Мафия 046: Запись

[DiK 2 692]

Пролог

«Omnes viae Romam ducunt – Все дороги ведут в Рим» – гласит старинная поговорка. Во времена античности – это выражение имело буквальный смысл, поскольку быстро расширяющееся Римское государство соединяло дорогами со столицей все приобретённые провинции. Множество народов стекалось по ним к Вечному городу, дабы лично лицезреть его великолепие. Вот так, опутав захваченные земли своими дорогами, родилась столица Древнего мира – Рим.

Рим был величайшим государством античности, оставив после себя пережившие тысячелетия монументальные сооружения, богатую культуру и историю, ну и конечно же, Римское право, ставшее прообразом правовых систем многих стран. Но Рим был не в законах, не в мраморе Сената или песке Колизея, Рим жил в сердцах и умах его граждан, их мыслях и поступках.

«Civis Romanus sum – Я гражданин Рима» – до императора Каракаллы, давшего гражданство всем жившим в империи, эту фразу мечтали произнести все жители провинций, хоть один раз побывавшие в Вечном городе. Все, от последнего раба до храброго ветерана галльского легиона, мечтали назвать себя гражданами Рима, но лишь избранным могло посчастливиться стать полноправным гражданином.

Безусловно, среди римлян было много великих людей, политиков, писателей, ораторов и полководцев, но лишь некоторые могли совмещать в себе несколько профессиональных качеств и даже делать несколько дел одновременно. Думаю, что любому из вас, при упоминании о таком римлянине, сразу придёт на ум это практически всем известное имя – Гай Юлий Цезарь. Не станем углубляться в богатую биографию этого человека и вкратце остановимся лишь на последнем этапе его жизни – победе в гражданской войне и утверждении в качестве единоличного правителя Рима. Завершив разгром сторонников Помпея в Северной Африке, Цезарь с пышным триумфом вступает в Рим, устраивает грандиозные зрелища, игры и угощения народа, награждает воинов. Он провозглашается диктатором на 10-летний срок, а вскоре получает титулы «императора» и «отца отечества».

Цезарь проводит законы о римском гражданстве, об управлении в городах, о сокращении хлебных раздач в Риме, а также закон против роскоши. Он осуществляет реформу календаря, который получает его имя.
После последней победы над помпеянцами при Мунде (в Испании, 45 до н. э.) Цезарю стали оказывать неумеренные почести. Статуи его воздвигались в храмах и среди изображений царей. Он носил красные царские сапоги, красное царское облачение, имел право сидеть на позолоченном кресле, имел большую почетную охрану. В честь него был назван месяц июль, список его почестей был записан золотыми буквами на серебряных колоннах. Цезарь самовластно назначал и отрешал от власти должностных лиц. Ему поклонялись как богу, почитали и боготворили.
В обществе, особенно в республиканских кругах, назревало недовольство, ходили слухи о стремлении Цезаря к царской власти. Неблагоприятное впечатление производила и его связь с Клеопатрой, жившей в это время в Риме. Возник заговор с целью убийства диктатора. В числе заговорщиков были и его ближайшие сподвижники Кассий и молодой Марк Юний Брут, который, как утверждали, был даже незаконным сыном Цезаря.
Наступили Мартовские иды 44 до н. э. Именно этот день заговорщики выбрали для завершения своего заговора.
Утром Цезарь был разбужен криками своей жены Кальпурнии, которой приснился кошмар. Женщина восприняла это как плохой знак и всячески отговаривала мужа идти сегодня на заседание Сената, но Цезарь относился ко всяким предсказаниям и даже реальным предупреждениям с долей гордого скептицизма, поэтому ни мольбы жены, ни донесения о готовящемся убийстве, не могли изменить принятое диктатором решение – он отправлялся в Сенат, зная о грозящей ему опасности, но не усилив охрану и не взяв с собой никакого оружия. Цезаря мог погубить только Цезарь.
На заседание Сената нельзя было проносить оружие, поэтому Цезарь вошел в курию Помпея один, без охраны, горделиво шагая по украшенному мраморному полу портика в пурпурной тоге и золотом лавровом венке – символами вечного триумфатора.

Заседание началось. Цезарь остановился неподалёку от статуи Помпея, в толпе окружавших его сенаторов. Один из них, Луций Туллий Кимвр, обратился к диктатору, прося вернуть из ссылки брата, но Цезарь смерил сенатора горделивым взглядом и ответил отказом, как и в прошлый раз.

В глазах Кимвра вспыхнул гнев, он схватился за тогу Цезаря и стал стягивать её, давая заговорщикам знак к началу атаки. Стоявший за спиной диктатора Публий Каска замахнулся и нанёс стилосом (инструмент для письма) первый удар в шею полководца.

Затем последовал второй удар, нанесённый спереди другим заговорщиком, а затем третий стилос, который в руках держал предатель Децим Брут, вонзился Цезарю в бок.
Полилась алая кровь, кровь человека, а не бога. Убийцы продолжали наносить удары, один за другим, вонзая стилосы в плоть диктатора, но Цезарь не сдавался, отчаянно цепляясь за жизнь, он боролся, кричал и бился, проткнув своим стилосом руку одному из заговорщиков. Первые удары не убили полководца, а лишь разбудили в нём свирепого зверя, который раненным был ещё опасней.
Но когда очередь наносить удар дошла до Марка Юния Брута, Цезарь увидел его и произнёс слова, пережившие его на тысячелетия:
– Tu quoque, Brute, fili mi! (И ты, Брут, сын мой!)
После этого диктатор замолчал и перестал сопротивляться, отдав себя на растерзание убийцам. Удары продолжали сыпаться на него со всех сторон, и он принимал их, полностью смирившись со своей гибелью.
Прошло несколько минут и тело мёртвого Цезаря опустилось на мраморный пол. Опасный хищник, покоривший Галлию и перешедший Рубикон, разгромивший великого Помпея и почитавшийся наравне с богами, теперь лежал окровавленный с двадцати тремя колотыми ранами у статуи своего врага, чью голову ему преподнесли, и кто был также вероломно убит. Цезарь и Помпей. Такая вот ирония судьбы.
События, последовавшие за смертью Цезаря, трудно описать вкратце. Как это ни парадоксально, но гибель диктатора ускорила конец Римской республики и ознаменовала её окончательный закат.
Цезарь погиб, но его соратники остались живы и были готовы бороться.

20 марта состоялись похороны Цезаря, на которых Марк Антоний продемонстрировал окровавленную тогу диктатора и произнёс пламенную речь, призывая народ наказать его убийц. В оглашенном завещании, неожиданно для всех, наследником Цезаря был указан девятнадцатилетний Гай Октавий. Кроме этого, диктатор завещал каждому римлянину по триста сестерциев.

Разгорячённые граждане решили устроить погребальный костёр для любимого диктатора прямо на форуме. Толпа принялась нести в костёр сухой хворост, лавки и столы торговцев, и все дары умершему, что были принесены ими. Старые легионеры жгли оружие, актёры и флейтисты срывали с себя одежды и тоже бросали их в огонь, а женщины свои уборы и платья детей.
В тот же день главные заговорщики, опасаясь за свои жизни, бежали из Рима.
Не прошло и года после смерти Цезаря, как вспыхнула новая гражданская война между цезарианцами и республиканцами.

В октябре 43 года до н. э. Октавиан, Марк Антоний и Марк Эмилий Лепид, объединившиеся против убийц Юлия Цезаря – Марка Юния Брута и Гая Лонгина Кассия, сопровождаемые войсками, встретились на реке Рено близ города Бононии в Северной Италии и заключили соглашение, известное под названием второго триумвирата.

Получив чрезвычайные полномочия, утверждённые комициями, триумвиры стали использовать свою власть для распределения между собой провинций и организации проскрипций против политических противников и просто богатых людей, у которых можно было конфисковать имущество для содержания огромной армии.

В Риме начались массовые казни и абсолютно никто, от сенаторов до плебеев, не был уверен в том, что на следующей день его имя не внесут в список проскрипций.

Требования к персонажам

Вы гражданин Римской республики (дочь или супруга гражданина), пользующийся всей полнотой юридических прав римского законодательства. Ваш персонаж обязательно должен быть совершеннолетним гражданином из любого сословия. Женщина может быть женой или дочерью римлянина, куртизанкой, либо жрицей-весталкой.

К вам пришел гонец от консула Гая Юлия Цезаря Октавиана с просьбой быть через два дня на представлении в театре Помпея.
Важно: вы не можете быть родственником триумвиров или их ближайшим сподвижником.
Время действия: с мартовских ид (15 марта) 42 года до н. э.

Информация для игроков (справочная)

История Древнего Рима: краткий очерк

Древний период

Началом римской истории считается основание в италийской местности Лаций города Рима. Первые поселения возникли в X-IX веках до Р.Х. на холмах Палатин, Эсквилин, Квиринал и Виминал. Город был основан в 753 году до Р.Х. Ромулом.

Предположительно к VIII веку до Р.Х. относится объединение поселений Эсквилина и Палатина, позднее к ним присоединились общины остальных холмов. В результате образовался Город на семи холмах. Ядро городского поселения Рима составили латинские и сабинские деревни при определяющем влиянии греков и этрусков в политической культурной областях.
 
Царский период (VIII-VI века до Р.Х.)

Упоминаются имена семи царей, при которых Рим достиг главенствующего положения в Лации: Ромул, Нума Помпилий, Тулл Гостилий, Анк Марций, Тарквиний Древний, Сервий Туллий и Тарквиний Гордый. Последние цари происходили из этрусской династии Тарквиниев. В царский период завершился переход от первобытнообщинного общества к классовому строю. Появилось государство с присущими ему институтами, возникло рабство.

Частным выражением этого развития явилась реформа Сервия Туллия (VIвек до Р.Х.), который разделил всех способных носить оружие граждан на пять классов по имущественному цензу, а также включил плебеев в состав римского народа. Вследствие этого социальное положение римского гражданина определялось не только принадлежностью к древнему роду, но и богатством. С изгнанием около 510 года до Р.Х. этрусского царя Тарквиния Гордого римляне обрели государственную независимость в форме аристократической республики.
 
Период Республики (510-31 до Р.Х.)

В эпоху Республики государством управляли ежегодно сменявшиеся регулярные или чрезвычайные магистраты. Высшими государственными постами были должности двух консулов, избиравшихся сроком на один год, а высшим органом власти – сенат.

Внутриполитическое развитие раннереспубликанского периода (около 510-287 до Р.Х.) было отмечено борьбой сословий, которую вели свободные, но бесправные плебеи против привилегированных патрициев.
В ее ходе плебеям удалось добиться от патрициев крупных уступок: наделение землей, писаное законодательство, доступ к политическим должностям, народный трибунат, отмена долгового рабства. Результатом этой борьбы стало формирование римской античной гражданской общины, ставшей основой всей дальнейшей истории Рима. В 287 году до Р.Х. согласно закону Гортензия, все решения, принимавшиеся плебейскими комициями, получали законодательную силу. Таким образом, патриции вместе с верхушкой плебса организовали новый социально привилегированный класс – нобилитет. Во внешнеполитической области Рим добился гегемонии над соседними племенами и народами. Несмотря на тяжелое поражение, понесенное римлянами в 387 году до Р.Х. вследствие вторжения галлов, им удалось к 265 году в результате войн с этрусками, эквами, вольсками, самнитами, латинами и греческими городами Южной Италии завоевать господство над всем полуостровом. В позднереспубликанский период захватнические интересы Рима распространились за пределы Италии. В ходе трёх Пунических войн римляне одержали победу над своим сильнейшим соперником Карфагеном. Они аннексировали Сицилию, Сардинию и Корсику, завоевали долину реки По, побережье Лигурии, Испанию и разрушили Карфаген. Одновременно началась римская экспансия в восточное Средиземноморье. Войны в Иллирии (229-228; 219 годы до Р.Х.) и Македонии (215-205; 200-197; 171-167 годы до Р.Х.). Кульминацией войн на Востоке стали победы над царем государства Селевкидов Антиохом III (190 год до Р.Х.), Этолийским (189год до Р.Х.) и Ахейским союзами (146 год до Р.Х.). Вследствие завоевания этих обширных областей возросла военная и политическая мощь Рима. Беспощадное порабощение части побежденных народов поставляло все новую рабочую силу италийским латифундиям, а также городским мастерским, каменоломням и рудникам. Рабы превратились в решающий фактор античного способа производства. Римские рабовладельческое общество около середины II века до Р.Х. достигло классической формы. Одновременно с тем происходило обеднение и обнищание плебейских слоев. Свободные италийские крестьяне, до сих пор составлявшие основу экономической и военной мощи римского рабовладельческого государства, мигрировали в города и пополняли собой армию пролетариев. Этот античный люмпен-пролетариат жил за счет общества. Социально-экономическое развитие обострило классовую борьбу и привело к демократическим движениям, восстания рабов и глубокому кризису республиканского строя. Дальнейшие агрессивные войны в Галлии, Африке, Понте и другие (с Митридатом) и необходимость отражения вторжения кимвров потребовали создания профессионального войска Марием (105год до Р.Х.). Внутри правящего класса разгорелась ожесточенная борьба между оптиматами и популярами. Гражданская война Мария и Суллы, I и II триумвираты, чрезвычайные полномочия Помпея и диктатура Цезаря отчетливо продемонстрировали неспособность правящего класса сломить власть ставшего реакционным сената. Стало очевидным, что нобилитет уже не в состоянии править республиканскими методами над римской державой, вышедшей далеко за пределы Рима. Республика сменилась авторитарной формой государственного устройства.
 
