Мафия 051: Запись

[Gella 8 289]

 

Майами, концертный зал New World Center, около часа ночи.

Сотни глаз следили за ней, сотни рук тянулись к сцене, сотни голосов вторили в едином медитативном экстазе: «Je te rends ton amour…» Они действительно возвращали ту невероятную волну энергии, что лилась на них со сцены, тысячекратно умноженной… Певица, музыканты на сцене, люди в зале, даже осветители и пиротехники были вовлечены в действо, казалось, что все участники шоу растворились в нём, стали единым целым.

 

 Никто не мог понять, как она это делает, но среди многочисленных слухов о скандально известной Мадлен, чей вампирский имидж, откровенные клипы и абсолютно не меняющаяся с годами внешность будоражили СМИ и обывателей вот уже 12 лет,  были даже такие, что она и правда вампир или владеет гипнозом…

 

Алый туман вокруг певицы рассеялся, платформа опустилась вниз, песня закончилась.  Зал выдохнул, готовясь снова попасть в плен хрустального голоса. Зазвучали первые аккорды следующего хита...Как вдруг весь партер начал наполняться едким дымом. Охваченная паникой, ничего не понимающая толпа заметалась, крича, толкаясь и, давя друг друга, лавиной устремилась к выходу... Секьюрити бежали с остальными, позабыв про всё, потому что дышать становилось всё труднее... Рёв обезумевшей толпы перекрыл сухой треск выстрела. Ещё один. И ещё...

Гитарист группы вдруг нелепо дёрнулся несколько раз, отклоняясь назад, и кровь багровым фонтаном брызнула из шеи, из груди... Последний диссонансный аккорд, снятый мёртвой рукой, и парень словно на рапиде, медленно осел на сцену, заливая пол и подол платья оказавшейся прямо за его спиной певицы густой кровью, незаметной на алом.

 

***

На следующую ночь, у ворот особняка певицы Мадлен.

 

 - Какая… милая картина.

- Ой! Это вы…

 

 

Мадлен. Известная певица, вампир, тореадор, убеждённый анарх, безжалостная баронесса анархов города Майами и просто стильная детка. 

 

 Двое анархов, гангрел и бруха, шмыгали носами, стоя перед хрупкой рыжеволосой хозяйкой особняка подобно двум школьникам, пойманным за уши преподавателем. Не смея поднять взгляд на маленькую - по сравнению с ними – женщину, они пытались закрыть спинами внушительное граффити на бетонных воротах, и параллельно запихнуть заведенными за спину руками в брюки баллончики с краской. Одному из них удалось, а со вторым клановые недостатки сыграли злую шутку. Принадлежащий брухе баллончик упал на пол и покатился как раз к ногам Мадлен. Та проследила путь железки суровым взглядом, остановила ее носком туфли и перевела взгляд на мужчину. Тот до крови закусил губу, а его напарник попытался стать с тротуарной плиткой единым целым.

 

- Мы это... хотели с уважением... чтоб знали, какая вы. Чтоб не смели заходить! Ну и...рога не помещались... - предпринял попытку оправдаться бруха.

Гангрел, так и не сумев слиться с плиткой в симбиозе, зажмурился, приготовившись к худшему.

 

Не верьте мифам о том, что тореадоры не могут причинить физического вреда. Разозленные тореадоры, обнаружившие вульгарную роспись с ними на собственных воротах, способны на то, что некоторым цимисхам и не снилось.

 

Преподав урок незадачливой парочке и прошипев напоследок, чтобы немедленно стёрли, как только восстановят свои бессмертные зад…впрочем, этого слова она не произнесла, Мадлен накинула капюшон, вышла за ворота и отправилась вниз по тускло освещённому в это время бульвару, где её уже ждал мрачноватый тип на серебристом байке. Молча кивнув, она села сзади, прильнула к мужчине, и байк бесшумно тронулся, набирая скорость и унося странную парочку куда-то на запад от Майами-бич.

 

***

Той же ночью, около половины третьего, клаб-хаус байкерской группировки «Полуночные волки» , бывшая железнодорожная станция Кендал Вест в 30 км от Майами.

 

На внушительной скорости ревущий мотоцикл перескочил две полосы рельс, влетел в створку распахнутых решётчатых ворот на территории байкерской базы и довольно резко затормозил у дверей исписанного граффити по всем стенам довольно внушительного здания бывшего вокзала. Мадлен слезла с мотоцикла, небрежно огляделась по сторонам и вошла за своим спутником в здание.

На первом этаже, в большом помещении, которое можно было условно назвать гостиной, вовсю гудела тусовка.

Жёсткий грандж, орущий из динамиков, пивные жестянки повсюду и бородатые мужики в косухах и банданах, одобрительно засвистевшие при её появлении, казалось, не произвели на Мадлен никакого особенного впечатления. Бросив на ходу: «привет, мальчики», вампирша спокойно прошла через зал, зная, что никому из этих байкеров не придёт в голову тронуть её и пальцем, а свист – ну... у каждого свой способ выражения эмоций. Вообще, разухабистая атмосфера, царившая здесь, не слишком отличалась от порой возникающих сборищ её искренне любимых и оберегаемых ею анархов, в значительной части - выходцев из таких вот брутальных..мачо. Разве что пили те совсем не пиво, и свистеть через клыки неудобно…и чревато.  Она даже улыбнулась, поднимаясь по лестнице. Бруталы ей были весьма по вкусу… Мадлен слегка выпустила клыки, вспомнив, что не ела довольно давно и, если не поест в ближайшие час-два, ситуация может стать…не слишком приятной. Кому-то из бородатых мачо сегодня повезёт, правда, не в том смысле, на который он, возможно, будет рассчитывать.

Поднявшись на второй этаж, вампирша прошла по широкому коридору, открыла вторую дверь слева и оказалась в довольно просторном помещении, которое, несмотря на сильное отличие от строгих классических интерьеров, скорее понравилось ей как нечто… в стиле.

- Вау, какие люди! Эт честь! – пробасил с сильным русским акцентом вышедший ей навстречу внушительных размеров байкер и почтительно, но без излишнего фанатизма склонил увенчанную банданой голову. – Проходи, Мэдди, присаживайся.

- Не привыкай, Серж, - лукаво улыбнулась рыжеволосая вампирша, коснувшись маленькой белой рукой могучего плеча в приветствии, и села в потёртый пляжный шезлонг посреди комнаты. – А у тебя тут… - она осмотрелась, - уютненько.

 

 

Серж, или Сергей Заслонов, глава байк-движения «Полуночные волки», вампир, бруха, убеждённый анарх, эмиссар анархов Майами и просто нормальный парень.

 

- Да ладно, Мэдди, - хохотнул байкер, обнажив при смехе довольно крупные клыки. – Не врубай тёлку, я знаю, что наша тема тебе не катит, и будь ситуация другой, ты бы сюда не свалилась.

- Ну как сказать… у меня есть пара интересных мыслей насчёт вашей базы, но об этом потом, мой дорогой эмиссар. Теперь к делу, - Мадлен улыбнулась, слегка обнажив клыки.  

 

- Чистильщики подсуетились, - мгновенно посерьёзнел Сергей, – Мои ребята тоже без дела не катались. Работа Шабаша, точно, - пробасил он, брякнулся в широкое кожаное кресло напротив и буркнул, потрогав левый клык: – А говорят, вампиры не устают. По-моему, брехня, - глубокомысленное наблюдение было подкреплено похлопыванием по обтянутым чёрной кожей коленям.  – Ладно, чё делаем-то, Мадлен? – он с видимым удовольствием вытянул могучие ножищи в пудовых чопперах и поскрёб затылок. – Надо как-то уважить уродов, раз нарываются. Давно столько борзоты не было.

 

- Успокойся, Серж, - в тихом и вкрадчивом голосе рыжеволосой баронессы Майами зазвенел металл. - Успокойся. Но ты прав: они подобрались так близко.. настолько близко.. просто неприлично близко. - Мадлен брезгливо передёрнула плечами, неспешно подплыла к эмиссару и всё так же тихо продолжила, пристально глядя на великана сверху вниз:

 

- Что делаем? - повторила она его вопрос. - Отвечаем, - она согласно кивнула. - Конечно, отвечаем, только сначала всё спокойно обдумаем и рассчитаем. Всё должно быть эффектно и красиво... даже если дело касается тех, кто красоты не заслуживает. Они убили моего гитариста и перепугали смертных – моих смертных, Серж…Тех, ради кого я чувствую себя почти живой в этой безысходной не-жизни.  – Тонкие ноздри рыжеволосой вампирши затрепетали. – Посмели застрелить моего Фрэнка на глазах у всех… – в янтарно-карих глазах промелькнуло что-то почти человеческое, но вспышка быстро угасла, вновь сменившись хорошо взнузданной холодной яростью:

 

-  Мне кажется, этого достаточно, чтобы не отказать нашим друзьям в ответной услуге. Мне только одно непонятно: они и правда думают вывести меня из игры при помощи подобных…вульгарных провокаций? – Она покачала головой. - Хотя, возможно, они стали способны на что-то и более… изящное. Надо выяснить…

 

Тихий зуммер раскрытого на столике ноутбука прервал монолог.

Эмиссар прочёл сообщение, затем поднял голову от монитора и усмехнулся:

- Полиция и пресса уверены, что это был какой-то свихнувшийся на тебе фанат, целью была ты, а Фрэнк тупо подставил спину, чтоб тебя спасти…

- Понравилось? – Мадлен чуть грустно улыбнулась. – Немного в духе старого Голливуда. Но чего только не сделаешь, Маскарад... обязывает. Правда, на внушение ушли последние остатки витэ.

 

Сергей какое-то время молчал, затем внимательно посмотрел на баронессу.

- Ну, коню понятно, что целью, был сам Фрэнки, - изрёк он, наконец. - Парень был смертный, и вы были…- он прервался, поймав ледяной взгляд янтарных глаз, - Ну, короче, не важно. Я хотел сказать, что пришпилить прилюдно тебя – значило бы обречь всех Сородичей на полный...

 

-  Серж, дорогой… Хотя твой акцент очарователен, как и твоя манера выражаться, - перебила баронесса, вновь в улыбке продемонстрировав клыки, - но это и правда…очевидно. Моя смерть была бы не похожа на смерть.

- Ну типа того, да.  

 

- Типа того, - усмехнулась Мадлен. - А знаешь, что я думаю…- протянула она, глядя куда-то будто сквозь громилу-эмиссара, - они...сильны стаей. Каждый анарх стоит гораздо больше любого из этих ничтожеств, - она не удержалась и презрительно фыркнула, - хотя бы из-за красоты мотивации. Но мы – сообщество одиночек.

