Cyberpunk 2020: The Uncanny Valley

[The Prophet 1 111]

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Никто не знает, когда наступит будущее.

Но будущее ближе, чем вы привыкли считать.

>В кибердвадцатых нет места для содержания. Вопросы? Никто не собирается вам ничего объяснять. Для Найт Сити ваши вопрошания сугубо косноязычны: они рикошетят от эйджраннеров, будто плевки раскаленного свинца, отлетающие от хромированной фулл-металл медиа Майами Мэй. Уродливая, вырожденческая политика вашего инфцеста, которую вы гордо нарекли логикой, проросла в мертвый плод смехотворных мнений о том, чего вы никогда не знали. И теперь ваша «логика» задыхается, потому что глотку недоразвитого трупа сдавила пуповина из сетевых кабелей и колючей проволоки – а вместе с вашей «логикой» задыхается каждый из вас.<

> STYLE OVER SUBSTANCE

>В кибердвадцатых нет места для содержания. В кибердвадцатых есть только стиль. Никто не спрашивал, принимаете ли вы правила игры: когда вы выбирали себе эту стезю, когда вы впервые задумались об извращенности избранного хобби, вы должны были понимать, на что идете. Никто не собирался предупреждать вас о неоновых нонконформистах, презирающих системность этого гетто и плюющих в голограммы икон прическами цвета T O X I C: санитары подземелий спускаются в подвалы ваших пластиковых барби-замков с огнеметом наперевес, расплавляя сам дерьмокорень зла, что высасывает из нашей земли её священные эспрессоматические соки. Сервизы с опилочным чаем, безвкусные и бессмысленные, которые вы рассадили своим нерадением; простыни дешевого, второсортного секса, которые вы выбрали себе вместо одежд и регалий; содранные ради декораций шкуры живых манекенов, которые вы заполнили полеуретановой жидкостью ради прихоти фикшена; новояз конструкционных упрощений, который вы приняли за словарь – вы отравляете неофитов сатанизмом своей культуры, вы опускаете наших детей в русло помоев канализационного стока, обманывая их шагами навстречу и игрой в удовольствие.<

> ATTITUDE IS EVERYTHING

>В кибердвадцатых нет места для удовольствия. В кибердвадцатых есть только настрой. Настрой – это всё: вы поймете, когда его раскаленные добела искры опалят ваши сияющие крыла, собранные из лохмотьев самомнения и на спину вами же водруженные, архангелы гетто. Экзорцисты шагают по винтовым лестницам двоичного кода, спускаясь к основанию лего-цитаделей: в их бледных, стертых до крови руках не кадила, но оцифрованный кистень с десятигранным грузом. И в свирепости они обрушат воздвигнутых вами идолов из титана, раскалывая глиняные ступни дутых исполинов; и самозабвенно будут ловить они кибердуши тех, чьими эмоциями вы насыщали аккумуляторы собственной важности, поймав непосвященных в сети бладнета. И оцифрованная ложь ваших квазискрижалей будет вымыта, потому что ни одно из ваших правил не может быть истинным, нейроеретики.<

> BREAK THE RULES

>В кибердвадцатых нет места системе. В кибердвадцатых есть только правила. И правила эти нужно ломать – без жалости, без слез, без сожалений: ржавые засовы собственной узколобости вы передаете в наследство тем, кто был обманут хромированным блеском ваших мундиров, прикрывающих пробоины пустотного невежества. Руки медиаэкзорцистов опущены. Подняты длани эйджсанитаров, и на нео-советском чугуне их предплечий отпечатано умершее в массах «veritas et aequitas», жирно блестящее в двуцветности стробоскопов NCPD. Имплантированные конечности соберут паству жаждущих прозрения, разведут оставленный вами едкий смог лжи с ментолом. И обратят они в бег стражников Нео-Иерихона гулом шестиструнных электрогитар, когда стены его падут на двенадцатый день.<

> ALWAYS TAKE IT TO THE EDGE

 Никто не знает, когда наступит будущее. 

 Потому что оно уже наступило. 

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>
 

 Корпорат – Admiral

Коп – Leo-ranger

Тех – Gonchar

Netrunner – Элесар

Выпавшие из виртуала на скорости сорок миль в час:

Соло – Darth Kraken

Медиа – Плюшевая Борода

Фиксер – Beaver

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Hide  

T H E  F U T U R E  I S  N O W

>  

Hide  

Изменено 9 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

M A D  M A X I N

      Наёмник смотрит на значок сквозь опущенное забрало шлема из гладкого черного стекла. Переступает с ноги на ногу, оставляя на запыленной плите следы от протектора, пока позади, у пропускных пунктов, расхаживают его напарники, контролируя человеческий поток. Очередь движется медленно: врата Рая закрыты для выбеленных улыбок и умоляющих глаз, подсевших на идею о возрожденной к жизни американской мечте. Охранники провожают прочь целые семьи, обеспеченные выше среднего, семьи, которые будто сошли с плакатов шестидесятых. Одни уходили с опущенной головой, понурые и жалкие. Другие упирались, багровели, кричали – их выталкивали силком, буквально давили тяжестью брони: если не помогало, то наёмник – точный клон парня, стоявшего перед тобой – вскидывал винтовку, обещая засадить в возмутителя спокойствия добрый заряд электричества.

      Их выгоняли назад, в палящий калифорнийский зной, столь необычный для первого ноября. Аномальная жара, предсказанная синоптиками: поджимая пересохшие губы, ты чувствовала, как одежда мокнет, пропитываясь каплями выступившего пота. Трест электрошокеров – как всполохи над кострами, в которых топят ведьм; слезы и мольбы тех, кого выдавливали обратно на бренную землю архангелы «Арасаки». 

      Выдавливали обратно, будто жаждущих, гонимых от водопоя.

      Ты шла за ним. Шла за наёмником вдоль пыльной очереди тех, кто бежал из реальности Ночного Города, бежал за манящим светом маяка с Цитадели Нью-Родоса. Шла за ним к десяти-пятнадцатиметровой стене из металла, гладкой и неприступной, шла под рубиновыми линиями целеуказателей, выхвативших в тебе потенциальную угрозу. Позади тебя раздавались возмущенные крики, ругань и брань из-под ядовитых дредов, нелицеприятные фигуры из пальцев имплантированных рук. Ты была шлюхой на устах парня в косухе, ты была конченной мразью в возгласах супружеской пары из двух озверевших мамаш, осеменивших друг друга методом искусственного оплодотворения. Тебя имели во все дыры крики из-под выбеленных бигуди. Какой-то старик, приподняв сплошные зеркальные очки и выпучивая металлик киберглаз, обещал сглазить тебя, гребаную суку, за то, что ты не уважаешь ветеранов. Кто-то из очереди попытался бросить в тебя алюминиевую банку «коки» – и рухнул обратно в толпу с окровавленной челюстью, получив прикладом в лицо. Ты даже обернулась на этот резкий сдавленный крик, различила в утихшем гвалте мычание боли.

      Да, это было не по-человечески. Да, в Найт Сити такого охранника уже повязал бы – или хотя бы попытался повязать – ближайший полицейский патруль. Но это не Найт Сити. Это Нью-Родос, и контроль здесь был в руках корпоративного регламента поведения, даже без тех жалких фиговых листочков конституции, которыми корпы прикрывали свою безнаказанность в Ночном Городе. Здесь никто не делился властью. Здесь тебя поимеют за то, что ты бросил банку из-под «коки», потому что здесь запрещено мусорить. Здесь тебя поимеют за то, что ты не надел шорты, раздевшись догола на солнцепеке.

      Ты шла за ним вдоль змеиной очереди и слышала, как все тебя ненавидят. 

      Все те, чью задницу ты столько раз вытаскивала из-под лезвий киберпсихов.

клик!  

Бросок Awarness, пожалуйста. Сложность 15.

Hide  

      — Офицер. К вам посетитель.

      Стена осталась снаружи: тебя протащили через кордон из наёмных сил, протащили через систему безопасности, через многоступенчатую систему проверок и сканирований, через лабиринт из магнитных турникетов. Тебя будто вели по бункеру, петляя в коридорах с металлической обшивкой под сенью нависших камер: в какой-то момент стало казаться, что все это специально, чтобы засветить тебя во всех возможных записывающих устройствах – но затем ведущий тебя наёмник остановился перед дверью из хлипкого стеклопакета. Рядом с дверью была табличка: «Уполномоченный офицер Чанк Д. С.».

      Магнитный замок. Щелкнул и зажужжал, отпирая вход.

      — Уполномоченный офицер Декстер Сандзи Чанк, — представился грузный мужчина в полицейской форме. Пухлое желтое лицо, поверх которых едва были заметны узкие щелки глаз: он сидел за столом, сосредоточенный на спешном просмотре и перекладывании бумаг, и всем видом показывал, что чудовищно занят.

      — Я смотрю, обратно в Найт Сити вы не собираетесь, раз решили пройтись на глазах у всех, кого забракуют и отправят восвояси? — Чанк поднял глаза и положил широкие ладони на две стопки документов. — Что за проверка? Федеральная? Тогда клади документы на стол, милочка, и жди своей очереди на получение аккредитационного бланка для заполнения, иначе воротнички мне голову отвинтят за нарушение порядка допуска.

      Только теперь ты поняла, что вы находитесь в верхнем отсеке стены: поняла это по широкому окну за спиной Чанка, наполовину скрытому жалюзи. Там, в пыли, виднелся лагерь: палатки из полимера, бронетранспортеры, зоны отдыха для наёмников. 

      — Знаешь, сейчас ведь вообще никого не пускают в Нью-Родос, — хмыкнул офицер, возвращаясь к бумагам. — Тем более столько человек, сколько там, снаружи. Лавочка прикрыта, так говорят. Нас тут и так слишком дохрена. Хата не резиновая.

      Забавно было слышать это. Хата не резиновая, говорил он. Лавочка закрыта. Людей бракуют целыми семьями, ты сама видела.

      Поэтому забавно было слышать это и видеть в окне, как целую ораву людей в оранжевых комбинезонах выводят из битком набитого автобуса, стекла в котором представляли собой сплошные пластины.

      Чанк обернулся. Выругался и с силой вдавил на сенсорную панель, опуская пластины роллетов на окно и погружая комнату во власть искусственного света.

      — Так что за проверка, черт побери? Полиция моды?

      

 Н_О_Ч_Ь 

      Даррет был сам не свой. От пышущего энергией грязного дельца, впечатление которого он производил с первых секунд вашей встречи, осталась лишь пропахшая потом развалюха, оттягивающая ворот рубашки ради тяжелого вдоха.

      — Утром, мистер Магла, утром, — его слова были буквальной отмашкой от твоих вопросов, будто от какой-то новой, выведенной в пробирке породы москитов. — За вами пришлют нужного человека. Он объяснит детали. Мхм. 

      Пунцовые пятна расходились по его лицу. Если бы не связная речь, можно было подумать, что он бредит.

      — Не знаю, кого мистер Уоллес еще хотел видеть. По крайней мере, я не знаю, чтобы он вообще хотел кого-нибудь видеть, кроме вас, мистер Магла. Ох, — Даррет тяжело вздохнул, кое-как обтер лоб, размазывая пот по волосам. — Ваша работа начнется утром. Утром, мистер Магла. Пожалуйста...

      Ты услышал шаги. Тяжелая поступь, поступь надвигающегося мрака, безжалостная и пугающая, словно раскат грома в безлунную ночь в трущобах Найт Сити. На секунду показалось, что твои пальцы онемели, что их уколол неестественный холод, смешанный со леденящим ужасом: из-за колонны, из дальнего, погруженного в тень угла холла, к тебе навстречу вышла высокая темная фигура. Это был мужчина: облаченный в черный классический костюм, прятавший глаза за стеклами солнцезащитных очков, он приблизился к лежащему в кресле Даррету и медленно опустил руку ему на плечо. Его кожа была бледной, практически белой, а под ней мерцали, бились тусклым светом продетые провода.

      — Мистер Магла, — спокойным металлическим голосом проговорил мужчина в черном. Тон его не подразумевал ничего, кроме безоговорочного принятия. — Мистер Даррет просит вас отправиться в предназначенную для вас квартиру. Прошу вас соблюсти нормы приличия. 

      Развалившийся в бетонном кресле Даррет съежился, когда рука мужчины оказалась у него на плече, и теперь лишь судорожно кивал, не утруждая себя никакими словами напутствия. Мужчина в черном механическим движением поправил очки – и тебе показалось, что ты увидел, как из его глазниц пробивается свет автомобильных фар.

      — Спокойной ночи, мистер Магла.

 

[Admiral 3 508]

Итак... А что собственно, итак? Он оказался в городе будущего, где что-то пошло не так. Вот собственно, и все. Он использовал обруч по назначению - и получил точную копию своей спальни. Уже зная, где что лежит, он разоблачился, почистил перышки и добросовестно пошел спать. Не сразу у него это получилось. Он то и дело вставал, ходил по комнате, перекладывал пистолет под подушку, оставлял его висеть на кобуре, но в конце концов, пришел к выводу, что нет смысла нервы себе трепать. Утро вечера мудренее. Конечно у него были некоторые идеи, что тут пошло не так. Самая первая - искусственный интеллект, созданный по образу и подобию Уоллеса - сошел с ума. И творит бесчинства всякие.

Хм...

И во что же ты ввязался, Джо Магла?

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А 

      Магла. Разделся, избавившись от петли тяжелого дня, затянувшегося на его шее до третьего часа ночи. Повесил костюм туда, куда он всегда его вешает, когда остается ночевать дома, а не в офисе переоборудованного ангара своей молодой компании: все было тем же самым, или хотя бы старалось этим быть – мысль о том, что всё это имитирует материал, созданный Уильямом Уоллесом, крепко давила на нервы первые минут пятнадцать. Бетонная клетка имитировала спальню, бетонная клетка имитировала душ, имитировала кровать и даже чертов дисплей телевизора, на котором что-то говорилось о падении акций китайского биржевого фонда. То, что все это создано из одного и того же материала – Джо не задумывался о том, как всё это в действительности работает, просто решив, что Уоллес совершил экспериментальный прорыв в исследовании нанороботов, – вызывало некоторые опасения, и ему совершенно не хотелось, например, захлебнуться во сне, когда созданная им иллюзия расплывется бесформенной массой. 

      Однако потом он сделал то, что делал всякий человек, согласившийся на тонкости работы ради её перспектив – забил. В конце концов, не нужно было шибкого ума или вычислительных данных суперкомпьютера, чтобы придумать себе стоящее оправдание окружившей его вдруг перипетии ситуаций. Оправдание, которое не даст ответов, но которое будет способно хотя бы оттянуть дедлайн, когда эти ответы понадобятся.

      Он оказался в городе будущего, где что-то пошло не так.

      Вот, собственно, и всё. 

 

     7:00 AM 

      Магла. Раскрыл глаза, когда будильник зазвучал мелодичным перебором струн из альбома Томми Гуерреро. Раскрыл глаза, раздвинул имитацию штор, открывая имитацию окна и наполняя имитацию спальни имитацией света от имитации восходящего солнца. Вода из смесителя с сенсорной панелью, электрическая зубная щетка, брендированная паста с условно мятным вкусом. Легкий завтрак, распечатанный на пищевом конструкте. Выглаженный костюм. Утро даже показалось слегка обыденным и пресным – ровно до того момента, когда он подошел к двери.

      У двери потребовалась черная блестящая карточка, выданная мистером Дарретом.

      Лифт ехал достаточно быстро. Сложно было сказать, едет он вверх или вниз, или движение лифта тоже было имитировано особыми наношестеренками этой безумной системы. Точно можно было сказать только одно: он, Джо Магла, в лифте – и там, снаружи, его ждут.

 

      Синоптик, сопровождавший поездку в капсуле через динамик радиостанции, не соврал: снаружи было чертовски, по-аномальному жарко. Так жарко, наверное, было бы на Марсе, если бы цвет почвы соответствовал термальному фону. Обруч на голове уже был не нужен: Магла стянул его и сунул за пазуху, с карточкой в придачу. Пить еще не хотелось, но Джо чувствовал, что скоро захочется. Скривил губы: бутылочку-другую воды наверняка можно было напечатать на конструкте внутри этой чертовой уютной жижи.

      Магла. Вышел в слепящий рассвет, прятался в тени тех же угловатых кубов Застенного города. После мягкого света агентурной квартиры, предоставленной Дарретом, утреннее солнце больно било по радужке, вышибая невольную слезу. Дрянь. Там впереди, за необъятной серостью комплекса, слышался шум человеческой речи, воспроизводимой многократно: звучало так, словно кто-то врубил сразу десяток телеканалов в одну трансляцию. Напоминало машинный гвалт на этаже корпоративного небоскреба: Джо вспомнил, что так до сих пор и не подбил бумаги по увольнению из «Merrill, Asukaga & Finch» – Дог советовала повременить с этим решением, пока их бизнес окончательно не встанет на ноги. 

      И он повременил. Он же хороший мальчик?

      Машина ждала его в паре десятков метров, припаркованная недалеко от Административного Центра. Топ-топ, по раствору залитой улицы, замершей в безлюдном молчании, вдоль стен из оттенков серого. Даже утром, даже с фоном из едва доносящихся голосов, комплекс Застенного города выглядел невыносимо.

      Он почти подошел к машине – черный «мерседес», телепортированный прямиком из прошлого десятилетия в ревущие кибердвадцатые. В фильмах на таких авто разъезжали влиятельные и зловещие парни, с характером второсортных антигероев, сошедших со страниц задрипанных комиксов студенческого самиздата. 

      Он почти подошел к машине, когда водительская дверь открылась.

      — Садитесь в машину, мистер Магла.

      Человек в черном. Он вышел из машины и просто стоял – ждал, пока Джо заберется внутрь, на пассажирское сидение. Просто стоял и смотрел, как машина без водителя заводится, как автопилот выкручивает руль, как «мерседес» с тонированными стеклами разворачивается и уезжает из долины.

      Просто стоял.

      Просто смотрел.

T H E  F U T U R E  I S  N O W

     

      «Мистер Магла. Пункт назначения: стоянка племени номадов. Члены племени – частично идентифицированы: самоназвание – "Рельсы". Популяция: около 44 чел.»

      Данные бежали по лобовому стеклу, пока «мерс» ехал по проселочной дороге, по направлению к огромной насыпи.

