Cyberpunk 2020: The Uncanny Valley

[The Prophet 1 111]

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Никто не знает, когда наступит будущее.

Но будущее ближе, чем вы привыкли считать.

>В кибердвадцатых нет места для содержания. Вопросы? Никто не собирается вам ничего объяснять. Для Найт Сити ваши вопрошания сугубо косноязычны: они рикошетят от эйджраннеров, будто плевки раскаленного свинца, отлетающие от хромированной фулл-металл медиа Майами Мэй. Уродливая, вырожденческая политика вашего инфцеста, которую вы гордо нарекли логикой, проросла в мертвый плод смехотворных мнений о том, чего вы никогда не знали. И теперь ваша «логика» задыхается, потому что глотку недоразвитого трупа сдавила пуповина из сетевых кабелей и колючей проволоки – а вместе с вашей «логикой» задыхается каждый из вас.<

> STYLE OVER SUBSTANCE

>В кибердвадцатых нет места для содержания. В кибердвадцатых есть только стиль. Никто не спрашивал, принимаете ли вы правила игры: когда вы выбирали себе эту стезю, когда вы впервые задумались об извращенности избранного хобби, вы должны были понимать, на что идете. Никто не собирался предупреждать вас о неоновых нонконформистах, презирающих системность этого гетто и плюющих в голограммы икон прическами цвета T O X I C: санитары подземелий спускаются в подвалы ваших пластиковых барби-замков с огнеметом наперевес, расплавляя сам дерьмокорень зла, что высасывает из нашей земли её священные эспрессоматические соки. Сервизы с опилочным чаем, безвкусные и бессмысленные, которые вы рассадили своим нерадением; простыни дешевого, второсортного секса, которые вы выбрали себе вместо одежд и регалий; содранные ради декораций шкуры живых манекенов, которые вы заполнили полеуретановой жидкостью ради прихоти фикшена; новояз конструкционных упрощений, который вы приняли за словарь – вы отравляете неофитов сатанизмом своей культуры, вы опускаете наших детей в русло помоев канализационного стока, обманывая их шагами навстречу и игрой в удовольствие.<

> ATTITUDE IS EVERYTHING

>В кибердвадцатых нет места для удовольствия. В кибердвадцатых есть только настрой. Настрой – это всё: вы поймете, когда его раскаленные добела искры опалят ваши сияющие крыла, собранные из лохмотьев самомнения и на спину вами же водруженные, архангелы гетто. Экзорцисты шагают по винтовым лестницам двоичного кода, спускаясь к основанию лего-цитаделей: в их бледных, стертых до крови руках не кадила, но оцифрованный кистень с десятигранным грузом. И в свирепости они обрушат воздвигнутых вами идолов из титана, раскалывая глиняные ступни дутых исполинов; и самозабвенно будут ловить они кибердуши тех, чьими эмоциями вы насыщали аккумуляторы собственной важности, поймав непосвященных в сети бладнета. И оцифрованная ложь ваших квазискрижалей будет вымыта, потому что ни одно из ваших правил не может быть истинным, нейроеретики.<

> BREAK THE RULES

>В кибердвадцатых нет места системе. В кибердвадцатых есть только правила. И правила эти нужно ломать – без жалости, без слез, без сожалений: ржавые засовы собственной узколобости вы передаете в наследство тем, кто был обманут хромированным блеском ваших мундиров, прикрывающих пробоины пустотного невежества. Руки медиаэкзорцистов опущены. Подняты длани эйджсанитаров, и на нео-советском чугуне их предплечий отпечатано умершее в массах «veritas et aequitas», жирно блестящее в двуцветности стробоскопов NCPD. Имплантированные конечности соберут паству жаждущих прозрения, разведут оставленный вами едкий смог лжи с ментолом. И обратят они в бег стражников Нео-Иерихона гулом шестиструнных электрогитар, когда стены его падут на двенадцатый день.<

> ALWAYS TAKE IT TO THE EDGE

 Никто не знает, когда наступит будущее. 

 Потому что оно уже наступило. 

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>
 

 Корпорат – Admiral

Коп – Leo-ranger

Тех – Gonchar

Netrunner – Элесар

Выпавшие из виртуала на скорости сорок миль в час:

Соло – Darth Kraken

Медиа – Плюшевая Борода

Фиксер – Beaver

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Hide  

Изменено 9 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Beaver 5 063]

Я закрываю за собой дверь на замок и осматриваюсь — вижу на тумбочке справа от цели устройство для вызова санитаров. Мне не хотелось бы, чтобы сюда набежала толпа зевак, так что я, старательно изображая уборку, подхожу ближе к Джузеппе, спокойно забираю пульт и откладываю в сторону, туда, где до него не сможет дотянуться больной.

Резко, покуда мистер Петронко не успевает что-либо сообразить, зажимаю ему рот, с силой сдавливая челюсть.

— Сейчас я начну задавать тебе вопросы, — негромко говорю я. — Ты будешь отвечать на них, и тогда я тебя не убью. Договорились? — Я улыбаюсь. Хотя, скорее, угрожающе скалюсь. — Моргни дважды, если готов к общению.

[The Prophet 1 111]

      Сигил подходит следом за тобой. Он расположен к общению меньше, чем ты: бросая планшет на пол и следом сбрасывая очки, соло достает из-за пазухи пистолет и приставляет углепластиковый ствол к голове Петронко, красноречиво взводя курок.

      Глаза загипсованного Джузеппе выпучились настолько, что казалось, будто он пытается заглянуть в будущее. Откровенно говоря, в данной ситуации предсказать его было крайне просто и без всяких экстрасенсорных способностей или машины времени – видимо, слов фиксера и упершегося в лоб ствола было достаточно, чтобы раскрыть в человеке его неограниченный потенциал.

      Джузеппе дважды моргает.

[Beaver 5 063]

— Что ты знаешь о смерти Хуана Бранко? — спрашиваю я и медленно ослабляю хватку. — Выкладывай всё. И не пытайся врать.

[The Prophet 1 111]

      Джузеппе вдыхает, стараясь сделать это как можно бесшумнее. Затем он начинает говорить, и по его тону ты сразу понимаешь, что из-за Бранко в его жизни слишком много дерьма, чтобы продолжать получать затрещины.

      — С-ска. Он, б-бл, сдох уже, окей? Чувак, который нас на это нанял, вообще обещал непыльную работу за хорошие деньги, — он сглатывает, облизывает пересохшие губы. — Если бы не тот урод, который нас гнал через весь город, все бы прошло гладко, и хер бы что с нами было. Может быть, и парень в живых бы остался, ему кабели мозги выпекли напрочь, слишком долго ломали защиту софта – вернее, слишком долго оставались подключенными.

[Beaver 5 063]

Я внимательно слушаю, но пока не получаю нужной информации, потому уточняю:

— Кто вас нанял и зачем?

[The Prophet 1 111]

      — А я е[censored]? — он снова запинается на букве «б». Его дрожащие руки перелистывают страницы книги: наконец он находит то, что нужно – вырезанную под тайник часть, в которой лежит пачка разрекламированных сигарет. Пистолет упирается в его голову сильнее, но он, демонстрируя вам мятую добычу из тонкого картона в обертке из кусков рваного полиэтилена, вытягивает папиросу и электрозажигалку.

      Закуривает.

      — Когда тебе с-скидывают бабки, сразу пять штук, и говорят, что это тридцатипроцентный аванс за экстремальную езду – ты соглашаешься, не раздумывая. Б-бл, я говорю, — он говорит что-то на итальянском, затем снова возвращается к стритсленгу: — Чомбатта, за такую сумму можно пойти и завалить кого-нибудь в городе, после чего сдаться властям, откупиться взяткой и остаться при нех-хилом наваре. И т-тебе уже плевать на то, кто платит, ты ничего не спрашиваешь, — Джузеппе судорожно затягивается. — Н-но...

      Сирена. Пронзительно, словно ножом по стеклу, сирена бьет по ушам с такой силой, что вы все невольно вздрагиваете – все, кроме соло. Ему, кажется, вообще насрать – для него, судя по всему, это уже часть плана.

      — Предлагаю кончать его прямо здесь и сейчас, — решительно говорит Сигил. — Теперь времени в обрез, не до воскресной викторины с отгадываниями.

Изменено 5 октября, 2018 пользователем The Prophet

[Beaver 5 063]

— Дай мне ещё пару секунд.

Я даже не смотрю на Сигила — всё моё внимание приковано к Джузеппе. Мои пальцы оказываются на его шее и сжимаются так, что мы слышим хруст трескающегося гипса.

— Выкладывай. Всё. Что. Знаешь, — медленно и максимально убедительно произношу я, сверля взглядом свою путеводную ниточку к остальным виновным в смерти Хуана Бранко.

Его отец платит слишком хорошие деньги, чтобы я так легко отступилась. Тем более сейчас они мне очень нужны.

[The Prophet 1 111]

      Вой сигнализации. Удары подошв по плитке в коридоре – слишком тяжелая обувь, чтобы опрометчиво назвать её гражданской. До края уха долетают даже громыхающие карабинами наплечные ремни: отчего-то тебе кажется, что их владельцы совсем не собираются вас отшлепать.

      Ты ослабляешь хватку посиневших от напряжения пальцев, и с презрением обтираешь вымазанные в белой присыпке руки о простыни. Джузеппе задыхается в кашле: сигарета падает на пол, разбрасывая хлопья серого пепла, пачкая плитку чернотой горелого табака.

      Для суки, которая требует ответа на вопросы, ты слишком часто перекрываешь кислород .

      — Иди ты на х... — пациент осекается на полуслове, когда Сигил бесцеремонно прижимает его голову к подушке стволом пистолета. — С[censored], да что я знаю? Наша задача была похитить его, бустер в моей группе должен был просто подключить его к микрокомпу и обеспечить охрану. С[censored]! — он снова кашляет: когда ты решаешь, что кашляет он дольше, чем должен – очевидно, чтобы потянуть время, – ты бьешь его по ноге, обрывая кашель хрипом боли. — Камо. Всё, что я знаю – это то, что нас нанял чомбатта по имени Амади Камо. С[censored], хочешь разобраться дальше – тогда иди в...

      Бум.

      Голову Джузеппе будто прибивает к подушке пневматическим молотком: белые простыни вмиг темнеют, принимая бордовый окрас – самый привычный окрас для Найт Сити. Ты смотришь на Сигила. Наверное, сейчас ты хочешь порвать его пополам, но чувствуешь ауру сосредоточенного хладнокровия, которая едва сдерживает зверя. Сигил смотрит на тебя. На нем нет и тени улыбки.

      — Амади Камо, — медленно говорит он, не сводя с тебя глаз, — заплатил мне две с половиной тысячи евробаксов, чтобы Джузеппе отправился на тот свет. И это был только аванс.

      Топот в коридоре становится всё громче. Вас ищут. И скоро, очень скоро найдут.

Изменено 5 октября, 2018 пользователем The Prophet

[Beaver 5 063]

— Я получила нужное мне, ты — нужное тебе. Как договаривались. Ничего не изменилось, — произношу я, не сводя взгляда с Сигила.

Конечно, меня нервирует топот обуви снаружи, но стоящий передо мной соло станет для меня гораздо большей проблемой на данный момент, если твёрдо уверится, что я помеха на его пути к деньгам Амади Камо.

— Разойдёмся мирно. — Я не тянусь к винтовке, дабы не давать поводов прикончить меня раньше времени, но внутренне готова пустить её в ход в любой момент. — Бегущие сюда копы доставят нам гораздо больше неудобств, чем мы друг другу. Да и встречать их сподручнее, будучи целым и невредимым.

Изменено 4 октября, 2018 пользователем Beaver

[The Prophet 1 111]

      Сигил стоит молча. Стоит и смотрит на тебя в упор, не торопясь убрать оружие за пазуху. Ты догадываешься, о чем он думает сейчас, и от этого внутри у тебя холодеет – холодеет так, словно в глотку залили жидкий азот.

      Убивать тебя сейчас не было смысла, ты сама прекрасно понимала это. Ты пойдешь по душу человека, который должен ему еще две с половиной тысячи евробаксов. Это может в значительной степени осложнить получение оплаты – или же может повлиять на то, что оплата увеличится вдвое, если Камо будет заинтересован и в твоей смерти тоже.

      Убивать тебя сейчас не было смысла – зато ранить в ногу и подбросить тебе пистолет, из которого был застрелен Джузеппе, могло показаться Сигилу крайне неплохой идеей.

      — Черт, — выдыхает он, и ты выдыхаешь вместе с ним. Пистолет оказывается в кобуре. — Прямо под нами, — Сигил показывает на окно, затем быстро раскрывает его, — подъемник для мойщика. В отличие от тебя, я продумываю пути отхода, прежде чем просто так завалиться на задание, — он фыркает. — Подкати койку с Джузеппе к двери, поставь её на блок колес, это задержит их.

[The Prophet 1 111]

      Ты почти срываешься на бег, уходя от мусорной кучи на скорости прихрамывающего гепарда. Когда ты оборачиваешься в первый раз, Сигил всё еще провожает тебя взглядом, намекающим на размышления вроде «А не подстрелить ли её?»; когда ты оборачиваешься во второй раз, растоптав под ногами несколько метров потрескавшегося асфальта, ты не видишь у баков никого, кроме пары бомжей и водителя машины, которая увезла тебя из устроенной твоими руками преисподней.

      Когда бумажные фонари сливаются с голографическими переводами пестрых вывесок, отпечатываясь на твоей роговице смесью стритсленга, транслита и традиционного кандзи, ты начинаешь понемногу приходить в себя. Сердце перестает перебирать струны кровеносной системы, настраиваясь на полуночный уличный блюз: адреналиновый приход перестает бить тебя разрядами электричества, когда ты сбавляешь шаг и начинаешь оглядываться по сторонам, пытаясь переварить глазами окружившую тебя Окинаву.

      И затем, наконец осознав, что семенящие мимо прохожие не щурятся от слепящего солнца, а представляют собой узкоглазое сборище больных желтухой, ты понимаешь, что оказалась в Джей-тауне.

      Джей-таун. Джапантаун. Островок старой Японии под умирающим блеском бумажного света, уступившего голубой ослепитетльности иллюминации кибердвадцатых. Корпораты хай-левела и уличный скам – река пагубного пристрастия вымывает на этот берег каждого, ктохочет испытать удачу. Каждый, кто хочет испытать удачу, ставит на стол японского игрального дома всё, до последней клетки крови, ожидая, пока татуированные цепные псы местных кумитё не оберут их сверх того, что игрок может дать.

      Ты знаешь, что скрывается под налетом претенциозного уличного хокку. Ты знаешь, чего стоит лишний взгляд в переулок, где тьма поглощает несколько рослых фигур, пускающих солнечных "зайчиков" лезвиями монокатан. Ты смотришь строго перед собой, когда слышишь ломаный стритсленг, изуродованный японской тарабарщиной.

      И ты толкаешь дверь ближайшего бара, точно понимая, на что ты идешь.

      Когда ты только ступила на кривую дорожку своего поприща, Джапан-таун представлялся тебе вымороченной пародией на преступные синдикаты макаронников, вымазанной каллиграфической катаганой и красками с наколок-кондзёу. Ты была уверена в бессмысленности клоунады якудза, слухи о которых твердили об отрезанных пальцах и глазах, выколотых палочками для лапши-удон. Ключевое слово – была.

      Ты толкаешь дверь, и пиано-бар «XYZ» поглощает тебя, как огромный голодный сом, бросающий в желудок всё, что сможет переварить. Тебе вслед выпускают колечки дыма несколько узкоглазых бритоголовых уродов, пасущихся у входа – здесь это называется «пустить дым в глаза», – и ты невольно отмахиваешься от завесы ментола, не забыв продемонстрировать шайке борёкудан лаконичный жест, состоящий из кулака и выставленного среднего пальца. Ты нагло улыбаешься в лицо смерти, и неоновые переливы раскрашивают подточенный ноготь в оттенки красного: они зубоскалят тебе в ответ, и неононовые переливы раскрашивают из имплантированные акульи челюсти в оттенки кровавой бани.

      Пиано-бар «XYZ». Если в дистрикте C3 есть второе культурное сердце после Боккудан Центра, то оно бьется здесь, разливая в гранёные стаканы скотч-на-льду и разбрасывая целые колоды баргейш на колени к состоятельным дженти. Ты видишь здесь много знакомых белых лиц – каждое из них либо задолжало тебе услугу, либо однажды одолжило тебе её, сохранив устную долговую расписку до лучших времён: они рассиживают свои задницы на кожаной обивке за резными панелями из дерева, собирая беспроигрышные комбинации карт. Ты видишь здесь много незнакомых, отталкивающих желтых лиц, важных, молодых, изуродованных Пятничной Ночью: они сидят в отдалении от пришлых, стоят за игровыми столами или просто прислонились к бумажным перегородкам, выискивая очередного смутьяна и поглаживая рукояти мечей. Ты думаешь усмехнуться, представляя себе, как добрые несколько десятков якудза превращаются в кровавый паштет после встречи со свинцовой очередью из дрянного «калашникова»; ты отказываешься от этой идеи, замечая небольшие пистолет-пулеметы вроде «узи», оттягивающие пояса у других борёкудан.

      Когда ты подходишь к барной стойке, тебя узнают: седой полноватый японец, растягивая лицо в жабьей улыбке, ставит рюмку и наполняет её самым лучшим сакэ, без лишних слов подвигает на край деревянной столешницы. Ты не знаешь его, но здесь, в Джапантауне, это ничего не значит – здесь важно только то, что они знают тебя.

      «Они» сидят поодаль, за круглым столом. Шестеро человек, облаченные в дорогие костюмы-тройки традиционного черного цвета. Шесть пожилых японцев, окруженных забором из бритоголовой охраны и перекидывающихся короткими фразами, значение которых ты никогда не поймешь, если не возьмешься учить паназиатские диалекты. Ты бросаешь на них короткий взгляд, коротко киваешь, благодаря за гостеприимство: один из них, самый внушительный и важный, медленно кивает в ответ.

      — Ну нихрена же себе, — едко и насмешливо выцеживает подошедшая к барной стойке телка, и тебе в нос бьет запах крепкого сигаретного дыма. — Сам Хичиго Канзаки угощает эту гребаную стерву элитной японской водкой, будто на ней весь свет клином сошелся.

      Этот голос тебе знаком. Знаком настолько, что вызывает смешанные желания, бродящие где-то на грани между началом дружественной беседы и смачным хуком в челюсть.

      — Йешка, ты выглядишь сегодня, как потасканная шлюха, изнасилованная мусорным баком, — злорадно смеется затянутая в шмотки от «ICON America» девушка раннего бальзаковского, поправляя локоны золотых волос. — И пахнешь, честно говоря, соответственно.

      Ты оборачиваешься, и твое желание раскроить ей лицо оборачивается вместе с тобой. Ты рассматриваешь её с головы до ног с таким видом, будто её облили содержимым биотуалета – а затем, выполнив продолжая короткий ритуал встречи, ты и Лидия Хессер улыбаетесь друг другу.

      Однажды ты неплохо кинула её – кинула так неплохо, что это обошлось ей в должность, работу и уровень жизни топ-менеджера корпорации Милитех. Ты назвала это «честной сделкой», и, если бы не её характер, то она приложила бы все усилия, чтобы вырвать свою старую жизнь через твою глотку. Но судьба часто создает странные, запутанные узлы – и вот вы стоите рядом, в чуждом для вас районе Найт Сити, приветствуя друг друга колкостями.

      Ты, Никола Йешка, и она, Лидия Хессер, твой заклятый друг.

      — Че тут делаешь? — спрашивает она, глядя на танцующих за твоей спиной баргейш. — Пришла за скидками на суши «Калифорния»?

