Игра 20-4: Запись

[Букса 7 932]

- Слепит взор твоя краса, Мария... - длинные сухие пальцы проводят по шелковистым волосам цвета воронова крыла.

- Белоснежна и нежна твоя плоть, хоть она и холодна... - прикосновение опускается вниз к скуле, по щеке движется к подбородку.

- Очи черны, словно ониксы, а в их взгляде сокрыт огонь, - пальцы крепко и грубо ухватываются за аккуратный подбородок, заставляя прелестное личико обратиться вверх.

- Ах, если бы я только поддался искушению...то был бы очень глуп, - твердая, как камень, рука сжимается вокруг лебединой шеи, а длинный и острый ноготь большого пальца до крови впивается в кожу.

- Всему есть своя цена, Мария, тебе ли об этом не знать, - к мертвой хватке вокруг шеи добавляется касание лакированного дерева - кончика резной трости, плавно движущегося от ключиц к ложбинке между поддерживаемыми жестким корсетом округлостями.

- Но ты отказываешься ее заплатить, а ведь это самое меньшее, на что ты способна в своем положении...

- Постой, - мелодичный голосок прерывает речь поставленного баритона, - я...я передумала. Ставка будет сделана. Но ты должен предоставить мне добротный выбор.

- Да будет так.

Пролог

Мы в штате Нью-Мексико, прозванном Tierra de Encanto, и остаётся лишь гадать, это Земля Очарования, как гласит официальный перевод (а правда, он пахнет как рекламный проспект, только что из типографии?), или Зачарованные Земли, как можно понять при желании и воображении.

Чары накрепко связаны с тайнами, а тайны принято охранять. Разнообразных чар здесь хоть отбавляй, и охраны тоже: пустыни - белоснежные, как свежий гипс на переломе (забавно, но именно из гипса они и состоят), охраняемые как природное чудо, или тоже охраняемые, но по другой причине, гигантские пустоши - оплавленные, истерзанные ядерными испытаниями полигоны; есть тут леса, колючие и недобрые, которые сами бы хранили кое-что – кости и черепа стародавних хозяев и гостей, яростно и безоглядно убивавших друг друга на этих зачарованных землях, но леса тут частенько выгорают до тла, несмотря на все правительственные меры по их охране, и, пережив смертную вражду, пепел индейский давно смешался с пеплом испанским, как и кровь в венах местных людей.

Здесь есть и горы, местами самой природой изрытые так, что в этих каменных внутренностях без охраны можно заблудиться и пропасть ни за грош, а местами - изрытые и расцарапанные людьми в попытках гроши отыскать, чаще бесплодных, таков уж удел охотников за золотом.

Люди здесь поселились как-то неравномерно – есть пара агломераций, разросшихся как опухоли за счёт половины всех жителей штата; есть разбросанные тут и там, вылизанные и ярко раскрашенные местечки для туристов (здесь, как водится, больше приезжих и проезжих, чем настоящих жителей) и индейские резервации, уже мало чем от них отличающиеся. Всё остальное - города-призраки, разной степени развоплощённости: посмотришь, во многих из них ещё вроде как теплится жизнь из плоти и крови, но они уже зачарованы, уже обречены. Все эти Вильянуэвы, селения, некогда действительно такие новенькие и свеженькие, основанные на фундаменте надежд, не лишённых в равной степени ни здравомыслия, ни романтики, и потому частенько получающие звонкие и пышные имена.. скажем, Златовеликий. А, каково? Но выцарапанного у зачарованной земли золота не хватило на величие, и шары перекати-поле давно резвятся на пустынных улицах Орогранде.

В других местах ветер уже вовсю свистит в головах людей, и прежде, чем он примется хлопать дверьми опустевших домов, распахивая их перед шарами перекати-поля, городкам предстоит пережить долгую агонию безумия. Их названия мало что говорят кому-либо, кроме своих очарованных жителей, но, бывает, звучат в новостях: где-нибудь под конец выпуска, когда нужно отвлечь и расслабить слушателей, дав время развешанной по ушам лапше незаметно впитаться в мозги. Лопоухие слушатели ничего не знают о местном волшебстве и поэтому послушно улыбаются, узнав, что где-то там, посередине нигде в Нью-Мексико, шерифом очередной Вильянуэвы назначили собаку, и – какая прекрасная страна! - это никому не кажется странным, потому что в Вильянуэве всё равно многие годы ничего не происходит.. ээ, в смысле ничего настолько криминального, с чем не справился бы хорошо воспитанный, неглупый бобик. А так, конечно, можно себе представить – жизнь там просто кипит.

Кажется, что здесь, в Вильянуэве (можно ткнуть пальцам и выбрать любую, они все одинаковы), нет никакой охраны. Конечно, кое-где в шерифах ещё ходят люди, но речь об охране совсем другого рода, в защите от чар толку в шерифе действительно не больше, чем в собаке – и жители исподволь чувствуют свою беззащитность, пытаются быть сами себе настороже, и даже почти что успевают ухватить сквознячок в голове, но он каждый раз ловко проскальзывает между мыслями, и зачарование не спеша продолжается.

Затерянные под огромным пустым бледным небом, между участками радиационного заражения, военными базами и натужными туристическими красотами; день и ночь ощущающие мистический гул соседней Мексики, с её культами мёртвых, святых, и опять мёртвых; вроде как вполне себе белые американцы, если бы не шёпоток, у кого-то чуть громче, у кого-то чуть тише, но звучащий здесь в венах у всех - шёпоток хозяев и гостей Зачарованных Земель, беззвучные крики жертв и палачей, одинаково экстатичные, в унисон захлёбывающиеся кровью или в крови..

..жители крошечных городков Нью-Мексико, никем и ничем не охраняемые, обречённые быть зачарованными.

Эстебан Рэй, "Смертные земли"

I

Кровавое зарево рассвета лениво выглянуло из-за высоких стен особняка де Лара, чтобы лучик за лучиком осветить сеть тонких прямых улочек и заставить один за другим вспыхнуть медные флюгеры на крышах Сомбра-Сангранте, городка, который маловероятно разыскать на географических картах, но отнюдь не безжизненного.

История сего поселения началась, когда к концу XIX века в плоских черно-алых скалах, кое-где выходящих здесь из-под скудной почвы, обнаружили медь. Как водится, к разработкам потянулись люди: со всего Нью-Мексико и даже соседней Мексики, жаждущие приюта, постоянной работы и...лучшей жизни.

Добыча велась жадно и грубо, работников было в избытке, того, кто скупил черно-алую землю, не заботило ничего, кроме выручки за сырую руду - он продавал по дешевке, но брал количеством.

Вокруг медного рудника возникли трущобы. А еще через несколько лет в этих трущобах, населенных изможденными, грязными, дурно питающимися людьми, вспыхнула эпидемия. Скорее всего, в гости к ним пришла чёрная оспа, но и это осталось за завесой тайны - живых в трущобах-у-рудника не осталось вовсе, и даже владелец земель со всей своей семьей пропал бесследно...а когда, спустя несколько лет, к черно-алым скалам вновь пришли люди, ветер уже давно повалил четыре кое-как сколоченных креста на краю сожженных трущоб, а костей, выбеленных насекомыми и песком, вокруг было слишком много, чтобы понять, что же там произошло.

Но это и не интересовало пришельцев. Их хозяин, новый владелец месторождения, не склонен был копаться в старых костях и обращать внимание на слухи о том, что "место это дурное".

Эксцентричный выходец с Пиренейского полуострова - граф де Лара, представитель древнего кастильского рода, невероятно могущественного в эпоху Средневековья, а в XVIII веке фактически угасшего - проявил не просто крепкую деловую хватку, а достойную восхищения дальновидность. Обладатель солидного состояния он не жалел средств на строительство и вложения в производство.

Местные земли были слишком пустынны, чтобы действия де Лара привлекали стороннее внимание, иначе он стал бы лакомой пищей для газетчиков. Один только замкнутый образ жизни графа, предпочитавшего вести дела через нескольких доверенных ему людей, мог бы породить заголовки о "новом Монте-Кристо", а в сочетании с тем, как он повел дела на своей земле, сделать популярнейшим объектом остроумия. Однако, из-за отдаленного расположения рудника и молчаливости представлявших интересы де Лара людей, о его "чудачествах" никто не знал.

Несмотря на дурную славу этого места, помощники де Лара сумели привезти рабочих. Это не были нищие бедолаги, готовые делать что угодно за миску похлебки, напротив - это были крепкие мужчины, подряженные за хорошие деньги. Они не везли с собой семьи, но вместе с ними приехало несколько женщин - поварих и прачек. Был и доктор. Временный лагерь, порядками напоминавший военный, разбили у ручья, и работа закипела.

