СНЕЖНОГОРСК

[Таб 279]

Мне тебя не понять, фонарик
Отчего ты искришься весь, светишься
Темнота кругом, хлещет дождь
В заводнённой канаве золотая, густая
Льётся из берегов кровь
А ты бесишься, шутишь переливаешься
Может знаешь чего секретное
Что в груди у тебя щекочется
Ну, а может на холодной улице
Одинокой ночью, однажды ты кончишься
Успокоишься

ИНТРО: ШЁПОТ ГОРОДА/ОТТЕНКИ КРАСНОГО/РОДНОЙ CRY  

ШЁПОТ ГОРОДА
Слушай завывание стылого ветра. Шорох шагов по блестящему синевой снегу. Слушай как гудят наэлектризованные провода. Скрипят двери. Рушится наледь. Слушай как каркают птицы. Проносятся автомобили на автотрассах. Слушай как бьются окна. Тлеют бычки. Кашляют простуженные.  Расстёгиваются молнии. Слушай как шумит радио. Штанины трутся друг о друга. Кулак бьётся о скуловую кость. Как кто-то признаётся в любви. Слушай как шмыгают носом. Падают на скользком льду. И отряхиваются. Слушай тихое дыхание замерзающего. Шипение теплотрасс. Музыку из проезжающей мимо машины.
Слушай потому что это мой шёпот. Снежногорск? Вьюжный? Vuosisatoja vanhan jään alle haudattu maa? Что из этого моё имя? Я носил каждое из них. Но это не значит ничего потому что мои имена осыпаются снегом. Тают льдом. Перегорают подъездной лампочкой. Остаётся лишь угасающий шёпот. 
Времени совсем немного, поэтому слушай.

КАССЕТА ТИХО ИГРАЮЩАЯ В ПОЛУМРАКЕ ДК
Мы
Носим свою жизнь с собой  
С мешком историй за спиной
И в порванных джинсах  
Мы
Давно с тобой обречены
Выть по ночам на свет луны  
Ловить в сердца цветные сны
В снежных руинах города

СОФИЯ
Тук. Тук. Тук.
Сердечная мышца жадно качает кровь, изливая последние капли жизни из побледневшего тела. Вода наполняется красной краской. Так трудно уловить точный оттенок. Дыхание становится частым. Потом поверхностным.
Тук... Тук.... Тук... 
Стук сердца замедляется. Тело сводит судорогой агонии. Из последних сил, она хватается за края ванны, будто пытаясь вырваться. Но уже слишком поздно. Свет меркнет в глазах. Жар сменяется холодом. Так холодно ей не было никогда в жизни. Последний вздох. Свет выключается навсегда.

ДЕВЯТКА ПЕНТАКЛЕЙ
"Видишь, какой он довольный? И какой тут  прекрасный сад? Ах!" Соня делано вздыхает и лукаво улыбается, глядя тебе в глаза. Неужели она знает? Неужели понимает, что прячется в твоих снах? Что тебе предстоит сделать? Тогда почему ей не страшно? "Завидую тебе, парень! Потому что, сам, видишь, всё будет хорошо!" И если она говорит это. И говорит так. Значит и вправду будет хорошо. Всё будет хорошо.

ЗВОН СНЕЖНОГО ШАРА
Что-то происходит в тот самый миг, когда звучит последний стук сердца Сони Снежиной и её тело покидает последний вздох. Что-то странное, какое-то помутнение. Будто бы реальность истончается. На один крохотный миг приоткрывая то, что таится в глубине. Снежный шар трескается, обнажая прутья бесконечной решётки пикселей. И становится понятно, что это. И к чему. И может быть даже ради чего. Но всё исчезает спустя мгновение. Возвращается на круги своя, оставляя лишь странное ноющее чувство в груди.
Случилось нечто ужасное.

СОСЕДКА
Пожилая женщина сидит на деревянном стуле с подложенной на сиденье мягкой подушкой. Её кожа испещрена морщинами. Волосы припорошены снегом. На коленях тёплый плед, руки усердно плетут узоры из кукурузных листьев. "Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, кружится быстрей земля". Старое советское радио ласково напевает песню времён её молодости, пока за окном кружат снежинки, ревут петарды, вспыхивают разноцветные огни. 
Отлучившись по нужде, пожилая женщина замирает. Её взгляд приковывает к оштукатуренному потолку, где мокрые узоры расползаются красно-коричневыми пятнами.
Алая капля срывается вниз.

КТО-ТО ХОЧЕТ ЧТОБЫ ТЫ ЗАБЫЛ
Звонкие переливы её голоса. Озорной смех. Солнце, пойманное в волосах, выкрашенных так, чтобы не выдавать корнями настоящий цвет. Пробирающий до костей взгляд. Её пальцы, подцепляющие струны ловким щипком. Выступающие ключицы. Надвинутая на лоб шапка с помпоном. Самые смешные в мире шутки. Слетевшая с плеча бретелька. Рисунки голубым карандашом. Наряды, поражающие мастерским сочетанием обыденности. Прикусанная губа. Секреты,  произнесённые тихим шёпотом. Дружеская рука, что ложится на плечо, в тот самый момент, когда поддержка нужнее всего. И бегущее по телу электричество...
Её мечты, неисполненные, сгинувшие, оборвавшиеся бумажной нитью. Всё, то, что могло быть, но уже никогда не сбудется. 
Кем она была? Прекрасным цветком сорванным до того, как он успел распуститься? Богиней, освятившей землю вечного снега, чьи отблески хранят лишь чьи-то мечты, фотографии, и киноплёнка? Девочкой-фантазмом, которой стоило умереть до того, как она перестала смущать и притягивать взгляды? Вечной женственностью? Σοφία? Кем бы она ни была, её больше нет. Всё закончилось. Ничего не исправить. 

УЧАСТКОВЫЙ
Ну разумеется, он уже начал отмечать. Остался один-одинёшенек в милицейском участке и терпеливо ждал, пока совсем не припрёт. Припёрло в районе семи вечера. Тогда в дело пошла контрабандная финская водка "NJET MOLOTOFF". С красной этикеткой в стиле советского герба и смешным полулысым человечком, которого бьют по голове... Да-да, молотком! Вы угадали! Специально на экспорт. Телефон звонит. Она потерялась на полпути к складу вещдоков. И очутилась у него в столе. А потом исчезла и водка и осталась одна пустая бутылка. Вуаля. Такие бывают фокусы. Можно даже без аплодисментов. Телефон звонит.  Волноваться не о чем. Снежногорск спокойный город. Да, иногда бывают эксцессы. Пьяное быдло учинит какую-нибудь @#$ню типа мордобития. Подросток угонит отцовскую тачку, врежется в дорожный знак, разобьёт голову. Кто-нибудь перебудит соседей: пока слишком усердно ищет закладку, сделает натуральный подкоп. Но ничего с чем бы он не справился. Всего одна бутылка. Он даже за руль может в таком состоянии. И садился. И не раз. И даже не два. Вот если бы бутылок было три... Рабочий телефон звонит уже минуты четыре, пугающе мигая красным огоньком. Встрепенувшись, он наконец снимает трубку.

СИГНАЛ ИЗ ПРОШЛОГО
Эвальд Ильенков сидит в своём кабинете. Промозглый декабрьский ветер задувает из открытой форточки, осыпая тесную комнату ворохом снежинок. Он не чувствует холода - внутри пылает жар, выступая каплями пота на лбу. Записи. Чертежи. Схемы. Всё вокруг завалено промокшими листами бумаги, чернила растекаются под таящим снегом, а он всё не перестаёт писать. Нужно успеть, пока время не остановилось. Пока будущее продолжает существовать. Пока никто не забыл. Пока... Пока... Пока...

РАНТЬЕ
Каблучки нервно цокают по лестнице пятиэтажки на улице Заморозков. Рука вцепилась в кованые перила. Ногти, выкрашенные в нежно-розовый. Сердце бьётся все быстрее с каждым пролетом. И от страха и от натуги. Шум нарастает. Какая-то возня. 
Дурные предчувствия: она с самого начла знала, что с этой девкой не всё в порядке, но не думала, что всё закончится так. Да, она постоянно шумела и водила кого-то к себе домой. Но это не против правил. По крайней мере не совсем. Платила она в срок. Это главное.
Сладкий шелест налички. 
Пролёт за пролётом,. Она добирается до нужного этажа и, в ужасе, замирает на лестнице. Дверь квартиры распахнута и перетянута оградительной лентой. Всё в воде. Туда-сюда снуют врачи и милиционеры. Окровавленной тело девочки укладывают на носилки и накрывают простынёй.

ЧЕТВЁРКА КУБКОВ
"Видишь руку, которая протягивает кубок, а он не замечает? Это дружище, значит, что счастье у тебя под самым носом. Нужно как следует порыскать по сторонам, и тогда всё будет хорошо. Но я уверена, что у тебя всё получится" Она треплет тебя по волосам и смеётся. Чистая незамутнённая радость. От её прикосновения становится так хорошо и сладко, как во сне. И ты понимаешь, что всё будет хорошо.

ЗВОНКИ
Звонки разрывают город. Сигналы рикошетят от телефонов к антеннам базовых станций. От антенн - к контролёрам. От контролёров - к коммутаторам. От коммутаторов - к телефонам. Замыкается связь. Звонок доходит до адресата. Чей-то голос шепчет: "Соня... Сонечка умерла". Всё повторяется. Звонки разрывают город, связывая его невидимой сетью сигналов. Скоро об этом узнают все.

КАССЕТА ТИХО ИГРАЮЩАЯ В ПОЛУМРАКЕ ДК
Вот она россыпь звёзд
На твоих ладонях  
Вот она шальная кровь
На чужих погонах  
Вот он солнечный свет в глаза
И острый ножик в спину  
Всё что я не посмел сказать
Когда волны чувств остынут  
Умоляю коснись меня
Или я просто двинусь  
Здесь и сейчас

МАТЬ
Она узнаёт об этом от... От кого? В голове туман. Первая реакция - циничная усмешка, она решает, что это чья-то дурная шутка. Не первый раз. Научена опытом. Тем более в Новый Год - сам Бог велел. Сонечка часто попадает в передряги, такая уж она. Росла без отца. А у неё никогда не было времени, сначала уроки, потом бесконечная писанина, обзвоны. Не было времени на личную жизнь. А когда появлялись просветы, то лучше бы их и не было. Некому было учить уму-разуму. 
Ещё один звонок. По спине проходит холодок ужаса, но она всё равно не верит. Не до конца. Наверное это ошибка. Такого не может быть. Только не с Сонечкой. Только не с её дочерью. Только не с ней. 
В третий раз звонят уже из милиции, и тогда она падает без чувств.

СОЛНЦЕ
"А это значит, что ты солнышко и всё у тебя будет хорошо!" Она улыбается своей самой чистой и искренней из улыбок, буквально искрясь радостью и целует тебя в лоб. И электричество идёт по телу от этого поцелуя. И она знает, что может случиться, и знает, что знаешь ты, и подмигивает, и ты понимаешь, что в этот раз не случится ничего. Всё и вправду будет хорошо.

БЫВШИЙ
Он садится в дедовскую волгу. Руки дрожат. В глазах стоят слёзы. Он не спал уже... Сколько? Зип-лок и ослепительно-белая пыль на тыльной стороне ладони с тянущейся под рукав кожанки татуировкой змеи. Осталось совсем немного, но это не ради кайфа. Ему просто нельзя вырубаться. Вариантов нет. Понятно? Руки дрожат. Холод или нервы? Всё вместе. 
Но вот прилив бодрости и он вдавливает педаль газа в пол, срываясь с места с оглушительным рёвом. Прочь. Прочь из города. Больше нет ни одной причины оставаться в этом снежном аду. Машина теряется в метели новогодней ночи под взрывы фейерверков. Из магнитолы начинает играть харш-нойз. 

РАДИО ДРОЖЬ 65.2 FM
Беспрецедентно кровавое убийство в новогоднюю ночь потрясло Снежногорск, София Снежина 19xx года рождения была найдена мёртвой на съёмной квартире в доме по улице Заморозков. Предварительная причина смерти - колото-резаные ранения. Полиция ищет убийцу по горячим следам. Еще ни разу за почти столетнюю историю наш город не знал ничего подобного. Оставайтесь на РАДИО ДРОЖЬ, чтобы быть в курсе последних новостей, а теперь реклама.

СПИСОК ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
КУХОННЫЙ НОЖ "ГЕФЕСТ": 1шт
КАССЕТНЫЙ РАДИО-ПРОИГРЫВАТЕЛЬ "ЗЕНИТ" 325-К: 1шт.
АУДИОКАССЕТА, ГРУППА "ПСИХЕЯ", "ГЕРОЙ ПОКОЛЕНИЯ БАРХАТ": 1шт 
НАКЛАДНЫЕ НАУШНИКИ "ЭПОХА" 111-Д: 1шт
МОБИЛЬНЫЙ ТЕЛЕФОН "SAMGUNS" C-74: 1шт
КНИГА, ЭВАЛЬД ИЛЬЕНКОВ, "КОСМОЛОГИЯ ДУХА": 1шт.
КНИГА, СЕРГИЙ БУЛГАКОВ, "СОФИОЛОГИЯ СМЕРТИ": 1шт.
АЛЬБОМ ДЛЯ РИСОВАНИЯ С САМОДЕЛЬНОЙ НАКЛЕЙКОЙ "(С)НЕЖНОГОРСК: 1шт"
Список продолжается до бесконечности

ЖИТЕЛИ
Неведение порождает догадки. Их разносят по курилкам и кухням в неловких разговорах. Оглашают по телефону. Нервно выстукивают по кнопкам. 
Кто-то уверен, что никакой тайны нет, всего лишь трагедия обыденной жизни. Несчастная любовь или, может быть, разбитое сердце, или даже роковая случайность. Кто-то был с ней в ту ночь. А затем что-то случилось. Поругались из-за пустяка. Какой-нибудь мелочи. И вот, загубленная жизнь. Даже две.
Они цокают языком, в красках описывая случившееся. 
Или может всё было не так. Она сделала всё сама. Навалилось всё разом. Там и сям. Беда. Проблема. Жизнь ведь совсем не сахар. И вот, Новогодняя Ночь, она одна, а вокруг праздник: гремят салюты, по радио звучат песни, пора счастья и радости. Сорвалась. Не выдержала.
Они вздыхают сокрушенно качая головой. 
Или может тут всё-таки есть какая-то тайна, может она играла. Играла в смерть. Вы знаете, когда подростки прячут свои телефоны в присутствии взрослых. Шепчутся между собой. Надевают длинные свитера, чтобы скрыть порезы. Кто-то подталкивает их к самому краю. Какая-то особо изощрённая тварь. Находит самых уязвимых. Давит на больное. Пока наконец...
Они закрывают лица руками в неподдельном ужаса. 
А может быть всё было совсем иначе и в городе завёлся маньяк....

КАССЕТА ТИХО ИГРАЮЩАЯ В ПОЛУМРАКЕ ДК
Она
Никогда не спит одна
В звучащей песне из окна
Из снежного города да
Туда где океан и сёрф
И пошло на @#$ всё
С собой забрав лишь её
Никому не сказав ничего

НЕСЧАСТНО ВЛЮБЛЁННЫЙ
Он лежит на кровати в темноте, освещенной лишь цифровым свечением громоздкого монитора. И содрогается в плаче. Гнев сменяется горьким сожалением и так по кругу. Если бы только он был там. Если бы только он был с ней. Всё было бы по-другому. Он бы нашёл способ всё исправить. Он...
Не смог бы ничего изменить.
"Первый, самый первый раз вздохнув несмело-а..." звучит тихий голос в наушниках, а он продолжает плакать в унисон песне и рвущемуся на части сердцу.

ЗА ВЕЧЕР ДО
В СКВОТе праздничный вечер. Соня приходит с красными щеками - явно плакала. Но как только видит вас - сразу радостно улыбается. Спрашивать, что к чему так неловко. Зачем лезть в чужую жизнь? Вы садитесь за столик, подальше от шума и гама. Соня достаёт колоду и предлагает погадать. Вы соглашаетесь. Диско-шар освещает лицо Сони блеском тысячи разноцветных огней. Она заговорщически улыбается и тасует карты. Звучит безумная экспериментальная музыка, что-то про нойз и метод нарезок. Соня достаёт карты. По одной для каждого. А затем выносит приговор. И он светлый и радостный, как грядущие праздники. И не потому, что так захотели карты, а потому что так сказала. Соня Снежина. Ведь она и есть волшебство. И она обещает вам, что всё будет хорошо. И в это невозможно не поверить. Вы смеётесь и о чём-то болтаете, и хочется, чтобы этот вечер длился бесконечно. Но он заканчивается и с лёгкой тоской все расходятся по домам, обещая встретиться на праздниках. И тогда веселье продолжится. И жизнь снова расцветёт яркими красками беззаботной юности.
Вот только Соня умрёт уже завтра.