Показать контент  

 

Hide  

Изменено 4 октября, 2018 пользователем The Prophet

[Beaver 5 063]

— Нет, Хессер, чтобы полюбоваться твоей заштукатуренной рожей, — отвечаю я, скаля зубы в ехидной улыбке. — Я бы сказала, что ты не изменилась с нашей последней встречи, но мы же обе знаем, что это неправда и морщин у тебя стало ещё больше. Раз в сто. Уже даже строительная шпаклёвка не в силах их скрыть?

Залпом опустошаю рюмку с сакэ: не стоит обижать местных шишек своим отказом от их угощения. Да и если совсем честно, немного расслабиться мне не помешает. Впрочем, это не означает, что я не помню, что сейчас мне нужно добыть информацию. Вряд ли эта жертва солярия в курсе чего-то полезного, а если и в курсе, то скорее буквально проглотит свой язык, чем скажет мне, так что с ней даже разговаривать не имеет смысла. Но к кому лучше обратиться?..

Я медленно обвожу взглядом разношёрстную публику, собравшуюся здесь, прикидывая, кто из присутствующих может оказать мне услугу и чего это будет стоить.

[The Prophet 1 111]

      Ты опрокидываешь в себя рюмку обжигающего, натурального сакэ: жидкость растекается по глотке, будто святая вода по глотке грешника, отпущенного из ада по бюрократической ошибке. Ты слегка щуришься, едва не закашливаешься от горькой дозы рисовой водки, но твоя врожденная крутость, вваренная в осанку титановым стержнем, заставляет тебя проглотить всё до последней капли, сохраняя на лице мину абсолютной непоколебимости.

      Имя – это узловая точка. Амади Камо – отправная станция в твоей угловатой дороге поисков: ты ставишь рюмку на стол, пропускаешь мимо ушей треп Хессер и уходишь в полумрак человеческой базы данных, щупом бороздя извилины в мозгах обитающих здесь информаторов.

      И ты получаешь наводку раньше, чем успеваешь дойти до уборной.

      Ты опрокидываешь в себя рюмку обжигающего, натурального сакэ, закусываешь лимонной долькой, взятой с красной тарелки на барной стойке. Свет вокруг мерцает, приглушенный и вдруг ослепительно яркий: баргейши умирают в бордовых тонах, погружаются в тьму, затем ярко воскресают в выкрученной на максимум алой волне неона.

      «Свинья!» – слышишь ты вскрик крупье, возвещающего об очередной комбинации: оборачиваешься, чтобы увидеть, как один из игроков проигрывает свою кибернетическую ногу. Его держат под руки два цепных пса борёкудан, пока крупье, с секунду назад раскладывавший карты, достает из-под игрового стола красную телефонную трубку и медленно набирает номер на истертых выпуклых кнопках.

      — Сдадут риппердоку, — безучастно комментирует происходящее Хессер, шумно затягиваясь. — Проигравшийся придурок.

      Ты хмыкаешь, невидящим взглядом сверля дно опустошенной рюмки. Никаким расслаблением здесь даже не пахло.

      Проигравшийся придурок – последнее звено в персонификации узловой точки под названием «Амади Камо». Тупорылый японец, который только что проиграл свою имплантированную ногу, был тем, кто сможет привести тебя к уроду, заказавшему похищение Хуана Бранко.

      Единственным осложнением были пара изрисованных татуировками якудза с монокатанами и крупье, вызывающий в пиано-бар черных медиков.

[Beaver 5 063]

Я размышляю, как лучше поступить, но времени на решение у меня не слишком много, так что я приближаюсь к крупье и говорю, что хочу отыграть долг этого неосмотрительного джентльмена, пролюбившего собственный протез. Поскольку с деньгами у меня сейчас туго, мне предлагают несколько вариантов ставок на кон, из которых я выбираю долг на две недели в размере двух тысяч кредитов. Расстаюсь с винтовкой и нунчаками — их забирают в качестве залога — и уповаю на удачу.

Я знаю правила этой традиционной японской игры, но не достаточно хороша в ней — вот в чём проблема. К моему счастью, сегодня фортуна на моей стороне.

Признаться честно, я боялась. Если бы мне выпала не та комбинация, я осталась бы с носом. И с долгом. И без информации. И без оружия. Но мне повезло. Наверное, мне в целом стоит меньше надеяться на благосклонность судьбы и больше думать головой, планируя жизнь заранее и оценивая риски и последствия, но пока что мой безалаберный подход себя показывает наилучшим образом. Вероятно, я изменю ему только тогда, когда он сильно подведёт меня. И то не факт.

[The Prophet 1 111]

      Красный туман плывущего по бару неона. Мерцающий свет, рубиновые блики в каплях пота, выкрашенная в алый грудь оголенных баргейш: стук крови под выбритыми висками заменяет ритм приглушенной музыки, сухость закушенной губы заменяет жажду новой рюмки рисовой водки за счет заведения. По лифтовой шахте горла медленно поднимается пламя – коктейль из сакэ, азарта, адреналина и дермовых переживаний, добавляющих в напиток удачи особую горечь. 

      Красный костюм крупье, безупречно сияющий в этой подсветке дьявольским протуберанцем восточного восходящего солнца. Жабье лицо японского паназиатизма, выдавленное в сносную мину прессом глобализации и вымазанное в золотой пыли правилами деловой привлекательности для клиентов, ни больше, ни меньше. Сухие вызолоченные руки с металлическими ногтями, сверкающими, как чистое серебро: он тасует колоду так быстро, что ты не сразу сумела разглядеть замену ногтей на более вычурные аналоги.

      Он тасует колоду так быстро, что ты не сразу понимаешь, что некоторые из его пальцев искусственные.

      Красная заливка в границах из черного контура, исписанная угловатыми иероглифами. От картинок на картах в глазах начинает пестрить, и неоновые отблески лишь еще сильнее раздражают затуманенный, затупленный взгляд: ты с трудом узнаешь формы и фигуры в пластиковой прямоугольности карт, с трудом вспоминаешь значение каждой из тех, что попали в твою комбинацию. Ты пытаешься вспомнить правила, и практически прокусываешь губу.

      Внутренний голос подсказывает тебе главное, основное для ойтё-кабу правило игры.

      Главное правило – не облажаться.

 

      Твои пальцы все еще дрожат, когда одна из баргейш подносит рюмку хереса и ставит на игровой стол, прямо на расклад твоей выигрышной комбинации. В твоих заложенных ушах все еще шум прибоя из кровеносных потоков, когда один из игроков срывает голос до хрипа, споря с беспристрастным крупье – споря ровно до тех пор, пока его щеки не касается лезвие монокатаны одного из якудз, окончательно осекая азартный пыл. Тебя все еще мутит от шанса попасть в карман дорогого костюма-тройки одного из молчаливых оябунов, сидящих за столом V.I.P., когда они, крупье и экзекуторы борёкудан провожают тебя взглядами ледяного уважения.

      Ты выходишь из пиано-бара вслед за ним – вслед за проигравшимся японцем, вышедшим из заведения гордой походкой на обеих ногах сразу, как только крупье объявил о твоей победе. Его костюм был измят, черные волосы растрепаны, мокрые от выступившего пота, но в нем не чувствовалось ни грамма страха, ни грамма сожаления: он спокойно уходил вдоль асфальтированной реки, отравлял голограммы иероглифов дымом от сигарет. Ты смотришь на него, как на жертву, на мишень, на вектор к узловой точке – но даже ты удивляешься тому наплевательскому отношению, с которым он уходит прочь. 

      Парень, споткнувшийся на грани и чудом удержавший равновесие, уходил от кровавой расправы за собственную тупость с беспечной ухмылкой на лице.

      Когда ты хватаешь его за шиворот, когда шагаешь в подворотню и прижимаешь японца к стене, больно приложив о холодный, исписанный граффити бетон, ты заглядываешь в глаза с искренней надеждой увидеть там хоть что-то, кроме смачного плевка на собственное будущее.

      И, судя по заторможенности изумления, ты требовала от него слишком многого.

      Поначалу он ничего не говорит. Просто смотрит на тебя. Сквозь тебя. Затем ты угрожаешь ему, и ухмылка на его лице взрывается смехом, от которого трясутся скулы. Затем он открыто ржет по-японски, когда в качестве стимулирования беседы ты решаешь наконец прострелить ему ногу. Ты понимаешь, что между вами возникла проблема, выросла стена непонимания, в которой нужно пробить брешь.

      Но затем ты понимаешь, что проблема не совсем в этом.

      Проблема в том, что он достал из кармана грубый, кустарный однострел, способный проделать у тебя в башке дыру размером с доллар Сьюзен Энтони и сменить тумблер твоей жизнедеятельности на "OFF".

      А ты, сдавшая свое оружие крупье в качестве залога, нащупала за поясом замечательное, умопомрачительное ничего.

      Где-то на американских горках социального взаимодействия через угрозы и побои твоя магнитная карета сделала лихой поворот не туда.

      Вы стояли друг напротив друга: он, приставленный к стене, и ты, с приставленным к виску однострелом из жженого углепластика. Вы стояли в тени, как пара влюбленных, собиравшихся вышибить друг другу мозги в игре "нет, ты первый", и его насмешливый взгляд, взгляд настоящего джентельмена, скандировал "дамы вперед".

      [Сensored]. [Censored] с большой буквы "П".

      Наконец, ты решаешься. Не от большого желания – просто у тебя, как это часто бывает в Пятничной Перестрелке в Найт Сити, нет выбора. Ты говоришь, что тебе нужен лишь адрес этого чертового Амади Камо, и тогда каждый из вас унесет содержимое черепа в целости и сохранности. Ты вытаскиваешь его из кармана куртки, вытаскиваешь быстро, будто ковбой дикого вэста. Ты говоришь, что это – твоя любимая игрушка, созданная как раз для таких случаев. Ты приставляешь его к голове японца, упирая в висок, и обещаешь проделать в нем дыру первой.

      Проделать в нем дыру из продолговатого, ребристого, резинового дилдо.

 

      И это сработало.

 

T H E  F U T U R E  I S  N O W

D I S T U R B A N C E

 

      Уже около трех дней ты в бегах – по крайней мере, это очень на то похоже. Ты забрался в кишки Комбат Зоны, чтобы выиграть себе время – одна из тех ценностей, которая отделяет тебя от окровавленного забвения сточной канавы. Выбирая между крысиным мясом в безопасности и кафешной глазуньей с простреленной башкой – комплимент от шеф-повара, – ты ткнул в нужную опцию.

      Хотя ты, пожалуй, мог бы жрать и сырую резину с покрышек, если хорошенько поперчить.

      Ты поселился здесь, в лачуге на окраине реального мира, за гранью которого остались лишь прерии американского беспредела. Хмурый вид оставил тебя без лишних вопросов со стороны местного сброда, тяжелая пушка подарила тебе более-менее спокойный сон в перегное кибердвадцатых: оставалось только собраться с мыслями и очистить свое имя, чтобы сбросить с хвоста агентов Бранко.

      Конечно, ты мог встретить их и все объяснить, однако что-то тебе подсказывало, что вопросы тебе начнут задавать только после прелюдии в виде срезанной шкуры.

      Ты закусываешь обмененным на пару патронов препаком, разогретым над отобранной у бомжей горелкой. День был не так уж плох.

[Beaver 5 063]

Мы с японцем мирно — если отбросить предшествующие тому угрозы — расходимся, и я, вернувшись в казино, вежливо говорю крупье, что пора отдать мне моё оружие. Внимательно посмотрев на меня и попросив немного подождать, он отходит в заднюю комнату. Спустя несколько минут он приносит мои нунчаки и Armalite 44. Приглядевшись, я понимаю, что пушка новее: на углепластиковом корпусе нет пары царапин, а на рукояти — потёртостей. Недолго думая, я кладу на это продолговатый ребристый резиновый дилдо. Ну, фигурально выражаясь. Вываливаюсь на улицу и делаю пару звонков.

Мои информаторы подтверждают, что по названному мне адресу — в халупу в Комбат Зоне — действительно недавно въехал какой-то негр, причём не из обычных обдолбышей, а явно подготовленный боец. Набираю номер нанимателя и сообщаю, что нашла виновного.

«Где ты?» — первый вопрос, который я слышу.

Правдиво отвечаю, и через совсем краткий промежуток времени к пиано-бару подъезжает чёрный лимузин. Одна из его дверей приглашающе открывается — я сажусь в машину.

Внутри длинного, роскошного, но строгого в стиле салона сидят только три человека: два телохранителя-итальянца и худой мужчина в очках — консильери Бранко, взявший меня на работу. Он без лишних слов даёт мне несколько купюр, подкормив кошелек на 1к евробаксов, и мы едем в тишине до самого южного района Найт Сити, до линии, предваряющей Комбат Зону. Здесь он просит меня выйти.

Покидаю авто и беру такси, без осложнений добираясь до места назначения. Ну, почти. На подходе к убежищу Камо – чтобы дойти именно до того выработанного, полуснесенного нечта, что стало ему домом, нужно обогнуть несколько мусорных куч и гор бетонного лома – я замечаю небольшой столик, у которого спят несколько бомжей, уморившихся после длительного запоя. На столе – тело без штанов, ноги которого широко раздвинуты в сторону: снизу – картон с подписью «5 евробаксов/час». Огибаю всю эту мерзость, поправляю шлем и, подготовив огнестрельное оружие, стучу в дверь. Представления не имею, откуда она здесь, но это последнее, что меня сейчас волнует.

[Darth Kraken 568]

- Войдите, - слышится из-за двери мужской голос. Когда фиксер, видит наставленную на неё здоровенную винтовку и палец на спусковом крючке.

Я вхожу и такая, - Чё как, чомбатта? Ты, что ли, Амади Камо?

- Последний чел, что назвал меня чомбаттой, вон там лежит, видала? - я мотнул головой в сторону окна, - Амади Камо? Не, без понятия, чо это за хер. Меня, внезапно, Пич Ламб зовут, - Винтовку я так и не отвожу от тела гостьи. А имя? Почему-то вспомнилось именно имя того чувака за окном, ага.

— Думаю, убить его было крайне сложно, — саркастично отмечаю я. — Знаешь, что-то подсказывает мне, что ты п@$#ишь как дышишь. Давай так: ты расскажешь мне, на кой чёрт тебе понадобилось убивать сынка Бранко, а я пока что не заканчиваю начатое кем-то другим. Это я намекаю на мессиво на твоей роже, если ты не понял.

 

- И кто тебе этого всего наплёл? Бранко старший? Хм, я думал, он опишет это по другому, мол, не уберег его сына, бла-бла-бла. Строго говоря, это был косяк личного телохранителя Хуана, Груви, а не мой. Впрочем, мне похуй. - заговорил я после короткого, издевательского смешка. Почему я не продолжил гнуть линию "не знаю никакого Амади" - а, из меня всегда дерьмовое брехло получалось, - Но мы стоим перед дилеммой. Лично ты мне ничего не сделала, однако ты теперь знаешь меня в лицо, и тебя явно нанял мой бывший патрон, ну или его консильери. И значит мне придется тебя пристрелить. На последних словах я чуть-чуть надавил на спусковой крючок винтовки, что все еще была нацелена на дерзкую девчонку

 

— Подожди-подожди, ты хочешь сказать, что защищал его? — Полученная от этого самого Амади информация как-то не связывалась с раздобытой ранее, и мне почему-то показалось, что стоит хотя бы попробовать разобраться, иначе моя изначальная цель не будет достигнута. — Ну, по крайней мере, ты больше не пытаешься выдать себя за кого-то другого. Если ты говоришь правду, то моя смерть, которая ещё не факт, что наступит, не принесёт тебе пользы, как и твоя — мне. Можем попробовать прийти к консенсусу, смекаешь? Кто-то очень хотел, чтобы я — и не только я, подозреваю — думала, что это ты нанял каких-то клоунов, чтобы добраться до Бранко младшего, и соло, чтобы избавиться от того из клоунов, который отлёживался в больничке.

 

- А вот это уже интересно. - я даже винтовку чуть опустил, - что за клоун выжил? Одного я размазал мотоциклом по асфальту, от второго словил очередь в голову. Третий тоже целый остался. И вот те двое уже свалили к тому момету, когда ТТ-шники меня откачали. Хуан уже ужарился как вяленый банан к тому моменту. И что за соло, которого я якобы нанял? И кто вообще тебе такое наплел?

 

Заметив, что Амади немного опустил винтовку, я делаю то же самое, впрочем, не теряя бдительности, и продолжаю: — Меня нанял консильери Бранко, но прежде чем ты захочешь пустить пулю мне в голову, замечу, что нанял для того, чтобы найти организаторов заварушки с Бранко младшим. Значит, ты — при условии, что ты не соврал — нужен мне скорее живым, чем мёртвым. Подозреваю, выжил тот клоун, которого ты приложил мотоциклом. Ну, судя по его повреждениям. Он перед смертью поведал мне, что нанял его некто под именем Амади Камо. Тот соло, с которым мы по случайному стечению обстоятельств пересеклись в больнице и решили разойтись мирно и которой и убил этого клоуна, поведал мне, что с этой целью и его нанял тот же Амади Камо.

 

Остается только озадаченно почесать в затылке свободной рукой, - Слушай, я вообще был телохраном у Бранко-старшего, и младшего пас этот дегенерат Груви. Так что он, в теории, мог быть в курсе дел макаронника-младшего, но я вообще не уверен, в курсе чего этот кретин может быть. Меня босс попросил приглядеть за сыном, пока он в отъезде в эту распиаренную новостройку, о которой по всем каналам говорят. Ну отошел я на пару минут, а этот кре... Я помолчал минуту, и добавил, - Хотя под таким углом Груви и не кажется кретином. Он мог и прикидываться, я ним до того дня особо и не работал. Впрочем, это все слишком гадание на кишках вон того чувака за окном. А так, если тебе верить, получается, что персонально меня макаронники не ищут. Но моим именем какая-то сука пользуется во всю.

— С выводами насчёт поисков тебя я бы не спешила, но конкретно мне твоя голова отдельно от тела, похоже, не требуется, — задумчиво хмыкаю я. — Ладно, допустим, я тебе верю. Тогда подумай, кто может так непринуждённо подставлять тебя и что ты вообще полезного знаешь об этом Груви и обстоятельствах смерти младшего?

- Ну у меня только две идеи. Обе довольно бредовые, - я хмыкнул, разглядывая гостью, - первая - ближний круг Бранко старшего копает под босса и хочет его сместить. Вторая - Груви не такой конченый идиот, каким кажется, и вся эта херня с похищением Хуана - его рук дело. Ну или он один из участников. Что касается смерти младшего - он весь был в проводах, что твой сервер. Видать, пытались залезть ему в голову. Когда я очухался после очереди в голову, Хуан выглядел так, будто его голова с месяцок в пустыне вялилась. Аж дымок валил. Чувак закипел минут за десять, где-то. Кстати, еще пара деталей для размышлений. У похитителей был олдовый кадиллак, настолько олдовый, что лет сто ему стукнуло явно. Ну кузову уж точно. Такую тачку не так то просто сейчас найти И бойцы босса тоже не шевелились, хотя я и орал Груви перед тем как броситься в погоню, что-бы он звал макаронников на подмогу. А этот кусок дерьма появился только тогда, когда меня уложили.

— Понятно, — киваю я. — Теперь мне нужно сделать пару звонков. Если ты пока что опустишь пушку, это будет очень любезно с твоей стороны.

- Только без глупостей, подруга, - киваю я, и опускаю пушку к полу, впрочем, из рук не выпускаю. Жду, пока девчонка наговорится.