Строительство шло стремительно и без задержек. Все, что осталось от трущоб и бывшего хозяйского дома, было снесено без следа. Поток материалов для строительства, а так же всего необходимого для временного лагеря не иссякал, работы вскоре стали вестись в две смены, днем и ночью. На ровном месте, посреди равнины с черно-алыми пятнами, словно кино-декорации вырастал городок со стройными улочками, домами жилыми и теми, которым только не хватало вывесок "почта", "булочная" или "зубной врач". Со стороны рудника на краю городка расположились мастерские. А между городком и месторождением строились заводские здания - совсем небольшие, словно вокруг была не безбрежная пустота Нью-Мексико, а европейская теснота. Изменения, происходившие у самого рудника, ясно показывали знающему человеку - с открытой добычей здесь покончено, и отныне разработки уйдут в шахты. До того, как понятие "экология" приобрело современное значение, оставались десятилетия, и только лишь в наши дни решение отказаться от открытой добычи для дельца может выглядеть вполне разумным, но де Лара был заведомо эксцентричен и весьма щедр, а газетчики, как мы уже выяснили, были очень далеко, так что на такую странность и внимания не обратили.

Состав работников в строительном лагере тем временем незаметно менялся. Кое-кто из первой партии уезжал, довольный, получив полную и щедрую плату. Тот, кто заинтересовался бы дальнейшей судьбой уехавших, был бы удивлен - проследить ее не представлялось никакой возможности. Уезжая, они словно растворялись на долгих дорогах Нью-Мексико. Нигде, за пределами выраставшего из земли красивого городка, о нем не знали, и новые люди, появлявшиеся в лагере, приезжали сюда совсем не потому, что прослышали о хорошей работке. Всех их привозили люди де Лара, отбирая по одному им ведомому признаку.

И скоро стало понятно, что те, кто остаются, строят этот город, чтобы жить в нем, строят для самих себя. Все прочие постепенно...исчезали.

Людей в городке становилось все больше. На руднике возобновились работы, и чуть позже оказалось, что маленькие заводы дают полный цикл от сырца до сплавов. Заработали мастерские, и городок украсили медные флюгеры и кольца на дверях домов. По другую сторону городка расположилось несколько ферм, которые, как можно было ожидать, вскоре упростят вопрос с продовольствием в городе.

Удивительно, но если несколько лет буквально за все, что здесь происходило, платил де Лара, то теперь, постепенно наполняясь людьми и деятельностью, городок начинал жить самостоятельно, и жить совсем не плохо. Еще более удивительно то, что при этом он не рос, как будто некто обладал высшими силами и специально регулировал этот вопрос: с того момента, как в городке открылось почтовое отделение, и он, наконец, получил свое имя, численность его населения оставалось примерно одинаковой - всего около тысячи человек. В отличие от чужака, которому имя города могло бы показаться жутковатым*, для этой тысячи человек оно было и остается естественно связано с черно-алыми скалами их новой, собственными руками (пусть даже на деньги и умом де Лара) выстроенной родины.

Таким Сомбра-Сангранте остается и поныне: крошечным и идеальным, удивительно благополучным, живущим под мудрым управлением своего хозяина из рода де Лара, ведь даже в этом аспекте это незаурядное место ничуть не изменилось. Каждый аккуратный домик, каждый магазин, каждая мастерская, рудник и заводик, занятый производством из местного сплава "чего-то для оборонки, тсссс", бар и кафе, школа и кинотеатр, да что там, любая засохшая травинка на территории городка принадлежит потомку Графа-основателя - Хесусу Манрике де Лара. Этот седовласый мужчина живет в огромном особняке, возвышающемся над восточной частью города, словно средневековый замок над фермерскими домиками. Живет замкнуто, можно сказать эксцентрично, но жители Сомбра-Сангранте воспринимают это как нечто само собой разумеющееся: главное, что их благополучная жизнь в надежных руках.

* - Сомбра-Сангранте, от исп. sombra sangrante - тень кровоточащая

Чем же было примечательно это очередное утро в маленьком городке? А тем, что шестнадцать его жителей, проснувшись, обнаружили в своих жилищах неведомо откуда взявшиеся конверты черного цвета, но украшенные золотистым орнаментом, что делало их скорее торжественными, чем мрачными. Однако, записка внутри была лаконична в своем содержании.

Господин желал их видеть.

---

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ИГРОКОВ

О гулях

Гули – ещё совсем не вампиры, но уже не вполне люди. Они подобны одомашненным животным – зависимые от своих хозяев слуги, рабы или игрушки. Они могут быть даже любимчиками, но ровно с теми же правами: если старина Рэкс начнёт грызть антикварную мебель, а милый Томми – орать под дверью и метить по углам, от них придётся избавиться и, возможно, завести черепашку.

Гуль – это наркоман, его наркотик – кровь вампира, и это очень серьёзный наркотик: после того, как первая капля окажется на языке смертного, практически не остаётся шансов, что его жизнь останется прежней. Стоит ли говорить, что только вампир решает, станет ли человек гулем, а у самого человека выбора нет – ни до этого, ни, тем более, после.

Кровь вампира расширяет способности человека – он становится сильнее, выносливее, он более не подвержен болезням, а если регулярно и вовремя получает очередную «дозу», то и старение обходит его стороной. До тех пор, пока гуль живым нужен своему хозяину – домитору, он бессмертен.

С какого-то момента, получая кровь вампира, гуль начинает приобретать некоторые свойства, присущие его домитору. Речь идёт не о персональных талантах вампира, а о его клановых особенностях, «прописанных» в крови, как полезных, так и досадных. Естественно, в гулях эти способности могут развиться лишь в малой мере по сравнению с вампирами, но для смертного это - сверхъестественные способности. И все без исключения гули получают главное вампирское проклятие – внутреннего Зверя, то есть склонность к состоянию кровавого безумия. Передозировка вампирской крови гарантированно вводит гуля в это состояние, но подвести к нему может и сильное нервное напряжение: ужас, гнев или страсть.

Несмотря на это, быть гулем при хорошем хозяине может показаться не такой уж плохой участью – по сути, это некий «облегчённый» вариант вампира, к тому же не нуждающийся в кровавом питании и дневном сне, и не боящийся солнечного света. Гуль не стареет, не болеет, однако не теряет возможности наслаждаться простыми человеческими радостями – нормальная еда, питьё, чувственные удовольствия. При определённых условиях гуль даже может иметь обычное, плоть от плоти, потомство. Все перечисленные выгоды кажутся довольно привлекательной платой за необходимость работать на деспотичного хозяина и хранить его тайны – любой офисный работник в наши дни охотно согласится с этим.

Однако настоящей ценой всем возможным выгодам является свобода. И не только свобода действий, но и свобода воли, как считается – главная ценность человека. Быть гулем означает, прежде всего прочего, быть привязанным к своему хозяину эмоциональными узами, по силе несравнимыми ни с чем в жизни смертного. Даже если гуль ненавидит или презирает вампира, дающего ему свою кровь, он одержим заботой о нём. Даже имея намерение причинить вред своему хозяину, гуль будет не в силах его осуществить. Он сделает для домитора решительно всё – ценой собственных интересов и даже жизни, а про интересы или сохранность других смертных, будь то его собственный ребёнок, возлюбленный или родитель, и говорить не стоит – все чувства к ним заведомо проигрывают перед силой привязанности к домитору, хозяину-вампиру.

Возможно главная трагедия гулей состоит в том, что вампир, связавший смертного Узами Крови и насильно сделавший его своим преданным другом, не чувствует к нему ничего подобного. Эта зависимость, эта преданность – односторонняя. Некоторые вампиры могут чувствовать эмоции своих гулей или ощущать их присутствие в пространстве, определять местонахождение, но в целом – ничего, даже отдалённо напоминающего сверхъестественную привязанность их гулей к ним.

Кому-то излишне восторженному может показаться, что служить такому могучему и замечательному существу, как вампир, можно и вполне добровольно. Возможно это и так, только никакой вампир не станет полагаться на волю смертного и рисковать своей безопасностью ради такой мелочи, как человеческая мораль. Кроме того, очевидно, что физические качества и возможности гуля делают его гораздо более выгодным приобретением, чем простой смертный раб, который заведомо более слаб, подвержен болезням и возрастным изменениям.

Так же стоит отметить, что гули очень редко становятся вампирами. Они могут сопровождать своего хозяина столетиями (и лишь очередная порция вампирской крови будет удерживать их нестареющие тела от того, чтобы просто-напросто рассыпаться в прах), могут отслужить своё за несколько часов (если именно на такое время понадобились своему поработителю), но и в самом лучшем случае гуль для вампира остаётся не более чем домашним любимцем или ценным предметом обстановки.