Императорский период (31 год до Р.Х. — 476 год)

Раннеимператорский период (принципат) (31 год до Р.Х.- 284 год) был периодом единоличной власти, представлявшей собой форму монархии с сохранением внешних признаков республики. После победы над Антонием в 31 году до Р.Х. молодой Октавиан Цезарь сделался единоличным правителем Рима.

Он извлек урок из убийства Цезаря и демагогически провозгласил «восстановление Республики», но принял на себя ряд высших магистратур. В 27 году до Р.Х. принял титул «Август». За время правления Августа сформировался преданный ему бюрократический аппарат.
На особо преданных сенаторов возлагалась новая должность городского префекта. Персона самого императора охранялась преторианской гвардией. Городской плебс получил вместо реальных политических прав «хлеб и зрелища». Август издал в пользу рабовладельцев множество законов. Внешняя политика преемников Августа, несмотря на отсутствие крупных войн, носила агрессивный характер. Были присоединены новые провинции, укреплена внешняя граница. При императоре Траяне Римская империя достигла своего наибольшего размера. Недовольные политикой метрополии по выкачиванию налогов, колонии неоднократно поднимали восстания. Другой проблемой стал усилившийся в II веке натиск парфян и германцев. Начиная с Марка Аврелия, императоры пытались переселить покоренные народности на новые земли Римской империи. Колонат, возникший из-за низкой производительности рабов, получил еще большее распространение. Получили распространение многочисленные малоазийские религиозные культы, а в I веке возникло христианство, развившееся в мировую религию. Общий кризис производства и государства выражался в частой смене императоров, во временном отпадении Галлии и Пальмиры. В позднеимператорский период(доминат) (284-476 годы) императору Диоклетиану впервые удалось вновь упрочить господство аристократии путем установления абсолютной монархии. Окончательно она оформилась при Константине Великом. Однако и ему не удалось преодолеть общий кризис. Колонат все больше напоминал рабство, пока в 332 году Константин окончательно не закрепил колонов к земле. С начала IV века в государственную систему включается христианская церковь, как средство сдерживания народных масс. Преодоление глубокого кризиса виделось в разделении империи на 2 части. Это окончательно произошло после смерти Феодосия в 395 году. К V веку положение становится катастрофическим. Все чаще происходят нападения варварских племен, разграбление Италии и Рима. В 408-410 годах нападение вестготов Алариха, 409 году – нашествие вандалов в Испанию и в 429 году в Северную Африку, в 451 году вторжение гуннов Аттилы, в 455 году разграбление вандалами Рима. Низложение последнего римского императора Ромула Августа в 476 году царем ругиев Одоакром считается концом Западной Римской империи. Восточная Римская империя продолжала существовать до 1453 года.

Социальные сословия граждан Рима:

Сенаторы (Лат. senatus, от senex — старик, совет старейшин) Вместе с сословиями нобилитета, рожденными еще по республиканским традициям, пришли уже вполне политические и правовые сословия сенаторов и всадников (эквитов).

Эти особые категории римских граждан выделились благодаря своему особому богатству еще в период поздней республики, но положение привилегированных сословий получили в эпоху империи.
К сенаторскому сословию причислялись по наследству, но главное - согласно наивысшему установленному имущественному цензу; право на сенаторское звание давало и управление высшим республиканским магистратурам.
В первую очередь, причисление к сенаторам дает право присутствовать в Сенате – одном из высших государственных органов в Древнем Риме, а также исполнять судейские обязанности в спорах между гражданами.
Знаками отличия сенаторского сословия служат золотое кольцо, одежда с пурпурной полосой; также они имеют некоторые привилегии - в театре и на общественных играх занимают почетные места в первых рядах.
Особая традиционно-политическая, даже нравственно-политическая роль этого сословия в римском обществе вызвала и некоторые ограничения частной гражданской жизни сенаторов. Им запрещены браки с лицами низших категорий граждан, тем более с вольноотпущенниками и их потомками. Запрещается на долгое время покидать Рим, приобретать земельную собственность в провинциях, выступать в качестве гладиаторов, актеров или спортсменов.

Эквиты (Лат. equites, от лат. еquus - «конь») Эквиты, или же всадники — одно из привилегированных сословий в Древнем Риме. Первоначально – в царскую эпоху и в раннереспубликанский период – это была сражавшаяся верхом патрицианская знать.

По реформе Сервия Туллия всадники составляли часть римских граждан из высшего имущественного ценза (т.е тех, у кого было 400000 сестерциев).Впоследствии, в связи с образованием в Риме нобилитета, всадники превратились во второе по своему весу после сенаторов сословие.
С развитием торговли и ростовщичества в разряд всадников стали вступать (по имущественному цензу) владельцы крупных мастерских, ростовщики.
К концу 20-х гг. II века до н. э. всадники превратились в особое сословие римского общества – денежную аристократию, материальной базой которой было владение крупными денежными средствами и движимым имуществом. Обычными занятиями всадников были торговля и откуп налогов с провинций. Они образовали верхний слой общества в муниципиях, имели крупные поместья, занимали административные должности, были юристами и т. п.
Личные привилегии для всадников в основном формальны: право носить золотое кольцо, тунику с тонкой пурпурной полосой, занимать в театре первые после сенаторов ряды скамей. Как и на сенаторов, на них налагаются некоторые общественные запреты: выступать в качестве спортсмена, гладиатора, актера, заключать позорные браки.
Из всадников комплектовался командный состав армии; также они занимали ряд должностей по управлению провинциями. Однако их политическое влияние было гораздо слабее, чем у сенаторов.

Патриции (Лат. patricii, от pater — отец, то есть «потомки отцов») В Древнем Риме в состав патрициев первоначально включали всё коренное население, входившее в родовую общину и составлявшее римский народ.

После выделения из рода знатных патриархальных семей к патрициям стала относиться лишь родовая аристократия, предки которой когда-то составляли царский сенат.
С конца VI века до н. э. патриции превратились в господствующий класс — сословие Римской республики; экономической основой их могущества было исключительное право на пользование общественной землей.
После включения плебеев в состав римского народа и уравнения их в правах с патрициями (к началу III века до н. э.) верхушка патрициев, или патрициата, и плебса, слившись, образовали нобилитет.

Плебеи (Лат. plebejus, от plebs - «простой народ») Esto procul, tantum nomen inane mihi/Судьба и случай – понятия милые плебсу (с) Плебс представляет собой пришлое население Древнего Рима.

Первоначально плебеи не пользовались политическими правами в отличие от патрициев, то есть «имеющих отцов».
Рим пополнялся народом в результате завоеваний соседних племён и городов. И изначально пришлое население относилось к различным римским трибам (племенам). Они были учреждены по родовому признаку и состояли из трех этнических культур (латины, сабины и этруски). Полноправные члены римской общины постепенно превратились в привилегированную часть общества. Они назывались патрициями и первоначально только они составляли «Римский народ».
Впоследствии пришлое население уже не включалось в трибы, то есть не могло входить в состав древних родов и считаться «римским народом», они не могли пользоваться общинной землёй, принимать участие в религиозных обрядах. Безземельные плебеи занимались в основном ремеслом и мелкой торговлей и не были особо богатыми.
Со временем плебеи добились права избирать в сенат так называемых плебейских трибунов, которые имели право вето на решения патрицианских магистратов. Изначально их решения были законом только среди плебеев, но в течение долгой борьбы права патрициев и плебеев были уравнены.
Патрицианская и богатая плебейская верхушки слились в одно сословие – нобилитет и в 287 году до н. э. был принят закон о том, что решения плебейских собраний (плебисцитов) являются обязательными для всех граждан вне зависимости от происхождения. С этого времени патриции и плебеи перестали быть различными классами-сословиями. Зажиточные граждане образовали сословие всадников, а все бедные составляли плебс – свободные ремесленники, крестьяне и мелкие торговцы.

Вольноотпущенники Раб, получивший или купивший себе свободу, назывался вольноотпущенником (или либертином). Он получал родовое имя бывшего господина и становился римским гражданином, но без права отправлять магистратуры и служить в армии.

Вольноотпущенник обязан выплачивать своему патрону процент от своего заработка (1/4 часть).
Часто вольноотпущенники были доверенными агентами своих патронов. Они составляли особое сословие, которое, однако, не было однородно. Некоторые вольноотпущенники были очень богаты. Большинство вольноотпущенников сливалось со свободной беднотой, мелкими ремесленниками, колонами.
Вольноотпущенников не принимали в легионы, за исключением случаев крайней опасности: они служили преимущественно во флоте.

Женщины

В Риме женщины не имели гражданских прав и были формально отстранены от участия в государственных делах. Обычным являлось участие римских женщин в общественной жизни. Римлянки пользовались относительной свободой – могли появляться в обществе, ездить в гости, посещать приемы.

В период ранней Республики римская женщина, в отличие от греческой, свободно выбирала себе мужа; как мать семейства (mater familias), матрона, почитаемая рабами, клиентами и детьми, она была хозяйкой своего дома.

Девочки получали начальное образование наравне с мальчиками. Римляне не держали своих женщин в тишине и уединении - она появлялась у них и в театрах, и в цирках, и на празднествах, и на пирах. Римские женщины могли иметь свои объединения, своего рода клубы, о чём свидетельствуют, в частности, сохранившиеся надписи. Так, в Тускуле существовало особое общество, куда входили местные женщины и девушки, а в Медиолане (ныне Милан) юные девушки справили в честь своей покойной подруги, принадлежавшей к их обществу, поминальные торжества (Parentaliг). В самом Риме было хорошо известно и признано в законном порядке общество замужних женщин (conventus patronвrum). Участницы этого общества посещали собрания, на которых иногда обсуждались весьма важные дела, касавшиеся даже общего положения в государстве: напр., решение римских женщин отдать свои золотые украшения и другие драгоценности в государственную казну во время войны с городом Вейи (396 г. до н.э.) было принято, очевидно, как раз на одном из таких собраний.

Весьма важной особенностью семейных отношений в Древнем Риме было то, что мужей мало заботило, чем занимались их жены, если они их не беспокоили. Главная причина этого заключалась в том, что женщин не хватало на всех. Мужчина женился ради того, чтобы произвести на свет сына и наследника, а также чтобы приобрести через приданое жены определенную сумму денег. И независимо от того, как он впоследствии относился к своей жене, единственным способом сохранения приданого для него было хорошее обращение с женой.

В таких семьях женщина имела большие права, так как на неё возлагались обязанности по ведению домашнего хозяйства. Она была полновластная хозяйка в своем доме. Считалось хорошим тоном, когда женщина хорошо налаживала семейный быт, освобождая время мужа для более важных государственных дел. Зависимость женщины от мужа ограничивалась, в сущности, имущественными отношениями; владеть и распоряжаться имуществом без разрешения мужа женщина не могла. После того, как старые устои отошли на второй план, к женщинам, римские мужчины стали относиться иначе. Они с уважением относятся к женщинам и дома, и в обществе: в ее присутствии нельзя сказать грязного слова, нельзя вести себя непристойно.

В доме она полновластная хозяйка, которая распоряжается всем, и не только рабы и слуги, но и сам муж обращается к ней с почтительным domina. Женщина не сидит, как гречанка, в женской половине, куда доступ разрешен только членам семьи.
Окружающий мир не закрыт для нее, и она интересуется тем, что происходит за стенами ее дома.