- А байкеры мои? - засопел Сергей. - Чем не стая-то?  

- Тссс… - она прижала пальчик к губам. - Твои "волки" - смертные, а смертные есть смертные, как бы...хороши и полезны они не были. Это дело Анархов. Я думаю, Серж, пришла нам пора для небольшой…реорганизации, - лёгкая лукавая улыбка обнажила маленькие сахарно-белые клыки.

- Небольшой чего? – Вновь поскрёб затылок эмиссар-байкер.

- Мадлен весело рассмеялась:

- Вы, русские, просто прекрасны в своей непосредственности: как так можно выучить язык, чтобы в совершенстве владеть сленгом и изобретать новый, и при этом путаться в самом языке? Впрочем, неважно, - Мадлен продолжила развивать мысль, будто не прерывалась:

 

- В городе много приезжих, и я не только о туристах. Поток мигрантов из Европы, из Африки, из Сирии… среди них немало наших. Думаю, порадуй-ка чистильщиков новой работой, - маленькая алебастрово-белая рука вновь легко коснулась могучего плеча эмиссара.  - Мне нужно досье на каждого из вновь прибывших анархов, кто чего-то стоит… У меня появилась интересная мысль.

Информация для игроков:

 

1. Игра по миру VTM. Джихад, непрекращающаяся тайная война, разделил всех вампиров на секты (сообщества), борющиеся между собой за сферы влияния. На момент начала игры ночной Майами находится под управлением сообщества Анархов, возглавляемых в этом городе баронессой – певицей Мадлен, тореадором. 
2. Вы - анарх, только что прибыли в Майами. Откуда и зачем – решать вам.
3. Можно выбрать один из 7 кланов: бруха, тореадор, вентру, гангрел, тремер, малкавиан или носферату. Пол - любой, возраст на момент Становления - от 15, возраст после Становления - не более 200 лет.
4. Вы обладаете какими-то полезными в условиях джихада умениями/особенностями, в которых вы сильны. Это может быть и дар дипломатии, и снайперский талант, и  мимикрия, и умение одной харизмой открывать двери или одним соблазнительным взглядом развести на ужин ^,..,^) Дело фантазии. Может пригодиться эта ссылочка
5. Общая полезная ссылочка для тех, кто с миром Тьмы незнаком, в шапку неЧата поместила краткий экскурс по сеттингу) вопросы можно в неЧат или ЛС мастеру)
6. Записаться можно до вечера понедельника (25 января)

Изменено 14 июля, 2016 пользователем Gella

[Gonchar 4 767]

Машенька

 

 

Тихий детский плач разносился по тёмной улице, едва освещённой одиноко склонившимся под тяготами северных ветров и бесконечной ржавчины фонаря. Потрескивающее мерцание лампы свидетельствовало о том, что старик явно доживает свои последние дни. И эта атмосфера ничуть не впечатляла неизвестного прохожего, кутавшегося в потрёпанную заячью шубу, носившую некогда признаки роскоши. А теперь просто потрёпанную паклю, на которую хозяин, судя по всему, старался наносить подобие лоска. Но он не был из робкого десятка...да и поддастся добропорядочный гражданин американщине с её стереотипными ужасами? Нужно помнить о своём гражданском долге, а потому...

Одетые не по сезону туфли захрустели успевшим вобрать в себя гарь и смолы серо-чёрным снегом и понесли своего хозяина за красную кирпичную стену с сотней различных некогда цветастых объявлений, а сейчас просто серой мешаниной из старой бумаги и клея. 

Источник всхлипываний не пришлось долго искать. Он сидел на трубе, спускающейся откуда-то с чердака двухэтажной кирпички. Маленькая вздрагивающая фигурка, укутанная в какое-то подобие куртки с глубоким капюшоном, а по груди спускался шарфик, цвет которого невозможно было различить в темноте. Худые ножки были поджаты под грудь и обхвачены тонкими ладонями, закутанными в мохнатые перчатки.

- Д-девочка? - человек потёр раскрасневшийся нос над кустистыми чёрными усами и пониже натянул чёрную шапку с корявой надписью "Abibas", - Ч-что ты тут делаешь од-дна? 

- Холодно мне, дяденька, - хлюпнули из-под тёмного капюшона, - очень-очень холодно...

- Т-так э-это, - глупо захлопал он водянистыми глазами, начиная заикаться ещё больше, - м-м-о-о-о-жет, т-т-ебе чего согреться принести? Я-йа ж-живу ря-а-дом!

- Хм, ты можешь, и прааавда, - протянули совершенно спокойно миленьким голоском. "Куртка" зашевелилась, протягивая вперёд ручки, - помоги мне спуститься. Холодненько совсем, батюшка!

- А-ааа, д-да! 

Человек засуетился и, запахнув поплотнее норовящую раскрыться шубу, мелкой трусцой подбежал к трубе, подхватывая ребёнка за подмышки. Он не был плохим человеком, не смотря ни на что. Маленькое тельце прижалось к нему, оказавшись на удивление тяжёлым и...под курткой ощущались "округлости"?

- Спасибо, дяденька, - прошептали у его уха совсем тихо, а потом в горло словно впились две иглы. Человек вскрикнул, но тут же зашатался, ощущая, как голова начинает кружиться, а по телу разливается блаженство. Он сам не ощутил, как совсем глупо упал задницей в снег. Острая пара клычков вышла из артерии, а длинный и слишком тонкий для человека язык лизнул по ране, сразу же восстанавливая немного неаккуратные и многочисленные отверстия, оставленные явно не только двумя большим зубами ночного охотника.

- Ну вот, почти не больно, - проворковали почти ничего не соображающему смертному, поправив на лбу слишком низко съехавшую шапку, - а вот тебе подарочек от Машеньки на Новый Год, - ладошка прокралась в карман куртки и выудила тугую пачку бумажек, перетянутых резинкой, - всё равно ей деревянные не понадобятся. Удачки тебе, добрый человек.

Напоследок потрепав сосуд по голове и пихнув тому во внутренний карман подарок, Машенька поднялась и, похрустывая ботинками по старому снегу, отправилась восвояси. Только в темноте ночи под капюшоном сверкало два жёлтых глаза.

 

Таланты

Окармливает обильные стада для анархов, ловко создавая субкультуры из молодёжи и бездомных, а ещё всегда держит ушки на макушке. Ведь в лесу полно семейств недовольных медведей, которые слишком много шумят и слишком много о себе думают, чтобы заметить очередную стайку оборванцев, подпирающих кирпичные стены.

 

OST

Изменено 20 января, 2016 пользователем Gonchar

[Gорыныч 3 797]

Сима.

 

Возраст до становления - 18 лет.

Возраст после становления - 130 лет.

 

Клан - Тореадор.

 

Дисциплина - Мельпомения - Призрачный голос.

 

Жизнь ее делилась на две, ту, что была до, и ту, что она проживала сейчас. Ту свою жизнь Сима, практически, не помнила. Так, обрывочные воспоминания – большой дом, какие-то люди. Вроде бы, она им пела.

Петь она, к стати, не перестала и в новой жизни. Это ей помогало привлечь к себе жертву, что избавляло Симу от необходимости охотиться. Только, все равно ,приходилось тратить много сил, чтобы "заговорить" жертву.

Однажды, Симе повстречалась странная женщина, которая предложила ей научиться особому пению. Девушка сразу поняла, что женщина такая же как и она, но мотивы поведения остались для нее тайной, а задавать вопросы Сима не решилась. Так, вскоре, девушка овладела навыком.

Сима обитала в большом городе, но старалась охотиться не в фешенебельных районах ,где всё и вся на виду, и каждый посчитан и отслежен. По этому, она обосновалась в рабочих районах, где разгул преступности был высоким, а драки и прочие прелести жизни, были обычным делом. Там Сима могла питаться и не боятся, что ее кто-нибудь заметит.

Потом, случилась какая-то эпидемия, что население резко уменьшилось, а те, кто остался, стали какими-то «не вкусными». Да еще и понаехало всяких других, которые стали строго следить, за теми, кто остался. Охотиться стало труднее, и Сима решилась на «переезд». Пунктом назначения она выбрала Майами.

 

типо песня

 

 

[Эри 10 874]

Андрей

 

Возраст    до  становления  -21 год

 

Возраст  после становления    -97  лет  (1918)

Поколение   10
Человечность  - 8

 

Психозы-  фуга, депрессия

Клан   тореадор 

Дисциплины  Присуствие -  Восторг

Доминирование  - Гипноз

Прорицание  - Прикосновение Духа

Сир  - Роман Свиридов

Птенец - Алесса

Биография-Андрей  давно  променял  уют  княжеского  Элизиума, на странствия   и  хорошую компанию, которую можно найти в дороге: много музыки и веселья,  старейшины  предпочитают классику, ну, а он со своей котерией, теперь уже и с бандой играл  рок.

За плечами гитара,  кожаная куртка,майка  с портретом Че  удобные джинсы  и  кроссовки. Его  банда, разъезжала  в  трейлере, ничем  не привлекая  внимания,   тем более в  Америке  полно рок -коллективов , которые колесят по стране.
Однажды им не повезло   и они  натолкнулись на стаю  Шаббата, пришлось уносить ноги. Если  бы одна  добрая душа не подвезла их, то вряд ли   они сейчас были бы живы. Но увы,  попали в аварию, которая практически  не повредила  вампирам, а вот Алесса  в результате  была при смерти.
У  тореадора не было   времени , чтобы долго думать,   подавшись  порыву,  он  сделал  девушку своим "дитем".
В отличии от многих анархов, он   всерьез   относился  к своей роли сира и решил, что пока  им надо немного передохнуть   от   кочевой жизни и где- то осесть, даже если за этот  город придется   сражаться с шаббашитами. Да и Мадлен  он уважал за ее идеалы, считая, что   она может служить примером для многих анархов.

Сам Андрей относится к людям, как к донорам, а себя он старается убедить, что  есть же  люди, которым нужно постоянное переливание крови.  Самое главное   хранить в себе   то,   человеческое, что отвергают другие сородчи.

Изменено 23 января, 2016 пользователем Эри

[Black Lamia 2 604]

Кларис

 

Возраст до становления - 19 лет.

Клан - гангрел.

Владение дисциплинами -  превращение (волчица), анимализм.