В худшем же случае участь гуля может оказаться настолько чудовищна, насколько это только можно вообразить. Все возможные физические терзания, которым по той или иной причине может быть подвергнут человек, в случае с гулем будут происходить либо по вине, либо непосредственно от рук существа, к которому он питает безумную, безнадежную, бесконечную любовь.

Максимиллиан Висконти, Вентру

Вампиры Ласомбра и их гули

Стая превращается в сброд, не имея вожаков, и Ласомбра – вожди стаи Шабаша. Прирождённые руководители и манипуляторы, целеустремлённые, коварные и циничные, они – «утончённые чудовища»: подавляющее большинство старых Ласомбра родились как смертные в Испании или Италии и принадлежали к аристократическим семьям, унаследовав от своих человеческих предков породистую внешность и гордыню. Последнее качество в них кровь Ласомбра лишь многократно усугубила.

Именно Ласомбра, в давние времена поднявшие восстание против власти Старейшин, сделали первый шаг становлению Шабаша в том качестве, в каком мы знаем его сегодня. Неудивительно, что с тех пор они бессменно венчают собой секту, осуществляя правление и оказывая своё влияние на всю не-жизнь кровавой стаи. Стоит ли говорить, что те Ласомбра, что перешли на сторону Камарильи, не могут рассчитывать на доверие там, а для Шабаша становятся более, чем врагами. И они, и те из Ласомбра, что по каким-то причинам предпочли независимость от обеих крупнейших организаций каинитов, ведут одинокое и пронизанное опасностью существование.

Вампиры клана Ласомбра, как и Цимисхи, как правило, заводят гулей в исключительно практичных целях. При этом, готовые поспорить в аристократизме с Вентру, они предпочитают, чтобы гули не оскорбляли их взгляд физическими недостатками или неприятным для них типом внешности, а их натуру – малейшей невышколенностью.

Основная причина, по которой Ласомбра заводят гулей, кроется в их слабости, в их особом проклятии: то, что эти тщеславные и властолюбивые вампиры не отбрасывают отражений, конечно же затрудняет им уход за собственной внешностью.

Но, как сообщают доверенные источники, «волосы должны быть чисты стопроцентно, иначе сотня лютых ударов будет наказанием нерадивому гулю. Если же слуга нанесет лосьон на кожу неправильно, возмущенный хозяин может лоскутками снять кожу с него», конец цитаты.

С кровью Ласомбра гулям в какой-то степени передаётся их сила и слабость. Они не теряют отражений, однако старым гулям требуется некоторое время, чтобы сфокусироваться, прежде чем побриться или причесаться перед зеркалом. Фотография, на которую каким-то образом попал гуль Ласомбра, выйдет слишком тёмная и нерезкая, чтобы что-то на ней разобрать.

Кроме возрастающего с получением вампирской крови Могущества (то есть силы, выносливости и ловкости), что является общим местом для всех гулей, слуг Ласобмра отличают от простых смертных способность к Доминированию (то есть умению воздействовать на чужую волю, от манипулирования до подавления) и Власть на Тенью. Последнее умение слишком специфично, чтобы заметно развиться не в вампире, однако гули Ласомбра явно «дружат» с темнотой и тенями, если и не имея над ними власти, то успешно используя их в своих интересах.

Джино Стелла, "О господах и слугах"

ТРЕБОВАНИЯ К ПЕРСОНАЖАМ

• Вы - гуль древнего вампира из клана Ласомбра и соответствуете требованиям к этому званию.
  
• Ваш возраст ограничен 70-80 годами фактических лет, физически персонаж должен соответствовать тому времени, когда он начал употреблять витэ (кровь) вампира.
  
• Всю свою жизнь вы провели в общине Сомбра-Сангранте.
  
• Соответственно, все гули Манрике де Лара знакомы друг с другом.
  
• Настоятельно прошу обратить внимание на то, что механика предстоящей игры сложнее, чем в традиционной мафии. Трезво оценивайте свои силы и время, золотое правило "одного поста в сутки - достаточно" в этот раз не работает.
  

[First Contact 22]

Эва Кабрера

..учительница в школе Сомбра-Сангранте..

..физический возраст - 28 лет..

..стала гулем около двадцати лет назад..

.."кочевой дух переполнял душу Лорки, и отсюда цыганская тема в его лирике. «Невесты, закройте ставни!» — призывает поэт, ведь по улице города шествует свободная цыганка, которая напоминает Кармен из повести Проспера Мериме. Она может подарить свою любовь случайному прохожему, а потом надсмеяться над ним. Может она и убить, ведь она «дважды вооружена» — кинжалом и жгучим взглядом прекрасных черных глаз."

- Эвита!.. Ты занята.. Прости, я только хотел.. Занятия ведь уже кончились..

Эва подняла взгляд от тетради и улыбнулась. Со стороны улицы в окошко заглядывал Рубен Пласа, и цветущие герани на подоконнике, между которыми оказалось его лицо, живописно оттеняли полоски тёмного румянца, пылающие на смуглых щеках.

- Я проверяла сочинения, Руби. Твой сын растёт романтиком. Ты тоже был таким в двенадцать лет?

Рубен чуть склонил голову к плечу, и улыбка Эвы стала теплее: она хорошо помнила, каким был Рубен в двенадцать лет, он так же склонял голову и так же, полосками, заливался краской, встречаясь с ней взглядом. За двадцать один год ничего не изменилось, кроме того, что из мечтательного мальчика Руби вырос в очень красивого мужчину, а она сама не изменилась ничуть, только теперь учит не его, а его сына.

- Не помнишь? - продолжая улыбаться, Эва поставила локти на стол, положив подбородок на переплетённый пальцы. Ткань лёгкого платья приятно обтянула грудь, румянец на щеках Рубена стал ярче, а взгляд его тёмных глаз намертво прилип куда-то чуть выше её правого уха.

- Мне кажется, Эва, я не так, чтобы сильно изменился с тех пор. И.. И я всё так же сочиняю волшебные истории про школьную учительницу..

Удержать улыбку не составило труда, но внутри всё неприятно сжалось. Неужели..

- ..вот только учительница теперь другая, - закончил Руби, с вызовом посмотрев ей глаза, и Эва позволила себе дышать глубже. Тем более, что под мужским взглядом, ставшим теперь обжигающим, это не только выглядело естественным, это и было естественным: ощущение опасности, мгновение назад охватившее её, только прибавило градуса и без того легковоспламеняющейся крови.

- Руби, у нас сейчас тут только одна учительница..

- Я тебя и имею в виду! - почти грубо, почти прорычал бывший ученик, резко огляделся по сторонам (в этот жаркий час на улочке не было ни души), отставил горшок с геранью дальше по подоконнику и в мгновение ока оказался внутри.

Эва встала и попятилась к доске. От подошедшего близко Рубена пахло сеном и, едва уловимо, лошадьми. Ещё была пара мгновений всё изменить, но.. не было причины что-то менять. Она дерзко улыбнулась, запрокинув на мужчину лицо:

- Как я буду смотреть в глаза Розе, дурачок, ты подумал? А твоему сыну?.. - её ладони одна над другой легли ему на грудь.

- Я смотрю в них чаще.. Как-нибудь справимся.. - пробормотал он и отвёл её руки, мешавшие ему сделать ещё шаг.

[Elshe 6 891]

Алехандро Мигель Риос Бергара

управляющий на руднике

род. в 1943г. / стал гулем в 1978г.

1979 год

Тишину летнего полудня разрушили голоса. Казалось, что звуки вязнут в горячем воздухе, и может быть, именно поэтому женщина почти кричала:

- ... посмотри на себя! У тебя есть дом, работа, семья, в конце концов, а ты уже год прозябаешь в этой глуши на какой-то шахте!

- Дорогая, - спокойный, даже равнодушный тон мужчины контрастировал с резкими обвинениями собеседницы, как черная земля - с добела раскаленным небом, - я же писал, что не стоит тебе приезжать. Все устроится. Со временем. Прости, мне пора идти.

Он взял шляпу, лежащую на резной скамейке, и направился к калитке.

- А дети? Ты подумал о детях?! - полетел ему вслед новый вопрос.

Мужчина пожал плечами, не замедляя шага.

- Я уезжаю! - женщина в сердцах швырнула на землю глиняную миску, которую держала в руках, и черепки разлетелись по двору. - Я уезжаю, и будь уверен, я сделаю все, чтобы ты оказался там, где тебе самое место - в сумасшедшем доме! Мои дети не будут расти сиротами при живом отце!