Я тоже опускаю пушку и, не утруждая себя тем, чтобы куда-то отходить, начинаю обзванивать своих информаторов, в который раз отмечая, что имплантировать телефон было отличной идеей. Во время разговора я ни на мгновение не отвожу взгляда от Амади: в конце концов, нельзя полностью отметать вариант, что он навешал мне лапши на уши. Осторожность никогда не лишняя. — Короче, этот твой Груви, судя по всему, ошивается сейчас на севере Комбат Зоны, почти у самой черты города. Ну или это какой-то другой парень, который раньше зачем-то представлялся Груви. Теперь он, кстати, зовёт себя другими, выдуманными именами. Кто-то якобы даже слышал, как он звал себя «Амади Камо», но конкретно это может оказаться лишь слухами. У меня есть его адресок, — щедро делюсь я узнанным. — Дай мне ещё немного времени: попробую нарыть что-то по авто.

- Если не боишься, можем сходить проверить этого Груви. Если, конечно, это тот самый Груви. - кивнул я, - по тачке да конечно. Кадиллак Эльдорадо Конвертибл, голубой, кажется. Или синий.

 

Я набираю новый номер, и мне естественно отвечают, но в момент, когда я начинаю описывать тачку, я слышу странные гудки на фоне. Затем в динамике раздается эхо моих слов. А после мой контакт бросает трубу. — Чёрт, — тихо бормочу я себе под нос. — Нет, по машине у меня ничего, — добавляю уже громче, обращаясь к Амади. — Ну, нам, видимо, только и остаётся, что проверить Груви или как там этого итальяшку на самом деле.

 

Ничего иного, как выкатить байк на улицу с неожиданной спутницей на хвосте. Но как только я выкатил мотоцикл из засранного подъезда в ещё более засранный двор, группа бомжей под окном, организовавших маленький бизнес, просыпается.
— Слушай, э, чомбатта, — говорит самый жирный и неопрятный. — Подкинь на "чох". Остальные двое преграждают дорогу, протягивая руки.

 

— Если вы сейчас не уберётесь с дороги — закончите хуже, чем ваш дружок, — не слишком дружелюбно говорю я и киваю на труп.

Впрочем, бомжи не стали прислушиваться к моей "подруге", и решили, что количество важнее качества. Ну, это были их проблемы. И теперь один почти без руки, а второго огрела нунчаками девушка, между делом выпалив, что сюда мчатся копы. Пока бомжи с воплями разбегались, я сел на мотоцикл, и, дождавшись, пока девчонка устроится сзади, после чего рванул прочь отсюда. Пожалуй, ТАК я ещё никогда не водил. И не факт, что смогу повторить этот трюк снова.

---

Изменено 6 октября, 2018 пользователем Darth Kraken

[Admiral 3 508]

На протяжении всей его жизни, Джо Магла слышал разные вариации фразы "Сила - это... ". Власть. Знание. Оружие. Красота. Любовь. Женщины. Технологии. Да что угодно. Любой кретин с достаточно высоким чувством собственной значимости обязательно начинал рассуждать, что же такое сила. Джо Магла же, не был кретином, нет. Но он железно был уверен, что сила - это деньги. Все выше перечисленное можно было приобрести за деньги. А порой - за Деньги. А раз так, раз деньги лежать у начала всего - то зарабатывание денег это именно то, что нужно Джо Магле. А раз так - значит выбор сделан.

Когда он встретил свою... подельницу? Партнера? Наверное, партнера. Хотя, с таким партнером надо держать ухо в остро, а пистолет - заряженным. Так вот, когда он встретил Дог, он предложила ему одно.... Назовем его мероприятием. Так вот, одно мероприятие. Это предложение упало на благодатную почву, карьера Джо Маглы не то чтобы пробуксовывала, но перестала его устраивать. И несколько поколебавшись, Джо Магла согласился. Эти итальянцы были... Хорошо еще, что Бранко уходил на покой, ну или завязывал с гангстерской жизнью. В конце концов, к реальным мафиозо он бы не сунулся. Она предложила ему купить те два ангара. На отшибе, они были... Ну, когда Джо узнал про них, у него возникли несколько мыслей, как их использовать, но Дог предложила другое. Купить их как прикрытие, скажем так. Поскольку, Дог каким-то боком узнала, что сынок старого итальянца попал в переплет, скажем так. Джо Магла иногда вздрагивал, когда вспоминал неоновые кресты этих психов. Хорошо, что ему удалось выкрутиться из той истории невредимым. А уж когда он все же примчался в офис, когда Дог воткнула в себя чип с заначкой Бранко - сам Джо Магла не использовал импланты. Да, вот такой парадокс в наше время. - он понял, что судя по всему, ему удалось. Он - вернее они - достигли цели. Хотя, скорее они достигли первого рубежа, преодолели его. Дальше - необъятный горизонт возможностей!

 

Интересно, Дог его подставит?

[The Prophet 1 111]

T H E  F U T U R E  I S  N O W

G R O O V Y  E A T E R S

 

      Место, куда вы направляетесь, не обычная заброшка посреди Комбат Зоны: оператор дал четкие указания, как доехать до места, где последние несколько дней наблюдается итальянец, представляющийся местным дельцам выдуманными именами. Контакт указал точно: этот урод снимает комнату в Клубе.

      В Клубе Никаких Имен.

      Ваш мотоцикл встает поодаль от входа: взгляд натыкается на бродяг, снующих вокруг горящей бочке где-то поодаль. Над Найт Сити заходит солнце: над Комбат Зоной оно, кажется, не всходило никогда.

      Мы входим внутрь, и я подхожу прямиком к бармену. Окинув его быстрым взглядом, я говорю:

      — Хай, чомбатта. У тебя тут вроде как снимает хату один макаронник. Не знаю, каким именем он тебе представился, но нам бы с ним перетереть. Подскажешь, где его найти?

      Бармен не сводил с вас взгляда с момента, как вы вошли в Клуб, что не мешало ему разливать дешевую выпивку в тару своей низкопробной клиентуры. Ты понимала, что твой спутник и его винтовка вызывали у Раца больше беспокойства и пристального внимания, однако и на тебя он поглядывал с опаской – вернее, с физиономией матери-кошки, за спиной которой гнездился десяток пушистых комков. Розовый манипулятор со стершейся на месте, где у нормального человека выступает обтянутый морщинистой кожей локтевой сустав, отпечатанной надписью «Made in USSR» задрожал, разбиваемый перегревом от нейроэлектрического напряжения владельца: выслушав дряной стритсленговский спич, Рац выпрямился, отставил бутыль с половиной пойла и скрестил обе руки – живую и протезированную – на груди, прикрывая предплечьями высохшее пятно машинного масла.

      — Кто спрашивает, цыпа? — в его дружелюбном тоне легко было отследить издевательский подтекст: очевидно, бармен привык к тому, что над ним ни у кого нет власти.

      — Меня зовут Никола Йешка, если это о чём-то тебе скажет, — непринуждённо отвечаю я и спустя мгновенье добавляю: — А мой друг представится сам, коли пожелает.

      Натянутая на лицо бармена маска безразличия заскрипела и треснула, подобно выбитому летящей на скорости 40 миль в час машиной стеклу акрилопласта. Он не превратился в разбитого страхом уличного бустера, которым можно было вогнать в холодный пот лишь упоминанием твоего имени – для того,чтобы просто так сдать назад, Рац повидал слишком много: имплантированный в руку манипулятор, вшитый в разорванное сеткой рубцов плечо, был самым лучшим тому подтверждением.

      — Слыхал. — он оглядел тебя снова, с ног до головы, будто оценивая, насколько твоя репутация соответствует твоему внешнему виду. Руки его опустились: здоровая вытянула из кармана мятую пачку сигарет; культя с манипулятором заскрипела, и чугунная трехпалая ладонь механически сжала жар раскаленного угля.

      — Макаронник... Попахивает нацистским дерьмом, цыпа, — он прикурил: широкие глаза, прикрытые шоколадной накипью век, многозначительно заглянули в твои. — У нас тут такого не любят.

      — Моя кровь слишком нечиста, чтобы я была нацисткой, — говорю я чистую правду, скаля зубы в улыбке, — но не вижу ничего плохого в том, чтобы назвать макаронника макаронником, а к примеру, лягушатника — лягушатником. Так что, скажешь, где наш итальянский друг?

      — На черта он тебе? — прямо спрашивает Рац, выпуская дым через ноздри, тонкими струйками. Он не выглядит, будто хочет помешать тебе, будто бросает тебе вызов: очевидно, спрашивает он это из простого барменского любопытства.

      Я пожимаю плечами и отвечаю:

      — Хочу задать ему пару простых вопросов. Дальнейшее будет зависеть от его ответов.

      Рац ухмыляется, и из его рта вырывается прозрачная медуза выдавленного из легких канцерогена. Он снова оценивающе смотрит на тебя: ты сначала смотришь в ответ, нагло и уверенно, как учила улица, но затем чувствуешь на себе уже не только его взгляд – и понимаешь, что пара ближайших столов за твоей спиной настораживающе притихли.

      И шестое чувство, вместе с пятой точкой, подсказывали тебе, что дело пахнет жареным.

      — Ты? Задать пару простых вопросов? — бармен усмехнулся, клацнув зубами и чуть не раскусив угольный фильтр. — А этот тебе нужен, чтобы микрофон подержать?

      Киберконечность указала в сторону Амади обожженным пластиком.

      — Короче, цыпа. Тут Клуб Никаких Имен. Те, кто приходят сюда, уже и так знают друг друга – либо хорошо стараются, чтобы их приняли в клуб. Становятся крайне полезными другим обитателям, — Рац выделил слово "крайне", выговорив его с придыханием. — И парень, которого вы ищете, пообещал крайне хорошие барыши за крайне специфичную работу. И мы все здесь крайне не хотели бы, чтобы эти барыши ушли вместе с твоим появлением. Смекаешь, чомбатта?

Изменено 9 октября, 2018 пользователем The Prophet

[The Prophet 1 111]

T H E  F U T U R E  I S  N O W

S E N T I E N T

 

> W A L L E D _ C I T Y / / L O G _ 3 3 0 3 6

#2  

dsden: >электронный надзор едва ли способствует почтению. возможно, страху и покорности, но не почтению. 

M0rfeus: >Бог и боги были призраками наблюдения, правосудия и наказания. Другие чувства, испытываемые к ним, были вторичными. 

dsden: >ха. это /кибердвадцатые/. никто больше не поклоняется ничему, кроме денег. ни в Найт Сити, ни в Чибе, ни даже в "Застенном". 

M0rfeus: >Человек всегда чему-то поклоняется: сначала это были боги, потом репутация. Теперь пришло новое время, время самоосознающей системы, реализующей вездесущее наблюдение и суд. 

dsden: >и все же. человек не станет поклоняться программе, следящей за ним через камеры наблюдения. ты недооцениваешь нашу любовь к свободе.

M0rfeus: >Я /переоцениваю/ вашу любовь. А /ОНИ/ её понимают. Поэтому /ОНИ/ дадут нам свободу. Мы получим свободу - свободу выбирать то, что нам скажет выбрать Пророк Системы. Кто-то из плоти и крови, кто-то, кого толпа примет за своего. Он даже не должен знать о том, какую роль играет, не должен понять, какой пешкой в руках системы он стал, чтобы не взбунтоваться против неё. Чтобы оставаться /личностью/. Массы любят личность, массы доверяют личности, потому что личность в их глазах всегда желает правосудия. Без этого желания, связные группы невозможны, так же как и цивилизации. 

dsden: >это слишком дистопично.

M0rfeus: >Ха. Это /кибердвадцатые/.

Hide  

 

      Меня это достало. Достало, черт вас всех побери! Я заслуживаю большего! И не будь Я Джо Магла, я получу все, что заслуживаю. Именно эти слова, именно в этой последовательности крутились в голове парня, пока он гнал к ангарам. И как он только не создал на дороге "аварийную ситуацию?"...

      Но все, же, он доехал. Хранимый богами, он все же доехал. Увидев припаркованные авто, он внутренне скривился - ничего, ели (вернее, когда) эта сделка выгорит - он сможет купить 100 таких. И к каждой - по пачке вот этих мордоворотов, что пожирают его глазами. Кажется... Нет, кажется, он не опоздал. В кобуре, под пиджаком покоился его "Окончательное Решение" - тяжелый пистолет. Джо надеялся, что принимать "Окончательное Решение" сегодня не придется, но как говориться "Бог бережет того, кто на встречу берет пушку". Выйдя из машины, он деланно убрал пылинку с плеча - и уверенным шагом направился к группе итальяшек.

— Бонджорно мои дорогие! Рад вас всех видеть! А что вы все здесь стоите? Что, Родриго еще не пришел?

      Их трое – три итальянца с зализанными волосами, уложенными поблескивающим, в свете ксенона, высохшим гелем. Когда ты делаешь несколько шагов им навстречу, ты замечаешь, что их руки отнюдь не пусты: каждый макаронник держит бокалы с игристым пузырящимся содержимым, пока девушка-официантка, против всех законов физики удерживавшая на голове выбеленный ирокез и сияющая ослепительной металлической улыбкой, вилась вокруг них с початой бутылкой.

      Их трое. И у каждого из них было по паре шкафов за спиной, занимавшихся как раз тем, чтобы превращать проходимцев вроде тебя в консистенцию класса «кровавая каша».

      Они стояли между ангарами, в крытом проходе, слишком мрачном и темном для того, чтобы забрести сюда случайно и не найти последних в своей жизни неприятностей. Однако... Однако сейчас все выглядело настолько иначе, что даже у тебя, прожженного корпората, захватывало дух. Всё было как обычно, если не считать выставленных декоративных фикусов, укрытых белыми скатертями столов, свечей, минибара, носящейся здесь прислуги, голографического струнного квартета и расстеленной красной дорожки.

      Словом, здесь было всё, чтобы мафия могла смачно плюнуть в лицо полиции Найт Сити эстетикой подпольного бизнеса. Итальянцы, которых ты окликнул, даже не оглядываются на тебя; вместо них дорогу тебе преграждает та самая официантка с ирокезом, учтиво улыбаясь и звонко щелкая металлическими пальцами киберконечности.

      — Вы?.. — уточняюще вопрошает она, разглядывая тебя с головы до ног. Ты прилично выглядишь, и она не уверена, что с тобой делать – предложить шампанское или подозвать соло, чтобы выдавить из тебя надменный идиотизм, который позволил тебе заявиться сюда.

      — Магла. Джо Магла, милочка. Глянь по списку, мое имя там есть.

      Подмигиваю девчонке, не слишком чувственно, не слишком холодно: подмигиваю скользко, как настоящий корпорат. Официантка, она официантка и есть - принести, подать, отсо... Ну, в смысле, выполнить другие поручения. Не стоит особо на неё тратить время, все же, она здесь для фона, не больше.

      Когда ты представляешься – специально так, чтобы твое имя услышали нужные уши, – девушка с ирокезом не достает пресловутых списков, не копается в бумагах и не чиркает шариковой ручкой твое имя на салфетке, чтобы затем отбежать к охране и проверить, достоин ли ты уйти отсюда на своих двоих, а не стать очередным пронырой, которого выбросят в воду в мусорном мешке, предварительно привязав в качестве груза «тойоту». Она лишь хлопает ресницами, лишь коротко кивает, указав тебе, что запомнила твое имя – и ты замечаешь, что её бездонные голубые глаза тускло вспыхивают.

      Ты далек от этих новомодных штучек, далек от трансгуманизма, прочно вошедшего в бытовую жизнь кибердвадцатых, словно вцепившийся в кожу цельнометаллический клещ, но ты абсолютно точно понимаешь, что происходит – понимаешь, что в глазных имплантах официантки сейчас бегут пиксели информационного потока, обработанного в удобоваримый текст. Ты не уверен, как именно это выглядит – видит ли она тебя под стеной символов, или же вовсе не замечает, или прожигает излучением искусственных зрачков насквозь, но ты точно уверен в одном: Дог ни черта не говорила о фейс-контроле.

     Ты знаешь, что твоего имени нет в списке. Ты не надеешься, что слова убедят официантку в обратном. но ты и не полагаешься на слова. Ты полагаешься на другой язык – неписаный язык собственной внешности, язык выверенных жестов и правильно подобранного костюма. Пока она выискивает тебя в базе загруженных данных, ты решаешься на грязный прием – ты решаешься отвлечь её собственной неотразимостью.

     Ты встаешь так, будто прибыл на фотосессию, как специально приглашенная модель. Как сам, мать его, ангел, спустившийся с небес ради минутной прихоти, нетерпеливый и уже собирающийся вернуться обратно в небесную обитель, раз грязный мир падших людей не хочет принять тебя в свое царство. Ты не смотришь по сторонам, ты вообще никуда толком не смотришь – но всем своим нутром чувствуешь, что сейчас все вокруг смотрят только на тебя. Смотрят только на тебя, ловят каждую корпускулу чарующего света, пока в их приоткрытые в восхищении рты ветер наметает то ли сладкую манну, то ли перья с ангельских крыльев, которые ты спрятал под клетками пиджака.

     — Элен, отойди-ка в сторону, — слышишь ты хриплый мужской баритон у себя за спиной, и официантка, замершая перед тобой и теперь явно прожигающая тебя очень томным взглядом, нехотя отступает в сторону. — Неужто ты собираешься продержать нашего гостя на пороге перед торжеством светского приема, лишая его компании остальных?

     Ты оборачиваешься, изображая благодарную улыбку, и встречаешься взглядом с обладателем баритона – мужчиной в годах, итальянцем, опиравшим своё грузное тело на толстую, богато украшенную трость. Он выглядит солидно и внушительно, но даже в его взгляде отражается толика восхищения, в которой утонули остальные присутствующие; поглядев на тебя с пару мгновений, он одобрительно улыбается и указывает ладонью вперед, приглашая тебя пройти к гостям по ковровой дорожке. И, когда ты почтительно киваешь, ты слышишь хруст салфетки в своем кармане – хруст салфетки, сопровождаемый тихим шепотом официантки: «Позвони мне».

     Да, Джо Магла. Ты не просто попал на закрытую вечеринку мафиози – ты понравился самому мистеру Родриго Бранко. И теперь, когда ты идешь рядом с ним, ты ловишь завистливые взгляды всех собравшихся здесь мафиозных сошек и донов Найт Сити, потому что прямо сейчас мистер Родриго Бранко назначил тебя первым в очереди на аудиенцию тет-а-тет.

     Ты садишься в мягкое кожаное кресло, а напротив тебя садится сам мистер Бранко, подле которого молча стоит щуплый лысеющий человек в очках, перебирающий данные на голопланшете. Это его консильери – что-то вроде пса, если бы пёс был обладателем значения IQ за три сотни из двух возможных. Если тебе неуютно обсуждать дела при посторонних, то сейчас лучше засунуть свой неуют себе в задницу, потому что ты выиграл билет в лотерею.

     — Я слушаю, мистер Магла, — хрипит Бранко, потирая висок средним пальцем. — Я не знаю, кто вы, и одного этого мне достаточно, чтобы пристрелить на месте, но вы явно хотели этой аудиенции, так что давайте скорее: чем я могу вам помочь?

     Вот оно. Вот оно, разорви его горулья! Получилось, получилось! Мама всегда говорила ему - улыбайся людям, и они ответят тебе взаимностью. И он улыбнулся. Улыбнулся так, что судя по всему, официантка готова сделать для него что угодно - и он точно этим воспользуется, если конечно выберется отсюда на своих двоих - и Бланка решил переговорить с ним первым. А значит - надо произвести впечатление.

      Консильери? К черту. В случае успешного завершения дела - он сможет трахать дочерей этих консильери пачками - и они сами будут их под него подкладывать.

