загнать её в угол. Не оставив внутри ничего, кроме страха с чувством беспомощности. А затем… оторвать её конечности. Испить крови, переживать мяса и ничего не оставить, как напоминание кому-то об этой девчонке.

Он хочет насытиться. Для начала. Будоражащая сознание забава ещё представиться в следующей погоне.

 

В небе вспыхнул ещё один фейерверк, и, казалось, громче послышались весёлые возгласы людей.

 

Сердечко заколотилось чаще. Наверно, захотело освободиться из костяной клетки, обнятой толстой красной материей с двумя мешками по бокам, не по позволявшие всё время поглядеть на солнце, луну или пусть пустое полотно. Наверно, догадалось, что носитель к советам не прислушается, не побежит прочь от монстра, где безопасно и переждать напасти можно. Не очень ведь хотелось, чтобы его съел этот зверь, который в два шага мог оказаться слишком близко к девушке. Всё это в себе Джереми подавила, как раздражающий писк, и крепче сжала ладонью рукоять ножа.

«Должен остановить, должен остановить, - мысленно твердила себе Джереми, - Не сейчас. Не сейчас. Тебя не должно здесь быть»

Судорожный вздох. Пара болезненных толчков в груди.

Ноги обещают подвести хозяйку, а сознание уплыть в небытие и успей спросить – проснёшься ли после этого.

 

Ещё один шаг назад, едва откинув голову.

Далёкий вой ругару мог утонуть в дружных возгласах с непрерывной музыкой.

 

. . .

 

Окажись всевышний сущим ребёнком и решил бы раздавить большим пальцем одну из цепочек, тянувшихся вдоль улицы Бурбон-Стрит, то толпа, - похожая сейчас на легкомысленных бабочек со стрекозами, - скорее, продолжила своё шествие.

Вопреки образовавшемуся месиву с огромным красным пятном с кусками мяса и костей, они бы продолжили пританцовывать на ходу, идя не спеша, чтобы поймать всё в поле видения или упрямо пробираясь вперёд по причинам, которые легче пересказать по порядку нежели остановиться на одной. Глупцы и хоть каждый пытается как-то выделиться из общей массы – они остаются безликими, трудящимися во благо королевы и расходующиеся, подобные уголькам для поезда, - своё удовлетворение выразит ядовитым чёрным паром.

Удивительно мирный год в таком месте, как Новый Орлеан. Только подопечная не подозревала, что, будучи отрезанной от хранителя, Зик продолжал наблюдать за ней. Как незаметно родитель, тревожась за ребёнка.

 

В рождение праздника, Марди Гра, лежала история, - о красавице Роз Латюлип, в которую были влюблены все парни местного села. Но сердце девушки принадлежало единственному возлюбленному Габриэлю, коему не посчастливилось, когда Роз, - закружившись в вихре танцев, - унеслась от него прочь в паре с неким незнакомцем. А то был Сатана и жаждал он очередной несчастной души в своих владениях.

Обида, ревность и злость роли сыграли не под стать приятным сказкам, где личности героев совершенны в сторонах хороших и плохих. Едва часы пробили полночь, едва умер старый день и родился новый, как Габриэль ринулся к толпе, выхватив из лап Сатаны возлюбленную. А с тех пор существует это поверье, что праздник не должен длиться больше дня, хотя сейчас, - из года-в-год, - обороты набирает за недели до назначенного времени.

Вот что из примечательного могли спросить и могли опровергнуть знающие люди, если живы, забавно, по сей день, - на самом ли деле искуситель был Сатаной? Кто-то за жизнь мог убедиться – каждой твари своя территория. И здесь могли упрекать духов, именуемых лоа. Могли рассказывать о Бароне Самеди, - хозяине кладбищ и мёртвых, - его матерящейся, но от души любящей веселиться жене Маме Бриджит или о Папе Легба – Владыке Перекрёстков и посредником между мирами, когда того просили жрецы. Так упомянули бы двойника второго.

Могли рассказать. Но никто не задавался в этот раз вопросами.

 

Подопечная не нуждалась в хранителе.

Хранителю же следовало проводить подопечную, лишив той необходимости ступать на последнюю ступеньку.

 

Стоит позавидовать людям в силе воли. Пусть не избранники – не выносливые охотники, не ведьмаки, без греха держащие с двух сторон границы реальностей, и не медиумы, легко играющие с теми, кто в мире в этом живёт. Человек удивителен. И тело его скрывающее невообразимые силы, да пусть явь, если перед каждым рождением проводили особый обряд таинства.

Человек стоит на пороге смерти. Тонкая прозрачная пелена не позволяет пойти дальше. Порезы мелочь. Кровоточащий жуткий порез в какой-либо области тела - тоже. Потребности исчезают, уступая адреналину, как основной подпитке и нужды человека вторичны, если уж совсем не бесполезны. Подумает дважды, прежде чем сдаться на приговор судьбы, - когда цель имеет веское значение, то дебри самого Ада будут казаться столь привычным, как знакомые закоулки родного города, средь которых поводил детство.

То ли испытывала на себе молодая ведьма? Когда попалась зверю? Несмотря на раны, синяки, ссадины, но она выпрямляла спину и с некой гордостью приподнимала голову, глядя на того, кто изувечил её, но по преданию видом гласивший, что однажды заменит его место?

 

Человек ставший ругару ещё молод. Амбициозный, упрямый, вспыльчивый юноша. Хоть внешне напоминала подростка, Джереми уже давно вышла из того возраста, когда необходимым казалось жаловаться на что-то миру, надеясь доказать этому жестокому сине-зелёному засранцу что-то обратное.

Ни черта не докажешь. Проси, кричи, плачь, царапайся, бейся, как неуклюжая малявка, а он сунет тебе в рот нож и приставит рядом дядьку, коего другой никто увидеть практически не сможет, - чуть ли успеет ладонь вспыхнуть пламенем.

Сочувствие на её лице.

 

Ты меня не знаешь! – яростный рык в ответ.

Откуда у такой хлипкой девчонки находиться столько сил? Разве она не чувствует боли? Разве она не осознаёт, что вред причиняет себе пущий? О, нет-нет! Зверь видит, как она морщит личико. Дрожат её губы, сдерживая стоны. Вместо тонкой ткани ладонь сжимает рану, окрашивая светлую кожу багровыми линиями. Словно тонкие каналы к ним поступает подпитка извне.

- Не надо, - хриплым молящим голосом успевает произнести Джереми.

Перед ней стоял монстр. Нет. Живое создание из плоти и крови. То избранники ошибаются, как твари скрытые, считая обе стороны расходным материалом, обманывая самих себя. Не докажешь, не посмеешь и не сможешь доказать, но ругару не тот, то вконец лишается собственной человечности.

С другой стороны доказать хотели поперёк.

 

Казалось, она не заметила, не осознала, как вдруг воспарила над землёй, а ладони потянулись к шее, подушечками пальцев ощутив вместо мягкой кожи подобие коротких соломинок. В нос ударило тяжёлое дыхание и перед глазами явились два ониксовых шарика, чьей глубине позавидовала бы сама кромешная тьма. Рот непроизвольно приоткрылся с жаждой глотнуть воздуха, но нечеловеческие сильные тиски сдавили шею так, что одна считанная секунда и сознание канет в беспамятство, забрав с собой в сон жизнь.

Нет, нет, нет и нет…

Так он решил? Так необходимо порой раскрыть только родившиеся мысли или избавиться от них, заняв себя чем-нибудь отрешённым от этого.

Боль она ощутила на мгновенье, а затем пустота. Приятная пустота. Сердце больше не колотилось отчаянно в клетке, но почему-то некоторое время девушка могла осознавать… нет, просто видеть картину.

 

Отсюда забрали смех и радость. А вещи безмолвны. Даже воспоминания не посмели пожалеть. Недалеко, говорят, стояли два создания, но искали отнюдь не дверь в беззаботное прошлое.

Успела… подумать, что место очаровательное? Чтобы закрыть глаза навечно? Руки опустить и вздохнуть в последний раз спокойно?

Облегчение. Удовлетворение. Странное осознание, что добилась некой высшей цели.

С обмякшим телом пропадает ясность и смолкает голос. Кажется, губы успели вздрогнуть, - слабо улыбнулась, как будто увидела наяву хороший сон, позволивший кануть в осколки детства.

 

Его первая добыча. Странная охота, - всё равно до поры достойная гордости, - но тронутая… тело девчонки не тронули, не вонзили клыки в плоть, оставив только глубокие раны от когтей и синяков на теле. Почему? Никто не ответит. Даже человек в чёрном костюме будет молча взирать на истерзанную фигурку, и мучить себя ожиданием.

Всё в этом мире циклично.

Хранитель

Люди должны умирать. Это понятие закономерности, которое внесено в наше сознание природой, как и то, смеем ли мы выбирать, кого любить и с кем делить остаток жизни – дружба, плотские утехи, настоящие и искренние чувства несравнимые с первыми двумя. Люди стремятся к теплу, - это так, - как стремятся к смерти.

Боремся не только мы. Есть понятия влечений, Эроса и Танатоса, которые ведут бесконечную борьбу в каждом живом существе. Один внушает стремление к жизни, продолжая её в своём лице и лицах своих детей с внуками. Второй тянет во тьму и ведёт к медленному самоуничтожению человека, - себя, как личности и создания.

Ты поняла как, Иеремия? Кто-то находит выход в собственной смерти, а кто-то в борьбе против кого-то. И с тем же лишением жизни, надеясь, принести духовное удовлетворение.

Я не буду объяснять ведь так ясно, кто в этой малой схватке одержал победу.

 

Я был разочарован. Ты разозлила меня, опустошила. Я хотел ещё жить. В этом треклятом вечно-гниющем мире, но, чёрт подери… только не возвращаться к той тропе.

Мы знали оба, что отсутствие довеска человека данного при рождении ничем хорошим не заканчивается.

Я хотел ещё пожить в этом мире. А ты смирилась.

 

Иеремия… дорогая моя Джереми…

Всё, что я решил… всё, что я сделал и кем был для тебя и других…

Нет. Какое решение я принял – в нём мало хорошего для меня, но много будет для тебя. Ты бы не одобрил, знаю, но, заметь, что от тебя и живого места не осталось. Всего-то чьё-то окровавленное бесполое тело.

 

Послушай, меня…

Какой поганый хранитель из меня не был, самовлюблённым подонком и собственником, твоим родовым проклятьем, чьё существование оборвётся на тебе… послушай, и знай, что я всегда лучшего тебе хотел. Но я был слеп, когда ты захотела большего, чем просто поводка длиннее с моей стороны.

Я не давал тебе свободы.

Свободы жить, как нормальный человек.

Никаких Призывов и никакого Патрика. Никаких скитаний по миру с малознакомыми людьми, которые, в общем, не запомнят тебя, как ты - их. Не будет магии подвластной лишь немногим. И не будет больше вездесущего духа, портящего жизнь тебе и другим.

 

Позволь мне… исправить ошибки… некоторые из них, но ты будешь жить.

Жить, как человек. Свободный. Обременённый лишь будничными проблемами, но я хочу видеть улыбку на твоём лице, как когда-то впервые увидел её, - тогда твоя ещё маленькая младенческая ручка крепко схватила меня за палец, поразив, сколько сил, может оказаться в крошечном создании.

 

/ / /

 

Глубокая ночь сгустилась над безлюдной лесной местностью, спрятав за облаками сияние полной луны, и только свет фар озарял растянувшуюся асфальтную дорогу с белой полосой. Создавая впечатление, что всё люди, звери погибли и исчезли, а одинокий человек мчался по мёртвому шоссе с отчаянной надеждой на душе.

Женщина бодра, вопреки однообразности момента, от которого запросто могло клонить в сон. Одними губами она бесшумно напевала мотив песни Стиви Никс, чья аудиозапись играла в проигрывателе. Никто запросто о ней не замолвит, что для этой женщины находиться хоть одна минута, чтобы расслабиться.

Большие квадратные очки, белые бусы вокруг тонкой шеи, полосатая блузка и широкие штаны тянуться чуть выше плоского живота, застёгиваясь тонким кожаным ремнём. Прямые золотые волосы тянуться немного ниже плеч – её сочли бы красавицей в отношении мужчин с их сложившимися стандартами женской внешности. Только их общество ей не по душе.

 

Поправив очки, Дилан наклонила голову вперёд. Она заметила мерцающий огонёк вдали, а спустя несколько минут различила заправку.

Интересно, там есть кафе? Она не отказалась бы от кофе. Хорошо ещё машину заправить и самой передохнуть. А затем по дороге назад в Новый Орлеан, наконец, избавиться от последних цепочек о прошедшем Призыве и вспоминать о нём, как о каком-нибудь чудаковатом сне.

 

. . .

 

- Будешь что-то? – спрашивает темноволосый мужчина у девочки, что-то тщательно штрихующей зелёным карандашом в альбоме.

Малышка пару раз моргнула, прекратив своё увлечённое занятие. Она посмотрела широко-распахнутыми оливковыми глазами на отца, сидевшего на коленях рядом с открытой задней дверцей машины, сложив руки на сиденье.

- А?

- Что-нибудь будешь, Доми? – переспрашивает он. – Печенье? В туалет точно не хочешь?

- Папа, ты испортишь свои брюки, - отстранённо сказала девочка, пропустив мимо сказанное старшим.

- А, пустяки, - отмахнулся он, быстро встав на ноги и отряхнув ладонями пыль c брюк. – Знаешь, среди молодёжи очень модно ходить с разодранными коленями. А уж с брызжущей кровью, ууу, - усмехнулся отец. – Я буду изобретательней. С щепками и клопами.

- Неправда, - качнула головой малышка, - ты уже старый.

- Я старый? – ткнул он себя пальцем в грудь, скорчив гримасу. – Милая, что-то ты очень плохого мнения о своём старике-отце.

- Папа, ты сам признался, - хихикнула девочка.

- Доми?

- … карамель, пап.

- Будет, - кивнул мужчина, наклонившись к дочке, и поцеловал её в светлую макушку. – Со мной точно не пойдёшь? – спросил после, на что девочка отрицательно мотнула головой. – Тогда будь умницей, - сказал напоследок, закрыв за собой дверь машины.

- Буду, пап, - тихо пообещала девочка, проводив взглядом отца, пока тот не скрылся из виду.

 

Доминик опустила голову, посмотрев на свой рисунок в альбоме – зелёная поляна с разноцветными цветами, радугой и улыбающимся солнцем в верхнем уголке листа и четыре человечка с унылыми лицами. Девочка отложила альбом в сторону рядом с Зеленоглазкой, - на самом деле маленький кактус в горшке с ещё нераскрывшимся бутоном, - и, Доминик, попыталась встать на колени, облокотившись ладошками об закрытую дверцу. Тёмные окна, что укромная нора для неё, - любопытные глаза выглядывали окружение, восхищаясь зелёным сиянием заправки и застывшими за окнами внутри здания людишками, которые находились далеко от неё. Доминик надула щёки, коснувшись курносым носиком стекла и громко пыхнула, отчего прозрачная поверхность запотела. Девочка отстранилась, не убирая ладошек от дверцы, поглядев на белоснежное пятно. Напоминала светлую-светлую тень, которая появляется, когда с неба падают хлопья.

Доминик не сразу заметила, как к машине отца подошла светловолосая женщина в очках, увлечённо водя пальцем по запотевшему стеклу. Но поймав пристальный чужой взгляд со стороны, девочка вздрогнула, резко плюхнувшись на место и плотно прижавшись к спинке сиденья.

Она, эта тётка, выглядела так, как будто её что-то напугало. Как будто именно Доминик. А ведь её напугали не меньше.

Девочка скорчила обиженную гримасу.

 

- Эй, - негромко откликнулась она, пристально рассматривая Доминик.

Лохматые русые волосы с одной единственной косичкой, круглое личико и почти незаметные веснушки на щеках. Одета, забавно, под мальчишку, - красная футболка с каким-то героем из видеоигр, шорты по колено и детские кроссовки, - что женщина запросто в любой другой момент могла её спутать с оным.

Четырёхглазая подняла ладонь, видно, приветливо помахать с улыбкой на пухлых губах, но…

- С чужими я не разговариваю, - громко предостерегла незнакомку Доминик и, надув губы, отвернула голову.

Она съёжила плечи, с виду похожая на маленького дикого волчонка, который старался припугнуть своим видом враждебного зверя.

Дилан всё равно тепло улыбнулась. Перед ней всего лишь дитя. И, наверно, для отца очень послушная девчонка. Да, глаза Дилан направлены в сторону, куда пошёл родитель крохи.

 

/ / /

 

Холодная вода умела привести разгорячённое сознание в строгую ясность, всего-то коснувшись хаотичной материей лица. Маленькие капли оставляли влажные дорожки на коже, насыщая её от засухи – солнца, неба, эмоций. Она умиротворяла древнюю душу, которая, подумать, совсем недавно получила оболочку. Свою собственную оболочку. Об этом, временами, он наивно мечтал. Теперь чувствовал, как на кровавом мешке, именуемом сердце, лежал тяжёлый камень. Нет, не просто камень. То паразит, крепко вцепившийся  острыми лапками, что иглы, в тонкую и мягкую ткань. Из его маленького ротика выходит длинный язычок, не уступавший в остроте, как самая немыслимая физическая мука. Секунда от секунды. Паразит высасывает жизненные соки, параллельно наслаждаясь страданиями жертвы.