ППТЙС ЗПМНТЬ
Всё это неправда. Она не была девочкой мечты, богиней, или ангелом, спустившимся с небес. Она была несчастным ребенком, которому не повезло родиться на руинах страны, погруженной в голод, нищету и войну. Но она боролась. Боролась до самого конца.
Соня рождается в семье школьной учительницы и зависимого от промедола ветерана украинской войны, лишенного почестей и отправленного в тюрьму прямиком с фронта. Отец так и не сумеет оправиться, и умрёт, когда ей  исполнится три. У матери никогда  нет времени, всю её жизнь занимает работа. Это не вопрос выбора,. Нужно кормить семью, платят мало, времена трудные.
Иногда мать больно бьёт Соню срываясь на неё из-за мелочей. Потом рыдает и просит прошения. Говорит, что убьёт себя, чтобы не отравлять ей жизнь. Соне одиноко и больно. Ей некому выплакаться или рассказать о своих мечтах. Она запирается в себе. Она воображаете себе другой, невозможный мир, вырисовывает его на желтеющей бумаге нежно-голубым карандашом. И прячется там, как под снежным покрывалом
Когда ей исполняется 12 в жизни Сони происходит ужас. Большое чёрное пятно - она вырезала его из памяти тупыми ножницами, оставив неровные края. Ночные кошмары и чувство страшной паники, которое иногда прорывается наружу. Ступор. Истерики. Никому нет дела. Нужно делать вид, что всё в порядке, но как же это @#$дь сложно когда некому обнять тебя и залечить твои раны.
Её отношения с матерью стремительно портятся. Вот она кричит, называя свою дочь пьяной шлюхой и бьёт по лицу. Побеги из дома.  Каморы. Плохие компании. Соня пополняет список того, в чём можно утонуть и забыться. Сигареты. Водка. Трава. Клей. Чьи-то объятия. Память становится хуже. Школьный журнал заполняют отметки о пропусках. Она перестаёт рисовать.
"Легче вообразить себе конец света, чем... конец вот этого всего"
Соня открывает для себя мир эзотерики и тайных оккультных знаний. Магия. Изменение реальности в соответствии с волей. За хаос! Сигилизация. Тульпы. Метапрограммирование. Роберт Антон Уилсон. Principia Discordia. Чёрная железная тюрьма. Гностические тексты. Гилики. Психики. Пневматики. Демируг. Архонты. Πίστις Σοφία. Западная магическая традиция. Церемониальная магия. Солнце и луна. Таро. Герметисты. Орден золотой зари. Кроули. 93. Пересечение бездны. Священный Ангел Хранитель. Любовь есть закон. Любовь в соответствии с волей. Юнг. Коллективное бессознательное. Тень. Анима и Анимус. Самость. Алхимия. Великое делание. Нигредо. Альбедо. Цитринитас. Рубедо.  קַבָּלָה‎ .Сфирот и Клиппот. Адам Кадмон. Тиккун Олам. Пять имён души. Танасух. Суфии. برزخ‎ . Ибн Араби.  तत् त्वम् असि. Веданта. Майя. Атман и Брахман. Шанкара и Рамануджа. Авидья.बोधिचित्त. Матрейя и Амитабха. Бардо иль не Бардо? Радужное тело. Случай Кхенпо Ачо. Телесное воскресение. Πνεῦμα. Spiritus. Пустая гробница. Ἰησοῦς Χριστός. λόγος. Ориген. Неоплатоники. Тайна Трёх. Русская религиозная философия. Николай Бердяев. Софиология Булгакова. Чарльз Форт. Супер-саргасово море. Невозможные факты. Спиритуализм. Парапсихология. Феномен электронного голоса. Околосмертные переживания. Дэвид Чалмерс. Философия сознания. Нейрокорреляты. Панпсихизм. Картезианский театр. Морфический резонанс. 神. Анимизм. Верования австралийских аборигенов. Мифическое время. Золотой век. Изгнание из Эдемского сада. Meta-historical fall. Пара-наука. Эвальд Ильенков. Ноосфера. Опыты симуляции сознания. Дело открытое против реальности. Загубленные виртуальные траектории. Призракология. Коммунизм. Архонты.
Соня пытается прорваться сквозь тонкую ткань реальности, и, кажется, у неё получается.
Она режет вены и попадет в психушку.
"Может быть я и есть Σοφία?"
"Пожалуйста, не забывай про таблетки"
Выписка. Ремиссия. Периоды затишья. Соня послушно ест суп на узенькой кухне их однокомнатной квартиры, делая вид, что между ней и матерью нет напряжения. Мать считает, что её дочь совсем отбилась от рук. "Всё из-за того, что в доме нет мужика." От этих слов Соню бросает в дрожь. Мать осекается и прячет взгляд на дне тарелки с супом.
Соне больно и плохо. Она красит волосы в синий, начинает вызывающе одеваться и носить яркий мейк. Она балансирует между попытками забыться и собрать себя по кусочкам. Как мозаику. Или витраж. Ей хочется быть любимой, но люди ранят её, сами того не зная. Ещё хуже, когда они делают это специально. Значит нужно быть готовой, обрасти коркой льда. Вот эрос. Но не заледенеть внутри. Вот каритас. Дарить миру добро и радость. Она репетирует перед зеркалом: язык тела, мимика, речь. Она это или не она? Где кончается образ, призванный защитить от боли и начинается то самое, настоящее? Есть ли оно вообще?
"Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы"
Соня поступает и снова берётся за карандаш. Вот на шершавой бумаге рождается чьё-то безмерно строгое, но прекрасное лицо, увиденное когда-то в далёком детстве по старому чёрно-белому телевизору. Миры, где она прятались в детстве, вновь оживают.
"А теперь сложи из них слово Вечность!"
СКВОТ становится её новым домом. Местом, где собираются такие же, как она. Израненные дети конца тысячелетия. Она ищет там любви, но всё всегда идет наперекосяк. Скандалы. Измены. Ссоры. Почему даже кто, так похож на неё, не могут её понять? Неужели она обречена на одиночество и вечную боль? Слёзы текут по щекам.
"Мы будем называться Родной CRY". Она широко улыбается, растягивая губы пальцами в комичной улыбке. "Игра слов - просто вишенка на торте, поверьте". Никого не приходится убеждать. Репетиции. Первые концерты. Владелец СКВОТа берёт их под своё крыло и они готовятся выпустить свой первый альбом. Успех кружит голову. Соня чувствует себя маленькой звёздочкой. Но даже это не приносит облегчения.
"Откуда у тебя деньги, тварь?" кричит мать, когда Соня собирает вещи, готовясь к переезду на съёмную квартиру. "Ты же шалава! Ты же за деньги им даёшь, вот откуда всё!" Мать встаёт в дверном проёме, угрожает повеситься, если Соня уйдёт. Ей уже всё равно.
"Нужно не узнать имя, а дать его. И пусть все поверят. Тогда всё получится"
Соня пытается продержаться без наркотиков хотя бы день, но не может. Приступы паники сводят с ума, бешеным биением сердце и выступают на коже градом холодного пота. Слёзы катятся по щекам и она, съёжившись, зажимается в угол, предчувствуя свою смерть. Соне холодно, ей мерещится, будто за ней следят и сводят с ума, но от мыслей о возвращении в психушку становится только хуже. 
"Я - это не мои зависимости и травмы. Не только они" говорит Соня, глядя в зеркало в пустой ванной комнате. "И я не позволю снова так со мной поступать. Или с кем-то ещё. Я буду бороться. Хватит!" 
Она говорит это себе или кому-то ещё?
На момент смерти Соне было всего 16. 
До дня рождения оставалось четыре месяца.

ПРОЩАНИЕ В СКВОТЕ
"Страшно горела наша девочка" седеющий, но молодящийся мужчина в косухе поднимает стакан с пивом. Зал с колоннами залит карминовым светом стробоскопов. Сегодня здесь только свои. "Маленькая Дженис Джоплин. Но я не думал, что всё так кончится. Не в её возрасте. Это всё так неправильно". Все молчат. Некому добавить что-то или возразить. "@#$дец, как неправильно. И я даже не только про Соню. Вообще всё это..." Мужчина кривится и качает головой. Слёзы блестят на щеках, вырываясь из-под тёмных очков. Он ставит кассету с недописанным первым альбомом. Мрачная гитарная музыка и надрывный вокал катятся по ДК. Сквозь шум можно расслышать голос и басовые партии Сони.

ТРОЙКА МЕЧЕЙ
"Твоё сердечко разбито" Соня кладёт руку тебе на грудь. Смотрит на тебя взглядом, полным сочувствия. Но не сверху-вниз. Ни капли. Как будто видит в тебе то, что не видят другие. Нечто прекрасное. Ту, кем тебе предстоит стать, но кого она в тебе уже видит. "Но видишь дождь? Это значит, что всё временно. И он пройдёт. И боль закончится. И всё будет хорошо". А теперь Соня улыбается. И трудно не поверить, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

СГНЛ З ПРШЛГ
Неожиданно Эвальд Ильенков замирает. Перо дрожит в миллиметре от бумаги. Капля чернил срывается, пачкая лист. Ничего из этого не случится. Его охватывает ни с чем не сравнимое отчаяние. Подобного Ильенков не испытывал ни на войне. Ни в ссылке в эту снежную бездну. Ни когда начал рушиться его грандиозный проект. Надежды нет. Время остановилось. Скоро все всё забудут. Ему становится холодно как никогда. Взгляд падает на нож для переплёта книг. Он ловит своё отражение на поверхности лезвия.

КАССЕТА ТИХО ИГРАЮЩАЯ В ПОЛУМРАКЕ ДК
Гори
Внутри моё сердце гори  
А вокруг всё живое живи
И никаких заклятий  
Слышишь
Тысячу раз прости  
Лишь шаг остался до двери
И я в оковах твоих объятий

МОГИЛЬЩИКИ
Грубые рабочие руки роют лопатой неподатливую мерзлую землю. Техника заглохла от холода, но им никто не доплатит за тяжёлый ручной труд. Каждый удар отдается в теле импульсом мышечной боли. Сигареты тлеют в полумраке двумя огоньками в клубах дымного тумана. Два живых силуэта посреди застывших скорченных деревьев, памятников и крестов. Пот льется градом даже в лютую стужу, пропитывая майки рабочих. Они звенят бутылками водки, когда неблагодарная работа закончена и яма готова принять покойницу в свою утробу.

ОПРОСНИК ШТАТНОГО ПСИХОЛОГА
Кем вам приходилась погибшая? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ __
Опишите наиболее ёмко ваше отношение к случившемуся: Ответ:  _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ 
Испытывали ли вы чувство нереальности происходящего? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ __
Были ли у вас нарушения аппетита или сна? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ __
Были ли у вас провалы в памяти? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Чувствовали ли вы необычайную тоску по прошлому или не случившемуся? Ответ:  _ _ _ _ _ _ _ _ __
Слышали ли вы, как кто-то зовёт вас, когда в комнате никого не было? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Замечали ли вы за собой тоску по тому, что не могло случиться вовсе? Ответ: __ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ __
Хотели вы бы что-то изменить, если да, то что именно? Ответ: _ _ _ _ _ _ _ _ __
Список продолжается до бесконечности

ГРОБ
Дорогой лакированный гроб из красного финского дерева. И в нём Соня. Безжизненная и прекрасная, в ослепительно-белом свадебном платье, отливающей снежной голубизной. И в то же время ещё совсем ребёнок. Кажется, пройдет секунда и она выпрыгнет из гроба, заливисто смеясь. Выключится камера. Закончится сцена. Перестанет крутиться киноплёнка. Ничего из этого не случится. Самые крепкие парни берут гроб на плечи и мрачным маршем несут до автобуса, дрожащего в холоде раннего утра.

РАДИО ДРОЖЬ 65.2 FM
Снежногорская милиция объявила об окончании следственных действий по поводу гибели шестнадцатилней Сони Снежиной. Напомним, что её тело было найдено в пятиэтажном доме на улице Заморозков в новогоднюю ночь. Вопреки многочисленным предположениям, вердиктом следствия становится самоубийство в след... следст... сле... след... следстви...
Слова теряются среди помех.
Радио выключается.
Всё это уже совершенно не важно.

ТУЗ ПЕНТАКЛЕЙ
"Ого! Ну тут всё понятно! Ты станешь богатым, и знаменитым, и всё у тебя будет хорошо!" Соня радостно улыбается и легонько касается твоей руки. В её взгляде мелькает грусть. Крохотная толика. Будто льдинка, что вонзается в твоё сердце. "Ты только не забывай про нас в Петрограде. Ладно?" Но тает уже через мгновение под теплотой её касания и взгляда. Ты никогда не забудешь. И всё будет хорошо.

МОГИЛА
Туманно. Холодно. Снег смешивается с дождём. Её хоронят в черте кладбища вопреки традициям. Все делают вид, что не слышали новостей. Отпевание. Половина свечей гаснет под снегом. Кадило зажигается с третьей попытки. На предложение попрощаться никто не находит внятных слов. Последний поцелуй в лоб. Холод окоченелого тела. Мурашки идут по коже. Тук-тук-тук. Заколачивают крышку. Опускают в землю. Гроб едва не срывается с верёвки, но его удаётся удержать. Мать пытается броситься в землю следом. Воет белугой. Оттаскивать её приходится втроём. В могилу бросают монеты. Они звенят, бьются о крышку и теряются среди кладбищенской грязи. Соню закапывают. Кто-то хныкает. Шмыгают носом. Перешептываются. "А что будет в меню?". В землю втыкают старообрядческий крест. Венки. Бордовые розы. Вот и всё. Закончилось. Люди стыдливо набиваются в автобус. 

КАССЕТА ТИХО ИГРАЮЩАЯ В ПОЛУМРАКЕ ДК
Я
опять не знаю что сказать  
Наверное нужно промолчать
Но я не сумею знать
Ты обязательно должна понять  
Что небо проплывая вспять
Поможет мне тебя украсть  
На влажных глазах апреля

ПОМИНКИ
Кафе "Холодок" сегодня не работает. Кто-то арендовал его на весь день специально для поминок. Сдвинутые столы с белыми скатертями. Фаянсовые тарелки с кутьёй. Стопки с водкой. Люди набиваются битком.  Рассаживаются за столы, не снимая курток. Едят и пьют. Облачка пара вырываются при дыхании. Холодно. Плохое отопление. Изредка вспоминают про Соню. Затевают застольную песню. Становится неловко. Молчат. Мороз рисует что-то изморозью на окнах. Светофоры мигают багровым. К двум часам не остаётся никого кроме персонала. Весь остальной день кафе пустует.

ПОСЛЕДНИЙ ШЁПОТ ГОРОДА
Жизнь продолжается. Память о Соне покрывается туманной пеленой. Черты размываются. Слова путаются. Она так далеко. Будто её никогда не было. Дом на улице Заморозков отремонтируют и продадут за бесценок семье детдомовских сирот. Мать найдёт своё успокоение в работе, транквилизаторах и антидепрессантах. В СКВОТе взойдут новые звёзды. Копии зина запылятся и будут выброшены на мусорку. Граффити на углу Метельной и Февраля замажут белой краской. Бюджетное место на художественно-графическом займёт парень с птичьей фамлией. Влюбленные соблазнятся чьей-то улыбкой. Друзья найдут утешение в чужом плече. Все знают, что нужно двигаться дальше. Все понимают, что жизнь идёт своим чередом. Всё пронесётся. Забудется в снежной неге города, где ничего не меняется. Соня Снежина исчезнет из памяти Снежногорска.
Или?..
Вы обещаете друг другу встретиться, чтобы помянуть Соню на её девять дней.
Чтобы помнить.

В РОЛЯХ  

Егор Морозов
Александр Тихонов
Михаил Логинов
Вера Тихонова
Афанасий Февральский

 

Изменено 19 января пользователем Таб

[Rane 111]

Запас стойкости подошёл к концу, не продержавшись и нескольких минут. Несколько ободряющих слов оказались последним штрихом, а явное предчувствие скорого распада собственного тела стало для Веры настоящим эмоциональным шоком. Нет, только не такая смерть. Лучше приложиться головой о железную балку. По крайней мере так ты точно будешь уверена, что духовная часть твоей личности не останется здесь, привязанная к этой метафизической тюрьме, заключённая в ледяном аду навеки. Теперь Вера чувствовала лишь всеобъемлющую панику, мысли хаотично вертелись в голове, как снежинки в диком, первобытном танце, бесконтрольно летящие в разные стороны.

Она еле-еле дотащилась до выхода, последовав за Сашей. Вера промёрзла до костей, едва живая от холода, а чёртово пальто грело немногим сильнее, чем рваное одеяло, на котором дрыхли местные бомжи.

Думать было невероятно сложно. Голова полнилась тысячью голосов, некоторые принадлежали маленькой трусливой Вере, иные, совсем слабые – Вере рациональной, многие – Вере отчаявшийся, или Вере, которая в тысячный по счёту раз хочет просто лечь и тихонечко умереть в уголке, наплевав на всё, включая своё недавнее, откровенно показное спокойствие духа.

Среди всей этой прорвы мыслей Вера смогла выцепить парочку. Особенно, как ей показалось, важных. Согласно первой, на кухне они всё-таки дотронулись до какой-то невидимой струны, до которой, быть может, дотрагиваться не стоило. Ситуация заметно усложнилась. Вера не знала, о какой конкретно незримой струне шла речь, и она сомневалась, что, если отмотать прошлое назад, ошибки удастся избежать.