      «Мировоззрение: не определено. Средний возраст: не определено. Цели сообщества: не определено.»

       Машина приближалась к насыпи, и ты наконец разглядел, что это была за насыпь.

       Огромная, чудовищно огромная свалка, на которой копошились одетые во рванье люди, напоминавшие манекенов из музея аборигенов США. В своем цветастом тряпье они терялись на фоне груд металлолома, терялись на фоне хлипких хижин, возведенных из подручного хлама. 

      «Мистер Магла. Проверьте багажник автомобиля. Накормите их, мистер Магла.»

      Машина остановилась. Заглохла перед стоянкой племени, члены которого уже собирались у своих жилищ, вытаскивая примитивные средства защиты. Буквы потухли, не определив ни цель твоего прибытия, ни план к действию. От отчаяния хотелось врезать по приборной панели, но тебе удалось сдержать эмоции. Вместо этого ты вышел, захлопнул дверь и обошел «мерседес», чувствуя на себе десятки глаз. Номады позади тебя, тощие и грязные, покрытые коростой кроваво-ржавого цвета, замерли на месте, ошалелые и решительные, точно лицезрели тварь у на пороге.

      Багажник был закрыт. Кнопок видно не было; сенсорных панелей, требующих рисунка вен на твоей ладони – тоже. Усиленно изолируясь от шепота позади, припоминая все методики концентрации сознания в критической ситуации, ты наконец догадался достать её – черную карту, выданную Хью Дарретом.

      Крышка багажника плавно отъехала вверх, открывая перевозимый груз.

      Груз в виде съедобных препаков, затянутых в прозрачный полиэтилен.

      Накормите их, мистер Магла.

      Накормите их.

 

 

Изменено 1 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Admiral 3 508]

Утро было.... Так значит, это все таки правда. Он все таки рванул сюда - в город будущего, где что-то пошло не так. 

-... учитывая позицию Arasaka, и её нежелание пускать кого бы то ни было на североамериканский рынок, SovOil придется потрудится, чтобы хотя бы закрепиться у нас. Тем временем,  Militech International Armaments презентовала...

Новости, новости, новости. Всегда что-то происходило, и Джо Магла надеялся, что когда нибудь в новостях прозвучит его корпорация, его имя. В положительном ключе разумеется. Проблемы нам ведь не нужны, верно?

Спустившись вниз, он увидел "колесницу". Автомобиль без водителя - он слышал о таких, но если честно, никогда не понимал зачем и для чего люди покупают подобные авто. Неужели они настолько мизантропичны?

Но когда он приехал - у него отлегло от сердца. Номады. Он точно знал, как сними вести себя. У него были в прошлом отношения, дела с ними. Так что... Он знает, что делать. Но с другой стороны - какое это имеет отношение к тому, из-за чего его пригласили сюда, в Метрополис? 

Открыв багажник, он взял в руки по препаку и подняв их высоко над головой, громко крикнул.

-Жратва!!!

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А 

     — Жратва! — кричишь ты, и крик твой разносится над немой толпой кочевников гулким эхом, уходит вглубь хребта свалки, путается в армированной паутине отходов. 

      Раскрашенные примитивными татуировками руки стягивают грязные влажные тряпки, открывая кожу обветренных лиц. Они поднимают строительные очки на лоб, открывая за расцарапанным пластиком желтые белки глаз: сваренные из металлолома алебарды, украшенные проволокой биты опускаются. Ты видишь, как языки слизывают с пересохших губ ржавую пыль, как номады сплевывают красную слюну себе под ноги: ты видишь, как они оглядываются и смотрят куда-то вверх, на выступ над грудами мусора, как богобоязненными взглядами они терзают высокую фигуру, хмуро взиравшую на тебя и на те два препака, что ты держал над головой.

Показать контент  

Hide  

      Тишина растягивалась. Существо на уступе глядело на тебя, взглядом ненавистным и обреченным одновременно: это был взгляд человека сурового и мужественного, человека, который знал, чего стоит власть над людьми, загнанными на край пропасти. Даже отсюда, с подъезда к свалке, откуда он выглядел не больше игрушечного солдатика, ты чувствовал тяжесть его взгляда.

      Тишина растягивалась. Существо обдумывало решение, пока ветер гулял в лоскутах его разноцветных одежд. Все ждали.

      И наконец, когда существо опустило глаза и подняло руку, тишина разорвалась гулом восхищения, а толпа бросилась вперед, на тебя, будто сходящая с горы лавина.

      Их язык был неразборчивым, бурлящим и завывающим: ты даже не пытался в него вникать. Один из тех, кто не бросил оружие – мускулистый и приземистый мужчина с гладко выбритой головой и широкими скулами, – грубым движением оттащил тебя в сторону, пока другие воины племени, с ритуально синими, зубастыми отпечатками патронов на шрамированных лицах, окружили багажник машины.

      Мускулистый мужчина, что оттянул тебя в сторону, был молод и силён: он продемонстрировал тебе тяжелую грубую палицу, испещренную торчащими гвоздями, и махнул ей в сторону свалки, что-то прокричав на своём наречии. Существо, которое очевидно было вождём кочующего племени, уже покинуло уступ, и ты догадался, что кормежка этих одичалых людей была лишь даром, чтобы умаслить дальнейшую беседу с правителем номадов.

      И ты пошел вперед, под пристальным взором воина, что сопровождал тебя. В костюме с иголочки, в кожаных туфлях, стоивших целого состояния, ты пошел по ржавому оползню мусора, куски которого впивались тебе в подошву с характерными болезненными ощущениями. Битое стекло скрипело и трескалось под ногами, жестяные болванки гнулись: ты чуть не наступил на моток колючей проволоки, и сопровождающий тебя воин даже ткнул дубинкой тебе в спину, подталкивая вперед. Ты обернулся, буквально на секунду – и увидел, что вооруженный кочевник шел за тобой по этой груде босиком.

      Тент вождя был огромным, обвешанным снаружи тряпьем, шкурами, автомобильными колпаками. Изнутри он был не менее внушительным и не менее захламленным частями разобранных машин: ты чуть не споткнулся о двигатель у входа, когда тебе в лицо засветил блеск фар, развешенных здесь вместо светильников.

      Вождь был здесь. Сидел на троне, сваренном из выхлопных труб, держался за маску ребризера, сделанную из человеческой кости.

      — Ву'ка-нат, тана, — произнес сопровождавший тебя воин, кивая в твою сторону – а затем ткнул дубинкой тебе в ногу, болью заставляя чуть склониться перед вождем.

      — Т'ра! — резко и хрипло отрезал вождь, подняв четырехпалую ладонь, выкрашенную углем. Воин поклонился и вышел, оставив вас в тенте наедине.

      — Меня зовут Рельс, — сказал он наконец. — Рельс-батаб, то есть, по-вашему, главный. 

      Рельс был стар: землистая кожа лица была покрыта глубокими морщинами, седые пряди волос были специально выкрашены в едкие цвета – видимо для того, чтобы спрятать очевидные признаки глубокого возраста. Тем не менее, глаза его, подведенные черным, были все еще живыми, а взгляд отражал ясность ума лучше всяких корпоративных тестов.

      И это был взгляд, способный прибить к полу.

      — Я тебя вижу впервые. Тебя нет среди моих друзей, нет среди моих врагов – но ты приехал на машине уродского племени, на машине грязных гонителей, — спокойно сказал Рельс, сжимая черепа, привинченные к подлокотникам трона. — Значит, ты говоришь от их имени. Мы позволили вам избавляться от хлама в нашем котловане, но этого вам было мало. Вы убили наш скот и сожгли наши посевы, чтобы изгнать нас с этой земли. Рельсы научились есть резину, есть ремни и кожаные одежды, чтобы выжить. Вы заразили нас хворью из едких туманов, что превращала наши внутренности в кровь и комья плоти – рельсы научились дышать через трубки, дышать через тряпки и фильтры, чтобы выжить. Вы хотели отравить нашу воду – и отравили её, обратив воду в кровь руками уродского колдуна. Но мусор дал нам тело, что очистило воду, дал нам мощи святого, ниспосланного, чтобы мы выжили. Вы хотели изгнать нас, но не изгоните. Рельсы никогда не согнутся.

      Он говорил всё это на ломаном стритсленге, с акцентом, растягивающим гласные и обрубающим звонкие звуки. Он говорил это, не сводя с тебя глаз.

      — Война научила нас чтить жизни людей, даже уродских колдунов из уродского племени. В отличие от вас. Моё племя благодарит вас за дар пищи, и этот дар стоит того, чтобы не обрекать тебя на заточение здесь. Но он не стоит жизни колдуна, которую ты хочешь выкупить этим подарком. Что еще ты можешь предложить за жизнь этого человека?

      Голова у тебя шла кругом. Уродское племя? Наверное, так номады величали представителей Нью-Родоса: по крайней мере, столько отходов могла произвести только огромная стройка. Колдун – наверняка другой корпорат, посланный сюда, чтобы избавиться от кочевой стоянки раз и навсегда. Он наверняка может знать больше. Наверняка.

      Ты отдал им пищу, чем купил себе жизнь. Когда тебя уводили, ты видел, как воины раздавали еду, видел искаженные голодом взгляды. Видел, как кочевники сплевывали жеваную резину в песок. Фактически, твоя миссия была выполнена – но Даррет вряд ли хотел, чтобы ты просто так задобрил номадов дармовой едой.

[Leo-ranger 383]

В этом на первый взгляд безумном мире на самом деле все было очень сбалансированно. У всего был баланс, противовес, антипод. Как Инь и Янь, которые дополняют друг друга, противопоставляя себя второй стороне. Например, полиция и преступники. Или полиция и Соло. Или кибер-полиция и нетраннеры. Или коррумпированная полиция и владельцы мелкого бизнеса, которы очень "нужна" такая "крыша". 

Или полиция и журналисты.

Я бросаю на смутно знакомую блондинистую фигуру короткий взгляд, отмечаю камеру на плече и блокнотик в руках. Я её где-то видела уже - но когда работаешь в полиции так долго как я, ты знаешь всех журналюг Найт Сити если не по лицу, так по цвету бумаги в их блокнотиках и степени фальшивости улыбок, когда они благодарят за интервью. Интервью эти обычно суммировались в более грубой формулировке фразы "А ну ;:?@# с места преступлнния, вы, @#%!" Я скучаю по тем дням, когда журналюги были наименьшей из моих проблем, а ведь это было не столь давно. Не столь давно наибольшей проблемой для меня был очередной трехсоткилограммовый  металлический громила с руками-бензопилами и глазами как у насекомого.

Я поднимаю вернувший осмысленность взгляд на офицера охраны, или кто он там. Большую часть его болтовни я уловила, но все равно потребовалась пара секунд, чтобы вернуть себе фокус и дать членораздельный ответ:
- Да, знаете, поступил вчера вызов что у вас тут кого-то убили. Меня попросили расследовать это дело с парой других человек, - я пожимаю плечами.

[Admiral 3 508]

Номады... Он имел с ними дело раньше, да. И надо признать, каждый раз, как он видел их - его каждый раз его внутренне передергивало. Так жить... Можно ли это назвать жизнью? Идя по горам мусора, он содрогался, его пробирало глубже и глубже. Как так можно жить, как это можно допустить?? 

Вождь племени номадов выглядел как... вождь племени номадов. Он отличался от всех остальных тем, что сумел дольше всех сидеть на троне и заранее устранять угрозы. 

Интересно, весьма интересно. Почему Уоллес не освободил заложника? Странно. Очень странно. Это что... тест? Сможет ли он выполнять сложные задачи, решать их. В который раз Джо Магла задумался - во что же он ввязался...

- Рельс-батаб, мое почтение. Я говорю от лица тех, кто творил с вами все то, что вы пережили. Я пришел к вам с едой, не оружием, не отравой. И как и все в этом безумном мире - я не могу уйти отсюда с пустыми руками. Те, кто послал меня, хотели бы вернуть обратно того, кого вы зовете Колдуном.

Затем, Джо Магла замолчал и продолжил.

- Рельс-батаб, я уверен, что вождь в вашем положении правит строго и мудро. Строгостью вы удержали ваше племя в узде, вы выжили. Мудростью будет отдать мне Колдуна. Так бы поступил вождь, не давший своему племени исчезнуть.

 

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

М А К С И Н  Т О М П С

      Лицо Чанка растянулось, как надувной шар, в который не перестали закачивать гелий. Растянулось, затем скривилось, затем шумно затянуло в себя воздух через овальные ноздри, отчего грузный офицер стал выглядеть еще больше. Казалось, будто он пытается заполонить собой всё пространство, раздуться до размеров аэростата Монгольфье и улететь в грёбаную стратосферу, лишь бы не находиться здесь.

      Казалось, что если он сейчас не выскажет всё, что думает, то буквально разорвется пополам от перенапряжения. 

      Уполномоченный офицер будто онемел. Задержал дыхание: от образовавшегося в нём внутреннего давления ты разглядела кровь, пульсирующую под желтизной кожи. Его левая рука пару мгновений ловила воздух там, где лежала стопка бумаг, пальцы скользили по стеклу на столе, пытаясь сжать документ: он даже не заметил, как стопка кончилась.

      Уполномоченный офицер выдохнул. Выдохнул по-китайски. 

      — Жарко сегодня, да? — нервно проговорил Чанк. — И работы навалом.

      Двумя руками он взял кипу документов, только что переложенных на другой край стола – и вернул их на место, в стопку «на рассмотрение». Он вел себя, как Сизиф из греческих мифов, подсевший на зацикленность собственного порочного круга. Он выглядел, как идиот, имитирующий бурную рабочую жизнедеятельность.

      — Слушай, — вполголоса сказал Чанк, не поднимая глаз и разглядывая загогулины на бумаге. — Этот город – это чертов пузырь, который вот-вот рванет. 

      Лист документа в его руках уже, наверное, нагрелся. Уполномоченный офицер повертел его еще пару мгновений, затем отложил в сторону – просто переложил с одной стопки на другую. Слева-направо, текстом вниз.

      — Я ни черта не знаю о том, что ты мне тут несешь. А я ведь здесь, мать его, единственный представитель закона. Единственный настоящий представитель закона, в отличие от этих ряженых маньяков в броне за дохреллион евробаксов. 

      Бумага. Слева-направо, текстом вниз.

      — Даже если что-то произойдет, я ведь не смогу пройти дальше этой гребаной каморки, ясно? Всю землю в этой долине скупили корпорации, у них тут государственный контракт с правительством. Мне не хватает звания для этого, представляешь? Я здесь вроде номинальной марионетки. Козел отпущения в случае, если дело станет совсем дрянь.

      Бумага. Слева. Направо. Текстом. Вниз.

      — Видимо, теперь там так много дерьма, что оно уже через край льется. Черт, — усмехнулся он, поворачивая лист лицевой стороной к тебе. — Я ведь даже не знаю, что это, мать его, за язык.

      Ты посмотрела на документ. Пробежалась глазами по строкам, слева направо. Затем справа налево. Затем сверху вниз. 

      Это были иероглифы.

      — Если там действительно кого-то убили, то весь проект под угрозой срыва. Убийство – это преступление, и даже в это чертово змеиное логово заявятся федералы, чтобы раскопать всю подноготную. А это задержит открытие Нью-Родоса, ясно? Корпораты Цитадели этого никогда не допустят, — он отложил еще один лист, затем набрал охлажденной воды в пластиковый стакан. — Это они тебя наняли, девочка. 

      Здесь действительно было жарко – такое ощущение, что вентиляцию предварительно отключили, чтобы скопившейся духотой свести тебя с ума. Чанк навис над столом и поставил стакан с водой поближе к тебе, а сам, тем временем, потянулся за вторым.

      — Клянусь тебе, всё это попахивает чертовски хреновыми последствиями. Этот проект, всё это... Ты первый коп из Найт Сити за последние пару лет, который вообще добрался до моего кабинета. Ты понимаешь, что это значит? Тебя здесь ждут, девочка. Тебя здесь ждут.

      Ты взяла стакан – стакан, на который налипла записка с нацарапанным от руки номером телефона.

      Магнитный замок. Щелкнул и зажужжал, опирая вход.

      — Офицер Томпс, — ледяной металлический голос у тебя за спиной, лязгающий безучастным спокойствием. 

      Ты обернулась.

      Высокая фигура. Черный костюм, белая рубашка: бледное лицо, глаза на котором скрывались за непроницаемым пластиком солнцезащитных очков.

      — Ваша аккредитация готова, офицер Томпс, — отчеканил человек-тень, протягивая сплошную черную карту с защитным напылением. — Добро пожаловать в Нью-Родос.

      Человек в черном отступил в сторону, приглашая тебя выйти из кабинета Чанка – Чанка, который сейчас с крайне заинтересованным видом разглядывал очередной документ, поданный ему на рассмотрение.

 

      Он провёл тебя обратно по металлической кишке коридоров, будто стухший препак, не усвоенный желудком и выталкиваемый обратно – или усвоенный, но всё равно выталкиваемый, по другому пути. Всё вокруг гудело, суетилось, двигалось: наёмники, камеры, наёмники, двери, наёмники, дисплеи – тебя начало воротить от разнообразия буквально через пару минут обратной дороги. 

      Человек в черном молчал всю дорогу: можно было подумать, что он направлялся по своим делам, отдельно от тебя, а ты просто заблудилась и шла за ним, надеясь, что наконец он выведет тебя из переплетения коридоров на свет божий. Молчал не только он – казалось, будто вокруг вас вообще всё замолкало: любые разговоры, доносящиеся из-за очередного угла, тут же пресекались, стоило вам только свернуть на звук. Вам только стоило свернуть, и наёмники, которые мгновение назад живо обсуждали что-то, разворачивались к вам спинами, замирали перед дисплеями или просто расходились в разные стороны. Все отводили взгляды, как по команде. Никто на вас не смотрел.

      Никто.

 

      Ты приложила черную карточку к небольшой панели – и тяжелая дверь плавно поднялась, открывая перед тобой выход в город.

      — Всего доброго, офицер, — сказал человек в черном – и дверь послушно опустилась, оставляя тебя снаружи.

      Ты посмотрела на карточку у тебя в руках. Вспомнила людей снаружи, готовых перегрызть тебе глотку за то, чтобы получить такую же. Для них эта карточка была ключом в новую жизнь, для кого-то – последним шансом изменить никчемную жизнь, в последний момент повернуть её в нужную сторону на скорости в 40 миль в час.