Это смертные называют жизнью?

Пять лет прошло. А он не привык. Боль ходила за ним по пятам, вонзая нож в спину во всякий не нужный момент. Пощёлкивая пальцами, назло отсчитывая оставшиеся минуты до естественного конца. И он надеялся, что будет легко?

Легко, право? С девчонкой?

 

Его ладонь закрывает собой половину лица. Медленно выпрямляет спину, а вторая рука ложиться на пояс. Он раскрывает глаза, - с разочарованием, но не редкий сон, - посмотрев на своё отражение в зеркале.

Черты следует запоминать, как голос и неизменно-хитрый взгляд, чтобы в следующий раз вспомнить точно. Им же, избранникам, отдавались крошечные мгновенья.

 

Неопрятен, совсем не схож с прежней внешностью, - взъерошенные тёмные волосы и светло-синие, почти бесцветные, глаза. Тёмные круги бесцельно сливались со светлой кожей, а смотрит вымучено, словно неприятному событию отдали годы.

Был это человек. Мужчина. Коего одного из большинства повстречаешь в толпе. Вовремя уставший от жизни, но чем-то смятённый больше, чем ребёнок, оказавшись в незнакомом месте. Что же в этом… жалком подобии человека могло напомнить того даймона, являвшимся некогда небесным хранителям молодого ведьмака, державшегося стороной ото всех?

Порой он думал, что совершил ошибку. Досада, злость, ощущение, словно с ним поступили несправедливо. Быстро мысли заменяли другие, - так к лучшему.

Хотя бы для девочки.

 

Он по привычке расчесал пальцами растрёпанные волосы назад, - задержав ладонь на затылке на какое-то время, - но они не легли так, как хотел. Привык и аккуратно. Вихрем они торчат в разные стороны, переливаясь в свете каштаном.

Оперившись ладонями об раковину, мужчина зацепил в отражение зеркала вышедшего из кабинки человека. Тот покосился в ответ, однако недолго, чуть ли не рысью выйдя из уборной.

Губы исказились в самодовольной ухмылке. Мужчина оттолкнулся от раковины, приподняв руки и тут опустив их, спрятав в карманы. С нескрываемым отвращением налюбовавшись ещё на своё отражение, мужчина шагнул к выходу из уборной, но порог преградила знакомая стройная фигура, которую никак не надеялся, - не желал, - увидеть.

Страх, удивление то было? Ненависть и неуловимое желание ударить её, да пусть она с виду беспомощная женщина?

 

Дилан Веласкес прикрыла кулачком рот, тихо прокашлявшись, и прямо посмотрела на смертного даймона, воплоти.

- Здраству…

- Задницы святые, - недовольно воскликнул Зик, - какого хрена ты тут делаешь? Понятия не имела, что сюда мужчины ещё порыдать приходят? Хочешь узнать почему? В зеркало посмотри, - скривился он, будто перед ним омерзительная слизистая масса с тонким вырезом, который соединялся тонкими тростниками в подобии беззубой улыбки.

Дилан закатила глаза, нервно вздохнув.

 

/ / /

 

- Как так случилось? – ноты восхищения улавливаются в её голосе, хотя той не впору удивляться, раз и ей отмечено видеть нечто из ряда невозможного.

Дилан наблюдала за ним в терпеливом ожидании, не скрывая восторга на маске, - а может это просто сохранилось у него – отчётливо различать чужие эмоции и те, которые поймать труднее, вычитывая из клубков лент запутанные слова.

Она сложила руки на столе, как примерная ученица, внимательно слушая учителя. Зик поймал себя на мысли, что учитель с его ученицей противоестественно разняться в возрасте. Хоть Дилан выглядела вполне сочной на вид женщиной, ей же в этом году должен был стукнуть сорок первый год. Зику… Зик оставался неизменным до поры. Как же он будет выглядеть спустя несколько лет, благодаря смертному телу, не упускающему возможности заработать себе всё новые и новые трещины – ему трудно представить.

По крайне мере пока ещё нет седины.

 

Дилан прикусила нижнюю губу, решив, что Зик ей не ответит. Когда он поднял глаза на неё, она, смутившись, виновато опустила голову. Разум её был уверен, что догадался правильно, - он не всё ещё не забыл тот случай. Вряд когда-либо ли забудет, ведь он так ревностно охранял свою подопечную. Пусть ограждая её от всего мира и мир – от неё. Всё равно, что его гордости сильно навредили, вырвав из сшитой не без труда ткани золотые нитки.

Пальцы потянулись к пластмассовому стаканчику с кофе, начав водить его по часовой стрелке. Дилан робко поглядывали на мужчину, но, не выдерживая насмешливый взор, возвращались к напитку в стакане.

 

- Ты никогда не замечала, что австралийская продукция носит характер агрессивно настроенного на всех гея?

Дилан округлила глаза, недоверчиво покосившись на Зика, который усмехался от уха до уха.

- Ты… ты шутишь, - обречённо проговорила она.

- Разумеется, шучу, - покачал головой мужчина, довольно морщась. – Иначе жить мне скучно.

- Я спросила тебя. О тебе и о ней, - посмелела Дилан.

- Это не вопрос для такого человека, как ты. Дерьмо случается.

- С ней ты также разговариваешь?

Зик замолк, недовольно нахмурив брови, а Дилан осеклась от этого, облокотившись к спинке кресла.

- Прости…

- Ты уже взрослая девочка, - махнул ладонью Зик. – Не робей. Скажи, что накипело.

 

Людей в кафе оставалось немного. Уходили неторопливо и рабочие не спешили заканчивать работу, несмотря на позднее время. Любопытные глаза, если хотели, их мельком могли увидеть, как услышать негромкие разговоры.

Дилан смотрела через окно на стоянку, где сиротливо ото всех других оставшихся автомобилей стоял Кеприс, кажется, восемьдесят второго года. Отец в этом деле разбирался лучше, а девочкой ей нравилось слушать его россказни о груде металла на колёсиках. Несколько удивительно было подобную машину видеть даже на одиноком ночном фоне, который озарялся недальновидными светилами заправками. Отец говорил, что до девяносто четвёртого года Кеприс был дорогим автомобилем марки «Шевроле», а Импала той же продукции занимала промежуточное место вместе с ним и другой моделью, чьё название Дилан не смогла вспомнить.

Ей стало любопытно. Оторвавшись от попыток разглядеть в окне автомобиля смутно различимую детскую фигурку, она покосилась на Зика краем глаз.

Откуда он взял эту машину? И… где он с девочкой был?

Дилан поморщилась, слегка сжав пальцы в кулаки. Его вид отталкивал, - взгляд, губы и жесты, словно он знал об ужасе, там, за каменной стеной, который ждёт его собеседника.

 

- Веласкес, тебе невыносимо жить? – вдруг спросил Зик.

Дилан, не скрыв удивления от заданного вопроса, потянулась к съехавшим очкам, чтобы поправить их, но, раздражительно вздохнув, сняла их, положив на столик.

Слова запутались в голове, как бы в мухоловку, растение, угодило сразу несколько насекомых и те определиться не могли – выбраться им из клетки, чтобы не быть съеденными после или легче пожирать букашек слабее.

Не получалось подобрать правильный ответ.

- Вам, людям, жить трудно? – истолковал по-другому вопрос Зик.

- Тебе, - Дилан покачала головой, прикрыв глаза, - тебе трудно?

Мужчина чуть откинул голову назад, смотря, будто сквозь собеседницу, в пустую точку. Зик кивнул Дилан, однако она ещё больше растерялась.

- Тебе следовало заказать чай, а не кофе, - съехидничал бывалый даймон.

- Я не люблю чай, - пробурчала она. – Почему, - интерес подтолкнул её развить тему, - почему тебе, эм… больно?

- Тебе, дорогуша, не было, когда тот сукин сын из клиники обрадовал тебя тем, что ты неспособна рожать?

- Не говори об этом, - тон голоса Дилан стал холоден, хотя не меньше она поражена, что об этом он знает… или ему не составило труда просто догадаться? - Не знаю, как ты, - говорила она, - но я своих сил не лишилась.

- Хочешь применить их на мне? – промурлыкал Зик. - Ну, давай-давай, коли храбренькая.

После недолгого молчания, Зик хмыкнул, видя, как его собеседница не смеет спускать с него взгляда, наполненного злостью, ровно как добавить резкое словечко.

- А ты терпеливая.

- Я не стала бы этого делать всё равно, - отчеканила Дилан, повернув голову к окну. – У тебя ребёнок. Она… это ведь она? – вновь поглядела вопросительно на Зика, но тот, приподняв уголок губ, пожал плечами. – Я не мой хранитель, - попробовала она убедить его. – Что я смогу сделать, если ты мне расскажешь?

Зик наклонил голову на бок.

- Нет, - догадалась она, - её я не заберу. Даже думать о таком не смей, - пальцы снова повертели стакан. – Она… ты за неё нёс ответственность.

- Духи, как утешающе.

- Значит, расскажешь?

 

/ / /

 

Нельзя сказать, что тот день случился ещё вчера, но так обманывала память. Нельзя описать окружавшие тогда краски, как настроение под стать беседующим, но и тут, разум лукавил, не всё представлялось отчётливо. И среди этого на пиках равновесие держит слова, сказанные в утешенье. Большинство людей так думают, что воля к жизни крепче. Остальные без лишних знаний догадаются, кому триумф будет предназначен вновь.

Тогдашний зритель рассказывал слушателю.

Слушателю в личных желаньях счесть историю за правду или пустой выдумкой, если на то хочет услышать объяснения.

Зачем истории? Кому-то приятно их рассказывать.

Кому-то важно.

 

Человек в чёрной одежде стоял над изуродованным трупом. Мальчика? Девочки? Любой другой на его месте сразу не определился о поле и возрасте человечка, коему не улыбнулась удача в этот день. Застывшее веснушчатое лицо, чистое от пятен крови, а они, что краска почти окутывала тело под короткий комбинезон. Могло быть иначе? Для человека, стоявшего неподвижно рядом с ней или ним? Человечка, решившего остаться дома, чем пойти искать нечто необъяснимое для узкого взора общества?

Всё, что произошло – должно было произойти.

Так верили. Судьбы многих были определены до начала возникновения самой Земли. До мельчайшей мелочи, до случайно сказанного словечка и неприметного жеста. До рожденья ребёнка, чьего появления не желали и незнакомцы, так и смерти того, кому благоволили жить очень долго.

 

- Я многое видел за своё существование, но ты? Хм, ты удивил меня. Ты хоть представляешь насколько, даймон?

Мужчина слабо пошевелил пальцами рук. Приподняв голову, - но, не спуская глубоких пасмурных глаз от мёртвого тела, - он сказал:

- Ты не Легба.

- Какой смышлёный ассирийский дух, - довольно промурлыкал лоа. - Жаль, что мне нечего дать тебе чего-нибудь вкусненького. Хотя это тебе положено дарить мне конфетки.

Даймон повернул голову, чтобы хоть украдкой взглянуть на того, кто по старшинству являлся не вторым, но и не первым, кто имел, однако, право всецелое заправлять Перекрёстком, не давая кому-либо войти просто так. Или прельстить. Одурачить глупого смертного, раз этот лоа позволяет своим прихотям ровно столько же, сколько сам дьявол.

Верующие в духов-вуду называли его Мэтр Каррефур.

Легба Кафу.

 

Лоа могущественные духи, наделённые необъятными возможностями. Они посредники между людьми и Богами, подобно святым из христианской культуры.

Имя Легба – имя, которое произносят первым, прежде чем явиться тот дух из Ле Гвинеи, которого хотели бы услышать.

Кто-то Мэтра Каррефура считал братом Легба. Другие – тёмной сущностью Владыки Перекрёстка. Для зрячей души, - из чьей пустоты растят ростки ненависти, злобы и отчаяния, - Кафу представлялся перед жалким создание едва не Богом, который держал в руках клубок жизни. По желанию, капризу, лохматая нитка могла провести путь, но следом упадёт и шар. Ножницы пересекут дорогу, а пальцы аккуратно завяжут в узел.

Останется шрам.

- У меня к тебе просьба, - обращается даймон. – Ты-то знаешь. Тебе она понравиться…

Кафу оперился тыльной стороной ладони об подбородок.

 

Какое право, гений, ты имеешь просить? Пусть тогда, пусть ты был стражем человека, которого выбрали Всевышние судьи, как многих других? И ради чего? Чтобы мир этот хотя бы на помоях продолжал держаться. Однако ты, даймон, не чист собой. Оправдываешь своё имя демона и память, глаза, поступки строят, как кубики вершину, личность.

В этот момент можно подзабыть о гордости. Надменности. Они никому не нужны, кроме того единственного, кто оправдывается, старательно отталкивая от себя обвинения – знать должен, а не глупить, что выглядеть будет жалко в глазах света.

Мудростью называли вежливость.

Молчание – пониманием.

А прикосновения сказать могли намного больше.

Кафу спрашивал даймона – помнил ли ты их всех, кому ты приносил кошмар? Над кем издевался? И как посмел поднять руку на подопечных? Да, лоа сам подобно Сатане, но и в его обязанностях проводить духов через миры.

Оставался жестоким, не пробуя даже как-то искажать реальность.

 

Зик помнил самоуверенную девушку, как-то балуясь в сознании с её копиями. На деле был зол, что она смотрела на подопечную, ища в ней утешенье в плотских утехах.

Помнил мужчину. Слабого, мягкого. Не сопротивлялся, усилий не прилагал, отчего даймону решилось, что настолько он отчаялся, что бороться не за что.

Помнил женщину. Она рыдала и кричала, не переставая, запястья её истекали кровью от острых проволок. Напротив неё, ухмыляясь, стоял мужчина. Он за ножку держал плачущего двуглавого младенца, теребя, словно куклу и поговаривал без конца, - так твой хранитель тебя любит.

Любит и поедает твоих ещё нерождённых детей.

Только в стороне от всего этого, молча, держалась девочка. Горячая кровь текла по её коленям, а она не понимала – многое ведь хранитель от неё прятал.

 

- Хочешь вернуть ей жизнь, значит? – спрашивал Кафу, наступив на висок мёртвой. – Я могу это сделать.

- Но… только я должен быть с ней, когда ты это сделаешь, - настоял даймон, вызвав смех у лоа.

- Зачем? Не до конца проявил себя, хонки? Кажется, лет тебе удостоилось достаточно.

- Я хочу исправить...

- Исправишь, хонки, - перебил его Кафу. - Исправишь своей душой.

- Я отдам тебе то, что ты хочешь, но я должен быть с ней, - упрямо отзывался тот. - У неё никого нет. Никто о ней не позаботиться.

- А ты, выходит, сможешь, да? – укором прозвучал вопрос и даймон замолчал, опустив голову.

С улыбкой Кафу начал разглядывать личико мёртвой. Дух в ней слаб и хочет тишины, но остаётся тело, в котором ещё заточено.

- Уж, крошка, не знаю, - бледно-красные глаза духа вуду обратились к даймону, - повезло тебе или нет.

 

Зик резко вздохнул, когда руки ощутили лёгкую тяжесть. Уши поймали плач, а в глазах затанцевали искры от того, что он увидел.

Младенец, девочка, морщась, теребила маленькими ручками и ножками. Испачканная в крови и жиже, как когда-то свету подарила её родная мать. Детский плач занял его слух и потому он не сразу расслышал хриплый голос Мэтра Каррефура, похожего на Легбу, но резко отличавшимся от него отсутствием палицы.

- Ты останешься с ней, хонки. Так и быть, - довольно сказал он, проходя мимо даймона. – Но на это я отдаю тебе пятнадцать лет.

Ещё один судорожный вздох. Кажется, внутри засело что-то тяжёлое и колючее.

- Нет… нет, нет! – помотал головой Зик, оборачиваясь к лоа. – Мне нужно больше! Мне нужно больше лет! Не смей уходить, ублюдок! – он готов был пойти за ним, схватить того за рукав, но настойчивый возглас младенца не позволил ему шага сделать, как повернувший к нему голову Кафу.

- Пятнадцать лет, даймон, - строго сказал тот. – Ни года больше и не года меньше. Я сдержу своё слово, а ты отплати, если хочешь, чтобы она дальше жила.

- Но её заберут, - дрожащим голосом сказал Зик.

- Заберут? – глухо прыснул Кафу. – А ты поживи, поживи, как смертный, а не её хранитель. Как думаешь, хорошим папочкой ты для крошечки будешь?

 

Расщедриваться на запретные изыски жизни, так и на слова лоа больше не собирался. Он оставил мужчину с ребёнком на руках, лишив его, казалось, себя самого. Каким он был. И оставил ничего, кроме растерянности.

Позади человека больше не было трупа девчонки. Только сгнивший скелет с грязными ошмётками ткани, словно они пробывший здесь уже много лет.

 

/ / /

 

Ему открылся новый мир.

Здесь больше ярких красок, душистых запахов, доступных слов и имён. Пальцы осязают больше, чем один жалкий камушек. Уши слышат отчётливей, чем шорох веток над головой.