Ведь место, в которое их занесло – одна сплошная ловушка.
И эта мысль подводила её к очевидным выводам, к той самой второй мысли. Если они оказались в ловушке, то наверняка где-то поблизости должен прятаться охотник.

Неспроста подпространство раскрылось именно здесь, сейчас, в этот день и в этом месте. Неизвестные, чертовски сильные акторы пытаются помешать им докопаться до правды, пытаются предотвратить расследование, способное пролить свет на обстоятельства смерти Сони. Всё это просто не может быть банальным совпадением.

Но кто? Кто поместил ловушку им под ноги, кто расставил по краям сцены мистические якоря, внутри которых развернулось локальное междумирье? Иллюминаты, розенкрейцеры? Может, местное отделение мирового оккультного закулисья? Масонская ложа? Комитет трёхста? Нормально соображать в этот момент Вере толком не удавалось, и на память ей некстати приходило множество наименований, почерпнутых из конспирологического интернет-фольклора, который она так любила.

Вера рухнула на кресло в уголке, где сидела в самом начале.
Её била крупная дрожь.

— Там, — она едва смогла выдавить из себя что-то связное, дрожащим пальцем указывая назад, на кухню, — зверски холодно. Там никого нет. Никого живого, точнее, — подчеркнула Вера, — и всё насквозь обледенело, криокамера буквально, — не спрашивая разрешения, она приложилась к бутылке. На этот раз пить алкоголь было невероятно приятно. О его качестве Вера даже не задумывалась.

— Мы... нам стоит поразмыслить над тем, что делать дальше, — на одно ужасное мгновение Вере показалось, что её плоть вновь распадается на маленькие частички, покрывается сетью пиксельных помех. Глаза Веры расширились от ужаса, но наваждение миновало. Она окинула взглядом собрание. Вроде бы никто пока не исчез. Ведь никто, правда?

Память опять становилась податливой, как желе, лишённое формы. Ей казалось, что она забыла некую важную вещь, но была не уверена, что это за вещь и существует ли она вообще, не является ли образцовым примером ложного воспоминания, порождением игры её сознания, бьющегося в истерике от липкого, скользкого страха.

Возможно, стоит просто подождать, закрыть глаза? Посидеть так несколько минут, и всё пройдёт, она проснётся, обнаружит себя в собственной постели, заметит, что она напрочь раздавлена после самой тяжёлой дозы за всю жизнь, что она лишилась остатков способности к различению вымысла и реальности.

Это ведь даже не первый раз, когда она настолько глубоко проваливается в свои наркотические сны. И сейчас наверняка то же самое, иначе просто не может быть, разве нет?

Надо просто взять и проснуться наконец.
Всё снова станет так, как раньше.

Как бы ей хотелось в это верить. Но, несмотря на бредовые желания, Вера понимала: они действительно по уши влипли в серьёзные проблемы. И нет иного выхода, кроме как попытаться прорыть себе тоннель наружу. Глотая холодную, мокрую землю, грязный снег, жутких насекомых и прочую дрянь, какая попадётся в процессе. Архитектор этой грёбаной ловушки не оставил им выбора.

Техническая информация  

Состояние Spooked.

+ 1 бит.

Hide  

[Таб 279]

МЕСТО, ДЛЯ КОТОРОГО НЕТ МЕСТА
"С-сколько уже раз?"
"Не буду портить тебе настроение, ты ведь и так только что..."
"А если всё-таки?.."
"Ты всё равно не знаешь таких чисел"
"Ох.... я... я начинаю вспоминать, смутно, но это... это..."
"Безумие?"
"Нет! П@#$@ец, б@#$%ь, полный!"

ЛИМИНАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО, ВЕРА, САША, ЕГОР, ФЕТ
И вот, один из вас исчезает в считанные секунды. Становится черной тенью на фоне тотальности белизны. Затем крохотным кусочком угля. А потом исчезает с концами. И глохнут шаги его в бесконечном завывании снежного ветра. И лишь последние слова продолжают эхом звучать в ушах.
"Я иду к ней"
Были ли они произнесены вслух?

БЕЛОЕ НИЧТО, МИША
И ты идёшь на верную смерть, потому что снаружи смертельный стужа, и метель, хлещущая лицо плетьми, и лёд, расползающийся под ногами бесконечным катком, и сугробы, готовые вырасти до небес. И белая мгла, бесконечная, всеобъемлющая во всей своей тотальности простирающаяся во все стороны. Нет даже хищников, что могли бы порвать твою плоть, окончив эти страдания. Ты идёшь в никуда, потому что вокруг ничто, и когда кафе теряется за спиной, уже нет никакой разницы, куда идти. Всё одно. И всё белизна. И всё смерть.
Это ведь ей навстречу ты решил идти? 
Или же?...
Монтажная склейка.
И вот, над головой уже звёзды бесконечной россыпью, и северное сияние проступает сквозь мглу потёками изумрудной зелени, лилового и багрянца, хоть мгновение назад был только лишь день. И всё сыпет и сыпет обжигающий холодом снег. И тело твоё покрыто снежно-белыми, алыми и синеющими пятнами обморожений. А вокруг всё ещё ничего. Лишь странное чувство, что за тобой наблюдают. Может быть это и есть она? И не откуда-то, а будто бы сразу со всех сторон. Внимательным взором, полным интереса, презрения, и, конечно, насмешки. Нарастает, как раскаты грома. Или тревога, разливающаяся внутри. И даже голоса замолкают, то ли в ужасе то ли в предвкушении. И ты чувствуешь себя маленьким игрушечным человеческом в гигантском снежном шаре А затем...
Всё обрывается в один миг.
Всё.
Вообще всё.

МЕСТО, ДЛЯ КОТОРОГО НЕТ МЕСТА 
"И каждый раз похож на другой, и вся эта боль и все эти слёзы!"
"И ты прекрасно знаешь, как это закончить"
"Тогда ты тоже знаешь, что я отвечу"
"И всё же"
"Нет"
"Ну нет так нет"
"В этот раз получилось чуть лучше, ему ведь больше не всё равно. И что-то всё-таки меняется, я же чувствую"
"Значит ещё раз?"
"Ещё раз"
"Точно? Я ведь могу...."
"Давай уже!"
"Нам всё равно придётся подождать"
"Пока всё не кончится?"
"Да"
"Тогда может и не придётся больше"
"Ну конечно"

Изменено 11 января пользователем Таб

[Yambie 16 251]

Намного легче смотреть на чужую тревогу сквозь пальцы. Счесть её шуткой. Счесть случайностью. Счесть явлением кратковременным, которое померкнет с наступлением сумерек. Чем-то крайне надоедливым и неуместным. А уж сколько граней у этой тревоги может быть! Чуть ли не каждая взывает к страху, опасениям, что даже самое маленькое пятно на чужой душе вот-вот схватит за запястье склизкими щупальцами, утащив за собой в дебри разлагающегося изнутри тела.

Не каждый решится упасть в яму к другому.

Не каждому хватит смелости стать самому себе судьёй.

Может, поэтому...

– Там же мороз собачий, – общая картина стала напоминать сцены из фильма ужасов про пришельцев мимиков в Антарктиде. Под боком не хватало какой-нибудь собаки, которая убежала бы на задворки, чтобы скопировать генетический код оригинала и попутно сожрать его.

Саша поджал губы, взглянув на пальто Миши, которое сейчас чем-то царственно красовалось на плечах Фета. Он подбежал к окну и прищурил глаза, надеясь всё ещё разглядеть знакомую фигуру в белой мгле.

– Миха ушёл? – глупый вопрос. – На кухне действительно морозильник какой-то. А на улице того хуже. Куда это он собрался-то и без пальто?

Вряд ли домой, конечно.

 

Изменено 11 января пользователем Yambie

[luckyorange 2 779]

Снимаю пальто, накидываю его на плечи Фета. Хватит смертей.

Искажение в коричневом стекле бутылки дешёвого, разбавленного, приведшее к кризису в Дании пива Фета Февральского орет, материться, показывает неприличного рода символы и разбивая стакан об лицо Миши, сдирая пальто и связывая ему руки, чтобы тот никуда не ушел. Потому что с него хватит смертей. Но все это было по ту сторону коричневого стекла, которому суждено будет исчезнуть на границе области, где свалка человеческих отходов выжидает своего часа, чтобы пожрать своего создателя в виде безликого концепта консюмеризма.

В блеклом отражении зазеркалья, том месте, которое Фет называет «настоящим», Февральский ничего не делает, вяло потирая покрасневшую щеку, которую он умудрился отлежать, вырубившись в мир грезы и фей на пару долгих, тягучих минут.

- Да вашу мать, ну что за, - он не договаривает, потому что знает, что звукорежиссер зацензурит конец предложения. Вместо этого Февральский рьяно встает из-за стола и с силой Давида кидает проклятую бутылку в своего Голиафа, взявшего на себя образ входа в унылое кафе.

- Погнали, будем искать его.

[Rane 111]

Пытка продолжалась.

Едва она спаслась из криокамеры, не успела ощутить облегчение от мысли, что никто ещё не исчез, что неведомое нечто никого пока не успело затащить в свою прожорливую пасть, как один из тех, с кем судьба свела Веру, сам, сломя голову, бросился навстречу собственной гибели. Сказочное безрассудство.

Ещё и без верхней одежды.
Серьёзно?

Вера, пошатываясь, встала, и неуверенно направилась к двери.
Ей абсолютно не хотелось идти навстречу неизвестным опасностям, которые прячет в себе белая мгла. Всё тело ныло от холода, ломки и страха, она отчаянно желала забиться под самый дальний столик кафе и ничего, совершенно ничего не предпринимать. Она в принципе ненавидела действовать, её жизненным путём последние несколько лет был чистокровный эскапизм, а здесь, так или иначе, тебе придётся идти вперёд, а хочется этого или нет – то совершенно неважно.

— Слушайте, он же замёрзнет там до смерти, — Вера обернулась к остальным, поочерёдно на всех посматривая, — я... я согласна. Мы должны пойти, — заявила Вера бесцветным тоном, за которым скрывался скверно спрятанный страх, страх обречённого человека, — должны, — повторила она, будто пытаясь убедить себя саму, что риск в данном случае оправдан.

Да, она была немного знакома с Михаилом, и именно поэтому прекрасно сознавала, что парень способен наворотить много очень странных дел, которые, в лучшем случае, заставят окружающих покрутить пальцем у виска, а в худшем могут закончиться крайне плачевно для самого Миши.

Вера должна была уделить ему побольше внимания. Раньше. Пока ещё было можно. Но она оказалась слишком занята своими собственными переживаниями, и это сыграло с ней злую шутку. В очередной по счёту раз, кто бы сомневался.

Сколько можно тонуть в молоке, можно ли попытаться исправить хоть что-то? Вылезти из кувшина, сбежать прочь?

Что же.
По крайней мере, стоит попытаться.

[Таб 279]

РАДИО ДРОЖЬ, 38.5 FM
Мы не согласны ни с кем
Они не согласны с нами
Прошу, когда больно мне
Согрей мне сердце словами

БОЛЬШАЯ РОССИЙСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА — советский мультипликационный фильм, экранизация одноимённой сказки (1844) Ханса Кристиана Андерсена. Девятый полнометражный мультфильм студии «Союзмультфильм».

В ЕЁ ОБЪЯТИЯХ, МИХАИЛ
Монтажная склейка
Из темноты предсмертия в бесконечных сугробах тебя что-то подхватывает, как снежинку - порывом стылого ветра. И сначала тебе так и кажется - это порыв метели, обдающий окоченевшую кожу ожогами горячего холода, заставляя жмуриться и жаться в клубок в попытках уберечь последние крохи тепла. Но затем ты понимаешь, что это вовсе не ветер. Вернее, не только ветер. Всё это гораздо больше. Нечто неописуемое, что так сложно понять в пределах инструментов для восприятия обыденной реальности, которой ваялась твоя физическая оболочка по итогам бесконечно долгого эволюционного процесса. Всё это...
Присутствие, сводящее с ума всё это время, сразу со всех сторон, теперь - предельно близко.
Всё это...
Она.
Кто?
Ты сам знаешь.
Или нет?
И мозг пытается синтезировать, что же такое - Она. Но всё дробится и становится физически больно от самой попытки воспринять. Она - это все оттенки синего и голубого, начиная от небесного и синей пыли, заканчивая серо-синим и лунной полночью. Она - это запах еловых веток на морозе, мандаринов в преддверии нового года и чьей-то крови в арктических снегах. Она - это покалывание румянца на щеках, и багрянец обморожения, и тёплые материнские объятия, и насмешливое холодное презрение объекта страсти. Она - это щемящая сердце тоска из далёкого детства и суровое принятие реальности, что, голограммой, накладывается поверх. Она - это обещание, что всё будет хорошо, вернее - так, как идолжно быть. И это значит достойную жизнь, где каждому найдётся место, если только...
А-а-а-а, как же больно. Нейронные связи пылают. Голоса вопят. Тебя просто уничтожает самой попыткой воспринять Её. 
не противиться происходящему, ведь тогда.... всё равно всё будет, как она захочет. Потому что таков он - порядок вещей. Но тебе уже не будет приятно, тебе придётся подчиниться. Встать на колени. Признать ошибки. Стать правильным и полезным обществу. Потому что таков принцип реальности. Потому что альтернативы нет. Потому что....
Потому что.
Забыть и двигаться дальше - единственный выход. И тогда ты будешь счастлив. И мир будет прекрасным снежным шаром в Её руках. И всё будет так, как и должно быть.
А-а-а-а, и всё это смешивается в одно, бесконечный калейдоскоп ощущений - отражение солнца в одинокой сосульке. Преломляется, перекручивается в мозгах примата убийственно болезненной агонией синестезии.
И тогда наконец...
Монтажная склейка.

БЕЛОЕ НИЧТО, ВЕРА, ЕГОР, ФЕТ, САША
И вы выходите наружу, и лица ваши сразу же обдаёт порывами ледяного ветра. И слизистая горит при попытках вдохнуть этот нестерпимо-свежий воздух. И глаза слепит от белизны. Всё это невыносимо. Всё это ненормально. Всё это просто неправильно, в конце-то концов.
И вы пытаетесь выцепить взглядом Мишины следы, но их уже давно замело снегом. И хотите сказать что-то друг другу, но слова глохнут в непрерывном надрывном вое ветра. И даже крик. И даже дыхание.
И кафе, и разбитая бутылка. И всё. Вообще всё остаётся позади.
Вокруг - белое ничто. Вокруг ад холода. 
Вас разделяет, хоть вы и пытаетесь цепляться друг за друга.
И каждый оказывается наедине с белым ничто. И нарастающим чувством чужого присутствия. И не где-то, а везде.
Сразу со всех сторон.
И ещё больше это становится похоже на странный дурацкий температурный сон. 
И тогда наконец...
Монтажная склейка.

В ЕЁ ОБЪЯТИЯХ, МИХАИЛ
Монтажная склейка
Она надменно смеётся, вполне по-человечески.
"Ну хватит с тебя, право слово".
И ты видишь её лицо. Строгое и прекрасное, как в старом мультике. И голову её венчает корона снега и льда. И ты понимаешь, что это был не ветер  подхвативший тебя - вернее был, но не только - а её рука, и она держит тебя и сейчас. Вернее стала держать, потому что...
А-а-а, ты перестаешь пытаться осмыслить. Всё просто вот так. Иного не дано.
Она так решила.
"Ты очень пытливый. Я это ценю. Но в правильном русле. Это же - путь в никуда. Ты сам всё видишь. И этот гул в твоей голове. "
Она морщится.
"Мне от него тошно. Давай-ка тебя поправим"
И она дует на тебя потоком вьюги, оттенками голубизны, чувством обморозительного спокойствия, сытой, довольной, трезвой жизни для тех, кому положено. И ты - один из них. И дух её проникает внутрь, и нет уже силы сопротивляться, и... голоса замолкают, тебе становится легче. Хочется засмеяться от облегчения. В голове проносятся образы: вот ты выучился. Нашёл любимую работу. Семью. Родил детей. Ты голосуешь. Ты платишь налоги. Ты выходишь на пенсию. Ты счастлив. Всё хорошо. И правда хорошо. Вот только...
"Прекрасная Россия - Партия Премьер-министра, билборд на углу Стужи и Гололедицы. Команда премьера показывает большие пальцы и улыбается. Так чисто. Так... искренне.
И продолжение внизу, сереньким шрифтом чуть поменьше
Альтернативы нет"
Тебе придется забыть. О чём-то безумно важном. Пролитая кровь. Девичьи  слёзы. Загубленные судьбы. Уколом боли вонзнаются в голову.
"Ну вот, для начала хватит. По крайней мере ты должен стать поспокойнее. Считай это подарком. Но, как там говорят? Кнут и пряник? Значит это был пряник. А вот кнут:
Она делает неуловимое движение рукой и ледяные ветра рвут твоё тело на части. И льдинки, иглами воназются, в него.И кровь брызжет. Кровь на снегу. Кровь пропитавшая лёд. Багрянец.
Красный. Всё застилает красным.
Откуда здесь красный?
Столько красного?
Настолько красный?
Аа-а-а-а-а
Монтажная склейка.