Особые приметы - растущая на спине вдоль позвоночника шерсть

 

 

 

 

 

150 лет назад, Ирландия

Стрекот сороки раздался над самой головой девушки, пробирающеейся по лесу. Подняв глаза,  та  проводила взглядом вспугнутую птицу и поправила висящую на плече холщовую сумку с травами..  До наступления ночи ей надо успеть вернуться домой и разобрать собранные растения. Солнце уже закатилось, а она, похоже, сбилась с дороги, увлекшись собиранием трав.  Неожиданный звук, напоминающий тяжелое дыхание, заставил ее остановиться и в страхе оглянуться. Никого.. Но чужой взгляд, чужое присутствие ощущалось так явственно, что девушка запаниковала.  Неслышно скользнув рукой в сумку, она достала нож и сжала его, продолжая прислушиваться. Где-то вдалеке послышался волчий вой, и, оглянувшись на звук, девушка похолодела - прямо на нее в сгущающихся сумерках смотрели горящие жутким красноватым светом глаза.  Отшатнувшись, она попыталась сбежать, но оступилась. Уже падая на спину, услышала хриплый смех, переходящий в рычание, ощутила шершавое прикосновение к щеке и провалилась в темноту.

Очнулась она все от того же смеха и тут же почувствствовала на губах вкус крови. Стоящее над ней существо, похоже,  удовлетворенное тем, что она пришла в себя, отрывисто рыкнуло что-то, напоминающее приветствие и исчезло,  будто растворившись в ночи.  Девушка с трудом поднялась с земли, и, пошатываясь, побрела куда-то,  не разбирая дороги.  Нестерпимо хотелось есть. Сколько же времени  она провела без сознания, если так проголодалась? Достав из сумки кусок хлеба, девушка поднесла его ко рту, но от запаха обычной еды ее вдруг стошнило до рвоты. Отбросив хлеб, она огляделась, замечая неожиданно для себя, что видит мельчайшие детали окружения. Вон под кустом притаился заяц, натороженно подрагивающий ушасми.  Быстрый рывок - и несчастное животное, пойманное за уши, трепыхается в ее руках, попискивая от ужаса. Еда! Забыв обо всем, девушка вцепилась зубами в мягкую податливую шейку зайца и закрыла глаза от наслаждения, чувствуя, как рот наполняется горячей живой кровью....

 

Селение, расположенное в низине возле леса, было растревожено страшными слухами.  В лесу было найдено тело пропавшей пару недель назад местной травницы  Кларис.  Опознать растерзанное  тело никто не смог, но холщовую сумку, с которой молодая знахарка ходила в лес за травами, узнали сразу...

 

 

Наши дни.

В вагон подземки вошла молодая женщина, притягивая к себе удивленные взгляды поздних пассажиров.  Красивая, но совершенно не заботящаяся о своем внешнем виде она походила на хиппи - потрепанные джинсы, мешковато висящая на стройной фигуре теплая рубаха, разбитые кроссовки. Бледная кожа  и длинные растрепанные волосы довершали сходство. Равнодушно скользнув взглядом по сидящим на скамейках попутчикам, она уселась на угловое сиденье и нахохлилась, уйдя в себя.

- Эй, красотка! - услышала она и повернула голову, без эмоций или страха глядя на подсевшего к ней парня.  - Может, проводить тебя до дома?

Немигающий прозрачный взгляд странных янтарных глаз  уставился на парня: - Ну проводи, если хочешь. Выходим на следующей остановке.

Дежурный полисмен на выходе из подземки лениво скользнул взглядом по странной парочке, выходящей из вагона, но не заинтересовался ни девицей, ни парнем - мало ли таких шляется  здесь в это время суток!  Возможно, если бы он знал, что всего лишь через несколько часов парня найдут  в канализационном люке со свернутой шеей и раной на глове, через которую, по всей видимости, и вытекла вся кровь, то присмотрелся бы к ним повнимательнее.. Но нам не дано предугадать....

[Elhant 14 575]

Гэбриел. Тореадор. Возраст на момент становления - 38. Возраст после становления - 96.

Дисциплины - Присутствие и Прорицание.

- Так, три вопроса: что ты здесь делаешь?

- Это один вопрос.

- Это первый.

- Хммм. Коллекционирую знакомства, храню знания, накапливаю опыт. Питаюсь.

- Почему именно здесь?

- Потому что Майами - горячий город. Ты ожидал другого ответа? Солнца я никогда не увижу, а вот ощутить страстное буйство жизни - еще могу. Временами.

- Почему именно с ними?

- Потому что за анархами - будущее. Хаха!

- Разучился ты смеяться, старик.

- Я не старик. У меня даже волосы не посидели.

- ?...

- Потому что я ненавижу бюрократию. И потому что я не поклонник той твари, что сидит у меня внутри. Метод исключения поистине прекрасен. Этим детям - нужно наставничество. А их королеве - помощь.

- И не смущает, что она сама как ребенок?

- Нет. Самый прекрасный возраст.

- Значит, прощай одиночество? Рад за тебя, старик.

- Надеюсь, я тоже порадуюсь. До встречи. Спасибо, что был попутчиком на моем пути и помог сюда добраться. Не теряй своей бороды. И себя.

- А ты - своих усов. И своей трости.

- Никогда.

 

Изменено 22 января, 2016 пользователем Elhant

[Thea 2 474]

Талара

 

Одна из немногих тремеров среди анархов. Официально является членом Камарильи, но тайно работает на анархов, собирая для них информацию.

Возраст: 36 лет до становления, 57 лет после становления.

Информация:

Сир Талары, носящий маску таинственного доктора, работающего лишь после заката солнца, посчитал умную и талантливую к медицине женщину отличным кандидатом. Он и подумать не мог, что та не только в душе проявляет неприязнь к властям, но и окажется против этических принципов клана.

Прибыла в Майами для отчёта о своей миссии. На этот раз ей, к сожалению, не удалось добраться до нужной информации.

При жизни была замужем, детей не было. Муж долго не тосковал, быстро нашёл замену. Слишком быстро. К сожалению, они оба погибли, попав в несчастный случай. Но надо же былоТаларе как-то утолить свою жажду, верно?

 

Тауматургией пользуется редко и неохотно. Слишком ярко, слишком много крови. Старается всё делать незаметно, что ей обычно удаётся весьма неплохо. Взломать замки или чью-то электронную почту? Без проблем! Впрочем, воровством, как таковым, не занимается. Берёт лишь то, что необходимо для миссии, а остальное оставляет на своих местах.

Доминированием пользуется куда чаще, особенно, если эта способность позволяет добиться нужной информации. Так же нередко пользуется Прорицанием. Обострённые чувства, восприятие ауры и способность считывать душевный отпечаток на предметах - всё это не раз помогало Таларе найти то, что она ищет.

Внешность:

Изменено 19 января, 2016 пользователем Thea

[Beaver 5 063]

Мартин Кинг

  Внешность              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

  Квента              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

  Биография              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

Кинг всегда отличался вспыльчивостью и несдержанностью, но отходчивость ему присуща в неменьшей мере. Этот молодой человек с раннего детства часто попадал во всевозможные неприятности и ввязывался в драки по причинам, разнящимся от неосторожно брошенного слова до защиты чести, собственной или дамы сердца.
Смешно, но последняя красотка, на помощь к которой при жизни поспешил Марти, милый юноша с вечно растрепанной шевелюрой, большим и добрым сердцем и, как ни странно, пытливым умом, оказалась чуть ли не Джеки Чаном в платье, а то и кем-то покруче, и сама в мгновение ока разобралась с обидчиками да так, что парень еще какое-то время стоял с раскрытым ртом. Впрочем, тремерша попытку оценила и, посулив "незабываемые ощущения" в награду за своевременное появление "спасителя", потащила еще не отошедшего от удивления "благородного рыцаря" в логово дракона на подвиги, то есть в свою обитель для того, чтобы отблагодарить по достоинству. Так и стал он вампиром.
Кристин, новоявленный сир, была настолько великолепна и сиятельна внешне, насколько отвратительна и ужасна внутренне. В общем, не сошлись они характерами с Мартином, и тот в итоге, не попрощавшись, но написав мелом на асфальте оскорбительное послание, укатил в закат на ее же мотоцикле. Девица, осыпав птенца проклятиями, ругательствами и угрозами в стиле "попадешься - убью", еще долго пыталась найти его, но значительно позже все же решила забить на сие.
Сейчас Кинг занимается тем, что участвует в подпольных боях без правил, стараясь не применять все полученные навыки, потому как иначе у противников просто не останется шансов. И это без использования дисциплин, конечно. Но ведь, наверное, неплохо, что Кинг являлся хорошим учеником, а стерва, от которой он сбежал, - превосходным преподавателем, не так ли?

112 лет назад

По пустой дороге, ведущей прочь из города, на всей доступной скорости несся новенький Харли-Дэвидсон. Его всадник, похоже, был крайне доволен сложившимися обстоятельствами. Об этом свидетельствовали выкрикиваемые парнем радостные возгласы и фразы типа "Отсоси, Камарилья!", которые, правда, никто, кроме него самого, не слышал. И это к определенно лучшему.
Остановился Марти, только добравшись до Майами, что случилось уже ближе к рассвету. Усевшись на кровать в какой-то дешевой гостинице, которую удалось найти в столь поздний (или вернее, ранний?) час, он закурил и задумался о судьбе своей нелегкой, периодически выпуская дым изо рта.

Спустя пару минут размышлений Кинг опять забыл о дыхании и чуть не обжегся об истлевшую сигарету.
- Тьфу ты! - юноша выругался. - Надо бросать это дело. Так же, как ту суку, приучившую меня к нему. - усмехнулся он и выкинул табачное изделие в распахнутое окно. Через несколько мгновений туда же отправилась вся пачка. - Прощай, пагубная привычка. Хотя вряд ли пагубная...

Следующим вечером

Из небытия Мартина выдернул громкий стук в дверь.
- Уборка номеров! Откройте! - отчетливо звучал раздраженный женский голос.
"А вот и доставка еды," - лениво отметил парень, поднимаясь с постели.

- Уже иду. И не стоило так кричать, - с улыбкой произнес он, приглашая горничную в номер. - Усни. - властный тон и немигающий взгляд серых глаз, таких глубоких и неестественно завораживающих, не давали никакого шанса на сопротивление.

Девушка рухнула на пол, поспешно выполнив приказ, и ночной хищник, ухмыльнувшись, вонзил клыки в теплую плоть.