Люди пели, создавая музыку. Танцевали, рисуя образы. И, главное, рассказывали, передавая дочерям с сыновьями, друзьям и любимым истории. Всё когда у них не было ничего, но они сами, как бездонные кувшины, из которых вынимают сюрпризы – приятные или нет.

В то же время мир этот немилосерден. Он рубит, бьёт, хлещет. Мир показывает то, что сознание не в силах сдержать на себе и одна алая капля являет собою больше боли, страданий, что отведены каждому человеку на жизненном пути, чем реки.

Спрашивается, людям есть дело? Когда они проливают кислые хрусталики по щекам, а притом ещё смеют смеяться перед ликом жестокой судьбы?

 

- Джемма Доминик Джаспер, - на губах Дилан заиграла яркая улыбка. – Так она…

- О, да, - закивал Зик. – Глотку сорвать можно, но откликается она всё также на второе имя.

- Куда же вы теперь?

Мужчина пожал плечами, но ответ оказался точен.

- В Портленд, Мэн.

 

Она проводила его до Кеприса, остановилась поодаль, когда мужчина заглянул в окошко заднего сиденья. Зик тихо хмыкнул.

Доминик уже спала крепким сном, свернувшись в клубочек.

- Послушай, - подала голос Дилан, - я могу помочь тебе с документами, - предложила она. – С моей работой особой сложности не составит. А тебя избавит от лишних проблем. Только сообщи мне, как доедешь.

Зик поднял на неё глаза, дёрнув плечом.

- Спасибо, - не стал возражать от предложенной помощи, но и его вопрос скрываться не стал. – Как думаешь, - несмело начал Зик, - она меня полюбит?

Дилан запнулась, едва привстав на носки. Раздались глухие щелчки каблуков об асфальт.

- Она… ну, она любила тебя. Тогда. А теперь ты тут, рядом с ней, - улыбнулась она ему. – Знаешь, говорят так, что первая любовь дочери – её отец.

Её отец, которого никогда не было, - подумал Зик, переведя глаза назад к маленькой фигурке в машине.

- Прощай, дорогуша, - оскалив зубы в ухмылке, сказал он женщине, поспешив к водительскому сиденью.

 

Дилан отошла на пару шагов назад, дав Кепресу свободы выехать. Глаза не отрывались от машины, пока её не поглотила тьма. После забрав живые образы из памяти той, кто видела их последней.

Самое время возвращаться домой.

 

/ / /

 

Мы ненавидели… и любили друг друга много лет.

 

Мы были хранителями друг друга. И по сей день ими являемся.

 

Здесь именно я подвожу черту.

Историю конца и начала двух. Интересную? Банальную? Сами решайте, умники.

А дальше носа своего вы не сунете. Ведь я ещё жив. Как и моя подопечная.

Моя дочка.

 

Духи с вами.

http://pleer.com/tracks/206111ugqk

Когда спускается ночь
и все темным темно на земле
и луна — единственный свет, видный нам
мне не будет страшно, нет, мне не будет страшно
Пока ты со мной, со мной

О милый, милый, пока ты со мной, со мной
пока ты со мной, пока ты со мной

Если небо, на которое мы смотрим
перевернется и упадет
и горы раскрошатся в море
я не заплачу, не заплачу, не пророню и слезинки
пока ты со мной, пока ты со мной

О милый, пока ты со мной, со мной
пока ты со мной, пока ты со мной

Что бы ни случилось с тобой, будь со мной, будь со мной
Дорогой, будь со мной, будь со мной

 

послесловие

И, на самом деле, короткое. Ибо мы профаны в мастерстве слова, тому и повторяемся =.=

Не будьте сухариками

И не плетите подколки

Желаем терпения вам и себе

 

p.s какие уникумы обещали эпилоги? сыкотно же, когда впереди никто не стоит >>

Изменено 29 октября, 2014 пользователем Yambie

[Dmitry Shepard 30 599]

Эпилог Кристы

 

Часть 1

 

Карма - злая  стерва

 

18+

 

После длительных размышлений, Криста решила перебраться в Берн. Собственных накоплений и наследства Ферре вполне хватило на уютную однокомнатную квартиру в пригороде. За хлопотами, связанными с переездом и обустройством на новом месте незаметно пролетел целый месяц, но в итоге Криста уверенно могла сказать, что ей есть куда возвращаться. Впервые она была уверена в том, что делает и как, не боялась за себя и свою внутреннюю целостность. Тем не менее, любые попытки познакомиться с красивой и уверенной в себе светловолосой охотницей проваливались с треском, разбиваясь о ледяной взгляд зеленых глаз. Открывать свое сердце кому-либо категорически не хотелось. Криста все также мониторила новости, обращая особое внимание на сообщения о пропажах людей и необычных происшествиях. Несколько раз пришлось выезжать в соседние города и выполнять привычную работу мракоборца, освободив мир от присутствия низшего вампира (Криста учла опыт боевого взаимодействия с Альфами и не дала кровососу ни единого шанса ее загипнотизировать, выследив цель и напав со спины, закончив бой одним ударом) и еще одного ругару. Периоды затишья сменялись активностью, складываясь в череду будней охотника на нечисть.

Очередной день застал Кристу в лесном заповеднике под Берном, за выслеживанием зверя, задравшего уже четырех человек. Разобраться попросил Посвященный, один из людей, знавших о настоящей картине мира и роли мракоборцев в нем, работавший смотрителем этого заповедника. Поэтому Криста второй день путешествовала по лесной чаще, постепенно забираясь в самое сердце заповедника и вынюхивая свою цель. Она уже знала, что это гулон. Оставалось только успеть к моменту, когда тот будет опорожнять желудок и станет беспомощным. Солнце успело пройти половину пути по небосводу, когда слуха охотницы коснулись до боли знакомые звуки: пыхтение и рычание застрявшего промеж двух деревьев опасного зверя. Памятуя о предыдущей встрече, Криста заранее перекинулась в оборотня, в бессчетный раз удивившись, насколько меняется при этом восприятие окружающего пространства. Ноздри затрепетали, вбирая в себя богатую палитру запахов, беспрестанными волнами атаковавших обоняние оборотня, а уши почти как локаторы поворачивались в разные стороны, ловя мельчайшие шорохи. Зрение, обоняние, слух дополняли друг друга, составляя полноценную и весьма подробную карту окружающего Кристу лесного мира. Теперь она четко воспринимала присутствие гулона и знала, что успела вовремя. История повторялась, но теперь охотница могла рассчитывать только на себя, рядом больше не было Янки, чтобы помочь справиться с хищником. На этот раз Криста действовала умнее и подкралась к гулону сзади, одним прыжком оказавшись на его спине и тут же вцепилась клыками в шею зверя, не забывая лапами рвать бока. Гулон громко заревел от боли, терзаемый охотницей и изо всех сил рванулся вперед, обдирая шкуру до крови о кору деревьев. Но было уже поздно, вошедшая в раж охотница вгрызлась еще глубже в шею зверя, заставив гулона вскинуть голову и тут же разорвав тому открытое горло лапами. Издав жалобный крик, хищник зашатался и рухнул на землю, содрогаясь в агонии. Соскочив со своей жертвы, Криста издала победный рык, на который вдруг получила полный ярости рев. Молниеносно обернувшись, охотница увидела, как на нее мчится еще один гулон. «Двое! Самец и самка!» успела подумать Криста, прежде чем два зверя сплелись в смертельных объятиях и покатились по траве, терзая друг друга, чтобы в итоге замереть неподвижной кучей мяса и плоти. Наступила хрупкая тишина, спустя какое-то время прерванная жалобным стоном. Мертвая туша второго гулона зашевелилась и из-под нее показалась покрытая с ног до головы кровью и слизью охотница, уже в человеческом обличье. Обратное превращение помогло продержаться чуть дольше и дало достаточно сил, чтобы отползти к ближайшему дереву. Кровь тихо сочилась сквозь зажатую ладонями рваную рану на животе, показывая, что жить охотнице осталось очень недолго, даже живучести оборотня не хватит вынести такие раны и перекидывание не спасло бы Кристу. Она это знала, просто не хотела умирать в зверином облике. Сознание постепенно угасало, а голубизна неба, виднеющегося в просвет листвы, становилась все более тусклой и тусклой, пока не сменилась тьмой…

Глухой треск горящей ветки заставил Кристу резко распахнуть глаза и судорожно вздохнуть. В первое мгновение она не увидела ничего и мигом накатила слепая паника. Она ослепла! Но…но ведь она должна быть мертва! Криста дернулась на шорох, но ничего не смогла противопоставить уверенным рукам мужчины, придавившим ее обратно к лежанке. Тело слушалось команд разума крайне медленно, адреналиновый всплеск прошел и снова накатывала ватная слабость, как всегда бывало после тяжелых травм. До оглушенного страхом сознания как сквозь подушку донеслись слова:
- Успокойся! Успокойся, ты в безопасности. Да лежи смирно, дура, растревожишь раны!
«Раны. Смертельные раны, нанесенные мне вторым гулоном. Почему я их не чувствую?» Криста перестала сопротивляться и бессильно откинулась обратно на свое ложе, оказавшееся спальным мешком, причем ее собственным, охотница чуяла привычный запах.
- Ну вот, другое дело. Аннали, осмотри ее.
В поле зрения появилось женское лицо, обрамленное иссиня-черными волосами, только подчеркивавшими белизну кожи, как будто светившейся в полумраке, а саму охотницу быстро и профессионально общупали со всех сторон, не делая никаких скидок на приличия. Такие ухватки были довольно знакомы Кристе – ее осматривал медиум, причем из опытных.
- Да, да, догадалась наконец, - девушка даже не скрывала, что параллельно копается в ее мозгах. – Что ж ты поперлась на дело одна? А если бы нас не было рядом? Так бы и истекла кровью.
- Ск..кха…сколько…?
- Сколько времени прошло? Часов десять, сейчас уже глубокая ночь, а нашли мы тебя днем.
- И видок у тебя был соответствующий, краше в гроб кладут, - вклинился парень, теперь более-менее пришедшая в себя Криста видела, что он практически полная копия девушки, очевидно, ей повстречались близнецы. Но еще больше говорил запах, мужчина был охотником, как и она сама. – Но ты молодец, двух гулонов уделать, это надо уметь. Ох, прости, я не представился. Руеди, для друзей просто Ру. Охотник, как и ты.
В голосе коллеги по мракоборческому делу сквозили уважительные нотки, очевидно Криста произвела на него впечатление.
- Меня…Криста…зовут.
- Красивое имя для красивой девушки, - начал было рассыпаться в комплиментах парень, но прервался на середине, получив подзатыльник от сестры.
- Флиртовать будешь потом, братец. А сейчас Кристе надо спать, пусть организм восстанавливается.
«Но я не хочу спать!» - подумала было охотница, но тут Аннали коснулась ее лба и мир снова провалился во тьму.

 

 

Аннали

Руеди

Во второй раз Криста очнулась уже днем. Погода потихоньку портилась, небо затянули серые облака, еще не напитавшиеся влагой достаточно, чтобы пролиться на землю дождем, но определенно намеревавшиеся поступить так в самом скором будущем. Причин пробуждения было сразу несколько: аппетитный запах жареного мяса, громкое ворчание желудка, недоумевавшего, почему вышеозначенное мясо еще не в нем, когда так хочется есть и третья причина в приличном обществе не озвучивается. При попытке встать, Криста выяснила, что хоть раны и зажили, слабость никуда не делась. Тем не менее, просить о помощи охотница не стала и поползла в сторону заветных кустиков.
Она не успела преодолеть и пары метров, когда неслышно приблизившийся Руеди аккуратно, но непреклонно поднял ее на тут же предпринявшие попытку подогнуться ноги.
- А ты упрямая, - как ни странно, сказано это было скорее как комплимент, а не упрек. – Но я тебе все равно помогу, ты еще слишком слаба.
Криста досадливо зашипела, признавая правоту коллеги и перестала предпринимать попытки освободиться. Охотник тактично отвернулся, пока девушка делала свои дела и помог дойти обратно до лежанки. Криста кивком поблагодарила парня, приводя дыхание в порядок и успокаивая сердцебиение. Даже такая короткая прогулка отняла практически все силы. Руеди отошел к костру и вернулся с миской, полной наваристого супа.
- Аннали сказала, что до вечера тебе можно только жидкую пищу. Она пошла травы собирать, - пояснил он отсутствие сестры.
- Зачем медиуму травы? – удивилась Криста, принуждая себя есть спокойно, чтобы ни капли восхитительно горячей похлебки не прошло мимо рта.
- Она любит травяной чай, причем из диких трав. Мы примерно раз в две недели сюда приезжаем, так что тебе крупно повезло, что мы оказались рядом именно сейчас.
Криста сама не заметила, как опустошила миску и ложкой разочарованно заскребла по дну посудины, вызвав смех охотника.
- Да, тебе надо было сразу весь котелок принести! Ладно, еще одну миску можно, а потом надо сделать перерыв. Аннали над твоими кишками два часа трудилась, настолько все было изорвано. Рваные и кусаные раны по всему телу после этого воспринимались просто легкими царапинами, - без всяких экивоков описал Руеди картину ранений Кристы.
- Я ей благодарна. И тебе тоже, - слабо улыбнулась Криста, принимая из рук охотника заново наполненную миску, которую тоже опустошила в рекордно короткие сроки.

Время до вечера тянулось долго и, волей-неволей, Криста разговорилась с Руеди, постепенно рассказав о себе и узнав достаточно о своих спасителях. Да, они действительно были близнецами и оба получили Дар, хоть и разный. Родители приняли это нелегко, но любовь к своим детям возобладала перед страхом к их способностям. Криста подозревала, что Аннали тоже приложила свою изящную руку, как и ее наставник, оказавшийся давним другом семьи. Руеди работал частным детективом, Аннали детским врачом и оба были довольны своим предназначением, жизнь их полностью устраивала. Полное выздоровление отняло еще три дня, за время которых Криста незаметно для себя сдружилась с Руеди и Аннали. Они были практически ровесниками охотницы, с ними можно было не скрываясь поговорить о работе и не только о ней. Поэтому, уезжая из заповедника (близнецы тоже жили в Берне и практически настояли на том, что довезут «подопечную» до дома), Криста легко согласилась обменяться номерами мобильных телефонов, «чисто на всякий случай, вдруг какая помощь понадобится». И сильно удивилась, через две недели получив приглашение съездить за очередной порцией трав и заодно отдохнуть на свежем воздухе от городского шума. Криста согласилась и неожиданно приятно провела время. Ей понравилось сидеть у костра и смеяться над рассказами Руеди, совместно с Аннали подтрунивать над ее братом, собирать травы, ощущать себя живой. Она сама не заметила, как зеленый лед на ее сердце начал таять. Просто однажды поняла, что смотрит на Ру не просто как на коллегу или друга. И что Аннали давно это знает, но по женски мудро не торопит события. И также по женски хитро она поймала обоих влюбленных в ловушку, сообщив, что ее срочно вызывают к пациенту. Нет-нет, ехать с ней не надо, она вернется за ними через два дня сама, отдыхайте. Перед уходом Аннали что-то шепнула брату, от чего тот удивленно воззрился сначала на сестру, а потом также на саму Кристу, но решительно кивнул, подтверждая, что все понял.

Оставшись наедине, охотники долго молчали. Разговор не клеился, слова повисали в воздухе, создавая атмосферу напряженности. Незаметно стемнело, а Криста все также смотрела в огонь, боясь перевести взгляд на Ру и не зная, что он испытывает те же самые затруднения. Крик вылетевшей на мышиный промысел совы пронзил ночной воздух и от неожиданности оба оборотня подскочили на месте, непроизвольно вставая спиной к спине в боевую формацию.
- Сова. Это была простая сова, - выдохнула Криста и рассмеялась, повернувшись к Ру. Смех затих, когда влюбленные встретились взглядом. Люди разные. Кому-то нужны слова, стихи, серенады под окном, долгое и красивое ухаживание. Кому-то хватает пяти минут, чтобы оказаться в кровати вместе. А некоторым достаточно простого взгляда, чтобы, нет, не понять, а принять уже давно известное им знание. Ночной лес с его шорохами и запахами вдруг разом отдалился, стал неважным. Весь мир сконцентрировался в одном человеке, ставшим самым важным и близким. «Мир лишь луч от лика друга. Остальное – тень его!». Первый поцелуй, из-за долгого сдерживания исступленный, жадный, неистовый. Руки живут своей жизнью, срывая одежду, при этом оба не хотят и не могут оторваться друг от друга, будто их губы слились воедино и разъединиться можно теперь только с болью и кровью. Как и когда они оказываются полностью обнажены и уже на траве, Криста не замечает, значение имеет только биение его сердца и обжигающее кожу дыхание, как предвестник очередного поцелуя, заставляющего стонать и выгибаться в руках любимого. Сознание давно капитулировало, лед превращен в пар лавой желания и страсти, но Ру не спешит, методично и вдумчиво познавая тело любимой, сантиметр за сантиметром, желая сделать ее первый раз с мужчиной поистине незабываемым, чтобы краткий миг боли в момент превращения девушки в женщину был навечно погребен под памятью об обоюдной радости и восторге единения. Сколько они плыли в объятиях друг друга, щедро делясь лаской и нежностью и получая такие же дары в ответ? Время остановилось и стало ненужным, осталась лишь вечность, заключенная в двух, ставших одним.