БОЛЬШАЯ РОССИЙСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
ГИПЕРОБЪЕКТ - объект, настолько массово распределенный во времени и пространстве, что выходит за пределы пространственно-временного характера, см также:
А дальше ничего нет.

РАДИО ДРОЖЬ, 38.5 FM
Почему
Счастье и беды
Всегда
Ходят по следу
И пульсом
Всё не то
Всё поневоле
Рваться на волю!

Изменено 12 января пользователем Таб

[Таб 279]

В ЕЁ ОБЪЯТИЯХ, МИХАИЛ
Монтажная склейка
"Ну всё, хватит плакать, ты же большой мальчик"
Говорит она тоном, сколь строгим, столь же и ласковым но какая к чёрту разница, когда тебе больно.
Больно. Больно. Невыносимо больно, и кровь хлещет на её руки, и ты дрожишь и каждый вздох отдаётся в тебе лишь худшими муками.
"Не умрёшь. Не бойся. Никто не умрёт, если я этого не захочу. Но пусть это будет тебе уроком. В следующий раз будет хуже."
Боль затихает. Потихонечку. Помаленечку. Кровь застывает алыми льдинками, переливающимися в свете далёких холодных звёзд.
Её глаза.
Как же красиво.
"Не нужно совать свой нос куда не следует. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, так ведь говорят? Предупреди своих друзей. Или не предупреждай. Думаешь, это так уж важно? Нет, это совсем не важно. Просто я хочу быть любезной. Для вас. Не для себя. Не думайте, что  мне это так уж нужно. Если бы я захотела, всё бы уже закончилось. Вы бы уже всё забыли"
Её губы подрагивают. Что это значит? Если она, и вправду, может, тогда почему...
А-а-а-а-а-, больно. Стоп!
"Не нужно никуда выходить, когда на улице метёт. Сидите дома и пейте чай. Считайте это временем техобслуживания"
Её прикосновение
Как же холодно.
"Не нужно без спросу заходить в технические помещения"
Её улыбка.
Как же страшно.
"И тогда всё будет как? Правильно. Хорошо. Живите своей жизнью и не мешайте жить другим."
Как же.. как... как же.. как.. как же... 
Монтажная склейка.

СНЕЖНОГОРСК В НОЧИ
Монтажная склейка
Вы сидите в Кафе "Холодок". За одиноким столиком у окна во всю стену. На столе чайник и вкусный крепкий горячий чай. Вы сегодня единственные посетители, и официантка у стойки без всякого интереса смотрит, как на улице кружат снежинки. Как вырастают панельки на горизонте. Как трубы заводов вырыгивают сгустки дыма и пепла. Как автомобили проносятся по дороге, освещая темноту алыми всполохами фар. Как мигают светофоры. Как дети катятся с горки. Как люди кутаются на остановке. Как звёзды, прекрасные бриллианты загораются в бесконечных небесах.
Как жизнь идёт своим чередом. Завтра последний выходной. И потом учёба. Так и жизнь пролетит. Но как же хорошо!
Вот телевизор работает, там идут "Менты", но вместо звуковой дорожки какой-то безжизненный эмбиент из трёх нот. Вот шум с кухни и нерусская речь. И запах мяса. И вроде бы всё так, как и должно быть, но... но.. но...
Всё так странно. Кажется, это называется "дереализация".
Перемотка
"Мы скоро закрываемся" 
Вы выходите на улицу. Свежо! Но Снежногорск здесь. Жизнь продолжается. Ничего не случилось или...
Всё так странно. Кажется это называется "деперсонализация".
Вы идёте по улицам в свете одиноких скрючившихся фонарей. Поскальзываясь на льду. Продираясь через снег. Бросая взгляды на прохожих. Одинокие окна. Белые. Жёлтые. Одно даже отливает лиловым. Забавно. Рекламные плакаты. Поджарые мужики у наливайки. Проносящиеся мимо машины. Собака в меховой одежде.
Всё так странно. Это будто бы вы, но в то же время не вы. Кажется это называется...
Стоп. Что?
Неожиданно вздрагиваете. Как от холода, но только от осознания себя. Вы... что это было? Какой-то автопилот? Какого хрена здесь происходит?
Почему вы были в этом кафе? Пили чай? Вы? Да что, чёрт побери происходит? И что вас связывает?
"София... Соня... Сонечка".
Всё начинает вспоминаться, но смутно. Будто в полусне. Кажется, это называется....
А-а-а-а, как же голова болит, что это @#$$дь за чертовщина?! Воспоминания с болью продираются сквозь забытьё. Где вы вообще? И когда?
Северный жилой район. Угол Метельной и Февраля. Перед вами кирпичная стена. На ней закрашенный белым квадрат. Кажется здесь раньше что-то было.
Или кто-то?
Чьё-то лицо?
На часах 22:12. Сеть ловит. У кого-то есть пропущенные.
В телах вспыхивает боль. Вы видите следы обморожений на руках. Кровь на лице Михаила.
Голоса стихли. Так приятно побыть в тишине.
Значит всё было взаправду.
Господи-Боже, какого хрена...

 

Техническая информация  

Михаил восстанавливает очко Рассудка, получает пункт летального урона, все остальные по два пункта тупого, все получают по очку опыта

Hide  

 

Изменено 12 января пользователем Таб

[Таб 279]

(СИГНАЛ ИЗ) БУДУЩЕГО НЕТ, ЧАСТЬ 1
Слава Синицын пьёт чай и глядит из окна, как через предутренний мрак медленно прорывается рассвет. Бледный-бледный огонь в росчерке неба на самом краю горизонта. Преломляется через обледенелые крыши, через пустые дворы, занесённые снегом. Отзывается жалостливыми отблесками в окнах бетонных домов. На замерших в инее кронах берёз. Идут последние дни зимы, и скоро всё закончится. Закончится как их короткая, но прекрасная юность. И что впереди? Какие горизонты? Куда они пойдут? Кем они станут? Ещё всего лишь несколько дней и засияет весна. Они этого не заметят, в царстве вечного холода. В Снежногорске. Которяй когда-то звался Вьюжным. И Vuosisatoja vanhan jään alle haudattu maa - Слава запомнил это с уроков истории - совсем-совсем давно. И всё же. Весна. Неужели это возможно? 
В груди защемило. Слава кривится. Странное чувство. Он уже давно забыл, но иногда... Странные отзвуки прошлого. Прошлого ли? Сжимают сердце в тисках, и голова кружится. И всё кажется таким ненастоящим, будто и сам Слава всего лишь игрушечный солдатик. Он пытается ухватиться за это чувство, но... Ему становится страшно. Кровь бьётся в висках. Дыхание становится частым. Появляется чувство, что ещё мгновение и он сойдёт с ума. Безвозвратно. Хочется срочно пойти и помыть руки, но он просто закрывает глаза и делает несколько глубоких медленных вдохов и выдохов.
1... 2... 3... 4... 5...
Ничего. Просто странное помутнение. Секундное помешательство. Он здесь. И он - это он. И мир незыблем. И нет ничего кроме.
"Кто этот синий силуэт, что приходит ко мне во снах? И зовёт за собой через бесконечные пустые коридоры? И я бегу, но никогда не могу поспеть. И разглядеть её лица. Такого знакомого, но в то же время...".
Неожиданный грохот вырывает Славу из пучины мыслей. Всё трясется. Он едва не роняет кружку, и хватается за подоконник, чтобы не упасть. Грохот нарастает, дом продолжает ходить ходуном, мысли гурьбой проносятся в голове. Одна тревожней другой. Неужели землетрясение? Неужели...
Самолёты, один за другим, проносятся в бледно-серых небесах. Бесконечным потоком, оставляя за собой белые клубы конденсационных следов. 
Неужели война? Это ещё страшнее, чем сойти с ума. Нет, он ведь ещё помнит этот бесконечный ужас из детства! Искалеченных людей, нищету, бесконечные новости про теракты, кровь и трупы.
Только не это.
Но всё исчезает в мгновение ока. Самолёты теряются в далёких небесах. Дом перестаёт трясти. Слава не может сдержать улыбки и даже смешка. Точно, сегодня ведь День заступника родины. И по радио уже выступил премьер-министр с пылкой речью. И значит самолёты спешат на парад, или на это... как его там... авиашоу?..
Ничего страшного. Никакой войны. Только мирное небо над головой и бесконечная жизнь впереди. Так хорошо и так сладко. Завтра после пар он попытается позвать Арину на свидание, в "Декабре" как раз будет премьера нового фильма про Эраста Фандорина. О-хо-хо, Слава уже видел плакат, она просто не сможет устоять! И может быть он положит руку ей на колено в самый напряженный момент. И она - возьмёт его руку в свою и сожмёт её крепко-крепко. А если Славе совсем повезёт, то может быть... Может быть она даже его поцелует? На морозной улице после киносеанса, когда щёки будут пылать красным и она не заметит, как он стесняется. Или заметит, но ей будет уже всё равно. Или даже покажется по-своему милым. Им ведь всего лишь 15. Всё ещё впереди. Всё только начинается.
Но почему тогда самолёты мчатся в сторону границы?...

Изменено 12 января пользователем Таб

[Yambie 16 251]

Примерно так он представлял себе смерть. Границу, когда душа отделяется от тела, когда на белый снег брызгает кровь, когда кости дробятся о грубый асфальт, а цельная оболочка превращаешься в органический мусор, из которого вывались органы. Очень они теперь похожи на те, что продают в мясных лавках, сырые и безвкусные, которыми подкармливают бродячих собак с кошками. Кровь впитывается в асфальт, кожа пытается стать частью величавого бетона, в недружелюбных стенах которого прячутся маленькие люди, незаметные миру вне Снежногорска. В последний миг сознание испытывает что-то хорошее – приятный и тёплый жёлтый свет, почти лучи солнца, что щекочут щёки, горячий чай, что-то сладкое в общей тарелке, а за окном романтичная метель.

Уютно.

Так уютно, что аж тошно.

Боль в голове распускается красным цветком. Белые жилки молнией растут вдоль позвоночника, неся с собой ещё и усталость. Смирение. На инстинктивном уровне хочется найти какое-нибудь тёплое место и там впасть в спячку, пока не пройдёт зима. Ветер уныло завывает, но, может, это не ветер вовсе? Предсмертные стоны или крики самого города? Может, иллюзия жизни? И надписи на стенах, которые в итоге закрашивают белыми квадратами, не лгут, что где-то там другая жизнь. Где-то там другой он.
 

⸻⸻⸻⸻⸻ ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ ⸻⸻⸻⸻⸻

Они не были ему друзьями. Он не считал их таковыми, вложив в это понятие что-то очень далёкое и необъятное. Непостижимое. Даже когда возвышенность чувств достигает своего пика, теряя в итоге свою первоначальную ценность. Воспоминания детства или мимолётные встречи – нитки слишком тонкие, их способен порвать даже порыв слабого ветра. Но в какой-то момент каждая окрасилась синим цветом, подарив стойкость сравни корням дуба. Заставила не забыть что-то важное.

Но что?

Белая стена, как чистый холст. Нужно взять где-нибудь краску: жёлтую, зелёную, синюю, красную. Проволока из одуванчиков, гитарист с петлёй на шее, половину его лица закрывает кровавое пятно. Взять белую краску, закрасить эту картину. Взять жёлтую, зелёную, синюю, красную. Затем опять белую и так до бесконечности.

Всё, что не понравилось можно закрасить грёбаным белым цветом.

Почему от собственной жизни ощущения почти такие же, как от этой стенки?

– Дебил, – Саша зло сузил брови. Губы скривились, шрам придал им чем-то зловещий оскал. В этот момент он мог сойти за почти точную копию своего тирана отца. – О чём ты думал? 

Из кармана куртки Саша вынул телефон с платком. Он сначала проверил телефон на наличие пропущенных сообщений, а затем протянул платок Михе.

Белый, но не такой белый как снег.

Чистый, мягкий и холодный на ощупь.

– Держи, – говорит Саша следующее. – Хотя по-хорошему надо к врачу.

 

Изменено 15 января пользователем Yambie

[Gonchar 4 767]

Егор тяжело выпустил воздух изо рта, позволяя облачку пара вспорхнуть в воздух. Его веки были полуприкрыты, он слушал город вокруг себя. Его гудение промышленных звуков, машин, голосов, человеческой суеты, постепенно клонящейся ко сну. Скоро будет новая неделя, работа, учёба. Всё вокруг закрутится в метели банальных бытовых тревог и рутине. Всё забудется и растает, как снег по весне.

Но хрена с два. 

Он зло сжимает зубы до боли в челюстях и грубым движением нащупывает пачку сигарет в кармане старой кожаной куртки. "Русский Стиль", блевотно-жёлтая пачка. С щёлканьем зажигалки морозный воздух заполняет дым и запах дешевого табака вместе с чем-то напоминающим горящую смолу. Настоящий, мать его, детектив из Улицы Погасших Фонарей. Лейтенант Морозов заступает на службу. 

– Мы найдём того, кто убил Соню. 

Хриплые слова срываются с губ как будто сквозь стиснутые зубы. Отдаваясь ноющей вибрацией где-то в темечке и затылке. В холодных глазах Егора горит тупая упёртая решимость, которая, кажется, выгребет его даже из самых глубоких сугробов забытия бытовухи. 

С треском он затягивается сигаретой и критически осматривает Михаила.

– Выглядишь как Сиплый, когда его нашли дохлым в сугробе. – таков был неутешительный вердикт. – Не мне тебе говорить, что в метель выходить х№% идея. 

Егор опять тяжело вздыхает и бесцеремонно начинает тянуть Мишу за локоть. 

– Пойдём, плеснём чайку, ванну наберём, отогреешься. 

Изменено 14 января пользователем Gonchar

[Rane 111]

Вера стояла с широко раскрытыми глазами, уставившись в стену, на которой поверх чего-то, что было там раньше, неизвестный человек нарисовал белый квадрат, закрасив тем самым оригинал, но сделав это недостаточно хорошо – белое пятно само по себе всё ещё слишком выделялось. Раздражало взгляд и одновременно притягивало его.

Ей так хотелось понять, что же там кроется, за этой ослепительной белой краской, хотелось стереть её к чертям, обломав о кирпич свои ногти, до крови, если потребуется. Закрашенное граффити – это приговор, что повседневность выносит безымянным истинам, которые пытается донести улица. Опознавательный знак, который никто никогда больше не сможет прочесть. Шифр, чей удел – остаться навек сокрытым.

А потом случилось нечто. Поразительное, страшное нечто, оно вышибло почву из-под ног, и Вера пошатнулась, всё её тело сжалось, а по спине пробежала дрожь священного ужаса. Этот момент озарения напомнил ей некий мистический, почти религиозный феномен, будто высоко за облаками прогремел божественный голос, и бывший гонитель в один миг сделался самым верным апостолом.

В памяти, как при ускоренной перемотке видеоплёнки, пронеслись страшные и немыслимые картины минувшего дня. Будто непреодолимая, чудовищная, многорукая сила всей своей жестокой мощью обрушилась на хрупкую клеть разума Веры, ломая, круша, перемалывая челюстями, растягивая и поглощая. Больно, очень, очень больно. Она желала, чтобы это прекратилось, и в то же время нет, не желала, совершенно не желала – напротив, хотела открыться. Пламенный перст вновь выжигал на её сердце письмена, которые невозможно, нельзя забыть. Как вообще это могло случиться? Как такое в принципе могло вылететь из головы, да как ей только совести хватило?

Вера вспыхнула, лицо залила краска. Беспомощное осознание собственной вины захлестнуло её с головой. Она обхватила себя руками. Если бы только можно было провалиться сквозь землю, Вера, вероятно, прямо сейчас летела бы в самый центр планеты.

С её глаз в этот миг, казалось, спала пелена, вязкое марево, уродливое порождение порочной связи двоих любовников – сна разума и самообмана. Очертания зимнего города исказились, и всё, всё стало совершенно иным. Таким же, но иным, как если бы поменялся глобальный оттенок на фотографии, в одном месте изменился цветовой баланс, а в другом – точка белого.

Вера пыталась что-то сказать, но лишь открывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Она потеряла дар речи, она глотала слова, подобно человеку, просидевшему дома несколько лет, чьим обществом всё это время были персонажи манги. Вера и раньше с трудом выражала свои чувства, но сейчас? Уместных слов просто не находилось. Она очутилась там, где начинаются и где заканчиваются дороги всякой души живой, у врат великого молчания. Будто прикоснулась к чему-то невыразимому, неизмеримо более высокому и оттого манящему, отчаянно, вплоть до горьких, тоскливых укольчиков в самое сердце. Такое случается, когда вспоминаешь первую любовь своей юности. Для Веры, правда, то была вторая.

Она поняла, что так нельзя, что если так продолжится, то она потонет прямо здесь, в своём же собственном океане воспоминаний, ничего не замечая и никого не слушая, и даже если произойдёт нечто страшное, город вдруг подвергнется бомбардировке, а на улицах взвоют сирены – она так и продолжит стоять, бессмысленно уткнувшись в эту кирпичную стену, на этот белый квадрат. Надо собраться. Вытащить себя за волосы. Один-единственный раз в жизни. Вера цеплялась за каждый повод, лишь бы выбраться из состояния странного священного трепета, в который её ввергло внезапное изменение модуса реальности.