Мужчина повернулся так резко, что чуть не упал:

- Вы никуда не поедете. Иди в дом, и чтобы я больше такого не слышал. Забудь об этом. Ты меня поняла? - сказал он, тщательно выговаривая каждое слово.

Женщина отшатнулась, словно ее ударили. Лицо ее приобрело выражение, свойственное людям, которые пытаются уловить какую-то постоянно ускользающую мысль. Минуту она боролась с растерянностью, но потом выпрямилась и вновь сжала губы в тонкую линию.

- Я приняла решение, Алехандро. Можешь говорить что угодно, но мы с детьми уезжаем сегодня же.

С грохотом захлопнутая дверь домика ознаменовала конец разговора. Алехандро Риос еще некоторое время стоял в задумчивости и наконец покинул двор. Но, вопреки своим прежним намерениям, направился мужчина не в сторону рудника, а к офису шерифа.

- Габриэль, - Риос остановился на пороге, помолчал, потом медленно сказал: - Боюсь, моя супруга хочет покинуть наш гостеприимный город...

- Я прослежу, чтобы поездка прошла благополучно, - Габриэль Монтеро кивнул, поднял глаза на посетителя и мягко произнес: - Идите, Алехандро. Сеньор де Лара должен быть доволен.

***

2012 год

Алехандро Риос проснулся рано, но визитера, оставившего на столике черный конверт, уже не застал. Риос потянулся за письмом, бросил взгляд на стоящую тут же фотографию - молодая женщина, двое темноглазых ребятишек - и помрачнел. Впрочем, помрачнел привычно и ненадолго - ровно до момента, пока не прочитал вложенное в конверт послание. В груди разлилось тепло, а все остальное отошло на второй план, превратилось в тень - еще одну тень Сомбра-Сангранте. Осталось только главное: сеньор де Лара должен быть доволен.

Изменено 18 февраля, 2013 пользователем Elshe

[Звездочет 2 589]

«Возможно найти свое счастье во служении. Я думаю так. Я хочу в это верить. Иначе все потеряет свой смысл. Я не могу этого допустить. Или же сойду с ума.

Рожденный еще в 1934 году женщиной, чье имя уже практически стерлось из моей памяти, оставив за собой лишь смутный образ, несущий сердцу боль и горечь, я помню тех первопроходцев-основателей Сомбра-Сангранте, которыми уже тогда руководил мой Господин, сеньор Манрике де Лара. Среди них были мои родители... Это то немногое, что я знаю достоверно. Но все равно ничего из этого не помню...

Впрочем, нет, есть еще кое-что. Моя мать была, как и я, служанкой моего Господина, однако, не имела ни силы, ни дара дорогого сеньора. Всего лишь слабый человек, очередной и не слишком значимый камушек в фундаменте того, что хотел построить и создать милостивый Хозяин. Жаль, что мне не ведомо, когда он ее использовал для этих целей. Быть может, в момент моего рождения.

Все мое детство проходило где-то недалеко от Господина. Я не помню материнских рук, но помню его - белые, холодные, жилистые и невероятно твердые, казалось бы, способные размозжить человеческий череп одной ладонью. Пожалуй, не только человеческий.

Я очень его боялся, однако это был один из самых необоснованных страхов в моей жизни - Господин никогда не угрожал мне, даже ни разу не повысил голос на непоседливого мальчишку, и все же, одного взгляда его тускло-черных глаз было достаточно, чтобы губы немели, а к горлу подступал отвратительный ком. Бессильного ужаса. Но, как я написал ранее, в то время я еще был очень глуп. Сеньор не стал бы причинять мне боль. Ведь я был ему нужен.

Мое имя Габриэль Монтеро. Во мне теплится надежда, что оно является моим настоящим именем, но, увы, мне неоткуда об этом узнать. Единственный раз, когда я пользовался им вне территории Сомбра-Сангранте - это время получения мною образования. Но, к сожалению, эти годы стерты из моей головы с еще большей тщательностью, чем пора детства. Господин неоднократно говорил мне, что на меня возложена особенная миссия, что только я способен на то, чтобы быть глашатаем воли сеньора за крепкими стенами его особняка.

И вправду, ведь уже на протяжении пятидесяти лет я являюсь шерифом Сомбра-Сангранте, моя прямая обязанность - поддержка порядка среди таких же, как я, и обыкновенных смертных. Порядка, установленного и созданного моим Господином. Именно ради этого он выращивал меня с самого раннего детства, именно поэтому, однажды, он позвал меня к себе и, прокусив свое запястье, приказал лакать его кровь. А я, словно изголодавшийся пес, наслаждался каждой каплей божественно вкусного нектара.

Предположительно, мне было тогда около 27 лет. Господин в очередной раз проявил свою безграничную мудрость, дождавшись, когда Габриэль Монтеро достигнет того возраста, когда будет годен для совершенно любых поручений.

Мое положение достойно зависти. Я гораздо чаще других бываю подпущен к крови сеньора, так как, сейчас у Хозяина нет для меня замены, а для создания нового шерифа потребуется время. Я же, выдрессирован просто идеально.

Выдрессирован...да, это удачное слово. Своему Господину я не сын и не наследник, а его любимый, вызывающий гордость пес, я обречен на вечную службу, но никогда не буду удостоен чести принять от него Дар...Но я готов выполнить любую команду.

Именно так я и поступлю сию же секунду. Сеньор де Лара не хотел бы, чтобы эту запись кто-либо прочел, поэтому ее следует немедля сжечь. А сразу после этого - прибыть в особняк, как указано в записке из черного конверта. Господин будет мною доволен».

[Hikaru 20 067]

Мария просто Мария СантаФе

1955

Своих родителей Мария не помнила. Монашки приюта при монастыре святой Гваделупе, где она провела первые годы жизни, никогда не говорили воспитанницам о том, какими путями они попали в приют, все их разговоры сводились к бесконечным нравоучениям и молитвам. Неудивительно, что однажды девочка взбунтовалась и сбежала. Сколько же ей тогда было - двенадцать? Тринадцать? Прибившись к одной из многочисленных подростковых банд, терроризировавших окрестности Санта-Фе, за два года она досконально изучила изнанку этого внешне благопристойного, но насквозь прогнившего города. И сама Мария была ему под стать - за ангельской внешностью, невинным взглядом и манерами юной леди, (которые каким-то чудом ей привили монашки), скрывалось циничное существо, прошедшее, как ей казалось, все круги ада - воровство, грабеж, проституция...

В обязанности Марии входило заманивать подвыпивших клиентов в безлюдный переулок, где остальная банда без проблем избавляла жертву от часов, бумажников и прочих мало-мальских ценностей (включая, порой, дорогой костюм и обувь незадачливого любителя острых ощущений). Но однажды все пошло наперекосяк. Мужчина не выглядел любителем "клубнички", поэтому она притворилась заблудившейся школьницей, без спроса сбежавшей из дома на танцы, и попросила проводить ее до Каньон-роуд. Внимательно окинув Марию взглядом, он согласился. Всю дорогу девушка развлекала молчаливого попутчика вымышленными подробностями своей школьной жизни, пока на пустынной Камино Делора их не окружили пятеро вооруженных молодых людей. Мигель, глава банды, направил на мужчину свой кольт и потребовал часы и бумажник. Что произошло потом, она толком не разглядела, но через пару минут на пустынной улочке лежало пять трупов, а мужчина с иронией поинтересовался у "Лауретты Вильяреаль", как она ему представилась:

- И куда же вас проводить, сеньорита?

Девушка спокойно улыбнулась. В светло-карих глазах не было ни страха, ни сожаления.

- Думаю, выбор за вами? - ответила она не менее иронично.

- Тогда поедешь со мной. В Сомбра-Сангранте.

Мария не знала, что это такое, но ей было все равно.

"Сеньор де Лара должен быть доволен", - пробормотал агент себе под нос фразу, которую она не поняла.

***

2012

Управляющая баром с говорящим названием "Текила" Мария СантаФе вертела в руках черный конверт с золотистым орнаментом. Она не была удивлена письмом - господин всегда был доволен ею - разве что формой, в которую приглашение было облачено; что-то подсказывало ей, что это будет не обычный визит.

За годы, проведенные Марией в Сомбра-Сангранте, "Текила" из сомнительного заведения, где посетители помимо выпивки могли рассчитывать разве что на пересоленную яичницу, подгорелые блинчики да чашку скверного кофе, превратилась во вполне респектабельное заведение, где предпочитало проводить вечера добрая половина мужского населения городка. К их услугам была неплохая кухня, бильярд, боулинг и даже стриптиз-шоу. Злые женские языки поговаривали, что этим перечень услуг, предоставляемых в "Текиле" не ограничивается, но кто знает, что там на самом деле происходит. Главное, не разочаровать хозяина. Сеньор де Лара должен быть доволен.