Возраст да становления: 24

Возраст после становления: 198

Поколение: 10
Клан: Тремер
Дисциплины: Прорицание, Доминирование, Тауматургия (Путь Марса)

  Саундтрек              Скрытый текст --Нажмите для просмотра--

Изменено 11 января, 2016 пользователем Beaver

[LayLi 15 138]

Райли

Возраст до становления: 17

Возраст после: около 170

Клан: Малкавиан

Небольшая деревушка Кёнигсброн, что расположилась в землях Баден-Вюртемберг, от всех прочих таких же «уютных» поселений (можно уверить вас, все они одинаковы и скучны) отличалась лишь тем, что о название её нельзя было сломать язык, обрекая себя на незавидную участь выдать в себе иностранца.

 

И как бы жители одной деревни не старалась выделить свой «милый дом» на фоне точно таких же «милых», жители иных поселений думали и действовали в том же ключе. Так и сохранялась эта незавидная разнообразность.

И даже сейчас, спустя долгие года, единственным ярким пятном на Кёнигсброне остаётся вычурная ратуша, построенная в стиле рококо и похожая больше на пряничный домик, нежели на символ городского самоуправления.

 

Впрочем, середина 19 века даровала этой скромной обители ещё один, с позволения сказать, повод для гордости – детский приют, предназначавшийся исключительно для девочек и носивший  название «Школа благородства». Не лишним будет отметить, что имя это было так далеко от истины, что не высмеивал его лишь немой и ленивый.

«Скопище скудоумия» - так порой величали это заведение. Показательно, что первый господин, позволивший себе столь резкое (но от этого не менее точное, поверьте!) высказывание, сам являлся человеком далеко не большого (и даже не среднего) ума.

 

Но если кого не впечатляла эта достопримечательность, для тех находилась иная. Фрау Майер – дама из большого города, управляющая приютом, старая и сварливая женщина, словно воплощение сказочных ведьм. Внешность её была под стать уродливому внутреннему миру – глубокие морщины (клянусь вам, то были устья высохших рек!), редкие седые волосы, костлявые длинные пальцы и левый глаз с бельмом. Как всё было запущено… но осанка её была неизменна – ровная спина, расправленные плечи, - года обошли её стороной и даровали вид надменной дряхлой крысы. Воистину, подарок судьбы!

 

Подарком считала себя и фрау Майер. Никто, как искренне думала она сама, не смог бы и не подумал даже браться за воспитания осиротевших маленьких деревенщин, пальцы которых своим родным домом считали ноздри. А сироток в округе прибавлялась с каждой неделей. Вокруг начинали ползти слухи – один дурнее да красочней другого. Фрау Майер женщиной была не суеверной, и что ещё более странно для тех годов – не религиозной. Сиротеют девочки? Так такое бывает! И ничего тут удивляться и упражняться в праздном фантазёрстве. Каждому любителю сочинительства фрау Майер готова была выдать перо и кипу хрустящей бумаги, как инвестицию в новый великий прозаический талант.

 

Но люди не умолкали…

 

1868 год. 13 сентября

Отец мой был в ту ночь совсем уж не свой. В обычные дни он всегда был спокоен… и, как там говорила фрау Майер?.. Ах, точно – флег-ма-ти-чен. Но не в плохом смысле этого дурацкого (и где она их только берёт такие заковыристые?!) слова. Он улыбался часто, и смеялся… не громогласно, но весело. Совсем не как эти дубоголовые дровосеки, что всей округе спать не дают!

 

Да-да, та ночь. В ту ночь мы как раз не спали. Мама ходила хмурая и такая в своей сварливости очаровательная! Но папа не смеялся и не шутил над ней, как сделал бы прежде. Он всё бродил по нашей скромной кухоньке вперёд и назад, заставляя древесину половиц жалостливо скулить. Скулить! Отец позволил мне ранее взять щенка, но чтобы он непременно был с острыми зубами и добрыми глазами! Ну, я что каждому щеночку должна была в душу смотреть и в рот заглядывать? «Позволил», одним словом.

 

Так вот. Он всё ходил туда и сюда, изредка останавливаясь и подолгу вслушиваясь во… что-то, уж не знаю. Спустя время он приоткрыл окно, впуская в дом холодный воздух. Мама к тому моменту тоже занервничала и решила занять меня какой-то ерундой. Все её неловкие действия казались мне именно тем, чем они и являлись – отвлекающим манёвром. Что ж, она была молода и в воспитании далеко не искусна.

 

Отец же всё глядел в кромешную тьму за окном, а не заметив ничего достойного внимания, начинал слушать. Лишь минуты спустя я поняла, отчего он так взволновался, когда совсем ничегошеньки подозрительного не услышал. Дубоголовые дровосеки в лесу стихли! Совсем. Ни стука их иступившихся топоров, ни раздражающего смеха.

 

Вспоминая тот момент, я всё представляю себя маленьким лисёнком, прижавшим ушки плотно к рыжей голове, когда опасность вдруг замаячила на горизонте. Но, полагаю, понимание происходящего и легкий испуг отразились только в моих глазах.

 

И папа это заметил тотчас, стоило ему только оторвать свой взгляд от проклятого окна и мельком поглядеть на меня и мать.

- Уведи её, - сказал… нет уж, приказал он матери.

 

Голос его был так непривычно холоден и груб, что мне до боли стало обидно за маму! Так и хотелось подойти и отхлестать его ладошками по бородатым щекам!

 

Маму же это не задело нисколько, и она поспешно отвела меня наверх, говоря по дороге какие-то глупости. Дверь она закрыла прямо перед моим любопытным носом. Да, я была маленькой, но не была при этом идиоткой, пускающей слюни, какими большинство детей является, а вырастая частенько не изменяют традициям. Я стала слушать, приложив ухо к потёртой двери. Умудрилась загнать в ухо занозу, так я старалась!

 

Сначала я не слышала ничего, кроме разговора родителей, что звучал для меня так, словно они находятся под толщией воды.

 

Где-то здесь, на самом пороге кульминации своих «праздных фантазий» (ах, не тянут они на прозаическую находку), большинство рассказчиков смолкало и, глубоко надышавшись, объявляло финал. Делали так абсолютно все, но исключение всё же нашлось. Исключением этим была юная особа, что попала в «Школу благородства» (читайте «Скопище скудоумия», если вам так по душе) довольно давно и была одной из первых пташек, забравшихся под ощипанное крыло фрау Майер.

 

Об исключениях. Амалию (так звали особу) фрау Майер ненавидела исключительно. Она следила за девушкой словно коршун, выискивая острым взглядом малейшие огрехи, чтобы тут же спикировать (не буквально, конечно… буквальное пикирование пожилая дама вряд ли бы пережила) и вцепиться в сиротку. Её рассказы фрау Майер считала плодом пережитых в детстве несчастий и следствием повредившегося ума. Можно осудить поведение управляющей, мол, женщина вместо помощи бедному дитя, бесчувственно и упрямо старается выкорчевать из Амалии её воспоминания. Но если подумать, то всё это, как не шаблонно зазвучит оно сейчас в ваших головах, было во благо. Во благо самой Амалии, а также прочих сирот, которых её рассказы пугали и заставляли вспоминать все те ужасы, что пережили они сами. Но о благих последствиях своих придирок фрау Майер вряд ли догадывалась, хоть и была женщиной умной. Умной исключительно.

 

Как раздражало меня моё неведение! Ни слова было не разобрать, а ухо уже почти оставило отпечаток на деревянной поверхности. Но сейчас я многое отдала бы… хотя и не имею совсем ничего, кроме, как ворчит наша фрау, «языка без костей». У всех людей язык без костей, глупая старуха! Отдала бы и его, лишь бы разговор моих родителей не прекращался до утра.

Но он прервался, а на смену ему пришли глухие стуки, пара оборванных криков… да и всё. Тишь. И стук. Стук в мою дверцу. В дверцу, к которой я недавно ещё была прижата собственным любопытством. То была дверца, от которой я отшатнулась, когда источники криков стали мне известны. Дверца, что отделяла меня от чего-то неизвестного совершенного и от чего-то ставшего ясным.

 

«Тук-тук» - сказал он, а потом вновь постучал.

 

Дверь скрипнула и медленно распахивалась перед моими испуганными глазами. Лисёнок прижал ушки.

 

«Прошу прощения, милое дитя. Ты мне не отвечала, и я уж было подумал, что зря сегодня заглянул»

 

Он стоял передо мной и был никем, лишь высоким темным силуэтом на пороге. Голос его был мягок, как бывал голос моего отца.

Силуэт стоял десяток секунд неподвижно. Неподвижна была и я.

 

«Пойдём. Тебе пора»

 

Я шагнула навстречу тени в полном забытье. Он поднял меня на руки и зашагал вниз, насвистывая тихонько незнакомую мне мелодию.

О смерти я, как и большинство из вас, совершенно ничего не знала в ту пору. Закрывая глаза и представляя её, я не могла заставить воображение нарисовать мне хоть какой-то тусклый образ, сотканный из моих страхов и переживаний. Верно, у меня их было немного. Такой смерть и была для меня – черным полотном, темнейшей неизвестностью, неизведанной глубиной холодных морских впадин. У смерти был черный цвет.

 

Но та ночь подарила мне ярчайший образ смерти! Ни одному художнику, стенающему и молящему муз о моменте просветления, не было даровано столь прямого ответа на его вопрошания.

Смерть облачилась в красное. Плотное красное сукно с редкими багряными вставками из мягкого бархата, окаймлённое скользкими бледными внутренностями, расстелилось по всей нашей кухне, прикрывая стены в половину моего нынешнего роста.

 

«Я много лучше его» - сказал мой гость, чуть наклонив меня ближе к неподвижному телу отца.

 

Мертвые отчие глаза смотрели прямо на меня, но я не чувствовала страха и волнения. Зная, что он мертв, убит жестоко, я была спокойна! Словно так оно и должно быть: отец с разорванной в клочья шеей и мать, прибитая к стене ножкой стула. 

 

«Слышишь? Это тишина. Отец твой не мог её тебе подарить! Но я мог. И подарил. Нет «дубоголовых лесорубов»» - он улыбнулся, - «И нет более долгих бессонных ночей».

 

Так странно. Я не помню о нем ничего. Нет в моей голове ни комнатки, ни сундучка, в который я бы не заглянула в поиске образа своего гостя. Я помню лишь странное его пальто. Как у фокусников! Яркое, из разных лоскутков.

Отсюда я припоминаю лишь звон городского колокола, что разбудил меня. Нашла я себя на пороге этой богадельни. Жаль, не в глухом лесу. С волками жизнь и та была бы легче, чем с фрау Майер.