Вера резко обернулась и подбежала к Михаилу.
— Застегнись поплотнее, — недовольно пробурчала она, отводя глаза, в которых всё ещё сияли льдистые, полубезумные отблески, — мы же там почти замёрзли из-за тебя. Ты ведь не думал, что мы тебя бросим?.. — Вера не стала ждать и сама проверила, насколько плотно на Михаиле сидит пальто и на все ли пуговицы оно застёгнуто. В этот момент она чуть-чуть походила на заботливую сестру, которая печётся о своём чрезмерно смелом братце.

Телефон Вера проверять не стала.
Ей почти никто не звонил, а немногие звонки, которые до неё доходили, всегда заставляли Веру нервно дёргаться – либо спам, либо из колледжа звонят, чтобы сообщить об исключении, либо... либо то, о чём размышлять ей было очень неуютно.

[Таб 279]

СИГНАЛ ИЗ ПРОШЛОГО: (ПРЕ)КРАСНАЯ НАУКА, ЧАСТЬ 1
Эвальд Ильенков курит, глядя в окно своего кабинета в доме на улице "Восход". За окном весна; медленно, но неопровержимо расцветает под светом красно-оранжевого солнца в самом сердце стремительно растущего закрытого наукограда Светлогорска, города о двух берегах. Тает наледь, стекая по желобам водостоков, на улицы, таящиеся в розоватом утреннем тумане. Снег под ногами уже не скрипит, грязно-мокрый цепляется к подошвам спешащих прохожих, блестя в переливах солнца, стекая в ливнёвки. Снова вверх - капли барабанят по металлическим крышам, и трубы выдыхают низко стелящийся дым. Архитекторы от руки чертят планы долгосрочных, дешевых в производстве, но неизменно прекрасных зданий. Железобетонные каркасы возводятся на месте спешно вырытых котлованов. Башенные краны и троссы. Радостные рабочие в трудовом поту. Реют красные флаги. Смеются дети, распевая пионерские песни. Старики кормят птиц на лавках, вспоминая подвиги молодости. Первые почки набухают на ветвях берёз. И скоро здесь будут цветы. Всё будет сиять и благоухать.
"Когда-нибудь" Ильенков прикуривает в полумраке стылого барака, обращаясь к своей жене Ольге. "Когда-нибудь, лет через пять или десять, это будет не рабочий посёлок Вьюжный, а наукоград Светлогорск, помяни моё слово, родная" и она улыбается ему и кивает. И на душе так тепло и радостно.
Но почему тогда Ильенков без устали курит и нервно теребит лацкан пиджака? И что за страшные мысли придавили его сутулые плечи, точно десятитонной бетонной плитой? Он думает, с чего начать свой доклад перед партийной комиссией, и не находит внятных слов. Они никогда ему не поверят. Он и сам себе не верит. Но это не предрассудки, это наука. И так скажет каждый, кто все эти десять лет корпел вместе с ним над ответом на невозможный вопрос.
"Эвальд Васильевич, ваша задача выяснить: почему никто до сих пор не сумел построить коммунизм и как мы могли бы это сделать"
Жизнь проносятся перед глазами, как на слайдах кинопроектора. Он знает, что это задача без ответа, и фактически, месть за то, что его идеи встали поперёк горла догмам диалектического материализма. Ссылка из сытой жизни в московских академических кругах в никуда. В снежную бездну на окраине родины. В рабочий посёлок Вьюжный, где нет ничего кроме снега, метели и стылых бараков для ссыльных, где они спят ночью, а днями, до седьмого пота, губят себя в шахтах, вдыхая урановую пыль. Ильенков горько смеётся, и вот он в истерике, и не может остановиться. И вот его волокут из кабинета. И вот его заталкивают в чёрный воронок. 
"И с чего нам начать? Я думаю, нужно начать с начала. С установления природы реальности"
Он мог бы убить себя. Наверняка, на то и был расчёт. Когда, Ильенкова с женой Ольгой садят на поезд, ему в руку вкладывают наградной пистолет с одним патроном. Но Ольга отговаривает Ильенкова, напоминая, что нужно жить по совести, как они делали даже в самые трудные времена. И он решает во что бы то ни стало найти ответ на невозможный вопрос 
Холодно, как же тут холодно. И какая же тоска на душе от этих безжизненных снежных просторов. Трясущимися руками, Ильенков делает первые заметки в своём дневнике в окружении чахоточных доходяг, спящих на нарах из прогнивших досок, под бледным мерцанием северного сияния.
Видя первые успехи, партия выделяет им средства, отправляет вереницей поездов материалы, рабочих и лучших учёных со всего союза. И вот они уже возводят здание "Научно исследовательского института познания природы реальности". Пилястры, атланты и кариатиды, держащие мир на плечах. И вот вокруг разрастается закрытый наукоград Светлогорск. И что они здесь делают? И чем же заняты? Поисками ответа на невозможный вопрос. Всё остальное - побочный продукт, игрушки на потеху партийной верхушке. И радиотехнологии, и электронно-вычислительные машины, и портативные ядерные реакторы, и электромагнитные излучатели, сверхпрочный бетон и сплавы, и первые человекоподобные роботы, и высокопрочные костюмы, способные выдержать космическое излучение, и летательные аппараты, близкие к скорости света. И многое, многое другое. Всё это передовая, фантастическая наука. Красная наука. Но всё это ничто перед единственным поставленным перед Ильенковым невозможным вопросом...
На который они, все вместе, находят ответ.
Ещё более невозможный. Безумный. Смешной и нелепый.
"Всё это невыносимо. Всё это ненормально. В конце, концов, всё это совершенно неправильно"
Эвальд Ильенков прячет лицо в ладонях, сидя за письменным столом. Вокруг кипы бумаг. До доклада остаётся меньше часа, а он до сих пор не может найти слов. Как? Как ему объяснить то, что они выяснили? Это невозможная правда. Ему рассмеются в лицо. Его расстреляют...
"Я бы начал с того, что всё это"
Ильенков разводит руками, позади него белая доска мерцает в луче проектора: графики, схемы, расчеты.
"Самая большая и жестокая шутка, что можно себе представить" 
Партийные функционеры мрачно хмурятся, Ильенков смотрит на часы.
"Но количество вариантов будущего, просчитанных нашими вычислительными машинами, стремительно сокращается с каждой прошедшей секундой.
Всё сходится в одну точку"

Изменено 15 января пользователем Таб

[Soulcatcher 90]

Боль. Боль всегда опережает мысль. Сильная боль её предотвращает. Очень сильная боль мысль убивает. Приносит безумие. Порой убивает мыслителя.

Это же... какая-то неправильная боль. Мысли гуашью растекаются по сознанию. Медленно. Нехотя. Лениво.

Д̵͖͎̰̖͊͒͆е̸̛͖̝͓̱̑̍̔͗р̵̛̥̿͋̇ͅь̸̲́͝м̴̱̪͂͐͑͌͐о̶̣̃̒̈́̌̚в̷̢͇̫̌̀̎͝о̷̭̦̆̽̈́̿̒ё̷̺͇́̅̊ Знакомое ощущение. Так бывало после приема у доктора, когда с̸̩̬̘̱͂̀̅̂а̷̌̊͐̽͠ͅн̵̙̠̪́и̴̧̛͙̙̩͍͌̿̄т̵̖̺̱͔̤͊͒а̶̭̗͕̥̯͒р̵̎̒̀̔ͅͅы̵̣̗̱̞̼̀̉̑̓͘ ̴̛̞̦͘в̶̢͓͎̺́̃̐к̴̗̜̳̺̰̅͊́͋̐а̴̮̰̳̣̦̀̋͘л̷̗͌͂ы̶̙̪̤͑в̶̢̬̫̞̩̑̅̇̀͝а̸̭͉̩͇̑л̸̰̔̋͒̚и̷̫̯̾̐̍̆͝ ̴̣͛̍̓̆͌м̸̪͍͍̄̔н̵̡̣͓̪̬̀ё̵̬̖̠̹́̓́̀͟ ̵͚̻̾п̴̗͚̇̀́͗а̸̢̯͜͝р̴̥͙̈̀у̴̨̪͓̘̻̉͑͝ ̷͎͋̀̉̃̎к̷͈̐у̷̨̡̛̙̜͚͒̾̓͝б̸̢̡̛̝̰̤̃и̷̞̐к̷̲̮̆͛͛̈́̀͟о̵̙͚͎͂͗̚͡в̷̡͐͆͗͐̈  я принимал своё лекарство. Мне теперь лучше?

Дзинь-дзинь. В оглушающем безмолвии с легким звоном падает вниз неправильная кровь. Ей ведь положено капать? Как там, как к̷̡̛͉̣̫̤̅̃͝а̷̭͋͐̂ж̵̖̜͎͇̙͋̑д̸̡̝̅̀̚͝ӱ̷̨̥̱̫̰́͡ю̵̼̀ ̸̗͙̹̀ͅн̵͚͙͛̀̓͝о̸̣̇̊̒̌ч̶̬̣̲͓͆̃̊͜͝ь̸̮̤͊͒́͗́͜... Как что?

Боль - это х̵̦̩̫̀́̓̑ӧ̷̯͔͖͍̺́̔р̸̜̄̃о̴̛͚̫͗͆̀͂ш̴̡̣̻̥̂͌̈̔̄͟о̶̝̜͆  плохо. Ведь никому в этом мире не нужно страдать. Значит, я сделал что-то не так?

Боль означает, ч̶͙̬̘͝т̶͙̙͘о̸̯͈̘̊͜ ̷͎͓͆̾̏͆͟͠я̴̞̜͕̯̈́̐ ̸̩͖̞̣̑̕͠д̴̗̍о̵̬̀̍̈́̀л̴̩̫͕͗͗̿̚ж̷̡́̔͐͟͜е̶̞̩͎̻͎͑̊͘н̶̡͐̔͠ ̷̜͝б̶̬̐̂̎͑͠ы̸̯̋̇̆̕т̴͍̦̔̉́̉͝ь̵̧̞͉͎̃̀ ̶̤͇͗̓͆̀͋м̴̡̡͙̮͐е̵̛̭̙̲̃͒̒͘р̷̧̪͔̯̺̏͂т̶̤͕́͐̏͘в̶͓̟̀̅̔̑   что я все ещё жив.

Эта неправильная боль гораздо легче... п̷̺̼̊̈́р̸̞̽ѐ̶̜̃̋ж̴̛̦̟̾͋͠н̸͍̲̭̣̀͠е̴̨͕̤̻̼̌̃͑͗̈й̷̛̛̤̑  легче его?

Как же мне теперь х̵̦̩̫̀́̓̑ӧ̷̯͔͖͍̺́̔р̸̜̄̃о̴̛͚̫͗͆̀͂ш̴̡̣̻̥̂͌̈̔̄͟о̶̝̜͆.

На моём лице алым цветком распускается блаженная улыбка, вновь разрывая заледеневшие на лице порезы. Снова капает кровь. Кап-кап.

Нет-нет. В̷̡̘͚̗̲̐̒̈́̚е̸̡̧͙͚͛̂̂̓̽д̶̲̎͐ь̴̰̰̲̈́͘ ̶͙̯̲̖̥̈́̊̿̎͝к̶̳̂̾̌р̷̪̤̤͇̪͆о̷̨̛̖̹̥̏̓̕̕ͅв̶̢̳͎͜͜͡и̸̃̑͒͡ͅ ̶̗̰̲̩̪͆п̶̢̈́͌̂̾о̷̢̳͕̏̂̃̚͡л̵̮̻̥͒͛͆̐͜ӧ̸̼̅͒͝ж̴̤̙̚̚е̵̜͙̗̎̽̀͋̚н̶̨̲̅̊о̸̙̣̆̓ ̴̼̞͓̔̽̆͑͛з̴̨̜̾̐̒в̷̰̉̀̄͊͡е̷̨̖͈͎͎̂͂̾̃н̴̩̦̠͊̕̕ё̴̢̢͖̙̣́̚т̶̳̌͆͡ь̷̰̙̉͂̋̔̃͜ ̴̬͉͙̅̍͛̄н̷̩̞̫̈͟͟͡а̴͕͕͌̌̊̇ ̷̛͉̯̏͑̌с̴̥̙͙̣͉̓̓̂́̊н̸̥̮̪̐̄ё̵̢̡̼͖̭̚̚г̷̙͈̝̀͝у̷̧̘͇̟͇͡.̴̡̮͍̙̩̓̒̆̕

– Дебил, – Саша зло сузил брови. Губы скривились, шрам придал им чем-то зловещий оскал. В этот момент он мог сойти за почти точную копию своего тирана отца. – О чём ты думал? 

Из кармана куртки Саша вынул телефон с платком. Он сначала проверил телефон на наличие пропущенных сообщений, а затем протянул платок Михе.

Белый, но не такой белый как снег.

Чистый, мягкий и холодный на ощупь.

– Держи, – говорит Саша следующее. – Хотя по-хорошему надо к врачу.

Я беру протянутый платок, белый квадрат, как на стене, вытираю им непослушную кровь.

Ч̵̜̊͝т̴̬̦̰̓͊̚̚ͅӧ̴͕́̈́̄̌ ̸̮̫̀ж̷̧̉̄̽̕͝е̴͉̦͎̺̉̔ͅ ̴͓̼̦̊̏͜с̴̬̖̕т̸̗̹̌͂̀͠ё̷̳͇͆̽̕р̷̰͈̖͉̔̓̄̽л̷̮͉͓͙̾͊̉̕ͅо̷͕͕̂́͡͝͝с̶͈̤̻̂ь̷̣̣͕͒̑̄̋̎?̶̢̞̗̼̿̃̆̚

- Благодарю. Кажется, я имел неосторожность пораниться. Не ожидал, что метель способна так р̸̳͓̏а̸̮̖͈̗̓з̴̡̽͆̋́̕д̶̩͍̹̕͟и̶̝̦̼̉̽р̶̺͔̖̠̂͗͜а̸̧͎͇͉̋̑̌̿̅т̸̗̀̃̏͒ь̸̧̣̪̙̓͋́̀̚ ̶̡̧͈͒̒͋̕ч̵̘̯͍͇͂̊̔͑͘е̸̯̘̍̈́̔л̷͙̃ӧ̷̤̈́̓̌̚в̴͔̲͉̯̇̃̓е̵̢̗̫̙̓̕ͅч̷̛͓̤̘͡е̸̩̮̭͉̙̐͊͊̍с̸͉͈̝̐̀̑̀͗к̴̞̇у̴͓̬̍͂͗ю̵̤͐̂͆̊ ̸̩̙̟̈́п̸̽͌̓́͟͡л̸͍̄͋́̎͛о̸͊̑ͅт̴̢̘͇̌̈́̇͗͆ь̶͕̰̙͌   - конец фразы комом застрял в горле. Что я хотел сказать?

- ...кхх...способна сбить с ног - моя улыбка становится виноватой.

 

Я послушно позволяю Егору увлечь меня за собой. Все именно так. Расследование, наказание - непременно настанет их время, но не сейчас. В данный момент положено нежиться в горячей ванне и пить теплый ароматный чай. Окончательно уймётся боль, по телу распространится мягкий жар... И̶̞̓͝ͅ ̷͓̮͖̬̆̑́̌т̵̧̉́͒̇̌о̷̢̖̠͌͑͟г̶̡̑̽̚д̴͙̳̺͐а̴̻̲͔̦́̊͊̿͗ ̵̱͋̉͊̆в̶͍͠с̷̩̪͇͐̐͒̕е̷̻͕͂͂ ̶̩̤͎̏̈̕̚б̵̪̘̩̄ӳ̴̫͛̉̌͡д̷̙͎̔̑̈́̂͠е̷̳̠̺̬̪̏̄т̶̝̹̜̆̏͜ ̴͈͔̞̰̈́̃к̵̼̫̪̮̓̔̈͋͝а̷̥̣͓͋̈͊͒͜͝к̵͍̥͔͔̺̚?̸̛̖̅͗ ̴̺̟̟̺̄͑̕П̴̢̜̮͖͆̏́̾р̴̼̠̠̌̃̐͝а̷̨͈̣̏̓̓в̷̝̫̩͐̃͊̾͆и̶̲̃̔̀л̵̗͕̓ь̷̹̈̉̑́н̸̡̧̟͈͐́̌́́о̷̛̺̘̪̟̽͐̉̚.̴̧̧͚͍̹̄̎̎ ̷͚̫̑̊̋Х̶̬͈̌̽́̽о̷̩̊́̚р̶̹͓̣̾̄͊о̵̛̘̻̯͑ш̴̛͇̬̳̩̹̀о̶̥̰̣̟͕̎́̔͘͝.̷̼̘͓̓

Удивительно, но даже сейчас я чувствую, как становится жарче. Как приходит прекрасное Хорошо будущего.

Мысль формирует реальность?

Нет, это Вера застегивает пальто на все пуговицы. Гораздо теплее, чем я мог бы я сам.