Изменено 20 февраля, 2013 пользователем Hikaru

[Dmitry Shepard 30 789]

Эрнесто Перес.

Родился 23 мая 1945 года в семье юристов Антонио и Марианны Пересов. Предполагалось, что подросший Эрнесто пойдет по стопам родителей (разумеется), но судьба распорядилась иначе. Несчастный случай на руднике унес жизни обоих родителей и 16-тилетний подросток остался наедине с жестоким и непонятным миром взрослых. Тем более таких взрослых. И история Эрнесто Переса могла бы быть аккуратно пресечена, если бы не одна особенность, сыгравшая свою важную роль и заставившая Нирн отложить свои золотые ножницы. Видите ли, Эрнесто с детства любил цветы и те, казалось, отвечали ему взаимностью. Даже самый убогий саженец, попав в ласковые руки паренька, с готовностью начинал идти на поправку, в конце концов формируясь в роскошный цветочный куст, радующий всех вокруг изысканным ароматом своих цветов. И это было замечено Тем, кто властвовал над всеми в небольшом городке Сомбра-Сангранте.

Сам же Эрнесто точно также повторил судьбу своих саженцев, превратившись под уверенной рукой Господина де Лара из неуверенного в себе паренька в спокойного, даже в чем-то властного мужчину, ведавшего всем садом особняка де Лара. А статус гуля, полученный им в 27 лет, дал ему невиданные по своей широте возможности для реализации своих задумок. Если вы проживете куда больше отмеренного простому смертному срока, можно с легкостью потратить десяток лет на составление точнейшей карты перемещения воздушных масс в районе особняка, а затем еще тридцать лет, высаживая и пестуя деревья и кусты таким образом, чтобы негодник ветер из хулигана стал ручным зверьком, послушно следующим по заданным зелеными насаждениями "коридорам". Завершающим штрихом Плана Эрнесто стало точнейшее расположение более сотни различных видов цветов, в строжайшем порядке высаженных в точно определенную для каждого экземпляра лунку. В результате усилия Эрнесто принесли свои щедрые плоды - идя по дорожке к дому, любой, чьи гайморовы пазухи были свободны, ощущал ароматную симфонию, которую создавала сама природа посредством ветра и времени суток при скромном содействии самого Эрнесто, причем симфонию, партитура которой менялась по мере продвижения к дому, подчеркивая великолепие и элегантность владельца особняка, а в ночное время и вовсе поражала обоняние богатством и красочностью оттенков запахов. Таков был подарок Эрнесто своему обожаемому Господину.

[Vuvuzela 9 444]

Рамона Васкез, 26/1, механик.

Сквозь искрящий дождь радиопомех неожиданно прорезался голос Глена Кэмпбелла и даже успел поведать что-то про солнечный свет, прежде чем вновь раствориться в свисте и шелесте. Рамона постучала по приемнику, покрутила верньеры, но певцу, очевидно, не нравился сгустившийся в воздухе запах бензина, пыли и нагретого железа, потому что вернуться он не пожелал.

- Не крути, все равно ничего не ловит толком, - Билли высунул голову из-под брюха грузовика. – Полезай лучше сюда, я тебе покажу одну штуку.

- Надеюсь, она будет побольше той, которую мы все видели в баре, - отозвалась Рамона, собирая волосы в хвост и надевая перчатки. Билли, впрочем, не смутился.

- Я был пьян, детка, чего же ты хочешь? – он нырнул обратно под машину, ойкнул, стукнувшись головой, и продолжал уже более приглушенно. – В пятницу могу повторить на бис.

Рамона фыркнула и встала на колени, заглядывая между колесами.

- Ну чего там? Мне себя еще в порядок приводить потом, у меня сегодня дела.

– А что за дела? Свидание? Иди прямо так, с грязью на носу и в машинном масле ты будешь неотразима... ой! - Рамона забралась под машину и от души пихнула его. – Ты мне лучше скажи, что вот это значит?

- Бестолочь ты криворукая, вот что это значит. А ну дай сюда.

Некоторое время из-под машины доносились скрежет и постукивания, потом послышался довольно сильный шлепок и голос Рамоны сказал:

- Еще раз так сделаешь, я тебе твой ключ зажигания засуну в выхлопную трубу.

- Да ладно, не больно-то и хотелось...

[Gорыныч 3 797]

Мариэлла.

Физический возраст 25 лет.

Родилась в 1960 году, в семье мастерового. Мать умерла при родах. До 5 лет, с Мариэллой помогала сердобольная соседка.

По протекции молодого светловолосого шерифа,с которым они были добрыми соседями, удалось пристроить девочку в особняк де Лара. Несколько лет Мариэлла проработала прачкой, постепенно превращаясь из худенькой, нескладной девочки в красивую девушку. Уже тогда у нее стал проявляться тонкий вкус к нарядам.

2012 год.

Хозяйка магазина одежды Мариэлла Санчес Мигель Эрре Муньос-Лопес

сидела в своем кабинете, когда принесли послание. При взгляде на черный конверт, на душе Мариэллы стало тепло, а, после прочтения послания, она разом забыла все свои заботы, и поспешила на встречу с хозяином.

Изменено 21 февраля, 2013 пользователем Gорыныч

[Букса 7 932]

Майк Дарлинг

США, 2007 год.

Пока в стране набирал обороты ипотечный кризис, грозивший вот-вот перерасти в кризис мировой, благополучный, возможно даже образцово-показательный городишко Сомбра-Сангранте, в равной степени далекий как от федеральных трасс и транспортных артерий США, так и от всех финансовых потрясений, связанных с рынками, биржами и прочей экономической ерундой, жил своей тихой размеренной жизнью. День вчерашний был как две капли воды похож на день сегодняшний, и об их смене большая часть жителей узнавала по календарю. Здесь не было ни грабителей, ни насильников, ни серийных убийц, лицами которых пестрели теле- и киноэкраны. И, казалось, что даже местные вездесущие сплетницы испытывают некоторый информационный голод.

Но в один из мартовских дней на улицы провинциального городка вторгся слегка припылившийся от дальней дороги, но по-прежнему представительный Роллс-Ройс. Тупая морда автомобиля уткнулась в крыльцо первого же общественного заведения, которым оказалась парикмахерская. Дверца водителя распахнулась, и пред глазами застигнутой врасплох публики, состоящей из двух зрелых дам с идеально начесанными и уложенными прическами (что безошибочно выдавало в них жриц красоты, скучающих в отсутствие клиентов) предстал мужчина лет сорока, с густой шевелюрой и усталым взглядом серых глаз.

Разговор водителя Роллс-Ройса с коренными жительницами Сомбра-Сонгранте был коротким, посетитель был заинтересован явно не в стрижке, и буквально через пару минут автомобиль укатил в направлении промзоны городка, где располагался и металлургический завод, и здание управляющей конторы.

Там Алехандро Мигель Риос Бергара имел возможность воочию познакомится с одним из дельцов, которым градообразующее предприятие Сомбра-Сангранте поставляло и часть сырца, и изрядную долю уже переработанной руды. Бизнесмен, явившийся под карие очи синьора Риоса что называется не зван, не ждан, но в сопровождении того самого водителя, был улыбчив, словоохотлив и хваток. Приметливый взор заезжего партнера с первого взгляда оценил и степень благополучия городка, и производственные мощности ( задействованные далеко не на все сто процентов), и уклончивые ответы управляющего. С потенциалом шахт незваный визитер был уже, как ни странно, знаком.

Тем же вечером, состоялась еще одна встреча. В особняке сеньора де Лара. Хозяин дома выслушал улыбчивого гостя с особым вниманием, на Хесуса Манрике некоторое впечатление произвело и то, что деловой партнер продемонстрировал удивительную осведомленность о коммерческом потенциале предприятия, и то, что этот потенциал словоохотливый бизнесмен был твердо намерен развить. И то, что щедрый на улыбки делец, говорил обо всех этих экономических перспективах как о деле уже решенном и неизбежном. Словно предложение, ради которого он проделал весь этот путь, сулило столь многие выгоды и перспективы, что подразумевалось, что человек в здравом уме от них не откажется.

Бизнесмен охотно ответил на целый ряд встречных вопросов, с едва ли не победной улыбкой обсудил пару ключевых деталей, получил приглашение остаться до утра и выслушал пожелание вернуться к вопросу через месяц, когда юристы выполнят свою работу, а чернила на документах – высохнут.