      Для тебя эта карточка была лопатой, которой тебе придется разгребать всё это дерьмо.

      В глаза ударил свет – сияние синего голографического цилиндра, горевшего ярче, чем неоновая реклама Найт Сити. Ты сделала несколько шагов навстречу, как завороженная – и поняла, что цилиндр представляет собой лишь городской дататерм сенсорного взаимодействия, когда луч сканера считал данные с черной карты у тебя в руке.

      «Приветствуем вас: Максин Томпс. —  заполнилась бегущая проецируемая строка.  — Ваша аккредитация соответствует: градслой «Зеленый». Отмеченные места: отсутствуют. Статус: аккредитованный сотрудник. Должность: обслуживающий персонал пиано-бара «Белый Шум», посудомойка. Загружаю общую карту...»

      Один градслой, чтобы разобраться с убийством? Они даже не дали тебе доступ дальше.

      Просто, мать его, отлично.

> з а г р у ж а е т с я . . .  

      

Hide  

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А 

      Твои слова замирают. Захлебываются и тонут в груде мусора, теряются в нагромождениях хлама, оседают пылью в складках его одежд. Твои слова звучат почтительной лестью, поглаживающей самолюбие вождя, располагающей его к принятию мудрого решения – мудрого решения, исключительно выгодного тебе. Ты включаешь свое обаяние, выкручиваешь тумблер красноречия до критических значений, чтобы правильно подобрать слова, пока там, снаружи, племя дикарей разбирает содержимое багажника, давится съестными припасами. Твои слова делают дело – твои слова должны сделать дело.

      Твои слова замирают. Они отпечатываются на лице вождя, отпечатываются в стеклянных глазах слоями из возмущения, раздражения, слоями из животной ненависти и презрения к таким, как ты. Этот холодный человек, суровый и жестокий, удерживал власть так долго, что, кажется, прорезал искусных манипуляторов насквозь, словно лазерный резак, легко кромсающий складки закаленного металла: он поднимает свой взгляд, когда ты заканчиваешь говорить, и на твои плечи будто падает небесный свод, прибивает к земле и давит, выжимая кровь через поры по капле. Еще мгновение назад ты ждал его одобрительного мудрого взгляда, ждал его слов, выражающих согласие с твоими словами.

      Теперь же тебе не хочется, чтобы он вообще когда-либо еще на тебя смотрел.

      Вождь поднимается с трона выхлопных труб – и только теперь ты понимаешь, насколько он огромен и могуч, несмотря на свои седины и дряблые легкие, качающие воздух через маску респиратора. Свет начинает мерцать и гаснуть, когда он поднимается на ноги, дрожь и треск заполняет палатку, пока тень вырастает за его чудовищной тушей. 

      Еще мгновение назад ты считал его только строгим и мудрым, уповая на то, что главой племени кочевников может стать только умнейший среди соплеменников.

      Теперь же ты видишь огромные мускулы, перекатывающиеся под старческой кожей. Ты видишь толстые рубцы шрамов, проходящие по предплечьям – и представляешь, скольких он убил, прежде чем доказать своё право на трон.

      — Ты не уйдешь отсюда с пустыми руками, посланник уродского племени, говорящий его словами. 

      Его слова, прежде вдумчивые, спокойные, были подобны теперь раскатам грома. Ты видел, как руки его сжимаются в пудовые кулаки. Тебе казалось, что он может шагнуть вперед и раздавить тебя ступней, как стеклянную бутылку.

      Тебе казалось, что тебя может спасти только чудо.

      И этим чудом был размалеванный аэрозольной краской ребенок, вбежавший в покои вождя с разогретым препаком в руках.

      Могучие плечи Рельса опустились. Грозная тень за его спиной будто исчезла: он сделал шаг вперед и опустил ладонь на патлатую голову мальчика, пожирающего привезенную тобой еду. Вождь прикрыл глаза, тяжело вздохнул.

      — Ты не уйдешь отсюда с пустыми руками, посланник, — повторил он, уже спокойно, пока рельс-сон увлеченно глотал куски размороженной на горелке трапезы. — Наши дети долго не ели хорошей пищи: многие из них никогда не знали пищи внешних людей. Мы накормили детей, чтобы они были сильными. Мы накормили наших жен, чтобы они рожали нам много сильных детей, накормили лучших охотников и воинов, чтобы они добывали нам новую пищу. Но это лишь капля, которая не может потушить пламя жестокости. И я отплачу тебе каплей.

      Вождь вновь выпрямился. Дал легкий подзатыльник ребенку, и тот убежал прочь, радостно и беззаботно. 

      — Мы не отдадим Колдуна. Но мы позволим ему отдать тебе своё слово. Ты не подаришь ему свободы, не подаришь ему смерть, не предашь наше милосердие. Ты только увидишь его и скажешь уродскому племени его слова. Капля за каплю.

 

      Вождь не солгал. Воин – тот же самый, обритый и мускулистый, что вел тебя сюда – сопроводил тебя дальше по мусорной куче. Ты проходил мимо выступающих из хлама входов в тенты других жителей, проходил мимо сколоченных домиков, мимо едва приметных люков, ведущих вглубь свалки. Ты видел, как номады делят пищу, как распиливают препаки лезвиями примитивных имплантов: там, где металл врезался в кожу, обильно сочился гной, смешанный с кровью. 

      А затем ты увидел, как перед вами одергивают рваную ткань, открывая своды пещеры, сотворенные из спрессованного пластика, жгутов, ржавых подпорок – и человеческих костей.

      Воин толкнул тебя вперед, что-то проговорил на своем наречии. Как и в тент к вождю, он не пошел за тобой следом – встал у входа, ожидая, пока ты не вернешься. Провожая тебя взглядом, он с презрительной улыбкой теребил стянутые в косичку светлые волосы, на конце которых свисал тонкий слой высохшей кожи.

      Твои глаза не сразу привыкли к полумраку, что здесь царил.

      — Вот дерьмо, — донеслось до тебя хриплое приветствие, а затем сдавленный смех, который надрывался на попытках взять высокую ноту. — Я думал, они меня здесь похоронят.

      Твои глаза не сразу, но всё-таки привыкли к полумраку, что здесь царил – но ты так и не увидел обладателя хриплого голоса.

      — Не спот-кхе-кнись об меня, — проговорил он снова, и ты понял, куда нужно смотреть.

      Черты его лица были скрыты за налившимися гематомами: один глаз заплыл, напоминая бордовую сливу, хрящ носа шел по лицу угловатой ломаной, с содранной кожей на месте удара. Он выплевывал кровавые сгустки, демонстрировал лопнувшие губы, растягивая их в какой-то безумной ухмылке, пока безумные глаза хищно смотрят на тебя. 

      Он был вкопан в мусор: вкопан по горло, чтобы больше не смог сложить руки в отравляющем воду жесте. Ты пригляделся к его остриженным волосам, на месте которых лежали пожухлые листы какого-то кустарника – и понял, что у него срезан скальп.

      Мать твою.

      — Скажи мне, что пришел вытащить меня отсюда, парень, — прохрипел «колдун». — Потому что иначе мы с тобой в полной заднице.

 

 У_Т_Р_О 

К А Э Л И  К И Н Г

      Это история о девушке по имени Каэли.

      Однажды, самым обычным утром, Каэли проснулась в своей квартире, чтобы отправиться на работу. Она всегда просыпалась пораньше, чтобы оставить себе время на полноценный завтрак, утреннюю зарядку и контрастный душ, который приводил её в бодрое расположение духа. Каэли считала, что люди, опаздывающие на собственную работу, являются в крайней степени безответственными представителями человечества, поэтому старалась делать всё в своей жизни вовремя. 

      Как и во все другие обычные дни, Каэли приготовила себе глазунью из двух яиц с ломтиками бекона и брокколи, легкий салат из свежих овощей с оливками и заварила кофе – её любимый эспрессо на зерне из Эфиопии, во вкусе которого читались кислые нотки ягод. Как и всегда, Каэли выгладила свой рабочий костюм – в корпорации, в которой она была ценным сотрудником, был классический, но всё равно элегантный дресс-код, с неизменной белой блузкой и юбкой темных тонов любого фасона, — выключила утреннюю передачу новостей и отправилась на работу, не забыв прихватить выполненный в срок чертеж. Да, Каэли работала в серьезной фирме, создавая новые инженерные решения для строительства нового будущего. 

      Каэли считала, что её разработки станут новым шагом не только на карьерной лестнице, но и огромным скачком для всего цивилизованного человечества.

      И Каэли была счастлива.

 

      Капсульная крышка «гроба» со скрежетом отъехала в сторону, и скупое содержимое твоей сумки – горсть патронов двенадцатого калибра – рассыпалось по холодным плитам пронзительным звенящим дождём.

      «Доброе утро, @$%ы_у12#_+_$, — высветилось под треснувшим стеклом дисплея, пока динамик хрипло орал записанную радиотрансляцию выступления Джонни Сильверхэнда. — Время предоставления услуги "СОН" истекло. Пожалуйста, покиньте капсулу в течение трех минут, до активации функции электрического удара. Спасибо.»

      Первая мысль: остаться внутри и получить стоящий того электрооргазм, предаваясь эйфории отбитого мазохизма. Вторая: просри ты свою возможность сегодня – завтра придется действительно идти по кругу, чтобы снять очередной «гроб» и оплатить коробку соевой лапши с эспрессоматиком в картоне. 

      Ты выбиралась наружу, будто капсула действительно выблевывала тебя в дивное новое утро. Тело ломило, как если бы ты выпрыгнула из самолета на голову какому-нибудь якудза, попивающему саке среди саженцев сакуры где-нибудь в Джи-тауне: сплюнув в дисплей, на котором красноречиво горел баланс в ноль евробаксов и тикал обратный отсчет, ты начала собирать патроны, царапая руки о блестяшки разбитого стекла.

 

      Как и в любой другой обычный день, Каэли шла по привычному ей маршруту. Маршрут Каэли составлял пятнадцатиминутную ходьбу до станции метро, затем двадцатиминутный переезд, после которого она снова шла около пятнадцати минут, переходя три улицы и выходя к месту работы – компании завтрашнего дня. Каэли любила свою работу, поэтому всегда приходила за пятнадцать минут до того, как начнется её официальный рабочий день. Кроме того, Каэли не пользовалась личным транспортом – из экологических соображений и из-за нежелания доставлять неудобства тем, кто не обладает подобными средствами передвижения или пользуется общественным транспортом. Каэли крепко верила, Каэли знала, что отказ от использования собственного автомобиля значительно сокращает не только выбросы вредных веществ в атмосферу, но и снижает нагрузку на дорожный траффик. Кроме того, считала Каэли, ходьба пешком благоприятно воздействует на организм, предотвращая угрозу двигательной дисфункции, поэтому каждая её прогулка до рабочего места была ей только в радость.

      Каэли дышала свежим воздухом, здоровалась с коллегами и улыбалась прохожим.

      И Каэли была счастлива.

 

      Ты обтирала кровоточащую руку о камуфлированные штаны, морщась от боли и собственной тупости, пока ноги несли тебя по замызганной обочине проезжей части. От света неоновых вывесок рябило в глазах, а сумка с патронами и пушкой больно била по копчику, наверняка оставляя на коже приличных размеров синяк.

      Найт Сити гудел, как пороховая бочка, доверху забитая осами с детонирующим жалом. Даже в такую рань, в которую ты позволила себе проснуться, ты не встретила ожидаемого мертвенного затишья: люди, бустеры, копы и прочая шваль сновали вокруг, засвечивая в глаза навороченными гаджетами и обжигая ноздри едким дымом выкуренных сигарет. То и дело ты спотыкалась о развалившиеся тела бомжей, заливших мостовую содержимым мочевого пузыря и пенящимися слюнями. То и дело хотелось засадить кому-нибудь из них ногой по опухшей, обрюзгшей физиономии – и давай по-честному, то и дело ты себе не отказывала в этом желании.

      Ладонь все еще кровоточила: в голове зудела мысль о том, что ты загнала кусок стекла себе под кожу, и теперь, чтобы избавить себя от шанса сдохнуть настолько тупо, ты должна эту руку нахрен отрезать. Ты слишком привыкла к своей металлической конечности, чтобы постоянно помнить о том, что вторая рука всё еще слишком незащищенная для финтов вроде «сгреби патроны в сумку с горы рассыпанного стекла». Ладонь всё еще кровоточила, и это бесило, но останавливаться было нельзя.

      Надо же, день только начался – и уже был дерьмовым. 

 

      Каэли работала в своем офисе, в офисе, на двери которого большими цифрами был выведен номер «006». Она проводила здесь всё рабочее время напролёт, замыкая на бумаге цепи, разрабатывая новые модели микросхем и расширяя возможности своих первоклассных дронов, с помощью которых она намеревалась окончательно решить проблему с нехваткой времени – не у конкретного человека, но у всего человечества. Каэли создавала новых и новых дронов, способных заменить обслуживающий персонал в ресторанах, способных выполнять работу по дому, способных ухаживать за бурно растущей живой изгородью частных домов, в которых, по мнению Каэли, все будут жить, когда наступит момент светлого будущего. Каэли чертила и разрабатывала, испытывала новые технологии на компьютере, отлаживала процесс, дополняла функционал своих будущих машинных помощников. 

      Каэли работала в своем офисе каждый день, по двенадцать часов в сутки, шесть дней в неделю, работала неустанно и упорно, чтобы привести человечество в дивный новый мир будущего, где у людей останется столь необходимое им время на реализацию собственных мечтаний, на отдых, на человеческие отношения и посиделки в кругу семьи. 

      И она была счастлива.

 

      Вот это место. Ты узнаешь его не по серому металлику автобуса с логотипом какого-то передового проекта, о котором говорил тебе тот бозосовский бустер, которому ты навинчивала какую-то схизматричную жесть с черного рынка на деку – ты узнаешь это место по собравшейся здесь толпе отребья всех сортов и расцветок, пестрящих уровнем погруженности в криминалитет Найт-Сити похлеще гирлянды на Рождество. Это правило игры тебе знакомо: бизнес там, где людям некуда тратить бабки. 

      И судя по тому, какие люди лезут туда, в этом чертовом Нью-хрен-знает-что этим затворникам явно тратить бабки было некуда. 

      Нужно было остановиться. Перевести дыхание. Бус на месте, так что время у тебя еще есть. Оранжевые комбезы, в которых вас – бустер говорил, что туда везут типа желающих исправления заключенных, с ключевым словом «типа» в формулировке – должны выдать уже внутри, так что по поводу этого дерьма волноваться не приходится. Пушку однозначно отберут, если не присобачить её куда-нибудь и не вытянуть потом, пока арасакские секьюрити будут клевать носом. С патронами проще, на них вроде как эмбарго не распространяется.

 

      Каэли работала каждый день, по двенадцать часов в сутки, шесть дней в неделю. Затем она работала по четырнадцать часов, затем по восемнадцать, пока не начала оставаться в офисе на всю ночь напролет. Рабочая неделя растянулась до семи дней, и из-за того, что она стала плохо спать, её состояние значительно ухудшилось; кроме того, пришлось обходиться перекусами в ближайшем кафетерии, чтобы хоть как-то поддерживать себя на плаву. 

      Дело было в том, что работодателю Каэли не нужны были её гениальные, воистину необходимые для всего человечества разработки дронов обслуги. Работодатель считал их бесполезной попыткой сэкономить человеческое время, он говорил, что без труда люди вообще перестанут что-либо делать, кроме того, чтобы переворачиваться на диване с одного бока на другой во время просмотра телевизора. Работодатель был консервативен в своих взглядах, и современные поколения считал ленивым и пассивным, не желающим тратить время на достойные занятия: из-за этого Каэли пришлось не только заниматься своей работой, но и дополнительно заниматься тем, во что она верила, чтобы однажды всё-таки воплотить свою мечту в жизнь.

      И вот однажды, самым обычным утром, Каэли проснулась на клавиатуре, которая отпечатала у неё на щеке забавные квадратики, и увидела на столе утреннюю газету. 

      Утреннюю газету, в которой сообщалось, что Уильям Джей Уоллес запускает передовой проект по созданию города будущего, известного как Нью-Родос.

      Города, открытого для каждого, кто готов трудиться во имя общего блага.

      Выбери Нью-Родос, как это сделала Каэли Кинг.

      Выбери будущее.

 

      Ладонь кровоточила. Хрен с ней. Ты сунула руку в карман – нащупала там мятые купюры евробаксов.

      И всё.

      Внутри тебя что-то оборвалось: к горлу подступил тошнотворный ком, глаза заслезились, как от струи перцового баллончика в морду. 

      Та сраная черная карта, которую тебе подогнал бустер в качестве оплаты, исчезла. Сраная карта, которую ты хакнула и в которую вбила свой профиль, данные и прочую дребедень, попросту растворилась хрен знает где.

[Admiral 3 508]

Дерьмо.

Обычно его красноречие работало. Работало на девах, работало на дельцов, работало на сотрудников. Но здесь - не вышло. У него вконец вылетело из головы, что вождь такого племени - не может быть только умным. Он должен быть сильным. Самым сильным.

Дерьмо.

Когда его все таки привели к Колдуну, он увидел... Ну, во первых, он жив и более менее здоров. Синяки, скальп... Супер, скальп. Он посмотрел на бедолагу, что валялся у его ног, что выглядел... А черт его знает, как кто, или что он выглядел. Но факт - он живой. И его он не сможет вытащить отсюда.

Дерьмо.

-Боюсь, у меня плохие новости. Кто ты такой? И что ты делал, что они с тобой проделали все это? Химикаты, яды, газ распылил? 

[Gonchar 4 767]

Обжигающая боль в ладони отступила куда-то назад, оставшись выворачивающим зубным зудом где-то на переферии сознания. Весь мир сжался до одной точки, выворачивающей внутренности раскалённым паяльником тревоги и страха. Она облажалась. Как-то, каким-то чудесным образом она сказочно облажалась. Кто-то в толпе вытянул из кармана карту? Выронила по дороге? Оставила в капсуле? Пот прошиб всё тело Каэли, бросая то в холод, то в жару. Во рту пересохло и язык настойчиво прилип к нёбу, сдерживая полный ненависти крик. Ей хотелось убежать, взорвать всё это, взорвать этот чёртов мир, который был так несправедлив. Зачем вообще что-то делать, когда тебя каждый раз так и норовят пнуть металлическим заострённым каблуком в лицо? 