[luckyorange 2 779]

Мать - на смене, отец - пересекает границу под безлунную ночь, пока псы порядка медленно спят в плохо обогреваемых сторожках, камера отлетает подальше от главных героев, играет чертовски нагнетающая музыка. Почему? Потому что их приемный сын опять не начует дома. Кадр показывает Фета, почесывающего покрасневшую щеку. Он часто это делает - сбегает в свою убитую комнату на втором этаже ДК. Особенно часто, когда никто из “стариков” нету дома. 

-- Я отвалюсь к себе, -- говорит он и все прекрасно знают, о чем он имеет ввиду, -- может покурю чего-нибудь, -- он недовольно засовывает руки в карман, -- а завтра…

Голландский угол. Камера слегка склоняется в бок. Фет сплевывает себе под ноги. Завтра будет завтра, оно принесет проблемы, которые будут как очередная порция наркотиков для валяющегося на холодом кафеле железнодорожного вокзала бездомном - мгновение передышки для агонизирующего в поиске ответов сердца, чтобы начать извращённый цикл страданий с новой силой.

-- А завтра надо в хату Соню навестить.

[Таб 279]

НАСТОЯЩЕЕ: И МИР НЕЗЫБЛЕМ, И НЕТ НИЧЕГО КРОМЕ 
"И город в ночи - не то же место, что и днём.", гласит книга в выцветшей зеленоватой обложке, посвященная практикам психогеографии. "Ги Дебор", гласит имя автора. Название стёрто. Кто-то из вас видел её в библиотеке колледжа одним ничем не примечательным днём. Может быть даже пролистал, лениво ожидая чего-то невыразимого. Может быть даже...
"Ты, ты, ты! Выключи свет. И медленно дай мне к тебе прикоснуться"
"Нужно всего лишь замереть и не двигаться. закрыть глаза. Прислушаться к звукам города. Поймать морозный запах. Дать мурашкам поползти по спине. И образы вспыхнут, как звёзды на бескрайнем небосводе."
И пусть это будут химеры!
Начало большой зимы
Набережная Робеспьера!
Напротив известной тюрьмы
Поэт неистовствует на импровизированной сцене посреди зала с разрисованными полуразрушнными колоннами, выхваченный из полумрака бледно-голубым светом софитов. Ему аккомпанирует шумовой оркестр в лице одного человека и набора машин. Пьяная публика свирепствует, и даже неясно, восторг это или негодование. В конце концов, это просто ещё один ничем не примечательный вечер в СКВОТЕ.
"Навсегда, хочешь, скотчем, а хочешь, гвоздями, удержи меня, удержи меня, умоляю!"
Машина резко тормозит возле двух беззаботных школьниц, идущих домой после кинопоказа "Ночного дозора" в "Декабре", поднимая в воздух облако пыли, газа и снега. Двое смазанных силуэтов настойчиво предлагают им покататься. Когда те пытаются убежать, одну из них, силой затаскивают внутрь. Крик теряется среди звука визжащих шин.
Прихрамывающая собака поднимает утробный вой, возле мусорных баков во дворе жилого комплекса "Ледоколы". Потом надрывно лает, пока не исчезнет без следа в районе трёх ночи. Кровь змеится на заледенелом асфальте.
"Мальчик, девочка, девочка, мальчик, дальше делать что? Делать что дальше?"
Кто-то режет руки лезвием бритвы, оставляя на запястьях продольные кровавые метки. Не так глубоко, чтобы истечь. Достаточно, чтобы почувствовать боль и ощутить себя живым. Разбитое решёткой пикселей фото отправляется ICQ-контакту с gif-изображением подмигивающего Синего кита в качестве иконки профиля.
"И как только ты закончишь с ЕГЭ, я куплю нам обоим билеты, мы бросим всё и уедем в Столицу" учитель закуривает и приобнимает своего молодого возлюбленного. Они лежат на голом матрасе в полупустой холодной квартире в кирпичном доме в переулке Подснежнкиков. Он врёт. Конечно же врёт.
"Плачу, рву руками окна, стать другим мне невозможно! Не могу!"
Кто-то, опасливо озираясь, снимает закладку в серо-синем почтовом ящике у недостроенной и заброшенной гостиницы "Космос" в южной части города. В "Сцилле и Харибде" случился дефицит из-за новогодних праздников. Как проплыть между ними и остаться в живых? Но теперь интернет-маркетплейс продолжает бесперебойно обеспечивать гибельное счастье своих клиентов.
"Нет! Я не хотел сделать больно. Нет! Твои слёзы разбавлены кровью"
Изображение Адольфа Гитлера с крутящейся на фоне свастикой вспыхивает на вывешенной белой простыне в свете кинопроектора. Он вскидывает руку в бесконечно зацикленном отрезке длиной меньше секунды, без устали повторяя "Nein" наложенной сверху звуковой дорожкой. Молодые зрители несанкционированного артхаусного киносеанса смеются.
"Жертвой принеси меня, если это спасёт тебя! Мне совсем не жалко себя! Лишь бы дольше касаться тебя. Больше можно, меньше нельзя. Меньше нельзя. Нельзя!"
Влюбленная пара стучит бутылками пива "Гараж" и соприкасается губами в лимонном поцелуе, сидя на обледенелой крыше бетонного общежития. Замок на крышу безжалостно выломан. Нервы проводов дрожат от напряжения. Рядом стоит кассетный радиоприёмник и чуть слышно играет "Le romantique collection".
"Что ещё? Что я сделать мог? Я не знаю. Мой alarm красными цветами расцветает!"
Кто-то замер, прижавшись к дверям лифта в третьем подъезде пятиэтажного дома с причудливой лепниной по улице Инея. Изо всех сил вцепившись в рюкзак. Пытаясь даже не дышать. Шаги по лестнице нарастают, фонари безжалостно разрезают укромное пространство темноты.
"Это он! Это он и взрывал дома чтобы потом к власти прийти! И в Чечне! И в Украине! Это он! Он всё устроил!" люди шарахаются от бездомного с фотокарточкой премьер-министра в трясущихся руках и ржавым проволочным крестом на шее. В его глазах тотальность безумия. Когда он пытается подойти к смеющейся стайке подростков, ему пробивают в бороду, обрушивая в ледяной холод.
"И почернели вдруг глазницы, искупавшись в огне, я лишь дотронуться пытался, прикоснуться к тебе!"
Одинокая пожилая женщина - оба её сына погибли в Украине - ставит железную плошку с кашей и водой на бетонную лестницу подвала во дворе дома на улице Заморозков. Её руки дрожат. Неровное дыхание вырывается облачком пара. Из ниоткуда, на запах еды появляются кошки. Их глаза похожи на свет прожекторов.
"Это я виноват во всём! Чего ты хочешь ещё?! Во всем виноват лишь я! Я ненавижу себя!"
Молодого парня в спортивной куртке забивают ногами на окраине северного жилого района за автостоянкой, он уже не кричит, только тихо скулит, поджимая колени, пытаясь закрыть локтями лицо и голову. Удары продолжают сыпаться как грязный снег вперемешку с плевками, смехом и матом. Кровь орошает снег.
Девочка лежит на балконе и бьётся в холодном жаре бэд-трипа, пока в квартире царит разгулье весёлого праздника. Ей мерещатся демоны. Она пытается записать голосовое, но пальцы промахиваются по расплывающимся иконкам кнопочного телефона, оставляя девочку в тотальности одиночества.
"Любимый трек любимой группы тихонько играет, пол в крови, и ты одна, и помощь не успевает"

РАДИО ДРОЖЬ 65.2 FM
Сегодня был тяжелый, промозглый, метельный день. Всем нам было непросто. Но мы его пережили, иначе я бы не говорил, а вы бы меня не слушали. И это самое главное. Самое время заварить себе горячего чая и отправляться на боковую. С вами был...
Щелчок радио.

ЛИЦА ЛЮДЕЙ, ОКНА ДОМОВ
Вы возвращаетесь. В разные точки на психогеографической карте Снежногорска. И не каждую из них можно назвать домом. Ведь дом - это всегда нечто большее. Это чувство, рождающееся внутри, когда ты переходишь порог. Чувство покоя. Уюта. Чувство возвращения.
Дарят ли его выцветшие полуободранные обои с цветочным мотивом? Побелка потолка? Линолеум пола? Дикий шум с нижнего этажа, доносящийся вибрацией до усталого тела в амниотической жидкости ванной? Сладковатый дым? Пьяный храп матери? Суровый взгляд деда? Тревожные мысли, гудящие помехами в эфире радиостанции? Невозможность выключить механизмы рационализации? Гул горячей воды в трубах? Снежинки на стекле?  Тревога о будущем? Перемигивания соседских окон? Скрип качели? Перестуки сердца? Пьяная драка под окном? Визг шин? Пропитавшаяся потом подушка? Холод комнаты? Жар одеяла? Перевороты с боку на бок? Чувство падения и электрическое вздрагивание на границе полусна? Чей-то голос, называющий твоё имя? Бесконечные взгляды на мерцающие голубым неона цифры часов? Всполохи сожалений? Мысли о смерти? 
Вязкие комки ощущений.
Всё это... всё это. Дела делаются. И вещи происходят. Как это осмыслить?
Что это такое?
Всё это... Вы больше не можете забыть, даже если захотите. Теперь вы - часть этого. Но сможете ли вы что-то изменить?
Мозг вязнет в повторах слов. Волнах ощущений. Вспышках фосфенов. Постепенно всё замедляется. Приходит спокойствие. Наступает сон.
До конца света остаётся меньше двух месяцев.

СПИ, НАМ БОЛЬШЕ НИКУДА НЕ НУЖНО, МИША
И вот ты снова ты - это не ты, а он. Но кто такой он? Ты смотришь на себя в разбитое зеркало, расходящееся сетью трещинок. И ты чувствуешь, что ты - это не смазанное отражение измождённого юношеского лица. Ты - пустая чернота между осколками. Ты - это молчание между мыслями. Ты - это просветы между атомов. Нарастающая энтропия. Узор ничто, набирающий скорость.
"И нет ни тебя, ни меня, ни надежды, ни Бога ни хип-хопа, всё это просто... тотальность ничто"
И ты в тысячу раз меньше, чем был в прошлый раз. Будто кто-то стоял за твоими плечами, положив на них холодные руки и шептал обещания. А теперь никого нет. И ничего нет: ни обещанного покоя, ни любви, ни денег. И ты один. Про@#$вший свой счастливый билет. И твоё сердце беспрерывно ноет в изнеможении осознания трагичной необратимости. И как же тебе, б@#$# больно во всех представимых смыслах.
Всё, что осталось - это купленный в даркнете девятимиллиметровый пистолет ОЦ-35 и восемь патронов. Ты даже не знаешь, зачем он тебе. Ты никогда не учился стрелять. Но когда кладёшь ладонь на холодную рукоятку, нервы слегка успокаиваются. Иногда ты подходишь к зеркалу, выхватываешь его киношным движением и наставляешь на своё отражение. Может быть, когда они придут за тобой, ты сможешь сделать хоть что-нибудь. Может быть...
Иногда - прикладываешь к виску. Представляешь, как нажимаешь на спусковой крючок, звучит оглушительный "БАХ", мысли разлетаются кровавым конфетти и всё заканчивается.
Ничто становится ничем.
Всё так, как и должно быть.

Изменено 17 января пользователем Таб

[Таб 279]

ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС "ЛЕДОКОЛЫ", САША, ЕГОР
Предутреннее небо залито бледно-серой краской с подтёками изумрудного и пурпурного. Жилой комплекс "Ледоколы", три пятиэтажных кирпичных здания с покатыми крышами, обвитые виноградной лозой. На торце крайнего - наполовину осыпавшаяся мозаика, изображающая светловолосую девочку в пионерском галстуке. Взмахом руки она собирает в доселе невиданное созвездие упавшие на пол звёзды. Из всех окон горят от силы пять. Тёплый оранжевато-жёлтый и бледный, почти белёсый.  Дома смыкаются угловатой дугой вокруг двора, обильно высаженного деревьями. Заиндевевшие, голые, они покачивают кривыми ветвями в такт порывам ветра. Предательски-красным отливают ягоды на кустах рябины. Пустуют одинокие лавки. На детской площадке тихо скрипят качели и подвешенная на цепи покрышка.
Нужная квартира прячется на третьем этаже. В окнах темно и ничего не видно. Балкон остеклён. Попасть в подъезд не составит труда. Там заметно ухоженней, чем в привычных вам панельках. На третьем этаже кованая тамбурная решетчатая дверь с цветочными мотивами - вызывающая роскошь. Но к счастью открыта. А вот дверь в квартиру из красноватого-финского дерева - нет. Если милиция действительно здесь была, она не ломала замок. Но вы сомневаетесь, что они стали копать так глубоко.
Монтажная склейка.
В жилой комнате всё вверх дном. Следы спешного бегства или оперативно-розыскных мероприятий? Cтены небрежно соскоблены до первозданного кирпича - попытка сыграть в лофт. Вещи вывалены из платяного шкафа и разбросаны по комнате. Валяется на полу треснувший монитор. Разложенный двуспальный диван вместо кровати. Наполовину отклеился и висит на одинокой полоске скотча портрета хмурого парня с короткими курчавыми волосами и нарочито небрежными татуировками на лице. Вы знаете кто это. И вы знаете кто был автором.
Вторая комната - выцветшие обои в голубой цветочек. Окна заклеены газетами. Вокруг полно застарелого старческого хлама. В воздухе царит затхлый и пыльный смрад. На стенах черно-белые фотографии солидных мужчин в костюмах и военной форме.  Под потолком растянут советский флаг.
Кухня тоже кажется необитаемой. В холодильнике одни полуфабрикаты и неприличное количество бутылок с алкоголем. Пустая кошачье-собачья миска. Судя по чистоте плиты - никто на ней не готовил.
Впечатление тягостное и веет безнадёгой.
Неотступно преследует чувство чьих-то внимательно следящих глаз.

ТОТ САМЫЙ ДОМ НА УЛИЦЕ ЗАМОРОЗКОВ, ВЕРА, МИША, ФЕТ
Вечернее небо оттенка сине-чёрной пустоты, разбавлено каплей желтого от хаотично расставленных по улице фонарей. Одинокая серая девятиэтажная панелька могла бы стать местом паломничества, но всё, что выдаёт воспоминания о случившемся - заветревшийся и присыпанный снегом букет голубых лилий, лежащих прямо перед третьим подъездом. Кто бы это мог быть? На лавках сидят понурые алкаши и о чём-то невнятно бурчат, изредка разбавляя поток невнятицы диким воплем или оглушительным смехом. На детской площадке стайка ощерившихся подростков чуть помладше вас. Что-то блестит в свете фонаря. Кажется они играют с выкидным ножом. Одинокое деревце льнет к стылой земле под завывания промозглого ветра. Безнадёги здесь больше чем воздуха. А воздух пропах выхлопными газами от чадящего грузовика возле "Синего и белого".
В доме горит добрая треть окон. Одно из них отливает лиловым. Забавно.
Но вот что не забавно: если вас не подводит умение считать, в квартире на втором этаже, где умерла Соня горит желтоватый свет. Пусть за полчаса вы и не увидели там ни намёка на движение.
Рамы прогнившие и деревянные.
Балкон не застеклён и завален хламом.

Изменено 18 января пользователем Таб

[Таб 279]

ЭМОКОР-ДЕВОЧКА (31.12.2006) 
Соня Снежина сидит в вечернем полумраке своей одинокой однокомнатной квартиры на улице Заморозков и курит траву. Её тело содрогается от рыданий. В наушниках играет эмо. Из-за окна, сквозь синеву мрака, прорезается жалостливый свет фонарей и изумрудно-багряные отсветы северного сияния. Но это ничто. Редкие всполохи фейерверков обрамляют заплаканное лицо Сони красотой светотени, заставляя щуриться от яркого света. От всеобъемлющего праздника вокруг становится только хуже. Она кутается в клетчатое одеяло, поджав колени, натянув на себя толстовку и шерстяные носки. Но всё равно чувствует смертельный холод. И эта нестерпимая горечь больше не знак безнадёжно потерянного детства и отсутствия будущего, не послевкусие расставания, но нечто гораздо большее. Фундаментальный аспект реальности. Словно вся боль этого мира взвалилась на её плечи и Соня больше не знает, как вывозить. Мысли о самоубийстве преследует неотступными призраками вчера и завтра. Но она гонит их прочь, крутя ручку громкости и делая очередную затяжку. Постеры на стенах смотрят сверху-вниз, и выражения их лиц предельно ясны. В них нет ничего кроме жалости и сочувствия.
Соня хотела бы самых простых вещей. Она хотела бы выплакаться и почувствовать светлую щемящую сердце радость облегчения. Но легче почему-то не становится. Она хотела бы рассказать самым близким, что же рвёт её сердце на части. Но она не знает, Это просто боль. Бесконечная и невыразимая. Как можно поделиться тем, что невозможно произнести вслух?
Тотальность отчаяния.
Она вспоминает дни, проведенные в лечебнице. Тогда ей казалось, что она докопалась до сути вещей. Всё это были архонты, державшие их в чёрной железной тюрьме. Нужно было просто убить себя и вырваться из круговорота бесконечной боли и слёз. Слишком просто, чтобы быть правдой. Но как же сладко жить, зная, что у ужасов мира есть объективная причина и её даже можно победить.
Грустная усмешка появляется на лице Сони.
И неожиданный звон прорезает пустоту и даже завесу надрывной музыки. Соня вздрагивает и опускает наушники. Прислушивается в тишине.  И снова. Дверной звонок. Мгновение оторопи. Она никого не ждёт. Соня думает затаиться и дождаться пока незваный гость уйдёт. Но звон повторяется в третий раз, и, устало вздохнув, она идёт в прихожую, спрятав недокуренный косяк под кроватью. Кто же это?
Странное чувство теплится в груди.
Может быть этот кто-то пришёл, чтобы спасти её?
Нет, глупости. Но всё же. Но вдруг.
Соня отпирает щеколду. Потом замок. Всегда на два поворота, но сегодня почему-то на три. Открывает дверь, даже не глядя в замутнённый глазок. И замирает, не веря глазам. Так странно. Это лицо... Такое знакомое, но в то же время нет.
Мгновение помутнения. Земля из-под ног.
Кажется, это называется синдром деперсонализации-дереализации.
И спустя бесконечно длящуюся секунду, Соня всё понимает и бросается ему в объятия со слезами, и, одновременно, смехом.
"О Господи! Ты даже не представляешь, как я тебя ждала!
И как же ты вовремя!"