В ту же ночь водитель бизнесмена почувствовал на своих губах кровь и услышал не терпящий возражения голос. А на следующий день, на шоссе, ведущем к ближайшему к Сомбра-Сангранте городу, Роллс-Ройс на скорости 95 миль в час столкнулся со встречным грузовиком-дальномером. К месту аварии медицинские службы подоспели далеко не сразу. В искореженном автомобиле был обнаружен труп того самого словоохотливого дельца и каким-то чудом выживший водитель.

Между собой доктора прозвали его Счастливчиком, попасть в такую аварию, почти 6 часов провести без оказания неотложной помощи (а именно столько времени прошло, прежде чем кто-то из проезжающих по далеко не самой загруженной трассе вызвал службу спасения), выйти из комы через каких-то две недели? Чудеса, однако, на этом не закончились.

Майк Дарлинг, собранный докторами едва ли не по кускам и проявивший чудеса живучести, чем дальше, тем больше ставил врачей в тупик. Его организм демонстрировал все симптомы наркотической зависимости и ломки, но ни один биохимический тест не выявил в его крови ни следа наркотиков. Тем не менее, пациент становился все более и более нестабилен и с физической и с психической точки зрения. Лечащий врач уже собрался было избавиться от обузы и перевести необычного пациента в центральную больницу Рио-Ранчо, но в этот судьбоносный день палата Майка Дарлинга оказалась пуста.

Сам Майк объявился на пороге особняка де Лара почти через полтора месяца, после своего первого и единственного визита в Сомбра-Сангранте. Хесус Манрике де Лара, спустившийся вниз на возмущенные крики экономки, какое-то время молча разглядывал нежеланного визитера, словно раздумывая, пригодится ли ему тот, чье использование планировалось...одноразовым? Видимо количество доводов "за" было больше, чем "против", и сеньор де Лара дал знак следовать за собой.

С тех самых пор Майк Дарлинг осел в этом тихом и благополучном городишке. Без особых хлопот устроился обычным водителем в первую и единственную транспортную компанию «Джанго и сыновья», отвечавшую за доставку и перевозку всего и вся в Сомбра-Сангранте – от почты и товаров для магазинов и лавок, до пассажиров и промышленных грузов завода, и регулярно посещал ту самую парикмахерскую, в которую впервые зашел в марте 2007 года.

[NearBird 6 979]

Томас Ривера, парикмахер.

Возраст - 23 года. В Сомбра-Сангранте девять лет и три месяца.

Многое в этой жизни куда проще, чем кажется. Например, всего трех глотков оказывается совершенно достаточно, чтобы превратить когда-то свободного человека в вечного раба безо всякой надежды на освобождение.

Первый глоток. Как это случилось? Неожиданно. Неожиданный стук в дверь посреди ночи, неожиданно милая девушка на пороге, сбивчивый рассказ о неожиданной важной встрече у эксцентричного аристократа, живущего у черта на рогах, невовремя и так неожиданно заболевшем парикмахере, и, как назло, ни одного свободного мастера в округе. Обещанный гонорар сулил возможность рассчитаться со всеми долгами за салон, выбросив из головы, наконец, ощущение раскаленного паяльника где-то за спиной, а девочка была просто чудо, как хороша и не стеснялась откровенно заигрывать. Если подвох и был виден невооруженным взглядом, то сейчас этот взгляд был направлен куда-то совершенно не туда.

Бледная холеная рука осторожно откладывает ножницы в сторону, вкрадчивый голос заполняет всю комнату. Первый порыв валить отсюда ко всем чертям неожиданно затихает, нет сил отвести взгляд от глаз незнакомца, нет сил сопротивляться его словам. Острой кромкой ножниц он надрезает свое запястье. «Пей». Ноги дрожат от ужаса, пульс стучит в висках, но контролировать себя нет никакой возможности. Губы припадают к бордовой струйке. Божественным нектаром отзывается кровь, его кровь, на языке и в глотке. Эйфория, не сравнимая даже с самым бурным оргазмом, и, учитывая опыт в части последних, это было не пустым заявлением.

Второй глоток. Это начинало становиться формальностью – все было кончено еще в тот день, когда ворота поместья открылись, и беззаботный голос над ухом прощебетал «Сеньор желает тебя видеть». В Сомбра-Сангранте появился новый житель, пускай, пока и не осознающий этого до конца. Впрочем, впереди было еще многое: воспоминания об ужасе, пережитом в кабинете поместья, безуспешные попытки бежать или хотя бы справиться с новым пугающим желанием, просто понять, что же ты на самом деле – тщетно. Сопротивление бесполезно. Неделя, две – не дольше, и слуга, покорный, раздавленный, готов на коленях проделать весь путь от грязного подвала, в котором для него прошли последние несколько дней, до самых дверей Господина, лишь бы еще раз ощутить это неземное блаженство, не оставляющее в жизни места другим радостям.

Третий глоток. Четвертый, пятый, шестой, сотый… Кормление становится таким же естественным, как сиеста, как ужин, как душ по утрам. На место страха приходит гнев. Гнев сменяется отчаянием. Отчаяние – покорностью. К покорности с самой первой капли примешивается странная привязанность к Господину. Любовь? Возможно, по крайней мере – очень похоже. И это не расчетливая благодарность за возможную вечную молодость, сверхчеловеческую силу и безупречное здоровье. Это сама суть этого нового существования, то, что старшие слуги с гордостью называли узами крови. Господин безупречен, идеален, благороден, справедлив. Любое наказание от него принимается смиренно, если не с улыбкой. Каждая встреча с ним, даже самая мимолетная, наполняет сердце счастьем. Каждая капля его божественной крови воспринимается как дар свыше. Сочувствие к тем из слуг, кто оказался дальше от Господина. Ревность к тем, кого он озаряет своим вниманием чаще. Порой, еще кажется, что все происходящее неправильно, что есть еще шанс вырваться, стоит попытаться, бороться, но в ту же секунду разум заполняется хором голосов, требующих верности, покорности и абсолютной преданности. Сопротивляться этим голосам нет ни сил, ни желания. Жизнь постепенно возвращается на круги своя, ножницы возвращаются в руки, улыбка на лицо. Недавно открытый салон полнится посетителями, другими слугами и теми, кто еще не принял дар.

Письмо от Господина. Привычное тепло разливается по телу. Помнит. Желает видеть. Нуждается. Нельзя разочаровывать.

Конверт и записка причудливо извиваются под огнем зажигалки. На двери парикмахерской – табличка «Закрыто». Молодой темноволосый мужчина с пугающе пустым взглядом торопливым шагом спешит к воротам поместья.

Изменено 25 февраля, 2013 пользователем NearBird

[Hanuka 3 802]

Хавьер Фуэнте, мясник.

- Ненавижу испанцев, - вскричал Хавьер, одним мощным ударом тесака отрубая лежащей на столе курице голову и одним движением сбрасывая ее в ведро. Даже если бы он не попал, то бедная птица самолично наложила бы на себя руки от впечатления, производимого грозным великаном.

- Что, даже меня? - крик привлек Карлоса, подмастерье Хавьера. У парнишки хватало стремления, а вот силенок было маловато, и поэтому Фуэнте доверял ему в основном тонкую работу, вроде фигурной нарезки говядины.

- А ты испанец? - Хавьер повернулся на 90 градусов в сторону своего протеже, протянул вперед руку с тесаком и зажмурил один глаз, будто целясь в беднягу. Пожав плечами, он ответил как саму собой разумеющуюся вещь:

- Конечно, испанец. Как и все в этом городе.

- Ну так и какого черта ты спрашиваешь?! - рявкнул мясник, размашистым движением вбивая тесак в разделочную доску. Ну вот, испортил еще один казенный инструмент. Впрочем, такие вспышки ярости бывали достаточно часто. Национализм порой приобретает поистине странные формы.

- А себя, себя-то ты тоже ненавидишь? - ехидно спросил Карлос, благоразумно прячась за стеной - на случай, если в него полетит что-нибудь острое. Хавьер лишь задумчив почесал голову длинным ножом - настолько он был брутален... или глуп.

- Себя - нет. Я же не испанец, я просто загорел, - изрек он, - а испанское имя у меня только для того, чтобы чувствовать себя своим в этом гадюшнике. Родителей-то я своих не помню, - признался Фуэнтес.

- Ну ладно. А что насчет нашего правителя, Манрике де Лара? - Карлос попытался загнать мясника в тупик.

- Нууу... Он, наверное, тоже загорелый. Да! Все испанцы - те еще ублюдки и за людей не считаются, но есть европеоиды, которые просто загорели. Они хорошие, - заключил он. Карлос лишь бился головой об косяк, проклиная бесконечную тупость своего непосредственного начальника. Главное, чтобы он самому де Лара не начал рассказывать свою теорию антропогенеза.