Она обедает с мужем и его друзьями за одним столом, бывает в обществе, ходит вместе с мужем в гости, и первый человек, которого видит посетитель, – это хозяйка дома: она сидит в атрии вместе с дочерьми и рабынями, занятая, как и они, пряжей или тканьем. У нее ключи от всех замков и запоров, и она ведет хозяйство со всем усердием и старательностью, верная помощница и добрая советница мужу.

В римском обществе существовали условные ранги «светской крутости». Часть их держится на экономическом статусе семьи и трудах мужчин, а другая часть - в руках женщин. У женщин вообще есть свой отдельный негласный «список», в котором условных 4 уровня для матрон, то есть замужних римлянок (куда относятся также овдовевшие и разведенные): Уровень 1 - безусловные авторитеты во всем, родственницы высших и экстраординарных магистратов. Эти дамы могут себе позволить практически любые вольности (но с соблюдением внешних приличий, само собой). Они могут устраивать приемы или не делать этого - их светские обязанности никак не регламентированы. Но их нельзя обходить приглашением на крупные мероприятия, нельзя отказывать в посещении их приема и сманивать их гостей. Все это - непозволительная бестактность.

Уровень 2 - актив светского общества Рима. Среди этих дам наиболее богатые, высокопоставленные или умные и влиятельные. Они обязаны регулярно делать приемы, участвовать в общественных делах, много бывать в свете, следовать моде. Не для них жизнь особняком, не для них – «собственное мнение». То есть думать про себя они могут что угодно, но высказываться публично – не их привилегия. Это могут себе позволить либо люди уровнем выше, либо – ниже.

Уровень 3 – обычные матроны. Они являются потребителями активности первых двух уровней, но при этом куда более свободны от рамок: могут не пойти куда-то, если не хочется, могут позволить себе не устраивать приемы у себя в доме или устраивать, если так пожелают, в любое время. Могут пригласить кого хотят – вдруг высокие персоны согласятся?

Уровень 4 – матроны каким-либо образом уронившие свое достоинство или не имевшие оного с точки зрения социума. Сюда относятся дамы всаднического сословия и сенаторши, выделившиеся как-то неблагополучно.

Незамужние девушки, иностранки и представительницы плебса обычно представляют собой 5-й уровень, но могут случайно и выделиться. Особняком стоят жрицы-весталки. Они как бы вне любых рангов, их жизнь подвластна лишь традиции, Великому Понтифику и богам.

Обычаи светской жизни не для них, но это не значит, что их нельзя пригласить в гости или осторожно посплетничать о них с подругой.

Одежда в Древнем Риме

Мужские костюмы:
Патриции, эквиты, сенаторы
Не секрет, что наряду с солидной частью культуры и быта, италийцы позаимствовали у своих соседей греков и многие элементы костюма. Сюда относится и традиция одновременного ношения двух-трех одежд, которой придерживались оба народа. Кроме того, туника и тога имели много общих черт с греческими хитоном и гиматием, хотя и отличались по своему художественному и конструктивному решению.

Туника - длинная рубаха с короткими, не доходившим до локтя рукавами, вошла в состав римского костюма очень рано и прочно. Причем это была всесословная одежда, в которую одевалась вся Италия от нищего раба до богатого всадника и знатного сенатора. Обычно для туники брали два полотнища и сшивали их вместе так, чтобы для головы оставалось отверстие (тунику надевали через голову).

Иногда у туники имелся только левый рукав, причем правая рука в таком случае оставалась совершенно свободной, а полотнища туники прихватывались на правом плече застежкой.
Приличные граждане тунику обдергивали так, чтобы спереди она спускалась чуть пониже колен, а сзади доходила до коленного сгиба. Спускать значительно ниже было «по-женски» и мужчине не подобало. А вздергивать выше, т.е. «носить, как центурионы» (грубо говоря, «солдафоны»), и вовсе непристойно. Были у честных граждан Рима и другие условности: верхом неприличия считалось появиться без пояса, особенно в публичном месте, или в «неправильной тунике» - очень длинной и с длинными рукавами.
Цвет туники зависел, прежде всего, от социального положения, римлянина. В кругах состоятельных, не занимавшихся физическим трудом, предпочитали тунику белую. Граждане, трудившиеся на благо римского государства, могли одевать тунику темно-вишневого, синего и пурпурного оттенка. Естественно, что чем богаче и знатнее был хозяин туники, тем искуснее она украшалась. Так, сенаторы и всадники носили туники с пурпурными вертикальными полосами. Причем, у сенаторов полосы эти были широкими, а у всадников - узкими. Туника полководца-победителя была пурпурной, расшитой узором в виде золотых пальмовых ветвей.
 

Тога. В сознании римлянина, тога, огромный кусок ткани, который в одиночку едва ли намотаешь, да и вообще носить неудобно, превратился в настоящий фетиш. Иностранцы и рабы, например, не имели права носить тогу. Для тоги брали кусок тонкой шерстяной материи в форме эллипса, обычно вдвое или втрое больший, чем это требовалось по фигуре. Тоге полагалось быть белого цвета, без всяких украшений. Максимум, она украшалась широкой пурпурной полосой по краю - такая тога была форменной одеждой большинства магистратов и жрецов. В свою очередь, торжествующий полководец надевал пурпурную тогу, расшитую золотом.

 

Плебеи, вольноотпущенники Туника свободного бедняка отличалась от туники патриция разве что качеством ткани и цветом (у крестьян, ремесленников и рабов она была темною, немаркого цвета). Кроме того, ремесленники за работой и торговцы за прилавком снимали пояс.

 
Плащ: В качестве верхней одежды плебеи предпочитали темные толстые плащи (pallium) разного покроя. В период поздней Империи такие плащи вошли и в обиход состоятельных римлян – их использовали в качестве повседневной одежды, в то время как тога превратилась в форменный «мундир» для службы. Плащей разного покроя и различных наименований было такое множество, что римляне сами путали их названия. Однако по внешнему виду и по крою их все-таки можно разделить на три группы:
 
- «Плащевидные капюшоны» или кукули (sagacei cuculli) представляли собой короткие пелерины, которые закрывали плечи, грудь и часть спины, с остроконечным капюшоном, надевавшимся на голову.

- Пенула - это плащ, который застегивался спереди и был узковат. Откинуть его назад можно, но сделать это и трудно, и неудобно. Иногда он даже надевался через голову. Иногда к пенуле также пришивался капюшон. Материалом для этого плаща, если его надевали в путь или на работу, служило грубое толстое сукно, грубая шерсть или даже кожа.

- Лацерна первоначально воспринималась как воинский плащ, однако уже в начале империи она стала обычной одеждой гражданского населения. Этот широкий плащ застегивался под горлом или на плече; полы его можно было закинуть на одно плечо или крест-накрест на спину (правую полу на левое плечо, левую — на правое); можно было их спустить вниз и целиком закутаться. Лацерну из тонной шерсти, окрашенной в яркий пурпур, носили и патриции. Кроме всего прочего, подобный плащ надевали поверх тоги и для тепла, и чтобы предохранить белоснежную ткань от грязи и пыли.
 
Женские костюмы
Обеспеченные римлянки и матроны
Костюм римлянки вряд ли можно отнести к стилю «унисекс», тем не менее, сочетание туники, столы и паллы во многом напоминало мужской вариант одежды - туника+тога.
 
Туника. Женская туника по покрою не отличалась от мужской.
 

Стола представляла собой длинную, волочившуюся по земле одежду со множеством складок и короткими рукавами. Она была шире и длиннее туники, и надевалась поверх нее. Под грудью и по талии столу перехватывали поясками, причем обязательно с напуском – для создания более аппетитных и пышных форм. По низу к столе пришивали узкую, плиссированную оборку (instita).

Стоит отметить, что стола для женщины была тем же самым, что и тога для мужчины – ее носили только почтенные замужние женщины - матроны. Ее не смели надевать ни отпущенницы, ни проститутки, ни рабыни.

Выходя из дому, всякая уважающая себя римлянка набрасывала паллу — длинную широкую шаль, в которую можно было совершенно закутаться, так что открытыми оставались разве что лицо, кисти рук и пальцы ног. Как в свое время жаловался поэт Гораций, «у матроны, кроме лица, ты ничего не можешь разглядеть». Иногда качестве верхней одежды женщины носили также плащ-пенулу.

Бедные римлянки, крестьянки

Конечно же, одежда со множеством складок не годилась для бедных женщин. Римлянки, чья жизнь проходила в работе, одевались в длинное закрытое платье с рукавами до запястья. Сверху опять же накидывалась палла или пенула.

Жрицы

Облачение весталок во многом напоминает монашескую одежду нового времени: длинная белая туника, перехваченная на талии веревкой и широкое белое покрывало. Грудь весталки украшал круглый медальон (bulla), а волосы, заплетенные в 6 кос, поддерживались специальным шерстяными повязками. В свою очередь, служители Исиды и женщины, оправлявшиеся молиться в ее храм, носили льняные одежды. Костюмы прочих жрецов и жриц мало чем разнилась от обычной мужской и женской одежды.

Прогулки

В определенные часы в садах и в особенности под портиками собиралось множество гуляющей публики. Дамы появлялись закутанными, открытым оставалось только лицо: длинная стола спускалась до пят, широкий плащ покрывал всю фигуру и даже часть головы,

т.к. законы этикета не позволяли женщинам появляться в обществе с непокрытой головой; кроме того, половину лица скрывала вуаль. За женщинами следовали рабы, окружая свою госпожу, чтобы защитить ее от толпы.
В противоположность знатным дамам куртизанки поражали бьющей в глаза роскошью своих туалетов и старались привлечь внимание развязным поведением и вызывающими взглядами. Среди мужчин особое внимание своим изысканным нарядом и украшениями обращали на себя внимание так называемые bellus homo — красавцы. Их узнавали прежде всего по множеству колец, украшавших из пальцы — до 5—6 штук на каждом пальце; затем по белизне кожи, которую с этой целью они терли пемзой, по изящно причесанным и надушенным волосам, по подбородку — гладкому или покрытому пушистой бородкой, по длине туники и рукавов, по блеску и изяществу тоги необыкновенной ширины.
Загородные поездки – на носилках, в экипаже либо верхом – обычно совершались на Аппиеву дорогу. Здесь светские люди показывали свои великолепные экипажи, запряженные мулами, хорошо подобранными по росту и масти, с богатыми пурпурными чепраками и золотой сбруей. Экипажи были покрыты драгоценными коврами, украшены слоновой костью, медью, чеканным серебром. Это были либо четырехколесные повозки, запряженные парой лошадей, либо экипаж, закрытый со всех сторон, либо экипаж, который везли три мула и т.д. Самые красивые экипажи были запряжены четверкой лошадей. Многие франты, садясь вместо возницы, правили сами, держа в руках длинные вожжи и бич. Впереди многих экипажей ехали отряды всадников, разгонявших толпу. Менее состоятельные граждане для этих целей использовали больших собак. Прогуливавшихся на носилках несли на плечах 6 или 8 рабов высокого роста. Все эти рабы, всадники и носильщики были одеты в великолепные одежды из белой или красной шерсти.

На Аппиевой дороге можно было встретить и женщин. Здесь прогуливались куртизанки в полном блеске своей юности и красоты, полулежавшие на открытых носилках или ехавшие в обитых шелком экипажах, которыми они сами правили. В величавых экипажах следовали матроны.

Обычно это были двухколесные повозки, которыми только они имели право пользоваться. Порой матрона пересаживалась в носилки, опираясь рукой на мягкую пуховую подушку. По бокам носилок неотлучно находились две рабыни — одна с зонтиком, другая с веером из павлиньих перьев.
Впереди шли четыре скорохода индийского или африканского происхождения, сзади — два белых раба, всегда готовых, как только носилки остановятся, поставить справа и слева маленькие лесенки, – чтобы матрона не утруждала себя указаниями, с какой стороны она желает сойти. На прогулках не только отдыхали, но и занимались делом. В Риме можно было быть кем-нибудь, только постоянно выдвигаясь вперед, открывая свой дом для всех, завязывая обширные связи и знакомства; и прогулка была важным и существенно необходимым актом в этой жизни. Человек, который не показывался бы всюду, где бывало все общество, очень скоро был бы забыт. Следовательно, для честолюбивого римлянина было просто необходимостью постоянно бывать в местах праздного времяпровождения; прогуливаясь, он как бы выставлял и поддерживал свою кандидатуру в обществе.