 

Закончив свою историю, девушка немедля покидала общество совсем ещё зелёных и наивных девчат, чьи хрупкие умы так будоражили подобные россказни, что по ночам они, едва сомкнув глаза, невольно прогоняли историю у себя в голове, пряча стопы под одеяло.

 

Амелия же закрывалась в своей небольшой комнатке, падала на кровать, зарывалась лицом в черствую подушку из гусиных перьев и отчаянно смеялась, пока рёбра не начинали ныть.

Душа девушки и разум её давно уже перестали быть заложниками чудовищных воспоминаний. Она не испытывала ни боли, ни сожаления, что её совершенно устраивало. А вот изумлённые взгляды и удивленные возгласы соседок, напротив, находили отклик. Отклик этот принимал форму странную и человеку трезвого ума мог быть не только непонятен, но также мог вызвать серьёзнейшие подозрения касательно душевного здоровья юной особы.

 

Но чудаковатости на этом не заканчивались. Практически каждую ночь Амелия проводила бессонно, подолгу смотря на пугающие тени дерев-великанов в дали. И в ночи самые худшие, в ночи самые запоминающиеся, слышала она как совсем рядом кто-то насвистывает мелодию, звучавшую прежде лишь в далёком детстве, в ночь, когда смерть облачилась в красное. Обыденной фразой вместе с этой мелодией в душу прокрадывалась мысль, как, должно быть, сладок могильный покой. Мысль эта оставалась разумом совершена незамеченной, словно давно жила где-то глубоко внутри и всё ждала, когда определённый звук разбудит её.

 

Но стоило музыке стихнуть, как ведро холодной воды обрушивалось на голову

 

«Он приходил! Опять. Он заберёт меня. Разлучит нас» - будила средь ночи Амелия свою подругу, чьё имя, увы, не вспомнить ни мне, ни самой нынешней Амелии. Подруга все выходки сносила с благородной улыбкой на лице, и улыбка эта была отнюдь не плодом образовательной политики «Школы благородства», но признаком истинно доброго сердца своей хозяйки.

 

«Тебе опять приснился кошмар, не более. Мужчину того давно нет в живых, ты знаешь и сама»

 

 Подруга верила в существование таинственного незнакомца. Когда-то существовавшего. Амелия как-то раз с нескрываемой гордостью предъявила ей результаты своих многолетних изысканий – изъеденный термитами плакат бродячего цирка.

 

«Вот он!» - Амелия тыкала пальцем в едва различимое цветное пятно.

 

И что-то там, где-то там, действительно напоминало человека в причудливом пальто, но подруга более была уверена в способности Амелии видеть в тлеющих углях причудливые руины замков, а в воздухе – парящие печальные образы знакомых лиц.

 

«Я бы так хотела чтобы ты мне верила, милая подруга. Страх прошлого меня давно покинул, но будущее ждёт меня не менее ужасное!»

 

«Пусть так. Мы встретим будущее вместе, а ужасы поделим пополам» - отвечала подруга и нежно целовала бледный лоб Амелии, покрытый холодными испаринами.

 

Но все эти приметы мнимого небытия, коими их считали окружающие (и что самое главное – фрау Майер), оказались не напряженным усилием мозга оправдать своё безумие, а предвестником грядущей беды.

 

Нет-нет, не было в следующих ночах боли и страданий, дом не полнился криками, стены не меняли цвета, но обитательницы приюта исчезали бесследно.

 

Фрау Майер всему нашла объяснение рациональное (как и должна была): «Чертовки думали бежать! Так пусть бегут. Здесь лес вокруг, а за лесом их никто не ждёт, кроме насильников и разбойников». Фрау исчезновения совсем не огорчали, но, боже мой, мерзавки сбегали, оставляя постель не заправленной!

 

Амелия же день ото дня становилась мрачнее, а прежние её странности, казавшиеся ранее безобидными, стали пугать. Она уже не стеснялась смеяться над собственным горем во всеуслышание, шутки её стали жестоки, лишь редко она выныривала из омута пугающего помешательства и проливала горькие слёзы в полном бессилии, умоляя подругу помочь.

 

Но и подруге, как и немногим оставшимся в приюте, помощь бы пригодилась самим. Ночи стали бессонными для всех. Девушки слёзно клялись, что видели силуэты беглянок в окнах, что слышали их шепот зовущий прочь. Бедные их умы стали совсем хрупки, как хрупок хрусталь на лютом морозе.

 

Лишь недели спустя, когда все обитатели находили петлю куда более привлекательной нежели дальнейшее пребывание в хладной агонии, фрау Майер ворвалась в комнату Амелии (коршун пикировал!). Костлявая рука старухи больно впилась в девичье хрупкое плечо, но в глазах управительница не было злобы, там был страх!

 

- Как он выглядел!? – стараясь не кричать, шумно дыша, спросила дама, - Тот человек, о котором ты рассказывала?

 

И Амелия повторила всё, не поскупившись на омрачающую историю эпитеты.

 

Фрау поникла,  гордая её осанка вдруг предстала острым горбом, образ грозной уверенности и статности ушли вместе с ней.

 

- Девочки мои, бедные мои девочки, - лепетала старуха, едва шевеля тонкими пергаментными губами.

 

Никто её об этом не просил (и кто бы посмел?), но фрау Майер вдруг решила поведать историю столь дикую для людей высокоморальных и верящих власти, что фантазии юношеских лет кажутся на её фоне документальной прозой.

 

Пару десятков лет назад, когда фрау была ещё молода и красива (по её собственному утверждению), она жила в большом городе Штутгарт (столица королевства Вюртемберг) и состояла в выгодном замужестве с председателем местного магистрата. Председатель был уже в годах, сменил не одну жену (свёл бедняжек в могилу), был человеком шумным, деятельным и (вспоминаем нескольких жен) порочным. Решал он вопросы весьма важные, но для посиделок с друзьями в местной таверне время находил всегда, что фрау Майер, взрослую женщину, радовало до визга, ведь не придётся ночью терпеть над собой надругательства (брачным долгом это свинство не назвать) пьяного, потного и в целом омерзительного муженька.

 

Однажды вопросом для решения стала мера наказания, которую необходимо было назначить солдатне из местного гарнизона, что во время заслуженных тяжким трудом отгулов, напали на бродячий цирк близ Кёнигсброна. Нападение это, как выяснилось, сопровождалось грабежом, насилием и убийствами. Истцом выступил чудом выживший фокусник, над которым смеялись всем магистратом за глупое его пальто и из-за него же с трудом воспринимали всерьёз. Фокусник лил слёзы по потерянным дочерям, обвинял солдатню и молил власть имущих о справедливости.

 

Председатель рассудил здраво: солдатня крепкая и городу нужная, фокусник – клоун и никто о нём не вспомнит. Решил так решил.

 

Циркач разразился бранью и устно имел матерей всех членов магистрата, за что был выпнут из города немедленно, и навеки забыт после.

 

Председатель вскоре скончался. Но не подумайте, что его настигла искусная месть обиженного фокусника, настигла его собственная жена, фрау Майер, медленно отравлявшая мужа долгие месяцы и после его кончины не испытывавшая угрызений совести – собаке собачья смерть.

 

Фрау ненадолго задержалась в Штутгарте после всех этих событий. Дочери многих её знакомых стали бесследно пропадать и Майер посчитала это происками какой-то бандитской шайки. Будучи женщиной зрелой и интуицией не обделённой, она во всём этом безобразии разглядела угрозу собственной жизни, что и стало причиной переезда в сирую глушь.

 

«Закроем все двери, все ставни, спрячемся здесь» - отчеканила старуха, не сделав даже паузы после сумбурной своей повести.

 

Решив, что местные жители поднимут их на смех и пошлют отмаливать грехи в церковь, так оставшиеся и поступили.

 

Ночь была для них долгой, была для них последней. Стоило только луне выглянуть из-за раскинувшихся в дали многолетних дубов, как где-то рядом совсем послышался мелодичный свист. И мелодия эта тут же низвергнула все страхи куда-то в бездну зарождающихся мыслей, а на поверхности шептал кто-то о сладости вечного сна, о мягкости сырой земли, о спасающих холодных объятьях смерти, облаченной в красное.

 

И никто не помнил более ничего, кроме свиста и шепота знакомых детских голосов.

 

Рука Амелии крепко вцепилась в кисть подруги, но та упрямо шла вперёд, повинуясь словам и принимая уготованное ей будущее.

 

- Вы так на них похожи, - знакомый мягкий голос раздался совсем близко, - Быть может вы воскресли, дорогие мои?... Нет-нет, не разлучить нас вновь! Смерти не разлучить…

 

А после был холод, тьма и чувство, словно стоишь ты посреди реки против её течения, а вода разрезается о твоё тело.

Тьма была непроглядная, вязкая как болото. И тьма эта была смертью, а смерть вновь одела черное.

— Ты была близка к смерти?

— Да, это была любовь… странная любовь, жестокая… она едва не лишила меня жизни. Любовь требует жертв. Кровавых жертв. Что ж, пора спать.

 

Истрёпанная временем, небрежными прикосновениями и халатным отношением владельца, старая книга рухнула на лицо девушки, выскользнув из её ослабевших пальцев.

 

- И ближе смотрю – не вижу, - буркнула она, изо всех сил стараясь заметить в действиях главной героини рассказа хоть намёк на активную мозговую деятельность, - Подруга моя милая приходит ко мне однажды, смотрит взглядом томным и шепчет голосом сладким: «Ах, Райли-Райли, пойдём с тобою за ручку возьмёмся, погуляем под луной, а потом РАСЧЛЕНИМ ВСЕХ ЛЮДЕЙ В РАДИУСЕ ПЯТИ КИЛОМЕТРОВ. Но всё это потом, глупышка. А сейчас - спать». НЕ. ВИЖУ.

 

Недовольство литературным произведением немедля обрело форму – форму стопы, с глухим стуком врезающейся в черную пластиковую обшивку задней двери автомобиля. Юная особа неспешно приподняла потрескавшийся край книги и медленно перевела взгляд на затылок таксиста.

 

- Сэр не слышал. Значит, не было… Сэр, давай поговорим.

 

Таксист молчал и не думал отвечать на вопрос, что, впрочем, «собеседницу» его никак не расстроило.

 

- «Девушка, а куда вы направляетесь?» - спросил ты меня. А я: «Майами. А: «почему ты задаешь так много вопросов?»  Б: «почему я на них отвечаю?» В: «почему носки мы называем носками, а не «священным вместилищем созданных Богом нашим милостивым мягких и нежных, а иногда вонючих и мерзких, разных таких из противоречий сотканных, ног»? А в Майами людей: сосать, не пересосать!»