Спустя еще одну вечность Криста постепенно вернулась на грешную землю с райского облака, на котором парила, обнаружив, что практически лежит на любимом, удерживаемая его сильными руками. Лунный свет ласкал обнаженную кожу любовников, пока звезды благосклонно подмигивали с вышины небосвода.
- Полнолуние, - удивилась Криста, посмотрев вверх.
- Самое время для оборотней, правда? – тихо прошептал Руеди, после пережитого блаженства слова казались грубыми и шершавыми.
- Знаешь, а ты прав, любимый, - также тихо шепнула Криста и грациозно поднялась на ноги, бесстыдно-невинная в своей наготе и лунном свете. – Беги за мной. Или не беги, как хочешь, - лукаво подмигнула она Ру за миг до превращения. Насмешливо махнув хвостом, пантера сверкнула зелеными глазами и скрылась в чаще, оставляя поляну и прогоревший костер далеко позади себя.
- Вот чертовка, - восхищенно улыбнулся парень и спустил своего зверя с поводка.

Волк мчался за пантерой, наступая на пятки, но та каким-то непостижимым образом ухитрялась оставаться недосягаемой, лишь дразня обоняние зверя своим запахом и запахом своего желания, вырывая глухой рык нетерпения из широкой груди оборотня. Желтые глаза неотрывно следили за спиной и хвостом то и дело мелькавшей впереди Кристы, в своем зверином облике не утратившей гибкости и ловкости, позволявшей ей куда быстрее преодолевать чащу, проскальзывая там, где более тяжеловесный Ру проламывался. Неожиданно оба выскочили на луговой простор, полный пахучих трав и цветов. Здесь, на открытом пространстве, луна была полновластной хозяйкой, изменяя и придавая таинственный флер самым обычным предметам. Ру настроился на продолжение гонки, так что финт охотницы, подскочившей к нему и нежно укусившей его плечо, стал для него неожиданностью, на которую он никак не успел прореагировать. Запоздалый бросок пропал втуне, а шкура оборотня украсилась легкой царапиной. Криста затанцевала перед любимым, плавными движениями перетекая с места на место и уворачиваясь от лап, не давая себя поймать. Зверь в душе Ру ярился все сильнее и сильнее, неистово желая обладать непокорной самкой, пока, наконец, ему не удалось улучить момент и безжалостно сбить ее с ног, покатившись вместе с ней по земле. Криста опомниться не успела, как оказалась под оборотнем и покорно повернула морду вбок, открывая шею для добивающего удара. Волк довольно рыкнул и слегка сжал клыками кожу вокруг яремной вены, обозначая укус, но не завершая движения. Еще один грозный рык – «Моя!» и ласковое горловое мурлыканье в ответ – «Не спорю». В следующее мгновение охотницу отпускают и грубо переворачивают на живот. Она не сопротивляется, приподнявшись на четвереньки и грациозно прогнувшись, принимая в себя возбужденного зверя, пышущего жаром желания и так сладко прихватившего ее за загривок зубами, добиваясь полного подчинения, неистово упивающегося ее телом и властью над ней самой и не замечающего, что это подчинение обоюдно. Оборотни выносливы и, несмотря на то, что Криста каждым движением своего гибкого и хищного тела раз за разом приближала их обоих к заветной финишной черте, знаменуемой торжествующим слитным рыком наслаждения, Ру очень нескоро обессилено замер на спине пантеры. И получил очередной урок. Криста одним движением вывернулась из-под любимого и толчком отправила на землю, тут же оседлав. Она сохранила для этого достаточно сил, ведь самки сами по себе выносливее самцов. Тихий рык «Я еще не закончила с тобой, дорогой». Разум зверя и человека слит воедино и оба восхищенно следят за грациозными движениями охотницы, открывая для себя новое и весьма приятное знание, наслаждаясь новизной ощущений, псевдоподчиненным положением.

Когда Аннали вернулась, она даже не стала делать вид, что удивлена произошедшим с Кристой и Ру переменам, просто улыбнувшись и крепко обняв девушку, шепнув ей на ухо: «Добро пожаловать в семью».

Едва-едва осевшей на одном месте Кристе пришлось снова погрузиться в хлопоты, связанные с переездом, на этот раз в двухкомнатную квартиру, подаренную Ру родителями. Но ее собственное жилище не было обречено на запустение, в нем поселилась Аннали, для которой это оказалось выгодным обменом, путь до места работы с получасовой езды на автобусе сокращался до десяти минут пешком. Таким образом все остались довольны: Криста и Ру получали необходимое уединение, а Аннали не чувствовала себя третьей лишней. Жизнь налаживалась и, несмотря на бремя мракоборца, становилась светлее.

Дни складывались в недели, а недели в месяцы. За взаимным привыканием друг к другу незаметно прошло лето и большая часть осени, но влюбленные едва ли обратили на это особое внимание. Не обошлось и без нескольких ссор, но они не смогли надолго омрачить их чувства друг к другу, желание научиться быть вместе было куда сильнее привычки к одиночеству, присущей Охотникам. У них стало правилом устраивать друг другу мелкие приятные сюрпризы, вроде чашки кофе с утра или свежеиспеченного круассана. Но главной наградой для них по прежнему оставались они сами. В первые месяцы Кристе и Ру оказалось неожиданно сложно расставаться надолго, даже отходить друг от друга дальше вытянутой руки. Аннали только посмеивалась и шутила, что так они скоро срастутся вместе, как сиамские близнецы. Постепенно их отношения выровнялись и нашли нужный ритм и размеренность, при этом не потеряв новизны и не скатившись в скуку. Не имевшей до этого родных и близких Кристе пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы вписаться в обширную семью Майерхольмов, порой она просто терялась во всей этой негаданно свалившейся на нее родне. Периодически Криста переписывалась с Терезой, рассказывала ей о произошедших с ней событиях и узнавала, как дела у ведьмы и ее любимого, Эдварда.

Минул Новый Год, прошла необычно холодная зима и вновь расцвела весна. Маховик времени неумолимо отсчитывал дни до даты, о которой Криста и думать забыла. Но не забыла та, кого называют Судьбой. Годовщина избавления ругару от проклятия застала охотницу идущей из магазина домой. Если бы ей год назад кто-то сказал, что у нее действительно будет место, которое можно назвать своим домом и любимый человек, она бы только рассмеялась, забыв, что Бог тоже обладает чувством юмора. Но сегодня Кристе собирались напомнить о другой сентенции: «Всякое доброе дело наказуемо». Впрочем, предупреждать девушку заранее никто не собирался и она весело болтала по телефону, пользуясь гарнитурой Hands free, потому что объемный пакет с продуктами одной рукой удержать не смогла бы даже охотница. Намечался небольшой семейный ужин, только Ру, Криста и Аннали.
- Ты уверена, что у нее нет аллергии? Я впервые беру настолько экзотический фрукт, как авокадо. Да? Ну, хорошо, мне до дома еще двадцать минут, разогревай духовку и, пожалуйста, поставь чайник, успеем еще с тобой выпить чаю до прихода Аннали.

Болевой спазм ударил внезапно, заставив Кристу выронить пакет из рук и рассыпать свертки, банки и упаковки сырных и колбасных нарезок по всему тротуару. Следом рухнула сама охотница, сотрясаясь в судорогах, неспособная произнести ни слова сквозь намертво сцепленные зубы. К мрачному счастью, агония была очень короткой.
- Криста? Криста?! Что случилось? Криста!!!
Ответом Ру был лишь тихий выдох, бесстрастно донесенный до него чутким микрофоном гарнитуры, выдох, от которого вниз по позвоночнику парня пробежал жуткий холодок. Охотник слышал уже такой раньше, когда наблюдал смерть товарища от ран на Призыве.
- Криста, не умирай, прошу. Держись, - практически всхлипнул Ру и усилием воли взял себя в руки. Кнопка удержания звонка, затем вызов по второй линии, все это уже на ходу, выскакивая из квартиры со скоростью покидающей стартовую шахту баллистической ракеты и не сбавляя темпа – вниз. Он успеет. Должен.
- С Кристой случилось что-то страшное, нужна твоя помощь, срочно!
- Уже ищу, - голос Аннали, как и обычно в экстремальных ситуациях, спокоен и безэмоционален. – Есть. Пересылаю координаты на твой телефон. Еду.
Взгляд на экран, где на карте города зажглась маленькая красная точка. Оборотень снова срывается в бешеный бег, отчаянно жалея, что не может оказаться рядом с Кристой в единый миг, метнувшись радиосигналом через мобильный телефон и сам себе кажется слишком медленным, хотя на самом деле несется по улице со скоростью, недоступной обычному человеку, даже тренированному спортсмену, лучшему спринтеру мира. Две долгих минуты растягиваются в вечность. Ру буквально влетает в переулок и при виде лежащей без движения Кристы сердце обмирает, но охотник быстро начинает комплекс реанимации. Бесполезно. Пульса нет, в широко раскрытых зеленых глазах отражается только он сам, тело любимой, всегда так жарко отзывавшееся на его прикосновения, теперь безвольно лежит в руках.
- Нет, нет, нет, прошу, Боже, нет, за что? – стон, полный такой боли и горя, что кажется, сейчас заплачут камни мостовой.- Криста, прошу, не покидай меня. Пожалуйста.

Ответом ему стала лишь беспощадная тишина, никто не отозвался на его мольбу, не шевельнул крылом, спускаясь с небес. Надежда оставила Охотника и он скорчился у стены, баюкая в руках безжизненную оболочку, неспособную более удерживать в себе душу. Криста умерла.

 

Но ненадолго.

Легкий ветерок вдруг взъерошил волосы девушки и убрал их с лица. Дыхание смерти оказалось фальшью, было тихо и спокойно вокруг.
«Глупышка моя. И зачем столько веры вложено в прикосновение ругару? Всегда думала о других больше, чем о себе самой и вот результат. Не досмотрел. Не научил. Но мои слова доверены ветру до нужного часа. Ты будешь жить, милая, ещё очень долго. Я так хочу».

Удар сердца. Еще один. И еще. Будто кто-то невидимый пытается завести замолкший "мотор" охотницы «с толкача». Ру недоуменно огляделся, но никого не увидел, охотникам не дано видеть невещественное. Зато вбежавшая в переулок Аннали прекрасно разглядела склонившегося над Кристой темноволосого мужчину, существовавшего только на эфирном плане и, тем не менее, не дававшему ее душе покинуть тело. Словно почувствовав взгляд медиума, призрак вскинул голову и улыбнулся Аннали, как давнему коллеге. После чего без предупреждения растаял в воздухе. Опомнившаяся девушка подскочила к Кристе, привычно встряхивая кистями рук и с ходу послала ее остановившемуся сердцу электрический импульс, одновременно щедро делясь своей целительной энергией, заставляя кровь снова возобновить свой бег по жилам, снабжая организм кислородом. Постепенно бледность и синева на лице Кристы уступили место нормальному румянцу, девушка оставалась без сознания, но уверенно дышала без посторонней помощи.
- Несем ее домой. Придется мне пару дней ночевать у вас, не хочу оставлять Кристу без присмотра, - распорядилась Аннали, утирая пот со лба. Потребовалось практически все ее искусство, чтобы вытянуть охотницу с серой пустоши между жизнью и смертью в цветной мир живых. И то только благодаря помощи неизвестного призрака, подарившего Аннали бесценное время. Ру кивнул, облегченно выдохнув и позволив себе поверить, что самое страшное позади. Он до последнего боялся, что в какой-то запредельно жуткий момент сестра остановится и виновато посмотрит на него, а потом одним стирающим все надежды жестом закроет Кристе глаза, уже навсегда. Из-за пережитого ужаса сердце все никак не могло успокоиться и билось в сумасшедшем ритме, а руки против воли сжимались вокруг любимой как можно крепче. «Не отдам, никому не отдам, никогда!» Мягко легшая на плечо ладошка Аннали уняла сумбур в мыслях, оставив только кристально чистое намерение. Он и так слишком долго колебался и тянул. Хватит. Спрятанное в замшевой коробочке кольцо увидит свет, как только Аннали будет абсолютно уверена, что эмоциональное напряжение Кристе не повредит никоим образом.

 

Изменено 30 ноября, 2014 пользователем Dmitry Shepard

[Ribka 26 206]

Эпилог Эдварда и Терезы. 

 

(продолжение)

 

Ribka & seda_rostro

R, 18+

 

 

 

ЧАСТЬ 1

 

Луизиана. США. 2016 год.

 

«Ж...а мира!» Так окрестил Янки деревню черных креолов, что разместилась на небольшом и лишь относительно сухом участке суши в сердце болотного царства Луизианы. Вокруг, на сколько хватало глаз, из затянутых тиной стоячих вод тянулись вверх древние кипарисы, будто молчаливая и грозная стража этих мест. Но изумрудная паутина мха, что оплетала их стволы и свисала длинными косами с ветвей, а также огромные, красочные, яркие цветы эпифитов сводили на нет это ощущение при солнечном свете, делая окружающий пейзаж почти сказочным.

Вот именно, почти. Эти топи кишели комарьем, ядовитыми гадами и даже аллигаторами в непосредственной близости от человеческого жилья. Из удобств — выгребная яма в наспех сколоченной будке позади бунгало, душ из большой ржавой цистерны, куда собиралась дождевая вода и скудно грелась в тени буйных крон деревьев, дизельные генераторы для выработки электричества, начинавшие оглушающе тарахтеть с приходом темноты, да москитные сетки - над кроватью и на единственном окне. После обеда мир вокруг блек и темнел, а небеса щедро поливали деревушку, желая утопить ее. Крупные капли дождя часто барабанили по рифленой крыше, вызывая у охотника неизменную мигрень, а от местного рациона, состоящего в основе своей из рыбы, хотелось совершенно неподобающе плакать. Кажется даже муку для хлеба здесь делали то ли из речной тины, то ли из рыбьих костей. Но аппетит оборотня заставлял давиться, но есть. Приятным разнообразием стал однажды пойманный аллигатор, но голодных ртов оказалось больше, чем несчастной тушки. От влажного душного воздуха вдоль позвоночника тек ручеек пота, одежда противно липла к телу, а волосы - ко лбу и вискам. Здесь не было нормальной выпивки, не считая местного пойла, от запаха которого охотника воротило, а сигареты с отсыревшим табаком побуждали и вовсе завязать с пагубной привычкой курить.

Но — и Эд не переставал удивляться этому факту — здесь была сотовая связь и едва ли не каждый темнокожий житель этого Богом забытого места мог похвастаться телефоном.

А еще деревней управлял старый колдун вуду, которого Янки избегал и глубоко в душе опасался, но который согласился обучить Терезу кое-каким ведьмачьим премудростям — за хорошую плату, конечно. И пока девушка пропадала целыми днями в доме последнего, охотник маялся от духоты и безделья, лишь изредка лениво просматривая полицейские сводки с помощью мобильного интернета. Казалось, ведьмачка не замечает неудобств вокруг. Вернувшись поздно вечером в их бунгало, она рассеянно кивала соскучившемуся Эдварду, говорила «Еще полчасика, родной», а потом до пол ночи что-то рисовала в своих тетрадях, неразборчиво бормотала себе под нос, жгла свечи и какие-то вонючие травы.

Но сегодня, прежде, чем Тереза договорила свою дежурную фразу про полчасика, Янки перебил ее, кивнув на лежащий на столе смартфон девушки:

- У тебя звонок пропущенный, - и, хмыкнув, добавил: - Передай Кристе, что ее настойчивые вызовы стали приятным разнообразием сегодняшнего дня.

 

- Прости, что? - оторвавшись от раскиданных по всему столу листочков с конспектами, ведьмачка рассеяно посмотрела на Эда. Охотник лежал на кровати, напоминая собой изможденного в пустыне путника, что из последних сил полз по песку в поисках спасительного оазиса, но так и не найдя его, решил покончить с бренным миром прямо здесь и сейчас, именно на этой дюне. Только вместо сыпучего бархана под мужчиной находился холмик из скомканных простыней и подушек. Не дожидаясь ответа, Тереза поднялась и прошла вдоль комнаты туда, где находился её смартфон. Взяв сей девайс в руки, девушка быстро просмотрела последнюю сводку звонков, убедившись, что упомянутый ранее абонент, пытался дозвониться шесть раз, но не удостоившись какой-либо реакции, бросил это занятие примерно три часа назад.

- Что же случилось? Надеюсь, ничего плохого.. - итальянка вздохнула,встревоженно глядя на номер в контактах, - Сейчас в Берне пять утра... Но, черт.. Без причины Криста не стала бы звонить так настойчиво.. - решительно нажав на выделенное красным имя, ведьмачка,нахмурив брови,принялась дожидаться ответа. Гудки длились секунд тридцать, прежде чем сонный голос на том «конце провода» произнес «Алло».