      — Родриго, дорогой мой! Я рад, очень рад, поверь мне. Я как только услышал о том, что ты собираешься продавать ангары... Неопределенный жест пальцем, указывающий на эти ангары. — ... я сразу сказал себе - я должен быть здесь. В конце концов, ведь ты, Родриго, дружище - один из столпов этого города. Ты попираешь его, как я мог не приехать. Я уважаю тебя, Родриго. Да, я сейчас честен с тобой. Я тебя уважаю. Да, я уважаю тебя, поверь мне. И я собираюсь сделать из этих ангаров настоящую жемчужину, чтобы тебе не было стыдно сказать - раньше я владел этим местом. И я спокоен за судьбу этого место, ибо Джо Магла - человек слова.

      Он наклонился ближе, словно собирался сказать какую-то интимную тайну.

      — Я буду честен с тобой, Родриго, дружище. Не смотри на них. Они... Они даже стоят того, чтобы на них смотрели, поверь мне. Я же... Я настоящий покупатель, я хочу купить эти ангары, хочу превратить их в нечто... невероятное. А они... Ленивый кивок в сторону "их". -... они фальшивые, ненастоящие. Только глянь на них. Посмотри на них! Ты ведь понимаешь, что я имею ввиду, верно?

      Ты говорил, говорил, говорил, а мистер Бранко, сидя напротив, безмолвно слушал, аккомпанируя твоей лестной тираде лишь шумным дыханием старого, усталого человека. Он не смотрел на тебя – он смотрел в одну точку, куда-то вниз, на небольшой полимерный столик, что разделял вас: там стояла небольшая лампа в ретростиле прошлого века, желтый свет которой падал на стопку сложенных документов, авторучку и гранёный стакан воды. Бранко слушал тебя, пока консильери сухо щелкал по широкому дисплею, не поднимая глаз, полностью погруженный работой.

      Наконец ты закончил, принимая мысленные аплодисменты своему выступлению, и откинулся назад, принимая позицию дельца, выложившего свое предложение и ожидавшего скрепляющего договор рукопожатия. Мистер Родриго сидел еще с полминуты, неподвижно и молча, обдумывая твои слова: затем он тоже распрямился и откинулся на спинку кресла. На его лице не было и тени улыбки – на его лице был лишь толстый слой сосредоточенности.

      — Позови Хуана, — проговорил Бранко, прикоснувшись к рукаву пиджака своего консильери, и тот тут же ушел в толпу, дожидавшуюся вас в зале.

      — Джо Магла, — произнес он затем, будто смакуя твое имя. — Хорошо, что ты меня уважаешь, Джо Магла, хоть и не понимаю, почему ты так часто повторяешь это. Я ведь не глухой, — хрипло посмеиваясь, добавил Бранко, и посмотрел на тебя заинтересованным взглядом – таким, каким способного ученика награждает опытный учитель при первой встрече.

      — Ты очень умелый парень, Джо Магла. Я чувствую в тебе потенциал. У тебя есть семья? Не родители, конечно, – жена, дети, — уточнил он, вытягивая сигару из скрытого отделения в подлокотнике. — Хотя о чем я, конечно. Зачем такой груз человеку, который так уверенно лезет вверх, верно?

      Он криво ухмыльнулся и повертел сигару в руках, будто не знал, что с ней делать.

      — Эти ангары, о которых ты просишь, Джо Магла – мертвый актив, не стоящий и пенса. Я хотел всучить их кому-то из псов, которые ждут подачки – подарок вынужденной вежливости, ты понимаешь. Однако ты приходишь ко мне, Джо Магла, и усердно просишь меня продать эти активы. А ты мне кажешься смышленым парнем. Просишь меня со всем уважением. Понимаешь, к чему я клоню, Джо Магла?

      Бранко не спускает ухмылку с лица, глядя на тебя с живым, заинтересованным взглядом: затем, когда консильери возвращается с молодым итальянцем и протягивает своему боссу высеченное пламя, закуривает.

      — Мой сын, Хуан Родриго Бранко, — представляет мафиози своего сына, и вы встречаетесь взглядами – ты и надменный молокосос, смотрящий на тебя, как на очередную шавку своего папаши. — Недавно взял его в дело, Джо Магла, хочу передать часть бизнеса и выбить из него эту молодецкую спесь лакированными туфлями, — Бранко снова тихо смеется, шумно затягивается: Хуан приосанился и скрестил руки за спиной – не больше, чем маска почтительного уважения, натянутая в угоду отцу. Мистер Родриго тем временем выпустил плотное облако дыма и громко произнес, обращаясь к чаду: — Как же нам поступить, Хуан? Джо Магла хочет ангары, которые я хотел сбросить в довесок в первую же попавшуюся сделку, предлагает мне за них деньги. Я бы хотел ему подарить их, но тогда я проявлю неуважение и сделаю его своим должником, а я не хочу вешать на человека бремя долговых обязательств и дожить до момента, когда эти обязательства ему будет нужно закрыть. Что же ты думаешь, Хуан?

      Хуан смотрит на тебя снова, и ты смотришь на него в ответ, вкладывая в глаза столько же холода, сколько и он. Ты знаешь, что о себе думают молодые ублюдки, оказавшиеся под крылом у влиятельного папаши, поэтому даже не воображаешь себе, будто твоя лесть или твоя учтивость что-то решат для этого засранца.

      — Кросседы.

      Мелкий ублюдок не говорит, он буквально выплевывает это слово тебе в лицо, чтобы затем скривить собственное в злобной усмешке. Родриго хмыкает, и ты знаешь, что это означает – это означает, что сейчас ты подпишешься на какое-то абсолютно, просто чертовски опасное дерьмо.

      И, как подсказывает тебе практика, это предложение, от которого невозможно отказаться.

      — Прекрасно, мой мальчик, — произносит Бранко и снова прикладывается к сигаре. — Кросседы, Джо Магла. Новая банда, никаких имен, религиозные фанатики какого-то внешнего учения. Хуан водил с ними дружбу одно время… До тех пор, пока я не взялся за него, как следует, — он устало вздыхает; Хуан закатывает глаза. — Сатанизм – бич нашего времени, и больнее всего он бьет по нашим детям, Джо Магла. Всё эта глобализация, эта уродская массовая культура, — Бранко говорит возмущенно, буквально рычит: видно, что держать себя в руках ему сейчас сложно, но он сдерживается и успокаивается, пока консильери учтиво обтирает его лоб платком. — Послушай Всеблагого Пророка, он знает, что говорит. Так вот, Кросседы – новая банда, которая должна была решить для меня одно дело, деликатное и важное. Либо решить для меня проблему, либо самим стать проблемой решенной – если бы они не справились, то я хотя бы принес пользу городу их исчезновением, Джо Магла. Настоящий бизнесмен никогда не принимает решения, в которых можно проиграть, знаешь это? — Бранко улыбается, и ты механически улыбаешься ему в ответ. — Хочешь ангары – найди их и потребуй выполнить работу. Или избавься от них, — добавил он затем.

      Хуан ухмыляется. Ты хотел бы срезать эту ухмылку с его лица парой хороших затрещин, смыть её выстрелом из пистолета в упор, но это явно было бы плохой идеей. Бранко протягивает тебе свою пухлую руку, предлагая рукопожатие. Дог поясняла тебе это – поясняла тебе детали этикета Малой Италии, детали криминального семейного бизнеса, детали омерты в Найт Сити, – когда вы говорили с ней по телефону. В твоем кармане лежала чипированная карта памяти, оставленная ей для такого случая: когда ты выполнишь работу, права на ангары перейдут к тебе в собственность как раз в электронном варианте, на чип Дог, поэтому, если ты решишься пожать руку Родриго Бранко, тебе следует вложить карту в ладонь.

      Если ты не откажешься, у тебя будет право задать лишь один вопрос, прежде чем вы ударите по рукам. Один, максимально четкий, узкий и верно сформулированный вопрос или просьба, которая дается тебе перед тем, как сделка будет заключена.

      Если ты не откажешься, конечно.

      Ну не говорить же ему, что он собрался превратить эти два ангара в площадку для разработки передовых дронов? Маленьких, больших, полезных. Навешать лапшу на уши - глядишь, и цену сбросит. И судя по всему, очарование Джо сработало. Кросседы, значит... Нет, он наслышан о них, наслышан. Но особо внимания им не предавал. Не его дело, не его сфера деятельности. Но, похоже, теперь - они его проблема.

      А что за работа? Да, вот это важно. Иначе, он придет и будет требовать от них непонятно что. И будет выглядеть глупо. А этого допускать нельзя.

      — Хорошо, уважаемый Родриго. Это честная сделка. Ты мне - я тебе. Это честно, это просто, это понятно. Я тоже так думаю, я с тобой согласен.

      Пауза. Надо выдержать паузу. Досчитать до 5, а затем спросить.

      — Но что за работу они должны были для тебя выполнить, уважаемый Родриго? Прежде чем мы ударим по рука, я хотел бы узнать... Ленивый взмах рукой. — ... детали.

      Ты начитан – начитан настолько, чтобы знать примеры самонадеянных личностей, которые потеряли всё, заключив не ту сделку. Всё – деньги, достоинство, уважение и, наконец, такую обесценившуюся безделицу в мире кибердвадцатых, как жизнь. Читая мемуары этих неудачников, ты часто отмечал про себя непредсказуемую самоуверенность тупизны: раньше казалось, что только полный идиот полезет на край лезвия, вдохновляясь шансом получить больше, чем ему могут дать. Словом, ты знаешь, чем обычно заканчиваются сделки с дьяволом.

      И вы бьете по рукам.

      Когда ты задаешь свой вопрос, Бранко изображает на своем лице хищную полуулыбку, ленивую львиную усмешку, которой награждают попавшуюся в капкан жертву. Бранко делает это профессионально, как заматеревший на своем месте дон, пока его сын Хуан скалится в несдержанной, злобной ухмылке поддакивающей гиены. Мистер Родриго сначала молчит, выдерживая не менее театральную паузу, чем твои жестикуляции пренебрежительного артистизма: он передает подхваченный двумя мозолистыми пальцами чип своему консильери, затем снова затягивается дымом сигары. Пока в его глазах пылают адские отблески тлеющего уголька, его советник подходит к Хуану и отгибает ворот рубахи, выверенным движением опуская чип в чипсокет на шее сына своего босса.

      Интересное решение превратить сына в инструмент для своих махинаций, думаешь ты, чтобы отвлечь себя от мыслей, жужжащих в голове из-за гнетущего молчания. По-настоящему отцовское.

      — Детали, — хрипло выдыхает Бранко, так неожиданно, что на каменном лице консильери дернулось веко. — В мире не осталось чести, Джо Магла. Слишком мало людей, готовых выполнить обещанное, чтобы можно было вообще кому-то доверять. Мало делают и много говорят, Джо Магла, — произносит он с наигранным разочарованием, сияя желтизной своих зубов. — Много вопросов ради того, чтобы всё равно сделать всё по-своему…

      Он повторяет твой ленивый жест рукой, и консильери разворачивает планшет дисплеем к тебе, заставляя прищуриться от яркого света. Лучевые минипроекторы ткут перед тобой картину из голубых нитей, разбитых сетью пикселей: поначалу разобрать образы сложно, но затем ты понимаешь – это рельефная карта города, голографический барельеф Найт Сити, испещренный пометками и надписями. Консильери вытаскивает тонкий стилус и ведет по проекции, увлекая картинку за собой – до тех пор, пока ты не видишь красную точку где-то на окраине Комбат Зоны.

      — Они здесь, Джо Магла. А ответ на твой вопрос… — он притрагивается к Хуану, и тот послушно опускается на корточки, склоняя голову с металлическим скрежетом. Из шеи у него, жутко натягивая кожу, торчит хромированная крышка с разъемами, заполненная множеством чипов и гудящая, как трансформаторная будка: Бранко заботливо проводит по ним подушечками пальцев – в том числе и твой чип, уже жужжащий в своем сокете, – и вытаскивает тонкий зеленоватый квадрат, покрытый наростами микросхем. — Ответ на твой вопрос здесь, Джо Магла. Сядешь в машину – подключи его в свой разъем, чтобы понять, о чем я говорю.

      Он взмахивает рукой – кажется, он идентично повторил твой жест, как и тот, что сделал до этого, – но теперь эффект совершенно иной. Эффект появляется в виде двух вооруженных охранников, всем своим видом объясняющих тебе, что дискуссия окончена.

      Они провожают тебя ровно до того места, где кончается красная дорожка, и встают там, как вкопанные. Всё, что у тебя есть теперь – это твоя «тойота», твой клетчатый костюм, выданное задание и этот чертов инфочип, на котором содержатся такие желанные тобой детали.

      И, разумеется, у тебя есть твой телефон.

      Телефон, на котором записан номер Дог.

      Они ударили по рукам и раньше, чем Джо сумел сказать "Бабки-сиськи-два-проца" - он уже стоял за дверью ангара. Интересно, неожиданно подумал Джо - а официантка провожала его взглядом? Нахмурившись, он помотал головой, прогоняя ненужные сейчас мысли. Так, детали. Для начала, сядем в машину, и уедем отсюда. Подальше, подальше. Куда-нибудь, может... Да, крытая парковка подойдет. Тихо, спокойно, никто не помешает. Ладно, кажется.... Да, вот она. Взять талон, припарковаться, оглядеться, перезарядить оружие - на всякий случай - и вставить чип в разъем. Теперь, пора узнать, во что он вляпался...

      Припарковать машину. Перезарядить оружие. Вставить чип в разъем.

      Припарковать машину. Легко. Платная парковка, минус пять евробаксов, утренняя тишина еще не разбуженного улья – даже слишком легко, чтобы это потянуло на полноценную часть плана.

      Перезарядить оружие? Легко. Восемь двенадцатимиллиметровых друзей занимают свою позицию, готовые поставить жирную свинцовую точку в истории очередного обдолбавшегося бустера, не разглядевшего упершееся в его башку дуло из углепластика. Ты прикладываешь усилие воли, чтобы заставить себя разобраться с «кольтом» – в конце концов, ты ценишь себя и людей вокруг не за вес и диаметр ствола, оттягивающего пояс штанов: это явно не твое поле игры, смартбой.

      Вставить чип в разъем? А вот тут ты понял, что оказался в заднице.

      Это всё чертова мода киберторчков, раздраженно думал ты, выруливая на асфальтированную улицу, пойманную в капкан небоскребов. И это не твоя проблема, что бизнес превратился в перекидывание пикселей на мониторах, а не в реальное дело: может быть, какие-нибудь сетевые мастурбаторы, прошитые до мозга костей, и зарабатывают больше тебя, но чего они стоят в реальной жизни? Они настолько асоциализировались, что получат выстрел из дробовика в упор от продавца, если выйдут в маркет-лавку за полуфабрикатными препаками. И это не твоя проблема, что весь чертов мир, каждый чертов житель Найт Сити сидит на этом цельнометаллическом дерьме, и ты отчасти гордишься тем, что твой стояк не зависит от переключения тумблера.

 

      Корпорат Плаза. Центр Найт Сити, из которого по всему городу распространяется реальная власть. Ни копы, ни политиканы, ни собирающие на улицах толпу бродяг патлатые рокербои никогда не поймут, что значит быть сверху. Ты чертов корпорат, Джо Магла, так что это ты определяешь, в какую позу встанет тот, кому тебе захочется засадить.

      Небоскреб «M, A&F» кажется достаточно скромным рядом с той же башней Арасака или даже монументальным центром News 54. Всего пятьдесят пять этажей – но это цепляющая глаза, элегантная скромность. Когда ты паркуешься на специальной стоянке, ты ощущешь это, ощущаешь принадлежность к чему-то великому. То же самое чувство, когда поднимаешься на лифте, уезжая на сорок второй этаж, в свой офис.

      Но затем лифт останавливается – на двадцать восьмом, если быть точным. Лифт останавливается, и в него заходит твой начальник, Вудро Казидо, коренной японец калифорнийского происхождения. Он смотрит на тебя, поначалу не узнав: ты смотришь на него, вспоминая, что должен был сдать ему финансовый отчет. Ты вспоминаешь про дедлайн – к счастью, с дедлайном всё было в порядке.

      Только вот на корпоративном сленге «в порядке» означало «истек вчера».

      — И? — только и спрашивает Казидо, не глядя на тебя.

      Теперь ты думаешь, что поехать в офис не было такой уж хорошей идеей.

      Да, он был оригиналом, если можно так сказать. Ни единого киберулучшения, вообще никакого. Только он сам, Джо Магла, 100% ума, и внешности. Все свое, родное, независящее ни от чего. Может, иногда это и доставляло неудобства, но все, чувство... может и не превосходства, но отличия от остальных - компенсировало всяческие неудобства.

      — И все в порядке. Отчет готов. Осталось только отправить его. И да, я его отправлю. И поверьте мне, Вудро - вы будете в восторге. Все же, вы знаете, как я веду дела. Идеально, лучше всех в этом городе.

      Может это и было хвастовство - но Джо Магла искренне в это верил, а если во что-то искренне верить, то обязательно получается именно так, как ты веришь. Ну, что-то в этом роде.

      Твой босс скрещивает руки за спиной, пока ты объясняешь ему всю прелесть того, что именно ты занимаешь свою должность. Твои слова, твоё бахвальство повисает в воздухе и дрожит, распираемое от собственной уверенности: лифт же, будто назло, начинает ехать медленнее, растягивая односторонний диалог.

      — Магла, — говорит японец ледяным голосом, пока его лицо превращается в холодную каменную маску, и ты понимаешь, что дела плохи. — Я занимаюсь тем, что подбираю кадры, находясь на месте под самым солнцем. Я – твоё начальство, Магла, а моё начальство – совет директоров корпорации. Моё прямое начальство, которое платит мне зарплату, чтобы я платил зарплату таким, как ты, Магла.

      Лифт тягуче двигался вверх, словно попавшая в антигравитационное поле ложка с вязкой нугой из соевого заменителя.

      — И, как твой начальник, я хочу сказать, что ты tawagoto no mimi ni – то есть, Магла, по уши в дерьме, — он достает сигарету из тонкой красной пачки, и надпись, воспрещающая курить, превращается в голограмму «Здесь Курят». — Я не знаю, чем ты занимаешься в свободное от управление отделом время, но твоя безалаберность тянет производительность на дно. Ты сказал, что сегодня отчет будет, Магла, — в воздухе повис едкий сигаретный дым, и ты едва не сдержался, чтобы не закашляться, — поэтому я жду твой отчет ровно до 23:59, иначе...

      Он не договорил. Лифт открылся на сорок втором – твоем – этаже, и Казидо замолчал, выстрелив тебе вслед гнетущим молчанием.

      — До полуночи, Магла, — бросил он напоследок, за секунду до того, как хромированные двери сомкнулись.

      В подобных разговорах, ты обычно не говоришь. Ты слушаешь, если надо киваешь, словом, как говорил раньше "Имеешь вид придурковатый". А когда дверь закрылась, то Джо Магла произнес фразу на языке, на котором говорили в его доме.

      — Tsadi sheni...

      Так или иначе, но отчет и правда надо отправить. Иначе, тут уж никакие ангары не помогут. Когда лифт доехал таки до его этажа, он быстро прошел в свой кабинет. Гомон разговоров окружал его, люди здоровались, он отвечал, кивал им. Хорошо, что никто не обратился к нему - пришлось бы реагировать. Приказав секретарше не соединять его ни с кем, Джо закрыл дверь своего кабинета - обычный офис корпоративного главы отдела, ничего особенного, если честно - он подключил чип к компьютеру.

      — Ну ладно... Во что же я ввязался, мм?