[Missis Taylor 13 234]

Дон Хуан Карлос

На закате знойного летнего дня 1963 года в калитку, рядом с воротами, ведущими на территорию поместья де Лара, постучался человек. Это был сухощавый старик с прямой спиной и живыми тёмными глазами, одетый явно не по погоде - в чёрную и плотную одежду, но по всей видимости, не испытывающий от этого ни малейших неудобств. Когда калитка открылась, и в ней показался привратник, старик церемонно, но решительно изъявил желание увидеться с господином де Лара. Немедленно. Привратник получал крышу, стол и ещё кое-какие милости от хозяина не случайно, поэтому с лёгкостью скрыл удивление, хотя на его памяти количество случаев, когда кто-то из жителей города вот так запросто заходил в гости к сеньору де Лара, незначительно отличалось от нуля. Спросив визитёра, с какой целью тот хотел видеть господина, привратник тем временем привычно потянулся к его разуму, намереваясь провернуть нехитрый трюк: незванный гость сам должен был отказаться от немедленного исполнения своей затеи, а по пути домой и вовсе позабыть, зачем он прогуливался в районе особняка. Позже кто-нибудь из работающих в городе, выяснит, что было нужно здесь этому старику, живущему, насколько знал привратник, тихой и размеренной жизнью где-то на фермах уже около тридцати лет, и решит, стоит это вообще какого-то внимания, не говоря уж о внимании самого сеньора.

Однако, спустя мгновение опытного и надёжного привратника охватил ужас: его прикосновения к разуму старика беспомощно соскальзывали с него, словно с гладкого хрустального шарика. Он пробовал и так, и эдак подчинить себе волю простого смертного человека, более того - старика, но это у него не получалось, а сам старик тем временем, всё больше хмурился, более никак не выказывая нетерпения, но и не собираясь уходить, на любые увещевания повторяя, что его дело к сеньору де Лара не терпит отлагательств. Чем у человека, прожившего тридцать лет в городе, где некоторые жители не стареют десятилетиями, отчётливо понимавшего это и воспринимавшего как нечто обыденное, могла быть вызвана такая срочность именно сегодня, привратник не брался и гадать. Гораздо больше его интересовало, что надлежит делать ему самому, и ещё - что теперь будет со всеми теми, кто проморгал такую непокорную волю у себя под носом. То, что от старика не исходило ни малейшей тревоги, обязательно сопутствующей догадкам, вряд ли должно было послужить им надёжным оправданием.

Солнце уже садилось за низкие горы на горизонте, из сада начинали доносится ароматы вечерних цветов, выпестованных талантливым садовником, и в конце концов, перебрав всевозможные варианты, привратник решил, что гостя действительно нужно представить господину, благо тот безусловно найдёт самое лучшее и мудрое решение.

Проведя старика по дорожкам сада, введя в дом и оставив в пустом кабинете дожидаться сеньора, привратник поспешил доложить о неурочном и необычном посетителе. Взгляд, мельком скользнувший по ни в чём не повинному слуге, заставил того помимо трепета испытать острое сочувствие тем, кого господин сочтёт виноватыми: возможно, если бы господин не был в известной мере заинтригован и не спешил в свой кабинет, бедный гуль под чуть более продолжительным хозяйским взглядом в слезах скорчился бы на полу. А так, что называется, отделался испугом.

Едва сеньор де Лара вошёл в кабинет и убедился, что его гость, несмотря на свою непростоту, всё же простой смертный, как тот, оторвавшись от созерцания корешков книг на высоком стеллаже, заговорил - негромким, однако хорошо поставленным голосом, размеренными и уверенными манерами напоминая священника или врача... насколько помнил их манеры тысячелетний каинит.

- Я пришёл к тебе, Хесус Манрике де Лара, потому что ты можешь помочь мне победить моего врага. Прожив много лет в этом городе, я часто наблюдал за тобой и твоим окружением, наблюдал из этого мира и из надмирного пространства. А вчера Мескалито, мой Учитель и Наставник, сказал мне, что ты - именно тот, кто мне нужен, если я хочу стать Человеком Знания.

- Мескалито? Твой учитель, случаем, не кактус? - усмехнулся одними губами сеньор де Лара, разглядывая нежданного гостя. Если тот был сумасшедшим, это объясняло практически всё, только на безумца в обычном понимании он никак не походил.

- Я так и думал, - ничуть не обескураженный старик тем временем поднял указательный палец. - Несмотря на прожитые годы, в чем-то ты невежественен, как новорожденный. Я могу научить тебя многому. Но и сам не справлюсь без твоей помощи.

- Это интересно, - заключил седовласый господин города, глядя в глаза старику, но отвечая, скорее своим мыслям, а после расположился за письменным столом, судя по виду - антикварным и донельзя дорогим. - Не так часто кто-либо высказывает готовность обучать меня, зато за помощью обращаются с завидным постоянством. Садись, у нас есть возможность для разговора.

- Для начала я должен рассказать тебе свою историю, - упрямо нахмурился посетитель, - ведь, чтобы согласиться помочь мне, ты наверняка хотел бы узнать меня получше.

- В наше нелегкое время информация является залогом могущества. Однако, похоже, ты знаешь это не хуже меня, - Манрике де Лара вновь указал рукой на стоящее напротив кресло. - Я слушаю тебя...старик.

Тот устроился в предложенном кресле, причём его прямая спина не касалась спинки, и, помолчав, заговорил.

- Я пришёл сюда в тридцатых годах. Город ещё строился, а твои люди жестоко страдали от частых пылевых бурь. Я думал, что оказался в Сомбра-Сангранте случайно, спасаясь от очередной бури, что шла за мной по пятам, но теперь я знаю: меня привёл сюда Мескалито. Он научил меня, как призвать дождь, и благодарные люди попросили меня остаться на фермах, по ту сторону города. Там я и живу до сих пор, помогая жителям города в меру моих сил. Но ты навряд ли знал о моём существовании.

- Неужели ты предполагаешь, что мой взор ограничен стенами этого дома? - мужчина широко развел руками. - О нет, мои глаза видят куда дальше. Я знал о твоем появлении и о твоей жизни в моем городе. Хотя должен признать, что одну тайну ты от меня сохранил. Но я прервал тебя, продолжай.

- До того, как Мескалито принял меня и согласился стать моим учителем, я учился у старого брухо*, чье имя я произносить не буду, дабы не тревожить его в его скитаниях по тем мирам, куда он отправился, когда счел, что его ученик, то есть я, уже достаточно самостоятелен, чтобы понимать Мескалито без его помощи. Когда я начал обучение, я был ещё более невежественен, чем ты, ведь у меня не было даже опыта прожитых лет и твоей колдовской силы. Я не имел никакого представления о своих целях, и намерения мои были покрыты туманом. Единственное, что я знал - это то, что я хотел стать Человеком Знания. Я не помню, как я представлял себе это, но когда я начал учиться, то, что я стал осознавать, настолько не совпадало с тем, что я себе представлял, что меня охватил жуткий страх. Что бы я ни делал, куда бы я ни шёл, стоило только сделать ещё один, хотя бы самый маленький шаг в сторону Знания, как страх накидывался на меня и начинал пожирать. Бывали дни, и даже недели, когда я не мог шевельнуть пальцем от сковывавшего меня ужаса. Я лежал в собственных испражнениях, не принимая пищи и воды, зная, что страх поджидает меня за каждым поворотом, подкрадываясь и выжидая. Но шло время, и я, вопреки ему, поднимался, и делал следующий шаг в обучении, и ещё и ещё. Я был ужасно, страшно испуган, но я не останавливался. И наступил день, когда страх отступил. Ты можешь представить себе, что я ощутил?

- Ты вновь назвал меня невежественным, старик, тем не менее, не сомневайся, я вполне способен понимать тебя, - мягко, хотя и без улыбки проговорил де Лара. - Я слышу и твои смелые рассуждения о подвластном мне колдовстве, и твою собственную историю. И хочу дослушать ее до конца. Страх был твоим врагом?

Собеседник, видимо вполне удовлетворенный ходом беседы, пересел глубже в кресло и кивнул.