 

Ответа таксиста и «таксиста» не последовало, и с какой-то толикой облегчения, Райли скинула наконец книгу с лица, позволив себе насладиться видом посеревшей от табачного дыма обивкой крыши. Обивка эта явилась девушке истинным признаком свободы - не требующая мыла и щетки, она смиренно ждала, когда хозяин сам решит судьбу этих въевшихся в её мягкую плоть пятен.

 

- США – страна, где грязная посуда может подождать.

 

«И где со-ци-а-ли-за-ци-я (и в каждом веке вам выдумать нужно новые способы ин-тел-лек-ту-аль-но-го выпендрёжа!) неизбежна»

 

Все эти треморы, гангрены и матадоры, состоящие в какой-то зловещей (матадоры с тремором и гангреной!) эскадрильи, в голове Райли вызывали лишь аккуратно нарисованные фантазией знаки вопроса (синего цвета, три штуки). Заражаться гангреной от матадоров решительно не хотелось, лечиться местной диковиной травматургией тоже, а вливаться в общество было необходимо. Годы одиночества настолько изнурили и без того истощенное сознание, что оно кажется теперь тонкой пленочкой, скрывающей многолетнее безумие.

 

Да и память стала совсем ненадёжна. Годы были стёрты, как стёрто имя и довольно неплохие (по меркам века эдак 19-го) анекдоты – о последнем Райли (имя до нового «блэкаута») сожалела особенно.

 

- Едем к маминым бунтарям. Вот я и на берегу отчаянных действий. Барахтаюсь.

 

Для пущего эффекта девушка потрясла ногами, изображая из себя выброшенную на берег рыбу (с ногами!).

 

- Мы скоро приедем. Да-да. И вот когда приедем, я выйду из машины, а ты найдёшь дорожку и, не знаю, съедешь в океан с обрыва. Мы ж в Майами. Не отказывай себе ни в чем. А мне и так не можешь.

 

 

[Osidius the Emphatic 5 500]

Мариан

Когда молодая рыжеволосая женщина ступила на улицу, окинув взглядом попавшийся ей на глаза город, таксист, ожидавший возможную клиентку, готов был поклясться, что в последнее время рыжих женщин, смотрящих на мир так... уверенно, стало как-то слишком много. Впрочем, возможно, они просто излишне притягивали взгляд благодаря эффектной внешности. А возможно, ему просто не стоило брать столько смен подряд. По крайней мере, ему показалось, что эту синеглазую рыжую клиентку он уже встречал накануне, но это было совершенно невозможно.

Сидевшей в машине таксиста особой была Мариан, а Мариан была сестрой баронессы, которая только что вернулась в город после длительного отсутствия. И факт подобного родства был той искрой, которая зажигала и жалила ее, вызывая вдохновение и неудобство одновременно.

Говорят, что бы Тореадор ни делал, он всегда делает это со страстью.

Мариан, как и многие представители ее клана, была представительницей искусства - танцовщицей, но что еще хуже - она боготворила Мадлен. Всю нежизнь Мариан считала дьявольской ошибкой, что Становление она получила не от баронессы. Она стремилась во всем быть похожей на нее или хотя бы соответствовать, но, чувствуя, что ей недостает таланта или обаяния, или, что еще страшнее, и того, и другого, но в то же время была не в силах признаться в этом даже себе самой. Впрочем, влюбленность, которую Мариан испытывала к талантам Мадлен, заставила ее звезду, несмотря ни на какие сомнения в себе, довольно скоро загореться на европейском небосклоне: Мариан попала в парижский Мулен Руж и приобрела немалую известность под псевдонимом Satine - плотный шёлк с гладкой блестящей поверхностью.

Но обманываться сценическим именем не стоило: характер у Мариан никогда не был ни гладким, ни шелковым.

Дверца такси скрипнула, выпуская пассажирку таксиста наружу. Ночной Майами встретил сегодня новую блудную дочь.

 

"The French are glad to die for love." ¹

 

Мариан, однажды выбрав Путь Наслаждений, весьма преуспела в нем. Хорошенькая мордашка и яркая внешность только способствовали ее опасному дару. 

 

-----

¹ - Французы рады умереть за любовь.

[tеnshi 39 156]

Николас Янг, благороднейший и древнейший клан малкавиан

137 лет от становления, 40 до

дисциплины клановые,  с уклоном в прорицание

любит летать во сне

Мой мальчик, мой малыш, свет  очей моих, отрада моего сердца.

Я не хотел, я не должен был, я не думал, ты не понял.

Упустил, проглядел, потерял, сбежал.

Отняли, забрали, разлучили, убили.

ОНИ УБИЛИ БИЛЛИ!

Изменено 17 января, 2016 пользователем tеnshi

[LiInMa 4 694]

Бонд, возраст после становления 173, возраст до становления... детка, а не слишком ли много ты хочешь знать?

Меня не существует. Часть небывалого, элемент мифического, полная сказочная чушь.

Чушь из страшной сказки, вроде эль-кукуя или бабы Яги.

Я – тьма из-под кровати. Я – скрип внезапно отворившейся дверцы. Я шорох шагов в тёмном переулке за твоей спиной.

Не прислушивайся. Не оборачивайся. Не вглядывайся.

Знание порой убивает.

 

Но ты храбришься и хочешь узнать больше? Уверен?

БУ!

И ещё короче:

Бонд - мастер ходить в тенях, пролезать там, где не пролезаемо, доставать то, что не доставаемо. Нижнюю часть лица скрывает платком, чтобы не пугать сородичей из других кланов. И он шикарен. Просто это они чувствительные неженки.

Изменено 20 января, 2016 пользователем LiInMa

[Диониза 3 211]

Тами

 

Возраст после становления 177, до становления - 23.

Клан: гангрел

Дисциплины: превращение(пантера), анимализм.

 

 

Никогда не ищите черную кошку в темной подворотне. Особенно, если она там есть. 

Серебристый лик Луны на миг осветил глухой переулок и распростертое у стены тело. Впрочем, тело тут же шевельнулось, чуть слышно что-то пробормотав. Ну, поскользнулся, упал, с кем не бывает... И вряд ли вспомнит утром что-то путное.

Ярко-алый язычок вновь лизнул атласную черную шесть, и темная тень одним прыжком скрылась в ночи.

Изменено 21 января, 2016 пользователем Диониза

[Элесар 12 607]

Джейсен Лост

 

 

Возраст до становления: 32

Возраст после становления: 150

Клан: Бруха

Дисциплины: Присутствие, Могущество, Стремительность

 

Если кому-то захочется найти представителя его клана, он пойдёт искать среди телохранителей у вентру или тореодоров. Если "качество" сородича не интересует, то в поисках брух можно забрести в тёмные переулки или сомнительные бары, пахнущие не лучше чем общественные туалеты. И уж вряд ли кому-то придёт в голову зайти в элитный ресторан в центре Майами и присмотреться к тамошнему новому шеф-повару, а ведь это было бы самое правильное решение.

У каждого вампира свои способы формирования стада. Есть что-то ироничное, что Лост на протяжении почти века кормит сосуды с не меньшим желанием и рвением, чем их осушают остальные. Готовить прекрасные блюда, к которым сам Джейсен питает отвращение, да ещё и в непосредственной близости от огня, от одного взгляда на который внутри дыбит шерсть зверь... для него это стало чем-то вроде необычного вида спорта и оставлять его он не намерен. Впрочем, не дай Каин какому-нибудь неосмотрительному сородичу попытаться убить посетителя заведения или заявиться с разборками к шефу. Шанс убедиться в том, что даже на кухне бруха остаётся брухой выпадет "счастливчику" очень быстро. От нарезки лука до перерезания горла противнику его отделяет лишь определённый хват ножа.

- Если ты не отобьёшь это мясо как полагается, я сделаю отбивную из тебя. Понятно? - объяснил свои требования к готовности продукта длинноволосый мужчина.

- Вы этого не сделаете. Вы же этого не сделаете? - расплылся в улыбке один из поваров.

- Может и не сделаю. А вот вышвырнуть твою чёрную задницу на улицу я всегда могу

- Дак это же ра...

- Ну давай. Расскажи мне про расизм, парень, - взглянув в глаза своему помощнику, предложил Лост. Выросший на ранчо в Техасе, он имел собственные взгляды на толерантность, уж точно никак не связанные с тем, чтобы отказываться называть ниггера ниггером. Собеседник несколько раз открыл и закрыл рот, вздохнул и взял в руки колотушку. Почему-то вступать в полемику ему резко расхотелось.

- Вот и замечательно, - одобрил решение шеф и пошёл проверять работу дальше. Особенно внимательные могли бы заметить, как Джейсен старается без особой необходимости не подходить к плитам, да и вообще пользуется исключительно специальными длинными спичками, если до этого доходит. Но новый шеф-повар драл со своих подчинённых три шкуры и на подобные вопросы у них просто не оставалось сил и времени.

[Dart Ph 14 790]

Юэн, тореадор.

Люди ощущают Восторг в его присутствии! 

 

Never knew I could feel like this
Like I've never seen the sky before
I want to vanish inside your kiss

Everyday I love you more and more

 

Listen to my heart, can you hear it sing
Telling me to give you everything

Seasons may change, winter to spring
But I love you, until the end of time
 

 

Come what may
Come what may
I will love you until my dying day


Suddenly the world seems such a perfect place
Suddenly it moves with such a perfect grace

     

     

It all revolves around you


And there's no mountain too high, no river too wide
Sing out this song and I'll be there by your side

Storm clouds may gather and stars may collide
But I love you ( I love you), until the end (until the end) of time


Come what may
Come what may
I will love you until my dying day


Oh come what may
Come what may
I will love you (I will love you)

Suddenly the world seems such a perfect place

 

 

Come what may
Come what may
I will love you until my dying day

P.S.

В порыве сильных чувств появилась био, посвященная... кому-то хД))) Одна загвоздка...

Дабы Осидиус не упала в обморок... Знает ли Юэн Мариан... не знаю, на твое усмотрение)))

Изменено 22 января, 2016 пользователем Dart Ph

[Vuvuzela 9 444]

Элджернон Блэквуд

С залива Бискейн дул теплый ветер, бесшумно гнал по ночному небу редкие темные груды облаков, шелестел в кронах пальм. Играл полами тяжелого, явно не по погоде надетого пальто темноволосого мужчины, стоявшего на обочине безлюдной в этот поздний час дороги и смотрящего на раскинувшийся перед ним город.