Выступление перед аудиторией

Этому искусству обучали специальные преподаватели. Поведение оратора было строго регламентировано – на все существовали правила, например, насчет манеры лектора держаться, а также поведения аудитории: первому следовало быть скромным, второй – снисходительной:

«Не оскорбляй человека и не делай себе из него врага из-за литературных мелочей, когда ты пришел дружески предоставить в его распоряжение уши.
Будь у тебя больше заслуг или меньше, или столько же, сколько у него, – в любом случае хвали, хвали неизменно, как низшего по положению, так и высшего и равного». Таковы были правила для аудитории. Лектору при входе в зал предписывалось притвориться немного смущенным, слегка покраснеть, чтобы расположить аудиторию к себе, поднимать робкие взоры к небу, чтобы намекнуть, откуда к нему пришло вдохновение. После этих заигрываний со слушателями лектор усаживался. В кратком импровизированном введении он говорил несколько слов о своем плане, вручал себя и свое произведение благосклонности публики или же старался расположить ее к себе какими-либо иными средствами. Затем он развертывал рукопись и читал свое произведение либо часть его – смотря по степени терпения и расположения аудитории.
Существовали особые правила, касающиеся произношения, жестов, дикции, – правила, которые лектор должен был соблюдать, если он хотел понравиться. Голос рекомендовался мягкий, ласкающий, а не порывистые вскрикивания; жесты — умеренные и редкие, но не размахивание всей рукой.
Произношение имело столь большое влияние на успех выступления, что, например, поэт с недостаточным дыханием либо нечеткой дикцией заставлял читать свои стихи вольноотпущенника, специально обученного этому искусству. Тот, кто сам читал свое произведение, не только напрягал слух, чтобы уловить все, что говорится в аудитории, но также исподтишка бросал взгляды по сторонам, угадывая по выражению лиц, глаз, по жестам, по вдруг пронесшемуся шепоту или наступившему молчанию, каково было чувство, переживаемое людьми, что было искренним, а что – просто вежливостью.
Правила приличия требовали, чтобы, прочитав более или менее длинный отрывок, лектор заставлял просить себя продолжать, объявляя, что он намерен закончить чтение: «Я кончу, друзья мои, если вы позволите. Продолжать значило бы злоупотребить вашей дружбой». При этом лектор робко разворачивал внушительный остаток своей рукописи. Аудитория начинала кричать: «Продолжайте, продолжайте! Мы предоставим в ваше распоряжение завтрашний и даже послезавтрашний день, если нужно!».
Все это было заранее условленной комедией – такую процедуру предусматривал кодекс хороших манер, обязательных и для «докладчика», и для слушателей. Предусматривалось несколько способов аплодирования, причем каждый выбирал тот способ, который более всего соответствовал его характеру и его усердию. Самых употребительных было четыре:
• возгласы типа «Хорошо, очень хорошо, восхитительно!»;
• хлопанье в ладоши;
• стучание ногами об пол;
• размахивание тогой.

Беседы древних римлян

Римляне не любили сидеть дома и если не были в цирке или театре, то слонялись по улицам, останавливались на перекрестках, садились на скамьи и экседры, которые стояли на площадях. Это были толпы праздных зевак, собиравшихся вместе, чтобы поглазеть на что-либо или поболтать.

Часто толпа собиралась специально для того, чтобы послушать рассуждения важных и влиятельных людей, знавших все новости. Особенно заметна была их роль в дни тревоги и ожидания. Уличные политиканы собирались у подножия трибуны для произнесения речей.
Здесь находился источник мрачных слухов, которые волновали Рим. Разговоры под открытым небом могли представлять для граждан определенную опасность. Благоразумные люди предпочитали хранить молчание. Они давали волю языку лишь в кружке Людей, которым доверяли. В те времена в Риме существовало нечто подобное, что в более поздние эпохи стало называться «светом», – собрание людей, чаще всего чужих друг другу, различного происхождения и состояния. У них не было каких-либо общих дел или интересов, и сходились они только из-за удовольствия быть вместе. Интересной чертой таких светских собраний было присутствие на них женщин.
Светскими собраниями могли быть и пиры, о которых речь впереди. Помимо них, были еще и собрания другого рода. Начиная с I в. н.э. привычка к тесному общению развила между людьми разных полов фамильярное отношение, чуждое древнему обществу.
Когда собирались одни мужчины, они рассуждали и спорили; в присутствии дам им приходилось болтать. Сенека дал прекрасное описание этой светской болтовни, затрагивающей все и не исчерпывающей ничего, легко перескакивающей с предмета на предмет. Много говорили о самих себе и о других. Привычка жить в постоянном соприкосновении друг с другом развивала вкус к самонаблюдению, желание изучать характеры людей и их страсти. В Риме – огромном городе, где ежедневно шла ожесточенная борьба за власть и богатство, у светских моралистов не было недостатка в предметах обсуждения и изучения. Они рассказывали пикантные анекдоты об известных личностях и являлись вечером сообщить их своим друзьям. Разговаривали также о литературе: римский большой свет любил литературу; каждый был, как правило, оратором по обязанности, поэтом для развлечения. Стала процветать особая салонная поэзия, произведения которой не дошли до наших дней. В них воспевались игра в кости и шахматы, рыбная ловля и плаванье, танцы и музыка, искусство заказать хороший обед и достойно принять гостей.
Когда темы злословия и литературы надоедали, переходили к политике. В свете развилась наклонность к ироническому отношению: умение приятно высмеять своего ближнего считалось весьма ценным качеством и, очевидно, это достоинство было самой высокой пробы, когда таким ближним оказывался сам император. Разумеется, это была опасная игра, и насмешки такого рода могли обойтись очень дорого. Но опасность далеко не всегда заставляла отказаться от шутки, особенно когда ее автор считал, что она остроумна и вызовет всеобщее одобрение. Сенека Старший писал: «Я не могу жалеть об этих людях, которые скорее готовы потерять голову, чем потерять удачную остроту».
Особой любовью пользовались слухи, которые без риска нельзя было ни повторять, ни слушать. В Риме была масса охотников до новостей. Они знали все: что говорят в войсках, что думают в провинциях, кто подсыпал яд умершему. И никогда злые языки не усердствовали так, как с тех пор, когда людям запретили говорить.

Рабочий день римлянина

Утро римского аристократа начиналось с приема множества посетителей, представлявших собой весьма странную и пеструю смесь. Это были клиенты, другие богачи, ученые, просящие денег, философы, пытавшиеся получить приглашения на обед,

всадники, сенаторы; одним словом, собиралось немало людей, которых привлекала надежда на какую-нибудь милость со стороны вельможи.
У двери стоял привратник, вооруженный тростниковой палкой. Его милости можно было купить. Номенклатор, функция которого состояла в вызывании принятых посетителей, составлял целые списки имен, хотя на эту должность назначались люди с прекрасной памятью. Приемы у высших сановников были очень похожи на приемы при императорском дворе.
Утренние посещения были не просто актом вежливости. К этому часу приурочивались всевозможные торжественные случаи: облачение юноши в мужскую тогу, обручение, свадьба, вступление магистратов в должность. Напротив, похороны происходили в самые поздние часы.
В силу вышесказанного всякий римлянин, у которого были более или менее обширные связи и знакомства, терял массу времени. Плиний Младший отмечал: «Странно видеть, как в Риме проходит время. Если взять каждый день в отдельности, то он окажется заполненным разными делами; если же их собрать все вместе, то удивишься, до чего они пусты. Спроси кого-нибудь: что ты делал сегодня? И он тебе ответит: я был у такого-то на облачении в мужскую тогу, или на обручении, или на свадьбе; этот просил меня сопровождать его в суд, другой звал на совещание. Каждое из этих занятий в тот самый день, когда их делаешь, кажется необходимым; но в итоге, когда подумаешь, что они отняли у тебя все время, то они оказываются бесполезными. Особенно ясно осознаешь их ничтожество, когда покидаешь Рим».
Столица была настоящим центром суетливого безделья, которое процветало в ней больше, чем в каком-либо ином городе. Число людей, проводивших всю свою жизнь в обмене пустыми знаками вежливости, было необычайно велико уже на закате Римской республики. Они составляли особый класс, называвшийся арделионами. Сенека сравнивал их с муравьями, без плана и цели бегающими по всему дереву от корней до вершины и от вершины до корней. Если, остановив такого человека, спросить его, куда он идет и каковы его намерения, он ответит: «Не знаю».

Изменено 19 июля, 2015 пользователем DiK

[DAO занят кемто другим :) 7 533]

Сенатор Марк Кассий Лонгиниус

Политика - это единственное, чем стоит заниматься достойному римлянину.

 

Поначалу боги были не милостивы к Марку Кассию Лонгиниусу - сыну обедневшего и потерявшего расположение в обществе патриция. После того, как отец наложил на себя руки, оставив единственному наследнику одни лишь долги, Марк Кассий начал свой собственный жизненный путь простым эквитом, имея из личного имущества лишь коня да фамильные латы.

Во время военной службы, в долгах и нужде, в Риме скончалась мать Марка, а родовое поместье пришло в разруху и запустение. Тем не менее, молодой воин из сословия всадников не отчаялся. Очень скоро, за отличительные заслуги в сражениях, ему позволили честь нести золотого орла, а через годы преданной службы эквит дослужился до почетного звания капитана легионной конной когорты, а еще позже занимал ряд управляющих должностей в подчиненных Республике провинциях.

 

Еще через время Марку Кассию Лонгиниусу, по его же прошению, было позволено оставить военную службу и вернуться в Рим, где будущий политик женился на младшей дочери богатого плебея. Бракосочетание имело исключительно взаимовыгодный характер - тесть помог Марку рассчитаться с долгами, а сам плебей породался с древним патрицианским именем. Марк же растрачивал оставшиеся свои сбережения исключительно на улучшение собственного образования, после чего, подготовленный и уверенный в себе, начал свою политическую карьеру. Он больше никогда не возвращался к военному делу и даже не хотел об этом говорить.

 

Пройдя через трибуны, должность квестора и претора, Марк Кассий Лонгиниус становится сенатором. За время своей государственной службы на высшей должности ни разу не был уличен в подкупе или взяточничестве, за что в народе получил прозвище Неподкупный. Хотя это было так лишь отчасти. Сенатор умел аккурат выторговать взятку за поддержку или законопроект, который и сам принял решение продвигать и без всяких незаконных даров. Благодаря этому умению, Марк Кассий сколотил целое состояние и восстановил родовое поместье.

 

Сенатор Лонгиниус всегда с большим рвением не только поддерживал на заседаниях, но еще и финансировал военные кампании с целью покорения Римом новых территорий. Однако столь же рьяно осуждал походы с целью грабежа.

В Сенате скорее был одиночкой. Не числился среди союзников ни одного из членов Первого триумвирата, что позволило ему успешно пережить междоусобицы 50-х годов до н.э. и остаться на должности. Хотя после смерти Марка Лициния Красса был среди большинства тех, кто пытался примирить Цезаря с Помпеем. Римляне убивают римлян, потому что двое римлян готовы пожертвовать их жизнями в борьбе за власть, - говорил Марк Кассий.

 

Однако как бы не относился Марк Кассий к диктатору, он все же понимал, что смерть Цезаря повлечет за собой новые беды. К этому моменту он уже был стар, энергичность сменилась пассивностью. Поговаривают, что в юности Марк Кассий был очень вспыльчив и лишь с возрастом горячность медленно сменилась разумной сдержанностью, а в последнее время за ним вновь иногда замечались кратковременные вспышки гнева. Враги Лонгиниуса начали распускать слух о том, что сенатор не способен по состоянию здоровья справляться с должностью, при всем уважении к возрасту и опыту.

- О, Великий Рим! Тень твоя простирается далеко за твои необъятные пределы! Твоя сила подчинит всех несогласных, роскошь твоя обольстит честолюбцев. Венец славы...

- Да заткнешься ли ты сегодня хоть на секундочку? - скрежет старческого голоса прервал творческий полет мысли четырнадцатилетнего юноши.

Парень умолк и бросил испуганный взгляд на отца, затем сорвался с места, словно встревоженный зверек, и убежал во внутренний двор поместья. А через десять минут Марк Кассий Лонгиниус мог наблюдать, как три его непутевых сына - Нерон, Мирон и Антон, коим было 13, 14 и 15 лет, стали гонять деревянными мечами чернокожего раба, предварительно упряжью соединив со сломанной повозкой двух сирийцев. Повозка двигалась. Даже без колес. Порченные, порченные дети - горевал отец.

Сенатор был в край разочарован своими сыновьями. Зубы старика заскрежетали от переполнивших душу эмоций, когда он поймал себя на этой пренеприятнейшей, но честной мысли.

- Опять травишь сам себе душу злыми раздумьями? - нежный женский голосок, раздавшийся за спиной Лонгиниуса, вывел его из погруженного внутрь себя состояния.