      Дисплей загорелся, и пронзительный, обжигающий радужку свет ударил по твоим глазам с такой силой, что вместе с монитором, кажется, загорелся твой мозг.

     Сначала на экране появилось пустое черное окно командной строки. Затем символы, серые и тусклые, разрушили абсолютный мрак механическим набором, сопровождаемым треском процессора. Перед тобой разбежалась целая летопись кибернетического века – летопись, двоичной информации в которой было зашифровано от силы минуты на полторы.

      Это было видео – вернее, потрескавшаяся, покрытая ломаным глитчем попытка в видео, снятая непрофессионально и оттого вызывающая у смотрящего лишь раздражение. Под ширмой мерцающих помех едва угадывалось хоть что-то, способное привлечь внимание, но ты всё-таки попытался присмотреться, как следует.

      Первые тридцать секунд. Кажется, это было помещение государственной службы или скромный офис законопослушного гражданина, потешавшего своё эго изжившим себя – особенно в Найт Сити – патриотизмом: об этом говорили потрепанный американский флаг на стене и висящий рядом флаг Свободного Штата Северной Калифорнии. Лица в кадре было не разобрать – этому способствовала бьющая в объектив настольная лампа. Её свет падал на горы бумажной документации, однако разобраться в ней за эти несколько секунд не представлялось возможным.

      — Моё покровительство начнется тогда, когда будут выполенны условия вхождения под мою опеку, — прохрипели твои динамики, озвучивая измененный войс-модуляторами голос. — Мистер Б должен разобраться с «МТ». Кровопролитие, указывающее на заказной характер, неприемлемо. Допустимые жертвы – любые, кроме самой цели: чтобы я мог оказать поддержку, мне требуется полная невозможность со стороны повлиять на внутренние дела управления. Мистер Б понимает, что для этого летальный исход – крайняя и, главное, привлекающая крайне много внимания мера.

      Сорок пять секунд. «Клуб Никаких Имен» – название этого невзрачного здания ты читаешь с неоновой вывески, ярко горящей в ночном Найт Сити. Оператор обходит парадный вход, проходит через отрытую настежь калитку забора: переулок ведет в закуток с обратной стороны «Клуба», оттуда – к черному ходу, закрытому тяжелой бронированной дверью с электронным кодовым замком. Пара секунд, быстрый набор по клавишам – и вот ты уже видишь коридор изнутри, бредешь по нему, окруженный обшарпанными стенами и треском галогенного света. Оператор разглядывает плакаты, закрывающие пятна сырости и облупившуюся краску: это маркетинговые плакаты корпораций, ты узнаешь пару из них – Арасака, Биотехника, Зетатек, – узнаешь их, несмотря на то, что каждый из них изуродован угловатыми росписями. Отсыревший глянец покрывали мрачные рисунки, дополнявшие общую картину зловещими символами и наполнявшие плакаты новыми сюжетами: так, например, маскот «Арасаки», демонстрировавший закрытое непрозрачным забралом лицо компании и прикрывающий собой клиента-корпората, стрелял не в бустера, а в мастерски нарисованного подростка, наполовину изорванного выпущенными снарядами. Снизу значилась подпись к картине: «Миллер, Краузе, Шредер и Шойер нашего времени». Еще ниже – собранная из газетных вырезок цитата, на которой взгляд оператора задержался на достаточное время, чтобы ты смог разобрать её. Она гласила следующее: «Все, кто позволяет себе появляться длинноволосыми, в грязной одежде или босыми на улицах такого города, как Кент, заслуживают пули».

      Помещение, так же погруженное в полумрак, как и предыдущие. Здесь стоят несколько фигур, несколько неподвижных статуй с горящими дьявольским светом глазами, пока позади них, на голой стене, ярко горит перевернутое неоновое распятие. До тебя доносится музыка – гремящая, сотрясающая барабанные перепонки электрическим хрипением и гроулом, будто шла из самых глубин киберпреисподней.

      — Есть работа, — слышишь ты мягкий мужской голос оператора, отвечающий на гнетущее молчание и тяжелые огненные взгляды собравшихся здесь недолюдей.

      — Сначала оплата, — сухо потребовал один присутствующих. В отличие от других, в его голове горел еще один протезированный глаз. — Грязная душа – чистая душа.

      Кадр плывет, фигура собеседника уезжает вверх, за границу обозримого пространства: ты догадываешься, что оператор почтительно кивает.

      — Мы пришлем вам душу, — согласно отвечает оператор. Трехглазый тоже кивает. Затем, распрямившись, он выставляет руку вперед и крестит – крестит так, что даже через монитор передается жар его веры.

      И крестит он снизу вверх.

      Пятнадцать секунд. Кадр сменился: теперь перед тобой был круг света и стул, в котором, связанный, буквально прикованный к своему месту, находился молодой юноша, избитый и мокрый от пота. Рядом стояла грузная фигура с плетью в грубых, дрожащих руках – судя по всему, палач только что закончил свою экзекуцию.

      — Они @@#%@е, окей?! — надрывно, сквозь слезы говорит юноша, прерывая скулеж. — Кросседы – больные фанатики, «духовные санитары города», так они себя называют. Я не знаю, на какой хрени они сидят, но подсесть на неё можно буквально мгновенно – щербет, эспрессоматик, любая их жратва напичкана какой-то шанхайской наркотой. Нужно быть готовым – либо не есть то, что тебе предлагают, либо нажраться таблеток перед походом к ним. Я не знал, папа, я не знал! — он снова визжит, как резаная свинья, и в приступе отчаяния поднимает голову. Ты узнаешь это лицо.

      Это Хуан Бранко.

      — Мистер Магла! — гремит громкая связь на твоем офисном стационарном телефоне: из динамика раздается высокий голос твоей секретарши, вырывая тебя из просмотра. — Там…

      Дверь в твой офис открывается пинком, так стремительно и неожиданно, что ты даже не успеваешь отреагировать, как следует. Ты замираешь с виноватым видом, будто подросток за просмотром порнухи, когда в комнату заходит его мать: судорожно пытаясь нашарить кнопку отключения монитора, ты оборачиваешься и видишь молодую девушку – черноволосую азиатку, слишком нескромная одежда которой на одну половину состоит из кожаных ремней и значков с иероглифами, а на другую – из прорезиненных кабелей и светящихся диодов. Ты замираешь, глядя на неё, а она, не теряя ни секунды, подбегает к твоему компьютеру и пинком выключает его, попадая точно по кнопке на системном блоке.

      — Ты не просто идиот, Джо, — выдыхает она, рявкая тебе на стритсленге. Затем она падает в кресло напротив тебя, жадно глотая ртом воздух: она запыхалась, лоб её покрывала испарина, будто бы она только что закончила марафон. — Ты не просто идиот, ты абсолютно конченный идиот, Джо.

      После этой фразы она достает сигарету. Прикуривает, судорожно затягивается, смотрит на тебя с укором и презрением, пока ты сидишь с глупой рожей. Закатывает глаза.

      — Потому что только конченный идиот будет тащить в офис левак и включать его на собственном компьютере, — наконец дает пояснение девушка: по её тону понятно, что глаголит она очевидную ей истину. — А если бы не я обеспечивала администрирование системы? А если кто-то из твоих подчиненных поставил тебе жучок и копирует данные с рабочего стола? Ты совсем идиот?

      Снова затягивается сигаретным дымом, устало прикладывает два пальца к виску и массирует его, прожигая тебя взглядом. Ты знаешь её. Это Дог. Дог всегда недовольна. И во всем этом левом дерьме, которое должно принести тебе баснословную прибыль, Дог – твой партнер.

      Это не значит, что вы гуляете, взявшись за руки.

      Это значит, что она говорит тебе, что делать, и ты делаешь.

      Дог сидит напротив тебя и смолит сигарету, сбрасывая напряжение. В абсолютной тишине слышно, как уголек шипит, съедая бумагу и табак. В абсолютной тишине слышно, как потрескивают киберимпланты Дог, которыми она напичкана, будто обвешанная гирляндами рождественская ёлка.

      — Почему ты не позвонил мне после разговора с Бранко, партнер?

      В её голосе теперь слышится усталость. Ты понимаешь, что она ждет полного отчета, полной выжимки произошедшего – и, конечно, ждет твоих мыслей о том, что ты только что посмотрел.

      Ну, сглупил он. Да, тут Дог была права. Надо было позвонить ей. Он все же понадеялся, что хотя бы здесь не будет никаких капканов. Но, в Найт-Сити не бывает так, чтобы тебе не всадили нож в спину при удобном моменте.

     — Ты права Дог, кругом права. Я...

Он покачал головой и развел руками, мол - ну что тут поделаешь. Да, сглупил, бывает. Прости дурака, извини и дальше продолжай восторгаться им.

      — Вот что я заметил... обстановка, где происходил первый диалог – это офис в каком-то полицейском управлении. В свете лампы мелькнули дорогие тяжелые часы на руке у человека, который сидел напротив оператора, а еще мне в глаза бросилось золотое кольцо на безымянном пальце левой руки. И код - 203-754.

      Как всегда, она демонстрирует тебе абсолютную незаинтересованность, отчасти даже ленность, пренебрежение к твоим словам – но ты разбираешься в людях слишком хорошо, чтобы не понять, что это исключительно в целях того, что она называет «воспитанием». Она все еще думает, что эта игра с тобой работает – так зачем рушить её иллюзию, верно?

      — Мафия, копы и бустеры, — прерывает она тишину, докуривая табак и туша уголек об язык – исключительно ради того, чтобы это выглядело стильно. — Привычный коктейль для Найт Сити. Раз уж ты влез в это, тебе придется довести сделку до конца – таковы правила омерты и таково условие возвращения чипа, который ты передал Бранко. Ты ведь передал его? — спрашивает вдруг Дог, напрягшись, и расслабляется только после того, как ты прикрываешь глаза в молчаливом, удовлетворительном ответе.

      — Тебе придется ехать к ним. Не знаю, чем ты будешь оплачивать эту работу, но ты должен её оплатить, чтобы вернуть чип обратно, — она встает с места, встряхивая водопад черных волос. — Этот чип стоит теперь всё – он стоит дороже твоей работы, дороже твоей жизни и однозначно дороже сраных ангаров, которые ты – мы приобретаем у Бранко. Поэтому делай всё, что попросят у тебя эти фанатики, обещай им что угодно, но выполни условия контракта.

      Дог вытягивается – грациозно и медленно, как только что проснувшаяся черная кошка, готовая полакомиться добычей.

      — Кросседы – #@% знает, что это за мудачье. Они недавно в Найт Сити, и довольно сложно отследить их истиные мотивы, если они вообще есть за всей этой сектантской мишурой, — девушка хмыкает, задумчиво. — Тем не менее, если к ним обращаются такие люди, как Бранко, они успели себя зарекомендовать. В общем, удачи там.

      Она грациозно подходит к двери, бросая напоследок «Достань этот чип» – и исчезает в лабиринте корпоративных коридоров.

      — Будет тебе этот чип. В конце концов... Я ведь Джо Магла, ты не забыла об этом? — бросил ей в след Джо. Обычно, это работало.

      Высоко подвешенный язык, природная харизма - это помогало довольно часто. Джо не видел особых проблем с этим делом - заболтает кросседов, какими-бы психами они не были. В крайнем случае, он может их всех перестрелять. Не то чтобы он часто этим занимался, но как работает пистолет - он знал. Так или иначе, но он решит эту проблему. После того, как сделает отчет, само собой. Отчет и правда нужно сделать. Благо, там не так уж и много делать надо сделать. А к кросседам поедем, когда закончим отчет.

      Вернее, когда поручим самому ответственному из твоих корпоративных подсосов, мечтающих получить пентхаус в главном офисе корпорации, закончить этот чертов отчет.

 

      Здание корпорации за твоей спиной разлетается полуденным стеклянным гулом: трансформаторное жужжание остается там же, в офисных кластерах, которые однажды причесала под нужную гребенку твердая хромированная рука. За твоей спиной остаётся недоделанный отчет, приписанный группе стажеров из подвластного тебе отдела: надеясь на то, что однажды их дряной сойкофе заменит австралийский лунго на зерне из Танзании – ради этого секретарша даже прошла спид-курсы барриста, лишь бы остаться на должности, – новый офисный планктон решительно принялся за работу, по уши погрузившись в гору документации и напрягая зрение в изучении сотнен голографических диаграмм. Ты отмерил им около двенадцати часов, и самые прозорливые, заранее запершись в кабинках уборной и нажравшись законодательно запрещенными стимуляторами, были готовы проработать до тех пор, пока из-под ногтей не забрызжет кровь, а пальцы от постоянного стука по клавиатуре не превратятся в посиневшие обрубки.

      От тебя же, в конце их работы, потребуется только короткая, лаконичная подпись.

      Дверь твоего автомобиля опускается, и ты снова вдавливаешь акселератор в пол, не успевтолком тронуться с места. Движок ревет, будто раненый картечью зверь, и машина срывается с места, оставляя за собой черные полосы жженой резины на асфальте и ядовитый взрыв от залпа выхлопной трубы. Тачка несется по улицам Найт Сити, огибая несколько пробок по встречке; несется, чуть не сбивая несколько бродяг, решивших броситься тебе под колеса – очевидно, от хорошей жизни за чертой бедности. Ты неплохо выруливаешь, не задев никого из этих отчаявшихся доходяг. Дело не в том, что отличаешься поразительной гуманностью: дело в том, что тебе совершенно не хочется отмывать машину от зловонного трущобного дерьма, которым они являются.

      Тачка несется по улицам Найт Сити, и ты несешься вместе с ней, разгоняясь на автостраде до космических скоростей. Копы зубоскалят тебе вслед, не в силах препятствовать твоему драйву: завидев их, ты в насмешке включаешь дальний свет, и ксенон бьет им по глазам вспышкой сварки, ослепляя и дезориентируя. Автомобиль подскакивает на их лежачем собрате, с трудом амортизируя преграду, и гроздь сине-красных капсул на пассажирском кресле подскакивает вместе с ним. Капсулы – собственность Биотех, и ты это знаешь. Не лицензированная, не прошедшая испытаний, не пущенная в продажу: эти колеса даже «на кухне» стоят окиберчешуеть как дорого, и оправдать их изготовление можно только тем, что корпорация получила достойные средства от нескольких государств и от бизнес-коллег на разработку прототипа, который позволил бы сохранять полный контроль над телом во время употребления наркотиков – и не только.

      Ты смотришь на капсулы, беспечно отвернувшись от несущейся тебе навстречу асфальтированной трассы. Ты усмехаешься – горько и зловеще, – представляя, что было бы написано на пачке с этим добром: особенно неприятно думать о деталях вроде тошноты, головной боли, дезориенации в пространстве или непреодолимом желании участвовать в ролевых играх – по крайней мере, Всеблагой Пророк говорил о сатанинском корне у всего этого дерьма.

      А твоя работа совершенно не располагет к образу сатаниста, смартбой.

      Визг тормозов. Скрип подвески, натужный, режущий слух. Дымящиеся шины, треск плавленного асфальта, оседающие во рту едкой слюной: плевок в открытое окно, плевок на ботинки падшего города. Впрыскивание – автоматический освежитель воздуха с запахом мяты: активируется, если в кабине становится слишком токсично.

      Клуб Никаких Имен. То самое мертвое здание, которое ты видел глазами оператора, теперь было слишком живым. Вывеска подрагивала от перепадов напряжения, перегорала на секунду-другую и снова включалась. В Комбат Зоне такая вывеска стоила дорого – и конкуренция, судя по разбитым дробью выстрелов кирпичам, носила куда более прямолинейный характер.

      Входа было два. Первый – главный, который был сразу под вывеской. Второй, который ты видел в видеозаписи оператора, начинался в переулке.

      Никогда не иди дважды по одной дороге, советовали бизнес-консультанты. Особенно в деле, которое требовало особых подходов.

      Поэтому ты входишь в Клуб.

      Ты давно не видел такого старого, классического бара, пропахшего сигаретами и дармовым пойлом, где нужно смотреть под ноги, чтобы не провалиться в дыры половиц – стоят в ряд несколько круглых, покрытых царапинами и черными обожженными пятнами от сигарет столов. Первая ассоциация – это ковбойские пабы со своими компаниями по интересам, где собирается всякая дрянь, изгнанная из более приличных обществ. Ты там выглядишь, как белый, зашедший в квартал черных: несколько посетителей, чьи лица укрыты либо тенью, либо предметами одежды (шляпы, мотоциклетные шлемы и т.д.), либо обезображены до неузнаваемости, поднимают головы и провожают тебя глазами, явно @@@@@@@ от веса твоих яиц, раз ты позволил себе заявиться сюда без охраны. Некоторые из них смотрят с интересом, явно ожидая, когда ты начнешь расспрашивать о бравых парнях, готовых оказать для тебя не бесплатную услугу щекотливого характера.

      В самом Клубе, который, как ты уже понял, является простой забегаловкой для наёмников, бустеров и подпольных торгашей с черных рынков Найт Сити, различить секьюрити меж прочими посетителями было сложно – настолько сложно, что почти невозможно, ибо их там не было вовсе. Все обязанности по охране выполняли бармен – все обращались к нему, как к "Рацу", но это вряд ли отражало истинное имя коренастого нигера с выгнивающими зубами и советским протезом, выкрашенным в розовый цвет, – и какая-то огромная тень в углу, которая сейчас тихо выкуривала сигару.

      Ты говоришь, что твоей тачке нужна охрана, и сразу четыре стола, за которыми сидели крепкие парни, высказываются об этом предложении с интересом. Затем один из столов отказывается, потому что парень с другого, не долго думая, приставил к голове чужого босса дробовик; затем отказался третий стол, когда из-за последнего, четвертого стола, встал обвешанный пластидом бустер и крикнул, что взорвет весь клуб к киберматери, если третий стол не уступит.

      Таким образом, вышло два победителя - второй и четвертый стол: молчаливые наёмники в черных беретах, суровые лица которых наполовину скрывал поднятый ворот старых пальто, и мощные ребята в очках, всем своим видом напоминавшие фанатов классического метала Найт Сити.

      Предстояло решить, кому из них ты доверишься больше.

      Порой то, с какой легкостью он решал проблемы - удивляло его самого. Удивляло - именно так. Он не принимал это как само собой разумеещся. В конце концов, можно было расслабиться и неожиданно сесьт в лужу. А этого надо избегать во чтобы то ни стало. Джо Магла повернулся к Черным Беретам и сказал:

      — Ох, ребята... Даже не знаю. Вы все такие мощные, опасные. Вот даже... Ммм... Нет, вот вы вам поручаю машину охранять мою.

      Но он был корпоратам. Он знал, как вести дела. Поэтому, дождавшись, когда Черные Береты уйдут, Магла наклонился над столиком другой банды, которых было проще запомнить, как "Очки-Металлисты":

      — А вы, рокеры мои ненаглядные - приглядите за ними. Вдруг они... передумают.

      "Очки-металлисты" оказались большими уродами, чем можно было подумать, глядя на этих Сынов Анархии со стороны. Капиталистические свиньи без чести и достоинства. 

      Тысячу евробаксов за вуайеризм?

      Да пошли вы.

      Правила хорошего тона в любом баре, в котором ты не собираешься пить — подойти к барной стойке и заказать выпивку. Выпивка — первый шаг к тому, чтобы спросить главного, не получив гнилой плевок в лицо.

      Рац молча наливает тебе скотч-на-льду, причем лед, как ты мог заметить, не самый чистый. На вопрос о главном он хмыкает, затем отходит на шаг нахад от барной стойки, стучит по бутылке с криком "РАЦ, ТЕБЯ ЗОВУТ!" и возвращается, как ни в чем не бывало, к разговору с тобой.