- Да. И я сам смог победить его. Это произошло как-то моментально - я вдруг понял, что не боюсь, и почувствовал уверенность в себе. Вместо страха я обрел ясность. К этому времени я уже знал все свои желания, и знал, как эти желания удовлетворить, ведь пока я лежал и бездействовал, скованный страхом, все, что я мог делать - думать о том, чего я хочу, и как этого добиться. Когда страх отступил, для меня не осталось ничего сокрытого. Это было прекрасное ощущение полнейшей ясности ума, которое длилось несколько месяцев, в течение которых... я ни на дюйм не продвинулся в своём обучении. И тут я внезапно понял, что обрел своего второго врага! Ясность! Она ослепила меня. Она заставила меня прекратить сомневаться в себе, дав мне уверенность в том, что я делаю все правильно. Я понял это не сам, Мескалито помог мне, приведя в этот город. Тогда я уже прекрасно знал, что нужно делать для того, чтобы пошёл дождь, но вдруг засомневался в целесообразности вмешательства в процессы, которыми управляет сама Природа. Я уже настолько отвык от чувства сомнения, заставляющего делать выбор, то есть делать шаг вперёд, что замер посредине дороги, ошеломлённый. В этот момент я увидел, как ослабевший от напряжения и жажды, задыхающийся от пыли человек пытается обвязать морду лошади дерюжным мешком, чтобы хоть как-то защитить её. Вот тогда я и осознал, что ослепленный ясностью ума, я практически потерял способность к обучению. Я закрыл глаза и призвал дождь, одновременно чувствуя, что достиг такого положения, в котором мне уже ничего не сможет повредить. Это была подлинная сила. Сила, за которой я так долго гонялся, наконец, покорилась мне. Она была моей, и мои желания были для неё законом... - рассказчик мечтательно прикрыл глаза, словно заново переживая далёкий день триумфа, но тотчас широко раскрыл их, и голос его зазвучал зловеще, - но для меня это значило лишь одно: передо мной оказался мой третий враг!

- Враг? - сеньор де Лара удивленно поднял седеющую бровь. - Сила стала для тебя врагом? Но не ее ль ты искал?

Старик медленно покачал головой:

- Нет, не её. А получив её тогда, я мог просто сдаться, ведь, в конце концов, я был непобедим, - он взглянул на де Лара и, увидев на лице того понимание этой непростой сентенции, продолжил. - Человек, которым управляет сила, не властен над собой. Да, я диктую законы, я могу жонглировать валунами или прыгать столь высоко, чтобы собирать листву с верхушек деревьев, сила потакает мне, но на деле она никогда не покоряется человеку и не может принадлежать ему.

Сила оказалась моим третьим, врагом, самым сильным из трех. Но она помогала мне направлять Природу, Ясность помогала мне лечить людей, а Страха я не ведаю уже давно. Мне казалось, что я обучился, что я достиг всего, чего желал... Но я не стал Человеком Знания. Я стал Воином, что само по себе неплохо, но это было не то, чего я жаждал. Вне меня не существовало войны, в которой я мог бы найти себя.

И снова Мескалито подсказал мне путь: только постоянный самоконтроль помогает понять, где и как использовать силу. Осознав это, обретя контроль, я пришёл к концу своего странствия в обучении.

Хесус задумчиво покачал головой и проговорил, глядя куда-то сквозь своего гостя:

- Пока ты придерживаешься своего пути, истинные знания будут прятаться на его обочинах...Мои слова будут ложью, если я скажу, что никогда не радуюсь этому. Спасибо за историю, старик. Но не ради нее ты явился сюда, ведь так?

- Нет, - он вновь переместился на край кресла и сложил руки на груди. - Как я сказал, мне нужна твоя помощь. Ведь сейчас я столкнулся с четвертым своим врагом, самым беспощадным из всех. Я вступил в ту пору, когда избавился от страхов, от нетерпеливой ясности ума, когда получил в свое распоряжение всю возможную силу, но все чаще мною овладевает нестерпимое желание отдохнуть. Этого врага я не могу победить самостоятельно. Имя его - Старость. Но ты... Я наблюдал за тобой всё это время. И я вижу, что ни ты, ни люди из твоего окружения не подвержены ей. И я пришёл просить тебя, чтобы ты поделился со мной своим знанием. В обмен на это я помогу тебе. Я по-прежнему управляю погодой, ты не мог не заметить что наш городок не подвержен пылевым бурям, что каждый год для нас - урожайный, что скот исправно дает мясо и молоко, и лошади не выходят из порядка. Я могу поделиться с тобой этими умениями или просто продолжать помогать тебе. Я не могу мгновенно дать тебе знание, но, смогу, если ты пожелаешь, представить тебя Мескалито, и если он примет тебя...

- Не нуждаюсь, - твердо ответил сеньор, слегка сверкнув тускло-черными глазами. - В моем возрасте принято тщательно подходить к выбору новых знакомств, а мой статус подразумевает еще более пристальное внимание к подобным вопросам. Боюсь, мы с Мескалито не поймем друг друга. Но...люди ведь ходят к тебе, старик? Обращаются за советами и поверяют свои тревоги?

- О, да! Многие из них не получают утешения или дельных советов в церкви, и тогда они приходят ко мне. Особенно те, кому кажется, что их проблемы оскорбляют Спасителя, либо те, кого молитвы не спасают от страхов. Чаще всего причины их страхов коренятся в плохом пищеварении или невежественности ума, но в любом случае я нахожу способ, чтобы успокоить и излечить их душу.

- Что же...я выполню твою просьбу. Можешь считать, мы сошлись в цене, - Манрике де Лара приподнялся из-за стола, вынимая из верхнего шкафчика нож для бумаг с костяной рукояткой. - Свои знания ты лучше оставь при себе, я желаю получать здоровые души в своем городе... в обмен на твою вечность.

- Не разочаруй меня, дон Хуан, - негромко добавил вампир, перерезая вены на своем запястье.

Этой ночью ему придшлось сделать это ещё раз - пришла пора Сомбра-Сангранте получить нового шерифа, более внимательного к тихим и безобидным, незаметным смертным.

*брухо - речь идёт не о вампире из крана Бруха (Brujah), а о названии колдуна, шамана, знахаря в Мексике и среди прочих испаноговорящих американцев (м. - brujo, ж. - bruja).

[tеnshi 39 166]

Фернандо Касильяс, 31/5

учитель в основном физкультуры в школе Сомбра-Сангранте

- Вратарь-дырка! Кто так прыгает?! Кто вообще прыгает?! Ты должен лететь! Мне нужен орёл, а не обкуренная лягушка!

***

- Я вас не слышу, моя сеньорита! Что-что с вашей лодыжкой? А если укушу? Ах, не посмею? А ну-ка иди сюда!

***

- Кто заставил женщину плакать?! Десять кругов по стадиону! Что значит - "сама начала"?! Давай, давай, не спорь. А я пробегусь-ка с тобой пожалуй..

***

Они его любили, звали по имени, считали за "своего".

Он любил их, заботился, растил крепкими и здоровыми. Однажды кто-то из них будет допущен, и у господина должен быть как можно более богатый выбор. Господин будет доволен.

Изменено 28 февраля, 2013 пользователем tеnshi

[Dart Ph 14 820]

Сомбра-Сангранте может спать спокойно. Старший оперуполномоченный Дуфи на страже закона и справедливости!

Нештатный "помощник" шерифа Сомбра-Сангранте. Гроза преступности (в мечтах) пылесосов (на самом деле)

В 25 с половиной лет был удостоен высокой чести - мааааленькой капельки крови того самого. Став гулем еще ревностней подошел к исполнению своих обязанностей. За полгода провел целый один арест... бродячей собаки и спас... одного голубя из лап соседской кошки. За свои "подвиги" был награжден картонной звездой героя

и повышен с оперуполномоченного до старшего оперуполномоченного.

Тайно влюблен в пылесос, увиденный в особняке сеньора де Лара Крофт.

Изменено 28 февраля, 2013 пользователем Dart Ph

[Elhant 14 575]

Альберт Доннаван.

С большой любовью к книгам и назначением на должность менеджера книжного магазина приходит большая ответственность. Но Альберт не знал, что с этим приходит так же и серьезного вида старик, Лассобра, посчитавший Доннавана отличным кандидатом на место своего личного гуля. Альберт почти не возражал. Когда шок от осознания прошел, когда новая информация о созданиях ночи усвоилась в голове и хоть и не особо прыткий, но не малый ум позволил молодому человеку понять, какой подарок он получил, Альберт возрадовался. Бессмертие – возможность читать книги столько, сколько испорченной душе угодно. Возможность получать новые знания, изучать новые явления. Возможность служить такому умному и харизматичному вампиру…

Альберт был полностью доволен своим положением. Однако удивился, когда одним утром увидел у себя в ящике письмо в черном конверте.

Возраст "обращения" - 22. Полностью - 50.

Изменено 2 марта, 2013 пользователем Elhant

[Мангуст 1 736]

Хуанита Санчес

Её бабушка и мама были прислугой в доме знатных хозяев, это было у них в крови. Хуанита чтит традиции. Гули, не гули, какая разница, когда стекла сверкают чистотой, а слово пыль такой же мифический зверь как и единороги. Хуанита знать своё место. Она благодарна и предана. Слово хозяина - закон, си синьор.