- Криста! - начала Тереза, но тут же замолчала. В далеком Берне явно были не рады столь раннему звонку. Выслушав тираду о часовых поясах и полезных свойствах здорового сна, девушка наконец робко проговорила, - Прости.. я просто волновалась.. - но через секунду раздраженно добавила, - Шесть пропущенных звонков! Я думала за тобой ругару явился! На части рвет! А ты.. ты.. что? - сердитое выражение лица сменилось крайним удивлением, брови Терезы поползли вверх, а губы приоткрылись, застыв в безмолвии невысказанных слов. Запустив пальцы в волосы, ведьмачка озадаченно почесала затылок, - Я.. я поздравляю тебя! Это .. вау... Хорошо, милая! Обязательно! Да! Пока.. до встречи! - отложив телефон, Тереза некоторое время не шевелилась, уперев взгляд в одну точку, лишь тихо прошептала, — Вот же бестия.. - тряхнув головой,возвращая себе самообладание, девушка хмыкнула и заговорщически воззрилась на Эда, - Угадай что?

Эд безразлично пожал плечами. Раз уж Тереза не трясет его с криком «Собирайся, надо спасать Кристу!», значит ничего особенного не случилось.

- Что? - все же спросил он, протянув руку к девушке. Ответ его не интересовал. Зато надеялся завладеть вниманием ведьмачки прежде, чем она снова погрузится в свой колдовской мирок на «полчасика», а он в конце-концов не провалится в сон где-то между «еще чуть-чуть» и «да-да, уже иду».

- Криста выходит замуж! - подбираясь ближе к мужчине, отозвалась Тереза, глаза её засветились, - Ты только вслушайся! Криста! Замуж! И это только спустя год после воссоединения её личностей в одну! Кто бы мог подумать! О боги, как же быстро растут дети! - рассмеявшись, ведьмачка растянулась на кровати, прислонив ладошку ко лбу и продолжая глупо улыбаться.

- Угу..., - неразборчиво выразил свое отношение к новости Эдвард, нависая над ведьмачкой и целуя ее в улыбающиеся губы.

Сообщение о грядущем событии в жизни знакомой охотницы Янки воспринял весьма скептически, каким впрочем, было и все его отношение к данному явлению, что вызывало неизменный восторг и писк у женщин, и подспудный страх и отвращение у нормальных мужчин. Вот и теперь воодушевление Терезы заставляло холостяцкую часть души охотника беспокойно ворочаться и испуганно дрожать, пока поцелуй его становился все более настойчивым, а руки проворно проникли под легкую блузку девушки.

- Она высылала мне фото Руеди, но.. я не думала.. что у них настолько все серьезно, - между поцелуями продолжала Тереза, - Удивительно.. А еще.. мы оба приглашены на.. свадьбу.. вылет через две.. недели.. она попросила меня стать.. подружкой невесты, - девушка уже начала забывать о чем,собственно, она говорит, делая это на автомате,зажмурившись и запустив руку к застежке своих шортиков, но внезапно замерла и, приоткрыв один глаз, настороженно поинтересовалась, - Мы же полетим,Эд?

 

Напрасно он пытался заглушить поцелуями бессмысленный и беспощадный поток слов, что обрушила на него Тереза. Новость полностью захватила ее мысли и помыслы. Но хуже того, она и его, Янки, решила "приобщить к прекрасному" и последний вопрос подействовал на Эда как ведро холодной воды. Мужчина перекатился на спину, потом сел на кровати. 

- Нет, мы не полетим,- сухо прозвучал из-за спины его голос, интонацией давая понять кто именно не полетит. 

- Не соизволит ли Ваше Величество уточнить почему? - последовав примеру Эда, ведьмачка села, скрестив руки на груди, - Тебя так часто зовут на свадьбы, что ты устал их посещать? Или в этой дыре так много тварей, что совсем нет времени хоть на секунду отвлечься? - съязвив, Тереза уставилась на охотника, сверля его испепеляющем взглядом.

- Солнышко,- так Эд называл ведьмачку, лишь когда в их отношениях появлялось какое-то напряжение. - Я не собираюсь лететь через океан, чтобы поучаствовать в шараде, устраиваемой твоей подругой. Если ты горишь желанием ответить на ее приглашение, что ж, - охотник театрально пожал плечами, вставая и отходя к комоду, в верхнем ящике которого хранились сигаретные блоки, - твое право. 

Шурша снимаемой с новой пачки оберткой, Эдвард небрежно кинул через плечо:

- Когда, говоришь, ты улетаешь?

- А тебе есть до этого дело? - Тереза подскочила, нахохленная от обуревавшего её негодования, - Хоть завтра,хоть послезавтра! Ты и не заметишь, - смерив комнату шагами,девушка остановилась рядом с Эдвардом, выхватила у него пачку сигарет но, прежде чем закурить, ткнула пальчиком в грудь охотника, — Я тебе не «солнышко» — это раз. Не знаю, чем тебе насолила Криста, но я не могу игнорировать такое событие в жизни своих друзей, которые внезапно, - Тереза сардонически развела руками,округлив глаза, - у меня есть. Я не чертов социопат, как некоторые. Это два.

- Маникюр не попорти,- Янки нарочито аккуратно отвел от себя тыкающий пальчик ведьмачки и добавил, хмыкнув,- Солнышко!

Прикурив от высеченного огонька, Эд с наслаждением затянулся. Серебристый бок зажигалки мелькнул между смуглых пальцев и исчез, а мужчина уже смотрел на Терезу. 

- Ну почему же,- опроверг он обвинения девушки,- мне вовсе не все-равно. Должен же я знать когда отвозить тебя в аэропорт.

 

Достав из кармана свою зажигалку,ведьмачка медленно прикурила, выдохнула едкий дым в сторону и,подойдя вплотную,слегка запрокинула подбородок. Взгляд её полыхал сродни кончику её сигареты, - Обойдусь! - произнеся это, чуть ли не по слогам, Тереза ехидно улыбнулась, - Ты же такой занятой. Я прямо таки.. - девичьи ладошки соединились, а глаза девушки притворно воззрились в потолок, - ..содрогаюсь от одной лишь мысли, что могу потревожить тебя своими никчемными прихотями.

Одарив Эда тяжелым взглядом, ведьмачка мотнула головой и,развернувшись,зашагала в противоположный угол комнаты, к столу. Всем видом выражая полное безразличие к мнению оппонента.

- Не превращай все в фарс,- холодно произнес Эдвард в спину девушки. - Тебе не идет быть вздорной идиоткой. Ехать или нет личное дело каждого. А Криста твоя подруга, а не моя. Можешь обзывать меня как душе угодно, но я в любом случае не собираюсь принимать ее приглашение. 

Сунув в карман початую пачку сигарет мужчина быстрым шагом подошел к двери. Но прежде, чем открыть ее, все же произнес:

- Не жди меня. 

Тихий стук закравшейся двери возвестил, что охотник ушел, оставив после себя лишь запах ментолового дыма.

- Ну и проваливай.. - прошептала Тереза, яростно затушив окурок в пепельнице, будто бы именно он виноват во всех бедах. Усевшись за стол, девушка пролистала тетрадку с записями, в попытке обуздать закипевший в ней гнев, - Дело каждого значит.. Что ж, хорошо. Отлично. Я учту на будущее.. Превосходная мы пара,твою мать! - отшвырнув от себя конспекты, ведьмачка закрыла лицо руками, не в силах больше сдерживать подступившие слезы. Что-либо учить сегодня смысла не было. Словно в подтверждение этого, лампочка под потолком мигнула пару раз,издав щелкающий звук, и погасла, погрузив комнату во тьму - в полночь генераторы отключали, стараясь сэкономить дорогое топливо. Повисшая тишина оглушила. Даже сверчки,затаившиеся в траве, от чего-то не спешили начать свою ночную песню. Содрогаясь от всхлипываний,Тереза поднялась, нервно провела ладонью по щекам, стирая мокрые дорожки, - В фарс превращаешь всё ты.. можешь гулять,где хочешь, Эдвард Джонс.. вой на луну или что ты там еще делаешь.. - бурча себе под нос,ведьмачка забралась в кровать,свернулась калачиком, закутавшись с головой в вечно сырое одеяло. На душе скребли ненавистные кошки и очень хотелось забыться сном,но обида, вставшая комом в горле, перечеркивала всякую попытку это сделать.

 

***

Душная ночь, наполненная запахами влаги и гнили, встретила охотника за порогом. Раздраженно выкинув недокуренную сигарету, Эдвард закурил новую и пошагал в сторону причала, у которого покачивались с десяток лодок. Желание отвязать одну из них и навсегда уплыть из этого чертового места, мужчина задавил в зародыше. Просто сел в конце деревянного настила, подогнув под себя ноги и выпуская в тьму над головой удушливые клубы дыма. Он был сердит на Терезу, был сердит на себя. Каждый Призыв заканчивался для Янки жирной точкой на всем, что было с ним связано. В том числе и на тех, кто выжил в этот раз вместе с ним. Он никогда не испытывал потребности поддерживать с кем-то отношения после этой точки. Даже с Миюки они никогда не общались вне Призывов, не поздравляли друг друга с праздниками и не звонили узнать как дела. Лишь Тереза стала исключением. Но ведьмачка с самого начала разбила в пух и прах все его правила, убеждения и негласные законы. А он не очень то и сопротивлялся. 

Алый огонек окурка описал короткую дугу и с неслышным шипением умер, упав в болото. А зажигалка уже разжигала следующую палочку, наполненную пока что сухим табаком.  

Нет, Янки ни разу за этот год не пожалел, что судьба свела его с Терезой! Да, порой было трудно, особенно первые месяцы, когда они только "притирались" друг к другу, порой становилось невозможно, но каждый раз, сжимая девушку в своих объятиях, Эд посылал к демонам в пекло все возникшие проблемы и неурядицы. И он вполне мирился с "хвостом", что тянула за собой Тереза, не вдаваясь в подробности включал ли тот только охотницу или и всех прочих участников последнего Призыва. Вот только сам не хотел и никоим образом не собирался с этим "хвостом" взаимодействовать, если только кому-то не понадобится его помощь. Почему то понять или хотя бы просто принять это как должное Тереза не желала. Развела глупую ссору, наговорив обидных слов о том, что не нуждается ни в нем, ни в его помощи. А охотник уже страдал - глубоко в душе и никогда бы не признался в том - от необходимости расстаться с девушкой, пусть и всего на несколько дней. 

Вдалеке, между черными столпами кипарисов мелькнул огонек, пробежал, то появляясь, то вновь исчезая из поля зрения. Какая то лодка? Нет. Кажется, блуждающий огонек, "свеча покойника", как называли его местные. "А до этого был плач банши" с отстраненным безразличием отметил Янки еще одну примету своей скорой смерти. Тряхнул головой, скидывая с себя оцепение, откинул ладонью упавшие на лоб пряди. Интересно, сколько он уже тут сидит? Смартфон остался лежать на тумбочке, но в деревне уже давно молчали генераторы и лишь чьи-то сладострастные стоны из ближайшего бунгало нарушали природное звучание ночи. Нарушали ли? Эдвард поднялся на ноги, потянулся, разминая затекшие мышцы, и неспешно пошагал назад. 

Внутри домика было темно и тихо. Бесшумно раздевшись, охотник скользнул под простыни, так, чтобы не коснуться Терезы. Вытянулся на кровати, закинув одну руку за голову, и с тихим вздохом прикрыл веки. Полежал с минуту, ощущая идущий от девушки жар и слушая ее неровное, сбивающееся дыхание, свидетельствующее, что та тоже не спит. 

- Детка,- позвал Эдвард, заключая Терезу в объятья и привлекая к себе. Зарылся носом в спутанную копну волос на ее затылке, окунаясь в омут родного аромата. Губы мужчины прижались к виску ведьмачки, скользнули вниз по щеке, ощутив влажный след, тянущийся от уголка глаза. Янки снова вздохнул, на этот раз виновато, уронил голову, щекоча своим дыханием изгиб девичьей шейки. Снова он стал причиной ее слез. Уже в который раз! Неужели его нежелание напяливать смокинг и ловить подвязку невесты стоят этого? Чуть заметно качнув головой, охотник обхватил ладонью лицо Терезы, мягко заставляя ее взглянуть на себя, и едва касаясь прижался губами к ее обиженно подрагивающим губам, бормоча:- Давай мириться.

- Давай, - произнесла Тереза,переворачиваясь на спину. Голос звучал глухо, слегка дрожал. Пальцы нежно тронули скулу мужчины, провели по контуру,задержавшись на подбородке и поглаживая его, пока, блестящие от пролитых слез, глаза всматривались в родные напротив.

- Прости меня, - девушка робко поцеловала охотника в ответ, обняла его, притягивая ближе к себе, - Я перегнула палку..Я вовсе не хотела тебя обидеть.. Прости.. - тело податливо изогнулось, ощутив теплую ладонь, скользнувшую по позвоночнику, а потом и по животу, и замеревшую на границе тонкой кружевной ткани.

- Прощаю,- губы Эдварда скользнули по щеке девушки к маленькому ушку, скрытому в завитках волос, чтобы жарко выдохнуть, щекоча дыханием,- плакса..

Кажется, конфликт был исчерпан, хотя Янки и подозревал, что ведьмачка осталась при своем мнении и может статься еще вернется к этому вопросу. Но сдаваясь на милость пьянящих губ и ласковых объятий, охотник был готов ответить согласием на все просьбы и уговоры Терезы. К счастью или нет, но лишь тела двух влюбленных вели этой ночью свой диалог, да тихие стоны нарушали тишину в маленьком домике.

 

***

Следующий день они по обыкновению не виделись до позднего вечера. Ведьмачка ушла рано утром, не разбудив Эдварда, лишь на мгновение задержалась для того, чтобы порывисто прильнуть губами к его горячему виску. Обида все еще неприятно скреблась в душе, смешиваясь с досадой по поводу такой неотъемлемой черты характера охотника, как упрямство. Впрочем, и сама итальянка не отличалась кротостью и послушание — в этом они были похожи. Так что мужчине придется смириться с фактом её предстоящего отлета в Берн. 

- Упрямый баран и строптивая курица — вот кто мы с тобой, - прошептала Тереза,проводя ладошкой по плечу Эда, на мгновение прижалась к нему, а затем проговорила над самым ухом, - Я люблю тебя, мой зверь.

На выходе, девушка обернулась, окинула взглядом спящего мужчину, борясь с желанием вернуться в постель. «Чертов оборотень», мысленно усмехнувшись,ведьмачка все же вышла,бесшумно притворив за собой деревянную дверь.

 

 

Седобородый мужчина неопределенных лет буравил пристальных взглядом слегка помутневших карих глаз темноволосую девушку напротив. Круглые очки на его носу то и дело сползали на самый кончик,но через секунду водружались назад, когда морщинистая рука поправляла их рефлекторным движением, а белая панамка с черной каймой на его голове , служившая скорее аксессуаром, чем реальной защитой от местной духоты, едва заметно подергивалась, когда старик качал головой в такт своим мыслям.

Бунгало Чимо было больше,чем у кого-либо в деревне. Просторная комната с выходом на веранду являла собой весьма уютную гостиную,обставленную в неком смешении стилей кантри и этники: всюду громоздились статуэтки святых, магические амулеты,длинные бусы, что ничуть не конфликтовало с цветастым мягким диваном по центру и небольшим деревянным кофейным столиком рядом, а так же с плетеными стульчиками,на коих сейчас восседали ведьмаки, склонившись над помятыми тетрадками. Что было за потаенной дверью, находившейся в глубине комнаты и завешанной блестящими декоративными занавесочками из стеклянных шариков, Терезе знать было не дозволенно, но именно оттуда Чимо приносил все необходимые ингредиенты для изучающегося в данный момент ритуала или заклинания. Вот и сейчас, вернувшись с парой черных свечей,старик уселся рядом. Только сегодня он не спешил начинать урок, задумчиво глядел на девушку, чей блуждающий по верхушкам деревьев взгляд был направлен внутрь себя.

- Что с тобой, Тереза? - хриплый голос прорвал тишину,возвращая итальянку из забытья, - Ты не собрана и рассеяна. Считаешь ворон за окном или я наскучил тебе?

- Это всё белокожий волк, - раздалось откуда-то из-за спины. В распахнутую настежь дверь вошла миниатюрная девушка лет двадцати с коротким афро и озорной улыбкой на пухлых губах,- Она о нем думает.

 

- Он не волк, - машинально поправила Тереза, но тут же опомнилась и, окинув вошедшую смущенным взглядом,добавила, - Эд тут не причем.

- Угу, - кивнула Айна — именно так звали девушку — и еще шире улыбнулась, ослепляя непривычной для здешних мест белизной зубов.

- Милая, я же говорил, что лезть в душу человеку не вежливо, если тебя не приглашали, - старик укоризненно посмотрел на свою внучку и тут же обратился к Терезе, проигнорировав собственные слова и чем вызвал неудержимый смешок из глубины домика, куда ушла девушка, - Так это он?

- Нет, - пойманная врасплох итальянка насупилась, но лишь выдала себя еще больше, чересчур быстро замотав головой, - Чимо, извини, но я не хотела бы это..

- Обсуждать? - закончил за неё старик, - А придется. Если что-то или кто-то мешает твоему обучению, то это становится и моей проблемой тоже. Я не намерен тратить впустую силы и время, если ты не можешь сосредоточиться.

- Дедушка, ну не сердись, - Айна поставила на стол две дымящиеся чашки травяного чая и виновато покосилась на Терезу, - Я случайно прочитала мысли, не думая,что создам осложнения.