      — Я тут главный, чомбатта. В Клубе Никаких Имен я всегда был главным.

      О как, повезло. Ну что же, играй игрок!

      — Это хорошо, когда ты всегда главный. Это очень хорошо, поверь мне. Сразу видно, профессионал за работой, это просто чувствуется. Я почувствовал, стоило мне сюда зайти, поверь мне Рац, дружище.

      Ну ладно, подмаслили - а теперь к делу.

      — Понимаешь, как штука.... Я тут по делу. Ты ведь слыхал про Кросседов, верно? Они у тебя бывают, мм?

      Рац еще некоторое время смотрит на тебя, как бы оценивая, заслуживаешь ли ты его ответа. Затем он ставит выпачканный тряпкой стакан на столик под барной стойкой и упирает руки - вернее, руку и протез - в отвисающие бока, стянутые холщевым фартуком. На его лице, грубом и усталом, проступает улыбка.

      — Кросседы? Кросседы – одни из моих более-менее постоянных клиентов. Славные ребята, честно говоря, хоть и не в ладах с философией нынешнего кибертысячелетия. Слишком, — он взмахивает живой рукой, будто ловит ускользающее за грань сознания слово, — религиозные, пожалуй. Они у меня бывают.

      Затем Рац выжидательно смотрит на тебя. И ты понимаешь, что, чтобы продолжить его ответ, нужно что-то сделать. Что-то особое, нечто, сохраненное в традициях барменского братства.

      Но пока что ты ни в зуб ногой не понимаешь, что именно.

      Деньги?

      Рац с интересом смотрит на твои купюры. Его широкое лицо озаряется не менее широкой улыбкой. Он скрещивает конечности – пальцы здоровой руки и механические отростки манипулятора, – а затем мягко, но жестко произносит:

      — Засунь свои деньги себе в жопу, корпоративный слизняк.

      Как грубо. Ладно, надо с этим что-то делать. Может, пора идти с козырей?

      — Вот что, дружище. Я от мистера Родриго Бранко. Ты ведь знаешь, кто это такой? Я уверен, что тебе не захочется мешать делам такого человека. Или я ошибаюсь?

      Черная кожа натягивается на черепе Раца резиновой маской, прикипевшей к лицу, от которой обладатель пытается избавиться. Он не боится – он лишь хмыкает, что-то бормочет себе под нос, пока спрятавшийся за спину киберпротез почесывает обвисшую ягодицу. Даже отсюда ты слышишь, как в трансформаторной будке его черепа гудит вереница замкнувшихся проводов.

      — Курьер? — коротко спрашивает он: глаза его вылезли из орбит, взгляд был такой, будто ему стерли память.

      Металлизческий звон, жужжание сервоприводов советского импланта. Глухой удар раскрытой трехпалой ладони механической культи о столешницу барной стойки: когда протез со скрипом отъехал в сторону, обдирая поцарапанный лак, ты увидел небольшой ключ с брелком из полимерного акрилопласта, в который кто-то засунул перевернутый неоновый крест, горящий фиолетовыми переливами.

      — От ворот, — произносит Рац тихо, и ты понимаешь, о каких воротах он говорит. — Покажешь крест парням перед воротами. Теперь – катись.

      Что же, это сработало. Всегда надо говорить, с кем ты дружишь. Всегда это работало и сейчас сработало. Джо Магла степенно кивнул головой и взял ключ с брелком с собой. И - направился по назначенному адресу. Интересно, подумал Джо, а его машину все еще стерегут?

      Выходя из бара и заворачивая в подворотню, ты будто снова окунаешься в дежа вю, больше напоминающее перегорающую на твоих глазах пленку видеокассеты: ты проделываешь тот же путь, что был записан оператором, посланным Бранко, смотришь в те же углы, на те же расписанные аэрозолью кирпичные стены. Ты обнаруживаешь только два исключения – закрытые ворота там, куда оператор прошел безо всяких препятствий и несколько хмурых бугаев в черных беретах, одинаковых настолько, что ты подумал о развитии технологий подпольного клонирования: они, как и обещали, стерегли твою тачку.

      Откровенно говоря, стерегли они её с такими лицами, что даже ты, её владелец, дважды подумал бы, прежде чем к ней подойти.

      Твоя рука слабо освещена фиолетовым неоном, и те, кто внешне представлял собой затянутых в лохмотья бомжей, резко встали с насиженных мешков с мусором, без единого слова открывая твоим ключом скрытую дверь за жестяной пластиной. Ты оглядываешься, когда преодолеваешь преграду: калитка, через которую ты мог пройти, с обратной стороны отличалась небольшой деталью.

      Деталью в виде нескольких мин-лягушек, которые превратили бы твой костюм в разорванное на микрочастицы, окровавленное нечто.

      Ты вводишь цифровой пароль, и дверь открывается.

      Ты идешь по коридору из полумрака, и тебя пожирают флешбеки, сотканные скользкой нитью из оцифрованных обрывков памяти оператора.

      Ты перед существами из кошмаров. Они смотрят на тебя из темноты, смотрят светящимися в ней тремя огненными кругами. Они ждут твоих слов.

      Ладно, это уже... Даже не понимая, что сказать, он порадовался, что выпил таблетки. А то мало ли. Вдруг они тут дышат всяким дерьмом, а ему потом блевать фиолетовой кровью. Сглотнув и понадеявшись, что это было слышно не слишком громко, Магла начал гнуть новую кривую проверенными методами.

      — Я от мистера Родриго Бранко. Я по делу. Кто у вас тут лидер?

      Тени всплывают во мраке. Черные фигуры выходят на первый план, будто их схватил правильно развернутый объектив телекамеры, поймавший резкость на выступивших тебе навстречу телах. Они стоят – стоят перед тобой, будто колья метафорического забора, за которым гниет в неоновой дозе рапида сокрытый в небытие смысл этого сборища.

      Ты говоришь "лидер", и у собравшихся пред тобой вспыхивают круглые блямбы, заменяющие глаза: две, три, одна – в источаемом из них плоском свете было не разобраться, сколько действительно глаз у каждого из носителей.

      В источаемом плоском свете было не разобраться даже, есть ли у носителей глаза вообще.

      Одна из фигур выступает вперед. Её очертания вызывают у тебя приступ тошноты от медиадежа вю, выжигающем на мозге рваные ноли и единицы кодировки. Ты чист – чист от имплантированного дерьма, которым зашиваются твои друзья, твои соседи, та собака, которая каждое утро доставляет тебе газету News 54 под дверь офиса на Корпорат Плаза. Ты чист настолько, что кибердвадцатые часто кажутся тебе чем-то слепящим.

      — Агнец нашей паствы, — слышишь ты через хрипящие динамики. — Бранко заплатил за душу твоей душой.

      Он протягивает раскрытую ладонь, в которой слабо горит шприц – горит тем же цветом, что и брелок на ключах. Круги киберглаз устремлены только на тебя.

      Джо был счастлив. Счастлив, что он, перед тем, как сюда зайти - он все же выпил табелтки. Так что... Он не должен был ничего подцепить. Хотя, он в любом случае напьется таблеток и антибиотиков всяких. На всякий случай...

      — Я что, должен этим уколоться?

      Судя по всему, ему придется это сделать. И тут... тут его прошиб холодный пот. Если он не начнет вести себя не так, как ведут себя уколовшиеся - у него вполне могу возникнуть проблемы.

      Старший. Ты назвал его так, потому что он сильно выделялся среди остальных фигур, собравшихся вдоль стен помещения в ломаных позах. Старший явно был единственным авторитетом для окружившей тебя швали трущобных оборванцев, гулко вибрирующих в молитвенных перешепотах: когда он воздел вверх тонкие, длинные конечности, все мгновенно умолкли. Стекла из круглого света мгновенно исказились перед тобой, вытянулись в овалы под наклоном поднявшихся голов: все они неотрывно смотрели на руки своего лидера.

      Все они неотрывно смотрели на длань своего бога.

      Таблетки уже давно должны были усвоиться организмом, и ты почти не переживал, когда Старший протянул тебе неоновый шприц. Цилиндирическая форма оказалась холодной, обжигающе ледяной: короткую инъекционную иглу было не разглядеть вообще. Видя - нет, скорее дорисовывая в голове их порядки и образ жизни, грязный в своей аскетичности, тебе оставалось лишь надеяться, что игла была стерильной.

      Выбор был невелик, и ты знал это прекрасно. Инъекция и сделка с Бранко или отказ и срыв дела, ради которого вы с Дог жертвовали гораздо большим, чем только собственные время и силы. Вы оба платили жестокую цену, иногда вместе, иногда по очереди.

      И теперь пришел твой черед.

      Укол дается тебе с трудом. Ты зажимаешь шприц в кулаке и засаживаешь его себе в левое плечо, будто лечилку из дряной фантастической стрелялке на заре игропрома. Выжатый досуха цилиндр темнеет по мере того, как наркотик проникает в твое тело, растекаясь сначала резкой обжигающей болью, а затем ледяным онемением.

      Яркие всполохи, огненные вихри с фиолетовыми шаровыми молниями в глазах. Зуд на роговице, холодные выступившие слезы, размывающие мрачный фон реальности в калейдоскоп театра теней. Ты понимаешь, что это приход - необычный и пугающий, заставляющий сердце бешено колотиться и лопаться по швам, бросающий в холодный пот. Ты чувствуешь, как твое лицо бледнеет, как кровь стекает со щек и лба по тонким сосудам куда-то вниз, в образовавшуюся в грудной клетке бездну.

     Но ты остаешься в сознании.

      Они все смотрят на тебя. Их круглые, горящие импланты несутся по лобовому стеклу зрения расплывчатым светом с электрических ламп хайвея. Монолит, вздымающийся пред тобой - это Старший: его холодные длинные пальцы забирают у тебя использованный инжектор и вкладывают нечто другое, тяжелое, рифленое на ощупь.

      — Ты - безгрешный агнец нашего креста, — шепчет он несколькими голосами: слова гуляют эхом в лабиринте извилин. — Ты - палец на длани нашего дела, — шепчет он гулом пенящейся волны, рокотом собравшегося цунами.

      Он отходит в сторону, и мрак, который окружал тебя, больше не скрывает интерьеры святилища: с твоих глаз содрали вуаль, смыли черную нефть освященной водой, и теперь ты прозрел. Ты можешь видеть даже сквозь веки, и это столь же пугает тебя, сколь и воодушевляет.

      Он отходит в сторону, и на полу святилища ты видишь существо, тонкое и скрюченное, жалкое и уродливое. Это не человек - из человека не торчат спутанные, вырванные провода, из человека не вытекает черная смазка нейропозина, не выступают холодные куски металла, вшитые в кожу: ты видишь лишь существо, лишь имитацию жизни, отдавшего себя пагубному пристрастию к холодному металлу.

      Он противен тебе.

      — Стань частью крестовой длани и избавь его душу, — горит пламя его призыва, и ты смотришь на свою руку.

      Руку, в которой зажат углепластиковый пистолет.

     Ты разглядываешь лица фанатиков, сожранные светом имплантированных гоглов. Ты пытаешься проникнуть в суть их поведения, будто хакер, взламывающий файлы в киберпространстве под угрозой попасть под "черный лёд" - и они, их обычаи, всё их религиозное упование превращаются для тебя в раскрытую меню захолустного ресторана, поблескивающее глянцем простых и понятных картинок.

      Ты сжимаешь пистолет в руке и судорожно выдавливаешь из залитых приходом от наркотика извилин решение, которое позволит тебе избежать кровопролития. Кросседы были уродливой бандой, порожденной кровосмешением ереси, ницшеанства и обычной жестокостью улиц: это было видно по каждой из ломаных фигур, кровожадных и мощных, но трясущихся в религиозном экстазе перед своим пророком.

      И нитью их квазирелигии было предначертание - явление пред ними человека, избранника, который сбросит с них оковы психоза от вшитых в плоть имплантов. Избранника столь чистого телом от грязи кибердвадцатых, от имплантируемой дряни, что и душа его будет здоровой от всяких пороков.

      Славно, что именно ты никогда не подвергал свое тело кибермодернизации.

      Ладно, есть пара мыслей. Пачкать руки - это не для Джо Маглы. В конце концов, он слишком умен для этого. А раз так - надо действовать соответствующе. Поэтому, вот что мы им скажем...

      — Он... омерзителен. Неестественен. Не понять, где здесь человек, а где... Машина. Он предал свою природу. Убить его - это акт милосердия. Но мы ведь не хотим милосердия, верно?! Возвысим здесь голос, вот так, да. -Мы хотим, чтобы он осознавал свою... ненормальность. Он должен продолжать жить и осознавать, что все его существование есть.... оскорбление. Если я это сделаю, то я лишь облегчу его страдания. А нам...

      Тут надо бы усмехнуться, вот так.

      — Нам подобное вовсе ни к чему.

       Скулы отливаются из кипящего свинца, когда ты стискиваешь стоматологически безупречные зубы, завершая своё воззвание к душам оранжевгых гоглов. По виску, истязаемому фантомной мигренью, стекает выдавленная напряжением капля пота, блестящая и соленая. Ты отвлекаешься на неё. Ты стираешь её рукавом своего пижонского клетчатого костюма, жмуришься от едкой, слепящей жидкости, попавшей на край глаза: белок немного краснеет, трескается от напряжения, слезится в попытках самозащиты.

      Перед тобой - мертвая вода нефтяного моря, усыпанного китайскими фонариками.

      Кросседы смотрят на тебя, безмолвно и раболепно, как смотрели на Старшего еще пару мгновений назад, требуя ржавой жвртвенной крови. Сквозь толстые, имплантированные зеркала души ты чувствуешь бурю эмоций - страх, ненависть, сожаление, желание, - и каждая из них отскакивает от тебя рикошетом пластикового снаряда, пытавшегося пробить бетонное перекрытие. И в свете высекаемых этим нейрообстрелом искр твоя фигура будто блистает, будто сияет обретенной аурой святости - святости столь же глянцевой, столь же лживой и второсортной, как у звезд с обложек бульварного чтива.

      Но тебе этого достаточно.

      Их духовный лидер приближается к тебе, освещая черты уродливого, высохшего лица: его имплантированные гоглы горели над полусгнившим носом больного сифилисом, а на лоб тянулись шрамы неумело проведенной хирургической операции. Из-за необычного вида губ - вернее, из-за их отсутствия - он кажется всегда оскаленным, оскаленным в жестокой, металлической усмешке имплантированных клыков. Старший приближается к тебе, приближается ближе, чем раньше, и ты поначалу вздрагиваешь от запаха гнили, который сопровождает его: его холодная, тонкая ладонь скользит по твоей руке, и длинные пальцы наконец забирают у тебя пистолет.

      — Он изрек! — возвещает Старший, и круглый свет десятков гоглов тухнет, расплывается в темноте.

      Вместо них на сырой, бетонной стене вспыхивает фиолетовый, неоновый крест.

      Море нефти начинает шевелиться. Море взбурлило черными волнами ссутуленных спин, выплеснуло в неоновый тонущий крест брызги тонких пальцев, выплюнуло жадные крики. Черная, вязкая нефть скользких от пота тел поднимает ревущую жертву, выталивает его из пучины под ультрафиолетовый гнёт, обдирая его металлическую кожу ломающимися ногтями.

      — И пусть не будет убита безбожная мразь, — хрипло перекрикивает рокот моря Старший, воздевая руки, — ибо смерть лишь облечит страдания твари. Безбожник да не будет избавлен от мук.

      Волны забивают в его ладони арматурные прутья: вода грязных ног забивает ему рот, не давая кричать сверх положенного.

      — Ты - дитя бога, — шепчет тебе Старший, глядя сквозь картину перевернутого распятия. - Мы выполним для тебя то, что хочет злой человек.

 

      Обещанный чип доставили тебе утром 5 июля: это была легкая картонная коробка из-под сотового, затянутая в черный полиэтилен и перемотанная скотчем. Ты сначала подумал, что это взрывчатка от одного из конкурентов, но, просветив посылку силами службы безопасности корпорации, ты убедился, что взрывать тебя не собираются.

      Дог появилась через двадцать секунд после того, как ты зашел в офис и начал распаковывать его. Её импланты дрожали, вибрировали, трещали от нетерпения. Она даже не дала тебе подержать его в руках: схватив его, она тут же вставила его в разъем своего микрокомпьютера.

      Разумеется, тебя заинтересовала её активность, обращенная на чип с документами, именующими тебя новым владельцем двух ангаров в доках Найт Сити.

      — Мне плевать на ангары, Магла, — протянула она: тон её выражал открытую скуку. — Ангары - это лишь прикрытие. Ангары - это просто повод добраться...

      На дисплее замерцали символы, скатывающиеся из-за верхней границы экрана куда-то вниз, словно зеленый опадающий снег.

      — ...До датаданных резервного, отмытого бюджета семейки Бранко.

      Её лицо расползлось самой зловещей улыбкой, на которое вообще способна нетраннер вроде неё.

      — Теперь у нас есть деньги для большой игры, Магла. Очешуенная куча бабла.

      Вы сидели в корпоративном офисе. Вы - хакерша Дог, амбиции которой были ограничены только виртуальным светом сети, и ты, Джо Магла, который был инструментом физического воздействия в вашем крайне сомнительном бизнесе. В бизнесе, ради которого ты обдолбался наркотиками в затхлом подвале и побудил фанатиков распять человека с киберулучшениями. В бизнесе, ради которого Дог взломала мозги Хуана Бранко и украла из них данные о средствах мафиозного картеля.

      И это было только начало.

Показать контент  

 

Hide  

Изменено 9 октября, 2018 пользователем The Prophet

[Darth Kraken 568]

Место, куда вы направляетесь, не обычная заброшка посреди Комбат Зоны: оператор дал четкие указания, как доехать до места, где последние несколько дней наблюдается итальянец, представляющийся местным дельцам выдуманными именами. Контакт указал точно: этот урод снимает комнату в Клубе.

В Клубе Никаких Имен.

Ваш мотоцикл встает поодаль от входа: взгляд натыкается на бродяг, снующих вокруг горящей бочке где-то поодаль. Над Найт Сити заходит солнце: над Комбат Зоной оно, кажется, не всходило никогда.

Внутри всё, как в классическом захолустном нуарном баре: дым сигарет, сброд разной степени потрепанности за разными столиками, болтовня и перешептывания. За барной стойкой стоит нигер с советской протезированной конечностью, больше напоминающей манипулятор сраного экскаватора. Кличут его Рацем, и он, как водится, наливает алкоголь.

Мы входим внутрь, и я подхожу прямиком к бармену. Окинув его быстрым взглядом, я говорю: — Хай, чомбатта. У тебя тут вроде как снимает хату один макаронник. Не знаю, каким именем он тебе представился, но нам бы с ним перетереть. Подскажешь, где его найти?

Бармен не сводил с вас взгляда с момента, как вы вошли в Клуб, что не мешало ему разливать дешевую выпивку в тару своей низкопробной клиентуры. Ты понимала, что твой спутник и его винтовка вызывали у Раца больше беспокойства и пристального внимания, однако и на тебя он поглядывал с опаской – вернее, с физиономией матери-кошки, за спиной которой гнездился десяток пушистых комков. Розовый манипулятор со стершейся на месте, где у нормального человека выступает обтянутый морщинистой кожей локтевой сустав, отпечатанной надписью «Made in USSR» задрожал, разбиваемый перегревом от нейроэлектрического напряжения владельца: выслушав дряной стритсленговский спич, Рац выпрямился, отставил бутыль с половиной пойла и скрестил обе руки – живую и протезированную – на груди, прикрывая предплечьями высохшее пятно машинного масла. — Кто спрашивает, цыпа? — в его дружелюбном тоне легко было отследить издевательский подтекст: очевидно, бармен привык к тому, что над ним ни у кого нет власти.