Позади остался Додж-Айленд с его громадами круизных лайнеров и контейнеровозов, где-то на западе аллигаторы выползали из болот и забирались в пустые бассейны, на севере, невидимые отсюда, протянулись длинные ряды апельсиновых рощ – гордость Флориды. Майами сверкал отражающимися в заливе огнями.

Из-за поворота на дорогу легли два луча света, и вскоре большой черный лимузин, мягко прошуршав шинами, остановился точно напротив мужчины. Водитель проворно вышел, открыл пассажирскую дверь и застыл рядом.

- Опаздываешь, - с нарочитым равнодушием заметил мужчина в пальто, не спеша, тем не менее, поворачиваться к шоферу. Тот вытянулся во фронт, оскорбленно вскинул голову:

- Не так-то просто перегнать машину через полсвета, - ответил он. – Вы сами настаивали…

- Полагаешь, мне следовало ступить на эту землю в обличье черного пса? – поинтересовался мужчина. – Или я должен въехать в город на карете, в сопровождении верных цыган? Но я не умею превращаться в животных, а цыган у нас найти гораздо сложнее, чем в Румынии – не знаю, к сожалению или к счастью. Здесь же страна автомобилей… страна дорог. А мы, как гости, должны соблюдать ее обычаи. Впрочем, должны ли?

Еще некоторое время он смотрел на огни города. Глаза, привычные видеть во тьме, различали кричащие неоновые пятна ночных клубов, солидную подсветку витрин супермаркетов, теплый свет в окнах небоскребов. Бесчисленные вывески «Сабвэев», «Бургер Кингов» и «Тако Белл».

- Америка, - произнес мужчина с непонятным выражением. Затем отвернулся и сел в автомобиль. - Поехали.

Лимузин тронулся с места и, набирая скорость, заскользил по трассе. Возможно, будь это карета, за ней протянулся бы шлейф промозглого тумана, хорошо заметный в теплом флоридском воздухе. Однако все, что оставлял после себя современный двигатель – лишь редкие клубы выхлопных газов.

 

[Eres 5 822]

Имя: Матильда  Лоусон

Возраст  до  становления: 16 лет
Год становления:   1954

Клан   Малкавиан

Психоз: "Помешательство"(?) 

Дисциплины:

- Помешательство: Массовые Галлюцинации, 

- Прорицание: Восприятие Ауры

 

- Доминирование: Гипноз.

Учитель: Теодор Свон, вампир, представитель клана Тремер.

В год своего становления, Матильде довелось познакомиться со многими вампирами, но самым примечательным был пожалуй Теодор Свон. Будучи представителем клана тремер, Теодора интересовало развитие способностей разных кланов и Матильда была для него весьма интересной в этом плане. Главной чертой Малкавиан было Помешательство и во многом, по его мнению оно было схоже с Доминированием клана Вентру и самих Тремеров. Заинтересовав Матильду преимуществами подобных умений, он обучил её. Примерно через 2 года он бесследно исчез.

Биография: 

Становление Матильды не могло пройти без последствий: по прошествии событий той ночи у неё развился психоз. Её Сир - родная мать, исчезла после становления дочери. Как утверждала сама девушка - она мертва. Некий голос ей прошептал это после пробуждения. Но что достоверно произошло той ночью она не помнит. Многое в её жизни было связано с исчезновениями и этим голосом. После исчезновения Теодора Свона, голос не многозначно прошептал "больше ты его не увидишь". Примерно то же случилось с её первым гулем - Стивен Олбрайтом и последующими гулями и вампирами к которым она проявляла заботу.

Матильда  часто страдает галлюцинациями и в такие моменты не в состоянии контролировать себя, подвергает их влиянию окружающих..

Её редко можно увидеть в местах скопления людей, но и в доме она не особо задерживается.

В течении нескольких десятков лет, её упырями были предпочтительно женщины, похожие на мать, а если на недолгий период среди них появлялся молодой упырь, то можно было бы заметить поразительное сходство с Молодым человеком, любившем Матильду при жизни.

Становление(с музыкой для атмосферы):

Молодой человек уходя, проводил напоследок любимую долгим взглядом: несказанно сильно ему хотелось вернуться и обнять её ещё раз и вновь насладиться губами желанной, но такой жест бы бы чрезмерно хамским и непозволительным. Он был несомненно рад сегодняшнему свиданию, но так тяжело было оставлять её. Разрываемый противоречиями он ступал в ночь, представляя чем может обернуться последующая их встреча. 

 

Матильда  подарив ему улыбку на прощание, ускользнула в мечты. Ей хотелось чтобы Стивен похитил её сегодня, чтобы  они танцевали до утра, но... Но всегда есть "но": такое безрассудное поведение причинило бы боль отцу. Ему сейчас и без таких забот сложно, возможно труднее чем ей самой. Уже больше года прошло с исчезновения матери и никто не мог помочь найти её. Она просто исчезла. Отец тяжело переносил каждый день, но пытался не показывать этого.

 

Прохладный ветер подхватил Матильду и унёс из своих мыслей к порогу родного дома. И на мгновение позабыв где она, скользила пальцами к дверной ручке. Ощутив желаемое, Матильда повернула её и дверь тяжело отворилась. Дом казался таким неестественно тихим и пустым. Только свет звёзд заполнял прихожую, придавая ей знакомые очертания. Монотонные и даже порой слишком шумный часы сегодня молчали и если бы не машина у дома, Матильда посчитала бы, что отец всё ещё на работе, не смотря на время. Но даже младшего брата не было слышно.

Матильда перешагнув порог гостиной закрыла двери. Аромат Азалий заполонил воздух и сердце щемительно затрепетало. 

 

Солнышко моё, - прошептал нежный и такой родной голос. Тихо, будто дуновение ветра, со спины подошла женщина и обняла Матильду.

Девушка боялась оборачиваться: казалось, если она обернётся - мама исчезнет. Так часто она рыдала в подушку, когда она пропала. Кажется вечность прошла с тех пор, как она виделись в последний раз. В одну ночь она просто исчезла, а теперь совсем рядом. Эти руки - они такие нежные, такие родные. Этот запах, её волосы, длинные шёлковые волосы, падавшие на плечи Матильды. 

- Прости что меня не было рядом на прошлый день рождения.

Матильда сжала руки матери на своей груди, всё ещё надеясь что это не сон.

- Твоё сердечко бьётся так громко, радость моя, смотри чтобы не выпрыгнуло, - весело и в какой-то мере игриво заметила Кристен, - А теперь, закрой глазки.

Матильда хотела что-то спросить и запрокинув голову встретилась глазами с Кристен: она себя снова почувствовала маленькой девочкой, так желающей быть похожой на любимую маму. Но та прошептала: - это сюрприз, солнышко, закрой глазки.

Матильда будто не слышала, она всё ещё смотрела в её глаза, а по глазам текли слёзы.

- Ну же, милая, - с этими словами Кристен положила руку на глаза дочери, - не подглядывай.

 

Они шли тихо, будто и вовсе парили: звук шагов скрывала гостиная, а снаружи власть забрала бездыханная ночь.  Через ладонь матери просачивался свет потемневшей гостинной: со светом звёзд, в гостинную прокрадывались синие и красные переломления света.

 

Когда они подошли к ступеням, что-то липкое, будто грязь связало обувь Матильды и вместе со странным запахом, на языке проступил горьковатый вкус

- Ничего, солнышко, что-то пролилось - прозвучал успокаивающий голос матери и они продолжили путь по лестнице.

Руки матери казалось стали ещё холоднее. 

- Мама?

- Да, милая?

- Твои руки..

- Не переживай, всё в порядке.

Каждая ступень навевала сон. Всё казалось таким неестественным: откуда-то начала исходить музыка, в такт которой подпевала Кристен, но почему-то нарастала тревога.

Кристен уложила ладонь дочери в свою и подведя к ручке, Матильда её отворила. 

В нос ударил тошнотворный запах и Матильда зажмурилась: она боялась. Будто повинуясь жестам матери, она сделала шаг внутрь комнаты, затем второй. Кристен забрала свою руку с глаз Матильды, но она не решалсь открыть их.

Кристен обняла дочь

- А теперь, можешь открывать.

Матильда распахнула глаза.

Тусклые очертания комнаты прорезал мертвотно-красный свет настенных ламп. Он становился то ярче, то бледнее, меняя очертания вокруг. По стенам, будто вены расходились струйки красных сгустков, разрисовывая их уродливыми оттенками остывающей крови. Вместе они сливались к подножию и размывались непроглядным болотом по полу. 

Кровь, словно вуаль сотканная из безумия окутала комнату, а капли раз-за-разом молотили поверхность.

Только они заполонили тишину ночи, создавая, грустную и тягостную музыку.

Одна из стен начала пульсировать, словно стук сердца, медленно оживляя другие. Словно в страданиях, они извергали лица пытавшиеся выбраться и ловушки. Одно из лиц выскользнуло из заточения и обретя человеческие очертания подошло к телу рядом с окном. Прислонившись, оно жадно впилось в шею жертвы и разорвало её словно зверь. Будто очнувшись, жертва в небрежных попытках пыталась ухватиться за шею и в то же время оттолкнуть существо. Но оно схватив его кисти своими, только яростнее впилось в шею. 

 

- Солнышко, тебе нравится? - спросила Кристен ледяным, но в то же время каким-то животно-радостным голосом. 

Но Матильда стояла безмолвно. Её выражение застыло в немом ужасе. Но как только Кристен заговорила, образы в мгновение исчезли с её воображения.  Тем-не-менее увиденное не отпускало её. Там где в видении лежала жертва теперь расстилалось бездыханное, бледное и изувеченное тело её отца.

Будто проследив за взглядом дочери, Кристен промолвила:

- Прости меня милая, я была так голодна, а твой папа был таким ярким и вкусным. Мой самый любимый мужчина. Но теперь он будет частью меня и мы всегда, всегда будем вместе с тобой.

 

Стены начали орать. В них вновь проступали очертания лиц: с их глазниц и словно слёзы стекала кровь и раз-за-разом слышались голоса: "голод"..."разорвать"..."сожрать"..."дай сожрать тебя тебя".

Из одной ис стен показалась рука, а потом, словно выползая, появилось то же существо, оно подползло к маленькому телу лежащим у изголовья кровати но в миг исчезло.

- Ты так прекрасна, - сказала Кристен, теперь уже смотревшая в глаза дочери. Её глаза были другие. Возможно от алого света, наполнявшего комнату,  но они казались огненно-красными. Такими прекрасными, но безумно холодными.