Она закрыла заслезившиеся глаза и сжала до боли зубы, стараясь не дрожать и считать про себя. Раз, два, три, четыре - вдох и выдох. Каэли выпустила отравленный воздух Найт-Сити сквозь ноздри и до боли распахнула глаза, напоминая до боли удивлённого кареглазого щенка собаки какой-то курчавой породы. 
В конце-концов на этом жизнь не закончилась. Не стоит унывать раньше времени, пока тебе не приставили к затылку ствол и не спустили курок. Если бы она отчаивалась, то никогда бы не вытянула из тех мест, где родилась и откуда выбралась точно токсичный зомби из груды металлических обломков в голофильме "Бродячие мертвецы". В конце-концов жизнь прекрасна, разве нет?

Звучало очень противоречиво, но ей было плевать.

Думать, нужно было думать как выбраться из этой внезапно распахнувшейся под ногами ямы. Её ПП можно было привинтить под днище автобусе, а затем пронести под жёлтым дождевым плащом, в который она сейчас куталась. Нужно было просто выхватить момент. Карта...карта, карта, карта.
Девушка стала кусать губы, с тихим пощёлкиванием вращая тонкие пальцы металлической руки. У этих бродяг должна быть карта, иначе они бы здесь не были. Глаза лихорадочно забегали по толпе, вычленяя отдельных личностей с едва слышным жужжанием левого кибернетического, идеально повторяющего движения правого мясного. 
Можно попытаться вытащить из кармана, как наверняка сделал кто-то из них с ней самой. У Каэли не было сомнений, что это сделал кто-то из присутствующих здесь кусков дерьма. Можно попытаться сманить кого-то из этих в переулок, напирая на кусок мяса у них между ног. Но на это надежд было меньше, так как Каэли куда привычней иметь дело с механизмами, чем с людьми из плоти и крови. 
Да, первый вариант кажется надёжнее, хотя и опасней. Но она не собиралась тормозить, дойдя до этого хренового момента.

Стащить карту из кармана зазевавшегося доходяги оказалось куда проще, чем Каэли себе  представляла. Какой-то придурок с кислотным ирокезом и лицом, обмазанным светящимися татуировками, пялился в экран на своей киберруке и совсем не смотрел по сторонам. Фатальная ошибка в Найт-Сити, где зазевавшийся очень быстро шёл на кебаб в переулочном киоске с голограммой "W".
Но в этот момент ему повезло - его всего-то лишили возможности пройти контроль в Нью-как-его там. Каэли стала резво нырять между обтирающимися в толпе телами, сжимая механическую ладонью заветную чёрную карту, а с её губ не сходила маниакальная улыбка. Её переполняла радость, ей хотелось петь, прыгать, обнимать людей, обнимать столбы, зарядить с ноги очередному обрыганному телу в переулке просто за то, что тот посмел лежать на её пути и омерзительно вонять протухшей капустой.

Осмотревшись по сторонам и не обнаружив излишне любопытных зевак, девушка приблизилась к мерцающему в пасмурном утре бледным светом банкомату. Его мелкий подрагивающий экран выводил синими буквами "ATM" и предлагал ввести в него карту.
- У меня есть кое-что более пошлое для твоих разъёмов, малыш. - проворковала Каэли, сдёргивая с плеча сумку с патронами и кучей технической требухи.
Первым делом она обмотала свою кровоточащую руку белой тканевой клейкой лентой, чтобы хоть как-то притормозить кровь и перестать пачкать ей всё, до чего приходится дотянуться. Благо что в таком одержимо-приподнятом настроении она вообще мало ощущала боль.
 Синей же изолентой она обмотала кончики пальцев. Никогда не знаешь, когда притронешься к оголённому проводу. Взъерошив каштановые кудрявые волосы и радостно улыбнувшись нервно задёргавшемуся экрану банкомата, Каэли надвинула на лицо глубокий капюшон своего прорезиненного жёлтого плаща и стала извлекать ворох кабелей, проводов, передатчиков, анализаторов. Несколько направленных мыслей в кибернетическую руку заставили с жужжанием раскрыться её пальцы, демонстрируя целый набор из инструментов. 
- Раскрой для меня свою душу, кроха. У нас тут небольшая операция по смене пола... - нашептала девушка банкомату и с воодушевлением стала впиваться в его металлическую плоть.

Никто не слышал его отчаянных криков, его электрические сигналы в общую сеть тонули в присунутом демпере. Никто не обращал внимания на конвульсии электрических потенциалов, заставляющих провода выгибаться в зубодробительных спазмах. А Каэли с лицом освещённым мертвенно-бледным сиянием изменяла, модифицировала и точечно перепрошивала, едва ли не сжимая в руках выпотрошенные платы.

Самое настоящее кибернетическое, мать его, гуро. Коды и протоколы сдавались под маниакальным напором безумного техника, раскрывая свои пошлые глубины и мягкое нутро для острого техногностического скальпеля эмпирического познания всех сочных электрических глубин. 

Обратно Каэли возвращалась вприпрыжку, точно получившая драгоценную конфету. И эту чёрную пластиковую конфету с новой жизнью она крепко сжимала в ладони, спрятанной в карман. Уж теперь она ни за что не отпустит свой билет. А за её спиной в переулке развалилась точно изнасилованная львом-экзотиком груда металла, которую уже вряд-ли что-то вернёт к прежней жизни.

Изменено 4 декабря, 2018 пользователем Gonchar

[Leo-ranger 383]

Кто-то иной бы первым делом закурил сигаретку, бросил бы окурок на землю и пошел бы заниматься исследованием дивного нового мира, который закроется лет через пять потому что очередная журналистическая проститутка все же докопается до правды. К сожалению, я не курила.

Кто-то иной наверняка пошел бы искать улики прямо с места, расспрашивать людей и прочее в таком духе. К счастью, я слишком хорошо знала, что в таких местах спрашивать вопросы прежде, чем ознакомишься с местностью. Ни один детектив не доверял людям если он хотел делать свою работу успешно. Я привыкла не доверять людям вдвойне, при всей моей горячей любви к человечеству. 

Кто-то иной придумал бы, что делать дальше. Я решила просто разведать обстановку.

"Пиано-бар". Какое тупое заведение. Кажется, нужно было нанести ему визит.

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А 

 

      Оскальпированный «колдун» напряг желваки, оголил ржавые зубы под кровоточащими деснами: ты увидел, как на шее выступили струны натянутых жил, буквально рвущиеся сквозь кожу через гримасу чудовищной, невыразимой боли. Из заплывшего глаза сочилась какая-то слизь, жирно поблескивающая в долетающих снаружи отсветах, стекающая по щекам вязкими бордовыми сгустками. Ты смотрел на него, на его агонию, с плохо скрываемым отвращением: он шевелился, двигал мышцами лица, он еще не был физически мертв – но в нос уже бил запах разложившейся плоти, запах посиневшего трупного мяса, вспухшего и ломтями отходящего от черепа.

      Да, ты понимал, что он всё еще был человеком, все еще дышал, все еще чувствовал боль – но сейчас, зарытый под слоем мусора, окровавленный и неподвижный, он казался на своем месте.

      Часть хлама.

      — Плохие новости, да? — «колдун» посмотрел на тебя единственным целым глазом, посмотрел на тебя сквозь кровавую пелену лопнувшей капиллярной сетки. — У тебя для меня плохие новости? 

      Его лицо исказилось подобием улыбки, каким искажаются лица отпетых психопатов, торчащих с того, как их жарят на медленном огне: бордовые бреши раскромсанной плоти налились темной влагой.

      — Послушай меня... Просто... Черт, — голова забилась в кашле, затряслась в судороге. — Ты, сука, должен меня отсюда вытащить, ты понял? Ты что, думаешь, тебя сюда послали просто так? Я тебе не сраный набор полигонов в какой-то невнятной бродилке. И какая разница, что я здесь делал? Я выполнял работу, за которую мне платят. Как и ты, так что...

      Он снова закашлялся: из его рта разлетались красные брызги, из глаза наливались солеными каплями слёз. Внезапно в пещере стало светлее: сопровождавший тебя воин одернул ткань и внимательно смотрел за тем, что происходит внутри. Затем, увидев, что ты его не душишь в попытке избавить от наказания, снова исчез за сшитыми в тряпичное полотно лоскутами.

      — Так что ты должен меня вытащить. Ты понял? — «колдун» поднял взгляд на тебя, посмотрел тебе в лицо. Он выглядел жалко, но не настолько жалко, чтобы согласиться умереть здесь. — Я, мать его, профессионал, ты понял? Я прошит аугментациями до мозга костей. Они не могли меня просто так взять – этим мусорщикам кто-то слил план операции. В Цитадели есть крот, и я единственный, кто знает его имя. Ты должен меня вытащить.

      Колдун кое-как оттянул голову в сторону, настолько, насколько ему это позволяла ситуация – и ты увидел, что плоть на его шее отходит ровным, буквально хирургическим разрезом, открывая совсем не кровоточащее мясо.

      Там, где его череп должен был крепиться к мышцам и позвоночнику, было переплетение тугих армированных кабелей.

      — Тебе нужно перерезать мне мясо на горле, понял? — проговорил он. — И дернуть за кольцо, чтобы снять башку с мозгом с тела. Не волнуйся, — криво усмехнулся колдун, глядя на твою оторопевшую физиономию. — Она у меня съемная.

 

 У_Т_Р_О 

М А К С И Н  Т О М П С

 

      Ты набираешь текст на клавиатуре, смотришь в белые буквы на фоне гранитной серости, высветленной питанием монитора. Моргаешь пару раз в минуту, чтобы глаза вскипели от сухости пикселей: пропечатываешь каждое слово, уповая на фантасмогоричные образы нейронов в твоей голове, которые ты решаешься переложить в доступный человечеству вид. Пьешь концентрированный витамин, по вкусу разведенный с водопроводной водой в пластиковой прозрачной бутылке из-под сока. Шевелишь ягодицами на шишке вспухшего геморроя, так и норовящей лопнуть под давлением твоего тела. Тире, точки, кавычки-елочки – горячие наборы клавиш, на которых давно стерты белые опознавательные знаки: используешь их, как придурки, печатающие траншеями из пробелов в низкопробных гонзо-журналистских статьях. Тире, точки, кавычки-ёлочки. Альт. Ноль. Один. Семь. Один.

      Ты набираешь текст, в сотый раз набираешь комбинацию кавычек-ёлочек – и вдруг документ решает, что да пошел ты.

      Ты смотришь на пустой лист, наполовину съеденный нетраннерами из вольных медиа, что решили докопаться до правды. Ты смотришь на послание, которое они оставили тебе перед тем, как ты понял, что у тебя только что украли контент.

 

      Ты открываешь документ: снова ставишь первую точку в первом предложении. Если ты не допишешь, никто не узнает о дерьме, что творилось в Нью-Родос лет пять назад. Если не допишешь, твоим резюме можно будет только выполнять процесс дефекации. Добро пожаловать в 2025, смартбой.

      Ты открываешь документ. Ставишь последнюю точку в отрывке про корпората, которому предложили буквально унести на себе чужую башку. Что там теперь?

      Ах да. Максин Томпс.

      

T H E  F U T U R E  I S  N O W

 

      Кто-то иной придумал бы, что делать дальше, пока ты стояла у голографической карты и смотрела на выступающие модели зданий с обведенными подписями к ним.

      К сожалению, ты не думала.

      На карте градслой был высвечен зеленой палитрой, тускло пробивавшейся сквозь голографическое мерцание: должно быть, этот цвет успокаивал, вносил безмятежность в бытовую суету, придавал картонным декорациям самого лучшего места на Земле тон экологического окраса. 

      К сожалению, в жизни всё было куда картоннее.

      Ты шла по парковому лабиринту из искусственно-живой изгороди, ярко горящему в стеклах отраженным солнечным светом. Шла по белому пластиковому настилу, проложенному через зеленый газон, шла мимо фонтанов, из которых били вверх струи воды, созданные голограммой: шла вперед, убегала от собственной фигуры, преследовавшей тебя отражением с каждого здания, выстроенного из стекла – то есть, бежала буквально от каждого здания.

      Но отражение не отставало.

      «Зеленый». Будто сошел с постеров ретрофутуризма, будто вырос из-под земли наперекор удушливой кибердистопии в Найт-Сити, съедающей людей заживо челюстями цифровой безнадеги. Белый настил под твоими ногами шел вперед, петлял между саженцами деревьев, петлял между зеркальными стенами. Ты тоже петляла – между затянутыми в стиль денди метросексуалами, между счастливыми парами людей в классических брюках и белых блузках, рядом с которыми плыли дроны сферической формы, управляющие коляской с помощью механических манипуляторов. Петляла своим шрамом между пластиковыми выражениями улыбающихся лиц, пока голова разрывалась от музыкального сопровождения преследующей тебя радиотрансляции, которую проигрывал хор белых рупоров. Не хватало только патриотических выступлений от какого-нибудь Джона Генри Эдема, чтобы вся эта патока декоративного счастья превратилась в полный дурдом.

      Пряничный городок шестидесятых из американской мечты. Изумрудный Город из страны Оз, доживший до четвертой промышленной революции с тошнотворным зеленым фильтром в качестве элемента атмосферы.

 

      Белый фасад, стекла в рамке из металлических балок, выкрашенных золотом. Пластиковый интерьер внутри, наполовину завешенный красной тканью, наполовину закрытый от пластикового мира снаружи: архитипичное заведения для этого градслоя, с черно-белыми клавишами синтезатора с аналоговым моделированием над черно-белыми квадратами выложенной на полу плитки. С черным кофе в белой керамической кружке.

      Пока ты подходила к пиано-бару, ты уже поняла, что с ним не так. Пока ты подходила к пиано-бару, ты уже поняла, что он закрыт.

      — Добро пожаловать: Максин Томпс. Вы прибыли на ваше место работы: пиано-бар «Белый Шум», — озвучил бегущую голограмму строки мягкий механический голос. — Должность: посудомойка. Спасибо за ваше участие в проекте.

      И дверь вдруг открылась, приглашая тебя внутрь.

      — Добрый день! — услышала ты, и, когда повернулась, чуть не лишилась зрения от ослепительной улыбки выбеленных зубов.

      Это был белый мужчина: пожалуй, определение цвета кожи и пола было единственным способом отличить одного человека от другого в этом театральном мире пластиковой анимации лиц. 

      — Первый день? — он улыбнулся еще шире, и сияние света из его рта теперь было видно из космоса. В глазах его замер восторг: — Здорово здесь, правда?

      Ты огляделась по сторонам. Глаза цеплялись за искусственную траву, за белый пластик, за киоск с газетами. Проводили взглядом мужчину на велосипеде с автоматическим пилотированием. Группу детей в костюмах бойскаутов. Солнце палило нещадно, но ты не заметила, чтобы пластиковые клоуны здесь выражали хоть что-то, кроме эмоций абсолютного счастья.

      Здорово здесь, правда?

      Неправда.

 

 У_Т_Р_О 

К А Э Л И  К И Н Г

 

      Блаженство для милосердных, снисходительных, верных заветам невидимого существа, восседающего за свинцовыми облаками, до которых не достают небоскребы Найт Сити. Ты вдруг вспомнила очередь в «Ложу Пророка», толпу из немытых муслимов, желающих получить ключ от рая через припадок наркотического прихода, с веществами, превращающими кровь в хрень похлеще уксусной кислоты: представила, как они молятся перед неоновыми свечками, как мечтают о ключах в Рай. В место, где воплощаются в жизнь любые несбыточные мечты, вроде розового кадиллака для матери Элвиса или секс с двумя гуриями одновременно. Рай. Что-то вроде мира, который по велению мастера крутится вокруг тебя, если ты счастливая обладательница вагины.

      И прямо сейчас от такого сказочного места у тебя как раз была пластиковая ключ-карта.

      И плевать, что для этого кто-то прошел естественный отбор по критерию невнимательности, верно?..

      — Дальше, — произнес человек. Именно человек, с выбритыми бровями, с волосами, которые были пострижены коротко с одной стороны и свисали розовой челкой – с другой: именно человек, без определенного пола, он-она, затянутое в серый комбинезон и сжимающее небольшой прибор вроде медицинского чекера.

      Дальше – и ты шагнула вперед, не выбиваясь из очереди в этот сраный школьный автобус, который отвезет тебя в дивный новый мир дивных новых евробаксов в кармане.

      Очередь двигалась достаточно быстро. Твоя сумка предусмотрительно полегчала, когда пушка осталась под днищем автобуса: крутые парни с масками из черного стекла и с пушками монструозных размеров в руках уже успели прошмонать тебя, потыкав дулом по выступающим частям тела. То же самое они проделали со здоровенным боровом перед тобой, на шее которого виднелась размытая татуировка какой-то уличной банды бустеров: то же самое они проделали с девушкой позади тебя, которая из-за жары закатала рукава олимпийки и открыто демонстрировала обколотые вены.

      Это они настолько тупые, что даже не пытаются скрыть скам своего нижнего белья, разящий запахом криминального подполья Найт-Сити, или ты просто чего-то не понимаешь?..

      — Дальше, — и боров перед тобой поднимается вверх, едва умещаясь в проходе.

      Ты шагаешь вперед, и шанс проверить половую принадлежность существа перед тобой оказывается на расстоянии вытянутой руки.

      Ты прикладываешь черную карту к считывающей панели. Смотришь, как разбегаются голограммой символы.

      — Кровь, — произносит это, и ты обливаешься холодным потом, выставляя руку перед собой.

      Твою мать.

      Палец протыкается легким уколом, холодные руки этого выдавливают из тебя каплю крови.

      Оно смотрит на голограмму. Оно смотрит на прибор.

      Затем еще раз.

      И еще.

      И через мгновение, когда ты уже было собираешься что-то сказать, оно отпускает твою руку.

      — Дальше.

 

      Внутри автобуса было разделение по капсулам. Такое ощущение, что тебя снова пытался сожрать неоплаченный «гроб» – в них нужно было переодеться в оранжевые комбинезоны, как того требовал ваш бесполый проводник. Такой, судя по всему, была твоя униформа в городе наступившего будущего. Вас настоятельно просили переодеться заранее.