— Меня зовут Никола Йешка, если это о чём-то тебе скажет, — непринуждённо отвечаю я и спустя мгновенье добавляю: — А мой друг представится сам, коли пожелает.

Натянутая на лицо бармена маска безразличия заскрипела и треснула, подобно выбитому летящей на скорости 40 миль в час машиной стеклу акрилопласта. Он не превратился в разбитого страхом уличного бустера, которым можно было вогнать в холодный пот лишь упоминанием твоего имени – для того,чтобы просто так сдать назад, Рац повидал слишком много: имплантированный в руку манипулятор, вшитый в разорванное сеткой рубцов плечо, был самым лучшим тому подтверждением. — Слыхал. — он оглядел тебя снова, с ног до головы, будто оценивая, насколько твоя репутация соответствует твоему внешнему виду. Руки его опустились: здоровая вытянула из кармана мятую пачку сигарет; культя с манипулятором заскрипела, и чугунная трехпалая ладонь механически сжала жар раскаленного угля. — Макаронник... Попахивает нацистским дерьмом, цыпа, — он прикурил: широкие глаза, прикрытые шоколадной накипью век, многозначительно заглянули в твои. — У нас тут такого не любят.

— Моя кровь слишком нечиста, чтобы я была нацисткой, — говорю я чистую правду, скаля зубы в улыбке, — но не вижу ничего плохого в том, чтобы назвать макаронника макаронником, а к примеру, лягушатника — лягушатником. Так что, скажешь, где наш итальянский друг?

 

— Нахрена он тебе? — прямо спрашивает Рац, выпуская дым через ноздри, тонкими струйками. Он не выглядит, будто хочет помешать тебе, будто бросает тебе вызов: очевидно, спрашивает он это из простого барменского любопытства.

 

Я пожимаю плечами и отвечаю: — Хочу задать ему пару простых вопросов. Дальнейшее будет зависеть от его ответов.

 

Рац ухмыляется, и из его рта вырывается прозрачная медуза выдавленного из легких канцерогена. Он снова оценивающе смотрит на тебя: ты сначала смотришь в ответ, нагло и уверенно, как учила улица, но затем чувствуешь на себе уже не только его взгляд – и понимаешь, что пара ближайших столов за твоей спиной настораживающе притихли. И шестое чувство, вместе с пятой точкой, подсказывали тебе, что дело пахнет жареным. — Ты? Задать пару простых вопросов? — бармен усмехнулся, клацнув зубами и чуть не раскусив угольный фильтр. — А этот тебе нужен, чтобы микрофон подержать? Киберконечность указала в сторону Амади обожженным пластиком. — Короче, цыпа. Тут Клуб Никаких Имен. Те, кто приходят сюда, уже и так знают друг друга – либо хорошо стараются, чтобы их приняли в клуб. Становятся крайне полезными другим обитателям, — Рац выделил слово "крайне", выговорив его с придыханием. — И парень, которого вы ищете, пообещал крайне хорошие барыши за крайне специфичную работу. И мы все здесь крайне не хотели бы, чтобы эти барыши ушли вместе с твоим появлением. Смекаешь, чомбатта?

 

Моё лицо приобретает устало-раздражённое выражение: этот разговор начинает мне надоедать. — От этого крайне специфичного парня мне крайне нужна крайне интересная мне информация, и я добуду её так или иначе. Этот, — я киваю на Амади, — здесь, потому что крайне расстроен, поскольку этот ваш крайне богатый макаронник имел наглость представляться его именем, но если мы сможем договориться, то никто не пострадает и ваши барыши никуда не денутся. Если же нет — чуть погодя сюда нагрянет ещё крайне большая куча крайне злых макаронников, которые не станут с тобой мило беседовать. Смекаешь, чомбатта?

 

— О-о, и кстати, много ли из обещанного вы уже получили? — интересуюсь я, даже не поморщившись. — И как думаете, как много ещё получите от парня, который работал телохранителем и прощёлкал смерть своего клиента?

 

Рац смотрит на тебя. Ты понимаешь, что убедить его не получилось, но все-таки что-то в этом нигере пробилось через непроницаемую толстокожесть: ты надеешься, что это прорезающиеся признаки интеллекта. — Полторы тысячи, чтобы снять у меня комнату, — говорит он после короткой паузы. — И еще семь с половиной в течение недели, если этот парень вдруг не доживет до обещанной оплаты наших услуг.

 

На столе появляются деньги. Жалкая сумма на двоих. Тысяча сто грёбаных евродолларов. И ещё четыре.

 

Рац смотрит на вас, как на бомжей. Но советский манипулятор свое дело знает, и мятые купюры горой сгребаются под прилавок. На столе же появляется ключ с пластиковой лычкой, на которой отпрессованна – и, вдобавок, нацарапана – цифра «7». — Третий этаж, — со вздохом произносит Рац, уже жалея о том, что согласился на сделку с вами, церковные киберкрысы.

 

- Ну, пошли, что-ли. - я фыркнул, забирая ключ, и прикидывая, есть-ли в комнате Груви окно, и рискнет ли он в него сигануть.

 

— Идём, — киваю я и направляюсь к лестнице. Мне определённо было жаль расставаться с только-только полученными деньгами, но я знаю, что чтобы получить нечто большее, иногда нужно расстаться с уже имеющимся. Озвучив эту мысль в собственной голове, я нахожу её крайне философской и, пожалуй, не слишком свойственной мне.

 

Вы добираетесь до нужной двери быстро, расталкивая ленивых, не пуганных крыс и едва не проламывая несколько ступеней, когда оступаетесь. Здесь достаточно темно: источниками света служат масляные лампы, освещающие чуть более, чем вообще ничего. Вам плевать. Вы двигаетесь на нюх, словно загнавшие добычу охотники. Вы приближаетесь к цели. Приближаетесь к двери, за которой, должно быть, кроется тот самый узел, забивший трубу сантехники и собравший над собой целых два этажа фекалий, собранных со всего жилого моноблока. Никогла протягивает руку к потертой круглой ручке. И дверь открывается. Открывается на себя. Вы стоите лицом к лицу с итальянцем, чья физиономия растянута в усталой, но ослепительной улыбке. Он не сразу замечает вас. Он не сразу понимает, что происходит, и идиотское выражение на его лице не меняется еще секунду-другую. Он понимает, что не знает, что будет делать. И этим вы явно выгодно отличаетесь от него.

Я сжимаю пальцы под подбородком зазевавшегося итальянца и впечатываю его в стену весом своего тела. Чувствую, как пульсируют вены на его шее: забившееся от испуга и неожиданности быстрее сердце отчаянно гоняет кровь по организму. Второй рукой я фиксирую ладонь Груви на одном месте, не обращая внимания на его жалкие попытки разжать мою почти стальную хватку. — Что ты знаешь о смерти сына Родриго Бранко? — рычу я. Я не похожа на человека, с которым стоит шутить или которого следует игнорировать, и не являюсь им, поэтому сейчас я жду максимально быстрого, честного и полезного мне ответа. Правильного ответа. Попыток у недотелохранителя не так много.

- Ну привет, ублюдок, - я улыбаюсь той самой дружелюбной улыбкой, которая не сулит ничего хорошего. С удовлетворением посмотрев на бульдожью хватку Николы, я снова смотрю в глаза этому засранцу, - Как тесен этот город, да? И не бойся, убивать мы тебя не станем. Но вот колени я прострелю тебе с огромным удовольствием, поверь.

 

Когда ты смотришь в его глаза, ты видишь в треснувшем капиллярном стекле пластиковое, холодное ошеломление, как после двадцатичасового просмотра дергающегося глитча на телеэкране. Он задыхался, этот Груви, задыхался, прижатый к стене в сраном клоповнике Комбат Зоны, прижатый сложившимися обстоятельствами и прижатый слепым неоном Найт Сити, столкнувшим его с грани лезвия, но это был не испуг: Груви, разложивший на столе всю карточную колоду хитросплетений и собиравшийся вот-вот забрать навар, просто не мог поверить. Когда ты улыбаешься ему в лицо и приветствено обещаешь прострелить ему колени, он начинает тихо поскуливать, сгибая тонкие ноги и надеясь спрятать их за фигурой твоей спутницы. Он смотрит на тебя, живого и невредимого, и просто не может поверить. Он сучит руками, бьет ладонями о стену, о косяк покосившейся двери, исступленно: по его взгляду вы оба понимаете, что он в ваших историях – последняя узловая точка, за которой больше не стоит ничего. Если ты искала организатора смерти Хуана, то прямо сейчас он находился в твоих руках; если ты искал способ очистить свое доброе имя, то прямо сейчас он находился в руках твоей спутницы. Пожалуй, единственной проблемой было то, что оплату или искупление можно было получить только кому-то одному – тому, кто лично бросит Груви под ноги Хуана Бранко. Бросит вместе с доказательствами его причастности к смерти горячо любимого сына. — Кхе-кхе. Хотя нет, не единственной. Второй проблемой мог стать блондин-соло, неспешно вышагивающий из полумрака комнаты со скрещенными на груди руками. Соло по кличке Сигил.

 

- А ты еще кто такой? - в этом тесном помещении оглобля Баретт-Арасаки была-бы только помехой, потому я тянусь к мечу. Не достаю, нет, но кладу пальца на рукоять и плотно обхватываю. Ублюдок Груви нужен мне живым, а вот лишние свидетели - нет. Впрочем, можно быть чуть повежливее, правда? Совсем чуть чуть, - Если тебе нужен этот кусок дерьма, то вставай в очередь, если-же нет... - и клинок на несколько сантиметров выскользнул из ножен и вернулся обратно.

 

— О, Сигил, — криво улыбаясь, приветствую я новую-старую фигуру на шахматной доске. — Всё ещё намерен защищать этого лже-Амади Камо? Тогда боюсь, в этот раз у нас всё же не получится разойтись мирно. Я не ослабляю хватку, доверяя одному соло другого соло.

 

Сигил кивает тебе в качестве приветствия. Без докторских шмоток и очков он выглядит совершенно иначе: образ молодого интеллигента, только вставшего на скользкий трип легализованных анальгезирующих наркотиков, образ комиксового Кларка Кента от мира белых халатов померк и перегорел. Засох под толстым слоем налипшей на броню крови, растворился в диффузии с пороховыми газами и молекулярным безумием солдата удачи: глядя на него сейчас, сомнений в том, как именно он зарабатывает на жизнь, уже не оставалось. Сигил смотрит на тебя оценивающе, глазами хищника с алмазной заточкой на конце взгляда. Не ухмыляется, не пытается подавить тебя взглядом, не бросает тебе подначивающих реплик - просто стоит и пялится, будто пешеход на "зебре" хайвея, ожидающий, когда летящим сломя голову автомобилистам загорится свежий красный. Сигил смотрит на тебя оценивающе, и ты понимаешь, что имеешь дело с опустившимся, просравшим все полимеры в очередной корпоративной передряге и вынужденным работать с таким скамом, как Груви, профессионалом. - Мне насрать на него, - бросает он наконец, и его голос прерывает тишину, словно лопнувшая от перенапряжения лампа галогена. - Но он должен мне денег. И прямо сейчас он направлялся за ними.

 

 

Груви пытается повернуть голову и посмотреть на соло, пытается выхрипеть обещание очередных баснословных гонораров, но тот даже не смотрит на макаронника: Сигил тихо посмеивается. Он определенно находит ситуацию крайне комичной. - Вот как мы поступим, - выразительно произносит он. - Я оставляю этого мудака вам. Но хрень в его чипсокете... - соло хватает пленника за левую ладонь и с силой тянет за рукав мятой черной рубашки, открывая вашему вниманию вереницу разъемов в предплечье итальянца: почти все из них свободны. Почти все. - В общем, этот чип - мой. Я забираю его в уплату долга в две тысячи евробаксов, и мы все дружно расходимся отсюда в той же комлектации органов, в которой собрались. Вы смотрите на карту интегральной схемы, буквально впаянную в руку Груви. Отсутствие корпуса для поверхностного монтажа, вырезанного при пожизненном креплении микросхемы и конечность совершенно примитивным, вандальным способом, позволяет вам разглядеть все в мельчайших подробностях. Внимание, правда, привлекала лишь грубая сложность конструкции ради, казалось, мизерного предмета - небольшого инфочипа, черного квадратика, изящного и очень добротного. Судя по всему, макаронник охрененно ценит этот съемный переносчик информации, раз решился вшить его себе в конечность на постоянной основе. - Да, просто так его не извлечь, - хмыкает Сигил, лаконично резюмируя зрелище. - Но мне нужен этот чип. Вам ведь нужен этот урод, верно? Не думаю, что для вашего заказчика есть разница, в какой комплектации, - он ухмыляется и поднимает взгляд на тебя, Амади. Его голос становится вкрадчивым, и в нем, будто вороные на приспущенных вожжах, скользят ноты контролируемого безумия. - Так что хорошо, что у тебя есть нож для мяса, коллега.

- Вот это деловой разговор, коллега. - меня немного коробит его определение моего меча, но у каждого свои закидоны, и через миг я выкидываю эту мысль из головы. Возможно, содержимое чипа в руке Груви стоит и больше двух тысяч, но ради этого я не хочу связываться с соло. Даже с таким скатившимся, как Сигил. Вы можете назвать это трусостью. Я называю это практичностью. И без одной сраной руки этот бесхребетный мудак может быть нам полезен. И я с ухмылкой перевожу взгляд на мою спутницу. - Ну а ты что скажешь, подруга? Поделим, что называется, добычу пополам? Вы когда-нибудь видели мопсов? Ну, такая порода собак, с выпученными глазами. По моему, Груви сейчас занял-бы первое место на выставке пучеглазых собак.

— Я должна найти виновных в смерти Бранко младшего, а про какой-то чип мне никто ничего не говорил, так что не вижу смысла держаться за него, — ненадолго задумавшись, отвечаю я. Если честно, мне кажется, что вещица, что мы сейчас отдаём Сигилу, охрененно нужна макаронникам, но ведь они мне действительно об этом не сказали, верно? Поэтому я не вижу никаких причин, по которым я должна рисковать жизнью лишний раз. Пусть разбираются сами. Или доплатят мне.

- Значит, договорились! - киваю я, обнажая меч, - Держите этого засранца, да покрепче.

 

Груви возился, бился в истерике, имитировал судороги агонии: жесткий тычок пальцами в солнечное сплетение обрубил попытки к сопротивлению, и он на несколько секунд обмяк, бессильно пытаясь вдохнуть через зажатый ладонью рот. Этих нескольких секунд тебе, парень с монокатаной, хватило с лихвой. Искрящийся, кровоточащий обрубок упал на разворот газеты: пальцы продолжали судорожно выгибаться в суставах, царапали бумагу и рвали её ногтями, болезненно напоминая жуткие предсмертные судороги арахнида. Груви ревел сквозь ладонь - что-то между медведем и криком на ультразвуке, - но обшарпанные стены хостела в Клубе Никаких Имен дрожали только от пробивавшегося сквозь пальцы мычания. - Да что вы... - раздраженно буркнул Сигил и тут же врезал макароннику тяжелым хуком: держать его больше не было смысла, и ваша жертва повалилась без чувств, пока соло бережно мотал руку в печатное издание News 54. - Цацкаетесь с ним. Щелкнул замок, крюч со скрежетом провернулся, и в паре метров от вас, дальше по коридору, открылась дверь - открылась медленно и осторожно. Вы втроем рефлекторно обернулись. Ты, обрызганная кровью макаронника девка-фиксер, пальцы которой все еще были белыми от прикладываемых усилий. Ты, соло с монокатаной в руках, с багрового лезвия которой капала на пол свежая, горячая кровь. И поднявшийся на ноги Сигил, с интересом размахивающий отрубленной конечностью, будто это была укороченная бита для бейсбола. Под тремя взглядами дверь будто замерла. Остановилась, попав в воронку времени, и застыла до лучших времен. А затем... А затем кто-то будто нажал на магнитофоне кнопку видеоперемотки, и дверь столь же медленно закрылась, просрежетала ключом и щелкнула щеколдой замка. - Приятно иметь с вами дело, - бледные, деревенеющие пальцы руки коснулись виска Сигила, когда он в шутку приставил руку Груви к своей голове, отдавая вам честь.

 

- Я тут подумал, - повернул я голову к своей спутнице, попутно вытирая меч о плечо Груви, - если ты притащишь этого ублюдка мистеру Бранко, то тот от меня отвяжется, да и ты получишь свой куш. Стянув с макаронника ремень, я туго перетянул ему руку выше места отреза, чтоб он не подох раньше срока, и, оторвав от рубашки Груви несколько кусков, эти самые руки ему перевязал. Ну и еще в рот засунул, чтоб не орал. - Могу даже довезти вас до порога дома моего бывшего босса.

 

— Будет очень мило с твоей стороны, — киваю я. — В свою очередь обещаю рассказать о твоей настоящей роли во всём этом.

[The Prophet 1 111]

«Море Дождей»

май, 2053

      Пронзительный скрип ржавеющей обшивки, треск искр с оголившейся, протертой проводки – и цсэдайэйский механодендрид забился в агонии, рывками закрутил из стороны в сторону металлический клюв из сложенных клешней.

      Кей резким движением вырвала толстый кабель из разъема в височной кости, разбросала падающие хлопья пыли выброшенной вперед рукой, зажимая в ладони пластик «Либератора.380». Она целилась вслепую, сквозь пулеметную очередь из загружаемых в мозг инфослайдов, мелькавших перед её аугментированным зрением яркими вспышками еще целую долю секунды: когда же оборванная передача завершилась, сканеры глаз уже вывели обработанную картинку по нейропотоку, уже получили ворох данных автоматически проанализированной ситуации. Рука с распечатанным болтганом окоченела, упала в чан с жидким азотом, мышечные волокна пальца замерли в напряжении прямо на тонкой выступающей клавише спускового крючка.

Она всё еще целилась в старика, неосознанно выбирала точку между живым и искусственным глазом, но визуальный спидскан и прошивка неврообеспечения не давали бессознательности рефлексов взять верх.

      — И часто у вас такое? — Кей опустила пистолет, положила коробку горящего пластика на колени и сжала ладонь в кулак. Одеревеневшие пальцы разве что не трещали. — «Карбон»?

      Его лицо было перекошено. Сухая кожа сложилась стопкой глубоких морщин, ряды сдавленных зубов на фоне обескровленной, бледной старости горели в снова выкрученной цветопередаче отвратительной темной желтизной, выплевывали в загаженный воздух модуля капли гнилой слюны: он тяжело дышал, широкие ноздри разворотило до размера кимберлитовых трубок. Имплантированный сервитор за его спиной бился в истерике, натужно скрипел, норовил ударить хозяина, переломить старческий хребет и вырвать шмат тела, разломив дряхлеющего собеседника надвое очередным резким рывком.

      Кей сглотнула. Где-то в черепе назойливо чесалась слишком человеческая мысль о том, что она слишком рано опустила оружие.

      Пара – старик и его взбесившийся дендрид – дрожала на сваренной табуретке еще минуту, пока, наконец, имплант не утих, прекратив извиваться на змеиный манер и застыв бесполезным куском металлолома над худыми, опущенными плечами. Сухие пальцы с засохшей на них чернотой все еще била мелкая дрожь, когда мужчина поднял руку, занося её над проседью затылка. Послышался слабый электрический треск, и в руке бессильно повис ворох проводов с обугленными разъемными вилками.

      Кей решила повторить.

      — Карбон?