- Всё в порядке, Айна, - ведьмачка вздохнула и отклонилась на спинку стула. Игра в гляделки с Чимо была проиграна, слишком тяжелым оказался взгляд, - Да, есть кое-что.. Эд он.. бывает такой.. такой.. - Тереза поджала губы, стараясь подобрать правильное слово, - Как будто ему плевать на всё, что волнует меня.. Ему не интересны ни мои занятия, ни мои друзья.. Он сторонится любого разговора о будущем, не рассказывает ничего о прошлом. Мне порой просто хочется поговорить.. поделиться чем-то.. но я боюсь наткнуться на стену.. или обидеть или быть неправильно понятой.. Это.. Это бесит!

- Знаешь, каким образом я прожил пятьдесят лет с одной женщиной и до сих пор не убил её? - ведьмак, последовал примеру Терезы и тоже облокотился на плетеные прутья. Тон мужчины смягчился, а в глазах блеснуло нечто,напомнившее отеческую заботу, - Я всегда точно знал, что она единственная способна подарить моей утомленной душе спокойствие, даже когда самые злые духи спускаются с небес и стучатся в нашу дверь, когда мир чернеет и сходит с ума, когда день становится бесконечной ночью и нет конца животному страху. Поверь мне, я готов задушить свою жену каждый божий день, и не раз пытался сделать это за всю нашу совместную жизнь. Некоторые её недостатки вызывают во мне неконтролируемую ярость. Но я уверен, что без неё не настанет утро и птицы больше не запоют и всё сущее умрет. Ты понимаешь,о чем я? - Чимо вгляделся в лицо девушки,слегка наклонив голову,очки его в очередной раз поползли вниз, - Проблемы создаем мы сами, поддаваясь зудящему в голове червячку, грызущему наше бренное тело изнутри. Смысл всему — единая душа. Если ты веришь в это, то отложи топор и не руби спящую жену, прости ей несовершенство, а если нет — то уноси ноги так далеко,на сколько сможешь,- Чимо хмыкнул, его карие глаза вспыхнули будто бы не старик сидит напротив, а молодой юноша, повстречавший секунду назад прекрасную девушку, - Подумай об этом. А сейчас, выпьем чай и приступим.

Хлопок в ладоши,сопроводивший последние слова,заставил Терезу вздрогнуть и моргнуть. Девушка и сама не поняла как, но попала под магический транс ведьмака, слушая его низкий голос и вникая в каждое слово. Эмоции, преследовавшие итальянку со вчерашней ночи, улеглись сами собой. «Чертов колдун!», мысленно возмутившись эффекту, который оказал на неё рассказ старика, ведьмачка все же решила прислушаться к его мнению. И правда, ведь именно внешняя стать, рассудительность, спокойствие нрава, внушающие доверие, так нравились Терезе в Эдварде. Когда можно сжаться в комочек в крепких объятьях, чувствуя себя в полной безопасности и не заботиться о мелочах, зная, что её мужчина о них уже позаботился. Пускай Эд не романтик. Пускай молчит о таких «ужасных», «пугающих», «беспощадных» явлениях, как «свадьба», «дети», «семья», о которых ведьмачка и сама не смела говорить, стараясь избегать «острых углов» в отношениях, но парой размышляя на эту тему. Пускай ему нет дела до Кристы, Чимо или большей части долбаного человечества. Он думает только о двух существах на этой планете — о ней и сыне. Но даже в этом случае — Тереза получает больше любви, чем кто-либо еще. Он отдает ей всё. Не всегда заметно, не афишируя, не кичась этим, но отдает. Каждую секунду своего существования. Терезе вдруг стало стыдно, кашлянув, она сосредоточенно уставилась на лежащие перед ней бумаги и, отогнав последние тревожные мысли, полностью погрузилась в изучение материала.

Вечером, когда пришло время прощаться, Чимо отозвал Терезу в сторонку, подальше от любопытных ушей Айны, прижался к косяку двери, замер, вглядываясь в багровую полоску над черным пятном леса и только затем произнес, одарив девушку оценивающим взглядом:

- Послезавтра в деревне будет праздник, посвященный Осайе — хозяину природы. Я хочу, чтобы ты приняла участие в ритуале вызова Папы Легба. Думаю, тебе это пойдет на пользу. Как считаешь?

- Я.. с радостью, - ведьмачка опешила, ожидая услышать очередное недовольство ею или её успехами, но никак не предложение приобщиться к культу вуду, - Спасибо..

- Завтра я расскажу тебе подробности. А сейчас отдыхай, - не произнося больше ни слова, мужчина скрылся в глубине домика, оставив девушку наедине с собой.

 

***

- ….Хотя Чимо утверждает, что я полный профан и мне подвластно разве что чертить мелками на асфальте в компании пятилетних детей. Раньше он говорил, что его трехлетняя правнучка рисует символы лучше меня. Определенный рост есть... Мы недавно начали осваивать телекинез. Я могу поднять пятицентовик,на большее пока сил не хватает, но я быстро учусь, возможно, через недельку другую смогу кинуть в тебя подушкой. А еще, сегодня мы собирали травы для мешочков гри-гри. Чимо заставил выучить наименования всех здешних растений. Мы по пол часа сидели в каноэ и рассматривали листочки у каждого встречного куста. Он чуть не вытолкнул меня за борт, когда я перепутала два вида папоротника. Старик уверен, что без этих знаний и чай нормальный не сваришь,не то что годный талисман сделать. Кстати, я заберу на время твой браслет, хочу модифицировать его, добавлю парочку новых деталей для усиления защиты.. и мне потребуется немного твоих волос..

Янки лежал на кровати, расслабленно обнимая прижавшуюся к нему ведьмачку и, не перебивая, слушал ее рассказ об успехах в обучении. Такие моменты были редки, а потому особенно ценны. И лишь по движению губ, прижавшихся к плечу девушки, можно было понять, что охотник улыбается. Эдвард не мог знать, какие мысли бродят в хорошенькой головке рядом, но в одном Тереза была точно не права — он всегда был рад поговорить с ней. Нет, не так. Скупой на слова еще более, чем на эмоции, с длинным списком тем-табу, он создавал о себе это ложное впечатление. Но ему нравилось слушать рассказы девушки, нравилось звучание ее голоса. И сейчас он был рад и ее успехам и ее энтузиазму...

- … Послезавтра будет отмечаться местный праздник, посвященный одному из Лоа. Чимо предложил мне поучаствовать. Ты тоже приглашен.

Янки закатил глаза и лениво протянул:

- Детка, зачем тебе этот праздник? Ты даже в их богов не веришь. Не знаю, с чего так расщедрился Чимо, но не думаю, что это хорошая идея.

Тереза заметно напряглась, припоминая начало вчерашней ссоры.

- Это интересно .. Мне интересно, - немного помедлив,начала она, - Иная сторона магии, понимаешь? Я видела черный сэйд Фроста, видела египетские премудрости Гэба. Можешь считать это поиском собственного стиля.. хоть и глупо звучит.. - последние слова прозвучали совсем тихо, будто ведьмачка осознала недобрую для себя новость. Заелозив на простынях, она вдруг повернула голову,заглянув охотнику прямо в глаза,- Я пойду,Эд. С тобой или без тебя. Но хотелось бы с тобой..

- Вуду? Ты серьезно?

Янки поморщился, выражая свое отношение к подобной стезе. Перемене в настроении девушки он не придал должного значения, все еще находясь во власти собственного благодушного настроя, и беспечно продолжил:

- Ты же итальянка! Вспомни свои корни! - голос охотника стал преувеличенно-мечтательным. - Средневековые ведьмы! Метлы, остроконечные шляпы...шабаши с их оргиями...ммм...

Эд чмокнул ведьмачку в кончик носа и вздохнул, обратив, наконец, внимание на ее ожидающий взгляд.

- А по поводу праздника... я подумаю.

Губить еще один вечер глупой ссорой не было никакого желания.

- В средневековье меня бы сожгла на костре Святая инквизиция, дурачок! - значительно приободрившись, Тереза опрокинула Эда на спину,забираясь сверху и лишая его возможности всякого движения, - Но ты,похоже, только об этом и мечтаешь, правда? - склонившись к самому лицу, ведьмачка слегка дунула, сгоняя назойливую прядку со лба мужчина, так и норовившую выбиться из копны черных волос, - Бойся меня,Эдвард Джонс! Я превращу тебя в маленькую зеленую лягушку! И ты вечно будешь сидеть в камышах, дожидаясь, когда придет принцесса и расколдует тебя! Но этого не случится, потому что принцесса, а это я, как ты мог догадаться, падет смертью храбрых на церковной площади незадолго до этого. И последняя её мысль будет о юноше с небесными глазами, что так и не постиг сладость поцелуя.. радуйся, что ты можешь сделать это сейчас..- девушка прильнула к губам охотника, вложив в свой поцелуй всю нежность, на которую могла быть способна.

 

***

Утро праздничного дня прошло в суматохе. Поиски платья, бус, каких-то ведьмовских побрякушек, крайне необходимых для торжества по заявлению Терезы, бормотание заученной накануне последовательности ритуала, быстрый поцелуй в губы, а затем еще один — более долгий, и десять минут до жилища учителя по скользкой, вымоченной дождем дорожке. Деревня застыла, до вечера никто на улице не появлялся, лишь изредка слышались голоса матерей,зовущих непослушных детей домой. В воздухе витал терпкий аромат трав — заготовки для настоек к празднику и единственное доказательство, что в звенящей тишине, разбавляемой рокотом дождя, еще остался кто-то живой.

Только с первыми лучами закатного солнца поселение наполнилось жизнью - люди стали подтягиваться в хунфор — строение в самом центре деревни с просторным помещением внутри и множеством больших окон, служившее святилищем для последователей вуду. В центре комнаты возвышался столб - митан или, как его назвал Чимо - «дорога богов». Пол был покрыт мелкой стружкой и песком, отчего босые ноги неприятно царапало, но местные, похоже,не замечали неудобств — улыбались друг другу и подбадривали в ожидание начала. Женщины облачились в белые одеяния, мужчины - в черные. Каждый нес собой подношение лоа. По периметру расселись барабанщики, готовые в любой момент взяться за инструмент и слиться в странную симфонию звуков, приглашающую духов в мир живых.

Тереза пришла вместе с наставником. Белая панамка того сменилась на берет, а легкая рубашка на строгий костюм. Подойдя к алтарю, Чимо установил на него несколько свечей, зажег их спичками, потушив огарки двумя смоченными слюной пальцами, - Скоро придет мамбо. Ты всё помнишь, что от тебя требуется? - старик возвел глаза на озирающуюся по сторонам девушку,явно чувствующую дискомфорт, - Ты меня слышишь?

- Да, - отозвалась ведьмачка, ежась от пристальных взглядов мужчин, обративших на неё все свое внимание, предвкушая предстоящие пляски с белокожей чужачкой. Тереза засомневалась на секунду стоит ли ей тут вообще находится. Может быть Эд был прав? И где же он сам, в самом деле?

- Я помню.. - качнув головой, итальянка принялась поправлять льняное платье и розовый цветок, заплетенный в кудрявые, ниспадающие на плечи волосы.

- Расслабься, они тебя не тронут, - пообещал Чимо, правильно оценив состояние своей подопечной. Старческая рука опустилась на обнаженное плечико, крепко сжав его, - Иначе будут иметь дело со мной. Ты, главное, не отступай от предписаний ритуала.

 

Тереза не успела ничего ответить, в святилище вошла высокая темнокожая женщина и окружающий гомон тут же превратился в робкий шепот особенно неугомонных креолов, а через мгновение и вовсе затих. Оглядев присутствующих, мамбо медленно прошла к столбу, позвякивая множеством цветных бус и браслетов, в глазах её,казалось, отражается пламя свечей, загадочно мерцающих в полумраке комнаты.

Резкий удар по барабанам, возвестил о начале торжества.

http://pleer.com/tracks/11857812znDo

 

- Время пришло, - прошептал Чимо и устремился в центр круга, образованного возбужденным народом, встал, выпрямившись во весь рост и громко, во всю мощь голоса зачитал обращение к Папе Легба - посреднику между людьми и всеми остальными лоа. Чернокожая женщина качнула бедрами в такт ритму, еще раз и еще, пока её тело не начало извиваться вокруг митана, призывно изгибаясь в разные стороны. Тереза замешкалась, испугавшись внезапности действа. Привыкшая к медлительности и четкой последовательности ритуалов, она растерялась и сразу не поняла, что колдунья смотрит на неё, протягивая руки.

«Кувшин, мать твою!», пронеслось в мыслях,прежде чем ведьмачка дернулась в сторону,подхватывая глиняный горшок. Взявшись с двух сторон, женщины очертили круг,окропляя землю освященной водой. Подоспевший ла плас — молодой мужчина - помощник, поднес к жрице чашу с мукой, через мгновение она уже чертила символ веве,что-то бормоча себе под нос. Музыка усиливалась, превращаясь в какофонию звуков, местные сжимали круг, двигаясь словно зомби и выкрикивая слова на непонятном языке. Довершением всего был выскочивший безголовый петух, промчавшийся через все святилище, разбрызгивая кровь из зияющей раны. Тереза запаниковала,округлившиеся глаза выискивали путь наружу, но некто вдруг схватил девушку за запястье и потянул в самую гущу толпы. Это был Табо - младший сын Чимо, высокий, атлетически сложенный молодой мужчина, с неестественно голубыми для африканской расы глазами, выдававшими в нем смесь иных народностей. Он был красив и не женат, а так же, по словам Айны,любительницы посплетничать, питал не просто дружеские чувства к темноволосой итальянке.

 

- На, выпей, - прокричал Табо протягивая Терезе чашу с какой-то мутной и отвратительно пахнущей жидкость, - Это поможет.

- Поможет? - переспросила ведьмачка, недоверчиво глянув на выпивку, - Остановить это безумие?

- Можно и так сказать, - улыбнулся мужчина, подталкивая чашу к губам девушки, - Ты вольешься в общую атмосферу, почувствуешь присутствие лоа. Пей. А потом потанцуем.

Тереза не спешила. Немного отстранившись,она внимательно посмотрев на Табо, «Потанцуем,говоришь?», в глазах девушки блеснул лукавый огонек. Стоило отдать должное юноше. Попытка опоить объект своего вожделения - порывистая, необдуманная и изначально обреченная на неудачу, но все же предпринятая вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения — Табо знал и об Эдварде и о нраве самой ведьмачки. Это безусловно льстило и заслуживало похвалы хотя бы за проявленную смелость. Взяв предложенную чашу, Тереза покрутила её в руках, все еще иронично глядя на молодого креола из-под ресниц. Мужчина, похоже, осознал смысл этого взгляда — плечи его поникли, а улыбка, секунду назад украшавшая пухлые губы, сменилась на едва скрываемую досаду.

- Я и так потанцую с тобой, Табо, - начала итальянка, не вынеся жалостливого вида юноши. Подойдя ближе, она коснулась его плеча и, встав на носочки, шепнула на самое ухо, томно и с придыханием, - С большим, большим удовольствием, - чмокнув сына шамана в щечку, Тереза игриво подмигнула и добавила, - Но позже.

 

Небрежно прислонившись к косяку и сложив руки на груди, Янки замер у входа в святилище, любуясь издали ведьмачкой. Нет, вовсе не приглашение Чимо или просьба девушки заставили его прийти сюда. Но не отпускать же было Терезу одну на вудисткий праздник, когда каждый местный житель мужского пола, вышедший из детского возраста, провожает белую женщину горящим взглядом? Да-да, вот именно таким, как у этого голубоглазого наследника шамана. В ожидании мамбо местные прохаживались по святилищу, сбивались в кучки, снова расходились, выискивая себе места получше и поближе к священнодействию, и то скрывали девушку от взгляда охотника, то вновь позволяли увидеть. Эдвард видел волнение на лице Терезы, которое улеглось, когда с ней заговорил Чимо. Видел несколько рассеянный жест, с которым она поправляла цветок, украсивший ее волосы. Она и сама была в этой толпе как тот самый цветок — яркая, прекрасная, неповторимая! И ее место было не здесь - в душном, грязном болоте. А в саду самого лучшего садовника, что будет холить и лелеять, чтобы согретый любовью и напоенный счастьем этот цветок распустился во всем своем великолепии!

Лицо мужчины помрачнело, а сам он нахмурился в ответ на собственные мысли, именно сейчас ясно как никогда осознавая, что не может дать Терезе всего, что она заслуживает. Лишь жалкое существование рядом с собой, пока очередная тварь не оборвет жизнь одного из них.

В святилище Чимо уже начал ритуал, а Янки вспоминал прошедший год. Рождество они отметили почти на неделю позже, когда Терезу выписали из больницы после охоты за альфа-вампиром в канун праздника. В качестве «подарка» на день рождения девушка получила кровавое месиво из охотника и вынужденную роль медсестры, свой же Янки «встречал» в компании Мика. Они даже про собственное, данное год назад обещание устраивать себе отпуск не вспомнили. Или нет, не верно. Это он не вспомнил.

Точеная фигурка девушки слаженно двигалась вокруг митана, любующийся взгляд оборотня не отрывался от нее. А на память вдруг пришли когда то сказанные ведьмачкой слова о том, что он ледышка. Так и есть. Она — огонь. Жаркий, пламенный, страстный, согревающий тех, кто заслужил эту милость и обжигающий своих обидчиков. Его же пламя черно - лишь похоть и влечение, превращающие кровь в лаву, все остальное — тщательно скрыто под толстым слоем льда, через который даже Тереза не смогла пробиться, чтобы узнать мысли и чувства своего охотника. Он лишь раз за разом сам отталкивает ее. Не огонь плавит лед, а сам угасает в ледяных объятьях!