      Ты переоделась прямо перед тем, как выйти наружу.

      Пока вам объясняли детали пребывания в Нью-Родосе – талмуд скучных правил по тому, что делать нельзя и что делать нежелательно, – ты разглядывала окружающую вас стену. Это был распредительный лагерь работ, веранда на входе в город: наёмников тут крутилось едва ли не больше, чем во время войны – на фронте. От зноя слегка болела голова, от блеска с оранжевого комбинезона, из-за которого вы стали напоминать корзину мандаринов, резало глаза: когда ты перевела взгляд на одно из широких окон в металлической стене, оно вдруг закрылось опущенными жалюзи.

      Бустеров, наркоманов и прочих типичных жителей Найт-Сити здесь было чересчур много: распределительный лагерь больше напоминал внутренний дворик в исправительной колонии, а если учесть, что некоторых из бустеров здесь ты знала, то колония явно должна была быть строгого режима.

      Здесь собрали всякую шваль.

      И судя по тому, что ту девушку, что была в олимпийке, сейчас два бустера тянули за локти в выделенную им палатку, пока охрана смотрела в другую сторону, у этой швали сейчас был шанс оттянуться по полной.

      И всем было плевать.

      Ты огляделась по сторонам. Палатки с твоим именем нигде не было: была палатка с именем Макото Мэзэру, и ты решила, что почему бы и нет.

Изменено 6 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Gonchar 4 767]

Солнце опаляло глаза, так и норовя превратить их в два шкварчащих на сковороде глазниц яйца в смятку. Традиционное китайское блюдо - доставай палочки и наминай! Каэли наморщила нос и сощурилась, приставляя перемотанную ладонь ко лбу и оглядываясь по сторонам. В ярком утреннем свете мелкие веснушки на её бледной коже выделялись ещё ярче, обещая стать ещё больше. Но тут хотя бы не воняло вечной токсичностью Найт-Сити...здесь воняло совсем другим спектром ароматов. 
Люди копошились вокруг точно россыпь вшей на шее хромой дворняги. Только вши эти были ярко-оранжевого цвета как россыпь генетически модифицированных мандарин, привезённых в биомаркет прямиком из Европы. Бустеры стремительно обживали отведённое им пространство, расползаясь активней хищной плесени. Они столбили места и наводили свои порядки в рамках дозволенного, принося с собой запах моральных помоев и деградации. Не человек красит место, говорите? 

Каэли хмыкнула себе под нос и пробормотала что-то бессвязное, сама не понимая зачем. Но ей просто хотелось выговориться, а цели приложения усилий не было. Всё слишком явно отдавало ощущением старого дома. Кажется сверни ещё за одну палатку - и до тебя донесётся советский гимн и нестройный рёв бывших русских военных. От последней мысли у девушки немного потеплело на душе. В конце-концов какой бы швалью не были бустеры - среди них можно было найти достойных людей. Часто напрочь отбитых, но достойных. 

- И как долго мы вообще должны тут торчать?  - спросила Каэли саму себя, ощущая атмосферу какой-то недосказанности.
Это не было похожим на рекламу в Сети. По крайней мере она сильно сомневалась, что граждан будущей корпоративной утопии будут пропускать через такую клоаку. Какие вообще граждане получатся из кучки бустеров? Нет, тут что-то явно не клеилось, но она пока что не могла понять что именно.
Хмыкнув, она нырнула на мгновение в палатку с именем ограбленного ей простофили. Но не обнаружила ничего, кроме синтетических складок ткани и двух лежаков. Не оставшись удовлетворённой, девушка вылезла обратно и решила, что сейчас самый отличный момент достать свой ПП из-под днища автобуса. Уж она-то знала, что если ты попадаешь в такую среду - 12 миллиметровые аргументы куда убедительней слов. 

- Среда, питательная для бактерий и плесени. - бормотала она себе под нос, направляясь к автобусу и поблескивая гладкими панелями своей кибернетической руки, на которой она закатала рукав комбинезона по локоть. Каэли не собиралась быть типичной мандаринкой в морозильнике.

Однако надеждам незаметно шмыгнуть к автобусу положил конец здоровенный охранник с демонической пушкой наперевес. Он сделал широкий шаг наперерез девушке и ткнул ей в грудь своим стволом. Нет, не тем стволом!
- Э, малявка. - прорычал он сквозь динамик в шлеме. - А ну пшла обратно. К автобусу не подходить. 
Каэли задрала голову вверх, хмуро взирая на непроницаемое зерцало шлема верзилы и скривила губы, бессвязно что-то шипя. Но злить этого наёмника она не собиралась. А потому послушно склонила голову, давая каштановым вьющимся волосам скрыть её лицо и отступила назад.
- Ладно-ладно, я просто хотела посмотреть. - пробормотала Каэли, и развернулась обратно.

Недовольно выдохнув, она стала медленно брести обратно без какой-либо цели. Скучно, скучно, скучно. 
Но тут её взгляд зацепился за людей, стоявших чуть поодаль от автобуса и крайне похожих на их вожатого-бойскаута. Такие же андрогинные черты, почти такой же комбинезон (только у этих он был серебристым), и такие же идиотские причёски. Возможно, они могут что-то знать?

Хмыкнув, Каэли широким шагом направилась к застывшим как истуканы людям.
- Эй, ребят! - она окликнула их издалека и помахала кибернетической рукой, озаряя собственное лицо широкой улыбкой. - Слушайте, вы не подскажите, когда нас всё-таки пустят в Нью-Родос? Ребята там не очень общительные, знаете...
Она закатила глаза и ткнула большим пальцем себе за спину, где копошились вши-мандарины.

[Admiral 3 508]

Неожиданно, фраза "А голову ты не забыл?", заиграла новыми красками. Если точнее, то красками ржавчины, крови, рваного мяса, мусора. Ну и запах соответствующий, конечно. Он немного отодвинулся даже - хотя, чему ему было удивляться? В его подельниках ходила увешанная имплантами дама, которая сама больше походила на компьютер, чем на человека. А здесь... Ну, человек ответственно подходил к своей работе, если честно. Но неожиданно, в голову Джо Маглы закралась совершенно не подходящая ситуации мысль, которую он не применил озвучить.

-Что же ты к своей голове ножки не приделал? Или пропеллер? Убежал-улетел бы - и нет проблем. 

С усмешкой сказал он, оглядывая его "камеру". И как ему его отсюда вытащить, мм? Задачка конечно... Может, как то незаметно пронести его под пиджаком? Или переулками как-то уйти отсюда. А что делать с охранником? Его не купишь, это без вариантов. 

Что тебе делать, делец?

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А 

 

      Ты смотришь на говорящую голову, выбалтывающую тебе детали плана. Ты выпускаешь полу-шутку, не лишенную рациональности. 

      Рациональную, потому что наёмник действительно мог предположить подобный исход и подстраховаться.

      Шутку – потому что выглядела бы башка, парящая на пропеллере, действительно по-идиотски.

      — Ты, мать твою, хочешь поделиться со мной советом на будущее? — колдун схаркнул снова, плотным кровавым сгустком туберкулезника. — Дергай за гребаное кольцо, слышишь? 

      Что делать? Оставить этого киборга здесь, вмурованным в мусор, и покинуть это чертово место. Это будет честно по отношению к Рельсу. Честно по отношению к мертвым номадам, которых отравил нанятый верхушкой Нью-Родоса колдун. Кем-то, может быть, даже самим Уоллесом.

      Или дернуть за кольцо. Вытащить голову. Ты ведь не убьешь его, верно? Не убьешь его, если он тебе не лжет, и это кольцо не окажется чекой от связки гранат, которую вшили ему в тело в качестве последнего шанса избежать плена и пыток. Говорят, японские ниндзя откусывали себе язык, захлебываясь кровью или – если им везло – умирая от болевого шока. В сравнении с пребыванием здесь, обездвиженным кучей отходов, смерть не кажется таким уж дерьмовым вариантом.

      Или дернуть за кольцо, вытащить голову и – если он тебе не лжет – вытащить колдуна отсюда живым. Эти подонки здесь, погрязшие в мусорно-племенном строе, легко внушаемы: вряд ли они вообще могут подумать, что можно вытащить чью-то голову из тела, не оставляя человека мертвым. И ты вполне мог бы убедить их в том, что это – их лучший вариант остаться без проклятий со стороны колдуна. Да, ты солжешь им, предашь их слово – но ответь себе честно, корпорат, разве не в этом заключается смысл твоей жизни?..

      Голова хрипло прерывает твои размышления. 

      — Если ты не вытащишь меня отсюда – я найду тебя и порежу на куски, как свинью.

      Лимит времени исчерпан – даже тот, что ты взял в кредит.

 

 У_Т_Р_О 

К А Э Л И  К И Н Г

 

      Парни, девушки – существа в серебряных комбинезонах привлекли твое внимание так же быстро, как привлекают внимание детей внезапно запущенный в небо фейерверк или развороченные внутренности бомжа, увиденные на скользкой обочине. 

      Ты успеваешь разглядеть их, безжизненно смотрящих вокруг, синхронно поворачивающих головы в одну и ту же сторону. Ты успеваешь разглядеть вычурные сенсорные деки у них на руках, вроде многофункциональных микрокомпьютеров, закрепленных на запястьях: смотришь на лица альбиносов сквозь ворох неразборчивых голографических символов, половина из которых невидима твоему глазу – зашифрована под определенную волну зрения определенной колбы-приемника для киберглаза. Ты успеваешь подумать, что хитро они это придумали. Лаконично и просто.

      Ты успеваешь сделать по направлению к ним с десяток шагов, прежде чем они синхронно поворачивают головы, глядя на тебя. Ты успеваешь понять, что они стоят поодаль от всей этой цитрусовой швали, разбросанной за твоей спиной, как гнилые плоды. Ты успеваешь заметить, что отчего-то никто не подходит к этой троице так же близко, как сейчас собираешься подойти ты: никто, то есть совсем никто не приближается к ним, обходя их, как законопослушные граждане проходят стороной переулок в Комбат Зоне, из которого доносятся громкие женские крики о помощи.

      Ты даже успеваешь заметить недоуменные взгляды, впившиеся тебе в спину, как китайские иголки на сеансе иглоукалывания. 

      Ты успеваешь сократить расстояние до десяти шагов, прежде чем слышишь выстрел – сдавленный хлопок воздуха, не сопровождаемый ни электрическим треском, ни шипением магнита: на девятом шаге ты чувствуешь толстую иголку в руке.

      Успеваешь понять, что это за хрень растекается по оледеневшему, потерявшему чувствительность телу.

      Нейротоксин. В лучших традициях нелетального жанра.

      Валишься навзничь на половине шага, потеряв равновесие. Вестибулярный аппарат переживает состояние, какое переживает стрелка компаса, окажись она ровно на Северном полюсе – крутится, как Станиславский в гробу на премьере очередного шедевра из Студио Сити.

      Ну что за срань.

      Лежишь на спине, опрокинутая жизнью, решившей поиметь тебя в позе наездника. Наверное, больно приложилась затылком. Наверное, содрала кожу на копчике. Наверное, сейчас тебя стошнит от дерьма, влитого тебе в кровь через дротик. Наверное – это единственное слово, которое сейчас имеет смысл.

      Наверное.

      На фоне заливающего глаза монохрома ты успеваешь заметить, как к тебе подбегают черные тени солдафонов. Берут тебя под руки, если эти две обвисшие конечности сейчас вообще можно назвать руками. Твое угасающее сознание заботит вопрос, сходила ли ты в туалет, иначе содержимое мочевого пузыря сейчас растекается за тобой мокрым шлейфом.

      Наверное, всё же сходила.

      Наверное.

      Ты успеваешь заметить, как автобус, на котором ты прибыла, заводится. Как он трогается с места, делая крутой разворот. Как скрывается за металлической перегородкой пропускного пункта, отправленный за очередным привозом.

      Семь, мать его, сотен за пушку только что улетели в выхлопную трубу.

      Ну что за...

 

 T H E  F U T U R E  I S  N O W

 

      БОЛЕЗНЬ – ФИЗИЧЕСКАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ ЛЕНИ.

      Широкие буквы в черной обводке, монументальные и твердые, поучительно взирали на тебя с настенного голоплаката. Жгли глаза: пытались пройти в голову напрямую, без осмысления и раздумий. Оторвать взгляд было так же сложно, как отключиться от контекстной рекламы, помогающей тебе выбрать очередную безделушку какому-то бесполезному человеку на Рождество – однако долго смотреть на неё тоже было невыносимо: хотелось подняться, буквально подпрыгнуть с места. 

      Подпрыгнуть – и броситься что-то делать.

      Болезнь – физическая концентрация лени. Эти буквы появлялись перед тобой с каждой стены, с каждой поверхности, доступной для трансляции: всплывали на полу, на потолке, когда ты отводила глаза. Фон голоплаката при этом двигался, сменялся: демонстрировал преимущества здоровой жизни, вроде прогулок в парке, возможности провести время с семьей, выводил фигуры подтянутых рослых людей неопределенного пола, вроде усредненного образа абсолютно лишенного недомоганий человека, конкретные черты которого дорисовывало уже твое изображение на основе размытых пикселей, подстраивающихся под взгляд со стороны. 

      В какой-то момент ты начала видеть в этом усредненном эталоне человека черты, явно напоминающие твои собственные.

      — О.

      Ты не успела повернуть голову, как к твоей койке подошла женщина: взгляд её неестественно синих глаз – определенно имплантированных – прожигал насквозь. 

      — Вы пришли в чувство. Ровно по графику.

      Вытянутая, в стерильно чистом халате, мешковато лежащем на её фигуре: у неё было две пары рук – типичная Шива больничных коридоров, использующая дополнительные манипуляторы для проведения операций вместо того, чтобы полагаться на стороннюю помощь. Надо признать, движения её были выверенными, эргономичными и быстрыми, почти механическими – значит, ей можно было вверить свою жизнь, оставаясь спокойным за исход операций хотя бы на пятьдесят процентов. Может, именно поэтому этой мед-арахне не требовались ассистенты.

      Или потому, что её строгий требовательный голос всецело соответствовал её сучьему характеру властного тирана в юбке.

      Или и то, и другое.

      — Вы пережили солнечный удар. Разумеется, нелетальный, но на данный момент состояние сканируется, — мед-арахна постучала ногтем третьего указательного пальца по тонкому черному браслету на твоей человеческой руке, всецело поглощенная заполнением электронного отчета. — Ваша аккредитационная карта прошла диагностику. Выявлен ряд сбоев, но ничего серьезного – исключительно незначительные ошибки в системе. Мы обязательно исправим их.

      Мышцы её лица растянулись в ободряющую улыбку – скорее механическую, запрограммированную, нежели искреннюю. Слова о болезни за её спиной пропали – расплылись мотивирующими лозунгами.

      — Ваша сумка определена в квартирный модуль по активированному месту жительства, блок номер тринадцать. Если покинете Лимб прямо сейчас, то как раз успеете зайти домой перед утренней соцмотивацией на Площбуд. — мышцы прекратили сокращаться ради тебя, монотонный металл в голосе ударялся об затылок гулким эхом. Третья рука протянула тебе черную карту, глаза прищурились в выражении сочувственного понимания, уголки изогнулись в улыбке.

      — Добро пожаловать в Нью-Родос, Макото Мэзэру.

 

 T H E  F U T U R E  I S  N O W

 

      Выход из "Лимба" был быстрым. Ноги казались поролоновыми протезами: ты даже не подозревала, что коленные суставы могут гнуться во все стороны света. Каждый шаг был, мать его, новым анатомическим открытием. 

      Оранжевый комбез с тебя стянули, пока ты была в отключке: теперь на теле топорщилось серое рубище балахона, лишенное опознавательных знаков, а также, похоже, лишенное четкого размера или хотя бы эскиза, по которому подобное вообще можно было сшить. Под ним у тебя была серая майка на голое тело: ты даже расщедрилась на мысленную едкую благодарность, что с тебя не стянули твои трусы, купленные в Найт Сити.

      Перед выходом мед-арахна нагнала тебя: всучила пачку капсул, по размерам подходящим только для отверстия на браслете, предложила чашку тонизирующего эспрессоматика и пожелала выполнения плана. Она говорила на стритсленге – но на неразборчивом, используя укороченные слова и диктуя их монотонно. "Выпплана вам, Макото" — и проход "Лимба" закрылся  пластинами толстенного акрилопласта.

      Выпплана вам, мать твою.

      Город вокруг был грубым: он царапал зыбкое небо шпилями, вгрызался в землю мощью конструкций, крупномасштабностью и суровой брутальностью бетонных объемов. Неприглядный, жесткий урбанизм железобетона вокруг бил в глаза, экспонировался в лицо естественной честностью материалов, подавлял сложностью композиционных решений: массив, кричащая смелость падали на тебя, крушили, как крушит человека вся сложность жизни.

      Ты стояла на улице, смотрела по сторонам – и чувствовала, что тебя будто молола бетонными шестеренками огромная человеческая мясорубка.

      И либо бозос действительно не знал, что происходит по ту сторону от гейтов въезда в Нью-Родос, либо таким и было нагрянувшее будущее.

       Сука.

      Люди, массы людей шли по улицам толпами, стекались в одну сторону строем из зомбированных муравьев, ручьем из однородной массы. Ты выхватывала в этой толпе лица – кривые ухмылки отпетых бустеров, бледнокожих торчков, исполосованные шрамами скулы боргов с мертвенно-спокойными глазами: ты выхватывала эти лица, лица моральных уродов, лица насильников и убийц за дозу "чоха" – и не верила, что они шли в одной колонне со статными, широкоплечими и улыбающимися людьми, рабочие комбинезоны которых сидели так, словно это была их вторая кожа.

      Тысячи ног не могли шагать в едином строю добровольно – но они шагали, и поступь эта была подобна громогласной поступи поднимающейся индустриализации.

      Ты сделала шаг – и справа от тебя загорелся широкий черный столб, который ты поначалу приняла за конструкцию из погашенных прожекторов. Он загорелся пирамидой из мониторов, подернутых помехами: картинка гуляла, дрожала – и безвозвратно отнимала твое внимание от грандиозного шествия.

 

ВЫППЛАНА  

Hide  

      Ты посмотрела на карту градслоя, продираясь зрением сквозь алый глитч: шествие и не думало оканчиваться, прущее вперед, как локомотив бесконечного поезда. 