Она поцеловала дочь и обняла. Её тело когда-то казавшееся родным было чуждо. Матильда не могла убежать, хоть и хотела, не могла кричать - не было сил. Только слёзы текли по её щекам. 

Будто не чувствуя их, Кристен рукой сняла прядь с её плеча, оголяя шею. Мой цветочек, мой прекрасный яркий цветочек, ты скоро почувствуешь...ты станешь одной из нас. 

Боль пронзила тело Матильды: Словно нож, разрывающие ткань, острые клыки впились в её шею. Но она не могла проронить ни звука. Свет потих, а комната ушла из под её ног.

 

После длинного, как ей казалось, сна Матильда проснулась в обьятиях матери. Кристен напевала старую песню, хотя слова в ней были иными, чем помнила сама Матильда. Всё произошедшее казалось старым и страшным сном и она боялась подать хоть какой-то звук - она не хотела, чтобы сон становился явью, не желала открывать глаза

Голод заполонил чувства Матильды. Такой дикий, не похожий ни на что голод. Словно необузданный зверь, он неистово рыскал в её чувствах и мыслях, с каждой минутой становившись всё громче и всё сверепее, пытавшись сожрать её изнутри.

- Ты голодна, милая? - прошептала мама, оборвав свою песню.

Не в силах терпеть голод, Матильда открыла глаза и смотрела на маму: такую красивую, такую любимую. Казалось свет окружал её - такой прекрасный и яркий, что хотелось прикоснуться.

Потом, ей показалось что она уснула. Но в этот же миг она наслаждалась тёплой кровью, струящейся по её венам. Такой сладкой, приятной кровью.

 

Когда Матильда вновь открыла глаза, Кристен уже не было. Она лежала в ванной, доверха заполненной водой перемешанной с кровью. Грудь разрывала немыслимая тоска а перед глазами проступали видениях страшных смертей, но тоска была не о них. Её наполнило ощущения пустоты, а в голове что-то прошептало "Ты была не права". Животный голод исчез и казалось он её ещё долго не потревожит, но видения отпускать не хотели и нарастая, разрывая окружение в клочья: словно сердечный колокол, стены пульсировали раз-за-разом и тени по ним молниями разверзали действительность, представляя  её в ещё более мерзком виде. Словно от хлопка, все видения исчезли и комната умолкнув вернула собственный облик, а чей-то голос прошептал в мыслях: "она не имела права, ты принадлежишь мне", но так же внезапно исчезнув. 

Кристен умерла.

Изменено 25 января, 2016 пользователем Eres

[Thinvesil 17 823]

Имя: Алесса Уоррингтон.

Возраст до становления: 17 лет.

Сир: Андрей

Клан: тореадор.

Талант: Манок (олени).

 

Биография:

Алесса родилась в семье американского священника, опекающего небольшой городок в Южной Дакоте. Мать ее умерла рано, и девочка воспитывалась в несколько старомодных традициях строгим, но любящим отцом. 

 

Когда ей исполнилось 17, она готова была посвятить всю свою жизнь служению богу и благотворительной деятельности, мечтала встретить такого же мужа, как отец, которого она считала самым лучшим на свете. Ничто не предвещало беды тем туманным вечером, когда Алесса, подобрала на дороге группу потрепанных и явно нуждающихся в помощи ребят. Спеша довезти их до постоялого двора и вызвать доктора, она недооценила густоту тумана и врезалась в ограждение дороги, не заметив вовремя поворот. Последнее, что она помнила, теряя сознание - это сжатый в гармошку капот и тупая боль в груди, мешающая дышать.

 

Очнувшись, Алесса обнаружила, что никто не пострадал, включая ее саму, а потом, когда красивый парень с гитарой рассказал ей, что произошло, открылась страшная правда: ее постигла самая ужасная участь, которую только может представить себе верующий протестант - она стала вампиром, проклятой своим богом тварью. И еще она больше никогда не посмеет показаться на глаза своему любимому отцу.

 

Сейчас Алесса уже немного смирилась со своей участью, в основном, благодаря стараниям и чуткому отношению ее сира, но тем не менее, недолюбливала ночных тварей (всех, кроме Андрея), и упорно отказывалась пить человеческую кровь. Ей казалось, что если она пойдет на такой шаг, то совсем потеряет себя, ту светлую и добрую девочку, которая так любит помогать людям.

 

Внешность:

[DAO занят кемто другим :) 7 533]

Адам Суинтон

 

Возраст до становления: 33

Возраст после становления: 198 (дата рождения: 4 июля 1817г.)

 

Клан: гангрел

Сир: Маркус Корвин

 

Дисциплины:

Превращение - облик зверя (восьмиглазый пёс)

Анимализм - шепот зверя

Прорицание - обостренные чувства (учитель Тильда Дэнс)

 

Фото:

 

Био:

Даже при жизни Адам Суинтон испытывал довольно сильное презрение к роду человеческому. Социум, алчность, жажда власти или всем нравится (что там еще присуще людям он уже начал потихоньку забывать) - все это было чуждо молодому изобретателю, который жил недалеко от Лондона. В лесу. В доме с мастерской и лабораторией, которые построил сам.

 

Единственным другом, который приходил в гости к Суинтону, был таинственный человек по имени Маркус.

Адам был так занят своей работой, что никогда не обращал внимания на странности своего нового собеседника, а потому не задавал лишних вопросов. Редкие проблески инстинкта самосохранения тут же были погребены под другими мыслями постоянно прокручивающимися в голове отшельника.

"Ну и что, что Маркус приходит только ночью - может, у него больше времени нет, как у меня.Черт, ну куда я подевал полупроводник!.."

"Ничего, что грязный плащ измят и порван, да и вообще гость выглядит, как бродяга - я выгляжу не лучше... наверное. Кстати, я ведь тысячу лет не смотрелся в зеркало. Надо хоть привести себя в порядок, а то через пару дней надо съездить в город за заготовками и книгами..."

"Что он вообще делает в лесу? Стоп. А что я здесь делаю? Живу и работаю над проектом, мать его за ногу! Мне ли задаваться такими вопросами... Ай! Порезался! Ладно, сам виноват. Не буду отвлекаться...

- Маркус, что с тобой? Это всего лишь кровь..."

"Какие яркие голубые глаза. Никогда таких не видел. Красиво."

"Черт, что это за болезненные красные точки на шее? То пропадают, то появляются... Новый вид комаров? Надо будет изучить это явление. Как-нибудь потом."

 

Однако Адам любил и, может быть, даже нуждался в частых и продолжительных философских беседах с Маркусом. Они нравились ему, да еще и были полезны - разряжали обстановку, отвлекали от депрессии, да и вообще всегда приятно наконец кому-то выговориться. Да еще и тому, кто все понимает. Хотя с людьми, как правило, почти всегда сложно

0:00 - 2:26

Корвин был не таким.

 

Маркус же... Маркус что-то увидел в молодом ученом-отшельнике. Какой-то потенциал, а потому мастер-вампир обратил его, не спрашивая. Маркус показал Адаму другой мир за что тот был благодарен своему новому "отцу".

Сир был хладнокровным и жестким наставником, но оказался прав - его новый птенец очень быстро освоил такую дисциплину, как превращение, хотя анимализм шел с трудом. Изменение в своем теле и даже слияние с землей давались новоиспеченному вампиру естественно, как ребенок учится ходить: раз - и побежал, получилось. Два - и малыш уже стал самостоятельным. Это был найденный талант и Маркус возлагал на Адама большие надежды.

- Пес - хороший зверь, что бы там ни говорили. Лживый и жалкий в негативном проявлении, но верный, отважный и самоотверженный в правильном, - учил наставник.

 

И всё было бы прекрасно, если бы в их жизни не появилась Тильда.

Тильда была старше Адама - вампирша из клана тореадор. Но, что более важно, она была из анархов, в то время как Маркус со своим детищем принадлежали Камарилле. Эта изысканная женщина заворожила и покорила сердце гангрела, и увлекла его за собой.

Любовникам оставалось спасаться бегством, ведь Адам знал: вспыльчивый Маркус не  любит предателей.

 

Корвин был в ярости. Однако, к удивлению всех, кто его знал, быстро сменил гнев на милость и убедил остальных, что выходка перебежчика Адама это возрастное. Он приобретет необходимый опыт на своем жизненном пути и, в конце концов, вернется в семью.

 

Так закончился первый этап в новой не-жизни Адама Суинтона. Дальнейшее ее течение было относительно счастливым и размеренным.

Он и Тильда много путешествовали. Она раскрыла своему возлюбленному секреты прорицания, а он ей превращения. Иногда любовники расставались, когда чувствовали, что для их отношений наступило время профилактической разлуки. В таких случаях Тильда отправлялась в любимую Сирию, а Адам в Америку, в Майами. Со временем Суинтона поглощала его депрессия в стиле "что же невежественные люди делают с миром" - сохранившееся наследство от себя-человека. И когда она доходила до края - снова появлялась Тильда, вытаскивала возлюбленного из этого состояния и все начиналось сначала.

 

Адам посвящал свою жизнь искусству - литературе и музыке. Писал андеграунд-рок. Недолюбливал публичное позерство, так что его работы имели известность только в узких кругах. Что же до анархов, Маркус ошибся - Суинтон всецело был предан сообществу, избегал камариллов и дико презирал Шабаш, к которым сбежала безудержная сестра Тильды - еще одна проблема на их шеях.

 

Так человек прошел путь через жизнь ученого отшельника, смерть, жизнь вампира-камарилла, смену лагеря в виде секты анархов, среди которых бок о бок был готов противостоять тому, что считал "злом".

https://www.youtube.com/watch?v=s9MjaOJSKk8

 

 

[Rеi 13 523]

Мит

Приехал в Майами отдохнуть. Чёрт возьми, да! Отдохнуть! Все слышали?!!

 

Чего глаза округлили? Плавки, море и девочки – всё что нужно подрастающему поколению в борьбе  жизненными тяготами и невзгодами. А их хватало, ощерился зубочистками и хлопушками по самое немогу – там ухватил, здесь выучился… С клановой принадлежностью тоже неясно – не то Тремер, покусанный отродьем Малкава, не то это самое отродье, избранное для великой цели – быть пищей Тремер, не то хилый бруха, покусанный двумя другими…

Но:

а) не помнит;

б) не знает;

в) да какая анарху разница.

 

А вообще обычный парень, даром что немного мёртвый.

Техническая сводка:

Клан: Тремер

Дисциплины клановые + Помешательство

Владеет холодным и огнестрельным оружием

Вожделеет подорвать местный сейф ко всем чертям