ПОРТАТИВНЫЙ КАССЕТНЫЙ РАДИО-ПРОИГРЫВАТЕЛЬ "ЗЕНИТ" 325-К
Этот @#$%ый мир рвёт меня на куски!
(Этот @#$%й мир рвёт меня на куски)
Слишком много сил, чтоб остаться в живых!
(Чтоб остаться в живых)
Этот @#$%ый мир рвёт на части меня!
(Этот @#$%ый мир рвёт на части меня)
Поколение ты! Поколение я!

РОК-Н-РОЛЛ МАЛЬЧИК (01.01.2007)
Виктор Максимов мчит по магистральной автодороге М-21, выжимая педаль газа до предела. В его крови коктейль из стимуляторов. Легальность не имеет значения. Важна только скорость. Скорость в теле, скорость на спидометре. Тотальность скорости. Машина едва выдерживает напряжение, смазанной полосой ярко-алого света в гиперпространстве бесконечно протянутой трассы. Но тарахтящий двигатель перекрикивает взрывающий барабанные перепонки гвалт диссонирующей хардкор-псевдомузыки. Он и сам начинает кричать всей мощью прокуренных лёгких, не в силах сдержать эмоции, когда обгоняет проезжающие мимо грузовики, прорывая завьюженный мрак галогеновой ослепительностью. Будто играет в гонки на старом китайском "Тетрисе". И, прямо как в детстве, Виктору кажется, что он стоит на месте, а вот  мир, эта чудовищная реальность, несется навстречу неизбежностью гиперскорости.
Виктор выезжает на огромный бетонный мост через безымянную заледенелую реку. Дорожные знаки, предупреждения, ограничения скорости, в считанные секунды исчезают позади, оставляя на сетчатке змеящиеся разноцветные следы пост-эффектов. Фонарей всё меньше, чужих машин - тоже. Кажется, ещё немного, и он упрётся в границу реальности, прорвётся через неё навстречу неизбежности, вырвется отсюда и больше никогда - никогда -  не вернётся. Старая жизнь сгорит ярким всполохом бензина. Засранный ДК, мучительная серость захолустья, мёртвая девочка. Будет только он и Санк-Петерубрг. И ничего кроме.
"Какого @%@..."
Виктор моргает, не веря своим глазам. Ему кажется, что он провалился в микросон. Но он не мог. Чисто физически. Ещё раз. Исчезнувший фрагмент памяти. Опять. Внезапный абсанс. Как будто залагала компьютерная игра. И что-то странное  на горизонте. Нет, ближе чем горизонт. Невозможно. Он мотает головой. Просто б@#$# нереально. Это шутка. Чья-то злая шутка.
Проснись, Виктор, проснись!
Давай же!

Изменено 19 января пользователем Таб

[Gonchar 4 767]

Шаги гулким эхом отдаются по пустым коридорам жилищного комплекса. Егор сжимает в руке тяжёлую спортивную сумку, которая иногда позвякивает на крутых поворотах. Его взгляд спокойно переходит от одной двери к другой. Едва ли кому-то есть дело до неожиданных вторженцев. Все слишком привыкли отводить взгляд и ускорять шаг, когда рядом происходит какое-то дерьмо. Если что Егор и успел выучить за свою короткую жизнь, так это что бы ты ни делал - делай это уверенно. 

С лязгом он бросил сумку на пол перед дверью и криво усмехнулся Саше, извлекая под желтоватый свет ламп потёртый ломик, который явно видел немало дела. 

-- Знаешь, как отжимать двери? Не так уж сложно, особенно если какое-то китайское д%№. 

С глухим звуком он вогнал лом острым краем между дверной рамой и тем местом, где находится замок. Налегая на лом, Егор с неожиданной силой стал банально выламывать дверь до тех пор, пока та не издала жалостный металлический звук сломанного замка. 
-- Добро пожаловать!

С кривой усмешкой он закинул лом на плечо и подмигнул своему товарищу. 

[Yambie 16 251]

⸻⸻⸻⸻ ☽・𝆺𝅥𝅯・☾ ⸻⸻⸻⸻

Он возвышается над толпой в жёлтом свете софитов. Будто осовремененный Давид итальянского скульптора, рождённый в свете La Haute Renaissance в образе неподвижной статуи из мрамора, но в которую впоследствии вдохнули огонь жизни. Он смотрит на мир едва хмурым взглядом, он ничем не отличается от остальных, утопая в серой мгле города, а тотчас – он не похож на других. Его окружают стальные волны электро-аккомпанемента, его плеча едва касается тонкое плечо синеволосой девушки, чьё присутствие уже само по себе феерия.

Он болезненное доказательство того, как быстро проходит детство, как жестоки заявления, что необходимо взрослеть, пряча любимые сказки и игрушки под слоем удушливой пыли. Он доказательство того, как хрупка дружба – рано или поздно Саша всё равно потерял бы её. В чертогах сознания, где прятался страх, он видел, как она уезжает на машине со своим новоявленным парнем в сторону Столицы. Как первое время от неё приходят весточки.

Всё хорошо. Всё прекрасно.

У нас свой дом.

И будет своя семья.
 

У них родятся три дочки
Вера, Надежда и Любовь
 

А затем она просто исчезает из этого мира, словно её никогда не существовало.

Он стоит на сцене. Его мраморную фигуру освещает жёлтый свет софитов. Саша стоит напротив и в сердце зияет пустота. Он протягивает к нему руку, чтобы потушить о лоб горящий окурок.

Наверно, это была ревность.

Голова гудела от раннего пробуждения. В такие моменты окружающий мир острее ощущался чем-то нереальным. Так ещё бывает, когда слишком углубляешься в водоворот собственных мыслей и грёз, когда рвётся одна ниточка связующей реальности. Словно в этот миг даётся некий выбор, где теперь впредь жить пограничному естеству.

В знакомом мире материи или в том, который сложно описать как что-то духовное, божественное в своей сути.

Выбор, конечно, всегда делался в пользу первого.

Забавно, что он уже успел забыть каким оживлённым местом бывает ДК в ночное время суток. Музыка оживала чуть ли не в буквальном смысле этого слова и агрессивно тарабанила по стенам. Она заглушала крики и смех, истерию, за которой трудно различить счастье или печаль. Саша готов был поклясться, что где-то в дальнем углу происходила драка – чьи-то окровавленные кулаки украшали чужое лицо парочкой новых синяков. Они напоминали космос, яркие картинки на страницах ещё целёхонькой энциклопедии – настолько она скучна, что представители разного поколения берут её в руки лишь раз в жизни – и в этом есть своя ирония.

Может, и эта вселенная рождалась в каких-то нестерпимых муках.

Саша посмотрел на серое небо, сощурив глаза. На голую стену, которую едва собой закрывали кусты рябины. Он представил, как через несколько часов взойдёт солнце, осветит собой эту самую стену и на ней заиграют тени – от ветвей деревьев, рябины, его собственная. Уголок губ невольно дёрнулся в полуулыбке, пальцами Саша сделал жест «козы» и тут же отдёрнул себя от того, чтобы вытянуть руку вперёд. Красные от холода щёки начали гореть ещё от стыда. Разум посеяло сомнение – происходило ли когда-то давно нечто похожее?

Когда он только познакомился с ней и такие глупые мелочи были наполнены куда большим смыслом.

Спрятав руки по карманам куртки, Саша молча следовал за Егором.

 

С глухим звуком он вогнал лом острым краем между дверной рамой и тем местом, где находится замок. Налегая на лом, Егор с неожиданной силой стал банально выламывать дверь до тех пор, пока та не издала жалостный металлический звук сломанного замка. 
– Добро пожаловать!

 

Саша вскинул бровь, наблюдая за работой Егора. Его жизнь-то пошла куда насыщенней. Пусть обществом это порицалось, когда можно собраться дружной компанией без страха получить по голове этим самым ломом.

– Премного благодарен, – хмыкнул Саша, горделиво зайдя в квартиру. – Возьму на заметку, если не найду профессию респектабельнее взломщика.

Где-то на перепутье трёх комнат он остановился. Если жилую относительно можно назвать воплощением того творческого беспорядка, когда стимуляторами вдохновения преимущественно уже служит всякая химия, то вот вторая походила на какой-то гроб.

Взгляд чуть дольше задержался на миске.

Может, тут держали кошку или маленькую собаку?

Или Виктор просто был неряшливым идиотом, сгребающим ненужный хлам.

– Вторая комната, наверно, принадлежала его деду, – поделился догадкой с Егором. – Слышал, что он после рехаба должен был жить с ним, – Саша наклонился чуть в бок, вновь заглядывая в первую комнату. – Берёшь на себя вторую, а я Виктора? Видел монитор, может и компьютер будет.

 

Изменено 21 января пользователем Yambie

[Rane 111]

~ ~ ◈ ~ ~

Тем вечером Вера, вместе с остальными, отправилась обратно в ДК. Она чувствовала необходимость проводить Михаила и убедиться, что с ним всё в порядке. Всё-таки парень пережил, без преувеличения, довольно сложный день. Но имелась и иная причина, не проговорённая вслух и в полной мере не осознанная самой Верой. Первое время она слишком боялась остаться наедине со своими собственными мыслями. И опасалась, что произошедшее днём повторится вновь, но на этот раз рядом не окажется никого, способного протянуть руку помощи, даже просто поддержать, хотя бы одним своим присутствием. В полном одиночестве, ночью, перед лицом невообразимого? Нет. Не сегодня.

Вера, как всегда, была немногословна. Здесь было тепло, и это главное. Не только физически, но и в каком-то сокровенном плане тоже. Будто оттаивал лёд абсолютного одиночества. Постепенно, частичка за частичкой. Её лёд, ставший, пожалуй, даже родным, за столько-то лет. Таким привычным. Маской. Надёжным плащом.

Везде, где есть люди, появляется общность. Большой круг огромной общности, внутри неё множество кругов поменьше, малых общностей. Такова социальная природа человека, в абсолютном одиночестве люди звереют, медленно начиная терять себя, свою человечность. Великая пустота пытается поглотить то, что ещё осталось. Сначала чуть-чуть, осторожно, а потом становясь всё быстрее и наглее, прожорливее.

Вера шла тропой одиночества. Её окружал пепельный аромат трагичного прошлого, а люди будто чувствовали это, и сторонились. Однажды она попала в очень плохую компанию, навсегда потеряв из-за этого свою самую дорогую, единственную подругу. Вера предпочитала как можно меньше размышлять о тогдашних событиях. Каждая подобная мысль колола, как швейная игла. На сердце появлялись кровавые капельки. Незачем ранить себя ещё больше. Она пережила всё это. Едва-едва, растеряв в процессе много чего-то очень важного. Но пережила. Всё закончилось.

Она помнила. Овальные очки в толстой оправе, цветные волосы. Лёгкая бородка.
Смешливый, бунтарский и озорной взгляд, в котором иногда мелькали странные, непонятные мысли. Ненормальные, пропитанные вязкой маслянистой тьмой, которая так плохо сочеталась с внешним образом буйного экстраверта.

Порой воспоминание о нём вспыхивало в голове Веры, как воспалённый, гнилой нарыв. И к горлу подступала тошнота. Она не помнила его имя. Не желала помнить. За именами скрываются двери, которые не стоит открывать. И за каждой такой дверью обитает свой собственный маленький монстр.

Надвигалась ночь, Вере стало заметно спокойнее. Память о дневных приключениях поблекла, всё произошедшее вновь начало казаться чем-то нереальным, почти сновидением. Появилось желание всё-таки вернуться домой. Она не привыкла засыпать в месте, где собирается много посторонних людей. Приобретённая асоциальность начинала намекать о себе, и чем дальше, тем настойчивее.

Вера обычно была склонна уступать каждой своей слабости. В конце концов она распрощалась со всеми, кто ещё оставался в ДК, кого она знала. И, шагая по тёмным улицам, направилась к своей панельке.

~ ✧ ✧ ✧ ~

В квартире было непривычно тихо. Голубоватый свет телеэкрана по-прежнему освещал загаженную комнату женщины, которая дышала одним лишь прошлым, тоннами алкоголя заливая томящую бессмысленность своей полужизни. Вера настороженно посмотрела на неё. Неуклюже развалилась в кресле, как мешок с опавшей листвой. Что-то будто не так?

Вера совершенно не желала, чтобы этой ночью ей ещё и скандал очередной устроили, но проверить стоило. Если померла, то может начаться такая юридическая возня, которая нынче абсолютно некстати. Ещё и родственники внезапные объявятся со своими правами на квартиру, пойдёт судебная волокита, день за днём. Денег на юриста нет. Её, конечно же, выбросят на мороз, где всё и закончится. В любой другой день? Да пожалуйста. Но только не сейчас.

Вера тихонько подошла, присмотрелась внимательнее. Вроде дышит. На щеке что-то блестит. Похоже, Тихонова-старшая плакала во сне. Меньше всего Вера была расположена сочувствовать этой женщине. Поджав губы, она захватила с собой пару бутылок, которые, похоже, ещё даже открыты не были. Этой ночью спиртное ей самой пригодится.

~ ✧ ✧ ✧ ~

Она лежала на постели, пустым взглядом разглядывая стенку напротив. Там висел давно забытый календарь, который не меняли, кажется, несколько лет. Грустные девочки с тушью, размазанной по задумчивым лицам. Оттенки чёрного, оттенки розового. Страница, застывшая где-то в потерянном межвременье. Как и вся её жизнь.

На компьютере был открыт сайт, где рассказывалось о самых влиятельных тайных организациях оккультного толка, на которые можно теоретически свалить ответственность за всё, пережитое днём. Но чем больше Вера вчитывалась, тем сильнее ей казалось, что вся эта тонна информации только запутывает, ничуть не приближая к разгадке. В конце концов ей окончательно наскучило.

Облачко дыма от косяка травы поднимались к потолку. Вера не потрудилась закрыть шторы, тусклое уличное освещение бросало по углам необычные, глубокие тени. Создавалось впечатление, что там, в уголках этих, бурлит и шевелится нечто живое. Только и ждёт момента, чтобы вырваться. Обрести свободу.

Вера допивала вторую бутылку, в глазах болезненно двоилось.

Она начала говорить сама с собой, обсуждая какие-то причудливые глупости, лишённые как логики, так и смысла, однако с каждым сказанным словом язык заплетался всё сильнее. Голова Веры, в конце концов, склонилась на плечо. Она провалилась в тревожный сон, полный бессвязных сновидений. И сон этот длился дольше обычного.

Когда она проснулась, солнце давным-давно встало. Перевалило далеко за полдень. Всё раскалывалось и болело, как после удара полицейской дубинкой наотмашь. Вера с огромным трудом поднялась с кровати и направилась в ванну, пошатываясь. Она взглянула в зеркало, но быстро отвела глаза.

Ей не хотелось смотреть на это лицо.
В животе всё скрутило.

Кое-как умывшись, она начала собирать вещи. Неизвестно, что им там пригодится, но как минимум стоит прихватить принадлежности для взлома, чтобы разделаться с опечатанной дверью. Вера сомневалась, что в нынешнем состоянии ей хватит сноровки даже упаковку лапши из продуктового стянуть, но стоило всё же дать себе один шанс. Не то чтобы она часто вламывалась в чужие квартиры, впрочем.

~ ✧ ✧ ✧ ~

Атмосфера местечка, где совсем недавно проживала Соня, представляла собой настоящий образец постсоциалистического депрессивного жилого блока. Правда, в этом городе в целом радостные места не особо часто встречались, напротив. Скорее, их не было вообще, тебе всегда приходилось выбирать между "плохим" и "очень плохим".

Но конкретно здесь каждый камешек, каждая кривая лавчонка и каждый побитый фонарь будто прятали в себе какую-то особенно острую тоску. Горечь о неведомом будущем, печаль о мечтах потерянного детства, которые так и не исполнились. Каждый шаг напоминал тебе о множестве тупиков, которые лежат перед тобой, и о том, что никаких перспектив не осталось, что для тебя, приятель, всё давно кончено.