- А, Кассия, мой первенец, души моей отрада, глаза твои открылись наконец, - старик обернулся и взял дочь за руки, голос смягчился и стал ласковым.

- Доброе утро папа, - девушка поцеловала в щеку старика. - Знаешь, я давно хочу сказать... может, тебе стоит отправиться на виллу к морю и передохнуть. В последнее время ты как-то сильно нервничаешь. Я беспокоюсь. А за дела не волнуйся, я со всем справлюсь и за ними присмотрю, - Кассия кивнула в сторону расшалившихся братьев.

- Я знаю, что всегда могу на тебя положиться, - старик приобнял дочь за плечи, совсем расслабился, а вид стал вполне улыбчивым и довольным жизнью. - Но не волнуйся так за меня. Ах, дорогая, будь ты мужчиной - какой бы мог из тебя получиться лидер и глава рода. Но, видно, мир не заслужил такого подарка, а я не выторговал у богов подобной милости.

- Отец, ты слишком добр ко мне, - прекрасная девушка порадовала отца улыбкой.

Внезапно их утреннюю беседу прервал вбежавший в комнату слуга. Перепуганный, с широко раскрытыми глазами он произнес дрожащим голосом:

- Г... господин! Т... там... там...

- Пусть входят, - холодно отозвался сенатор.

Слуга исчез за дверью. Кассия вопросительно глянула на отца.

- Все в порядке? - спросила она.

- В полном, - ответил Марк Кассий. - Пойди, позови своих братьев. Я хочу объявить нечто важное.

Дочь покорилась и направилась во внутренний двор. И как раз вовремя - сыновья хозяина разошлись в своей игре не на шутку и уже привязывали чернокожего раба к импровизированному кресту.

Кассия дозвалась братьев и все четверо предстали пред отцом в гостиной. Они были очень удивлены увидев отряд вооруженных солдат под своей крышей.

Отец взял дочь за руку и почтительно отвел в сторону, подав знак присесть в кресло и насладиться представлением. Затем Марк Кассий повернулся и подошел к сыновьям, молча стоявшим в ряд и заговорил:

- Дети мои, - начинал он всегда мягко. - Пришло время рассказать вам о том, что я запланировал насчет вашего дальнейшего будущего. Видите этих прекрасных статных молодых людей? - он указал на стоявших смирно воинов. - Я горд тем, что совсем скоро вы, сыновья мои, станете как они - разящим мечем и крепким щитом Рима, как эти доблестные воины. Сначала вы будете простыми рабочими на военных фронтах и будете проходить обучение, но когда придет срок...

- Что?!? - воскликнул Нерон.

- В армию? - Мирон был постарше и посмышленней.

- Я никуда не пойду! Мы никуда не пойдем! - а Антон, к удивлению Марка, сразу понял чем пахнет.

- Как смеете мне перечить? - с этими словами, старая, но все еще тяжелая отцовская рука опустилась пощечиной на Антона, да так, что тот ударился головой о голову среднего брата, а средний брат о голову младшего.

Держась за покрасневшую щеку, Антон с ненавистью глянул на отца, Мирон - с обидой, а Нерон просто расплакался.

- Маленькие чудовища! - разошелся поседевший старик. - Сколько раз я приказывал вас высечь за издевательства над рабами! Вы не внимали ни доводам, ни силе! Хватит грызть мне позвоночник - обломаете зубы! Ваша мать приняла яд из-за вас, но я не такой, нет... Мне плевать, что за звери кроются за вашими шкурами, что вы сношаетесь друг с другом когда я уезжаю из дома, что вы препарируете живых собак, крадете и носите вещи сестры! Скоро Дисциплина скрутит вас в бараний рог и выбьет эту дурь раз и навсегда! Или вы умрете в холодных варварских землях.

У дьяволят отняло дар речи. Мирон начал было что-то мямлить о том, что если отцу угодно, чтоб его сыновья обучились воинскому искусству, то не лучше ли нанять преподавателей в Риме. Но старик не хотел ничего слушать. Он говорил, мол, вернетесь мужчинами, как сам Лонгиниус, но на самом деле старый сенатор совершенно не рассчитывал на возвращение возмужавших и излеченных сыновей. Марк Кассий оформил чад в тяжелую пехоту и, связавшись со своим старым знакомым, попросил того об услуге - "привилегии" для сыновей находиться в первых рядах авангарда, как только те пройдут подготовку и достигнут необходимого возраста.

Сотрясающие поместье истошные вопли Нерона, Мирона и Антона, коих солдаты уводили насильно, по указу сенатора не слишком церемонясь, звучали для разочарованного старика, словно райская музыка Елисейских полей. Развалившись в кресле, он улыбался, а в месте с хозяином смущенно улыбались во внутреннем дворе рабы и слуги. Только Кассия оставалась напряженной, даже когда в доме воцарилась умиротворенная тишина и покой.

- Ты действительно думаешь, что они вернуться домой достойными римлянами? А если...- она не договорила.

- Погибнут? Хороший исход, не считаешь? - глаза отца все еще были блаженно закрыты.

- Я не о том, - произнесла Кассия. - Другого боюсь...

Отец открыл глаза, выпрямился в кресле, стал суров и серьезен.

- Если хоть один из твоих братьев вернется... - глухо сказал он и в промочил горло глотком виноградного напитка. - Нам останется лишь уповать на богов, чтоб к нам живым и здоровым вернулся Человек, а не еще более ужасный монстр. Уж не знаю я - почему мир так жесток, что раз за разом порождает чудовищ и так скуп на чудеса...

 

Через несколько часов, шаркая сандалиями, по мраморным ступеням в Сенат поднимался уже не разбитый горем отец, а уважаемый политик Римской республики, готовый молвить слово коллегам о делах насущных. Как вдруг кто-то окликнул его.

Гонец передал послание. Марк Кассий ненавидел театр - низшее из искусств, но велел передать Октавиану покорное и смиренное согласие. Юноша умчался, а старик, погрузившись в размышления, странно усмехнулся и продолжил свой путь...

[Beaver 5 063]

Имя: Гай Клавдиус Цицеро

Возраст: 19 лет

Род занятий: флейтист

  Фото              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

  Биография              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

Гай Клавдиус Цицеро - пятый сын в старинном аристократическом роду. Когда у тебя четверо старших братьев, очень сложно добиться внимания отца. Даже мать больше возится с ними или с самым младшим ребенком, единственной дочерью. Поэтому где-то лет с шести Гай оказался предоставленным самому себе. Вскоре у мальчика обнаружились хороший слух и таланты к пению и игре на музыкальных инструментах. И вот, когда юноша в совершенстве овладел флейтой, отец, наконец, обратил на него свой взор и стал с гордостью демонстрировать сына друзьям. Теперь Гай играл на каждом приеме, устроенном родителями.

***

Парень как раз закончил выступать на одном из таких приемов, когда пожаловал гонец от консула.

- Где я могу найти Гая Клавдиуса Цицеро? - начал он прямо с порога.

Искомого быстро нашли и привели.

- А это точно приглашение для меня, а не для отца или одного из старших братьев? - удивленно переспросил Гай, выслушав просьбу.

- Точно для тебя. - сказал гонец и шепнул на ухо юноше: - И я бы не советовал его игнорировать.

Парень растерянно кивнул.

"Неужели я стал так хорошо играть?" - только и успел подумать он, глядя вслед уходящему посланцу.

Изменено 22 июля, 2015 пользователем Beaver

[ABAL 2 173]

Имя: Тиберий Икции Пробус

Возраст: 43 года.

Профессия: цирюльник

 

Тиберий родился в небольшой семье, состоящей из его родителей и брата. Вскоре после родов Тиберия его мать умерла из-за болезни. Отец хотел, что бы сыновья пошли по его стопам и стали легионерами. Однако, Тиберий, в отличии от своего брата, рос слабым и болезненным мальчиком. Когда ему исполнилось 15 лет отец отправил его на обучение к своему брату, тот, в свою очередь, был цирюльником. В последствии Тиберий никогда больше не видел отца и брата. После завершения обучения Тиберий остался работать при своем дяде. На 30 году жизни Тиберий похоронил дядю. В последствии, за дальнейшие 13 лет Тиберий обзавелся семьей и стал довольно известным цирюльником в риме. За его услугами приходили люди весьма высоких сословий и родов.

 

Тиберий аккуратно брил подбородок очередного аристократа. Он не помнил его имени, да оно ему и не требовалось.

-Тиберий, когда закончишь с лицом, поставь пиявок. Надеюсь это поможет в борьбе с мигренью. - сказал, незнакомый Тиберию, аристократ.

-Хорошо, уважаемый. За эти услуги я возьму с вас дополнительные 15 сестерциев. - сказал Тиберий.

Прошло, примерно, 10 минут и Тиберий закончил брить лицо аристократа.

Тиберий направился к шкафу, в котором стояла банка с пиявками. Когда он достал необходимую ему банку, Тиберий услышал, как кто-то постучал в дверь. Тиберий поставил банку на стол и направился к двери. На пороге стоял гонец 20-25 лет.

-Вам что то нужно? - Произнес Тиберий.

-Вы Тиберий Икции Пробус? - спросил гонец.

-Да, именно. - ответил Тиберий.

Гонец протянул ему запечатанное послание и посоветовал получше одеться. Закрыв за гонцом дверь Тиберий положил послание на стол и пошел ставить пиявок.

-Что-то важное? - спросил аристократ.

-Да, очень важное. - ответил Тиберий.

Поставив пиявок Тиберий начал читать послание.

-Интересно, за какие заслуги меня приглашают на мероприятие такого рода. - подумал Тиберий дочитывая послание.

[Dart Ph 14 735]

Саламбо Семпрония (Барка до замужества )
Бывшая рабыня, ныне вольноотпущеница и жена всадника Тита Луция Семпрония.  

 