      — Мистер Мэзэру? — прозвучало сзади, и ты обернулась.

      Ты обернулась – не потому, что была этим гребаным мистером Мэзэру. Ты обернулась потому, что прекрасно понимала, что больше здесь не к кому сейчас обращаться.

      Арасаковец. Из тех, что ходили среди вас, когда вы таскали оранжевые комбинезоны, бродили среди палаток из полимера. Из тех, что выстрелили в тебя из ружья-транквилизатора.

      Что сказала мед-арахна? Солнечный удар?

      — Мистер Мэзэру, — наёмник приблизился. — Вы приняли ваше лекарство?

      Он кивнул на капсулы, которые ты держала в руке. Конечно держала, мать твою, тебе было некогда сбросить их, а в этом чертовом мешке, который выдали вместо униформы, карманов не предусматривалось.

      Ты посмотрела на капсулы. Видела их будто впервые, пока барабанные перепонки разрывались чеканным шагом.

 

 

 

Н_Е_Д_Е_Л_Ю__Н_А_З_А_Д

М И Г Е Л Ь  Д И А С

 

      Идти домой пешком. В Найт Сити это была лучшая лотерея: ты будто настраивал софт трансляции на одном из каналов-этажей медианебоскреба типа ДиЭмЭс или Ньюс-54, успешно справился с работой с помощью манипуляции "выключить и включить", получил на свой счет солидный перевод и решил свалить отсюда по винтовой лестнице, чтобы не трястись в лифте с наводящими марафет ведущими дерьмошоу.

      Решил свалить по лестнице – и случайно ошибся дверью, выпав на сцену очередной передачи по промывке мозгов.

      В лицо бьет свет софитов, барабанные перепонки взрываются шумом записанных аплодисментов. Ведущий, напомаженный педик с зализанными фиолетовыми волосами, берет тебя за руку и подставляет под поле зрения камер. Ты идешь за ним. Ты ни черта не понимаешь. Недоумеваешь настолько, что даже думать не можешь. Всё, что ты можешь сейчас сделать – это замереть с глупой рожей, пока онлайн-редакторы пытаются выкрасить твое лицо на картинке хотя бы подобием улыбки.

      Тебе предлагают крутануть "Колесо Фортуны" – круглый диск с ручками, разделенный на сектора. По телеку крутят разноцветное, сияющее всеми цветами радуги колесище, половина пунктов которого обещают сделать тебя чуть ли не повелителем мира – Мастером, владыкой, двухсоткилограммовым эльфом с полутораметровым бататом, какая, мать его, разница? – и бросить к твоим ногам пакет акций от компании-спонсора: ты смотришь на колесо вечерней прогулки по Найт Сити, и понимаешь, что сектора на нём по цвету почти одинаковы.

      Оптимист бы сказал, что цвета ничего не значат. Пессимист бы сказал, что все цвета одного цвета.

      Ты бы сказал, что сектора разделены лишь по признаку разных сортов дерьма.

      Ты выходишь на улицу. Ты крутишь колесо.

      Оптимист бы сказал, что после черной полосы всегда наступает белая. Пессимист бы сказал, что до конца черной полосы может быть еще очень долго.

      Ты бы сказал, что яркость неоновых вывесок всё-таки стоит регламентировать.

      Потому что иногда они ослепляют водителей, несущихся на "красный" там, где сейчас переходит дорогу нетраннер по имени Мигель Диас.

 

 T H E  F U T U R E  I S  N O W

 У_Т_Р_О 

 

      — Ты уверен, что это не дерьмовая идея, Ди?

      Вы растягивали сойкофе. Один на двоих, словно обдолбанную нимфоманку, поднимая картонный стакан с багажника автомобиля в строгой очередности: ты выпил меньше, Кейс – больше, но по факту каждый пил ровно столько, сколько ему хотелось.

      Кейс выглядел устало: после очередного забега его глаза превратились в сплошной синяк, какой отпечатывается на лице после недельной бессонницы. Ты знал это, поэтому не налегал на купленный напиток, оставляя коллеге по цеху большую часть утренней бодрости, сцеженную в стакан.

      — В смысле... Это очевидно, это однозначно дерьмовая идея, Мигель. 

      Вы стояли в переулке, буквально в паре улиц от Корпорат Плаза: оба разглядывали хрустальные башни небоскребов, оба смотрели на алые пятна солнечного света, растекающиеся по стеклу. Вы были достаточно близко от корпоративной элиты, чтобы не особо опасаться шатающихся по Найт Сити бустеров: секьюрити корпов всегда отличались точностью, и всегда – с летальным исходом. Не говоря уже о том, что никто не запрещал им компенсировать меткость энтузиазмом, зажимая гашетку и рубая все сущее свинцовым дождем. 

      И, разумеется, не упоминая безработных соло, которые так и ждут своего шанса показать себя в деле.

      Вы стояли буквально в паре улиц от Корпорат Плаза: именно поэтому, кроме вас и копошащихся подвальных крыс, здесь было пусто. Коллега по цеху, такой же киберковбой, как и ты сам, добивал мятую пачку "Стикс", заполняя все вокруг плотным оседающим дымом.

      Забавно, что даже этот отбитый на голову нетраннер характеризует эту вылазку, как крайне дерьмовую.

      — Людей в Найт Сити сбивают каждый день, Мигель. Я понимаю твой праведный гнев, но черт, это же Найт Сити, — Кейс выпустил облачко дыма, несколько раз нервно ударил по сигарете указательным пальцем, стряхивая пепел на мокрые плиты. — Липовая страховка покрыла твое лечение, удар даже мозг не задел... Хотя в последнем я не уверен.

      Он усмехнулся. Устало. Едко. Сплюнул на стену: слюна засветилась неоновыми красками, будто фруктовое драже. 

      — Хакнуть дату Арасаки, чтобы вытащить запись с камеры и найти этого урода по номеру? — ковбой покачал головой. — Я понимаю, что люди должны отвечать за свои поступки, но твоя сраная принципиальность однажды оставит вместо славного парня по имени Мигель Диас окровавленный труп с простреленной башкой.

      Кейс. Хороший парень. Ты бы хотел считать его своим другом, но другом он тебе не был: скорее, хорошим знакомым, напарником в особо ледяном взломе, координатором проникновения. Больше хороший знакомый, чем друг – и становиться таковым не хотел именно сам Кейс.

      Он полез за пазуху. Мобильник-раскладушка и капельный вкладыш наушника: жучок-капля в ухо для тебя, раскладушка – для парня на охране.

     — Я бахну внешний слой камер, секунд на пятнадцать. Достаточно, чтобы пройти, недостаточно, чтобы засветиться, — Кейс стал серьезным. Добил бычок одной затяжкой, шумно выдохнул, затянул ноздрями утреннюю прохладу. — Входа два – главный и задний, который на парковку. Не волнуйся, я засеку, с какого ты пойдешь, чтобы рубануть слежку. Когда к тебе навстречу выйдет охрана, не кипишуй. Всё просто: я звоню – ты передаешь трубку. Дальше уже по ситуации.

      Кейс выглядел заряженным. Это тебе в нем всегда нравилось.

      — И еще... — он обтер лицо ладонями, посмотрел на тебя из-под кровавой синевы. — Я ненавижу твою сраную принципиальность. Когда пойдешь туда, ну... В общем, если передумаешь – сбрось мой звонок.

Изменено 9 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Admiral 3 508]

С таким киберизвращением он еще не сталкивался. Наслышан конечно, но прямо не сталкивался. Он не понимал, зачем... Ладно, не об этом речь. Вопрос все тот же. 

Что тебе делать, делец?

Несколько минут дополнительного напряженного мышления - и решение принято. Он дернул за кольцо, отвинтил голову и взял её в ладони. Выпрямившись, он поудобнее схватил голову, осматривая колдуна.

-Нууу... Видок у тебя конечно тот еще... Ладно, посмотрим, смогу ли я тебя отсюда вытащить. А теперь - заткнись и притворись мертвым, опоссум. 

Он усмехнулся и огляделся, куда бы положить голову неудачливого коллеги. Но затем подумал, что держать его подмышкой - лучше всего. Ладно, играй игрок!

Он резко откинул полог клетки, в которой находился корпорат-неудачник, и шагнул к провожатому.

-Веди меня к выходу, я здесь закончил. 

И совершенно не обращал внимание на то, что у него подмышкой человеческая голова. Подумаешь! Экая невидаль...

[Gonchar 4 767]

Как всё это нужно было понимать? Каэли с удивлением смотрела на покорно марширующую толпу бустеров, на людей в комбинезонах, на арасковца со стволом наперевес и на капсулы в своей руке. Это явно не было похоже на мир светлого будущего, который так активно задвигали в рекламе Нью-Родоса. Всё это отдавало очень странным душком, душком нового корпоративного коммунизма посреди чёртовой Америки. 
Но вопросы, роящиеся в голове как помойные мухи и распирающие череп изнутри, пришлось отбросить куда-то подальше. Нужно было действовать и как-то выбираться из этого рабочего ада. Каэли не собиралась остаток своих дней влачить фабричным рабочим. Уж она-то прекрасно представляла чего стоит вырваться из грязи и безумия Найт-Сити. 

- Да, конечно, совсем за них забыла. - Каэли так широко улыбнулась наёмнику, что лицо затрещало от натяжения кожи. - Уже вставляю. 
И мелко закивав кудрявой головой, зажала между металлических пальцев киберруки одну капсулу, вставляя её в единственное отверстие в браслете. С приглушённым шипением заряд сжатого воздуха выдавил содержащуюся внутри жидкость и та стала быстро поступать в кровоток. На короткий миг Каэли перехватило дыхание, а по телу стало растекаться чувство неземной эйфории. Все цвета как будто многократно усилили свою насыщенность и теперь серый железобетоный корпоративный ампир не давил уничтожительной серостью. Всё казалось якрим, уместным и радостным. В трёх оставшихся мясными конечностях ощущалась бурлящая энергия, хотелось радостно влиться в толпу людей и вперёд  - работать, работать и ещё раз работать. Ведь только работая можно было ощутить ещё больше этого неземного счастья.
В общем это было привычное состояние Каэли. 

- Ладно, товарищ офицер, я пойду работать! - радостно отрапортовала девушка арасковцу и бодро чеканя шаг влилась в поток из серых и уродл...то есть, таких ярких и таких отверженных работников. 
К огромному счастью, это вещество не давало настолько сильно по мозгам, чтобы перестать понимать что происходит. Однако Каэли не была уверена в том, что очередные вливания не сделают этот эффект фатальным для содержимого её головы. Она сцепила зубы, не переставая широко улыбаться, и напрягла всю свою волю, ловя фокус относительной адекватности, всё ещё теплившийся огнём в руинах её и без того не самого стабильного сознания.
И, как ни странно, ей удалось отбросить это чувство. Даже проще, чем поймать среднюю линию, когда ты в щи от химического пойла разлитом в подвале боевой зоны. Как будто уловив это, экран на браслете Каэли на миг озарился красным светом, но затем тут же погас. 
- Вот дерьмо. - пробормотала девушка себе под нос, попытаясь подвигать эту технологическую хреновину. Но та не поддалась от слова "совсем". Как будто была впаяна в кость. - Прекрасно, просто зашибись...
Остервенело бормотала она себе под нос, начиная прокручивать в своей светлой головке возможные варианты. С одной стороны её интриговала возможность покопаться во внутренностях этого аналога рабского ошейника, с другой - туда вполне могли запаять взрывчатку или летальную дозу токсинов для особо любопытных заключённых этой антиутопической феерии. 

Но пока что ей было слишком мало известно о происходящем тут на самом деле. А потому Каэли дала толпe нести себя на утреннюю мотивацию. Или как там они это называли?

Изменено 10 декабря, 2018 пользователем Gonchar

[Leo-ranger 383]

Здорово здесь, правда?

Здорово. Если последние клетки твоего мозга сдохли пару недель назад, а новые отказались появляться в столь тупой, пустой голове. Идиоты, все кто повелись на рассказы о новой, счастливой жизни в Нью-Родосе, идиоты все как один. Возможно они даже заслуживали того, чтобы их мечты были разбиты как можно скорее, но я не могла найти в себе силы на то чтобы просто взять и позволить какому-то психопату убивать людей, даже если они сами загоняли себя к нему в руки. 

Здорово здесь, правда?

Здорово. Здорово что скоро этот карточный домик рухнет лет через пять в лучшем случае, как рушится любой подобный проект. Отличие было лишь в том, что те кто действительно пытались сделать вещи лучше, а не просто заработать бабок на наивностях, обычно попадали в долговое рабство, тюрьму или на кладбище, а те кто занимался созданием "нового, светлого мира" с более меркантильными целями покупали себе гражданство Германии и особняк в Берлине.

 

Здорово здесь, правда?

- Да, здорово, жду не дождусь увидеть Нью-Родос когда всё будет готово, - я криво улыбаюсь. - Макс, рада знакомству, мистер...?

[Элесар 12 140]

— Скажи, разве Мигель Диас похож на сучку?
Он долго молчал, то и дело теребя порядком обтрепавшуюся пачку сигарет. Та валялась в кармане куртки уже пару месяцев. Ещё на восемнадцатилетие он обещал бросить эту пагубную привычку и всё никак не мог сдержать слово. Вонючее дерьмо, которое старательно выдавалось за табак, хотя бы не скрывало свою сущность. Вызывает рак, пародонтоз, инфаркт. По заверениям алкогольного лобби даже укорачивает член. Целый букет неприятных последствий, если тебе повезёт дожить до того чудесного момента.
— Ты о чём, Ди? — непонимающе переспросил Кейс. Даже крепкий кофе не помог ему сразу вникнуть в суть заданного вопроса.
— Меня сшибли на полной скорости. Бросили подыхать на обочине. Оставили на произвол судьбы и местных… сознательных граждан, — нетраннер скривился. Помятая, оставившая половину табака в кармане сигарета оказалась у него в зубах и он пошарил в карманах в поисках зажигалки. — Полиции наплевать. Арасаке насрать. Выходит меня поимели, а ты предлагаешь сделать вид, будто ничего и не случилось. Я повторю вопрос, разве Мигель Диас похож на сучку?
Кейс не ответил. Риторические вопросы не требуют ответов.
Хороший парень. Смышлёный. Может и не друг, но Мигель научился ценить любого, кто перепрыгнул пару ступеней эволюционного развития и теперь не походил на орангутанга, напялившего человеческую одежду. В Найт-сити это уже немало.
— Я выясню что за ублюдок сбил меня. Водитель или просто охренненно тупой come mierda или собирался меня прикончить. В любом случае он заплатит. Вопрос только в цене.
Мигель выпустил дым через ноздри, смял пустую пачку с надписью Green Apple и не глядя отбросил её. Редкостная пакость. После такой неделю не хочется даже смотреть на сигареты. За то он их и ценил.
— Ладно, не дрейфь. Прорвёмся, — Диас вставил жучок в ухо и запихал телефон в пропахший табаком карман. Хлопнул Кейса по плечу. Криво усмехнулся, сжимая в зубах ещё дымящийся бычок. — Или нет. Не попробуешь, не узнаешь.
Сигарета врезалась в стену ближайшего дома, высекая небольшой сноп искр. Мигель поднял кожаный воротник и не оборачиваясь на приятеля пошёл туда, где возвышалось здание Арасаки. Охранного конгломерата. Лучшее, мать его, место для утренней разминки.

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

К А Э Л И  К И Н Г

 

      Отзвуки треугольника. Звон – резкий и пронзительный, спускающийся вниз, скользящий по утренней желтизне, сбегающий по бетонной лестнице: звук удара мерцал в топоте барабанов, угасал в нарастающих песнопениях шумной улицы. Речи множества национальностей в монументальной ограде. Архитектурный кубизм, поглощающий эхо косноязычного коктейля. Всплески эмоций, разлитые на асфальте.

      Койка осталась позади, как и арахна, как и стеклянный страж: они остались под надписью из широкого галогена, горящего ослепительной белизной. «Лимб» возвышался над руслом улицы, по которому маршировали-текли стройные ряды людей: модуль медцентра беспристрастно, отчужденно взирал на текучий асфальт, глядел поверх голов, через порог из ступеней идеальной геометрии.

      Ты недолго спускалась по нему, прежде чем окунуться в течение человеческих масс с головой.

      Людей было много. Старых и молодых, усталых и бодрых, людей и тех, кто разменял свою человечность в подвале у черных техов, выменивая эмпатию на врезанный в тело металл. Не люди – грубая биомасса, разбавленная окисляющимся на ветру железом, шагала по треку градслоя: органика мешков с мясом едва проступала над толстой обшивкой, выделения пота едва уловимы в скрежете не смазанных сервоприводов. Ты будто упала в слив промышленных отходов, барахталась в водовороте, нашпигованном обрезками арматуры, где тебя так и норовило уколоть всё, что не было хоть сколько-нибудь естественным. Во рту стоял привкус ржавчины и крови одновременно: в глаза бросались одновременно едва аугментированные фигуры и откровенные борги, уродливой угловатой комплекцией напоминающие раскуроченный симбиоз "чох"-движка и ломаных деталей от мультитула. 

      И вся эта процессия, странная и ирреальная, шла в одном направлении.

      Все они шли вперед – не строевым шагом, не тяжелой поступью, нет: они просто шли – шли нога в ногу.

 

      Здания блоков, слитые воедино грубой шпаклевкой, освещались всплывающими голограммами – анимированными моделями с постеров, столь же размытыми, что и те эталонные фигуры с трансляций внутри «Лимба». Иногда ты поднимала голову, разглядывая замысловатые окна из непроницаемого для взгляда тонированного стекла – и окна включались, оказываясь дисплеями телевизоров, на которых крутился зацикленный медиаконтент разного типа. 

      Разного – но обязательно мотивирующего.

      Всполохи красного: когда ты сморгнула их, в памяти вспыхнул дисплей браслета. То, как он озарился красным, почувствовав. Когда что-то вспыхивает красным, это не сулит ничего хорошего, верно? История однозначна: ключ от дерьмовой ситуации всегда горит кричащим красным. Всё красное так и норовит направить мир по @#$% при первой же возможности.

      Всё: кровь, огонь, коммуняки.

      Ты вспомнила название градслоя. 

      «Красная Астра». 

      Чертовски говорящее название.