Вера присоединилась к остальным, напустив на себя привычную унылую физиономию. И помрачнела ещё больше, когда заметила, что в окошке горит свет. Именно там, где он сейчас, по всем признакам, не должен гореть.

— Опять какая-то дьявольщина, — безразлично заключила она вместо приветствия, кивнув на окно, — похоже, нас кто-то опередил. Показываться, правда, не спешит, — пожала Вера плечами после нескольких минут ожидания, — если мы не собираемся играть в приличных гостей, то я принесла с собой инструменты, — многозначительно добавила она, — пригодятся. А теперь пошли. Настало время нанести небольшой визит, — после этих слов сердце будто камнем придавило.

Что-то ей подсказывало, дельце закончится плохо. Они ведь сейчас как мотыльки, летящие на пламя церковной свечки. В этом тревожном свете был будто намёк, некое предупреждение. Красный знак запрета, который они прямо сейчас собираются демонстративно проигнорировать. Вчерашнего приключения, видимо, оказалось недостаточно, но отступать Вера не планировала точно. Если ввязываться, то с головой. Слишком поздно размышлять.

Внезапно Вера вспомнила, что последний раз она была в комнате другой девушки тогда, в тот самый роковой день, несколько лет назад. Вместе с ■■■■■. И что-то сжалось внутри. Во всём этом чувствовалось нечто почти непристойное, неправильное. Вера понимала, что такие мысли, в сущности, абсурдны. Её однокурсницы регулярно ходят друг к дружке домой, и только она живёт одна. Напридумывала себе скрытых смыслов. Как глупо, какая же дура.

И, тем не менее, отделаться от неуместного стыда не получалось.
Вера попыталась запихнуть его на самую дальнюю полку подсознания, чтобы хотя бы сейчас не мешался. Времени на самоедство всегда достаточно, но сейчас слишком важный момент, чтобы терзать себя этой чушью.

Пришла пора поиграть в троицу заправских взломщиков.

[luckyorange 2 779]

Немой вопрос: что странного в тусклом свете лампы? Фет смотрит на своих спутников, пока до него медленно начинает доходить. Он материться, но негромко, потому что цензор заглушит его слова, рвано следующие за холодным ветром. Дряхлый мороз заменяет затхлым воздухом подъезда.

Входная дверь в квартиру Сони? Закрыта, конечно же. Он опускается на колени, начиная свою медленную симфонию взлома и проникновения в чужое жилище без разрешения. Звукорежиссер приглушает музыку, концентрируясь на скрежете металла. Камера крупным планом, со лба Фета медленно стекает капля пота. Слышен заветный щелчок замках, выдох, скрип открывающейся двери, и все окружение возвращается в норму.

- Неплохо сработано, - говорит Фет Вере, переступая порог. Сцена еще не закончена.

[Таб 279]

 В 2 РАЗА БОЛЬШЕ БОЛИ, В 2 РАЗА БОЛЬШЕ ЛЮБВИ/ЦВЕТ НАДЕЖДЫ (КВАРТИРА ВИКТОРА), САША
Звучит писк материнской платы. Шум охлаждающих вентиляторов. Жужжание разгоняющегося жёсткого диска. И вот надтреснутый ЭЛТ-монитор загорается электрическим светом цвета глубокого синего, озаряя твоё лицо. Приветственное окно операционной системы Linux Ebuntu. Поверх - помехи. То накатывают то исчезают,  будто волны. Приступы тошноты. И чем дольше ты вглядываешься в эту синеву, боясь кликнуть "дальше", тем тревожней становится. Пальцы покрываются липким потом. Ты уже знаешь, что там найдёшь. Нечто неизбежно ранящее. Маленькое окошко в чужую жизнь, где тебе никогда не было место. И, очевидно не будет. И вместе с тем, грудь пронизывает тягостное томление. Нестерпимое желание узнать правду, хотя бы ради того, чтобы, столкнувшись с ней, не изводить себя невыносимой болью фантазии. Они всегда болезненнее. Всегда. Ты слишком хорошо знаешь свои больные точки.
Даже если не знаешь.
И вот, клик. Меньше секунды - синева сменяется чернотой. И полупустой рабочий стол перед твоими глазами. Для тебя - так слишком пустой. Очевидно, что Виктор слабо понимал, на что способны эти штуковины. Для него ПК был игрушкой. 
Ты решаешь покончить с этим как можно скорее. Сразу же выкрутить ручку боли на максимум, и заходишь в ICQ-клиент Zimm desktop edition. Переписок мало - единственно нужную ты игнорируешь до конца. Бессмысленные "привет-пока". Односложные фразы. Ничего дельного.
Наконец - "Соня Снежина". Фото с помехами и глитчами, снятое в зеркало на её Samguns. Озорная ухмылка. Веснушки. Чуть смазанная помада. Шапка с помпоном, натянутая почти по самые глаза.
"Каждую секунду пространства", складываются буквы её статус.
Никто не заходил с 31 декабря прошлого года.
И вот оно - средоточие грусти и боли. Её царство. Невыразимая тотальность синевы. Сначала ты проматываешь всё на гиперскоростях, выхватывая взглядом отдельность фраз. Затем начинаешь вчитываться. Всё это предательски тошно. Лезть в чужую личную жизнь. Наблюдать за ссорами пар, кажущимися идеальными. Всё это...
Они обсуждают концерты - тебе очень страшно находить свои имя. Они обсуждают когда встретятся, что будут пить и какую еду есть. На чём приторчат на выходных. Они никогда не говорят о прошлом. Может быть к лучшему? Ты бы не хотел ещё больше. 
Они обсуждают секс. Они делятся фотографиями, от невинных до очевидно эротических. И даже больше. Стоп. Дальше. Пожалуйста. 
Они обсуждают так и не выпущенный зин. Соня хочет прикладывать к каждому номеру несколько страниц своего комикса. Вот сканы - кажется, это совсем старые рисунки, если не из глубокого детства, то явно родом из времён до колледжа и СКВОТа. Комикс начинается со сложным детализированным рисунком и проработкой, есть даже пузыри с текстом. Но с каждой из доброго десятка страниц становится всё более простым и неряшливым, превращаясь в лишённые малейших подробностей раскадровки.
Виктору всё это, очевидно, не близко, хоть он пытается поддерживать Соню.

"Пока, мам, пока пап!" Соня торопливо спускается по лестнице. Вокруг - Снежногорск. Но в то же время нет. Будто мечта о Снежногорске. Чистая детская грёза.
И внезапно - зловещий смех Снежной Королевы! Она открывает синие порталы прямо на улицы города, и теперь его штурмуют ледяные чудовища, снежные эльфы и другие чудные создания.
"Вот чё-ё-ё-рт", вздыхает Соня с явно уставшим лицом. ФВУШ! Она взмахивает рукой, рисуя в воздухе магическую печать и отбрасывает чудищ во все стороны, призвав себе на помощь силы Северного ветра. Ещё одна печать, и в руки Сони появляется рунический меч. Она криво ухмыляется, предвкушая драку. "Вам меня не одолеть, жалкие приспешники Королевы, можете так ей и передать!"
БУМ! БАЦ! ХРЯСЬ!
Соня разрубает чудовищ одного за другим, и разит их волшебными заклинаниями, но вот коварный седобородый колдун зловеще хохочет и пытается утянуть Соню в портал, ведущий в царство Снежной королевы.
"О нет!" кричит Соня, тщетно пытаясь побороть магию, и чувствуя, как тело покидают последние силы.
БАААХ!
Но тут грохочут пули , безжалостно разя колдуна и не давая ему закончить коварное заклинание.
В кадре появляется парень с дымящейся пушкой. Он подаёт руку Соне, упавшей на землю от бессилия. Она  радостно его обнимает.
"Ну наконец-то! Я уже успела подумать, что это конец!"
Его лицо многократно перечёркнуто на каждом из кадров.

И чем ниже, тем тягостнее становится впечатление. Разгораются ссоры. Их главная причина - желание Виктора уехать к родителям в Петербург. И нежелание Сони делать это прямо сейчас. Она хотела бы доучиться, поставить точку на этом этапе жизни. Но для него пара лет - бесконечно долгий срок. Он жалуется, что сходит с ума. Они срываются друг на друга. Соня молит подождать хотя бы до конца учебного года. Его сообщений становится всё меньше. 25 декабря он ставит точку и говорит, что уезжает. И вот. Десятки десятков сообщений от Сони подряд. Она умоляет, буквально молит его передумать. Фото с заплаканным лицом. Обвиняет себя. Обвиняет его. Обвиняет весь мир. Угрожает убить себя. Фото порезов. Всё больше капса и пропущенных букв. Всё больше отчаяния. Тебя заливает синевой скорби. Это невыносимо.
В конце она уже готова ехать за ним.
Но он так и не отвечает.
И самое последнее сообщение - вновь от Виктора.
"Я зайду?". 31.12.2006 22:30.
Не прочитано. Без ответа.
Больше он не заходил.
Дело действительно в переезде, или это всё игры?
Тяжелый вздох. Мурашки по коже. Что это? И зачем? Ты не должен был это читать. Теперь тебе с этим жить. Даже если воспоминание уйдёт из оперативной памяти, бессознательное ничего не забудет.
Оно будет пытать тебя перед сном. И между циклами сна, в томительные мгновения пробуждения. И ещё очень-очень часто, внезапная вспышка ноющей боли в груди. Мыслями о том, как бы всё могло повернуться, если бы пошло не так.
Она могла бы остаться в живых?
Может быть если бы ты?...
Но она никогда не была твоей. 
Тогда почему так @#$во?
Всё это призраки. Проклятые призраки неслучившихся. Невозможных вещей.
Так ли это?
Ты решаешь проверить оставшиеся зацепки. Fruity loops - хип-хоп биты, демки, демки, демки. Winamp - в основном разномастный иностранный рок и металл, на твой вкус - довольно попсово.  Браузер mozilla polar fox - странички петербургских клубов, новости о музыке, низкосортная музыкальная критика, пара анонимных чатов, порно, имиджборда, Сцилла и харибда.
Маркетплейс появляется в последнюю неделю декабря, когда Виктор перестаёт отвечать на сообщения Сони.
Всё это...
Всё это...
Jealousy, turning saints into the sea.
Некоторые вещи должны оставаться неузнанными.
Должны ли?

GENIUS LOCI/Я МОЛЮСЬ НА ТВОЙ БИЧФЕЙС (КВАРТИРА СОНИ), ВЕРА, МИША, ФЕТ
Кто-то сорвал бумажную печать ещё до вас, она валяется перед дверью, рядом со скомканной страницей из школьной тетради и окурками, нацарапанным в тридцати сантиметрах от пола словом х@#.
Никому нет дела до вашего преступления, разве что кто-то из соседей опасливо глядит через дверной глазок. Но они всё равно ничего не сделают. Это привычка, закрепленная годами выученной беспомощности. Как у собаки Павлова.
И вот, со скрипом, дверь открывается...
Но никто не бросается вам в объятия.
Так странно. Минутное помутнение. Будто вы - это и не вы вовсе. И не сейчас. Но непременно здесь.
Как будто долгожданное воссоединение. 
Как будто поцелуй призрака.
Всё заканчивается в ту же секунду. В нос бьёт запах сырости. Во всём вокруг есть тотальность отсутствия, но аккуратная и нежная. Словно вещи, выхваченные из реальности заботливой рукой милиции. То, что не должно пятнать чужой взор. Тревожить воспоминания.
Впереди тёмно-синий коридор прихожей, озаряемый жёлто-оранжевым светом с кухни, начинающейся через несколько метров прямо по курсу. Звучит песня с радио, симфоническая музыка, прерываемая семплом с многократно зацикленным словом bitch. Кажется, единственное, почему вас ещё не услышали. Кто-то сидит за столом, спиной к вам и слегка вполоборота. И этот кто-то - блондинка лет тридцати в очевидно дорогой, но неброской блузке и юбке изумрудных оттенков с переходами в зеленовато-жёлтый, оттенённые глубокой синевой малозаметных, но необходимых деталей. Что-то из области московской новой изысканности. Перед ней дымящаяся пепельница и бутылка вина. Кажется даже не одна. И она пьёт прямо из горла. В этом есть что-то по-люмпенски не сочетающееся.
Она может заметить вас в любую секунду, но пока что у вас фора. Взгляды быстро выхватывают места на карте реальности: налево - две двери, туалет и ванная комната. Там всё и случилось. Соня умерла и квартиру затопило, от этого запах, от этого пол, пошедший волнами и пятна роршаха на стенах. Направо - арочный проём в комнату, где Соня провела свои последние часы. Там же ход на балкон. При мыслях обо всём это в груди начинает саднить.
И всё же...
Вы здесь не одни и нужно что-то с этим делать.

ЛЕЙТЕНАНТ МОРОЗОВ/ПРИЗРАКИ, (КВАРТИРА ВИКТОРА), ЕГОР
Твоё дело - стоять на стрёме. Но времени слишком много, и телу и мозгам нужно движение. Ты ходишь туда-сюда, курсируя между коридором, комнатами и ванной. Скорее от скуки. Но в то же время имея право на надежду докопаться до истины. Постоянное чувство, что тебе смотрят в спину. Каждый раз как обернёшься - пустота. Твой взгляд скользит по приметам дебоша, предположения проскальзывают на границе понимания, отсеиваются одно за другим, пока последнее не повисает в голове подозрительной убедительностью.
Не было здесь никакой милиции, как и любых других незваных гостей. Виктор носился в истерике и громил всё подряд. Разбил гитару, компьютер, содрал занавеску с окна. Это просто... порядок и характер повреждений. Может быть нечто большее. Может быть это призраки, но ты слишком умён, чтобы верить в такие дела. Наконец, это капли крови, едва заметные, едва уловимые, но различимые в свете фонарика телефона.
Но это была не просто истерика. Потом он что-то искал. Что же? Точно не деньги, ты нашёл пару тысячных купюр, валяющимися среди горы одежды.
Неожиданно скрипит входная дверь, заставляя тебя замереть на границе коридора и комнаты и осторожно выглянуть за угол. Ничего. Пустота. Видимо, просто ветер.
Просто призраки сгинувшего завтра.
Но что же тогда? Мысль не даёт тебе покоя. Может быть что-то памятное? 
Или отчаянно необходимое здесь и сейчас?
Вещества?
Вопросы. Так много вопросов. Может быть ты и уличная ищейка, но до майоров с ТВ тебе как до луны.
Ты идёшь в ванную. Одиночество зубной щетки и жидкого мыла. Они даже не жили вместе.
Почему?
Чувство слежки усиливается. Становится не по себе. Неужели правда призраки? Нет, у тебя есть фонарик телефона, ты высвечиваешь все темные места, и вздрагиваешь, заглянув под ванну.
Звучит тихое беспомощное рычание. На тебя предельно испуганно-обозлённым взглядом глядит маленький чёрный щенок.
 

 

Изменено 23 января пользователем Таб

[luckyorange 2 779]

Наезд вперед, камера показывает, как Фет переступает порог кухни. Родственная душа в контексте алкоголизма, вышедшим на на дорогу контекстного бунта против устоявшихся рамок. Или что-то подобное, он потом в верстке сценария придумает что-нибудь покруче. 

- Эй, сестра, - он присаживается напротив, -  Что ты ищешь в этой тотальности отсутствия? 

Изменено 23 января пользователем luckyorange

[Таб 279]

GENIUS LOCI/Я МОЛЮСЬ НА ТВОЙ БИЧФЕЙС (КВАРТИРА СОНИ), ВЕРА, МИША, ФЕТ
- К-а-а-акого х@# ты здесь делаешь, - выпаливает девушка нарочито возмущённым тоном, резко подрываясь со стула, чтобы смотреть на тебя сверху-вниз. Как нетрезвая богиня с размазанным по лицу мейком. - Это мой дом, сучёныш мелкий. Я здесь главная!
Она очевидно, неслабо, пьяна, но ты зуб даёшь, что ей это нравится. Power dynamics. Все дела. - Никто не лишит меня моей собственности! Ты понял? Понял, б@#? - она хватает тебя за подбородок и сжимает заметно сильнее, чем стоило бы. Но, в конце концов, пьяным многое сходит с рук. Так ведь?

[luckyorange 2 779]

Потому что это весело, вот почему. Потому что это грустно, когда тебя отпустит и снова вернет в сырую реальность. Фет улыбается, наверное впервые после того, как он услышал о смерти Сони. Пляска смерти, а не жизнь. 

- Конечно! Никто не лишит, сестра, - улыбка превращается в усмешку, в пост-продакшене умелые руки через Adobe меняют цвет сцены, делают тусклое желтое сияние лампочки более насыщенным, более реальным. Он кладет ладони на ее талию и притягивает к себе, чувствуя терпкость алкоголя, - а кто попытается - всем лицо сломаем, красотка, - руки опускаются на ее бедра. 

Реальность накладывается друг на друга, несуществующие люди исчезают, на их место просачивается кто-то другой. Это страшно - или будет, когда ты потратишь больше секунды на размышление. А пока что - это весело.