Эдвард тряхнул головой, сам не заметив как попал под колдовское воздействие ритмично стучащих барабанов. Заметил растерянность, смешанную с испугом, на лице Терезы, когда ритуал закончился жертвоприношением птицы и инстинктивно шагнул ко входу. Но дорогу тут же загородила дородная женская фигура. Маника, будь она неладна! Какая то родственница старого шамана, то ли беспутная дочь, то ли не менее беспутная внучка, судя по возрасту. Она чаще других приносила еду гостям Чимо, раз за разом не оставляя попыток привлечь к себе внимание охотника. Вот и сейчас с зовущей улыбкой потянулась к нему, предлагая испить из чаши какой-то настой. Не нужно и гадать какой именно — обычный для таких действ наркотический напиток, содержащий нехилую дозу афродизиаков. Решительный и не очень вежливый отказ мужчины вовсе не смутил креолку. И лишь пару минут спустя, когда Янки уже готов был свернуть шею прилипчивой бабенке, ему удалось избавиться от ее общества. Разгоряченная толпа вокруг двигалась в едином темпе с ударами барабанщиков по их инструментам, подобно океанской волне захлестнув и вовлекая мужчину в свой водоворот. Но потерять Терезу даже в этом безумие было невозможно. Она выделялась среди присутствующих также, как роза выделяется среди сорняков. Стояла в стороне с тем самым голубоглазым креолом и что-то шептала ему на ухо. А потом быстро поцеловала в щеку — лишь чуть мазнула губами по чужой коже, жест вроде бы невинный, но ревность - еще один темный огонь - вспыхнула в оборотне, хоть Эдвард и понимал, что сын шамана ему не соперник. Еще шаг и охотник оказался за спиной девушки и острый слух его позволил даже в этом шуме услышать предназначенное для чужих ушей. 

- Врет, конечно. Она такая обманщица,- мужчина положил ладони на плечи Терезы, привлекая к себе, но убийственный взгляд в сторону ее партнера по танцам слишком контрастировал с шутливым тоном.

Глаза юноши полыхнули в ответ. Без страха, с дерзостью, присущей только молодым. Яркий, быстрый,живой огонь с которым смотрит неопытный воин на поле боя в преддверие схватки. Но Табо все же покорно отступил,расценив свои шансы. Он не ровня охотнику — старшему, более умелому и сильному противнику. Склонив голову в легком поклоне, молодой человек посмотрел на Терезу, скользнул взглядом по её лицу, задержался на губах,от чего уголки его собственных губ немного вздернулись вверх и только затем отвернулся, шагнул в толпу и исчез, растворившись в ней, словно тень.

- Ты это специально,да? - Тереза обернулась, насмешливо щурясь, - Растоптал в пух и прах надежды мальчишки. Может быть, я его первая любовь? Как жестоко! - обхватив Эда за талию одной рукой - второй она по прежнему держала чашу с зельем - ведьмачка приблизилась, шепнув, - Что привелось вас сюда, синьор, в столь поздний час? Неужто ревность?

- Ты сама хотела, чтобы я пришел, - взгляд глупого мальчишки не остался незамеченным, но внимание Эдварда уже было полностью сосредоточено на ведьмачке, - а теперь удивляешься и строишь самые невероятные предположения.

Но против собственных слов и шутливого тона мужчина протянул руку, мягко проводя подушечкой пальца по губам Терезы, будто стирая с них чужой вкус. 

- Ты была прекрасна в роли унси, - шепнул охотник, склонив голову к ушку девушки. 

- Правда? Я рада, что танцы вокруг митана тебя впечатлили, - удовлетворенно кивнув своим мыслям, итальянка слегка отстранилась,добавляя, - Не хочешь.. прогуляться? - взяв мужчину за руку, ведьмачка потянула его к выходу, неспешно лавируя между танцующими фигурами,заполнившими собой все свободное пространство хунфора.Но не дойдя несколько метров до желаемой цели, Тереза остановилась,выхватив в толпе силуэт Чимо.

Старик сидел в кресле, потягивая оранжевый коктейль из пластмассового стаканчика и зорко наблюдал за происходящим сквозь круглые очки. Завидев парочку, он оторвался от пожеванной трубочки и махнул рукой,призывая подойти.

- Я на минуту, - бросив на Эда быстрый взгляд и получив,хоть и без особого энтузиазма,но согласие, девушка поспешила в тот угол святилища, где её дожидался наставник.

- Уже уходить? Не понравилась вечеринка? - сощурив глаза, поинтересовался шаман, как только Тереза оказалась рядом.

- Нет.. Наверное, нет.. Не знаю, Чимо. Всё так непривычно.. и еще это, - Тереза подняла руку с чашкой, - Табо хотел меня опоить.

Ведьмак хмыкнул, головной убор на седой макушке забавно дернулся. Отставив стаканчик, Чимо наклонился вперед, скрещивая пальцы, - Он молод и импульсивен. Не обижайся на моего сына. По правде говоря, может тебе и стоит испить немного настойки. Ты напряжена и слишком много думаешь. Голова твоя забита ворохом ненужных мыслей. Женщине вообще не к лицу быть такой умной..

Тереза недоуменно уставилась на наставника, - Что я слышу? И это мне говорит неугомонный ведьмак, что только плетью меня не подгоняет, пытаясь донести до меня «элементарные знания, которые и детям понятны». Это звучит крайне неубедительно из твоих уст, Чимо.

- Что ж, тебя не провести, моя дорогая, - старик улыбнулся,облокачиваясь на спинку кресла, - Но я действительно считаю, что тебе необходимо отдохнуть, Тереза. И пригласил сюда, в надежде, что ты не только узнаешь что-то новое, но и расслабишься. Разум ведьмака должен быть чистым, как белый лист и ясным, как летний день. Только тогда он способен воспринимать новые знания в полной мере. Мой тебе совет, не спешите уходить. Скоро праздник переместится на улицу, костер уже разжигают.. - Чимо замолчал на полуслове, взглянув куда-то в сторону, а затем взял стаканчик с соком, явно намереваясь вернуться к своему прежнему занятию, лишь добавил под конец внезапно серьезным голосом, - Не запрещай себе жить, девочка. Познай мир, пока можешь.. Сейчас, один из таких моментов..

 

Закончив разговор,Тереза вышла в ночную прохладу, подставляя лицо дуновениям ветра.

Где-то вдалеке зарделось пламя ритуального костра. Через пару минут люди покинут святилище, отправятся на поляну и уже там продолжат веселье, придаваясь единению с природой и своими лоа. Ведьмачка все еще держала чашу с настойкой, не решаясь выплеснуть её на землю или же прислушаться к увещеваниям Чимо. Старик прав по своему. Слишком много правил для жизни, что может оборваться в любой момент. Тереза усмехнулась, ощутив острое желание залпом проглотить отвратительную жижу.

За спиной послышались шаги — Эд подходил не скрываясь, чтобы ненароком не напугать девушку. По ее обнаженным плечам скользнули теплые ладони охотника, перемещаясь на талию и, наконец, заключая ведьмачку в кольцо объятий.

- Ну что? - в голосе мужчины мешались бархатные нотки и легкая хрипотца, а губы щекотали шею Терезы, поднимаясь к ее ушку. - С ритуалами Вуду на сегодня закончено? Или старик не сделал исключения ради праздника и снова задал тебе домашнее задание?

- Нет, не задал, но..

«Подкинул интересную идею..» прикусив губу,девушка задумчиво посмотрела на напиток в руках: «Впрочем, это может оказаться хитроумным планом престарелого шамана с целью преподать какой-то очередной урок.."

Втянув ночной воздух и устремив взгляд к полыхающим вдалеке огням, ведьмачка поняла, что решилась, оставалось только узнать, готов ли охотник последовать за ней.

- Эд.. - повернувшись лицо к мужчине, итальянка загадочно улыбнулась, - Ты мне доверяешь? В чаше чистый наркотик из трав, названия которых мне даже не известны. И я хочу его попробовать, - в подтверждение своих слов, окунув пальчик в настойку, девушка легонько нанесла её на свои губы, - Ты можешь стереть его прямо сейчас, а можешь.. можешь познать вместе со мной нечто неизведанное и единожды возможное в жизни.. поддаться полному сумасбродству.. Тебе решать.

Поблизости раздались голоса, бой барабанов усилился, а спустя короткое мгновение показались и сами люди, державшие в руках факелы. Процессия достигла пару, раздвоилась по обе стороны, будто водный поток обтекает незыблемый камень, ничуть не разрушив своим присутствием уединение двоих. Тереза ждала,неотрывно глядя в глаза охотника, пока блики огней ласкали её лицо.

- Ты сама действуешь на меня как наркотик, мне нелегко сдерживаться рядом с тобой...

Фраза оборвалась, оставив ведьмачку в легком замешательстве. А охотник склонил голову вперед, вглядываясь в глаза Терезы с расширенными в темноте зрачками и почти касаясь губами ее губ. Никогда прежде ни одна женщина не действовала на него подобным образом. Ни одна не заставляла эмоции возобладать над разумом, когда ослабевает сдерживающий «поводок». Нет-нет! Он вовсе не боялся перекинуться или ненароком причинить ей боль — в этом охотник был уверен. Но ненамеренно испугать, обидеть или, не дай Бог, отвратить — вот чего он боялся. А наркотик ослабит привычный контроль холодного рассудка, давая волю природным инстинктам оборотня.

И также внезапно продолжил:

- Не боишься? Мне бы не хотелось напугать тебя... своей несдержанностью например...

- Напугать? Боги,Эдвард! - Тереза удивленно приподняла брови, немного отстранившись, но через секунду продолжила, иронично улыбаясь, - Лучше пообещай, что будешь несдержанным. Я рискну..

Ответ ведьмачки внезапно развеселил Янки.

- Что за мысли бродят в твоей хорошенькой головке? - с усмешкой спросил он, тряхнув головой в знак немого согласия с ее первоначальным предложением. И тут же снова стал серьезным: - Не бойся меня...

Губы коснулись губ, пробуя на вкус их ядовитую горечь, смешались в поцелуе — от нежного к полному страсти и неутоленного желания. Но лишь едва переведя после него дыхание, добавил, возвращаясь к насмешливо-шутливому тону:

- Но если ты хочешь и впрямь поддаться сумасбродству...,- Эд медленно освободил чашу из рук ведьмачки, - то доза должна быть немного... побольше.

Подмигнув девушке, охотник сделал глоток ритуального зелья, чуть прищурился, ощущая разлившуюся по языку приторную горечь и с полуулыбкой поднес напиток к губам Терезы безмолвно предлагая ей последовать его примеру. И она последовала, допив травяную смесь, чуть морщась от её вкуса.

В отдаление вновь громыхнули барабаны, а глиняная чашка улетела куда то в кусты.

 

http://pleer.com/tracks/44101254Rdh

 

 

Пламя вздымается на несколько метров ввысь, обжигает вокруг себя воздух, скручивается в спирали и завитки,создавая причудливые образы на черном полотне ночи. Ветер разносит запахи пряных трав, брошенных в ритуальный костер,от соприкосновения с которыми, огненные языки вспыхивают россыпью трещащих искр,жадно глотая подношение. Люди кружат вокруг ожившей стихии, танцуя, словно сама природа диктует движения. Босые ноги выбивают пыль из плотно утрамбованной почвы, женские бедра призывно раскачиваются, олицетворяя собой первородное начало, вздымаются округлые груди под влажной, полупрозрачной, похожей на паучью вуаль, тканью. Мужчины движутся навстречу, льнут к волнующим изгибам — быстро, настойчиво, всё сильнее разжигая пылкое, незыблемое, впитанное с молоком матери, древнее чувство. Инстинкты взывают к памяти охотников, добытчиков, защитников своих семей, будоражат рассудок, вовлекают в бурлящую пучину страстей, тянут ко дну самой глубокой бездны, где господствуют эфемерные духи предков. Кровь гулко стучит в висках, вторя интонациям праздничных барабанов, слившихся в единое созвучие ритмичных африканских мотивов. Шарлаховые узоры на обнаженной коже, отблеск языческого пожара в замутненных глазах, светотень, ткущая силуэты из крепкого войлока мрака, идеально вплетающая их в серебристые нити бледной луны, стелющейся покрывалом на шероховатую поверхность земли. Мраморный лик ночного светила склоняется к двоим, обводит фигуры призрачным взором, дивится чужакам, ошибочно примкнувших к толпе. 

Но нет в этот сакральный час своих и чужих, магический зов един для всех, тугие оковы сброшены, путы сдержанности сорваны, разум девственно чист и открыт новому знанию. И нет ничего, что могло бы остановить безумный вихрь первобытного танца.

Музыка ускоряет свой темп, набирает обороты,заставляет впавших в ведовской транс людей, нетерпеливо схлестываться телами, опалять прикосновениями и сжигать лихорадочным дыханием. Она отвлекает от чернокнижника, что скрыт от взглядов под кронами деревьев, окутанный тенями своих колдовских деяний. Темнокожий мужчина в очках и несуразном берете смеется, глядя на тех,кого признала сама Луна, блестят белки его глаз, когда он кивает удовлетворенно своим мыслям. Он знает старинную тайну, высеченную острым камнем на скалах. Колдун делится ею, шепча беззвучно, выписывая ажурный орнамент из сокровенных слов,достигающих горячего сердца, спрятанного под толщею ледяных шапок, и алого цветка, что сник, отгородившись от мира ядовитыми шипами.

- Мой ласковый зверь, - срывается с манящих губ вместе с беззаботным смехом, увлекая оборотня в человеческой маске в чувственный водоворот, где нет места мыслям и разуму, где есть только Мужчина и Женщина — неделимое, вечное, целое.

И Эдвард охотно следует за ней, оставляя за спиной беснующуюся толпу, в которой им не место. И также охотно отдается во власть собственных эмоций и ощущений. Путь до бунгало — это терпкий аромат разгоряченного танцем женского тела, ее звонкий смех, мягкость прижавшихся к нему форм в секунды кратких объятий, когда не хватает даже звериной ловкости, чтоб удержать этот живой огонь. Она дразнит его, распаляя желание все сильнее, обнадеживает каждым взглядом из-за плеча и снова ускользает из его жадных рук. «Ведьма, ведьма, что ты делаешь? Помилуй!»

И будто в ответ на немой крик, доведя мужчину до неистовства, Тереза останавливается, сама льнет к нему, ищет объятий и требует поцелуев, тонкие пальцы проникают под одежду, чертят линии на коже, чувствуя, как вздрагивают от прикосновений напряженные мускулы. «Еще немного, потерпи», внутренний голос — последний бастион разума, взывает к воле обоих. Девушка отпрянула и вновь дикий взгляд зовет за собой. Шаг за шагом, все ближе к заветному убежищу, укромному уголку, что скроет за своими дверями от пристальных взоров богов и населяющих местность вудиских духов, двух странников, таинственных незнакомцев, отвергнутых единожды всем мирозданием, но встретивших друг друга на роковом пути, плетущих теперь историю своего собственного мира.

 

Необузданное, исступленное пламя вихрем вторгается, в пропитанную сумраком ночи комнату, сырой воздух сгустился под потолком, затрудняя и без того тяжелое дыхание. Тереза жмурится, прижимаясь к стене, тянет к себе охотника, ласкает его, бедра приподнимаются, ища встречного движения.

Но против ожидания мужчина делает шаг назад, с загадочной полуулыбкой глядя на девушку. В золотом взгляде - предвкушение и азарт. Резкий рывок заставляет девушку закружиться, чтобы через мгновение оказаться крепко прижатой спиной к груди Эдварда. Стальная хватка объятий не оставляет ей и шанса на побег. Но охотник лишь делает плавный шаг в сторону, двигаясь в беззвучном танце, и Терезе ничего не остается как следовать за ним. У двоих своя музыка — учащенное дыхание и легкий смех, слитный стук сердец и шум крови, несущейся по венам. Замысловато мешаются классические па и ритуальные мотивы — магия этой ночи сама подсказывает движения, что призваны сильнее разжечь желание, усмирить нетерпение, выразить свои нежность и страсть. Ладонь Янки скользит по руке ведьмачки, заставляя поднять ее вверх, обняв партнера за шею. Вторая ложится на девичье бедро, каждое покачивание которых возбуждает все сильнее. Голова девушки доверчиво откинута на мужское плечо и выбившиеся из прически завитки волос щекочут его кожу, пока он ведет ее в этом странном танце.

- Ты говорил, что не умеешь танцевать....

- Я врал...

В темном зеркале над столом отражаются их силуэты и пара замирает.

- Посмотри..., - шепчет охотник, опаляя дыханием нежную кожу Терезы, и хрипотца в его голосе похожа на звериное урчание. - Что ты видишь?..