Карфаген пал. Но род знаменитых Баркидов не прервался. Грозное имя Ганнибала Барки все еще вселяло страх в римлян. Даже сейчас... спустя столетия...
Барикас Барка, второй сын Магона Барки, не был любимчиком Богов и тем более родной семьи, но случай даровал ему шанс стать великим человеком, талантливым политиком, умелым управленцем, любящим мужем и прекрасным отцом... хотя его жена Иезавель и дочь Саламбо были ханаанскими* жрицами... но он все равно любил их, и они его... по-своему. Но при всех своих достоинствах Барка был и великим глупцом. Ночами он грезил о великой славе своего далекого предка. Только Карфаген давно пал и больше никогда не встанет с колен. Все попытки Барки собрать большое войско наемников, тайно подбить карфагенскую знать на восстание, пока Рим был занят междуусобицей Триумвирата, чтобы провозгласить возрождение Qart Hadasht ("Карфаген" с пунического)...  были тщетны с самого начала и более того - смертельно опасны. Ведь если ты идешь против гордых сынов Ромула, не имея слонов за спиной, то ты заранее обречен. Но то храбрая, хоть и глупая смерть в бою с непримиримым врагом. Судьба же уготовила Барикасу иную участь - его предали собственные люди.
Много лет назад Барикас грубо отбил невесту у Гисгона, сына влиятельного рода Ганнонидов, и с тех пор нажил себе невероятно злопамятного врага. Прошли года, выросли дети, но уязвленная гордость Гисгона так и не успокоилась. Он терпеливо ждал момента, чтобы жестоко и мучительно покарать род Барикаса и невесту предательницу Иезавель. Сладкие речи и щедрая взятка убедили доверенных советников Барикаса передать Гисгону весомые доказательства готовящегося заговора Барки против Римского могущества в регионе. И в обмен на возвышение своего рода Гисгон продал Барикаса с потрохами римскому Сенату, впрочем, был еще один маленький, но важный для Гисгона пункт, касаемо сурового унижения семьи Барки. Но что Риму до ужасных страданий каких-то девиц, когда на кону стоит целая провинция, уже готовая восстать в любом момент? 
Рим отреагировал немедленно, послав своих лучших воинов подавить назревающий, словно уродливый нарыв на теле Республики, мятеж в зародыше.
Экзотические танцовщицы, присланные лживыми советниками в качества подарка за верную службу, усыпили бдительность охраны виллы. И когда Барикас понял, что обречен, было уже поздно. Бежать было некуда - африканский Легион окружил его виллу, и даже его гордость - быстроногий скакун, названный в усмешку римским небожителем, не смог бы спасти его. Вознамерившись храбро покончить с жизнью, но не сдаться врагу, как и его предок, он схватил меч. Но замер, увидев, как его самые преданные люди, вместо того, чтобы защищать его семью до самого конца, приставили кинжал к горлу дочери. Они пообещали ему, что римляне пришли только за ним, что его ждет справедливый суд, а жену и дочь отпустят, если он сдастся. И Барикас совершил ошибку, самую последнюю ошибку в своей жизни. Он поверил. Но самое страшное было в том, что он обрек на ужасное мучение самых дорогих сердцу людей.
Смерть Барикаса была долгой и мучительной на кресте, но перед этим его заставили смотреть, как солдаты жестоко пытают и насилуют его жену и дочь... снова... и снова... и снова...
Охая и ахая, как последние уличные проститутки, знатные дочери Карфагена, лежа под солдатами, поначалу не просили пощады и не плакали, умения, приобретенные за долгие годы службы в храмах плодородия, пришлись как нельзя кстати. Жрицы пытались сохранить частичку гордости до самого конца. Но время шло, а римлян было так много, слишком много, им пришлось удовлетворять нескольких солдат за раз, и каждый мужчина хотел не только взять грубой силой, но как можно более изощренно сломить дух и тело женщин ненавистного Карфагена.
Саламбо, закусив до крови губу, из последних сил терпела надругательство надо собой, но когда центурион, под мерзкое улюлюканье солдат, привел ей в любовники того, кого отец насмешливо назвал Юпитером, она сдалась, она слезно умоляла пощадить её, но солдаты были глухи к её мольбам. Девушка изошлась в жутком крике от невыносимой боли, но это лишь больше распалило похотливых солдат. Сердце матери не выдержало издевательств и насилия над дочерью, и Иезавель, вырвавшись из лап насильников, смиренно упала в ноги легата и и, громко рыдая, молила даже не прекратить, а во имя всех Богов милосердно заколоть себя и дочь. Легат же, первый вкусивший нежной плоти карфагенянок, приказал Иезавель встать на четвереньки, чтобы, виляя задом и гавкая, как собака, вылизать дочиста свои сандалии, забрызганной кровью казненных слуг семьи Барка. В рыдающей женщине, в синяках и потекшим от горьких слез макияжем, невозможно было узнать некогда первую блистательную красавицу Утики. Размазывая слезы и сопли по щекам, гордая пунийка горько всхлипнула, но покорилась извращенной воле Легата. Но когда римлянин сполна получил желаемое, он брезгливо обозвал Иезавель никчемной течной сукой, предназначенной лишь для одного. После чего Легат с отвращением отпихнул униженную женщину обратно к распаленным солдатам, которые охотно продолжили творить с ней гнусное злодейство. Бедные женщины корчились в агонии, но солдаты продолжали насиловать их изможденные тела. Сломленные, мать и дочь рыдали навзрыд, только скоро слезы закончились, а бесконечная вереница солдат даже не думала кончаться.
Умирая на кресте, Барикас из последних сил умолял выколоть ему глаза, чтобы не видеть ужасное насилие над самыми дорогими ему людьми... просил, чтобы ему отрезали уши, чтобы не слышать их бессвязные мольбы и стоны...
Но все было тщетно. Смерть его была мучительна, ибо Рим никогда и негде не потерпит предательства.
Вдоволь насытившись плотью супруги и дочери Барки, легионеры подчистую разграбили, а затем и спалили дотла виллу. Всех, кто был на вилле, гостей, слуг и рабов зарезали, как скот, или распнули, если те пытались противится смерти, даже предавшие Барикаса советники были казнены, ведь в сделку с Гисгоном входила только семья Барки и больше никто.
А зверски измученных... жестоко избитых... и варварски изувеченных женщин под хохот легионеров заставили ублажать друг друга до изнеможения подручными средствами, после чего клеймили знаком позора в самых интимных местах, чтобы будущий хозяин женщин всегда знал, что рабыни совершили самое гнусное предательство, и обращаться с ними велено как с врагами Рима, даже если рабыни как-то смогут в будущем получить свободу, то вряд ли найдется честный гражданин, который захочет разделить ложе с предателем Республики.
В конце концов, когда женщин окончательно сломали и морально и физически, растоптали до ничего, их заковали в кандалы и ближайшем городке сразу продали в рабство. Но и тут римляне проявили жестокость, не дав даже толком попрощаться, разделили хнычущих, словно малые дети, мать и дочь и отправили разными рабскими караванми в совершенно разные уголки Республики.
Так Саламбо попала на галеры, плывущие на Сицилию, а потом в Рим, а куда отправили мать, она так и никогда не узнала... к счастью.
Измученная Иезавель горько плакала, думая, что отправляется в кандалах куда-то на самый дикий край света, но еще до того, как ей открыли завязанные глаза, по громкому лаю бойцовских собак она с ужасом осознала, что попала в дом своего бывшего жениха. Женщина с содроганием вспомнила, что еще в юные годы Гисгон с наслаждением травил своими четвероногими бестиями провинившихся рабов, его лохматые любимчики запросто раздирали живьем на части людей и творили прочие гнусные мерзости с рабынями. Садистскими методами он держал железный порядок в своем имении, чему, кстати, завидовали многие его соседи. Но сама Иезавель не разделяла его взглядов, претила ей излишняя жестокость. "Рабов ставить на место надо и нужно, - учил её отец, - но убивать раба, как закапывать золото в саду, притом чужом." И, честно говоря, еще до помолвки у Гисгона вошло в привычку каждый день распускать руки и нещадно пороть девицу за всякую провинность, подчас выдуманную, но часто, чтобы она просто не забывала свое место подле него, на что её родные отец и мать отмахивались, говоря, что так любой приличный муж воспитывает нерадивую жену. Иезавель стала боятся, что в один из дней горькая участь рабынь постигнет и её, несмотря на статус законной жены, и никто не вступится за неё.
И когда ей подвернулся мягкотелый Барикас, а все знали, что он был самой неудачной партией в то время, она с радостью прыгнула ему на шею, несмотря и на суровые протесты родителей, и уже объявленную помолвку с Ганнонидом... и потерянную невинность - Гисгон в первую же ночь их встречи предусмотрительно сорвал нежный бутон пунийки, чтобы никто не позарился на его трофей. Последнее она компенсировала необузданной страстью, которой тайно обучилась в ханаанских храмах, пока Гисгон занимался делами семьи в провинции. Барикас же, вознамерившийся взять в жены нумедийскую принцессу, чтобы упрочить свое положение в обществе, потерял дар речи, когда впервые увидел Иезавель, вернее, её фигуру - манящие песочные часы, её роскошный крепкий зад затмил его разум словно наваждение. Однако, он прекрасно осознавал, что уводит чужую невесту, знал, что последует неминуемый скандал, но никак не смог устоять перед чарующе трепетавшими бедрами Иезавель. А то, что было между ними... Ох, Боги, как же она была искусна в любовном ремесле, никакая рабыня, проститутка или даже свободная женщина не могли даже и близко сравниться с ней. Один лунный цикл, проведенный вместе, и влюбленный по самые уши Барикас отослал только прибывшую принцессу обратно к отцу, поругался со своей семьей, в очередной раз и, наконец, сделал судьбоносный шаг. Скандал тогда разразился нешуточный, который обнажил скопившиеся годами обиды и противоречия среди знати провинции. Разногласия всего между двумя людьми переросли в острый политический кризис. Главы влиятельных семей вцепились мертвой хваткой друг другу в глотки, угрожая от слов перейти к действиям. Волей случая, эти события привели к возвышению самого Барикаса. Гордиев узел противоречий разрубил прибывший консул-суффект из Рима, объявив, что священный брак должен быть засвидетельствован перед ликом Богов, а не в постели, словно блуд с рабыней или проституткой. В отличие от Гисгона, который излишне осторожничал да тянул с браком, держа Иезавель при себе больше на правах содержанки, чем жены, сам Барикас поступил по обычаям пунийцев. Консул-суффект расторг помолвку с Гисгоном и признал правоту Барикаса. Какая ирония, Рим дал Барикасу все... и Рим же все отобрал. 
Тогда Иезваель считала, что она смогла навсегда выпорхнуть из лап Гисгона. А теперь она снова здесь. И уже как бесправная рабыня. Боги... Что с ней будет теперь?
Отвергнутый когда-то Гисгон, сладострастно облизывая губы, горячо приветствовал Иезавель на которой были кандалы на шеё с цепью и чужая туника, доставшаяся ей от рабыни, забитой до смерти за непослушание, разорванная во многих местах, она служила напоминаем, что бывает с непокорными рабами.
- О, Баал-Хаммон, славься, ты вернул мне мою любимую невесту, я клянусь принести щедрые дары! - мужчина сладко наслаждался моментом своего триумфа.
- Что все это значит, Гис... - она осеклась, услышав тихие женские стоны и знакомое рычанье, доносившееся за троном бывшего мужа. - Ох...
Иезавель почувствовала, как её сковывает дикий страх.
- Пусть твой ротик помолчит, моя дорогая Иезавель... - сказал Гисгон, совершенно не обращая внимания на шум за собой, хотя голос его был тих и ласков, женщина не на шутку испугалась. В его тоне было нечто поистине зловещее. - Что касается тебя... - он сладко тянул момент. - Теперь все препятствия между нами устранены: твой выскочка-муж варварски умерщвлен, его отродье дочь жестоко обесчещена и будет продана в самый вшивый лупанарий Республики, хоть в тех же забытых провинциальных... как их, да, Помпеях, а твое нечестивое лоно... - надсмотрщики грубо повернули рабыню спиной к Гисгону и задрали подол туники, отчего у женщины загорелись уши от стыда, но от страха она побоялась даже попытаться прикрыться. - Все, как мне доложили, каждый укромный уголок твоего нечестивого тела был вычищен римским семенем. Чтож, теперь-то мы будем неразлучны навсегда. Поверните её лицом, я удовлетворен, что её знаменитый зад все такой же соблазнительный, как и в день нашего расставания.
Гисгон, жадно опрокинув кубок вина, встал и вальяжно подошел к рабыне, от страха прячущей глаза в пол.
- А что тут? - он бесцеремонно разорвал остатки туники на её груди. - Даже чуть больше, чем я помню, - он помял её внушительные выпуклости руками, - не усохли же мои ладони? И даже ни одна не обвисла? Славно.
Довольный, он цокнул язычком, а женщина лишь стыдливо отвернула голову в сторону.
- Года прошли, а ты сберегла свою красоту для меня. Я не питаю иллюзий, но, возможно, внизу меня будет ждать такой же приятный сюрприз?
Рабыня закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли и отвращения, когда началось бесцеремонное вторжение в её сокровищницу.
- Ай-ай-ай, как ты могла? Никуда не годно! - тоном судьи, зачитывающем приговор, сказал Гисгон. - Слишком свободно, хоть кулак суй, где же твоя, воспеваемая поэтами, сжимающая страсть? Какое разочарование... конечно, неудивительно в твоем возрасте да и после... сколько их было? десятки? сотни солдатиков? - рассмеялся Гисгон.
А по щеке Иезавель покатилась крупная слеза.
- Достаточно, теперь откинем эту шелуху, - голос хозяина виллы стал угрожающе стальным. - Запомни на всю свою оставшуюся жизнь, Я Гисгон Ганнонид теперь твой полновластный хозяин. Твой муженек сдох, а папенька с мамкой не посмеют пикнуть против меня, Ганнонида! А если рабыня попробует бежать или выкинуть что-нибудь, - он громко щелкнул пальцами. - Я натравлю своих любимчиков.
Возня за троном внезапно прекратилась чавкающим хлопком и стоном боли. Повинуясь команде хозяина, бойцовские кобели выбежали из-за трона, где по звуку что-то упало, и, обступив рабыню с обоих сторон, грозно зарычали, готовые в любой момент вцепиться в женщину.
- Гисгон, умоляю... - захныкала женщина.
- Молчать, рабыня, я не разрешал тебе открывать поганый рот! - заорал мужчина, а потом как ни в чем не бывало продолжил. - Ты прекрасно знаешь, что с тобой будет, ты ведь запомнила на всю жизнь, насколько остры их зубы? Поняла?
Иезавель, нервно сглотнув слюну, утвердительно кивнула.
- Сидеть, мальчики... - псы послушно присели. - Она хоть и из знатного рода, но теперь не лучше побитой дворняжки, того глядишь, сама вас соблазнит, - с низменной ухмылкой на устах Гисгон с садистским удовольствием пересказал слова Легата о ночи насилия на вилле, смакуя каждую грязную подробность.
Не в состоянии пережить трагические события снова, хоть и на словах, женщина упала на колени и горько заплакала.
- Лаяла, как зверь... Даже не верится, и это та гордая Иезавель? Скоро даже самый запойный забулдыга узнает, что первая красавица Утики лебезила перед римлянами, была ничем не лучше уличной довалки! А то и хуже. Я уничтожу и твой образ добродетельной пунийки.
Мужчина громогласно захохотал.
- Не время раскисать, эти римские солдатики не ровня мне, - мужчина потянул цепь, которая крепилась к кандалам на шеё рабыни, резко на себя, больно опрокинув женщину на пыльный пол.
Гисгон ждал этого момента долгие годы, момента, когда его месть свершится.
Он взял хлыст из рук раба и мастерски взмахнул пару раз.
- Какой баланс, какая фактура! Его привезли из Иберии, сплетен из кожи, содранной со спин римских рабов. Звук, с которым он рассекает воздух просто великолепен! Навевает воспоминания? Ты плакала и просила перестать, но я продолжал! Я всегда продолжал, потому что я слышал, как томно ты охаешь, после каждого удара! Сколько?.. Пять ударов утром, пять вечером, чтоб взбодрится? И еще двадцать за провинность? И это ведь еще милосердно. Как славно мы проводили время...
Он посмотрел на распластавшуюся рабыню.
- Но ты даром времени не теряла, ты сама пала так низко, ниже животного. Даже у моих псов есть гордость. А раз так, то и спрос с тебя будет соответствующий, я нашел того, кто покроет твой ненасытный зад и всецело утолит твою животную страсть, - хлыст со свистом опустился на большой круп Иезавель, из-за чего та громко вскрикнула. - Как же я скучал по твоему милому голоску... А ну живо встать на четвереньки, спинку выгни, попку задери повыше, и виляй своими большими грудями влево, вправо, пока ползешь за мной на четвереньках.
Иезавель попыталась было робко протестовать, но пару метких ударов хлыста меж ножек по самым чувствительным местам - Гисгон с годами поднатарел в меткости - быстро сломили её сопротивление. Густо краснея, женщина повиновалась изощренному приказу, она опустилась на колени и выгнулась в нужную позу, после чего смиренно поползла за мужчиной, выполняя точь-в-точь все его инструкции, хотя это и не спасло её от хорошей порки по пути.
- Вспомнила бурную молодость? А? Вижу, что тебе понравилось, вон, как потекла.
Женщина прикусила губу от негодования, больше на саму себя, ведь по бедрам предательски заструилось жадное желание, все увеличивающееся с каждым ударом. Но то было тело, а ум... еще сопротивлялся.
- Пора тебе познакомится с новым до... нет, со своей новой... конурой, - Гисгон, усмехнувшись от своего остроумия, повел почти не упирающуюся рабыню за цепь в свою пыточную, дабы благословить новое приобретение укрощающей болью. - И новым мужем. Ох, я тебе не сказал? Зачем мне жена рабыня, даже бывшая когда-то знатной? Мой статус надо хранить, как-никак, но и о тебе я подумал. Обещаю, он будет любит тебя часто и помногу раз, а ты, как хорошая супруга, ответишь ему взаимностью... или мои бестии сделают тебе очень и очень больно. Надеюсь, ты проживешь дольше, чем твоя предшественница. Забудь про свое имя, я придумаю тебе кличку...
Иезавель застыла в проеме, увидев в углу чью-то тень и какие гадости "заботливо" приготовил для неё бывший жених на столе. Жестокость солдат оказалась лишь слабой прелюдией перед настоящими страданиями, уготованными ей извергом Гисгоном. Но по-настоящему её испугало даже не то, что было и кто находился в комнате, а то, что нутром она чувствовала, как только она окажется там, для неё все будет кончено, навсегда.
Если бы она знала, какую исключительную судьбу уготовили Боги для её дочери... Возможно, Иезавель не отринула бы себя. Боролась бы до самого конца. Но она не знала...
- Не заставляй своего мужа ждать, - мерзко улыбнулся Гисгон.   
Несмотря на царившую прохладу, Иезваель прошиб пот, но она, тихо плачя, все же пересекла порог.
- Да, послушание - это главная добродетель раба. Но это подождет, вначале таинство брака... не такого, как для свободной женщины, ты свой шанс упустила, теперь я выбираю, как и с кем ты будешь проводить ночи, быстро подставь себя для своего мужа, - Гисгон подогнал женщину хлыстом.
Рабыня покорно подползла и выставила свой зад на поругание, словно собака при течке. Тень не нужно было убеждать, "муж" жадно покрыл жену.
- Ааай!, - завиляла бедрами Иезавель. - Не туда! Ах, Господин, заклинаю, не туда! Пожалуйста, только не туда, умоляю, я готова, чтобы меня взяли, как женщину...
Взмолилась рабыня, извиваясь, словно змея, но её бедра были крепко прижаты "мужем". А Гисгон подошел к ней, смахнул упавшую на раскрасневшее личико прядку волос и потрепал за щечку.
- Да, твой муж достоин носить имя греческого Приапа, - усмехнулся Гисгон. - Самый большой и только для тебя одной. Разве ты не счастлива?  
Её мольбы были тщетны, тень  лишь склонилась к ней и лизнула в ухо, что-то хрюкнув на родном языке. Одним резким движением внушительное копье достигло цели, о чем возвестил истошный вопль рабыни.
Вскоре комната заполнилась чавкающими звуками сухих шлепков и визгами насилуемой женщины.
Так закончилась жизнь знатной пунийки Иезавель, и началась бесконечно мучительная жизнь в рабстве у Гисгона Ганнонида... С годами она смирилась с жестокостью Гисгона, привыкла к боли и постоянным унижениям и даже родила своему мужу нескольких здоровых дочерей, став в итоге почетной матроной. Но это история не о ней, а о её первой дочери.
Саламбо ждал лупанарий, где она бы провела остаток жизни, покорно раздвигая ноги перед клиентами за один-два асса, но работорговец, часто вкушавший дары её нежной плоти по пути в Рим сразу понял, какой самородок попал в его загребущие руки. В один из дней, зажатая между мужчинами, она узнала, что будет продана на невольничьем рынке Рима, как африканская диковинка.