      

      Толпа говорила, и ты слышала всех. Языки смешивались, гудели, как улей встревоженных пчёл: ты слышала всех, слышала каждый диалект, каждое наречие, различала на слух все эти лингвистические детали. Ты знала, что не знала ни один из этих языков – но стоило тебе посмотреть на говоривших, поймать их в поле зрения, захотеть понять их, и ты понимала каждое слово. 

      Ты не могла переводить это на слух – слова будто сами всплывали перед твоими глазами, выпрыгивали из подсознания, как если бы тебе в башку вшили универсальный лингвоимплант.

      Если бы.

      Поток продолжал двигаться. Как стадо овец, погоняемое на скотном дворе: они блеяли, сближались друг с другом, выжимали кислород из пустого пространства. Движение замедляется: строй становился плотнее, смыкался, как сдвигающиеся стенки мусорного пресса.

      Ты буквально захлебывалась в поту, крови и пикселях, когда увидела их.

      Их. Курящих, разговаривающих, стоящих на месте.

      Их. Тех, на кого никто не смотрит. Людей вне толпы. Людей переулков.

      Людей на обочине.

      

      Выскользнуть. Избавиться от оков человекопотока, вдохнуть собственными легкими вместо того, чтобы дышать вместе с толпой. Ты обходишь их, шагающих и говорящих: обтекаемая тканью, как карп, плывущий против течения. 

      Они даже не смотрят на то, как ты пытаешься сойти с рельс. 

      Никто не смотрит. 

      Никто.

      Кроме двухметрового борга, в которого ты врезалась, зацепившись ступней о грубый, кубический сапог.

      Его лицо перекошено. Глаза – два импланта, выступающие вперед, как примтеховские очки из бутылочных крышек. Ты смотришь на него и морщишься от неудобства, пытаясь прикинуть, как его обойти – но он огромен. Огромен настолько, что на такого легче взобраться, чем обойти по окружности.

      Ты едва не падаешь, но всё-таки стоишь на ногах – и в этот момент твои предположения о том, видит ли этот бугай тебя или нет, исчезают сами собой. 

      Потому что он хватает тебя, как тряпичную куклу, и прижимает к себе, буквально перекрывая тебе носоглотку плотной тканью балахона.

      Мощные руки. Явно импланты: легко догадаться, когда ты чувствуешь грубые формы и холодный металл даже сквозь ткань балахона. Мощные руки буквально вминают тебя в тело борга, холодное белое лицо которого не выражает никаких изменений. Он продолжает идти в толпе, молча и громоздко, однако потом ты понимаешь, что борг идет в сторону, будто отходя от центра этого человеческого потока ближе к окраине, ближе к бетонным громоздким зданиям, то и дело поворачиваясь спиной в разных направлениях, но не сбавляя свой диагональный шаг.

      А затем он отпускает тебя, и ты падешь на холодный бетон, как раз у одного из переулков. Нависает над тобой огромной тенью, как палач и топор – в одном лице.

      Позади – замасленный армированный туннель, где стоят люди в рабочих балахонах, раскуривая сигареты.

      И этот борг кивает тебе в их сторону.

 

 У_Т_Р_О 

М А К С И Н  Т О М П С

 

      Белый мужчина улыбнулся. Улыбнулся еще шире – шире, чем это позволяет предел человеческих возможностей, ограниченный волокнистыми сплетениями мяса на лице. Его стеклянные глаза выкатились наружу, надулись над скулами, как два мяча для пинг-понга, норовящие выскочить из орбит. Улыбка превратилась в ухмылку, затем в широкий белоснежный оскал, в котором тебе открылся его ровный первый ряд зубов, вмонтированный в армированную челюсть.

      Именно так, мать твою. Гребаных зубов у него как раз было два ряда.

      И вот когда он улыбнулся своим вторым, металлическим, заточенным рядом зубов, пластиковая маска добропорядочного гражданина Нью-Родоса облетела, как слой выцветшей краски – и ты его вспомнила.

      Вспомнила этого чертового аугментированного психопата, которого повязала два года назад.

      Ты сделала шаг назад, глядя на извивающегося борга с холодной головой хирурга – хирурга, наблюдающего агонию жертвы, которую уже вряд ли удастся спасти. Газонная трава под ботинками захрустела, словно ломкое сено, расползаясь по пластиковой почве.

      Из его рта забила пена, как из пробитого огнетушителя: он упал навзничь, заливая костюм слюной, катаясь по жесткому газону. Искусственная трава царапала его щеки, оставляла глубокие следы: то, что должно было быть кожей, срезанными кусками материала слетало вниз. Крови же не было ни капли.

      Теперь ты поняла, почему его не узнала с самого начала.

      Ты не узнала его, потому что у этого борга было ненастоящее лицо.

      Здорово здесь, правда?..

      Бывший борг задыхался, захлебывался в собственной слюне. Ты смотрела на него, бьющегося в конвульсивном припадке, избивающего себя о твердое покрытие: ты видела, как треснул и отлетел кусок пластикового покрытия черепа, на который было насажено искусственное лицо с синтетическими мышечными волокнами. Ты смотрела на бывшего борга и вспоминала, как вдавливала его настоящее лицо в асфальт, оставляя длинный кровавый шлейф на дорожном покрытии. 

      Ты не помнишь его имени. Не помнишь, кто он, где работал. Ты помнишь, как диагностировали приступ киберпсихоза у этого урода, определяя наиболее яркие черты, проявившиеся в момент взбрыкнувшей цельнометаллической крыши. Массовое убийство, убийство с особой жестокостью – и импульсивная клептомания, верно?

      Импульсивная клептомания, да?..

      Прийти в медцентр, натянуть на себя бейдж акушера и устроить в отделении резню, вскрывая брюхо беременным и вытаскивая оттуда нерожденные плоды – это ведь обычное дело для импульсивного клептомана, не так ли?

      Бывший борг катался по траве, стирал свое новое пластиковое лицо об землю, пытался размозжить себе башку и захлебывался в собственной слюне. 

      Если не считать, что твою голову напекло, а во рту от жажды образовалась пустыня Гоби, то утро с каждой новой секундой становилось всё безупречнее.

 

      Я видел вещи, в которые вы, люди, просто не поверите.

      Какого хрена эти уроды стоят вокруг, натягивая на лицо всё то же беспечное выражение, пока одна из марионеток этого расчудесного манямирка пытается пережить свой синий экран смерти?..

      Штурмовые корабли на подступах к Ориону. Си-лучи во тьме, мерцающие у врат Тангейзера.

      Ты перевернула его набок. Вдавила в землю, не давая амплитуды для следующего удара. Ладони чуть не соскальзывали с мокрых щек, царапались о разрывы пластика: пока ты надрывала глотку, пока ты кричала и звала врача, мальчишки-бойскауты рядом раздавали печенье. Пока ты пыталась сделать так, чтобы этот борг, попавший в мир чудесного нового будущего, не откинулся на искусственном газоне рукотворного рая мистера Уоллеса, другие обитатели этих пластиковых декораций бросали на тебя светлые взгляды – и доброжелательно, искренне улыбались.

      Твою мать.

      Когда тебе впервые выдали магнитную пушку в учебке, тебя предупредили: первый блин всегда комом. 

      Первый выстрел прилетел тебе раскаленной гильзой в лицо. Стандартный полицейский юмор, когда новичку выдают бракованный пистолет. О том, что горячий кусок металла может прилететь в глаз, никто никогда не задумывается. 

      Особенно, если его всегда можно заменить в Бади Бэнке по полицейской страховке.

      Борга, который бился в конвульсиях, заменить было сложно. Поэтому хреновая попытка оказать первую помощь выходила не такой уж смешной.

      Первая помощь. Это как вслепую преследовать бустера в супермаркете с пулеметом наперевес: после первого десятка разорванных в клочья гражданских ты всё равно еще раз нажмешь на гашетку.

      Снова и снова подставляешь колено под выстрел.

      

      Черная фигура бежит к тебе, вскинув оружие. 

      Наёмная охрана. Соло, которых вырядили в одинаковую униформу и попросили не всегда убивать всё, что движется. Делятся на два типа: те, которые успевают разобрать твой крик, и те, кто сразу превращают тебя в кровавую кашу.

      Этот был из первых.

      — Я знаю, — слышишь ты сквозь хрип динамиков, когда непроницаемое стекло шлема оказывается в нескольких дюймах от тебя. — Я видел.

      Он взял борга под руки, поднял его из пузырящейся пены. Ты решила не отставать – и поняла, почему бравый вояка из службы просто не закинул киберпсиха за плечо: припадочный ублюдок был чертовски тяжелым.

      Тяжелее, чем саркофаг, доверху забитый наркотиками.

      — Оттащим его к «Лимбу», — пыхтел соло, подключая сервоусилители на броне. — Пусть Брюгер разбирается с этим дерьмом.

      Ты оглянулась назад, чувствуя, что от нагрузки у тебя вот-вот откроется грыжа, переламывая позвонки. Люди чудесного нового мира смотрели сквозь вас, провожая сияющим блеском зубов.

      Музыка выключилась. Свет потух. Дверь пиано-бара медленно и печально закрылась.

Изменено 12 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Admiral 3 508]

Благодарение... иногда, Джо Магла не совсем понимал, какому Богу ему следует молится. Но подобные мысли не долго задерживались в его корпоративной голове. Он просто использовал то, что получалось в результате, когда кости ложились как надо. И в этот раз - они легли как надо.

Что делать, если тебе надо решить проблему, которую не решить простыми способами? Или скажем так - те, кто тебя окружают - они не могут её решить. Или же - воспрепятствуют твоему решению. Верно. Надо идти к начальству. В данном случае - к совету племени. Старейшины и вождь. Все самые важные люди племени, на чьих плечах лежала ответственность за все племя, за всех людей, вне зависимости от их возраста и пола, или занимаемого положения. И этот совет делал все, для выживания племени. Ибо выживание племени - вот что имеет значение. Только оно и имеет значение. 

Совет племени заседал в двух объединенных пассажирских автобусах. Они правда были без крыш, дверей, колес, сиденья были повернуты, чтобы смотреть на вождя. Взбирались на эти скамьи по лесенке небольшой, а дальше - уже передвигались между рядами. Задние сиденья были немного приподняты, так что пропустить они ничего не могли. Напротив них, на куче металалома, в автомобильном сидении сидел Рельс, собственной персоной. Кроме них и воинов племени, тут был один очень наглый корпорат, который заливался соловьем. 

Джо Магла, основатель и руководитель "Sky Eye Industries", вещал, что колдун - жалок, ничтожен. Он слаб, он уже не сможет приносить пользу. Или наносить вред, как в случае вашего племени. Те, кто его послал, те кто послали Джо маглу - разочарованы им. И они хотят наказать его. А для племени, это может означать лишь одно - их дети не будут страдать. И тот, кто заставил страдать ваших детей - он будет наказан. 

Джо очень надеялся, что это сработает. Очень надеялся. 

[Gonchar 4 767]

Каэли медленно разогнулась, ощущая неприятную ломоту в теле после железобетонных объятий борга. Будь возможность - она бы с удовольствием открутила бы этому верзиле руки и вставила бы вместо них дилдо из аэрогеля, так что у него бы не получилось навредить даже котёнку. В идеале - только засунуть их себе в задницу. 
Шипя что-то неразборчивое под нос, девушка стала неторопливо приближаться к пялящимся на неё из теней работягам. Так же быстро, как смыкалась вокруг темнота - так же быстро рассеивалось мрачное настроение Каэли, сменяясь новой фазой радужного веселья. Она сощурила глаза на рабочих и радостно поинтересовалась.
- Эй, ребята, привет! - она помахала блестящей хромом рукой. - Не подскажете, какого чёрта тут происходит? 
Смена темы ни разу не отразилась на жизнерадостном лице Каэли. И поэтому (а, возможно, из-за самого вопроса) на неё посмотрели как на умалишённую.
- Ничего не происходит? - прохрипел один из рабочих, надвигая капюшон своего балахона поглубже, скрывая грубые черты лица. - Обычный рабочий день, на перекур вышли. 
- Да, всё как обычно. - кивнул стоящий рядом с ним здоровяк, который тоже избегал смотреть Каэли в глаза и подвинулся ближе к стене, давая теням наползти на его голову. 
Каэли громко хмыкнула, переводя сощуренный взгляд с горстки рабочих на тени, раскинувшиеся за их спиной. Кривые металлические структуры скрывались за клубами пара, с шипением вырывающегося из металлического покрытия переулка. Однако от девушки не укрылось то, что практически все тени тут были живыми. Они шевелились, перемещались, тёрлись друг о друга. Всё те же рабочие, но старательно прячущиеся от мира света и правды. Она заметила, как мнётся эта не таящаяся троица, крайне неумело скрывая свой секрет. Секрет, который хотели забрать у Каэли и бросить ей на съедение банальные и пустые слова.
- Нет, ребят, так не пойдёт. - он протянула, улыбнувшись и покачав кудрявой головой. - Давайте уж говорить начистоту. Ваш огромный борг не стал бы меня выхватывать из толпы едва у меня получилось перехватить вожжи управления у той химии, которой пичкают рабочих. Если честно, я мало что понимаю из всего происходящего здесь - так скажите правду хотя бы вы.

Люди-тени долго молчали. Сначала Каэли казалось, что они смотрят на неё, а затем - что сквозь неё, что они смотрят на плывущий поток людей. Потом один из них заговорил, и в его голосе девушка услышала чеканку металла:
- Не ври нам. Здесь нет друзей.
Они начали шёпотом переговариваться: Каэли услышала яростные попытки отговора от конкретных действий, но заговоривший человек-тень всё же решился. Он вытянул руку из темноты: Каэли увидела обугленные, висящие куски мяса на хромированных костях.
- Давно ты тут?

Каэли потрясла головой, отказываясь понимать эти странные оккультные действия и совещания теней. Как будто попала в какую-то фэнтэзи голодраму. 

- Только утром закинули. Охрана тут не очень вежливая. Да, я могу починить тебе руку.
Она стала перескакивать с темы на тему и ткнула пальцем в куски хрома, торчащие у мужчины вместо руки. Просто так. По дружески. Совершенно бесплатно. В конце-концов она может доказать, что даже в мире тёмного будущего есть место не только войне.

Однако вместо ожидаемого прикосновения к прохладному хрому рука Каэли прошла прямо сквозь говорившего. Как будто сквозь чёртову голограмму. Карие глаза Каэли синхронно расширились в удивлении, так что даже не скажешь, что один из них - не настоящий.

Люди-тени опять перешептываются. Каэли начинает казаться, что темнота вокруг сгущается.
- Этим утром? Не может быть, — человек-тень клацает челюстью. — Утро вперед, утро назад, но не это утро. Тебя обманывают. Ты здесь... Тени опять шепчутся. Грубо, настороженно: в шепоте ты слышишь треск глитча. Человек-тень снова подает голос.
- Сейчас иди на работу. Ты должна приносить пользу, ясно? Тебе нужно работать вместе с боргами, доказать свою полезность. Иначе они выбросят тебя отсюда. Выбросят в ничто. Еще хуже смерти.
Щелкает зажигалка, закуривается сигарета – и Каэли понимает, что не видит лица человека-из-тени. На его месте просто черная масса, поглощающая свет.
- Иди к Монитору. Вместе с толпой. Если хочешь. Или иди домой. Или...
Опять шепот. Громоздкий, пневматический.
- Узнай, где ты работаешь. У Монитора, у техов, у терминалов, где хочешь. Иди туда. Сделай часть своей работы и... — судя по звуку, он ощерился в темноте. — И найди Тильда. Спрашивай Тильда. Тильд знает.

***

Поиски в переулке ничего не дали. Каэли не имела ни малейшего представления о том, чем могут быть такие штуки. В конце-концов развлечения и светомузыка не были её темой. Ей приходилось иметь дело с куда более материальными технологиями, способными приносить реальную пользу и ощутимый "импакт". 
Но решив не забивать голову раньше времени, она просто направилась прочь из этого переулка, ненастоящие рабочие в котором тут же принялись имитировать свою прерванную деятельность.
- Тильд, Тильд, Тильд... - она бормотала себе под нос, пока продиралась сквозь толпу. Недостаточно громко, чтобы кто-то услышал.
Она не совсем рассчитывала на свою память на имена. Каэли с лёгкостью запоминала чертежи, схемы, заводские номера и модели приборов, однако с именами и лицами людей у неё не ладилось от слова "совсем".
- Тильд, Тильд, Тильд. - продолжала распевать она, пока стучала пальцем по однофункциональному экрану терминала.

Тот распознал лишь её карту и проложил маршрут до места работы. Ни дополнительной информации о должности, ни сведений о городе. Да и зачем винтику в системе знать больше о мире? Хватало пространства за рабочим станком. 
Что же, именно проверить последнее собиралась Каэли.

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

Д Ж О  М А Г Л А

 

      Висящая кожа выбеленных лиц, подернутых скорбным унынием. Нечесаная, ломкая седина в космах, охваченная спиралью пружин. Татуировки на выступающих скулах, как иссиня-черные пятна машинной смазки, растертые по щекам: ромбы, расходящиеся стикером радиоактивной угрозы, примитивные фигуры животных в окантовке геральдических щитов, лучи остроконечной звезды, выхваченные в уроборос. Ты поначалу терялся в многообразии ритуальных знаков под синяками впалых глаз – вернее, глазниц из дрянного железа, в которых скрипели диоды тусклого красного, – и лишь затем разобрал в очередном замысловатом рисунке логотип автомобильного концерна «ауди».

      Диллер услуг под шкурой безупречного фэшн-боя. Корпоративный паладин в сверкающей броне из однобортного пиджака, с переливчатой меткой бренда на лацкане: ты стоял посреди запыленного полчища мусорных адептов, царапая подошву туфель отходами жизнедеятельности, стоял против обветренных лиц и заточенных палок с обезоруживающим красноречием и ослепительной улыбкой наперевес.

      Висящая кожа выбеленных лиц, подернутых морщинистой сеткой старости. Дряхлые старейшины номадов, ха. Смотрели на тебя, как на посланника богов, чавкали, пережевывая прогнившими рядами зубов розданные препаки.

      Все, всё племя чавкало, глядя на тебя. Все смотрели тебе в рот, как беспризорники детского дома, которых пришел усыновить миллиардер.