Пятерня охотника сгребает волосы Терезы, наматывая их на кулак — несильно, лишь чтобы убрать непослушные пряди. Пальцы сминают нежные лепестки вплетенной в них орхидеи и обоняние окутывает приторно-сладким ароматом цветочной смерти. Эдвард тянет зубами кончик тщательно завязанных на шее тесемок сарафана и узел послушно распускается, солидарный с желанием мужчины. Тонкая ткань медленно, будто нехотя, стекает вниз, по сантиметру открывая молочно белеющую в зеркальном отражении кожу девушки, и, наконец, бесшумно сворачивается у ее босых ног. Любопытная Луна бесстыже смотрит в окно, будто поцелуями покрывает женское тело своим перламутровым сиянием, но ревнивый оборотень рычит, прогоняя ее прочь, темной ладонью гладит запрокинутое к нему лицо ведьмачки, очерчивает жесткой подушечкой пальцев мягкий контур приоткрытых губ, заставляя те подрагивать в ожидании поцелуев, ноздри трепещут, жадно втягивая аромат женщины, а язык чертит влажную дорожку вдоль изгиба ее шеи — зверь тоже может быть ласковым.

Подставленные чашечками ладони мужчины принимают мягкую тяжесть грудей, пальцы ласкают заострившиеся соски, заставляя девушку беспокойно заерзать в его объятиях, губы ловят ее зарождающиеся стоны, крадут участившееся дыхание. Оборотень поднимает взгляд на зеркало, смотрит на своего двойника, в чьих руках живой огонь. Льнет ласково, плавится под его ладонями, согревая своим жаром, хочет вывернуться из цепких объятий, чтобы в ответ обжечь собственными поцелуями, до основания спалить плоть ласками. А охотник не спешит, ведет свою игру с желанной добычей, легонько покусывая девушку за плечо. Одна его рука скользит вниз по плоскому животу Терезы, проникает под тонкую кружевную преграду, чтобы прикоснуться к влажной неге сокровенного местечка, а вторая крепко удерживает ведьмачку, ненадежно стоящую на враз ослабевших ногах.

Но шутки с огнем плохи! Пламя бьется, пойманное в ловушку объятий, угрожающе вспыхивает во взгляде ведьмы, не желает сдаться и смириться с условиям, что жестоко навязывает партнер, и... с протяжным стоном снова покоряется. Но короткое мгновение борьбы, неповиновения заставляет оборотня задрожать, с шумом втягивая в себя воздух. Хватка его поводка слабнет, но потерять над собой контроль оборотень больше не боится. Как и не контролирует больше себя. Пусть в человеческом обличье, но зверь ведет свою охоту за право обладания желанной самкой. Пусть подчиняет ее себе совсем иначе, чем это происходит у оборотней. Пусть ответная борьба выражается лишь в несильном царапанье ногтей девушки по его руке.

Каждый стон Терезы звучит для него новой песней, каждое согласное движение бедер делает собственное желание Эдварда нестерпимым, и с губ девушки срывается неразборчивая мольба, понять которую легко. Мужчина оставляет ее на грани, выпускает из своих объятий — растерянную, дрожащую, беспомощную под гнетом собственного вожделения, с диким взором подернутых поволок глаз, что прожигает его насквозь из зазеркалья. Не отрывая плавленного золота ответного взгляда, оборотень торопливо избавляется от одежды, а крохотный кусочек ткани, все еще прикрывающий тело ведьмачки, падает на пол, сдернутый нетерпеливой рукой.

За два шага до кровати поводок полностью пропадает и охотник несильно толкает девушку в спину и, интуитивно угадывая, Тереза послушно встает на колени, опирается на руки, сжимая пальцами простыни.

- Ведьма моя..., - шепчет Эдвард, покрывая поцелуями женскую спину, податливо прогибающуюся под его ладонями, проводит языком вдоль позвоночника, слизывая солоноватые капельки пота, замерев на мгновение, когда достигает «холки» - заветного местечка у основания шеи. И снова шепот, прерывистый, удивленный, восхищенный: - Что ты делаешь со мной?

Руки мужчины крепко удерживают ведьмачку за бедра, когда он жадно, нетерпеливо, настойчиво вторгается в нее, мешая свое рычание с ее стоном. Скрип пружин старой кровати отсчитывает мгновения, маятником - в такт их движениям - раскачивается амулет, свисающий с шеи девушки, тяжелый воздух едва достигает легких, проникая сквозь искаженные в стоне губы. Мужчина чутко улавливает момент, когда внутри Терезы зарождается внутренняя дрожь, что через несколько секунд стремительной лавиной распространится по телу, унося сознание в сияющий водоворот чистых эмоций. Он накрывает своими ладонями ее, сжатые в кулачки, и ведьмачка чуть вздрагивает, чувствуя прикосновение кожи охотника к своей спине.

Раз! Верхняя губа охотника вздергивается вверх, обнажая оскал зубов.

Два! Короткая черная шерсть пробивает кожу оборотня, покрывая его руки до локтя.

Три! Зубы больно сжимаются на загривке девушки, утверждая звериное доминирование над самкой.

Четыре! Финальный стон Терезы похож на крик и лишь крепкая хватка мужчины удерживает ее дрожащее в экстазе тело.

Пять! Он содрогается в ответ, крепче прижимаясь к ней и наполняя своим семенем ее лоно.

Шесть..

Семь..

Восемь...

Девять...

 

***

 

- Тереза? - ласково зовет ведьмачку Эдвард, поглаживает ладонью ее плечо. Слышно, как он недовольно и виновато цокает языком, осторожно растирая пальцем укус на ее шее. Поворот головы и взгляды двоих встречаются. Цвет мужских глаз не различим в полутьме, но золота в них больше нет, а сам охотник покаянно жмет плечами, излишне резко стряхивая с рук короткие волоски звериной шерсти.

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем Терезе удалось унять бешено стучащее в груди сердце. Пульс перестал отдаваться в висках, а воздух наконец достиг легких именно в том объеме, с которым был сделан вдох. Ослабшее, обездвиженное приятной усталостью тело чуть шевелится, будто в попытке заставить себя поменять положение, и только лишь из-за того, что становится нестерпимо жарко на смятых, немного влажных простынях.

- Ты.. укусил меня? - едва слышно произносит Тереза,наконец нарушая молчание. Губы девушки трогает улыбка, а затем и тихий смех,заметный лишь по украдкой вздрагивающим плечам, - Укусил.. - одарив Эда нарочито укоризненным взглядом, впрочем, не способным скрыть счастливого сияния, ведьмачка протягивает ладошку, чтобы вновь коснуться мужчины, нежно провести по его лбу, убирая взмокшую прядку черных волос.

Под молчаливым взглядом ведьмачки Эдварду стало не по себе. Нет, это слишком скупые слова, чтобы описать всю гамму чувств, что успел он испытать за ту минуту, прежде чем слова Терезы разбили установившуюся в комнате тишину. Улыбка скользнула следом за вздохом облегчения.

- Прости, - мужчина качнул головой в знак признания своей вины, но тут же насмешливо добавил: - Ты сама просила меня быть несдержанным.

- Это было неожиданно, и немного больно, но.. - ведьмачка придвинулась, коснулась губами в легком поцелуе, - Я в восторге от твоей экспансивности. Может.. повторим?

Рука мужчины вновь погладила укус, безошибочно найдя его, и двинулась вниз вдоль позвоночника Терезы, начиная новый чувственный путь. В конце-концов, колдовская ночь еще не кончилась и в окно долетают далекие звуки музыки. 

- Повторим, - согласно шепнул Эд, наклоняясь к девушке и покрывая нежными поцелуями ее обнаженное плечо. - Обещаю больше не кусаться...

 

 

***

 

Прозвище, полученное почти два десятилетия назад, Янки оправдывал на все сто процентов. Юг всегда был для него неприятным чужаком, с которым тем не менее приходилось общаться и считаться. Он ненавидел жару, крикливое, по большей части, цветное население, слишком пряную и острую местную кухню, вудистов, с которыми в силу рода деятельности приходилось общаться... Список можно было продолжать и продолжать. Но в этот раз Новый Орлеан казался почти манной небесной после полутора месяцев безвылаздного сидения в деревне Чимо! В помещениях кондиционеры исправно охлаждали воздух, на улицах уши глохли от шума автомобильных двигателей, резких гудков клаксонов, гомона людской толпы. Вывески баров приглашали выпить виски и послушать джаз, а большая желтая буква «М» — отведать гамбургеров, сэндвичей и картошку фри. И оголодавший на рыбной диете оборотень молча глотал наполнившую рот слюну и провожал тоскливым взглядом царство фаст-фуда, послушно следуя за Терезой в сторону маленького псевдоитальянского ресторанчика, хвала Иисусу, с обширным меню.

 

Международный аэропорт «Луи Армстронг» встречал своих клиентов и их сопровождающих приятной прохладой, ровным гулом людей и техники, четким голосом диктора, объявляющего рейсы, и своевременным исполнением расписания прилетов и отлетов. Регистрация пройдена, багаж оформлен, томительное ожидание почти закончено и двое ждут, когда объявят посадку.

- Через шесть дней, - в очередной раз подтверждает Эдвард время встречи, кивая.

- Угу.. - Тереза нервно покусывала губу, поглядывая в сторону выхода, где уже собиралась внушительная толпа пассажиров. Через минуту другую раздастся команда и ведьмачка со всеми вместе поднимется по трапу, еще через некоторое время самолет взлетит, покидая душную Луизиану, а вместе с ней и Эдварда. Весь сегодняшний день охотник вел себя сдержанно, как будто ничего особенного не происходит, Тереза старалась соответствовать,никак не выдавая своего настроения. Но чем ближе было расставание, тем сильнее стучало сердце, поддаваясь какому-то невнятному чувству тревоги. Но отступать было поздно. Взглянув в очередной раз на часы, девушка обратилась к мужчине, натянув при этом беззаботную улыбку, - Чем займешься пока меня не будет?

Охотник пожал плечами.

- Не знаю. Схожу в бар, выпью виски... полюбуюсь на танцовщиц...

Эд многозначительно подмигнул девушке, хоть и не думал, что она поведется на столь глупую подначку.

Странно. Он всегда был один, лишь последний год делил свою жизнь Терезой, да и улетала ведьмачка всего на неполную неделю, но чувство было... да, странным. И Янки никак не мог подобрать ему подходящего определения. Может быть сожаление, что им придется расстаться, пусть и на столь короткий срок. Или может он уже скучал? Нет, снова не то. Может это было чувство некой потери? Хм... глупость какая!

Мужчина тряхнул головой, будто прогоняя некое наваждение. Черная прядь привычно упала на лоб и Эдвард машинально откинул ее назад.

 

«Объявляется посадка на рейс..»

 

- Вот и все..- Тереза вздрогнула,убрала в сумочку телефон, попутно вынимая и проверяя билет, - Через 14 часов я буду в Мюнхене, позвоню оттуда.. А потом из Берна, как только поселюсь в гостинице... - вновь посмотрев на Эда, ведьмачка вздохнула, резко делая шаг навстречу, чтобы обнять его и быстро зашептать, - Береги себя, ни во что не ввязывайся, я оставила несколько лечебных бальзамов на случай непредвиденных обстоятельств, но, надеюсь, они не понадобятся.. Я буду звонить тебе каждый день.. и чтоб никаких танцовщиц ,Эдвард Джонс..

- Эй...

Охотник опешил от потока взволнованных фраз. Осторожно отстранил от себя девушку и, чуть наклонив голову, заглянул ей в глаза.

- Детка, ты что?.. Будто навсегда улетаешь... - фраза оборвалась на полуслове. - Проклятье!

Эгоист чертов! Был так рад выбраться из болот, что даже не разглядел какие настоящие эмоции скрываются за бодрой улыбкой Терезы. А теперь уже нет времени успокоить ее и развеять глупую тревогу.

- Не переживай, ничего со мной не случится, - Эдвард порывисто притянул девушку к себе, крепко обняв. Губы прижались к губам в чересчур коротком поцелуе. Со вздохом, он подтолкнул ведьмачку к выходу на посадку: - Иди! А то у меня есть огромное желание закинуть тебя на плечо и унести подальше отсюда! И даже угроза быть потом покромсанным разгневанной невестой, оставшейся без подружки, меня не пугает!

Ладонь Терезы выскользнула из сжимающей ее руки охотника, а Янки подбадривающе улыбнулся:

- Обещаю не засматриваться сильно на танцовщиц...

Он неотрывно следил, как итальянка идет к выходу, смешивается с толпой, оглядывается, отдавая свой билет, и еще раз, прежде, чем скрыться из вида. Эдвард опустил голову, хмурясь и морща нос, потом засунул руки в карманы брюк и пошел к выходу из аэропорта.

 

 

ЧАСТЬ 2

 

Эдвард.

 

11 июля 2016 г. Вечер.

 

 

Этот бар был совсем не плох. Большую часть посетителей представляли туристы, джаз ненавязчиво доносился откуда-то из дальнего угла, а виски не разбавляли. После двух пропущенных порций Янки закурил сигарету, расслабленно глядя на экран телевизора, где крутили местные новости.

- Виски! Двойной!

Мужской голос отвлек внимание охотника и, чуть повернув голову в бок, Эд увидел пожилого афроамериканца, устраивающегося на соседнем стуле и протягивающего трясущие руки к поставленному барменом стакану. Кадык на запрокинутой тощей шее задергался, когда новый посетитель бара в два глотка осушил свой заказ. Местный алкоголик интересовал мракоборца в последнюю очередь, но проглоченное виски не пошло тому в прок и старик закашлялся, со свистом выдыхая и угрожающе раскачиваясь на своем месте. Пришлось пару раз крепко ударить его по спине.

- Аг-хрр, - широко открыв рот и забрызгав каплями слюны барную стойку, новоорлеанец, наконец, прокашлялся. Утерев губы тыльной стороной ладони, он повторил свой заказ. И только потом повернулся к своему «спасителю», добродушно кивнув: - Спасибо, сынок. Не в то горло попало...

«Сынок», приобретший так внезапно отца, задумчиво потер рукой, с зажатой между пальцев сигаретой, висок и сделал новую затяжку, молча кивнув, мол «не за что». Поддерживать разговор с горе-выпивохой не было никакого желания.

Намерения последнего же были прямо противоположны. Вновь жадно опустошив содержимое своего стакана и недвусмысленно указав бармену на пустую тару, тот склонил голову к охотнику, понизив голос до доверчиво-таинственного полушепота:

- Не местный, да? Я сразу туристов вижу! Я всю жизнь тут прожил! И отец мой, и дед, и прадед! Даже «Катрина» не испугала меня и не заставила бежать, как многих других трусливых собак! Я так считаю — где родился, там и пригодился!

Эд с сомнением посмотрел, как новый знакомый прикладывается к третьей порции, но ничего не ответил. Тот что-то продолжал говорить, но пьяной исповеди Джонс придавал не больше значения, чем комариному звону.

- Всю жизнь на этом кладбище проработал! И мертвых хоронил, а теперь охраняю их, значит...

Раздавив окурок в пепельнице, Янки поднял свой стакан, но рука замерла, так и не донеся его до рта.

- Сделайте погромче...

Знакомое лицо в местной сводке криминальных новостей заставило охотника напряженно застыть, внимательно слушая голос диктора.

 

«... тело Зои Ходж было обнаружено бездомными в одном из нежилых районов пригорода. Полиция не сообщает пока каких-либо подробностей относительно расследования...»

 

- Сент-Луис! - навязчивый собеседник пренебрежительно фыркнул, зрачки его глаз сошлись на миг вместе и снова разбежались. - Подумаешь Мария Лаво там похоронена! У меня на кладбище тоже много известных людей покоится! И бокор есть! Байи Адоку! Слыхал? - он развернулся к Эдварду, подергав того за короткий рукав рубашки-поло, чтобы привлечь к себе внимание. И разочарованно ответил на свой вопрос. - Не слыхал, конечно же. Ты ж не местный! А колдун то был настоящий! Я то в эту чушь не верю, в церковь хожу! Но люди говорят, что Адоку и впрямь силой обладал!

Бросив на кладбищенского сторожа короткий взгляд, Эдвард снова отвернулся к экрану маленького телевизора, но там уже показывали другой сюжет. Залпом выпил содержимое своего стакана и, со стуком поставив тот на стойку, полез в карман за бумажником.

Убитую - Зои Ходж, молодую креолку, содержащую небольшую вудистскую лавочку, Янки знал очень хорошо. Во время его нечастых визитов в Новый Орлеан, она исправно снабжала охотника нужными ему зельями и ядами и охотно пускала в свою постель. А еще она была медиумом, хоть и с неразвитыми способностями, за деньги дурящая головы доверчивым туристам предсказаниями их будущего. Иногда они даже сбывались вроде как, правда не в его случае. Хотя... Что она говорила три года назад? Кажется остерегаться какой-то ведьмы....

Старик на соседнем стуле тем временем продолжал свою пьяную болтовню:

- Вот, ей-богу! Звуки из его склепа доносятся! Как стоны какие! Или плачь... А напарник мой, идиот, говорит, что мне спьяну всякая чушь мерещится...

Эдвард развел руками, полностью соглашаясь с мнением упомянутого напарника старика, и, расплатившись за выпивку, поспешно покинул бар. Уже на улице, вновь закуривая и направляясь в сторону своего отеля, охотник думал, что случившееся, в общем то не его дело, но...

Зои - смешливая, приветливая, всегда умевшая найти общий язык. Зои - звенящая многочисленными цепочками