 

Картина "Невольничий рынок в Риме", Жан-Леон Жером, 1884 год

 

_{Фривольное содержание!}

 

И быть проданной Саламбо какому-нибудь сластолюбивому богатому старцу и ублажать дряхлеющие чресла до изнеможения всеми доступными местами и способами, если бы бы её не заприметил пылкий римский юноша по имени Луций...

Его поразила искренняя улыбка и выразительные глаза карфагенянки.

 

_{легкая эротичность}

 

_{Желающим в личку могу показать альтернативный вариант))}

И, конечно, красивая статная фигура с широкими плодородными бедрами, упругим спелым крупом и роскошной нежной грудью. Прекрасное тело рабыни на ощупь так совсем сносило здравомыслие покупателям невольничьего рынка, недаром на родине она была жрицей культа начала зарождения, плодородия, размножения и вечности жизни. В экстазе жрицы Ханаан инстинктивно искали иллюзию удовлетворения мистической потребности и в эксцессах тела заглушали мучительные запросы духа.
- Подходите! - работорговец звонко шлепнул по свежевыпоротому заду рабыни. - Через неё прошла не одна сотня легионеров, она была и над и под эквитом, но она как свеженькая! Карфагенская шлюха-жрица! Такую вы больше нигде не купите! 
Целая толпа зевак, простых прохожих и покупателей собралась поглядеть, а то и помять аппетитные выпуклости и проверить глубину заманчивых вогнутостей заморского "товара". Желающих самолично пощупать и проверить соблазнительное тело раскрасневшей от такого безумного количества прикосновений и пристального внимания к своим самым сокровенным местам, уже стыдливо прячущей глаза от нескончаемого потока клиентов африканской рабыни нашлось так много, что даже пришлось растолкать толпу, облепившую со всех сторон измученную девицу, и организовать целую очередь для желающих. Все хотели посмотреть на очередное унижение Карфагена, особенно когда по улицам пронеслась весть... что продают прекрасную девицу из ненавистного Риму рода Барка. За рабыню пришлось поторговаться.  И с сенаторами и богатыми плебеями, страстно желавшими приобрести столь ценный подарок с карфагенских земель. Их низменные желания легко читались на похотливых лицах, а все разговоры пошли только о том, что и как с ней сделают сразу же после покупки.

Не в силах что-то изменить, Саламбо смущенно улыбалась разнузданной толпе, всем сердцем желая чтобы унизительный "осмотр", которому подверглась каждая интимная часть её тела, уже окончился. Чем-нибудь... но закончился. Только толпа разгорячилась и требовала зрелищ.

Её привели на лобное место и грубо раскрыли нежный цветок Карфагена, чтобы каждый присутствующий мог воочию увидеть её женскую красоту. Но и этого было мало разгоряченной толпе. Тогда работорговец дал знак внушительному нубийцу-рабу. Тот с легкостью поднял Саламбо, словно тростнику, над собой, повернул её лицом к толпе, и, широко раскрыв её ноги перед толпой, наглядно показал, что бывает с врагами Рима. Карфаген снова был жестоко разграблен со всех сторон. Рим яростно вошел через парадные, а потом, вынув терракотовый олисб, и через узкие задние ворота, захватчик закончил свое победоносное шествие взятием форума. 

Толпа бесновалась. Для Саламбо все римляне стали на один жуткий звериный окал.

Но Луций был другим. Она сердцем чувствовала, что он был иным. И только его она одарила единственным, что у неё было - искренней улыбкой и выразительным взглядом своих прекрасных глаз.

Даже попав в тяжелое положение, Саламбо не теряла веру в будущее, но только в глазах Семпрония она увидела настоящую надежду...
_{* о нраваха Ханаан}

 

 

Изменено 6 мая, 2020 пользователем Dart Ph

[Эри 10 839]

Тит  Луций Семпроний   ( эквит)

Возраст: 24 года

Род занятий: купец

 

 

Женат:  Саламбо Семпрония (Барка до замужества )

 

Биография

 

Сплетни  шли по Риму, матроны   тихо нашептывали    какой позор  и вот  был  бы  жив     старый Гай Тит  Семпроний  он  бы,    точно  такого не допустил  -  Да,  что ты милая  он  сам женился на гречанке.

 

- Бедная   Эвтетила    шептали другие.   Ее  сын женился   не просто   на рабыне, которую сначал отпустил, но на дочери врага  Рима.

Рим не умеет  прощать    семейство Семпрониев   после этой  скандальной женитьбе  возможно бы и перестали  принимать, но уж больно они нуждались в деньгах,   но  злословие ,  подколки  и шуточки, должны были превратится  в кошмар для молодой пары, если  бы  они не были влюблены  в друг друга и ничего не  замечали  вокруг.

 

Луций казался не  замечал ничего во круг , как только   увидел   глаза  Саламбо,  смотрящие на него с печалью и надеждой,  он был готов сражаться с любым, кто    бросит на   девушку похотливый  взгляд, заплатив цену, не торгуясь, накинув на нее плащ он    привел ее домой.  Через несколько месяцев они  поженились, за глаза  Саламбо называли карфагенской ведьмой,   всем  казалось  что  Луций попал под ее  чары, но сам римлялин  знал, что  это  любовь  о которой он так давно просил    богов

Изменено 23 июля, 2015 пользователем Эри

[madshizik 141]

Да простят меня люди за плагиат имени)

 

Гай Октавиан Тумидус

 

"Как же я его ненавижу!Этот выскочка,эта тварь,опять он за свое!Да когда же он угомонится"-Гай был не в духе.Юлия слишком хорошо его и знал,в такие моменты она проста пыталась не трогать его.Такое случалось с Гаем время от времени,поэтому стоило дать ему просто выговориться.Поэтому она просто откинулась на кровати и выгнула спину,кокетливо подмигнув Гаю

"Милый,ну хватит,иди лучше ко мне,я намного быстрее любого лекарства развею твою скуку"

"Ну уж нет,на этот раз он так просто не отделается,он перешел все границы!"-он оттолкнул её и подошел к окну.

"Кого ещё черти несут,пошли прочь!"-заорал он,услышав стук в дверь.