      Все, кроме редких пар глаз, взирающих на тебя с недоверием и злобой. Уродливые калеки, потерявшие близких в войне с цивилизованным миром. Тот молодой воин, сопровождавший тебя: стоя у трона выхлопных труб, он глядел на тебя исподлобья, сжав зубы, и теребил в руках волосы недавно снятого скальпа.

      — Ублюдок, — прошипела голова у тебя в руках. Скользкие кабели, выпадавшие из основания черепа, влажно пачкали тебе ладонь. — Оторву ему яйца, когда пересяду.

      — Я ВЛАДЕЮ ВОДОЙ! — громогласно объявил Рельс, и шамкающий шепот, вместе с чавканьем, тут же утих: утихло и рычание недовольных, отказавшихся от манны небесной. — И я принимаю решения. Этот человек послан говорить, и он сказал. Наша кара исполнена, и теперь его племя хочет карать колдуна – пусть так. У колдуна нет рук и ног, чтобы бить; нет хребта, чтобы стоять прямо; нет члена, чтобы осеменять. Осталась лишь его голова, чтобы думать, и уста, чтобы сквернословить. Он теперь ничто.

      Номады вокруг завыли, подняли кулаки. Трясли выкрашенными костяшками, выбрасывали в небо пальцы цветными лучами. 

      — У них нет уважения к миру. Нет уважения к жизни. Их племя должно понять: жизнь дарует то, что они считают мусором, — продолжил вождь. — Что еда должна быть съедена. Что одежда должна истлеть. Что человек должен быть похоронен. Похоронен – а не выброшен.

      — Так, — возбужденно произнес колдун, оскалившись. — Разверни меня к нему. Сейчас эта деревенщина выложит нам, как они до сих пор не сдохли.

      Вождь стоял. Прямо и гордо, как шпиль. Он смотрел на тебя, гордо и величественно, как старый лев, гордящийся окровавленной пастью. Он ухмылялся.

      Стало совсем тихо.

      — Посланник расскажет им, что он видел. Он научит их.

 

      Ворота из спрессованного металла съехались за твоей спиной с чудовищным грохотом: от того, как оглушительно скрежетала конструкция, тебе буквально чуть не заложило уши. 

      — Цивилизация, — Рельс издевательски растянул это слово, вдыхая через маску ребризера. Он шел с тобой – он и еще пара воинов, сопровождая по темному проходу, сложенному из бетонных колец септика. — Люди сверху. Как бы далеко не шли они, их путь – лишь всё больше становиться глупыми паразитами.

      Туннель был огромным, укрепленным наспех сваренными балками, ржавыми и согнувшимися под давлением горы хлама сверху – ты разглядел все это в тусклом свете фар, питаемых от аккумуляторов. Голос вождя, как и ваши шаги, расходился здесь эхом.

      — Ваши глупые люди выбрасывают многие вещи. Ненужные им вещи. Сломанные вещи, которые они не хотят чинить. 

      А затем своды туннеля перестали быть грубыми, ломаными. В потолок врезались вдруг нержавеющие сваи, толстые и качественные: пол под ногами перестал хрустеть и превратился в идеально ровное, залитое под углом покрытие, уходящее вниз. В полумраке ты стал замечать ровные стены, выступающие трубы, таблички со стершимися буквами.

      Вождь поднял руку, и вы остановились.

      — Глупые люди хоронят в мусоре многое, — произнес он и шагнул вперед, скрываясь в темноте. Теперь голос его был не только тяжелым, но и зловещим. — И часто то, что они хотят скрыть.

      В темноте что-то щелкнуло, и из бездны впереди донесся тяжелый машинный гул. Под потолком затрещало.

      Затрещало – и на мрак будто нацепили высвечивающий фильтр.

 

 

      Подземный бункер – вернее, его часть: червообразный отросток слепой кишки, вырезанный и заспиртованный в то время, как остальной мешок из мяса и костей давно сгнил, перетертый безжалостностью времени. Сырые стены поднимались из холодного бетона, сходились над головой, как яичная скорлупа: в мерцании ламп виднелись кронштейны и крепления, виднелись остовы обвалившихся лестниц, виднелись серверные блоки. 

      — Храм, — просто сказал Рельс, отпуская рубильник.

      Вы прошли вперед, по металлу, дыры в котором были залатаны резаной жестью разобранных авто: воины остались позади – видимо, это место было для них священным, запретным. После жары сегодняшнего утра здесь, под землей, было до озноба холодно и влажно. И пахло – пахло плесенью, пахло зацветшей водой.

      Пахло кровью.

      Свет блестел под ногами, отражался в воде, разлитой в бетонном бассейне. Запах усиливался, становился тошнотворным и гадким, пока вы приближались к центру.

      К центру, где в сплетение труб и проводов был грубо, уродливо вмонтирован распухший, гниющий труп.

      — Твою мать, — донесся голос откуда-то снизу, и от неожиданности ты чуть не выронил голову колдуна.

      — Злые люди вашего племени отравили нашу воду. Им это удалось, — вождь пошел вперед, огибая конструкцию из плоти и металла. — Вода стала дрянью, непригодной: она сжигала нас изнутри кровоточащими язвами, травила нас, убивала. Яд сжег мне легкие. 

      — Химическая зараза, — шепнула голова. — Лабораторная дрянь, специально для таких случаев. Достаточно бросить в почву, чтобы вся грунтовая вода, которую они жрут, превратилась в дерьмо похлеще кислоты.

      — Ваше племя подарило нам заразу, — голос гремел под сводами бункера, — и ваше же племя подарило нам спасение. Спасение в теле человека, от которого вы хотели избавиться, не погребая его, как следует. Узри же, насколько глупы и бездуховны люди вашего племени, и как легко их ошибка может дать единственному человеку, который владеет таинством механизмов, настоящую власть. Не власть, ограниченную мнением дряхлых слепцов – власть, которой не обладает ни один из этих старейшин. Власть решать, когда будет мир, а когда начнется война.

      Ты смотрел на зеленый труп, ожидая, что он вот-вот придет в движение, захрипит через трубы, как раненый зверь – но он лежал неподвижно. В нем гудели лишь трубы, пропущенные через плоть.

      Если бы ты не держал голову колдуна, у него бы отпала челюсть.

      — Мать твою. Они фильтруют воду через хрень, которая в нём вшита.

      Вождь опустил мощную руку на рычаг, сменил его положение: из крана полилась вода – полилась прямиком в выброшенный кем-то картонный стакан из-под эспрессоматика.

      — Бинго, — голова зашипела, и ты напряг слух, пока Рельс жадно глотал воду. — Теперь дело осталось за малым, парень. Ты же понимаешь, что мы не можем так всё это оставить?

      Труп дрожал, перекачивая воду, фильтруя её: она разливалась холодным ручьем вниз, сквозь металлическую сетку.

      

 У_Т_Р_О 

К А Э Л И  К И Н Г

 

      Давящие стены уличного лабиринта вспыхивали двухмерным красным, дрожали в треске глитча. Карусели из мотивационок в голотрансляциях резали глаза: зацикленные ролики буквально резали голову – так, будто тебе трепанировали череп и засыпали глянцевое конфетти, нарезанное из нео-советских агиток. 

      Глянцевое конфетти, полирующее извилистую поверхность мозга до блеска бильярдного шара.

      Идти было сложно: ноги сами сбивались на марш, то и дело чеканили шаг по идеально ровному покрытию, пока ты не пресекала себя. Пресекала – и, кажется, ловила взгляды целого города: каждого работника, каждой настенной голограммы, каждого терминала на перекрестке, сложенного из телеящиков на манер деревянных тотемов. 

      Когда ты пресекала шаг, ты выбивалась из ритма. Выбивалась из графика.

      Когда ты пресекала шаг, дисплей браслета на запястье загорался зловещим красным.

      

      ПРЕДАННОСТЬ      
             РАБОТЕ –            
         СОСТОЯНИЕ         
БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ 

 

      Одиннадцатиметровая надпись пылала безапелляционным неоном. Когда ты закрыла глаза от невыносимого света, буквы все еще горели – как добела раскаленное клеймо на внутренней поверхности век, припечатанное к роговице. 

      Цех «Сайм» поднимался над прочими зданиями комплексом мегаблоков, вздымался над градслоем, как геометрически идеальный муравейник. Толстые стены, пустые и однотонные – архитектурную скупость, судя по всему, должна была скрыть едкая надпись, разъедающая глаза: кое-как пересилив себя, ты посмотрела сквозь неон и разглядела широкие окна – окна, драпированные всё той же мерцающей агиткой с голоплакатов.

      Что ж, ты оценила посыл.

      Тяжелые створки ворот были раскрыты настежь: вход в цех казался совершенно черным под светом прожекторов, освещающих площадку перед ним. Работники в серых, низко детализированных балахонах, стояли здесь, по одиночке проходя в эту бездну: они исчезали за ней, словно за черным зеркалом. Методично, быстро, один за другим.

      А затем подошла твоя очередь.

      Изнутри он казался еще больше: если бы рабочие залы не расходились сплетениями коридоров, а широкие коридоры не имели развилок и тупиков, то цех «Сайм» уходил бы в бесконечный горизонт, терялся бы в подпространстве. 

      Терминал – очередной тотем из мониторов – сразу же отсканировал черную карту. Металлический голос затрещал, приветствуя мистера Макото и желая выполнения плана. Над решетчатой текстурой пола загорелась полупрозрачная маркерная линия, освещая путь в ледяном лабиринте: из-за чудовищно огромных вентиляторов здесь было холодно, и тебя до костей пробивал озноб. 

      Чтобы согреться, ты решила идти быстрее.

      — Мистер Макото, — проговорил голос оператора – тот же, что и на входе. — Двадцать один. Сорок. Пятьдесят два. Ноль. Ноль. Восемь. Ноль, — отрапортовал динамик, и нужная дверь бесшумно отъехала вверх. — Выпплана вам, мистер Макото.

      Рабочее место: каморка со стеклянными стенами, загоревшимися, как только ты пересекла порог. Дверь тут же вернулась на место – оказалось, что изнутри она тоже стеклянная.

      А затем в тебя впилось бессчетное множество сенсорных лучей, заливая помещение рубиновой пеленой.

Изменено 16 декабря, 2018 пользователем The Prophet

[Элесар 12 140]

Корпоративная стоянка у парадного входа выглядела до зубного скрежета чинно и благородно. Дорогие автомобили, неприлично большие парковочные места, на которые при огромном желании можно посадить Боинг, и, конечно же, лучшая охрана. Нет, Мигель не заметил ни камер, ни сенсоров, но только потому, что те умело спрятали. Кейс не советовал ломиться в небоскрёб напрямую. Диас согласился с коллегой, решившим сегодня выступить в качестве голоса разума. Лучше через заднюю дверь. Грань между настойчивостью и безрассудством и так слишком размытая, не стоит усугублять ситуацию ещё сильнее.
Его товарищ неплохо потрудился над телефоном. Стоит замкнуть пару проводов на аккумулятор, и, если жертве не повезёт, вместо обычного коммуникатора получаем средство общения с самим Господом. Дёшево и сердито.
— Мать твою… — процедил сквозь зубы Мигель, инстинктивно прикрывая нос ладонью. Стоянка у служебного входа отличалась от своего респектабельного собрата, как ночь отличается от дня. Невероятно стрёмная и вонючая ночь.
— И что тут у нас?.. — пробормотал нетраннер, изучая Форд, к которому его привёл безошибочный нюх. На лобовом стекле автомобиля красовалась наклейка.
«Автотехотдел, ключи от машины в будке охраны. Если понадобятся права, скажите, что вы от меня. И почините, пожалуйста, это дерьмо. Дж. Сью»
— О да. Всё будет по высшему разряду, — хмыкнул Мигель. Он присел рядом с натёкшей на асфальт лужицей, потрогал пальцами «чох» и шумно втянул ноздрями воздух. Да, неплохое бухлишко. Раньше он бы оценил. — Бензобак прорвало, значит. Похоже, сегодня мой удачный день.
План созрел быстро. Дерзкий и отбитый. Ровно такой план и мог придумать славный парень, Мигель Диас. Бормоча под нос проклятия на испанском, он пошёл к будке охраны. Там преспокойно пялилась в камеры (предусмотрительно отключённые Кейсом) парочка японских дуболомов.
— Эй. Эй! Охрана! Охрана, мать вашу?! Вы собираетесь работать или слишком заняты тем, что отсасываете друг другу? Мистер Сью прислал меня починить его машину. И что я вижу на стоянке? В луже чоха и блевотины лежит какой-то come mierda, слизывает с асфальта бухло и курит. Курит, будь он неладен! Алло, разуйте глаза!
Последнее он сказал с особенным удовольствием. Нет, сеньор Диас не был расистом. Однако ненавидеть людей за их индивидуальные особенности гораздо увлекательнее.
Один из арасаковцев постучал кулаком по монитору, бросил несколько фраз на японском коллеге, и вышел из будки, на ходу передёргивая затвор пистолета-пулемёта.
— Идьём. Покажьи гдье это, — с заметным акцентом проговорил боец.
— Да, сейчас. Алло, алло, мистер Сью? — теперь он обращался к собеседнику на том конце телефона. Небрежно, будто в спешке, случайно даже не подносил трубку к уху. Нет, Кейс не вырубит своего подельника, но рисковать не стоило. — Да. На месте. Нет, не начал. Да. Пожалуйста, подождите. Короче, сам объясняй всё мистеру Сью! — парень раздражённо бросил коммуникатор оставшемуся на посту охраннику и побежал следом за его коллегой. Звук грузно опустившегося на пол тела за спиной подтвердил, что разговор японца с мистером Сью прошёл чрезвычайно продуктивно.
— И гдье он?! — раздражённо переспросил арасаковец.
— Да вон. С той стороны. Почти под машину забился.
— Нье вижу ньичерта, — сказал охранник, опускаясь на четвереньки.
— А так? — осведомился Мигель, одним точным пинком, отправляя бойца в нокаут. — Так лучше?
Ответа не последовало.
Намного лучше.
— Вот и чудно.
Возвращался обратно к посту охраны Диас уже с пластиковой картой, рацией и парой сотен лишних баксов в кармане. Оружие он выкинул в ближайшую мусорку, предварительно перебросив рожок с патронами за ограду, а фотографию любимого кота оставил арасаковцу на память. Не зверь же он какой-то.
— Ладно, пришло время поиграть в супершпиона, — Мигель отпихнул ногой бившегося в конвульсиях бойца, поднял с пола телефон, и проговорил в динамик. — Спасибо, Кейс. Пока всё идёт гладко, как с элитной шлюхой.
Никогда не стоит радоваться успеху раньше времени. Вот и сейчас, стоило ему только произнести заветные слова вслух, он едва не засыпался на сущей мелочи. Система запуска лифтов работала с подтверждением личности через рисунок сетчатки. Хорошо, что рефлексы его не подвели, и Диас успел поднести глаз охранника к сканеру раньше, чем включилась тревога.
— Ладно, а теперь пришло время лёгкого стриптиза, для ограниченной публики. Ты ведь не против? — поинтересовался взломщик.
Арасаковец не возражал.
Тем лучше. В небоскрёб лучше подняться в костюме охранника, пусть и висела она на сухощавом нетраннере как на вешалке.

[The Prophet 1 111]

 У_Т_Р_О 

М И Г Е Л Ь  Д И А С

 

      Створки из серебристого металлика плавно съехались за твоей спиной – съехались, как опущенное лезвие гильотины, обрубая шанс не совершать самый идиотский поступок в твоей жизни. 

      Провести аналогию? Скипнутая точка бэкапа при фаст-броске по даталайну, совершенном вслепую – вроде прыжка без парашюта со стратосферы в надежде, что неумолимо приближающаяся земля превратилась в страховочный кисель. Корпоративные секьюрити лежали в отрубе, причем один из них распластался на холодном полу в одних трусах, пока второй получает летальную дозу паров «чоха» под протекающей тачкой. Твой штурман Кейс торчал хрен знает где: наверняка засел в каком-нибудь птичьем гнезде небоскреба, выбив на нужном ему этаже ошибку системы обслуживания и законсервировав целый офис до приезда наладчиков – наладчиков из подставной фирмы, на коленке зарегистрированной через Сеть. Тачка, сбившая тебя с неделю назад, сейчас колесила с каким-нибудь мажором на борту, оставляя за собой шлейф жженой резины.

      Всё это осталось там, вне хрома консервной банки, посаженной на магнитный рельс. Клавиша «эскейп» сжалась за твоей спиной в тонкую черную линию, запирая в метазоне загрузки перед переходом на новую локацию.

      Скип.

      Ты провел большим пальцем по панели, и диод высветил цифру «три»: банка тронулась, преодолевая гравитационное поле скромным усилием замкнутой электроцепи. Стенки лифта загорелись пестрой голографией, залпом агрессивной рекламы с выкупленных участков кодированной трансляции – сразу стало понятно, что эта шахта предназначалась для второстепенного персонала. Голостраницы хромбуков быстро выводили массивы товарных данных: спидскан объявлений, на которых ты механически задержал взгляд – и буквально через пару мгновений добрая треть поверхности лифта заполонили предложения передового софта.  Остальное поровну поделили демонстрационные ролики работы агентов «Арасаки» и контент СимСтима с топом «Самых-самых».

      Ты пожалел, что не прошил глаза китайским леваком, блокирующим автоматическую рекламу.

      — Эй, — услышал ты голос Кейса, когда поднял трубку: стены тут же осветились передовыми кнопочными раскладушками. — Ты в дерьме, ковбой.

      Ты уже догадался. Не потому, что Кейс позвонил. 

      Потому, что цифра, отслеживающая перемещение лифта, уже добрые тридцать секунд горела на цифре «два» – а лифт продолжал ехать вверх.

      — Кто-то из компьютерной безопасности, вызвал лифт в обход протокола. Черт его знает, зачем. Искинт или другой раннер, мать твою. Дропнул мне камеру в лифте.

      Камеру в лифте?..

      Ты поднял глаза на горящую цифру «два». 

      Ты чувствовал себя героем криминальной комедии. Теперь оставалось уповать только на Кейса, форму секьюрити и лишнюю хромосому наблюдателя, перед которым непонятно откуда появился кадр с пассажиром.

      — Я ломану систему. На полминуты, не больше. Выбирайся оттуда нахрен.

      Спасибо, ска, за совет.