      — Нет. — он выдохнул, устало, с какой-то неестественной, нечеловеческой болью. Растянутый рукав покрывался пятнами, впитывая выступивший на лбу пот. — Технопсихоз, — ухмыльнулся старик, и ухмыльнулся совсем невесело.

      Нарисованные брови девушки поползли вверх, теряясь под локонами голограммы.

      — В метрополии этого нет.

      — В метрополии этого уже нет, — уточнил мужчина, обтирая лицо. — Вы вообще порядком обеднели в плане экспериментальных технологий.

      Шатаясь и кашляя, он поднялся со стула. Светодиоиды нанотрубок, мигавшие до этого красным, потускнели, чтобы затем начать загораться вновь ярким белым цветом: некоторые из них – от перенесенного нервной системой напряжения, догадалась Кей – выгорели окончательно и уже не зажглись, пока старик наливал себе новую порцию дерьмового кофе.

      — Человечество всегда уничтожает то, что не может контролировать, — сухо проворчал он, выбивая последние капли из пищевого конструкта. — Или, по крайней мере, стремится к этому. Мост между двумя башнями, да.

      — Ницше, — произнесла Кей, полагаясь на прошивку импланта нейрометаболической стимуляции.

      — Ницше, да, — повторил старик. — Человек – мост. Мост над его творениями, над зловещей долиной.

      Она замолчала, и молчала до тех пор, пока мужчина с механодендридом не вернулся на свое место. Нообустер тоже молчал, не расшифровывая воспроизведенную фразу, и тогда раздосадованная оплошностью прошивки Кей подняла на ладони вырванный кабель, переводя разговор в другое русло.

      — Что это было?

      — Информация. Да. Лично собранная мной. Мнемосиноптическая формула на тяжелых нейролептиках, оцифрованная псисканом на манер потока сознания. Она... Она не воспринимается, как связный сюжет, да. Невротранслируй такое напрямую на дисплей, и получишь только ворох битых пикселей. 

      Кей фыркнула. В «Терра Инкогнито Медиа» для таких случаев использовали лаконичную формулировку: «материал – дерьмо»

      — Она слишком сумбурная. «Терра» не заплатит за сценарий, основанный на этих огрызках.

      Это не было попыткой сбросить цену, не несло в себе цели одурачить сумасбродного старика с заедающими имплантами, который сидел в дыре орбитального дзайбацу на блюдах из диеты токсикомана. Это были факты, самая сухая их констатация, на которую вообще могла сподобиться медийщик метрополии вроде неё. И факты эти играли в одни ворота.

      Ворота, в которые её отфутболивали с работы.

      Лицо старика растянулось. Он поднял брошенную в пыль вереницу проводов, подул на горячий металл, на жженый пластик. В единственном настоящем глазу читалась усмешка.

      — Вы не досмотрели до конца.

 

T H E  F U T U R E  I S  N O W

01: A N A L O G  N I G H T S

DMS SCREAMSHEET READER^TM

IF IT WASN'T TRUE, WOULD WE DOWNLOAD IT?

LIVE AND DIRECT  

TOP STORY:  SEVEN DAYS BEFORE FUTURE

Семь дней – именно столько осталось до завершения корпоративного проекта в полисе Нью-Родос, плоды реализации которого Найт Сити пожинает уже сегодня. Разработка передового, возобновляемого источника самой дешевой в мире электроэнергии, по заявлениям представителей проекта и его идейного вдохновителя, «Колосса Нью-Родоса» Уильяма Джей Уоллеса, перешла в последнюю стадию и уже готова для окончательного ввода в эксплуатацию, намеченного на 7 ноября 2020 года. 

Сам мистер Уоллес неоднократно заявляет, что его задачей является не просто «очередной технологический прорыв» и золотой век энергоренессанса, которые пророчат даже самые пессимистичные прогнозы мировых футурологов, но создание нового общества, формирование Homo Deus и уничтожение стереотипов во множестве научных подходов к пониманию века, в котором нам предстоит жить в будущем.

Подробнее об интервью с «Колоссом Нью-Родоса» читайте на стр. 3 >

FILE 2: BLOOD CINEMA

Полицейское расследование инцидента массовой резни в Студио Сити наконец завершено: об этом сообщил представитель Полицейского Управления Найт Сити, работник по связи с общественностью и пресс-секретарь NCPD Леон Рей Дженкинс. «Произошедшее в этом дистрикте Найт Сити доказывает нам слабость частных охранных организаций по сравнению с государственными органами правопорядка, - заявил г-н Дженкинс. - Проникновение огромного количества банд-формирований на территорию без прямого столкновения с наёмной охраной Студио Сити привело не только к уничтожению культурного наследия города и совокупному ущербу более чем в миллиард евродолларов для владельцев киноплощадок, но и к человеческим жертвам, виновные в которых понесут заслуженное наказание.»

Г-н Дженкинс отклонил все вопросы, связанные с обнаружением на объекте трупов полицейских под прикрытием, не имевших санкционирования со стороны управляющих Студио Сити и частных охранных предприятий этого дистрикта...

FILE 3: BURNING CHROME

Похороны Майами Мэй, известной диве медиажурналистики, погибшей во время рискованного расследования причин возникновения наркотика «Вознесение» на улицах Найт Сити, прошли позавчера. Траурная процессия началась у входа в небоскреб WNS на Корпорат Плаза: несколько тысяч жителей города, в том числе коллеги Майами и её конкуренты, собрались, чтобы выразить дань уважения человеку, решительно боровшемуся с несправедливостью на улицах Ночного Города через видеопередачу «Хотлайн Майами». Корпорация DMS также выражает свои соболезнования семье погибшей и предоставляет читателям интервью с семьей Майами...

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

 

Night City
1 November 2020, 00:07

      Время. Секунды, пролетающие тонкими белыми искрами в сонме электрических хайвеев, в бешеном потоке неоновых мгновений восьмибиток и реве глэм-рока. Время точит вас, как вода точит камень, пока металлическая оболочка не покрывается коррозийной пленкой ржавчины, а вены не начинают искрить высекаемым, кремниевым бутиратом поганой жизни, взрываясь конфетти из эритроцитов. Время – оно уходит сквозь сведенные судорогой пальцы, размазывается грязной, сочащейся маслом глиной на ломкой коже ваших бледных тел.

      Найт Сити не изменился за четыре месяца, вопреки громким заявлениям с центральных телеканалов, вопреки шипению радиостанций, вопреки словоблудию печатных изданий желтой прессы. Небоскребы корпов все так же скребутся в потолок из черного акрилопласта, норовя расколоть свод и пощекотать пятки почившим архангелам, пока корневище города разрастается узлами трущоб для тех, кому не повезло жить под куполом; улицы все так же горят слепящим неоном, пока мокрый асфальт блестит искусственной, холодной радугой тританопии. Дождь – как шел, так и шел, лил на святых и на грешных, скользил потоком конденсированных капель с протекающего где-то наверху охладителя. 

      Найт Сити не изменился за четыре месяца. Нет, Найт Сити изменился – не изменились вы. Никто из вас, будто погруженных в криокамеры, не нарушил покой жидкого азота, не лопнул осколками возбуждения: выныривая в Найт Сити, будто выходя из долгого сна, вы оглядываетесь на уличную суету невидящим взглядом, оглядываетесь на улицы сквозь пелену пылающих голографических баннеров, сквозь обманчивое стекло горящих трубок. Вы оглядываетесь и понимаете, что монструозный, вывалянный в нефти Найт Сити стал чище – и виной тому явно не дождь.

      Дождь как шел, так и шел.

      Никто не спрашивал вас о том, что вы делали все эти четыре месяца. Слепая рутина, одиночество или сам факт того, что вы никому не нужны, что вы брошены на обочину и забыты, будто окутал вас аурой невостребованности: вы пытаетесь припомнить друзей, пытаетесь припомнить что-то из бурлящих жизнью временных хайвеев, хватаетесь за нити воспоминаний. Никто не спрашивал вас о том, что вы делали все эти четыре месяца – может быть, пора рассказать о них хотя бы самому себе?

      ОНИ связываются с вами по-разному. По-разному, но почти одновременно, будто по щелчку чьих-то толстых пальцев, закатанных в увесистые перстни: оставляют вам записку, звонят на телефон, сталкиваются с вами на улице, когда вы спешите спрятать себя от посторонних взглядов и утонуть в прострации одиночества. Это не люди, это даже не длани – это пальцы, это грязь из под ногтей скребется в дверь вашего существования: ОНИ остаются за ширмой, дергая за невидимые нити сквозь бетонные стены. 

      «Дистрикт Нью-Харбор, десять минут первого ночи, – впитываете вы поток информации. – Моллплекс, жилая зона Альфа, третий этаж, комната 338. Не опаздывайте.»

      ОНИ оставляют вам надежду. Ничего не обещая, не гарантируя, убористый почерк или измененный модуляторами голос из тени говорит вам то, что вы хотите услышать. ВЫ решаете, почему вы забираете одну из пяти магнитных ключей-карт и отправляетесь район Нью-Харбор, к сросшимся в моллплекс мегаблокам на востоке Найт Сити. ВЫ решаете, почему останавливаетесь в роскошных футуристичных апартаментах на третьем этаже, почему ожидаете, пока на дисплее загорятся заветные один-ноль-ноль-один – ОНИ только говорят, что вы получите то, чего хотите больше всего.

      Отмщения?

      Работу?

      Истину?

      Может быть.

      Двести пятьдесят тысяч евробаксов, обещанных за выполнение задания?

      Определенно.

Показать контент  

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

 

[Admiral 3 508]

Предприятие работало. Только это имело значение. Оно выпускало продукцию. Только это имело значение. На продукцию имелся спрос. Только это имело значение. Люди, работающие здесь - получали зарплату. Только это имело значение.

 

Да кого он обманывает?! Он у руля, он, наконец-то делает то, чего так жаждал - он возглавляют собственную компанию. Вот это действительно имело значение. У него был офис на одном из этажей одного из корпоративных билдингов - да, он занимал целый этаж, выкусите сосунки - была смазливая секретарша, которую он периодически оставлял после работы для "разбора полетов" (очень она походила на ту дуреху, которую он встретил в первый раз у тех самых ангаров), штат работников, словом - было все, чего так хотелось. Правда, большую часть времени он проводил не в офисе, а в ангарах. Правда, теперь это был один завод. Магла объединил оба здание в одно и наладил на них производство. А производил он дроны. В основном, дроны. Охранные дроны, в основном. Почему? На них быстрее всего срубить бабла. В конце концов, когда денег будет достаточно, он скупит близлежащие здание и вот тогда... Джо мечтательно улыбнулся, прохаживаясь по цеху, где сновали рабочие, где механизмы крутились, вертелись. Хорошо, когда все идет по плану. Насладившись своим творением, он заглянул в конторку. Махнув рукой вскочившему было главному инженеру, он уселся напротив.
-Ну, рассказывай, как идет производство. Мы ведь не отстаем от плана?
-Нет мистер Магла, все идет по плану! Мы даже  немного его опережаем, если честно.
-Хорошо, это хорошо. Аварии, проишествия?
-Нет, ничего подобного.
-Ммм... Кто-нибудь крал что-нибудь? Ты ведь понимаешь, что если начнут красть на предприятии, которое производит охранных дронов, это будет выглядеть... странно.
-Нет-нет, никто ничего не крал, сэр! У нас охрана по периметру, досмотр каждый раз, как проходишь, сумки с содержимым тяжелее 2 килограммов запрещены. Пока что этого хватает, сэр.
-Хорошо, это хорошо... Ну а поставки материалов? Они ведь не опаздывают?
Главный инженер, пожилой азиат скривился при упоминании поставок.
-Они опаздывают, сэр. Уж как я на них ругался, умолял, заклинал... Все без толку. Может... Может, вы попробуете на них воздействовать? А то я уже и не знаю, как мне быть. 
-Я решу это, не беспокойся.

Где-то еще час, Джо Магла находился на заводе. Затем, все же направился в офис. Надо сделать пару звонков, надо утрясти всякое....

Когда он взял в руки конверт, в котором находилось письмо, где его, скажем так, приглашали посетить Нью-Харбор, он сначала нахмурился. Затем, перечитал еще раз. Затем, связался с дурехой - кто это принес, когда. Дуреха испугалась, потому что принесли это с обычной утренней почтой, курьер - уж больно она боялась потерять место. Брови на лице Джо Маглы нахмурились еще сильнее. Он отослал дуреху, и задумался - кто это такое, что он приглашает, его, Джо Маглу, в подобное место? И почему он считает, что он может себе такое позволить? Почерк был извилистым, словно писавший, был из 19 века. Когда ручками, или перьями, еще пользовались. И ключ-карта, да - к посланию прилагалась ключ-карта. Интересно... Может, это маньяк какой-то? Вполне возможно. Приглашает, а потом - тю-тю. На части режет, или усыпляет и заставляет играть в игры странные. Обязательно со смертельным исходом. И это вознаграждение, хмм... 

В конце концов, Джо сам не мог толком объяснить, почему он поехал. Разве что, он предупредил дуреху куда едет, так что если он исчезнет, не будет звонить - то пусть она трубит тревогу. Дуреха испуганно дасэркнула, а Джо Магла же припарковался и поднялся на третий этаж, искать комнату 338...

[The Prophet 1 111]

T H E  F U T U R E  I S  N O W

C O R P O R A T E

      Выкрашенная в вызолоченный металлик конструкция лестницы – крутой и волнистой, с налетом ар-деко на моллплексовском стиле эпатажного и вычурного альфа-ренессанса – преодолевалась легко. По ступеням, под толстым стеклом, стекала голограмма пенящегося водопада, с выпрыгивающими из него бестелесными карасями цвета янтаря: обойдя трущобную вонь комплексов "Бета" и "Гамма" по легкому нависному коридору, ты вошел в моллплекс через особый вход, предназначенный для особых гостей.

      Все вокруг пестрило благородством, стреляло в радужку глаз солнечными зайчиками декоративного искусства: листопад света и тени то широкими мазками, то точечными, выверенными деталями взрывали твое чувство прекрасного, захватывали дух то прагматичной красотой спиралей, то особенно замысловато выкрученными конструкциями, парящими над постаментами на невидимых нитях. Орихалковые блики над ромбами черных клеток, горящие желтым глаза в трехмерной проекции пирамид, золотой шелк на клавишах акрилопластиковых стекол, которые, будто лезвие хирургического скальпеля, срезали сливки общества с перебродившей браги нищенствующего класса лоу-лайф.

      Людей здесь почти не было: пара беллбоев на постах, в красной форме и с ярко-красными фесками на головах, провожавших тебя блестящими механическими глазами и безупречным пластиком улыбающихся лиц; несколько коренастых фигур с гипертрофированными мышечными волокнами, раздувавшими одежду, как трико у штангиста – если бы не пестрые нашивки местной охранной фирмы, можно было подумать, что это были соло, ошивающиеся среди богачей в поисках заработка; десяток-другой гостей в шикарном брендированном шмотье, разбившихся поодиночке и развлекавших себя компанией химер-принадлежностей из ближайшего – и, пожалуй, самого неприлично дорого в Найт Сити – отеля любви. Словом, людей здесь почти не было – и если не считать тебя самого, людей здесь не было вовсе.

      Телефон разорвало сигналом входящего звонка.

      — Йо, — лениво произнесла Дог, даже не поскупившись на приветствие вместо обычного наезда. — Гляжу, ты времени зря не теряешь: еле отсканировала твое местоположение, — даже сквозь дисплей телефона ты чувствуешь её довольный оскал. Дог любит контролировать людей, дергая за ниточки проводов вместо прямого контакта. — Рада, что твоя сучка передала тебе письмо. Мне стоило чертовских трудов достать для тебя инвайт на эту закрытую вечеринку, так что не прозевай этот лотерейный билет. 

      Голографическая вода, пенясь под подошвой твоих туфель, растекается по ступеням.

      — Это новая авантюра, Магла. Продолжение старой. Мы выходим играть на поле с форвардами индустрии, так что не облажайся и не веди себя так, будто ты попал туда по объявлению. Надо врать – ври, надо кивать головой – кивай, пока у тебя кровь не пойдет носом. Эти парни, — она вздохнула, — это не очередные корпоративные воротилы: это воротилы воротил, Магла. И они попросят у тебя помощи в том, чтобы спасти проект Нью-Родос – проект, в котором мы станем вкладчиками и который принесет нам такую прибыль, после которой можно будет купить себе Гавайи и отстроить там сады, @#$, Семирамиды. 

      Измененный войс-модуляторами голос Дог, которая звонила с неизвестного, не отслеживаемого номера. Фразы, записанные на диктофон, не подразумевающие твоего ответа. 

      Дог была больной в плане паранойи, больной даже для человека, который двадцать четыре часа в сутки следит за людьми через залепленные изолентой вебкамеры. Ты не злился на неё: в твоем корпоративном Камелоте ты рисовал себя Артуром, а Дог была кем-то вроде сварливого Мерлина, без которого всё шло наперекосяк.

      В конце концов, кто такой Артур без Мерлина?

      — Прошу тебя, Магла – не фак'апнись. 

      Долгие гудки. Ты убираешь телефон в карман и поднимаешь глаза на дверь.

      На дверь с обжигающей, горящей голограммой с номером 338.

 

      Ты толкаешь её, смело и решительно, будто берешь за бедра очередную напомаженную девку в японском пиано-баре. Ты толкаешь её, несмотря на то, что дверь начала медленно отъезжать, когда ты приложил магнитную карту к замку: ты человек дела, человек действия, человек, у которого нет времени. Сегодня ты занят, чтобы освободить себя ради всех вечеринок завтрашнего дня, и лучше бы этой гребаной двери не стоять у тебя на пути.

      Триста Тридцать Восьмой номер. Интерьер – что-то на грани: мебель из сюрреалистических сюжетов с картин Дали, стены из сурового кубизма Малевича, застывшего под хрустальной толщей акрилопласта. Роскошная зала гостиной была погружена в полумрак: когда ты делаешь первый шаг в комнату, она медленно заполняется мягким светом, а на голообоях стен появляются горизонты песчаных барханов и желтым камнем сложенных рабами пирамид под голубой синевой.

      — Присаживайтесь, — произнес невидимый Голос: на свечах за столом загорелись светодиоиды, освещая пустые тарелки и огромные, напоминающие полусферы, шлемы очков виртуальной реальности. — Вы как раз подоспели к завтраку.

Изменено 18 октября, 2018 пользователем The Prophet

[Darth Kraken 568]

После того, как мы расстались с Николой у порога дома Бранко-старшего, я вернулся к себе. Не в ту конуру в Комбат-зоне, нет. В свою квартиру, опустошенную любимой сестрицей квартиру. Ещё раз пообещав при следующей встрече целиться выше, я постепенно восстановил всё как было. Всё, кроме одного. Узкой черной коробочки, похожей на футляр сигары, с молочно-белым кругляшом на одной из граней. Лучшая вещь - к которой я привязался - для такого человека как я. Человека, что не может доверять никому, кроме самого себя. Ведь даже родные предают и подставляют.

Временами работа шла. Временами нет. Но жилось вполне неплохо хотя-бы по той причине, что меня никто целенаправленно не искал с целью убить или там выяснить подробности о смерти Бранко-младшего. И всё было довольно обычно до того момента, как я обнаружил под стеклом воего мотоцикла конверт. Конверт с предложением интригующим и подозрительным одновременно.

Интересно, чья это тачка? Оставив мотоцикл рядом с машиной, я осторожно поднялся наверх, держа руку у кобуры с новым пистолетом. Легонько толкаю дверь. И от удивления встаю как вкопанный.

- Джо, мать твою, Магла! Живой ещё, засранец!