"Прошу прощение,господин,мне сказали,что я могу найти Гая Октавиана Тумидуса тут"-эти слова прозвучали настолько уверено,что на какую то минуту Гай подумал,что перед ним полноправный гражданин,но одежда и манера разговора поставили всё на свои места

"Пошел прочь,вольноотпущенник,пока я на велел четвертовать тебя"-зарычал Гай

"Всадник может сделать со мной так,как ему вздумается,но сперва я должен передать сообщения от Гая Юлия Цезаря Октавиана"-сказал гонец,бросив многозначительный взгляд на девушку

"Что?"-показалось,что Всадник обескуражен,услышав это имя,но всё таки невозможно стать настолько влиятельным не умея реагировать на неожиданности. Тумидус быстро взял себя в руки и продолжил. "Так зачем же ты тратишь мое время?Оно очень дорого стоит.Юлия,оставь нас"-кивнул он девушке.

Гонец подождал пока девушка выйдет,а потом продолжил."Гая Юлий Цезарь Октавиан просит вас быть через два дня на представлении в театре Помпея."

"Да ты в конец выжил из ума?Или ты думаешь,что мне нечем больше заняться,как ходить по развлечениям для плебса!?"

"И снова прошу не судить строго,уста гонца говорят лишь за того,кто передал сообщение"

"Ладно,ступай,найди повара и скажи,что хозяин велел накормить тебя и дать место для ночлега".

"Очень великодушно,господин"-гонец поклонился и вышел

"Интересно,очень интересно,что же ты задумал,старый хитрец?"-заговорил Тумидус,оставшись один."Старые долги или новые враги?По крайней мере,это будет весело"-с этими словами он вышел из комнаты.

Вакантное место девушки))Не судите строго)

Изменено 23 июля, 2015 пользователем madshizik

[Eres 5 818]

Юлий Эмилий Лепид.

портрет:

статус: патриций. нобили(отец - сенатор).

род занятий: землевладелец, рабовладелец. 

Биография:

Рождение Юлия скрыто тайной. Даже матери он никогда не видел, воспитывался в основном рабынями. Известно лишь что незадолго после его рождения, одна из многочисленных рабынь, на очередном празднике похоти, ценой своей жизни оскопила отца - Августа Эмилия, сделав Юлия тем самым единственным приемником.

В следствии этих же факторов, на поведение Юлия, его проступки часто закрывали глаза. 

Современники могли бы его назвать классическим примером золотой молодёжи Рима: самовлюблённый именинник вечных праздником жизни, извращенец и от части садист.

Его восхищение собственной внешностью было на столько огромным, что носить нечто большее чем изысканную красную ткань, скрывающую его только в некоторых особо выразительных местах, Юлий считал непростительно: "его тело, подобное Фебосу(Аполлон в греч.миф.), слишком великолепно, чтобы скрывать". Несмотря на постоянные оргии, со своими рабынями и изредка даже рабами, Юлий не так часто спал с "непроверенными" особями. Он предпочитал свежие, и чистые "деликатесы" и чтобы побаловать себя, он часто посещал невольничьи рынки за свежими приобретениями. К тому же, он не особо любил делиться собственностью. 

Увлекался Юлий и поэзией, которая, как он считал наполняла его всего: его Божественные лик и тело, но как отмечали за глаза многие - страдала в его домоганиях. 

Нередко Юлия можно было увидеть на гладиаторский поединках. Он с неподражаемым любопытством смотрел на поединки и мало кто мог понять почему, ведь ещё с детства ему была противна всякая физическая несовершенность: будь то потерянная конечность, рана, инфекция или даже крохотная царапина. Но даже его заинтересованность в боях на смерть, не могла заставить Юлия кого-то убить собственноручно. По крайней мере, никто этого не видел воочию. 

Так же, Юлий является частым посетителем спектаклей.

Как и один из его далёких родственников, юный Эмилий был некоторое время заинтересован философией. Правда ровно столько, сколько нужно, чтобы понять, что  его родила если не сама Венера, то одна из её земных дочерей. Искренне считает, что избранные люди, подобные ему могут стать Богами.

Изменено 26 июля, 2015 пользователем Eres

[Rеi 13 523]

Эмилия Ливерий

14 лет

Сестра Августина Эмилии Ливерий

Помолвлена с Гаем Клавдиус Цицеро

Она была рождена для того чтобы быть счастливой. Младшая, обожаемая родителями и ещё более родным старшим братом красавица Эми, с самого детства радовала самых близких людей искренней улыбкой и взглядом выразительных зеленых глаз. Её белую, тончайшую кожу укрывал полушелк далекой восточной страны Серес, она впитывала запахи дождя и трав. Её смех разливался горным ручейком, а юный музыкант сложил новое творение о своей возлюбленной Эмилии. И юная четырнадцатилетняя девушка проявила искренний интерес к пятому сыну старинного рода Клавдиус.  

Отец был невероятно рад так удачно зарождающемуся союзу равных по статусу. Красивая пара, которая посадит не одно семя. Он бы принял практически любой выбор дочери, но воспитанная в лоне семьи, она была истинной гордостью и отрадой овдовевшего сердца.

И этот мудрый человек беспокоился, что Эмилия так никогда и не выберется из семейного гнезда, не обратит внимания на нового мужчину, к которому, по возрасту, уже была готова. Многие обивали пороги, польстившись на красоту стана, медлительность и мягкость движений и кошачью грацию, невинность лика и веселый нрав вместе с умопомрачительной выразительностью бедер, скрыть которые не могла и палла, ниспадающая по фигуре.

 

Она будет хорошей женой. Ловкой в домашнем хозяйстве, готовке и рукоделии, знающая как вести себя в обществе и, особенно, в обществе матрон высшего сословия, читала философские трактаты и эссе, и удаляла время размышлению над прочитанным. В последнее время – в особенности…

Отец прогневался на самоуверенность Августина и отправил того прочь из дома остудить пыл. Это был первый случай, когда просьбы дочери оставить и простить были проигнорированы, и она молча вышла под суровым взглядом.

Женщины не должны вмешиваться в политику.

Изменено 25 июля, 2015 пользователем Rеi

[Elhant 14 573]

Августин Эмилии Ливерий

Эквит

- Возвращаешься?

- Возвращаюсь.

- Кто тебя освободил?

- Приказ отца. Написал, что я нужен в другом месте.

- Дома?

- Ненадолго.

- Тогда всего хорошего тебе, брат! - Крепкое римское рукопожатие. - Обними там всех и за меня тоже.

- Сам это сделаешь, если посмеешь.

- Хаха! Момент, когда я ступлю на порог твоего дома, отпразднуют все твое семейство. Малышку самое главное обними.

- Обниму...

 

И он обнимет. Первым же делом, как вернется из этой негласной ссылки, продлившейся какой-то жалкий месяц. Отец переоценил свою возможность сердиться на сына слишком долго, как и всегда. Как и не всех.

Самоуверенный Августин выучил свой урок. По крайней мере тот, который считал важным. Ему не стоит лезть дальше и глубже в устройство тех, кто правит империей в своих белых тогах, решая за римский народ, что ему нужно, а что нет. Потому что это было не нужно ему. Не сейчас. Тогда, когда дома ждало юное и прекрасное создание. Единственное родное что у него было, после того, как умерла мать.

Он ее обнимет, и встретит так, как она того достойна.

Изменено 25 июля, 2015 пользователем Elhant

[Gella 8 285]

Марк Валерий Марциний

Патриций, поэт

- Ну что там ещё? – Потомок уважаемого патрицианского рода, облачённый в пурпурную тогу и бутафорский лавровый венец, раздражённо оторвал стилус от вощёной таблички и посмотрел на гонца.

 

- Через два дня в театре Помпея? – Весело расхохотался он, выслушав послание.  – Отчего бы нет. Самое подходящее место для… таких собраний. Спектакль! А главное – в каком обществе! – Марк Валерий криво ухмыльнулся, жестом отпустил гонца, а сам, ненадолго задумавшись, начал вышагивать по комнате, ритмично, в такт шагам, рисуя стилусом в воздухе невидимые фигуры.

 

- Пиши, - бросил он писцу, безмолвно развернувшему очередной пергамент, и начал диктовать нараспев:

 

-  Цезарь призвал к себе верных, к их чувствам взывая,

С просьбою быть на премьере в театре Помпея.

Кто же те люди, кого он собрал под эгидой?

Чьими мольбами упрочит он путь свой к триумфу?..

 

Горем убитый, известнейший в Риме сенатор.

Трёх сыновей как-то раз он застал в непристойных объятьях.

Плакать не стал, в авангард их решил он отправить,

Чтоб познакомить не только друг с другом, а с целой казармой.

***

Юный купец обзавёлся рабыней заморской.

Выплатил цену, обычай поправ, не торгуясь.

Деву привёл в отчий дом, карфагенских корней не смущаясь.

Всё к благодати богов, но зачем же жениться?

***

Дерзкий Лепид, завсегдАтай невольничьих рынков,  

Праздные ночи и дни он проводит в объятьях рабыни.

Втайне мечтает юнец о любви разделённой:

Если б возможно жениться на зеркале – он бы женился.

***

Что же сказать нам в преддверьи большого спектакля?

Многое видел старинный помпейский театр.

Это собранье достойно пера и бумаги.

Брута лишь юного им не хватает для полной картины.

 

Закончив декламировать, Валерий приказал переодеть себя в лёгкую тунику и отправился на прогулку.

Изменено 25 июля, 2015 пользователем Gella

[Grey_vi_Ory 25 718]

Валерия Лициния.

Дочь эквита.

 

 

Валерий Лициний, в чьих венах текла взрывная смесь из римской, эллинской и этрусской кровей, славился среди знающих людей острым умом, алмазной твердости волей и совершенным пренебрежением комфортом и безопасностью, когда речь шла о нем. Избрав в юности военную карьеру как способ заработать деньги, имя и возможность заткнуть тех, кому вздумается попрекнуть его происхождением, он уверенно шел по шаткой офицерской лестнице. Был в должности префекта лагеря, когда из Рима пришло известие о том, что его горячо любимая жена умерла, дав жизнь дочери. С тех пор, как отмечали сослуживцы, Валерий утратил интерес к жизни. С повзрослевшей дочерью его связывают сложные отношения: отец и дочь дорожат друг другом, но не очень близки. Лициний практически не бывает дома, в Риме, всеми домашними делами распоряжается Валерия, пока префект занимается лагерями римских легионов.

 

Выросшая без родителей девушка умом и характером пошла в предка, от матери переняв только вкрадчивую мягкую манеру общения и чувство юмора. Последнее довольно специфично и проявляется только в общении с рабыней-британкой Кейлин, лучшей и единственной подругой Валерии. Дом Лициниев, которым она управляет стальной, хоть и нежной рукой, в Риме пользуется популярностью.

 

Кейлин родом из Верхней Британии, но умалчивает о том, каким образом попала в рабство во время британской мясорубки. Валерия нашла ее на невольничьем рынке, с того дня девушки неразлучны, как будто их связывает нечто мистическое. К Валерии относится с обожанием, без сомнения примет за хозяйку нож в сердце. На людях практически всегда молчит, ее внимательный взгляд может смутить или напугать неподготовленного человека.

 

Вечер протекал вполне обычно. Валерия с вежливой улыбкой слушала излияния сенаторского сынка, Квинта как его бишь?.. Ах, ладно, все равно он явится еще раз. По изгибу губ и бегающим по ее фигуре глазкам видно, зачем он сюда зачастил. Кейлин сидела у нее за спиной, как обычно, и от этого было ... теплее, что ли. Иногда Лициния уставала от того, что каждое живое существо вокруг чего-то ждет от нее - решений, поступков, определенного поведения. Кейлин такой не была, хвала Юноне. Молодая британка просто любила свою госпожу, вне зависимости от прочих факторов, и Валерия платила ей взаимностью.

 

Отец пропадал где-то... в Греции, кажется, на этот раз. Хотя, насколько знала Валерия, префектов редко переводят из лагеря в лагерь, Лициния использовали как лекарство в случаях, когда дисциплина и организованность начинали трещать по швам. Отец умел каким-то образом быстро исправить ситуацию, не доводя до белого каления ни легионеров, ни офицеров, чьи ошибки он мягко выявлял и исправлял. Не имеет значения, впрочем, дома-то он вряд ли скоро появится. Хотя девушка уже привыкла к тому, что их отношения тем крепче, чем дальше они друг от друга, и даже считала это вполне нормальным, хотя и знала, что в других семьях это происходит как-то иначе.  

 

Квинт как-там-его смутился и умолк, когда Валерии передали приглашение, отказываться от которого ей точно не придется. Лициния кожей почувствовала на себе внимательно-настороженный взгляд Кейлин и кивнула то ли себе, то ли ей. Пожалуй, это был единственный момент за все ее немногие годы, когда Валерия предпочла бы, чтобы отец был дома...

Изменено 25 июля, 2015 пользователем Grey_vi_Ory